Текст книги "Два рейда"

Автор книги: Иван Бережной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

Противник не выдержал натиска партизан и отступил. Положение было восстановлено. Последующие попытки врага ворваться в село успешно отражались ковпаковцами…

После удачной контратаки Колесников подбежал к артиллеристам и спросил:

– Орлы, почему вы только один раз стрельнули? Поддали бы жару, мы бы с фашистами расправились похлеще.

– А чем? – в свою очередь спросил Вася Алексеев. – У нас был всего один снаряд. Берегли на всякий случай.

– Как один? – оторопел Юра.

– Вот так, – проговорил заряжающий горьковчанин Ершов.

– Командир дивизии знает об этом?

– Конечно, знает.

– Знал и послал! – сказал растерянно Колесников. Ему вдруг вспомнилась хитрая улыбка Вершигоры, удивление и растерянность Тюпова. Выходит, командир дивизии послал орудие просто для поднятия духа партизан.

– Вот так да-а! – протянул Юра, вытирая кубанкой обильно выступивший на лбу пот. – Все равно молодцы, ребята. А о том, что снарядов нет, – ни гугу. Понятно?

– Чего уж там, ясное дело! – невесело загудели артиллеристы.

Как бы то ни было, а находчивость Вершигоры помогла партизанам одержать верх над сильным противником.

Об этом случае почти никто из партизан не знал. О нем стало известно лишь после того, как с самолетов сбросили нам новую партию боеприпасов.

Перед вечером прибежал связной Гриша Филоненко с радостной вестью. Второй и третий полки отбили все атаки противника и отбросили его от сел Вепшец и Зажечье.

– Все поле усеяно трупами фашистов. Танки горят, – весело выкладывал новости Филоненко.

– Откуда тебе известно? – спросил я связного.

– Сам слышал, когда докладывали командиру дивизии, – ответил он. – Подполковник приказал держаться до темноты, а затем будем прорываться…

О победе второго и третьего полков через несколько минут знали все партизаны. На душе стало легко и радостно.

– А мы что-хуже их? Выстоим! – говорили повеселевшие ребята.

Перед вечером прибежал старшина Боголюбов и сообщил, что исчез пленный немецкий летчик, которого мы захватили со сбитого самолета в селе Мосире.

– Как же ты его проморгал? – спросил я.

– Кругом кипел бой. Бомбежка… Не до пленного. Начали готовиться к маршу, тут я и кинулся. Смотрю – подвода без ездового. Я сюда-туда, а немца и след простыл…

– Вот вам и сын социал-демократа! – сказал Колесников. – Я вам тогда говорил, что нельзя ему верить. Социал-демократы всегда предавали.

– Побег пленного – не велика потеря. Беда в том, что он расскажет карателям о нашем тяжелом положении с боеприпасами. Надо доложить в штаб дивизии, – посоветовал я Боголюбову.

Наступил вечер. К этому времени командир и начальник штаба дивизии наметили план прорыва, создали ударную группу, выделили заслоны… Все готово для начала действий. В этот момент в штаб дивизии пришел 57-летний старик, местный житель Станислав Сажинский.

– Могу товажишам показать дорогу, – предложил он свои услуги.

– В каком месте?

– Лясом, лясом проше пана-товажиша, – ответил старик.

– По карте в лесу дорог нет, одни овраги, – высказал сомнение Вершигора.

– Для германов нема, для товажишей есть…

– Проскользнуть среди боевых порядков вражеских войск без боя – это здорово! – сказал Петр Петрович. – Попробуем.

Глубокой ночью подразделения покинули пылающие Кособуды и втянулись в лес. Последним уходил батальон Ивана Сердюка.

В ночь на 7 марта лесными холмами и буераками, по еле заметной тропе, а местами и просто без дороги, дивизия вышла из вражеского кольца. Подошли к железной дороге Рава-Русская—Хелм. Пользуясь тем, что противник ослабил охрану железных дорог, мы выслали к ним минеров.

