Текст книги "Случайный попутчик"

Автор книги: Иван Шишкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 48 страниц)

– Ты должен, обязан выжить,– сказал Монах. – Иначе я никогда не прощу себе…

– Я выживу. Обещаю.

– Поклянись, коммодор Каддет, – произнес Монах. Больно было смотреть на него – сейчас такого слабого и старого, растерянного и незащищенного.

– Легко! – веселил его Кадет. – Пожалуйста: клянусь! Не плачь, старина!… Ты помнишь, какие точки нужно массировать, чтобы кости срастались быстрей? – Монах кивнул. – А чтобы не болела голова? Не волнуйся, сядь…

– Сейчас, пожалуйста, сейчас, – торопливо зашептал Монах, оглядываясь на торгующихся Быка и купца, и, сложив руки перед грудью, будто бы молясь, – скажи мне, Каддет, я боялся тебя об этом раньше спросить, теперь похоже – самое время: в том мире, откуда ты, который старше нашего мира на тысячу лет, который умнее и сильнее и, наверное, справедливей, как в вашем мире отвечают на вопрос: для чего живет человек и почему он так страдает? – беззащитным взглядом Монах умолял ответить, снять с его плеч груз. – Это для Книги. Зачем читать книги, если в них нет ответа на этот вопрос?…

– Мы тоже не знаем ответ на этот вопрос,– с горечью ответил Кадет, усадив Монаха и садясь с ним рядом. – Наверное, никто этого не знает, дружище. Или каждый имеет свой собственный ответ на этот вопрос… А наш мир и другие миры, которые я видел, они такие же, как ваш, Монах, и ум и сила и доброта тут не при чем. Меняются вещи, человек не меняется… Знаешь, не торопись заканчивать Книгу, мы с тобой еще не сделали главного. И ты об этом еще не написал в Книге.

– Хорошо, что я встретил тебя на пути моей жизни, – помолчав, тихо сказал Монах. – Я стал… У меня появилась цель. Теперь я хочу жить дальше. Прости, но сначала я не поверил тебе, когда ты рассказывал мне об омоложении, о том, что твои… приб-боры…

– «Приборы»,– поправил его произношение Кадет.

– …приборы… смогут прочесть и сделать вечной мою Книгу…

– Это все правда. Нам надо только добраться до «Робинзона»…

– Да, да, я уже давно в это верю,– в глазах Монаха была боль, одна боль.– Но Судьба…

– Мы еще раз выживем,– подбодрил Монаха Кадет. – А Судьба добра к упрямым, поверь, я знаю это, проверил на своей волосатой шкуре,– попытался он пошутить.

– И я рад, что обязан жизнью тебе, а не кому-нибудь другому, Каддет. Уходи, обязательно уходи, у чугов – смерть… Ты поклялся!

– Я уйду сегодня же. Посылай мне ментограммы, у тебя получится…

– И ты мне посылай, я буду стараться принять их…

– Живи долго! – шепнули они друг другу в неуклюжем мужском объятии, когда торг закончился и купец, сочувственно взглянув на Кадета, сделал Монаху знак следовать за ним.

…Рабы взглядами проводили Монаха, уходящего с купцом. Они шептались о том, что Монаху неслыханно повезло. Монах несколько раз оглянулся, ловя взгляд Кадета, а потом скрылся за высокими повозками.

А Бык тискал в руках свой плоский кошель.

– Умеют же эти купцы торговаться… – недовольно и озадаченно пробормотал он Кадету. – Только два больших серебряка за раба, пускай даже и хромого!… Да он больше стоит, этот хромец!… Ладно!… Урод! Дай мне деревяшку, которая болтается у тебя на шее,– приказал Бык. – Да не ярмо твоего приятеля! Твой амулет!

– Он ничего не стоит, – возразил Кадет, запахнув рубашку, – а потом – это амулет. Ты ведь знаешь, Бык, что бывает, когда силой берешь чужой амулет: ты хочешь взять себе мою Судьбу? – Бык с немой яростью уставился на дерзкого раба. А тот расправил плечи, выпрямился и стал выше Быка, опасен. – Что ты рассказывал про моего хозяина? Возьмешь мой амулет – не станет ли господин Дор твоим хозяином?

Бык ударил без разворота, рукояткой бича по лицу. Умеет… Постоял, убедился, что из рассеченной губы закапала кровь, повернулся и ушел.

