Текст книги "Два рейда"

Автор книги: Иван Бережной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

– Завтра примете последний самолет. Через два-три дня выступаем…

Как только проводили гостей, ко мне подошел озадаченный доктор Зима.

– Что с тобой? – спросил я.

– Со мной, товарищ начальник штаба, все в порядке. А вот, правда, с Ковалевым неладно. Надо его отправлять на Большую землю.

– Почему?

– Опасно больной. Нуждается в немедленном лечении.

– Он никогда не жаловался на здоровье.

– В том-то и беда. Болеет туберкулезом. Я обследовал… Опасная форма. Правда, беседовал с ним – лететь отказывается. Требуется ваше вмешательство. Здесь мы ему ничем помочь не можем. Это правда.

Известие доктора встревожило меня. В отряде Ковалев давно. Больше года мы с ним командовали главразведкой.

О разговоре с доктором я доложил командиру полка. Для него это известие тоже было неожиданным. Бакрадзе долго думал, а потом сказал:

– Жаль расставаться, но и шутить с этой болезнью нельзя. Придется отправить. Вместе с ним отправим и Федчука. Ведь ему скоро семьдесят стукнет. Тяжело старику.

Федчука и Ковалева провожали всем полком. Вручили им подарки. Теплые проводы растрогали улетавших. Им не хотелось расставаться с боевой, дружной партизанской семьей.

– Выздоравливайте!

– До встречи на Большой земле, – напутствовали партизаны улетавших товарищей. – Передайте наш привет Сидору Артемовичу, Федоту Даниловичу Матюшенко, Панину, Базыме…

Они улетели с последним самолетом. Вместе с ними улетела и Анна Ивановна Василец. Она получила письмо из дома, в котором сообщалось, что ее мать тяжело больна.

– Больше нам здесь делать нечего, – сказал Бакрадзе. – Будем перебираться ближе к штабу дивизии.

Два месяца пробыли мы на аэродроме пинских партизан. За это время мы с ними сдружились, побывали во многих белорусских отрядах. Особенно хорошие отношения установились у нас с генералом Коржем Василием Захаровичем и его начальником штаба Федотовым. Саша Тютерев встретил здесь своих земляков-сибиряков. Бывший связист, офицер Николай Максимович Баранов командовал партизанским отрядом в Белоруссии. Пришелся нам по душе и его начальник штаба– веселый и горячий Мешекбай Хасенов. Отряд имени Г. И. Котовского был на хорошем счету. У Баранова действовала замечательная артиллерийская мастерская. Партизанские умельцы наловчились карабины переделывать на автоматы.

В знак дружбы белорусских и украинских партизан командиру полка Давиду Ильичу Бакрадзе и командиру батальона Александру Филипповичу Тютереву белорусы подарили именные автоматы партизанского производства. Мы преподнесли пинским партизанам отечественные ППШ.

Наступил день прощания. Проводить нас пришли Василий Захарович Корж и Федотов со своими партизанами.

– Новых вам боевых успехов. Бейте врага по-ковпаковски! – сказал на прощание генерал Корж.

В новый рейд

Последнее время о чем бы ни говорили партизаны, а непременно возвращались к событиям в Нормандии. Наконец-то дождались открытия второго фронта! Высадку войск наших союзников на северном побережье Франции партизаны встретили с радостью. Надеялись, что действия союзников вынудят фашистское командование перебросить часть сил с восточного фронта на Запад. Это облегчит действия советских войск.

– Теперь Гитлер долго не продержится, – радовался Боголюбов. – Правильно сказано: «Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет!»

– Поднявший меч от меча и погибнет – это, конечно, так, – сказал Леонид Прутковский. – Но никогда добровольно не вложит его в ножны. Надо еще выбить из рук этот меч.

– Выбьем! – уверенно сказал Боголюбов. – Еще три-четыре месяца – и войне конец.

– Не спеши праздновать победу, – охладил пыл старшины Прутковский. – Драка предстоит жестокая. Чем ближе к границам Германии, тем яростнее и ожесточеннее будут сопротивляться гитлеровцы.