На железнодорожном переезде рядом со станцией колонна появилась настолько неожиданно, что противник не успел изготовиться к бою. Кавалеристы Ленкина перебили охрану и захватили воинский эшелон. Уничтожили паровоз, пять платформ с танками и восемь – с автомашинами. колонна еще шла через переезд, когда со стороны Замостья подошел состав с войсками. Саперы первого батальона успели заминировать дорогу и подорвать паровоз. С платформ открыли огонь немецкие танки. Один снаряд угодил в повозку. Погиб Юзек – отважный польский паренек, пришедший к нам в начале февраля.

Наконец железная дорога осталась позади, а с ней и главная опасность. Вершигора подъехал к санкам, на которых находился пленный гитлеровский офицер. Он сидел словно пришибленный. Куда только делись его высокомерие, самоуверенность, спесь и наглость!

– Теперь-то вы убедились, что были не правы? – спросил Вершигора.

– Кто бы мог подумать! – пробормотал упавшим голосом пленный. – Вы бы тоже так сказали, когда бы знали, сколько против вас сосредоточено войск.

– А мы знали. Наши разведчики не даром хлеб едят, – парировал Борода.

– Вы воюете не по правилам, – выложил свой последний козырь гитлеровец.

– Не к лицу вам, офицеру армии, вероломно напавшей на нашу страну, бросать нам такой упрек! – в обычно мягком голосе Вершигоры послышались стальные нотки. – Мстить зарвавшемуся врагу – вот наше правило!

– Хорошо. Я проиграл, – сдался пленный. – Но откройте секрет ваших успехов. Вас не так много, чтобы противостоять многим тысячам хорошо вооруженных моих соотечественников. Но вы побеждаете. Откуда у вас силы берутся?

– Вам приходилось слышать о Денисе Давыдове? – хитро прищурившись, спросил Вершигора. Он особую симпатию пи «тал к этому герою Отечественной войны 1812 года.

– Кто это? – переспросил удивленный гитлеровец.

– Не знаете? Жаль! Прежде чем напасть на Советский Союз, следовало бы поинтересоваться историей. Вспомнить Наполеона. Денис Васильевич Давыдов – это русский патриот, прославленный партизанский командир. Можно сказать, наш прадедушка. Он много неприятностей причинил армии Наполеона. На вопрос, подобный вашему, Давыдов ответил примерно так: «Успех сей определяется, кроме умения, внезапностью налета и горевшей в партизанских сердцах священной ненавистью к врагам отечества». Вас устраивает такой ответ?

– М-да, – промычал гитлеровский офицер и скис, окончательно потеряв всякий интерес к беседе.

Когда отъехали от повозки, на которой находились пленный и переводчик Вальтер Брун, адъютант командира дивизий Ясон сказал:

– Это вы здорово ему насчет Давыдова: умение, внезапность, ненависть. Но разве фашисты меньше ненавидят нас, чем мы их, или не умеют воевать? Почему в каждом бою их потери в десятки раз превышают наши?

Подобные вопросы я мне задавали многие партизаны. Действительно, почему?

– Кроме всего прочего, мне кажется, причина в характере действий, – сказал Вершигора. – На фронте, где все четко определено уставами и наставлениями, немцы – сильный, опытный и опасный враг. А к партизанской тактике они никак не могут подобрать ключей. Партизанских отрядов много, и что ни отряд, то своя тактика. Попробуй приноровись к каждому! Правда, нам зачастую тоже не сладко. Иной раз труднее, чем на фронте. Резервов нет, средства ограничены, соседей, как правило, тоже нет. Кругом враг. Но у нас есть и преимущества. Мы сами выбираем объекты для нападений. Когда он нам не по зубам – не суемся туда. Главный наш козырь – внезапность и подвижность. Там, где нас нет сегодня, можем появиться завтра и не с той стороны, откуда нас ждет противник. Кроме того, мы не привязаны к определенной местности, которую бы должны удерживать любой ценой. На нашей стороне свобода маневра. Чем больший маневр, тем мы менее уязвимы. Партизаны не дают возможности противнику по-настоящему подготовить наступление. Не ждать, пока противник сосредоточит и введет в бой все силы, а бить его по частям – вот принцип наших действий. Уразумели? – спросил Вершигора.