– Бык хочет набить кошелек до возвращения домой,– зашептали рабы. – Прячьте амулеты!… А может быть, он продаст кого-нибудь из нас… Если бы он убил Урода, он бы успокоился…

Пустые надежды – удел рабов. Кадет быстро огляделся вокруг… Здесь, на обочине дороги не было места, куда бы он мог спрятать свой диск: валуны, голые камни и горсти камешков, да и потом, десятки глаз нет-нет, да посматривали на него, увидят. Надо сделать что-то неожиданное. Как рассказывал Монах? По здешним приметам чужая невинная кровь – опасность, от следов чужой крови надо как можно скорее избавиться. Он отвернулся, пальцами разодрал рану на губе, собрал обильно закапавшую кровь в ладонь правой руки, а затем, повернувшись к рабам, наблюдавшим за ним, показал им свою кровь, а потом вдруг веером бросил горсть крови в их сторону. С воплями они бросились от него в разные стороны, на бегу осматриваясь в поисках пятнышек, а сам он в это время левой рукой сорвал диск с шеи и метнул его далеко назад и в сторону. Кажется, никто не видел, куда улетел диск.

Уже начали подсыхать раненые губы, уже успокоились и уселись на камни подальше от Кадета рабы, уже прошел час еды, когда опять появился Бык, он торопился, и опять он вел купца. Они шагали рядом, так, как идут договорившиеся обо всем люди. Этот купец был высок и плотен, не так вальяжен, как первый, не имел дорогого кафтана, герба и не держал белоснежный платок у носа. Низшая гильдия. Торговец.

Рабы вскочили на ноги и сгрудились.

– Купи меня, господин,– шептали многие из них торговцу почти беззвучно, а иные вставали на колени. Но торговец не обращал на них внимания.

– Посмотри, уважаемый, на этого урода,– подойдя, с ухмылкой показал на Кадета Бык. – Судьба не милосердна к нему, он куплен для господина Дор, в его знаменитый зверинец, и мы с тобой знаем, что он не проживет долго. Амулет ему уже ничем не поможет, и не нужен. Поговори с ним. Зови его Урод.

– Этот великий воин мне сказал, – торговец показал на ухмыляющегося Быка,– что у тебя есть древняя вещь, магический амулет. Я бы хотел купить его… Дай мне посмотреть на твой амулет, раб.

– Зачем тебе моя магическая вещь, торговец? – спросил Кадет.

– Я собираю всяческие…вещицы, хотя магические встречаю очень редко. И не прислушиваюсь к пустым россказням о магии. Я верю в силу вещи. У меня уже много разных сильных… вещиц. Покажи мне свою вещь, раб. Может быть, я куплю ее у тебя. Если она – необычная.

– Ты готов взять на себя мою Судьбу? – прибегнул Кадет к устрашающему напоминанию.

– Я не верю в эти глупости,– махнул узкой ладошкой торговец. – Так «да» или «нет»? Я могу заплатить тебе, а могу уйти, но великий воин обещал привести людей, которые не побоятся снять у тебя с шеи кусок дерева. Ну, и если они при этом помнут тебе шею – ты сам в этом будешь виноват…

– Те ребята не боятся ничего, и очень любят игры с огнем.– Бык улыбался, потряхивая бичом. – Повеселимся!…

– Хорошо, Бык,– сказал Кадет,– я согласен выйти на арену, как ты хотел. И у тебя будет Имя. Но амулет останется у меня.

Бык отрицательно покачал головой.

– Я передумал, Урод. Ты выйдешь на арену, у владетельного господина Дор, – хмыкнул он. – Ты знаешь, что означает «владетельный господин»? Так знай: это как лорд в королевстве Стерра. Тупое животное! А знаешь ли ты, что означает на нашем языке «дор»?

– Боец на арене.

– Да, предки господина Дор были бойцами на арене. Теперь он сам содержит арену. И зверинец. Сообрази, Урод, как наживает деньги – большие деньги! – господин Дор? И ты выйдешь на арену! Но без амулета! – Он засмеялся. – А вдруг он и вправду магический… Покажи его уважаемому торговцу. Нет? Ну, зову ребят из боевой охраны?

– У меня нет амулета.– Кадет распахнул рубашку и показал грудь.

– Ты, воин, не умеешь вести дела,– недовольно сказал торговец и поджал губы. – Если бы я знал, что это займет столько времени… И впустую…

– Куда ты его дел? – потрясенно спросил Бык. Потыкал Кадета рукояткой бича в грудь, в живот, по спине, между ног. – Проклятый Урод! Куда ты его дел!?

– Я отдал его другу. Которого ты продал. И теперь он со всеми вещами, которые при нем, принадлежит своему хозяину, – уверенно произнес Кадет. – Таков обычай, верно, уважаемый? – обратился он к торговцу. Тот неохотно кивнул.