– Пусть сопротивляются. Тем хуже для них… Если мы одни сумели сломать хребет фашистской военной машине, то с союзниками и подавно, – стоял на своем старшина.

– Как бы не так! На бога надейся, а сам не плошай, – предостерег политрук. – Если бы они горели желанием быстрее покончить с фашизмом – давно бы открыли второй фронт. Подумай, почему они именно теперь высадились? Поняли, что мы и без них управимся…

– Почувствовали – жареным запахло. Боятся опоздать к пирогу, – поддержал Тютерев. – Они высадились делить победу.

– И не только это. Не хотят допустить полного разгрома фашистской Германии, – пояснил Прутковский. – Свояк свояка видит издалека…

– Я так рассуждаю: фашисты почувствовали неустойку на востоке, сами попросили англичан и американцев поспешить на помощь, – высказал свое предположение майор Мороз. – Куда, мол, вы, господа капиталисты, смотрите? Ждете, когда коммунисты придут в Германию? Тогда и вам от ваших же рабочих не поздоровится…

– Доля правды в твоих словах есть, – сказал замполит второго батальона Непомнящий. – Открывая второй фронт, наши союзники меньше всего заботятся о помощи советским войскам. Только не думаю, чтобы и гитлеровцы пришли в особый восторг от высадки американские и английских войск.

– Нет, что ни говорите, а облегчение на фронте будет, – стоял на своем Боголюбов.

– А не получится так, что немцы против нас будут драться, а на западе начнут пачками сдаваться в плен, или, чего доброго, попытаются снюхаться с нашими союзниками? – высказал опасения Тютерев.

– До сделки союзников с Гитлером не дойдет. Мы не допустим, – твердо сказал Прутковский. – Не затем кровь проливаем, чтобы позволить кому-то, в том числе и нашим союзникам, спасти гитлеризм.

– Допускать-то не допустим, а ухо надо держать востро! – сказал Тютерев, подумал и добавил – Думаю, наши войска усилят удары. Да и нам нечего засиживаться.

Слова Тютерева оказались пророческими. Третья годовщина со дня начала Великой Отечественной войны застала нас на марше. Партизанская дивизия выходила в исходный район для броска через автомагистраль Минск—Варшава на север. Последнюю остановку сделали на хуторе Ясенец и в прилегающем лесу. До 1939 года здесь находилось имение какого-то польского пана. Ему принадлежали лучшие угодья, луга и леса. Теперь о польском помещике напоминал лишь добротный семейный склеп на кладбище.

Здесь мы задержались на несколько дней, чтобы получить точные данные об охране шоссе и ближайших гарнизонах врага. И тут произошел досадный случай: в один день были ранены начальник штаба кавалерийского дивизиона Семен Тутученко и командир артбатареи Тюпов. Артиллеристам вообще не везло. В польском рейде подорвалась одна пушка. Большого труда стоило ее восстановить. А теперь, во время последнего перехода, на мину наехала вторая. Были ранены наводчик Вася Алексеев, орудийный номер Таргонский и еще один из новичков.

Наводчик Вася Алексеев – любимец партизан. Участник всех рейдов. В бою за переправу на реке Сан был ранен в руку. Только поправился – и снова ранение. На этот раз тяжелое, в ногу, с переломом кости.

Мы вынуждены были всех раненых подготовить к отправке на аэродром генерала Коржа.

…В Ясенце к нам пришла группа десантников-москвичей. Они попросили оказать помощь тяжелобольной девушке-радистке.

Пока доктор Зима осматривал больную, я разговаривал с десантниками. Их командир – среднего роста, подтянутый, чернобровый лейтенант – рассказывал о действиях своей группы. В это время из хаты вышел Колесников. Лейтенант быстро глянул на моего помощника и бросился к нему с раскрытыми для объятий руками.

– Юрий Антонович, вы?

Смотрю, оба тискают друг друга в объятиях. Послышались возгласы: «А помнишь?», «Не забыл?!».

– Я наблюдал за ними и ничего не мог понять. Когда страсти, вызванные неожиданной встречей, улеглись, Колесников представил своего товарища:

– Познакомься: Олег Кириллович Ляховский. Я тебе рассказывал о нем. Его сбросили к нам с парашютом в 1943 году. Партизанили вместе в Белоруссии… Расстались в Гомельской области… Приятная встреча, не правда ли?

