Текст книги "Воспоминания советского посла. Книга 1"
Автор книги: Иван Майский
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 41 страниц)
Когда совершилась Октябрьская революция, Ф. М. Степняк вначале растерялась. Подобно многим другим представителям своего революционного поколения, она довольно долго не могла понять «большевистскую Россию». Однако постепенно настроения Фанни Марковны стали меняться. Несмотря на свой возраст (ей было уже за 60), она почувствовала что-то родное в быстро крепнувшем Советском государстве. Ей стало казаться, что существует какая-то связь между новой революционной властью и мечтами ее молодости.
В 1925 г. я приехал в Лондон в качестве советника нашего полпредства. Я разыскал Фанни Марковну и вновь постучался в дверь ее скромного жилища на Финчли Роод. Она встретила меня с известной сдержанностью, но очень скоро лед был сломан, и старая дружба восстановлена. Мы много говорили с Фанни Марковной – о революции, о советской власти, о коммунистической партии, о наших стремлениях и планах на будущее. Она часто закидывала меня десятками трудных вопросов и требовала на них прямого и честного ответа. Иногда мы жестоко спорили и не могли прийти к соглашению. Но все-таки мои слова производили на Фанни Марковну известное впечатление: ведь я был для нее «свой человек», один из старых эмигрантов, и ей легче было поверить мне, чем новым людям, которых она раньше не знала. Перелом, начавшийся в душе Фанни Марковны уже прежде, теперь окончательно завершился. Когда в июне 1927 г., после разрыва англо-советских отношений, наше полпредство покидало Лондон, я оставлял Фанни Марковну другом Советского Союза. Перед отъездом в Москву, я зашел к пей попрощаться. Фанни Марковна тепло похлопала меня по плечу и с чувством сказала:
– Я не всегда согласна с вами, большевиками, но я знаю одно – Россия сейчас находится в хороших руках.
Ф. М. Степняк умерла в Лондоне в мае 1945 г. в возрасте около 90 лет. За несколько лет перед тем она при посредстве моей жены, которая, как уже упоминалось, работала в Лондоне в качестве корреспондента ИМЛ, передала Советскому Союзу архив своего покойного мужа.
В ознаменование революционных заслуг С. М. Кравчинского и ее самой, Советское правительство в течение многих лет выплачивало Ф. М. Степняк пожизненную пенсию.
Теперь, много лет спустя не только после смерти Кибальчича, но и после рассказа Зунделевича, я могу прибавить к вышесказанному несколько заключительных слов.
В августе 1917 г., уже после падения царизма, в архивах департамента полиции был найден запечатанный пакет, в котором находился проект Кибальчича и относящиеся сюда документы. Из этих материалов выяснилось, что Кибальчич закончил свой проект 23 марта 1881 г., т. е. через шесть дней после своего ареста. Тюремная администрация сообщила Кибальчичу, будто бы его проект передан техническим экспертам, и Кибальчич со дня на день (а дней в его распоряжении было так мало) лихорадочно ждал ответа ученых. Не получая его, он 31 марта, т. е. за два дня до казни, обратился к министру внутренних дел со следующим письмом:
«По распоряжению вашего сиятельства, мой проект воздухоплавательного аппарата передан на рассмотрение технического комитета. Не может ли ваше сиятельство сделать распоряжение о дозволении мне иметь свидание с кем-либо из членов комитета по поводу этого проекта не позже завтрашнего утра или, по крайней мере, получить письменный ответ экспертизы, рассмотревшей мой проект, тоже не позже завтрашнего дня».
Разумеется, Кибальчич не получил никакого ответа на свое письмо, ибо на самом деле с его проектом произошло вот что: 26 марта 1881 г. начальник жандармского управления генерал Комаров представил проект в департамент полиции. На донесении Комарова сделаны были две пометки: 1) «приобщить к делу о 1 марта» и 2) «давать это на рассмотрение ученых теперь едва ли будет своевременно и может вызвать только неуместные толки». В результате проект Кибальчича был запечатан в конверт, подшит к делу и пролежал в архивах департамента полиции свыше 36 лет. Только революция его открыла и сделала всеобщим достоянием. В чем же состоял проект Кибальчича?