– Представьте себе, если бы мы задержались в Кособудах еще на два-три дня, что бы получилось? – продолжал Петр Петрович. – Фашисты крепко-накрепко заперли бы все выходы и расправились бы с нами. Своим маневром мы спутали все их тщательно разработанные планы… То, что мы навязываем противнику бой в выгодных для себя и невыгодных для него условиях, обусловливает большие потери врага. Я уже не говорю о других факторах: стойкость нашего воина, преданность, всенародная помощь партизанам… В этом наша сила.

Вершигора подумал и продолжал:

– Гитлеровцы бросают против нас все новые и новые части Создается впечатление, что инициатива в их руках. На самом деле совсем наоборот. Мы своими активными действиями заставляем их это делать, приковываем к себе большое количество вражеских войск, срываем переброски резервов и грузов по железным и шоссейным дорогам, нарушаем работу немецкой администрации и тем самым облегчаем выполнение задачи нашими войсками на фронте. Чем больше сил врага сумеем отвлечь с фронта, тем лучше выполним свою задачу. Получается парадокс: чем нам труднее, тем лучше для дела. Думаю, немецкое командование, обозленное неудачами в последнем бою, усилит свою карательную группировку свежими частями. Этого мы и добиваемся. А кроме нашей дивизии, десятки партизанских соединений не дают покоя врагу. Представьте себе, сколько войск потребуется фашистам для борьбы с партизанами!

Я слушал Вершигору и радовался тому, что такую почетную задачу выполняем именно мы. И еще я радовался, что командует нами такой умный командир, как Петр Петрович Вершигора.

Вырвавшись из блокады, дивизия заняла круговую оборону в Гоще Ордынацкой и разослала мелкие группы для организации засад и минирования железных дорог. За два дня этими группами, совместно с польскими партизанами, взорвано три железнодорожных моста, разгромлены два гарнизона в фольварках, сожжено два спиртозавода.

Эти операции на некоторое время сбили с толку немецкое командование. Фашисты потеряли нас из виду. Мы приняли грузы с самолетов, значительно пополнили запасы патронов, мин, снарядов, гранат и были готовы к новым боям.

Все же мы надеялись на передышку, хотя бы кратковременную.

Передышки не будет

Гитлеровцы нервничали. Еще бы! Перед боем в Кособудах, Вепшеце и Зажечье они хвастливо заявили, что партизаны находятся в «котле», из которого им не выбраться. Однако торжество гитлеровцев было преждевременным. Партизаны сумели вышибить дно «котла» и расстроить планы немецкого командования.

Если учесть, что фронт неудержимо приближался к польской границе, то можно понять нервозность противника. В этих условиях наше соединение, действовавшее на путях снабжения немецких фронтовых войск, было бельмом на глазах фашистского командования. Враг предпринимал спешные меры, чтобы избавиться от угрозы с тыла.

Критическими днями для нас были дни с 6 по 9 марта. Но мы знали, что и дальше противник не оставит нас в покое.

Вполне понятно, о передышке, так необходимой для нас, нечего было и думать. Уже на следующий день шестому батальону под командованием Цымбала пришлось выдержать тяжелый семичасовой бой в районе Здзиловичи Янув-Любельского повята. Стойко сражались партизаны и вынудили немцев отойти.

Враг спешил. И чем больше спешил покончить с партизанами, тем большие потери нес. Потери не смущали гитлеровцев. В бой бросались все новые силы.

Утром 10 марта первый полк перебрался из Отрочи в село Вискупе. Бакрадзе приказал мне идти в первый батальон, проверить расположение и уточнить задачу на оборону.

Первый батальон под командованием Сердюка был на хорошем счету в дивизии. Провел много боев. Совершал самостоятельные рейды.

– Ванюшку Сердюка я знаю хорошо, – сказал мне Бакрадзе. – В девятой роте он был у меня заместителем. Замечательный командир. Поручай любую задачу – выполнит.

Бакрадзе прав. Не было случая, чтобы первый батальон и его командир спасовали.

