Текст книги "Два рейда"

Автор книги: Иван Бережной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

– Стой, стрелять буду!

Не успел опомниться, как из машины выскочил шофер и отвесил оплеуху. Потом заметил авиационную фуражку, слетевшую с его головы, аксельбант, свисавший с правого плеча, сконфузился и быстро залез в машину.

В открытой машине, рядом с шофером восседал грузный генерал. Юра поприветствовал и представился пилотом сержантом-инструктором из состава 3-й истребительно-охотничьей флотилии, расположенной в Галаце. Притворился оскорбленным действиями рядового шофера. Даже набрался смелости и пролепетал нечто подобное угрозе. Буду, мол, жаловаться его превосходительству генералу Антонеско. К сожалению, его угрозы на генерала не произвели никакого впечатления. Он пренебрежительно махнул рукой и, путая румынские и немецкие слова, гаркнул:

– Замолчи, осел! Сейчас война, а не время увеселительных прогулок. Безобразие. Флотилия распустила личный состав!

Разведчик пошел еще на один шаг, чтобы убедить генерала. Сказал, что отличился в боях с большевиками, ему предоставили отпуск и что идет к девушке… В его лжи они могли легко убедиться, если бы потребовали документы. Но Юра тогда об этом не подумал. Да они и не спросили. Наверное, он врал уверенно и убедительно. Все же его не отпустили.

– Садитесь в машину! – приказал генерал. – Поедем к вашему командующему флотилией, проверим, на каком основании эти ослы разрешают увольнение в военное время…

Юре ничего не оставалось, как щелкнуть каблуками и сесть на заднее сиденье, рядом с подполковником, поблескивавшим очками.

Машина тронулась, а генерал все бурчал, возмущаясь плохими порядками в румынских войсках. Машина, то набирая, то сбавляя скорость, петляла по проселочной дороге. Колесников сидел ни жив, ни мертв. «Конец! Как обидно. У самого финиша. Туда пробрался, много ценных данных раздобыл. Даже с изменником сумел расправиться. А тут сплоховал. Расстреляют». И тут ему пришла в голову глупая мысль: «Интересно, как себя чувствуют перед расстрелом приговоренные к смерти?» От мысли, что его поставят перед ямой и расстреляют, похолодело внутри.

Чего он тогда только не передумал. Вспомнил мать, товарищей. Что о нем подумают? Нет, не может быть, чтоб это был конец. Против смерти взбунтовалось все существо. Еще не все потеряно. Ведь оружие не отобрали. Без боя не сдаваться.

Засунул руки в кармана, нащупал веревочки и начал осторожно подтягивать. Скоро в руках оказались нагретые телом рукоятки пистолетов. В правой – браунинг, в левой – маленький пистолетик, подарок начальника разведки. «А что, если сейчас?»

Дальше произошло то, чему он сам не может дать объяснения. Юра снял с предохранителя, выхватил оба пистолета, вскочил на ноги, направил один пистолет на генерала, а второй на шофера и нажал на спусковые крючки. Раздался выстрел, и в тот же миг Юрий выкрикнул:

– Руки вверх! Я большевик!

Шофер откинулся назад. Машина вильнула, сползла с дороги и остановилась. Не теряя времени, разведчик вторично выстрелил. На этот раз в генерала и подполковника, сидевшего слева. Голова подполковника упала на плечо шофера, а генерал вдруг заговорил:

– Господин пальшевик! Прошу, не убивай…

Юрий не мог понять, что произошло. Ведь в генерала он стрелял дважды. Заколдован, что ли?

Рассуждать некогда. Он выскочил из машины и приказал генералу выйти. Не опуская рук, тот сполз на землю.

– Бегом, марш! – скомандовал Колесников. Генерал, тряся грузным телом, послушно побежал. Он все время твердил одно и то же: «Не убивай, не убивай!»

Отбежали добрый километр от машины, и генерал обессилел. Остановился, тяжело дыша, и взмолился:

– Господин пальшевик, разрешите опустить руки, польше не могу.

И только теперь Юрий заметил на поясе пленника кобуру с пистолетом. Обезоружил и разрешил опустить руки. Теперь пошли резвее. К Пруту добрались, когда забрезжил рассвет. Встретили те же ребята-пограничники, которые и провожали. Они удивились, что вместо парикмахера с Юрой шел немецкий генерал.