Бык был в замешательстве, а торговец сделал гримасу и уже хотел уйти, но Бык почти взмолился:

– Подожди, уважаемый, Урод врет, я видел амулет на нем уже после того, как увели старикашку. Где твоя деревяшка, твой амулет, Урод?! – От неудачи и позора Бык свирепел на глазах. Он распустил бич. Торговец поспешно отошел в сторону и оказался вблизи толпы рабов. Бык ударил Кадета с оттягом, рубашка на спине лопнула, полетели клоки волос с головы, закапала кровь. – Я тебя сейчас убью!… Я тебя сейчас убью!…

– А тридцать золотых империалов?… – насмешливо спросил Кадет. – Ты разоришься, Бык!…

Бык ударил бичом ближайших рабов.

– Купи меня, добрый господин,– подняли крик рабы и потянули к торговцу руки. – Спаси меня, добрый человек! – Торговец попятился.

– Тихо! – щелкнул бич Быка. – Тихо! Сейчас, господин, сейчас!… Я знаю, как с ними обращаться!… Тихо! Слушайте и послушайтесь! Того, кто скажет, куда Урод подевал свой амулет, я подарю этому господину.

– Мне не нужны рабы…– слабо возразил торговец.

– Я жду! – бич Быка легонько щелкнул. – И добрый господин ждет, кто ему услужит…

Глупая надежда и тупой страх – родители предательства:

– Урод бросил свой амулет с шеи за камни,– сдавленно крикнул из толпы рабов молодой голос. – Я видел!… Я покажу!… Я принесу!…

…Торговец повертел в руках диск, взвесил на ладони, прищурившись, порассматривал тонкую резьбу:

– Я куплю эту вещь,– сказал он Быку, но смотрел на Кадета, брошенного Быком на почву. Крепкий грубый ботинок Быка прижимал голову Кадета к камням. – Необычная вещь, откуда она?

– Из Срединных земель, – быстро ответил Кадет. – Не покупай эту вещь, торговец. Она принесет тебе и твоей семье много несчастий! Самых ужасных! Поверь, я хочу тебе только добра!…

– Не слушай его, почтенный торговец,– Бык презрительно скривил губы.– Покупай у него амулет! – Торговец не казался ни напуганным, ни смущенным. Или не подавал вида.

– Что ты делаешь с купленными амулетами, торговец? – Кадет вытащил голову из-под ботинка Быка.

– Я их просто собираю, в моем доме,– неожиданно охотно объяснил торговец. – Одни собирают деньги, другие – женщин,– с усмешкой произнес он,– а я – вещицы. Деньги можно потерять, женщины – надоесть, а за каждой необычной вещицей – история и загадка. Твоя вещица мне понравилась. Она и взаправду, – он кивнул Быку, – необычная. Такая большая, но легкая. Она пустая внутри?

Паника холодными пальцами схватила Кадета за горло.

– Не вздумай ломать его,– торопливо, хрипло произнес он. – Сила, заключенная в нем, сожжет все вокруг, один раз так уже случилось.

– Я не ломаю вещи,– оскорблено произнес торговец. – Я их изучаю. Я дам за эту вещь… два маленьких серебрячка, – осторожно добавил он.

– Две бутылки вина?! Разве это цена, мой господин!? – искренне оскорбился Бык. -Урод, ведь твой амулет стоит гораздо больше, верно?… Ведь он же – древний. И сильный, да?

– Послушай, Бык! – медленно сказал Кадет.– Ты хотел получить за меня тридцать империалов. Неужели ты согласишься на две маленькие серебряные монетки? Этот амулет – это я. – Бык согласно кивал головой. – Значит, он стоит тридцать империалов.

– Глупости! Я покупаю не тебя, не твою Судьбу, раб, а твою вещь,– назидательно произнес торговец, он рассердился. – Мне нет дела до тебя. Может быть, ты и стоишь названную тобой сумму, но не эта маленькая вещь.

– А если я лишусь силы без амулета, а, Бык? – сказал Кадет.

– Значит такая у тебя Судьба, Урод, – засмеялся Бык. – Значит, господин Дор просто скормит тебя своим зверям.

– Ну, ладно, три маленьких серебрячка! – предложил торговец.– Решай, раб, и я пойду. Надо торопиться, Светило уже в зените.

– Откажись от сделки, Бык,– заторопился Кадет. – Ты ничего не выгадаешь. Я расскажу тебе, как ты на мне заработаешь очень много денег…

– Не хочешь лишиться амулета…– осклабился Бык. – Эх, знать бы мне раньше… По рукам! – весело крикнул Бык купцу. И протянул открытую ладонь, – хлопни мне по ладони и забирай амулет!