Зная характер Сердюка, я пошел не в штаб батальона, а на окраину села, где он согласно приказу должен выставить охранение. И не ошибся. Издали заметил комбата и ротного командира Степана Бокарева в окружений бойцов.

Увидав меня, Сердюк пошел навстречу и доложил:

– Ставлю задачу командиру первой роты по организации обороны.

Красивое смуглое лицо, черные усы и ослепительно белые зубы делали Сердюка похожим на цыгана. Да и вообще в нем, невысоком, гибком и подвижном, было что-то цыганское.

– Ну, как у вас тут? – спросил я.

– Все в порядке, позиция удачная.

Позиция и на самом деле удачная. По окраине села протекала речушка. Речушка невзрачная, но, видно, жители дорожили ею, расчищали и углубляли, отчего со стороны села образовался невысокий земляной вал. По берегам – два ровных ряда верб образуют аллею. Берега связывает рыхленький мостик. Местность впереди открытая, постепенно возвышающаяся. От села на Туропин уходит прямая проселочная дорога, в километре взбирается на бугор и теряется в кустарнике, за которым виднеется лес. Все это создает выгодные условия для обороны.

– Товарищ Бокарев, доложите свое решение, – потребовал комбат.

Командир роты Степан Бокарев – лет тридцати, крепко сбитый удивительно спокойный. У него широкое скуластое лицо. В разговоре и в движениях неторопливый.

Прежде чем начать доклад, Бокарев окинул спокойным взглядом местность, желая лишний раз убедиться в правильности принятого решения, и лишь после этого заговорил, делая особое ударение на «о».

– Первой роте приказано занять оборону вдоль этой речки и не допустить прорыва противника в село… Решил: боевой порядок построить в один эшелон. В резерве иметь одно отделение. Пулеметы поставить на флангах и в центре у мостика. Взвод противотанковых ружей держать при себе и бросать на направления, где появятся танки… Мостик разобрать…

Бокарев докладывал обстоятельно, в то же время избегая лишних слов. Видно, решение продумал основательно. В его докладе чувствовалась уверенность в себе и вера в подчиненных.

Выслушав доклад командира роты, мы с Сердюком предположили несколько «вариантов возможных действий противника. Ротный решения принимал быстро и грамотно. Посоветовали заминировать дорогу перед мостиком и отпустили Бокарева. Он поспешил к командирам взводов, ожидавшим его возле мостика. Предстояло поставить задачу взводам, указать каждому бойцу его место в обороне, отрыть индивидуальные окопы для стрельбы.

– Толковый командир, а на роте меньше месяца, – сказал Сердюк, когда мы остались вдвоем. – В бою спокойный. Упорный, как черт. За первую роту я спокоен. Народ надежный, не подведут.

– А как вторая?

– Во второй большинство молодежь, вернее новички. В боях показали себя хорошо. Да и то сказать – рядом с первой неудобно пасовать. Видите, слева? Они уже зарываются в землю.

– Кто же у тебя плохой?

– У меня плохих нет. Зачем они? Не все одинаково воюют, так это не потому, что не хотят, а потому, что не умеют. Не беда. Со временем научатся.

Сам Иван Трофимович Сердюк – бывалый воин. Воевать начал старшиной штабной батареи. Затем прошел ускоренные курсы командного состава. Ему присвоили звание младшего лейтенанта и назначили командиром разведывательного взвода. Четырнадцать раз он пересекал линию фронта в районе Ярцево, Ельня, Дрогобуш, выполнял разведывательные задачи в ближайшем тылу врага.

В ноябре 1941 года его послали в глубокий тыл врага на разведывательную работу. Обосновался он на хуторе Говорунов Сумской области, где стал числиться Николаем Николаевичем Шелестом. Держал под своим контролем железную дорогу Бахмач—Конотоп—Ворожба. Добытые сведения передавал командованию Советской Армии.

Среди местного населения Сердюк-Шелест нашел себе помощников. Наиболее активно ему помогала Проня Новикова. Они сдружились. Дружба переросла в любовь. Прошло немного времени – поженились. К тому же им казалось, что создав семью, они будут вне подозрения фашистских властей.