Проект был озаглавлен так: «Проект воздухоплавательного прибора. Бывшего студента Института инженеров путей сообщения Николая Ивановича Кибальчича, члена русской социально-революционной партии». Затем следовал текст, который начинался словами:
«Находясь в заключении, за несколько дней до своей смерти, я пишу этот проект. Я верю в осуществимость моей идеи, и эта вера поддерживает меня в моем ужасном положении. Если же моя идея, после тщательного обсуждения учеными специалистами, будет признана исполнимой, то я буду счастлив тем, что окажу громадную услугу родине и человечеству. Я спокойно тогда встречу смерть… Поэтому я умоляю тех ученых, которые будут рассматривать мой проект, отнестись к нему как можно серьезнее и добросовестнее и дать мне на него ответ как можно скорее».
Переходя далее к существу проекта, Кибальчич писал: «…прежде всего я остановился на вопросе: какая сила должна быть употреблена, чтобы привести в движение такую машину». Рассмотрев затем под этим углом зрения силу пара, электричества и мускулы человека, Кибальчич пришел к выводу, что ни одна из перечисленных сил не годится для целей воздухоплавания и из своего анализа сделал следующий вывод:
«По моему мнению, такой силой являются медленно горящие взрывчатые вещества. В самом деле, при горении взрывчатых веществ образуется более или менее быстро большое количество газов, обладающих в момент образования громадной энергией». Далее Кибальчич ставил вопрос:
«Но каким образом можно применить энергию газов, образующихся при воспламенении взрывчатых веществ к какой-либо продолжительной работе?».
И отвечал:
«Это возможно только под тем условием, если та громадная энергия, которая образуется при горении взрывчатых веществ, будет образовываться не сразу, а в течение более или менее продолжительного промежутка времени. Если мы возьмем фунт зернистого пороха, вспыхивающего при зажигании мгновенно, спрессуем ого под большим давлением в форму цилиндра, и затем зажжем один конец этого цилиндра, то увидим, что горение не сразу охватит цилиндр, а будет распространяться довольно медленно от одного конца к другому и с определенной скоростью… Представим себе теперь, что мы имеем из листового железа цилиндр известных размеров, закрытый герметически со всех сторон и только в нижнем дне своем заключающий отверстие известной величины. Расположим по оси этого цилиндра кусок прессованного пороха цилиндрической же формы и зажжем его с одного из оснований… При горении образуются газы, которые будут давить на всю внутреннюю поверхность металлического цилиндра, но давления на боковую поверхность цилиндра будут взаимно уравновешиваться, и только давление газов на закрытое дно цилиндра не будет уравновешено противоположным давлением, так как с противоположной стороны газы имеют свободный выход – через отверстие в дне. Если цилиндр поставлен закрытым дном кверху, то, при известном давлении газов, величина которого зависит с одной стороны от внутренней емкости цилиндра, а с другой – от толщины куска прессованного пороха, цилиндр должен подняться вверх».
Кибальчич далее сделал схематический рисунок проектируемого им летательного аппарата, привел некоторые соображения относительно его возможного действия и высказал интересные мысли о способах регулирования его движения. Подробных расчетов в проекте не было, да и могло ли быть иначе? Кибальчич писал: «будучи на свободе я не имел достаточно времени, чтобы разработать свой проект», а «в настоящее время я, конечно, не имею возможности достать нужные для этого материалы» (См. ст. «Проект воздухоплавательного аппарата И. И. Кибальчича». – «Былое», 1918, №4-5, стр. 113-125).
Таким образом, перед нами лишь идея летательной машины, а не ее технически обоснованное выражение. Однако эта идея способна вызвать волнение в сердце каждого современного человека: ведь эта идея нам хорошо знакома! Ведь это та самая идея ракеты с реактивным двигателем, которая в наши дни нашла столь конкретное техническое выражение и с которой так много связано в грядущих судьбах человечества…
Однако за те 36 лет, которые проект Кибальчича пролежал в архиве департамента полиции, многое в мире изменилось. Наука шла неудержимо вперед, и к тому моменту, когда этот проект вышел из своей бумажной могилы, он естественно оказался отставшим от жизни. Ибо на рубеже XIX и XX вв. К. Э. Циолковский подарил миру свои замечательные труды по аэронавтике, в которых идея ракеты с реактивным двигателем оделась уже в костюм точных расчетов и математических обоснований. Вполне справедливо поэтому мы считаем К. Э. Циолковского родоначальником космических{30} ракет c реактивными двигателями. Однако мы не должны все-таки забывать, что Циолковский писал свои труды через 15-20 лет после Кибальчича, писал на свободе и располагал для этого необходимыми источниками и временем. Отдавая должное Циолковскому, было бы несправедливо забывать о Кибальчиче, об его великолепной идее, предвосхитившей основную линию дальнейшего развития в области аэронавтики, Было бы несправедливо также забывать о том подлинном величии духа, которое Кибальчич проявил в последние трагические дни своей жизни, когда, отметая всякую заботу о личной судьбе, он думал только о науке и только об интересах человечества.