– Воин, но ты знаешь правило: до захода Светила деньги должны остаться у раба,– напомнил торговец.

– До захода Светила…– кивнул Бык. – Плати ему, и дело с концом! – Бык довольно засмеялся.

– Я хочу попрощаться с амулетом,– сказал Кадет. – Иначе сделка не будет считаться добровольной. – Он лихорадочно обдумывал ситуацию: если сейчас каким-нибудь способом расстроить сделку с торговцем, Бык обязательно отберет диск и будет искать способ его уничтожить, значит, придется подыграть торговцу, но заставить его беречь диск…

Торговец вопросительно посмотрел на Быка. Бык скривился, но все-таки кивнул головой, соглашаясь. Из рук торговца Кадет взял диск бережно, в обе ладони. Приложил его к одной щеке, к другой, потер им лоб. Дерево, или то, что казалось темноватым деревом, было теплым. Он провел пальцами по едва ощутимому рисунку-символу Цивилизованного Пространства на выпуклых поверхностях, по боковым ребрам, ощупывая знакомые фиксаторы защитных крышек, которые выглядели как маленькие случайные бугорки или наросты на ребре диска. Со стороны могло показаться, что он молится или плачет, – кто-то из рабов неподалеку то ли всхлипнул, то ли судорожно вздохнул.

– Я не продаю – я дарю тебе мою Судьбу, мой священный амулет, – как можно торжественней произнес Кадет для торговца. И, сосредоточившись, посмотрел ему в глаза, в самую глубину левого зрачка – такой взгляд запоминается. Это кодирование. – Не разрушай его неосторожным поступком. Вдруг я вернусь и спрошу? – И резко протянул амулет ему. Торговец казался потрясенным.

– Даришь?! – Он осторожно взял в руки амулет-диск, еще раз оглядел его со всех сторон и, кажется, заколебался – брать или не брать его. Подумав, он пожал плечами, оценивающе посмотрел на Быка, на Кадета, и осторожно опустил амулет в большой карман кафтана. – Я принимаю твой подарок,– сказал он. – Могу я что-нибудь подарить тебе?

– Нет, торговец, Бык отберет у меня твой подарок. Просто запомни меня. И назови себя,– потребовал Кадет. – Я должен это знать, таковы правила дарения.

– Торговец Ааврон из порта Дикка,– неохотно назвался купец, собираясь уходить. – Мне жаль, раб… Я сохраню твой амулет.

– А плата!? – закричал Бык. – Почтенный!…

– Какая плата! – возмутился Кадет. – Это подарок, Бык, я подарил амулет торговцу. Ты привел его, ты рассказал ему про мой амулет, мы поговорили, и я ему дарю свой амулет, – сказал Кадет,– на счастье,– добавил он с нажимом.– Я не слыхал, что у чугов берут деньги за подарки…

– А мои старания? – растерянно произнес Бык. Торговец поморщился. – Нечестная сделка, Ааврон! – закричал Бык.– Я расскажу всем в Империи какой ты проныра…

– Ты сам привел меня сюда, ты указал мне на интересную вещь, я получил эту вещь,– рассудительно и спокойным голосом произнес торговец. – Верно? Ты – посредник. Тебе полагается пятая часть от цены сделки. У этой вещи нет цены, верно, воин? Как мне передать тебе пятую часть от ничего?

– Это нечестно! – опять закричал Бык с отчаянием в голосе. Кадет еле сдержал ухмылку – таким он Быка видел первый раз. – Ты получил, он потерял, а я? Как это может быть?

– Это – честная сделка,– самодовольно произнес торговец.– Сделка! Когда будешь рассказывать про нее, не забудь все подробности. И не обращай внимания, если люди будут смеяться над тобой.

Бык в ярости зарычал, как зверь, так страшно, что рабы присели на корточки. Торговец нахмурился.

– Но я…благодарен тебе,– сказал он. – Вот!… – Торговец пошарил в поясном кошеле и протянул Быку маленькую монетку. – Не рассказывай про нашу сделку!

– Ладно, – приняв монетку, согласился Бык.– Но ты о ней тоже не рассказывай… Умеете же вы, купцы, торговаться…

– Это ремесло, как твое, как любое другое… – назидательно изрек торговец. – Надо стараться!

– Куплю вина! – весело сказал Бык, подбрасывая монету на ладони и любуясь ей. – Еще добавлю деньги за старикашку и куплю целый мех! Я выпью его, – сказал он торговцу,– с друзьями. Мы уже почти дома!