Сдав под охрану пленного, разведчик почувствовал, что не может держаться на ногах. Свалился в саду под яблоней и проспал почти до обеда. Не слыхал даже бомбежки немецких самолетов. Сквозь сон почувствовал, как кто-кто-топереворачивает его.

– Ты живой? – услыхал он голос.

Сел, открыл глаза и увидел сидевшего рядом начальника разведки. Сон как рукой сняло. Попытался было подняться, но тот задержал его, сказав:

– Сиди, сиди… Ну и дичь ты притащил! Очень ценный «язык». Поздравляю… А почему ты один? Что с товарищем? Погиб?

Юрий рассказал, при каких обстоятельствах погиб «товарищ».

Начальник долго сидел молча, потом сказал:

– Тем более ты молодец. Задание выполнил отлично. Рад, что не ошибся в тебе. Представим к награде. Подробности разведки доложишь в штабе.

Юра рассказал о том, что дважды стрелял в генерала и не попал. Товарищи посмеялись, а начальник разведки внимательно посмотрел на него и переспросил:

– Говоришь, дважды? Из какого пистолета? Покажи.

Разведчик передал ему браунинг. Тот посмотрел в ствол, потом вынул магазин и пересчитал патроны. Патроны были все на месте.

– Ты чистил пистолет после возвращения?

– Нет, не успел.

– Полюбуйся!

Юра посмотрел: в стволе блестел тонкий слой смазки. Оказалось, что из него не произведено ни одного выстрела. Впопыхах разведчик этого даже не заметил. Начальник взял у него пистолет, зарядил, прицелился в стену сарая и нажал на спусковой крючок. Последовал щелчок, а выстрела не было. Юре стало жарко. Значит, его вызволил маленький пистолетик – подарок начальника разведки. Только теперь он вспомнил, что пистолет ему готовил завскладом, а он сам даже не проверил его. Это урок на всю жизнь.

Это было первое боевое задание, которое выполнил Юрий Антонович Колесников. После этого пришлось участвовать в боях на фронте, а с марта 1942 года в тылу врага на Брянщине и в Белоруссии..

…На улице стало совсем светло, когда Юра закончил рассказывать. Я ни разу не перебил его и как бы вместе с ним за это время прожил его нелёгкую жизнь. Колесников замолчал, а я еще долго находился под впечатлением услышанного.

После затянувшейся паузы спросил:

– Откуда ты знаешь французский язык?

– Я знаю румынский. В лицее изучал. Он схож с итальянским и испанским. Сначала изучил итальянский. После этого начал разбираться и по-французски. Немецкий тоже преподавали в лицее. А главное то, что я много читал французских и немецких книг, особенно приключенческих…

– Но ты и по-русски говоришь без акцента?

– Этот язык я знаю с детства. Мать и отец говорили по-русски.

Я понимал – Юра скромничает. Чтобы изучить столько языков – нужен талант и огромный упорный труд. А что Колесников обладал и тем и другим, мне после не раз приходилось убеждаться.

После этого откровенного разговора Юра стал мне понятнее и ближе, а потом мы подружились. Так она и осталась – эта дружба – на всю жизнь.

Домбровица Дужа

Противник продолжал сосредоточивать части против нашей дивизии. За Саном в Ланьцуте – 115-й полицейский охранный полк. Из Люблина подошли 1-й и 26-й эсэсовские полицейские полки. Из Львова к Янувским лесам подброшены два полка дивизии «Галичина», мотобатальон 22-го полка, отдельные татарский и азербайджанский легионы. Две танковые роты из состава вновь сформированного 500-го танкового полка прибыли из Кракова. Для их поддержки выделено звено бомбардировщиков.

В дополнение ко всему наши разведчики, побывавшие в районе Перемышля и Мостиска, только что доложили: диверсии, проведенные кавалеристами, третьей ротой и саперами, дали хорошие результаты. Железная дорога Львов—Перемышль забита войсками и тыловыми учреждениями. Это тылы и резервы 4-й танковой и 17-й полевой немецких армий, отступающих под ударами Украинских фронтов. Наше соединение стало для фашистов просто занозой в горле.

Мы не сомневались, что гитлеровцы постараются предпринять самые решительные меры, чтобы разделаться с нами и обезвредить свой тыл. Создалась обстановка, подобная карпатской, с той лишь разницей, что здесь нет гор и мы можем свободно маневрировать.

Стремительность и маневр – главные козыри партизан. До тех пор, пока эти козыри в наших руках, – мы хозяева положения, мы, а не враг, несмотря на его подавляющее превосходство в силах и средствах, диктуем свою волю, определяем характер и методы действий, вынуждаем противника распылять свои силы и громим их по частям.