Шумный разговор привлек внимание многих ковпаковцев. Десантники рассказывали о своих боевых делах. Юра – о ковпаковцах. Особенно запомнилось, как Колесников и Ляховский заговорили о разведчиках Саше Полетаеве, Коле Баляеве и Жене Панкове. Все они горьковчане, поэтому белорусские партизаны прозвали их «горьковской троицей».

Ляховский вспомнил, как однажды эти разведчики провожали Колесникова на партизанский аэродром. Ночью прилетел самолет, произвел посадку и, взяв на борт Юрия, благополучно взлетел с большака, заменявшего посадочную площадку. Через двое суток, когда Полетаев, Баляев, Панков и Ляховский сидели у костра и с завистью говорили, что Юрий Антонович «уже пьет чай в Москве», в лагерь вдруг заявился Колесников с летчиками. Оказывается, самолет подбили немцы. Он загорелся и грохнулся в болото. Это их спасло. И к тому же командир корабля, известный партизанский летчик Таран, который в 1942 году перебросил через линию фронта и мою группу, перед самой землей сумел нисколько выровнять машину. Ранен был только бортмеханик Пашка Авроров…

Дослушать их разговор мне не удалось. Меня и командира полка вызывали в штаб дивизии. А когда вернулись, десантников уже не было. Они получили консультацию доктора Зимы, необходимые медикаменты и уехали к свой отряд.

Вершигора созвал командиров, политруков, секретарей партийных и комсомольских организаций на совещание. К штабной палатке, установленной в роще рядом с хутором, подходили партизанские командиры, рассаживались группками, дымили махоркой и оживленно разговаривали. Особо нетерпеливые молодые командиры спрашивали: «Куда пойдем?» Те же, кто поопытней, понимающе улыбались и подшучивали над молодежью: «Как бы не так! Держи карман шире – сейчас тебе все выложат как на ладони!»

Порядок, заведенный Ковпаком и Рудневым, при котором конечная цель рейда известна лишь небольшому числу лиц, Вершигорой и-Войцеховичем не нарушался. К этому партизаны привыкли и не проявляли излишнего любопытства.

Когда все командиры и политработники собрались, Вершигора сказал:

– Завтра выступаем. Путь наш – на север. Первым препятствием является «варшавка». Немцы превратили ее в настоящую оборонительную позицию. Подступы со стороны леса прикрыты минированными завалами. Придется прорывать… В этом рейде от подразделений потребуется большая маневренность. Будем выбирать открытую местность, избегая лесов и болот…

Вершигора помолчал некоторое время, как бы размышляя, говорить или нет, и, наконец, решился:

– Хочу обратить внимание на одну из особенностей. Мосты захватывать, но не взрывать. В исключительных случаях разрешаю разбирать…

Услышав последние слова, Бакрадзе локтем толкнул меня в бок, подмигнул и прошептал в ухо:

– Понимаешь, Вано, к чему клонит Борода?

Я утвердительно кивнул головой.

Вершигора продолжал:

– От вас, командиров и политруков, зависит выполнение задачи, поставленной нам советским командованием. В оставшееся время на открытых партийных и комсомольских собраниях нацельте товарищей на выполнение трудной и ответственной задачи… По всей вероятности, это будет наш последний рейд по тылам врага. Думаю, не ударим в грязь лицом.

В конце совещания Войцехович зачитал приказ о выступлении в рейд, объявил маршрут первого перехода и дал ряд советов, как лучше подготовить подразделения к маршу.

Командиры начали расходиться по своим подразделениям.

Воспользовавшись моментом, когда Петр Петрович остался один, я подошел к нему.

– Тебе что-нибудь не понятно? – спросил он.

– И да, и нет. Кое-что до меня не доходит.

– Что именно?

– Можно откровенно?

– Конечно.