– Скажи, воин, почему в Империи так выросли цены? Я не помню такой плохой торговли. Я никогда так мало не наживал.– Торговец не торопился уйти.

– Перед войной всегда растут цены,– важно произнес Бык. – Зато потом – падают.

– Будет война? – заинтересовался торговец, заглядывая Быку в лицо. Бык приосанился.

– Я обещал тебе раба,– напомнил он торговцу. – Возьми любого, а хочешь того, который разыскал амулет? Все равно он не доживет до завтрашнего полудня – его либо рабы задушат ночью, либо я утром скормлю нашим собачкам…

– Нет. Однажды предавший, и еще предаст… – ответил гиккейской поговоркой торговец. Уходя, он оглянулся на Кадета. Кивнул ему. Кадет ответил ему длинным твердым взглядом, притягивающим, запоминающимся, заглядывающим в сердце – таким, что торговец споткнулся.

– Умеют же эти купцы торговаться! – с восхищением и почти по-приятельски сказал Бык Кадету, катая монету на ладони. – Что, Урод, жаль амулет? – Он расхохотался. – Теперь ты вообще никто: у нас в Империи амулетов нет только у животных. Даже рабам позволено иметь амулеты! А у тебя – ничего нет!… Можешь убить предателя – хоть такое утешение я тебе подарю. Можешь даже съесть его – дневной еды у вас сегодня не будет. Сегодня вы много отдыхали.

После ухода Быка рабы сели. Они о чем-то тихо шептались на неизвестном языке, посматривая на Кадета, отвернувшегося от них.

Он сразу лишился и Монаха и диска. Было две надежды, две опоры в этом чужом и опасном мире, не осталось ни одной. Но отчаяния не было. Нагромождение препятствий на пути к цели было знакомо ему. В прежней его жизни такое случалось много раз, и до сих пор ему всегда удавалось достичь цели, а единственным абсолютным условием успеха всегда было одно: надо было выжить. Вот и сейчас – он был пока здоров, и сила его не убыла. Кадет вздохнул, ему было грустно, и тревожили мысли о Монахе.

Сзади раздался негромкий шорох, он резко обернулся, готовый к защите, но она не требовалась: к нему осторожно приблизились три взрослых раба. Двое держали извивающегося у них в руках подростка-предателя, а третий зажимал ему рот.

– Убей его,– с трудом подбирая слова, произнес по гиккейски один из рабов. – Он нам не нужен.

Кадет отрицательно покачал головой. Рабы о чем-то посовещались и бросили подростка на камни. Он сжался в комок, втянул голову в плечи и закрыл глаза. Так он пролежал, как мертвый, не шевелясь, до того самого времени, когда тронулся в путь караван купцов. Мимо неторопливо покатились огромные повозки. Иногда за ними брели купленные рабыни, но Кадет Монаха не увидел, и понадеялся, что ему разрешили ехать в повозке, и его рана не разболится больше обычного. А подросток отбежал куда-то подальше от Кадета, спрятался в нестройной толпе.

…Они снова шагали по каменистой укатанной колесами повозок дороге, шаг за шагом преодолевая плоскогорье. Далеко слева, на западе, горы становились все выше, образуя гряду старых выветренных гор, а спереди и справа к ним приближалась другая, низкая гряда, за которой, как было нарисовано в Книге Монаха, и находятся земли Империи чугов. Дневной переход был длинный, очень длинный, потому что караван нагонял время, потерянное днем.

Вечером Кадет не ужинал. Уходить надо налегке. Да и в дороге два сухаря – вечерняя порция его еды – ему пригодятся.

В глубоких сумерках, когда прохлада легла на камни росой, а рабы уже начали сползаться ближе друг к другу в поисках тепла, но, встревоженные необычным многоголосьем криков и зычного мужского хохота в женском лагере, еще не спали, а Кадет решил, что сегодня его не закуют в цепи, шум приблизился, и вскоре во главе веселой подвыпившей компании надсмотрщиков с факелами в руках появился Бык. Он был в хорошем настроении и без бича в руке. Вместо бича у него в руке болтался полупустой мех вина.

– Давай, показывай! Ты нам обещал!… – орали незнакомые надсмотрщики Быку. – Мы хотим сами увидеть!

– Давайте завтра! – гоготал Бык.– Я устал от этих ваших баб, сколько вы их мне притащили? Что ж они так кусаются! И еще – я наелся! У меня сейчас нет аппетита!

Надсмотрщики еще громче и веселей захохотали: «Нет аппетита!!!». От смеха они приседали и топали ногами.