Задача партизанских командиров – разгадать замысел противника, выждать момент, когда он изготовится для решительного броска, а затем, не ввязываясь в затяжной позиционный бой, незаметно вывести соединение из-под удара.

Тщательно разработанные планы всем хороши, но они имеют один существенный недостаток. Стоит измениться обстановке, как эти планы летят вверх тормашками… К подобным методам действий мы прибегали часто и одним махом сводили на нет все усилия врага.

При осуществлении этого маневра главное – правильно оценить создавшуюся обстановку и не прозевать подходящего момента.

Неудачи приводят в ярость немецкое командование, заставляют его нервничать, спешить, а при спешке неизбежны ошибки…

Сейчас над партизанской дивизией нависала угроза окружения на сравнительно малой территории. Дальнейшая задержка в Майдане-Сенявском была нецелесообразной. Предстояло решить – куда податься. Над этим и размышляли Вершигора и Войцехович. Перебирали один вариант за другим, обсуждали, спорили, прикидывали все «за» и «против», отвергали их, принимались за новые.

Можно пойти на юг к железнодорожной магистрали, в самую гущу фашистских фронтовых тылов, но там действует генерал Наумов. Придем – все его карты перепутаем. На север? Там густая сеть железных дорог, есть где поработать. И местность, судя по карте, подходящая. Воспротивился Вершигора: «Не время!»

Командир дивизии был склонен продолжить рейд за реку Сан. На карте этот район выглядел зеленым треугольником, ограниченным реками. Он тоже имел свой плюсы и минусы. Хотя объекты для нанесения ударов заманчивы, зато весь район, пересеченный сеткой шоссейных дорог, зажат крупными реками Саном и Вислой, окружен железными дорогами, а это ограничивало возможности для маневра. Не следовало сбрасывать со счета Сандомир, Дембицу, Жешув и Ярослав с их гарнизонами. Здесь может получиться похуже, чем в «мокром мешке» между Днепром и Припятью.

Памятно было и предостережение комиссара Руднева: «Прежде чем войти в эту обитель, подумай, как из нее выйти». В данном случае следовало над этим задуматься серьезно.

Всё должны были учесть, взвесить командир и начальник штаба.

Вершигора был настойчив:

Волков бояться – в лес не ходить… Мы должны идти не туда, где легче, а туда, где можно больше пользы принести наступающим советским войскам. Трудно будет? Не спорю. Возможно, тяжелее, чем в Карпатах. Зато подумайте, какой эффект! Выведем из строя железные дороги Ярослав—Краков, Дембица—Сандомир, Пшеворск—Розвадув. Подберемся к Сталевой Воле и покончим с военным заводом… Установим тесные связи с местными партизанами. Когда станет невтерпеж – рванем за Вислу…

План был заманчивым и многообещающим. Беспокоил лишь вопрос – удастся ли туда прорваться. Противник опасался нашего проникновения за Сан и Вислу и, конечно, принял надлежащие меры предосторожности. Кроме того, река Сан представляла серьезное препятствие. Мостов мало, да и те сильно охранялись. Мы могли рассчитывать только на брод.

Вершигора и Войцехович понимали – придется тяжело. Но мы и не искали легкого пути, а к трудностям партизанам не привыкать…

Чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону. Окончательное решение созрело с возвращением разведчиков, побывавших за Саном.

Послышался стук в дверь, и в хату вошел командир взвода разведроты Антон Петрович Землянко. Массивный, краснощекий, он неуклюже наклонился и переступил через порог. Выпрямился, обвел взглядом присутствующих и, обращаясь к Вершигоре, доложил:

– Вернулись!

– Кстати… Садись, Петрович, рассказывай, – обрадовался Вершигора. Он с особым уважением и доверием относился к этому неторопливому, рассудительному разведчику.

Прежде чем начать доклад, Землянко снял и отряхнул ушанку, бросил небрежно: «Мокропогодица», затем сел на табуретку, зажал между колен автомат, вынул из планшетки потрепанную карту и расстелил ее на столе.

– Можешь пользоваться картой начальника штаба, – разрешил Вершигора.

– Если позволите, доложу по своей, – сконфузившись, попросил Землянко. – Привык.