Но вскоре заметили, что гитлеровцы стали принюхиваться к молодоженам. Настал момент, когда оставаться на хуторе было невозможно. Первое время Шелест скрывался, а затем ушел в партизанский отряд Ковпака. Там ему вернули настоящую фамилию – Сердюк.

Через два дня после ухода Сердюка к партизанам к дому Прони Новиковой пришли полицаи. Пока они стучали, Проня выпрыгнула в окно, огородами пробралась в лес и через несколько дней была в партизанском отряде. Здесь они вновь встретились.

Гитлеровцы таскали на допросы хуторян. Но ни угрозы, ни пытки, ни обещания вознаградить не дали никаких результатов.

Шелест и Новикова как в воду канули.

Вот уже более двух лет Проня и Иван Сердюк бок о бок отважно сражаются в партизанском отряде. Проне предложили работать в санитарной части. Отказалась.

– Останусь в роте, там тоже нужны санитарки… Мне кажется, пока я рядом с Иваном, ему ничто не грозит, – сказала она.

До сих пор сбывались желания Прони. Иван – жив и здоров, зато она дважды была ранена…

Иван Трофимович командовал взводом, был заместителем командира роты, командиром роты. Теперь ему вручили батальон.

…Бокарев поставил задачу взводам. Но взводные не успели еще своих людей расположить в оборону, а наблюдатели подали сигнал «тревога!»

– У, черт, мотоциклисты! – выругался Сердюк. – Не дадут подготовиться как следует. Ложись! Замри!

Партизаны, где кого застала команда, попадали на землю. Лег и я. Осмотрелся по сторонам. Там, где мгновение назад копошились бойцы, сейчас никаких признаков их присутствия. Вокруг все замерло. В наступившей вдруг тишине до слуха донеслось тарахтенье мотоцикла. Я перевел взгляд на дорогу и увидел метрах в восьмистах спускающихся с горки два мотоцикла с колясками. Вот они замедлили движение, остановились. Дали пулеметную очередь в сторону села. Обычный прием трусливых разведчиков: на большом расстоянии вызвать на себя огонь. Партизаны не ответили. Гитлеровцы, видно, поверили, что в селе никого нет. Поехали смелее.

– Подпустить. По моей команде стреляют только пулеметчики Соснин и Грамотин, – донеслось до меня распоряжение Бокарева.

«Молодец. Не хочет преждевременно раскрывать свои силы», – отметил я про себя.

Тем временем гитлеровцы, ничего не подозревая, подъезжали к мостику. На каждом мотоцикле по три человека и одному пулемету. Когда до моста, где притаились партизаны, оставалось меньше пятидесяти метров, один из гитлеровцев истерически закричал. Видимо, заметил западню. Мотоциклы газанули, развернулись на сто восемьдесят градусов и помчались.

– Огонь! – выкрикнул Бокарев.

Ждавшие с нетерпением этой команды Грамотин и Соснин ударили из пулеметов. Один мотоцикл резко вильнул, наскочил на кочку и опрокинулся. Колясочное колесо продолжало крутиться в воздухе. Второй на полном газу удирал. Но скоро и его настигла пулеметная очередь Соснина.

– Декунов, вышлите отделение. Живых притащить. Мотоциклы убрать! – командовал ротный. – Остальным – занять свои места. Быть готовыми встретить противника.

Человек десять во главе с Декуновым перемахнули через речушку и устремились к мотоциклам. Все гитлеровцы были мертвы. Партизаны подобрали оружие, сняли пулеметы, а мотоциклы притащили и столкнули в речку.

Все это проделали быстро. И когда из кустов выскочили два грузовика с немцами в сопровождении броневика, партизанская оборона вновь замерла.

Противник спешил на помощь мотоциклистам, рассчитывая, что бой идет в селе. Вот первая машина поравнялась с местом, где валялись трупы мотоциклистов, и резко затормозила. Послышались выкрики. Гитлеровцы, как горох, посыпались из грузовика. Их примеру последовали немцы на второй машине.