– Бык! Вдруг завтра нас встретит имперский патруль, уже не повеселишься! – уговаривали Быка приятели. – Давай сейчас!

Шум и свет факелов привлек внимание боевой охраны, и три всадника в полном боевом облачении с подскакали к веселящимся. У одного, старшего, в руке был факел, а у двух других – длинные гибкие пики.

– В чем дело? – громко и сурово спросил воин с факелом. Пики были взяты наперевес. – Почему не брошена пограничная веревка?

– Приветствую тебя, господин! – уважительно сказал Бык, сделав несколько шагов воину навстречу и поклонившись.– Не беспокойся, сейчас все будет в порядке и по правилам. Мое прозвище, с твоего позволения, Бык, это моя сотня рабов, а мы с друзьями хотим напоследок повеселиться, присоединяйтесь к нам, доблестные воины Императора, прошу. Еще есть немного вина…

– А-а, это опять ты, великан, – узнал Быка старший воин. – Мне сообщили, что ты устроил большой переполох, в женском лагере, – в его ровном суровом голосе прозвучала насмешливая нота.

– Это правда, мой господин,– согласился Бык, но голос у него не был виноватым. – Большой переполох.

– Одиннадцать рабынь сегодня познали силу Быка! – в два голоса крикнули веселящиеся надсмотрщики.

– Одиннадцать?!… Это правда? – недоверчиво и как бы растерявшись, спросил воин.

– Как мы смеем лгать тебе, господин! – загалдели надсмотрщики. – Одиннадцать! Мы считали! А первых трех Бык просто разорвал своим огромным корнем! Теперь они уже ни на что не годны.

– Бросьте их завтра собакам, им всегда мало еды. Пусть домой собаки прибегут сытыми,– изрек старший воин.

– Конечно, господин! Как ты мудр!

– Одиннадцать! – озадаченно повторил воин. – Это действительно достойно похвалы. Пусть все знают силу чугов. Ха-ха-ха… корня чугов… А в чем теперь веселье?

– Тебе понравится, господин, – скромно произнес Бык. – Ты мне позволяешь?

– Делай то, что хотел, но побыстрее,– сказал суровый воин и поудобней устроился в седле. Пики опустились к земле. – Дай-ка попробовать твоего вина, Бык…

– Это для меня большая честь, господин, – Бык передал мех с вином. – Только, прошу, оставьте мне один глоточек… запить.

– Запить! Ему запить надо! – Расхохотались надсмотрщики. – Давай, Бык, не тяни, начинай!

– Выше факелы! – Бык хотел внимания. – Встать, собачье мясо! – заорал он на рабов. Рабы вскочили на ноги и сгрудились. – Где тот мальчишка, что услужил мне сегодня? Пусть выйдет!

Рабы вытолкнули вперед подростка. Тот упал на колени, свернувшийся комочек умирающей от страха плоти.

– Я тобой доволен,– поставив ногу в огромном ботинке на спину раба, важно произнес Бык. – И я подарю тебе маленький кусочек жизни сверх той, которая была бы у тебя – в серебряных рудниках. Ты будешь служить. Мне! В моем доме!

– Спасибо, великий господин,– чуть слышно пролепетал подросток.

– И хорошо служить!

– Любое твое желание, господин…

– А то брошу тебя моим собакам.

– Я буду самым послушным из твоих рабов, мой господин!… – прошелестело в воздухе среди тишины.

– Тогда ставлю тебе мое клеймо!

Бык внезапно нагнулся и левой рукой вздернул подростка за ногу в воздух и в полном молчании окружающих принес его в центр, освещенный факелами. Там он рывком сорвал с подростка всю одежду, и голое полудетское тело заплясало в кругу колеблющегося света. Бык поднял подростка повыше, повертел в воздухе, чтобы все, кто хотел, увидели болтающееся у земли лицо с гримасой животного ужаса, судорожно дышащую худую грудь и спину и втянутый живот.

Все замерли и замолчали. А потом в свободной правой руке Быка оказался маленький нож-кадык, он бабочкой сверкнул в паху подростка, раздался пронзительный вопль, в ладонь Быка упала отсеченная мошонка, подростка Бык отшвырнул в сторону рабов, а сам направился в круг света, что-то вороша ножом на ладони. Подойдя к примолкнувшим зрителям, Бык показал им лежащие в его большой широкой ладони два маленьких голубоватых яичка. Кто-то из надсмотрщиков охнул. А затем Бык бросил яички в рот. Покатал их языком, довольно загоготал, глядя на перекошенные лица своих приятелей и сомкнул зубы. Раздался негромкий хруст. Бык с закрытыми глазами неторопливо жевал, потом протянул руку, и старший воин торопливо передал ему мех с вином. Бык сделал два больших глотка, сплюнул и рыгнул.