Ленсбери Джордж (1859-1941) стал социалистом в 1890 г., муниципальным советником избран в 1903, депутатом парламента в 1910 г. Был министром общественных работ во втором лейбористском правительстве 1929-1931 гг. и лидером лейбористской фракции в палате общин в 1931-1935 гг.; дважды – в 1919-1920 и 1936-1937 гг. – избирался мэром Поплара (одного из наиболее пролетарских районов Лондона); был организатором трудовых колоний для безработных. Одно время редактировал газету «Дэйли Геральд».
Как принципиальный пацифист, Ленсбери всегда выступал против войны, но методом предупреждения войны он считал только убеждение инакомыслящих. Насколько прямолинейно-догматически он проводил эту линию, свидетельствует следующий нелепый факт: в 1937 г. Ленсбери совершил паломничество к Гитлеру и Муссолини и пытался убедить их не начинать войну! Можно себе представить, как должны были хохотать эти международные бандиты, принимая у себя престарелого апостола непротивления. В годы, предшествовавшие второй мировой войне, Ленсбери покровительствовал различным пацифистским организациям в Англии, среди которых были очень подозрительные группировки. Каковы бы ни были личные мотивы Ленсбери, объективно он делал вредное дело. Но такова уж судьба оппортунистов даже в тех случаях, когда субъективно они являются честными людьми.
За полвека, прошедших со времени моего путешествия по Ланкаширу в 1913 г., в жизни английских рабочих произошли известные перемены. Сейчас они больше интересуются политикой, в квартире рабочего чаще можно увидеть книгу; тред-юнионы относятся к культурно-просветительной работе среди членов сочувственнее, чем в начале этого столетия; лейбористская печать находит среди рабочих гораздо большее распространение, чем перед первой мировой войной. Однако все эти изменения не настолько велики, чтобы количество перешло в качество. Футбол играет сейчас не меньшую роль, чем в 1913 г. Что же касается потребления алкоголя, то, по-видимому, все остается по-старому. Об этом свидетельствует, например, следующий любопытный факт, имеющий более чем местное значение.
В начале 1958 г. лейбористский депутат Симмонс от округа Брирли Хилл в Стаффордшире внес в парламент билль, согласно которому в клубах не разрешалось отпускать алкогольные напитки лицам до 18 лет, а детям до 14 лет вообще запрещался вход в клуб, за исключением специально устроенной для них «детской комнаты». И что же? Правление рабочего клуба в Брирли Хилл потребовало от Симмонса, чтобы он взял назад свой билль, грозя в противном случае, что все 600 членов клуба откажутся поддержать Симмонса на ближайших выборах. Несколько других клубов в том же округе присоединились к инициативе клуба в Брирли Хилл. Поскольку Симмонс на выборах получил большинство всего лишь в 949 голосов, угроза клубов имела очень серьезное значение и могла привести к его провалу. Симмонс, однако, остался непреклонен. Трудно сказать, как разрешился бы этот конфликт, если бы рутина парламентской процедуры не лишила весь вопрос какой-либо актуальности. Правила палаты общин таковы, что биллю, внесенному отдельным депутатом, очень трудно стать законом. В результате билль Симмонса «заело» где-то в сложных колесиках парламентского механизма, и судьба его повисла в воздухе. Но дело не в билле. Важно отношение правлений рабочих клубов к попытке оградить подрастающее поколение от разлагающего влияния алкоголя. Приведенная история свидетельствует о том, что за минувшие полвека во взглядах руководителей клубов на потребление спиртных напитков членами последних не произошло никаких существенных перемен.
В Письме к К. Каутскому от 12 сентября 1882 г. Энгельс говорил: «Вы спрашиваете меня, что думают английские рабочие о колониальной политике. То же самое, что они думают о политике вообще; то же самое, что думают о ней буржуа. Ведь здесь нет рабочей партии, есть только консервативная и либерально-радикальная, а рабочие преспокойно пользуются вместе с ними колониальной монополией Англии и ее монополией на всемирном рынке» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Об Англии. М., 1952, стр.457).