– Эх, оплошность допустили, – с досадой проговорил Сердюк. – Трупы не убрали. Всыплю я этому Декунову. Все дело испортили. Теперь медлить нельзя.

И, как бы почувствовав настроение комбата, Бокарев, скомандовал:

– По фашистам, огонь!

Каратели попадали под пулеметный и автоматный огонь первой роты. По машинам и броневику ударили бронебойки. Грузовики развернулись и под прикрытием бронемашины и пехотного огня начали уходить за бугор. Однако скрыться удалось лишь одному. Второй был подбит и загорелся.

Гитлеровцев было человек пятьдесят. Они не рискнули наступать на село. Наоборот, начали пятиться к оголенным кустарникам. А когда задымилась бронемашина, подбитая партизанскими бронебойщиками, поднялись и побежали…

– Начало удачное, – повеселел комбат.

Да, это было только начало. Через полчаса мы заметили накопление пехоты противника в кустах. Послали командиру полка донесение о подготовке немцев к наступлению.

Обстреляли фашистов из минометов. Они ответили мощным артиллерийским и минометным налетом по селу. Снаряды и мины рвались далеко позади обороны первого батальона. В Бискупе возникли пожары.

Судя по силе артиллерийского огня, гитлеровцы готовились к серьезному наступлению.

Около десяти часов утра, не прекращая артиллерийского и минометного обстрела села, из-за высотки высыпали цепи гитлеровцев.

– Не меньше батальона, – определил Сердюк. – Ты здесь будешь? Тогда я пойду во вторую роту. Видно, каша заваривается надолго.

Противник обрушил ураганный огонь из пулеметов и даже автоматов с дальней дистанции и повел наступление, частью сил обходя первый батальон справа. Мы не отвечали.

Я подполз к Бокареву. Он спокойно наблюдал за приближающимися цепями вражеской пехоты.

– Жаль патронов, – повернувшись ко мне, проговорил Бокарев. – Мы бы им показали кузькину мать. Да и так они легко не отделаются. Вот только бы не обошли справа. За фланг взвода Деянова беспокоюсь.

– Там должен быть Тютерев, – ответил я.

– Хорошо, если они успели занять оборону… Что-то там никого не видно…

И как бы успокаивая Бокарева, справа, захлебываясь, застрочил «максим». Несколько гитлеровцев упало, остальные продолжали идти, увязая в грязи. Шли они в полный рост.

Чем ближе противник, тем нетерпеливее вели себя партизаны. Это не ускользнуло от внимательного взгляда командира роты.

– Рота, приготовиться! – передал он команду вправо и влево по цепи.

Бойцы зашевелились, начали подползать к брустверу и прилаживать оружие для стрельбы. Когда стало возможным различать лица врагов, из расположения второй роты одна за другой взвились две красные ракеты. Это Сердюк подал сигнал: «Открыть огонь!» Не успели догореть ракеты, а партизанская оборона, более чем на двухкилометровом фронте, ощетинилась десятками пулеметов и сотней автоматов. Послышалась яростная стрельба справа – на участке второго батальона. Гитлеровцы плюхнулись прямо в грязь и были видны, как на ладошке.

Оглушив внезапным пулеметным и автоматным шквалом и заставив противника залечь, партизаны перешли на прицельный огонь короткими очередями и одиночными выстрелами. Били на выбор. Враг нес большие потери.

Скоро немцы пришли в себя, возобновили обстрел первой роты и короткими перебежками настойчиво приближались к речушке. Нескольким группкам удалось пробраться к партизанской обороне на бросок гранаты. Здесь они начали закрепляться. К ним подползло еще человек двадцать. Их артиллерия сосредоточила огонь по центру обороны первой роты, прокладывая путь для пехоты в направлении мостика. Стало ясно: противник в этом месте наметил прорыв нашей обороны.

Перед первой ротой накопилось около двухсот гитлеровцев. Они в течение некоторого времени держали партизан под непрерывным обстрелом, затем поднялись и с криками побежали вперед. Мы расстреливали их с близкого расстояния. Во фланг атакующим ударили пулеметчики второй роты.