– Я понимаю так: каждый наш шаг в тылу врага должен быть целесообразным, отвечать требованиям обстановки, сложившейся на фронте. Об этом нам никто не говорит, но стоит припомнить основные рейды, проведенные соединением, и самому можно понять. Из Брянских лесов вышли перед контрнаступлением на Волге. Карпатский рейд «совпал» с Курской битвой. Рейд в Польшу сопровождался наступлением Украинских фронтов. Все это не случайно, не простое совпадение. Наши походы заранее планируются…

– Минуточку. Отойдем в сторонку, – прервал меня Вершигора, взял под руку и повел в глубь рощи. Несколько минут шли молча. Первым заговорил Петр Петрович – Какое отношение, по-твоему, к сегодняшнему дню имеет все то, о чем ты только что говорил?

– Это меня как раз и интересует. Думаю, прямое. Мы идем не на Украину, а на север. Значит, следует ожидать перемен в Белоруссии.

Вершигора резко остановился и посмотрел мне в глаза.

– Почему бы и не быть этим переменам? – спросил он.

– Я за перемены, но поведение противника говорит о другом. Наши войска нанесут удар где-то на Украине.

– Ты так думаешь? – улыбнулся Петр Петрович. – Выкладывай свои козыри.

– У меня один козырь, зато туз! Наши разведчики ежедневно докладывают о том, что немцы из Белоруссии перебрасывают войска на юг. Железные дороги забиты эшелонами с танками, артиллерией…

– А что сегодня утром докладывали, знаешь?

– Нет. От нашего полка в дальнюю разведку уже дня четыре не посылают – ответил я.

– В таком случае твой козырный туз не стоит простой шестерки. Да будет тебе известно, наступление в Белоруссии началось! Возможно, немцы уже драпают.

– Как драпают?!

– А вот так, – ответил Вершигора и пальцами правой руки на ладони левой изобразил, как они драпают.

Для меня эта радостная весть явилась большой неожиданностью.

– Отказываюсь понимать. Зачем же немцы перебрасывали отсюда войска? Выходит, дураки?

– В этом история разберется. Нам многое неизвестно. Думаю, и немцы не дураки, просто наши оказались умнее и хитрее.

– Вы об этом знали?

– Да. Меня в Киеве предупредили, чтобы был готов к взаимодействию с наступающими войсками. А когда Украинский партизанский штаб дал команду выступать, я понял: в Белоруссии началось. Генерал Строкач требует, чтобы через два-три перехода вышли на рубеж Столбцы—Мир. Думаю, неспроста. Последние данные разведки подтверждают мои догадки. Противник в панике. Местные власти и всякие там чиновники улепетывают на запад. Это верный признак неустойки противника на фронте.

– Почему же вы не сказали об этом на совещании?

– Зачем раньше времени говорить? Скоро сами убедитесь, – ответил комдив.

Вершигора не ошибся. Вечером радисты приняли сводку Совинформбюро. В ней сообщалось, что советскими войсками освобожден город Жлобин. Ведутся бои по уничтожению гитлеровских войск, окруженных под Бобруйском. Перечислялись села, из которых изгнаны оккупанты.

В партизанском лагере ликовали. Слышались радостные возгласы.

– Петро, наших освободили! Ура! – торжествовал мой ездовой Иосиф Борисенко.

– А как же моя деревня? Она ведь рядом с твоим селом, о твоем сообщили, а моя в сводке не упоминается? – беспокоился его друг Петро.

– Освободили и твою, факт!

– Радость-то какая! Живы они там, мои родные? Йося, давай письма напишем домой.

– А как отослать?

– Раненых еще не успели отправить на аэродром. С ними передадим.

До поздней ночи не спали партизаны, поздравляли друг друга с новыми успехами на фронте.

Ранним утром меня разбудил Юра Колесников. Он со взводом разведчиков только что вернулся от автострады. По сияющему лицу видно – Юра доволен результатами разведки.

– Что там творится! Драпают фрицы вовсю, – заговорил он весело, то и дело подкручивая рыжие усики. – Подходы к дороге – во! Незаметно пробрались к «варшавке», смотрим, прет немец на запад: автомашины, броневики, танки, повозки… Конца не видать. Оставил наблюдателя и сюда.

– А как маршрут?

– Дорога болотистая, топкая, местами вымощена бревнами. Одним словом, дорога дрянь. Единственное утешение– проходит лесом. Но что нам дорога! Где прошел один человек, там пройдет полк, где прошла одна лошадь – пройдет обоз.