Годом позже 30 августа 1883 г. Энгельс писал А. Бебелю:
«Участие в господстве на мировом рынке было и остается экономической основой политической ничтожности английских рабочих» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Об Англии, стр. 458).
В предисловии ко второму немецкому изданию своей книги «Положение рабочего класса в Англии», появившемуся в 1892 г., Энгельс следующим образом суммировал свои многолетние наблюдения над жизнью британского пролетариата:
«Истина такова: пока сохранялась промышленная монополия Англии, английский рабочий класс в известной мере принимал участие в выгодах этой монополии. Выгоды эти распределялись среди рабочих весьма неравномерно: наибольшую часть забирало привилегированное меньшинство, но и широким массам хоть изредка что-то перепадало» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Об Англии, стр. 28).
На той же точке зрения стоял и В. И. Ленин. В статье «В Англии» (апрель 1913 г.) он писал:
«Оппортунизм Английской рабочей партии объясняется особыми историческими условиями второй половины XIX века в Англии, когда «рабочая аристократия» до известной степени участвовала в дележе особо высоких прибылей английского капитала» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 23, стр. 63).
В 1884 г. в Англии возникло «Фабианское общество», в котором объединились представители социалистически настроенной интеллигенции. Все они были проникнуты духом реформизма и считали, что для превращения капиталистического строя в социалистический не нужны никакие революции, это превращение произойдет постепенно, в порядке мирной эволюции, с помощью длинной цепи последовательно проводимых социальных реформ, осуществляемых через парламент. Самое свое наименование «Общество» заимствовало из древнеримской истории. В III в. до н. э. у римлян был полководец Фабий, прозванный «Кунктатором», т. е. «Медлителем». В борьбе против Ганнибала он избегал решительных сражений, а старался утомить противника мелкими стычками, нападениями на его тылы, созданием затруднений с продовольствием и т. п. «Общество фабианцев» насчитывало в начале XX в. не больше 2-3 тыс. членов, однако оно имело очень большое влияние на верхушку английского пролетариата и формировало взгляды лидеров тред-юнионов и лейбористской партии. В работе «Общества» большую роль играли лейбористские деятели супруги Вэбб, а также известные писатели Г. Д. Уэллс и Бернард Шоу.
Изображение английского рабочего и английского рабочего движения, которое содержится в главах «Социалистический лагерь», «Конгресс тред-юнионов», «Черные города» и «Скованный гигант», относится к началу XX в. С тех пор прошло полвека, и многое в мире изменилось. Многое изменилось и в Англии, и самое главное – сильно упало по сравнению с 1913-1914 гг. экономическое и политическое могущество английской буржуазии, особенно в области международной. Однако эта буржуазия обнаружила за минувшие десятилетия, обнаруживает и сейчас большие цепкость и уменье спускаться на тормозах. Поэтому линия ее падения представляет собой не крутой скат, а медленный и пологий спуск вниз. Такая объективная обстановка отразилась и на развитии английского рабочего движения. Если сравнить нынешние тред-юнионы и нынешнюю лейбористскую партию с теми, которые существовали в начале этого века, то мы, конечно, заметим много перемен в частностях, однако в основном все осталось по-старому. К лучшему они не изменились.
В английской жизни по-прежнему господствует культ традиций, и парламентская стража в начале каждой сессии спускается в подвалы палаты общин, а когда после второй мировой войны понадобилось заново отстроить зал ее заседаний, разрушенный германской бомбой, в нем опять оказалось только 450 мест на 600 с лишним депутатов. По-прежнему господствует культ компромисса – только ставки его в связи с огромными изменениями в международной ситуации стали для буржуазии выше. Теперь последней пришлось пойти даже на такую экстраординарную меру, как подкуп «рабочей аристократии» с помощью предоставления ей тени власти в виде «ручных» лейбористских правительств. Сейчас, как и раньше, классовая борьба проходит в Англии в приглушенных тонах, и марксизм, как и раньше, мало популярен в английском рабочем движении. Фабианство по-прежнему доминирует над умами руководящих кругов тред-юнионов и лейбористской партии. Религия по-прежнему играет большую (хотя и несколько меньшую, чем раньше) роль в формировании мировоззрения как рядовых членов, так и лидеров рабочих: нет Кейр-Гарди, но недавно умерший Стаффорд Криппс (бывший британским послом в Москве в 1940-1942 гг.) тоже нередко выступал с церковной кафедры, как и Кейр-Гарди. Высокомерное отношение английских рабочих к своим цветным товарищам несколько ослабело, но далеко не все еще в этой области благополучно.