Каратели потеряли около половины своего состава и, не добежав до речки всего метров пятнадцать-двадцать, залегли. Но мы не дали им закрепиться, заставили отползти.

Заметив отход противника, наиболее ретивые бойцы бросились преследовать, но я приказал вернуть их.

Первая атака окончилась для фашистов катастрофой. Они вынуждены были отойти в исходное положение за бугор. Пользуясь передышкой, мы с Бокаревым обошли роту. У нас потери были незначительные. Партизаны чувствовали себя уверенно, некоторые даже шутили, смеялись над тем, как ловко отбили атаку.

– Дали фрицам жару! Сегодня больше не полезут. Можно устроить перекур с дремотой, – радовался пулеметчик Грамотин.

– Перекур устроить можно, а насчет дремоты – повремените, – охладил его пыл Бокарев. – Проверьте оружие, дозарядите магазины. Бой еще не кончился.

– Да куда им, товарищ командир? – стоял на своем пулеметчик. – Посмотрите, сколько их валяется? Почитай, больше сотни. Это ж нахальство надо иметь – так людьми разбрасываться.

Немцы с повторением наступления не торопились. Это настораживало. Одно дело, когда за первой атакой сразу же следует вторая, здесь все ясно. Силы врага могут увеличиться не намного. Введут в бой резерв и все. Совсем иное дело, если противник не спешит. В этом случае жди значительного усиления наступающей группировки. А в том, что каратели будут наступать, мы не сомневались. Хорошо были видны группки вражеской пехоты, перемещавшейся вдоль опушки кустарника. Оттуда же доносилось глухое рычание моторов.

– Не иначе как танки подтянули, – высказал предположение Бокарев.

Проверили расположение роты. Расставили бронебойщиков, заставили глубоко зарыться в землю. Раненых отправили в санчасть. В селе усилиями жителей и партизан потушили пожары.

Из второй роты возвратился Сердюк.

– Там все в порядке, даже раненых нет. Им по легче, – сказал довольный комбат.

Лишь через два часа фашисты осмелились повторить наступление. Затевался нешуточный бой. Противник против первого полка бросил свыше двух батальонов при поддержке трех танков. И артиллерийская подготовка на этот раз была намного мощнее.

Как только гитлеровцы вышли из кустарника, над Бискупе появились три немецких бомбардировщика. Взрывы бомб сотрясли землю. Вновь загорелось село. Израсходовав запас бомб, самолеты снизились и начали прочесывать улицы из пулеметов. От бомбежки и обстрела погибло несколько местных жителей.

Противник наступал на широком фронте, обходя первый батальон справа и слева. Обстрел обороны, как и при первой атаке, начал с дальнего расстояния. На этот раз и партизаны решили не подпускать близко наступающих. Первыми вступили в единоборство с фашистами станковые пулеметы и противотанковые ружья. По мере приближения вражеской цепи в бой вступали ручные пулеметы и снайперские винтовки. Несколько попаданий по танкам хотя и не принесли им вреда, но заставили танкистов держаться на большем расстоянии.

Когда гитлеровцы подошли метров на триста, партизаны открыли огонь из всех видов оружия. Из глубины села ударила наша артиллерия. Снаряды начали рваться в самой гуще фашистской пехоты. Каратели сделали бросок, чтобы выйти из зоны артиллерийского огня, тут-то их и косили автоматчики и пулеметчики первого батальона.

Вспыхнула жаркая перестрелка на флангах. Справа начал бой батальон Тютерева, а слева – батальон Шолина из второго полка.

Чувствуя свое превосходство в силе, немцы продолжали наращивать удар. Артиллерия и минометы сосредоточили огонь по центру обороны батальона Сердюка. Видно, и на этот раз они решили прорваться именно здесь.

Бой накалялся. Когда он достиг наибольшего напряжения, пулемет на правом фланге первой роты замолчал. Сначала мы подумали: пулеметчик меняет ленту. Но минуты летели, а пулемет молчал. Ободренные этим, фашисты ринулись к речушке.