Во второй половине дня 29 июня 1944 года дивизия покинула Ясенец и двинулась на север. Колонну вел Колесников. Впереди шли кавдивизион и первый полк. Дорога действительно была дрянной. Топи, колдобины, пни. То и дело приходилось вытаскивать застрявшие телеги и пушки.

Вечером с горем пополам подошли к автомагистрали в районе Синявки. По шоссе непрерывным потоком в несколько рядов отступали разрозненные фашистские войска, перемешавшиеся с обозами. Автомашины чередовались с повозками, тягачами, танками… Среди военного обоза двигались подводы, груженные узлами и домашним скарбом. На них ехали семьи чиновников немецкой администрации и полицейских. Предатели убегали от народного гнева.

В том месте, где мы вышли к переезду, автомагистраль прорезалась сквозь заболоченный лес. Съездов с шоссе нет. Пытаясь обогнать передних, подводы цеплялись одна за другую, опрокидывались и преграждали путь остальным. Создавались заторы. На шоссе не прекращался ровный многоголосый шум.

– Бегут во все лопатки, – в который раз повторяет Юра. – Видать, сильно поджимают наши…

Подавая надрывные гудки и обгоняя клокочущий поток обозов и людей, по шоссе пробирались грузовики с гитлеровцами. За ними лязгали гусеницами два танка. Перед затором машины остановились. Солдаты начали опрокидывать повозки в болото, расчищая дорогу. Хозяин одной подводы, с повязкой полицейского на рукаве, бегал вслед за немецким офицером, совал ему какую-то бумажку, что-то доказывал. Офицер не обращал на него внимания. Но тот не отставал. Тогда гитлеровец резко повернулся, отвесил полицаю пощечину. Полицейский пошатнулся, но на ногах устоял. Схватился за щеку и с отчаянием уставился на офицера. Фашист смотрел на него с презрением. Не выдержав, предатель кинулся в лес. Но, не сделав и десяти шагов, упал, сраженный немецкой пулей.

– Изменники получают награду от своих хозяев, – прошептал Колесников. – Немцам сейчас не до холуев.

Солдаты заканчивали расчищать дорогу. К этому времени кавалерийский дивизион и первый полк приготовились к бою, затаились в ожидании команды.

– Начнем, – сказал Бакрадзе. – Юрий, подавай сигнал.

Колесников выстрелил из ракетницы. Повинуясь сигналу, партизаны обрушили всю силу огня по немецкой колонне. Патронов не жалели. Надо было сокрушить противника, захватить переезд и обеспечить переход дивизии через шоссе.

Немцы не ждали такого сильного удара партизан. Поэтому с началом боя среди них поднялась паника. Некоторые бросились удирать, не приняв боя. Однако большинство гитлеровцев залегло в кюветах и за машинами и начало отстреливаться. Заработали пулеметы, расположенные в дзотах.

– Приготовиться к атаке! – подал команду Колесников. – За мной, ура-а!

Оба батальона первого полка и кавалерийский дивизион бросились вперед и, не давая опомниться гитлеровцам, начали уничтожать их. Первыми на шоссе выскочили разведчики кавдивизиона. Старшина эскадрона Вася Демин подбежал к машине и был сражен насмерть очередью немецкого автоматчика, засевшего в кювете.

Бой продолжался. Оба немецких танка боя не приняли. Им не было места для разворота. Или же просто танкисты струсили! Танки столкнули в кювет преграждавшие им путь автомашины и прорвались вперед. Пехота отстреливалась. К месту боя подходили все новые силы. Все же нам удалось разорвать колонну противника, с помощью подразделений второго полка оттеснить от переезда и выставить заслоны.

Не ожидая окончания боя, дивизия ринулась через шоссейку. Впереди скакали кавалеристы. А на шоссе противник бросался в яростные контратаки, но безуспешно. Потеряв свыше шестидесяти человек, шесть автомашин, два мотоцикла и несколько подвод с грузами, гитлеровцы прекратили атаки. Смирились с прорывом партизан.