– Вся сила – в мужских камешках,– уверенно произнес он среди полной тишины. – Ну, кто со мной на деньги спорил?

– Ой, Бык!… – загалдели приятели, обступили Быка,– это надо ж!……Как охранник-людоед!…И денег не жалко, такое кому рассказать…Бык всех своих рабов холостит,– рассказывал кто-то из них. – Чтобы в доме был только один мужчина, хе-хе-хе… За твое здоровье, Бык!…

– Господин,– Бык подошел к старшему воину, протягивая ему мех,– тебе понравилось?

– Это было… Ты меня удивил. Я расскажу о тебе командиру моего полка, Бык, – еще раз приложившись к вину, пообещал Быку старший воин. – Пожалуй, твое место в строю воинов… А сейчас расходитесь…

Уже в полной темноте, спотыкаясь об шарахающихся от него рабов, Бык отвел Кадета за пределы ночевки своей сотни, вглубь лагеря – к провиантским повозкам и низким походным шатрам надсмотрщиков и боевого охранения. По дороге Кадет считал шаги и запоминал маршрут. Неплохо видящий ночью, он в первый раз оценил громадность лагеря. Бык запустил руку в глубину одной из повозок, пошарил там, послышался звон и скрежет металла. Кадет быстро осматривался, запоминая расположение группок рабов. Бык все звенел металлом. Наконец, он нашел то, что искал: медный ошейник, ножные и ручные кандалы, короткие и длинные цепи. Жестом приказал Кадету лечь. И туго заковал. Но руки – слава Судьбе! – заковал спереди. А цепь тяжелого медного ошейника примотал к ближайшему тележному колесу. Но сразу не ушел, сел рядом.

– Хочешь убежать… – произнес он убежденно. – Я знаю рабов… Половину жизни живу рядом с ними. Рабы – уже не люди, боятся смерти и не замечают, что уже мертвы. А ты еще не раб. Ты еще не боишься смерти. Рабом тебя сделает господин Дор. – Бык сплюнул.– На зубах зверей господина Дор ты умирать будешь долго и больно. Их так учат, чтобы они сначала отрывали у женщин – груди, а у мужчин – камушки. Тебе оторвут камушки. А потом вгрызутся в живот, – Бык потрогал кандалы и цепи, опутывающие Кадета. – После камушков у меня всегда живот болит.– Он опять срыгнул и сплюнул.– А у вас на Срединных Землях тоже есть рабы? – Кадет молчал, лежа на спине и разглядывая звезды. Чужие и незнакомые. – Так что ты придумал, чтобы я на тебе заработал много денег? – негромко и вкрадчиво спросил Бык. – Может, я еще передумаю отдавать тебя господину Дор?… У меня есть тридцать золотых империалов, я могу возвратить ему его деньги, если ты знаешь способ заработать больше. Ну? – Кадет опять промолчал. В это время начальник каравана затрубил в рог, подавая псарям сигнал выпускать собак-охранников. Бык сплюнул. – У тебя для разговора со мной остался только один день, завтра, Урод,– не выдержав долгого молчания, раздраженно сказал Бык, пнул Кадета ногой и ушел.

Кадет дождался, когда потревоженные Быком рабы успокоятся и опять начнут собираться для тепла в плотные кучи, поодаль от него, и, упершись ногами в колесо тележки, натянул цепь ошейника. Тяжелая цепь, выкованная из мягкой меди, даже не звякнула. Собрался, напряг спину, жестко взял цепь и потянул ее на себя. Повозка вздрогнула. Кадет еще сильнее уперся ногами в колесо. Обычно самое слабое звено – первое возле ошейника. Потому что при холодной ковке точному удару молота мешает ребро ошейника… Слабое звено разогнулось. Так, он отцепился от повозки.

Кадет отдохнул, решая – порыться ли в повозке? Вдруг там есть и оружие? Но решил не рисковать, потому что его движения сковывали нагрудная и заспинная цепи. Поджал скованные ноги, прижал руки к груди и начал осторожно, но без остановок, перекатываться по твердой неровной почве к граничной веревке. Ему предстоял неблизкий путь по сложному маршруту. Иногда цепи позвякивали или скреблись о камни, и, конечно, рабы в ближайших кучках слышали эти звуки и видели, что он все дальше откатывается от них, и понимали, что он делает, но делали вид, что ничего не замечают, отворачивались или отводили глаза. Завтра они скажут, что спали, когда Урод перекатился через пограничную веревку.