– Косиченко, узнай, почему молчит пулемет! – приказал Бокарев оказавшемуся рядом пареньку – связному командира полка.

Прикрываясь земляным валом, связной устремился на правый фланг. Мы с тревогой следили, кто первым добежит к пулемету: связной или гитлеровцы…

– Грамотин, Соснин – преградите путь противнику! – подал команду Степан своим подручным пулеметчикам.

Пулеметчики дружно ударили по фашистам и заставили их залечь метрах в тридцати от речки. В этот момент заработал молчавший до сих пор пулемет. Вырвавшиеся вперед фашисты не выдержали и попытались отскочить назад, в ложбинку. Но ни одному не удалось спастись. Все они остались лежать на луговине.

Бокарев ругался, обещал «всыпать» пулеметчику, допустившему оплошность, которая чуть было не обернулась катастрофой для батальона, а возможно и для всего полка.

– Я ему покажу, как эксперименты проводить! Захотелось ему подпустить вплотную, – ругался командир роты.

Выполнить свои угрозы ротный не сумел. Бой шел, а связной не возвращался. И лишь после боя мы узнали причину молчания пулемета.

Когда посланный Бокаревым связной добежал до места, то увидел мертвого пулеметчика. Косиченко, не раздумывая (для этого не было времени), лег за пулемет и начал сокрушать наседавших фашистов. Вот тогда ему пригодились знания, полученные у опытного пулеметчика Грамотина…

Узнав о смерти пулеметчика, командир роты снял шапку и тихо проговорил:

– Прости, друг…

Бой не прекращался весь день, но в действиях немцев уже не было той решимости, с которой они начинали. Все их попытки продвинуться вперед пресекались в самом начале.

Особую похвалу командира заслужил Валя Косиченко. Умелыми и решительными действиями он во многом способствовал срыву атаки противника…

Близился вечер. Подразделения дивизии уже готовились к выступлению, а нам так и не пришлось отдохнуть. Даже пообедать не было времени. Теперь старшины прикидывали, как одновременно накормить за обед и ужин.

– Оставьте прикрытие и снимайте батальон, – сказал я Сердюку и поспешил в штаб.

Колонна начала вытягиваться из Бискупе. В это время возобновилась стрельба в районе села Закжев. Прискакал связной и доложил, что на оборону второго полка из Высоке наступает до тысячи гитлеровцев с танками. Видимо, не добившись успеха в бою за Бискупе, немцы подтянули свежие силы и решили попытать счастья на другом направлении. Или же запоздали и одновременного удара у них не получилось.

Момент враг выбрал удачный. Партизанская дивизия сняла почти всю оборону и еще не успела выступить на марш. Занимать снова оборону – не успеем. Но и уходить, имея на хвосте крупную группировку противника, не разумно. Надо было быстро принять решение. И Вершигора с Войцеховичем нашли выход. Приказали дивизии начать движение, а второму полку, оставаясь на своих позициях, отразить наступление, затем ночью незаметно выйти из боя и догнать колонну главных сил.

Этот замысел удался. Кульбака прекрасно справился с задачей. Используя излюбленный партизанский прием, он приказал батальонам подпустить врага и нанести ему сокрушительный огневой удар. Так и сделали. Когда противник, понеся большие потери, откатился, Петр Леонтьевич снял полк, совершил марш-бросок и в полночь присоединился к колонне.

Очередной переход был очень напряженным. Предстояло преодолеть шоссе Красныстав—Люблин и железную дорогу Хелм—Люблин.

Роберт Клейн доложил, что в Волю Идзиковскую прибыло около двух тысяч гитлеровцев. Это была большая угроза. К нашему удивлению, этот гарнизон испугался ночного боя и промолчал, сделал вид, что не заметил нас. Да мы и не сожалели об этом.

Перед шоссейкой Вершигора остановил колонну, решил дать передышку людям и лошадям, чтобы как можно стремительнее преодолеть шоссе, а затем железную дорогу. Пока мы отдыхали, третий полк выставил заслоны на шоссе, а второй на «железке».