Еще не утихли выстрелы на шоссе, а кавалеристы приступили к ликвидации охраны переезда на железнодорожном перегоне Клецк—Барановичи. Уничтожив двадцать гитлеровцев и захватив переезд, кавалерийский дивизион открыл дорогу соединению на север.

Долгожданная встреча

Партизанская дивизия вышла на коммуникации противника в Барановичской области. Местность открытая. Гарнизоны противника малочисленные, да и те, чувствуя неустойку на фронте, были на колесах, жили тревожной жизнью. При встрече с партизанами не оказывали особого сопротивления.

На большаке Несвиж—Снов – Барановичи эскадрон Зезюлина встретился с большой группой немцев. Партизаны уничтожили два грузовика с боеприпасами, авторемонтную мастерскую и шесть гитлеровцев. Одного захватили в плен. Остальные немцы разбежались и, пользуясь ночной теменью, скрылись.

В эту же ночь рота Андрея Бородового, из батальона Тютерева, уничтожила охрану железнодорожного переезда на перегоне Хвоево—Погорельцы, ликвидировала гарнизон противника в фольварке Чельняково и захватила шесть танкеток и другое вооружение.

Не успели расположиться на дневку, в хутор Задзвея примчался запыхавшийся связной от сержанта Барсукова.

– Немцы! – выпалил он. – Много немцев!

– Успокойся. Толком доложи: где и сколько?

– Колонна автомашин с пехотой, артиллерия… Движутся по дороге из Мира на Барановичи, – более спокойно доложил разведчик Звягин. – Сколько? Много. Хвоста колонны не видно. Прошли Большие Жуховичи. Барсуков с ребятами следит за их передвижением.

– Доложите в штаб дивизии. Полку объявите тревогу! Идем на перехват, – приказал Бакрадзе.

Через несколько минут подразделения уже ждали на улице. Я пошел со вторым батальоном.

Задачи командирам рот Тютерев поставил на ходу.

К месту подоспели вовремя. На склоне высотки в кустарнике нас встретили разведчики.

– Минут десять, как проехала разведка противника, – доложил Барсуков. – Вот-вот появится колонна.

И действительно, не прошло и пяти минут, послышался гул моторов, а затем из-за рощицы вынырнула автомашина, за ней вторая, третья… Всего девять грузовиков с пехотой и двумя легкими орудиями.

– Охранение, – сказал Барсуков.

Машины двигались медленно, переваливаясь из стороны в сторону и подымая тучи пыли на ухабистой проселочной дороге. Солдаты, серые от пыли, сидели в кузовах плотными рядами, автоматы и карабины держали зажатыми между колен.

Мы пропустили охранение и начали располагать роты. От кустов, где залег второй батальон, до дороги метров двести. Посевы мешали обстрелу. Пришлось орудие поставить на бугре для стрельбы прямой наводкой, а пехоту продвинуть вперед метров на сто. Залегли в борозде на меже. Справа заняла оборону рота Бородового. Слева, со стороны Вольны – рота Касинцева.

Навстречу вражеской колонне к Полонечке выслали дозор. В его обязанность входило – следить, чтобы противник не обошел справа.

Ждать пришлось недолго. Сначала послышался рев моторов, а затем там, где дорога взбиралась на бугор, появилась легковая машина, за ней потянулась целая вереница тупорылых грузовиков с пехотой и грузами. Часть машин – крытые. Колонну в два десятка грузовиков замыкали бронемашина и танк. В полукилометре за первой колонной двигалась вторая, состоявшая из двадцати трех автомобилей с грузом. И эту колонну прикрывали танк и танкетка. Правее, за рощицей, поднималось и быстро приближалось густое облако пыли. Воздух наполнен ревом моторов и лязгом гусениц.

– Видно, колонне не будет конца. Что-то Давид Ильич с Шумейко молчат? Не проморгать бы, – забеспокоился Тютерев, наблюдая за дорогой.

Я и сам начал испытывать тревогу. По времени вроде бы немцы должны подойти к засаде первого батальона. Успел ли Шумейко заминировать дорогу? Но в это время, рассеивая все наши сомнения, слева раздались два взрыва. Вслед за взрывами послышалась отдаленная пулеметная и автоматная стрельба.