На расстоянии прыжка от веревки Кадет перестал катиться, осмотрелся. Подходящее место. Слева впереди в полусотне шагов – нагромождение валунов. Породы здесь твердые, значит, он найдет осколок с острыми краями. Он заляжет за валунами и займется ножными кандалами. Хорошо. Плохо только то, что он все-таки немного устал. Ослаб. Все, пора!

Кадет устроился на боку поудобней. Теперь – самое опасное: собаки-охранники, людоеды, рыскающие в окружности ночлежного лагеря, вдоль его границы. За последние ночи он неплохо с ними познакомился. Они всегда были очень голодны и очень азартны: весь доступный ему общий с ними канал ксеносознания занимали две мысли – охота и еда. Почти как у леонидянских собак. Опыт, полученный не так давно на планете Тропики, пригодится. Пока он точно знал, что у здешних собак-людоедов было неглубокое и узкое сознание, легкое для проникновения – обычный результат дрессировки, построенной на инстинкте голода. И их идолы наслаждения и отвращения легко определились прошлой ночью. Риск, конечно, есть… Но вполне приемлемый риск.

Кадет сосредоточился, глубоко вздохнул и, рассчитано ударил себя по носу. Ноздри заложило. По особому зажав пальцами нос, он начал с силой продавливать в узкую щель воздух. Человеческое ухо при этом слышало лишь негромкое мокрое сопение, но любой зверь-охотник легко улавливал ультразвуковую волну крови. Так приманивать добычу на охоте его научили добродушные аборигены на Сумерках – маленькой теплой туманной и болотистой планете, гибельной для здоровья, где он занимался разведкой трансурановых руд. Много лет назад.

Уже через час в двух шагах от Кадета собрались все одиннадцать собак. Стремительные, высокие и поджарые, длинноногие, с узкими вытянутыми вперед челюстями. С мертвыми белесыми глазами. Самки. У них не было вожака, каждая из них была сама по себе. Очередное подтверждение классической теории: в любых биологических видах млекопитающих женские особи более зависимы, организуемы и управляемы.

Сначала они беспокойно бегали вдоль пограничной веревки, вытягивая длинные морды в сторону лежащего Кадета. Ультразвук возбуждал их, будя рефлексы охоты.

Неторопливо и тщательно он мысленно нарисовал для собак образ тучного вола из каравана купцов, дивно пахнущего горячим навозом и сытной густой кровью и сладкими слюнями, свисающими изо рта… Вол неторопливо переходил от одного островка травы к другому, помахивая хвостом и потряхивая головой… У самых нетерпеливых собак потекла слюна и они начали облизываться. К нарисованной картине безмятежно жующего вола Кадет добавил сочное чавканье и тонкий вкус его живого мяса, и собаки застонали и крепко натянули невидимые поводки, на которых он держал их. Он прибавил к нарисованной картине изображение предгорного ущелья, в котором день назад располагался ночной лагерь, и скоро одна за другой собаки вспомнили это место, и их нетерпение усилилось. Кадет ощущал беспомощное царапание их слабых ментограмм об нарисованный им образ вола. Обычно безголосые, сейчас собаки тихо скулили и перебирали ногами. Вол поднял хвост, и струя жидкого навоза хлынула на почву. Собаки подняли головы, ловя направление от которого шел этот упоительный запах теплых кишок… Они запомнили направление… Но их сбивал с толку, им мешал запах человека, дурной запах грязного потного раба. Они принюхивались к Кадету, лежащему от них на расстоянии прыжка, держа носы по-над самой веревкой, и тогда он вбросил им в сознание из своей памяти, ранней детской памяти, готовый образ, ночной кошмар всех детей Урду – образ взрослого горного паука-вампира с родной ему планеты. Огромный, костлявый и жесткий, с узким длинным жалом, на конце которого висит капелька желтого яда, между круглыми плоскими глазами. Беспощадный и голодный. За таким собаки не пойдут по следу, вернувшись к лагерю, на такого не бросятся молча и внезапно. На пределе силы связи сознаний, едва удерживая собак от бегства, Кадет перекатился через пограничную веревку и разорвал связь. Собаки попятились. Паук медленно распрямил восемь своих тонких суставчатых ног, поводил круглой лысой головой по сторонам, осматриваясь, и вдруг стремительно засеменил в сторону ближайшей собаки, туловище его раскачивалось, жало целилось в живот… Собаки-людоеды бросились в разные стороны от Кадета в темноту. И молча.