Так же, как полвека назад, широкие массы английского пролетариата идут в фарватере лейбористской партии, собравшей на выборах 1959 г. свыше 12 млн. голосов (44% всех голосовавших), в то время, как коммунисты получили лишь 30 тыс. голосов. И до сих пор еще миллионы рабочих голосуют за консерваторов, ибо при нынешней социальной структуре Англии как иначе можно объяснить тот факт, что на выборах 1959, г. консерваторы собрали почти 14 млн. голосов (50% всех голосовавших)?
Несмотря на все только что сказанное, есть много оснований полагать, что как раз в настоящее время британское рабочее движение вступает в новую и важную полосу своего развития. Базой реформизма, глубоко проникающего это движение, являлись сверхприбыли английской буржуазии, получавшиеся от ее мировой торговой монополии и эксплуатации гигантской империи. Сейчас мировая торговая монополия больше не существует, а колониальная эксплуатация с каждым годом все больше сокращается. Эти процессы бьют по самому фундаменту британского реформизма. Сюда надо прибавить еще один, совершенно новый фактор – быстро прогрессирующую автоматизацию производства, которая в условиях капитализма несет с собой массовую и длительную безработицу. Все эти обстоятельства предвещают в недалеком будущем обострение классовой борьбы в Великобритании со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Разумеется, хитрая и многоопытная английская буржуазия будет упорно цепляться за жизнь и стремиться – возможно, не без временного успеха – с помощью различных тормозов задержать свое падение. Весьма вероятно, что и британский пролетариат в борьбе за торжество социализма проявит еще немало слабостей и колебаний, которые обойдутся ему недешево, но все-таки стрелка исторического барометра ясно указывает: «победа социализма». Надо только никогда не забывать, что эта победа в Великобритании будет сделана «по английски» и что формы ее будут сильно отличаться от примеров и образцов других стран.
Недели через две после вручения мной верительных грамот английскому королю, в ноябре 1932 г., я подъехал к сумрачному зданию номер 49 на Портлэнд Плейс. Дипломатический этикет предписывает каждому вновь назначенному послу сделать визиты вежливости другим иностранным послам, ранее его аккредитованным при главе данной державы. Следуя этому правилу, я посетил целый ряд своих коллег. В их числе был и китайский посол, который в те дни представлял гоминдановское правительство Китая. Здание китайского посольства было такое же, каким я видел его 16 лет назад. Дверь открыл лакей в пестрой ливрее с галунами. Китайский посол принял меня у себя в кабинете, и минут двадцать мы вели с ним разговор на текущие политические темы. Китайский посол был любезен и в беседе раза два упомянул, что является поклонником Сунь Ят-сена.
Когда разговор был закончен, я поднялся и, прощаясь с послом, спросил:
– Если не ошибаюсь, ровно 36 лет назад в этом здании был интернирован Сунь Ят-сен?
– Совершенно верно, – ответил китайский посол. – А вам известна эта история?
– Да известна, – подтвердил я и прибавил, – не могли ли бы вы показать мне, где именно Сунь Ят-сен находился в заключении?
– Охотно покажу, – воскликнул китайский посол, – следуйте за мной!
По длинным, крутым лестницам узкого шестиэтажного здания посольства мы поднялись на самый верх и через крохотную дверцу вошли в низкую полутемную мансарду, где двум человекам негде было повернуться.
Я выглянул в маленькое подслеповатое окошечко – оно выходило на плоскую крышу, которая со всех сторон была окружена другими, более высокими остроконечными крышами. Теперь я сам видел, почему Сунь Ят-сен никак не мог выбросить записку из окна на улицу. Эта мансардная комнатушка очень походила на тюремную камеру.
– Вот здесь и просидел 12 дней Сунь Ят-сен, – проговорил китайский посол. – Я хочу превратить место, его заключения в маленький музей.
Действительно, на стене мансарды висел портрет великого революционера, обрамленный китайскими национальными цветами, а на небольшом столике лежали сочинения Сунь Ят-сена, книги по истории китайского национального движения и другие материалы, характеризующие развитие Китая после революции 1911 г.
Я стоял, оглядывая суровую темницу Сунь Ят-сена. Я был взволнован. Я чувствовал, что в этот миг я прикоснулся к дыханию великого в истории.