– Начнем? – спросил Саша.

– Давай!

Тютерев вскочил на ноги и, прежде чем выпустить ракету, во весь голос скомандовал:

– Батальон, по фашистам, огонь!

Хлопнул выстрел, ракета с шипеньем взвилась ввысь, лопнула над немецкой колонной и, мигая, начала падать на дорогу. Партизаны открыли огонь по машинам.

Стараясь выйти из-под обстрела, колонна развила огромную скорость. Машина за машиной пролетали мимо нас.

– По кабинам, по кабинам бейте! – кричал комбат, вспоминая всех святых…

Одиннадцать машин проскочили невредимыми, двенадцатая заюлила на дороге. Следовавший за ней грузовик на полном ходу врезался в ее кузов. Обе машины развернулись и остановились, загородив проезд. И тут же, как по команде, вспыхнули два грузовика в середине колонны.

Перепуганные гитлеровцы повыскакивали из машин и на четвереньках поспешили скрыться в посевах по ту сторону дороги. Несколько шоферов-смельчаков не растерялись. Чудом развернули автомашины, перемахнули через кювет и, сопровождаемые огнем партизанских пулеметов и бронебоек, умчались обратно. Танк повернулся в нашу сторону и поливал пулеметным огнем оборону батальона, время от времени посылая снаряды в направлении нашей пушки. Танкетка, осыпаемая градом пуль и снарядов, как собачонка, ерзала, стараясь укрыться за броней танка. Но это ей не удалось. Скоро она остановилась, выпустила густое облако дыма и вспыхнула.

– Бронебойщики, по танку! – крикнул я в пылу боя, хотя этого и не требовалось. Бронебойщики и артиллеристы сами понимали, что главной для них целью является танк, и не выпускали его из вида.

Часть гитлеровцев залегла у машин и отстреливалась. И лишь после того, как вспыхнула танкетка, а потом и танк, прекратили стрельбу и попытались укрыться в посевах.

– Бычков, выделите взвод для преследования! – приказал комбат.

– Первый взвод, за мной! – подал команду рыжеусый волгарь Петр Бычков – помощник командира роты – и первым бросился на врага.

Чуть правее из посевов выскочила группа партизан четвертой роты и стала преследовать удиравшего противника…

А на участке первого батальона продолжалась перестрелка. Там обстановка сложилась несколько иначе. Как только на минах подорвались легковая и грузовая автомашины, партизаны накрыли огнем гитлеровскую колонну. Шоферы бросили передние машины и в панике бежали. Автоматчики залегли за дорогой. Партизаны увлеклись боем с пехотой и упустили бронемашину и около десяти автомашин, оказавшихся вне зоны обстрела первого батальона. Машины свернули на полевую дорогу и устремились на Городище.

Партизанским бронебойщикам никак не удавалось подбить танк. Он, неуязвимый, утюжил дорогу, прикрывая пехоту. Когда же один за другим загорелись шесть грузовиков, а сопротивление пехоты почти прекратилось, танкисты поняли бесполезность своих действий и решили прорваться вперед. Танк обошел горящие машины и наскочил на мину. Экипажу ничего не оставалось, как сдаться в плен. Их примеру последовали еще двенадцать гитлеровцев.

Бой утихал. Слышались лишь редкие короткие автоматные очереди партизан, вылавливающих фашистов в посевах, да беспорядочная трескотня патронов в горящих машинах.

Бой первого полка длился чуть больше часа. Противник потерял два средних танка, танкетку, двадцать две автомашины с различным грузом и свыше шестидесяти солдат и офицеров.

Отгремели последние выстрелы. В знойном небе повисла благодатная тишина, тишина, которая особенно заметна после боя. Закроешь глаза и не верится, что всего несколько минут назад здесь шла смертельная схватка с врагом. Но удивительно, такая гнетущая тишина меня всегда тревожила, заставляла настораживаться. Она таила в себе неприятные неожиданности. Как говорится, затишье перед бурей.

И буря грянула.

Противник подтянул свежие силы и начал наступление, стремясь во что бы то ни стало расчистить путь на Барановичи. В ход пустил пехоту, усиленную большим количеством артиллерии и минометов.

Первый удар пришелся по батальону Тютерева. Силы были явно на стороне противника. Однако партизаны не оставили рубежа до подхода Бакрадзе с ротами первого батальона. Полк вступил в тяжелый длительный бой.

Путь гитлеровцам на Барановичи был прегражден. Пятнадцатикилометровый участок дороги до местечка Мир был запружен автомашинами, артиллерией. Немецкое командование бросало в бой все новые подразделения. Мы с трудом сдерживали напор врага. Неожиданно пришла помощь. Вершигора, получив от Бакрадзе донесения о тяжелом положении полка, прислал на усиление артиллерийскую батарею.

– Прибыл в ваше распоряжение, – молодцевато доложил Михайликов.

– Вовремя прибыл, кацо, – обрадовался Бакрадзе. – Как дела у Брайко и Кульбаки?

– Нормально. Засады второго и третьего полков действуют в нескольких километрах восточнее… Противник паникует. Наши нахватали уйму пленных. Нас принимают за десантный части Красной Армии, усиленные артиллерией и танками.

– Обстановку на нашем участке видишь? Разворачивай батарею, – распорядился Бакрадзе.

Вступление в бой семидесятишестимиллиметровых орудий и успешные действия подразделений второго и третьего полков внесли перелом в ход боя. А тут еще налетели наши штурмовики. Противник в результате семичасового боя понес тяжелые потери. У фашистов отпала охота повторять попытку прорваться на Барановичи. От местечка Мир они вынуждены были повернуть на Новогрудок.

Взяв инициативу в свои руки, партизаны не оставили в покое немецкую колонну, преследуя ее по всем направлениям. Большую роль играли минеры. Особенно удачными были диверсии, проводимые ночью минерами Кальницкого и Дубиллера.

В конце дня дивизия возобновила движение на северо-восток к большаку Столбцы—Мир. Ночью с востока отчетливо доносилась артиллерийская канонада. Видно, наши фронтовые части поджимали врага.

На рассвете второго июля 1944 года Брайко с полком подошел к селам Подлесье и Езеры. По дороге из Столбцов на Мир сплошным потоком двигались фашистские автомашины, пехота, артиллерия, танки, обозы… Здесь творилось подобное тому, что мы видели на автостраде Москва—Варшава. Полк занял круговую оборону в селе Езеры и небольшом сосновом лесу, подходившем к большаку, заминировал все дороги, а также организовал тщательную разведку. В сторону Столбцов и Мира направили диверсионные группы.

От нашего полка одна ударная группа, усиленная конной разведкой, во главе с Колесниковым и Коровченко ушла к железной дороге Столбцы—Барановичи. К утру следующего дня на взмыленном коне прискакал связной. Он вбежал в штаб полка настолько возбужденным, что Тютерев и на этот раз не преминул поддеть:

– Тише, товарищи, Юрий Антонович с моим начальником штаба прислали гонца: Гитлера небось поймали…

– До хвюрера покамест ще не добралысь, – ответил краснощекий, дюжий парень Гриша Филоненко, исполнявший при Колесникове функции связного «по особо важным поручениям». – Але ж три эшелона с танками та самоходками прибралы к рукам…

– На одной мине – три эшелона? Ого-го! – съязвил Саша.

– А мы без мины. Целехонькие досталысь…

– Тютерев, перестань! А ты толком докладывай, – вмешался я.

Филоненко рассказал, что к полустанку на перегоне Столбцы—Городея прибыло три эшелона. Колесников и Коровченко решили запереть их. Разрушили путь в нескольких местах, а затем налетели на полустанок. Охрана оказалась сильной. Три часа потребовалось, чтобы расправиться с нею. Паровозы стояли на парах. Но ни в одном из них – ни души. Только когда партизаны полностью овладели полустанком, из кустов прибежали железнодорожники. «Братцы, ребятушки, соколики наши родимые, наконец-то!» – запричитали они наперебой, «Кто такие?»– спросил Колесников. «Тутошние!» – «Почему столько эшелонов скопилось на полустанке?» – спросил вновь Колесников. «Э-э, товарищи, понимать надо!»