– Как хочешь, только не тяни…

Землянко кашлянул в кулак и начал без предисловий:

– Сан переплыли на лодках. Вот здесь, – указал на карте восточнее Лежайска. – Укреплений на левом берегу не обнаружили. В Лежайске, Соколуве, Руднике – сильные гарнизоны. В селах полиция. Местность пересеченная, бугристая, лесистая.

– Значит, река не замерзла? – В голосе Вершигоры почувствовалась тревога.

– Нет. Местные жители говорят: при оттепелях иногда разливается… Брод отыскали южнее Лежайска, но погода, пожалуй, может попортить. Мост у Кшешува сильно охраняется. К Сталевой Воле пробраться не удалось. Подступы прикрыты заставами. От поляков узнали: в урочище Лентовня большие немецкие склады русских боеприпасов…

– Где, где? Уточните, – заинтересовался Петр Петрович.

Разведчик указал на рощу вблизи села Лентовни и добавил:

– Охрана слабая. Вот только железная дорога рядом. Могут подкрепление подбросить.

Склады заинтересовали командира и начальника штаба. Наши запасы подходили к концу. Уже несколько дней ждем самолетов с Большой земли, но они почему-то не прилетают. Скоро придется палками воевать. За последнее время некоторые подразделения отечественное оружие заменили трофейным, запас которого мы возили в обозе на всякий случай, И вдруг склады! Решено. Мы идем за Сан.

– Задание выполнили хорошо. Передайте мою благодарность всему взводу. Можете отдыхать, – сказал Петр Петрович.

– Слушаюсь, – поднялся Землянко. Сложил карту, спрятал ее в планшетку и, не торопясь, вышел из хаты.

Через полчаса полки получили приказ на марш.

28 февраля 1944 года в 19.00 покинули Майдан-Сенявский и направились к реке Сан. Предполагалось совершить пятидесятикилометровый переход. Реку Сан преодолеть вброд на участке Пшиховец—Ильня; выйти к Лентовне, внезапным ударом разгромить немецкую охрану и захватить склады.

Однако погода внесла свои коррективы. С вечера повалил мокрый снег, а ночью пошел дождь. Дороги превратились в кашу, по оврагам побежали ручьи. Люди и лошади выбивались из сил. График марша нарушился. Вместо 29 февраля по графику в Домбровицу Дужу колонна вошла незадолго до рассвета 1 марта. Здесь нас ждал еще один неприятный сюрприз. Сан разлился.

Выбранный нами брод у Пшиховца оказался непроходимым. Других вблизи не было. Строить наплавной мост через бурную реку – дело трудное. Да и немцы не позволят. Вынуждены задержаться на дневку в Домбровице Дуже, Вульке Ламаной и Ожаннах Сенявского повята.

Первый полк и штаб дивизии остановились в Домбровице Дуже. Мы завели такой порядок, что ни командир, ни комиссар, ни начальник штаба и никто из офицеров штаба полка не отдыхали, пока не выставлено надежное охранение и не расположены раненые и подразделения.

Так было и на этот раз.

Наступило утро, когда я возвратился из батальона Тютерева. В доме ксендза, отведенном под штаб, меня ждали товарищи. Хозяин наш оказался человеком гостеприимным и разговорчивым. В отличие от ксендза Яна, который приходил к нам с майором Зомбом, он понимал, что свобода для польского народа может прийти лишь с победой Красной Армии. Поэтому одобрял дружбу польских и советских партизан…

Мы сытно поели и разместились на отдых.

– Давид Ильич, надо решать вопрос с обозом, – сказал Федчук, как только мы вошли в комнату, отведенную для отдыха. – Погода не санная. Дороги развезло.

– Брички ищите, – приказал Бакрадзе.

– Я здесь приметил десятка два, но этих мало…

– Пошлите старшину Боголюбова в соседнее село, – посоветовал командир полка.

Федчук ушел заниматься хозяйством, а мы легли спать… Не знаю, сколько я спал. Разбудил меня Боголюбов.

– Немцы! – проговорил он торопливо.

Сон как рукой сняло. Быстро надевая снаряжение, спросил:

– Где? Сколько?

– В соседнем селе. Мы поехали туда за телегами и столкнулись с противником. Их там полно. Заметили нас, открыли пальбу, но мы на лошадях умчались… Заставы я уже предупредил, – доложил старшина.

Через минуту штаб был на ногах. Бакрадзе на ходу крикнул:

– Юрий, пошлите связного в штаб дивизии с донесением…

– Давид Ильич, я пойду во второй батальон, – сказал я командиру полка, схватил автомат и выбежал из дома.

Батальон Тютерева успел изготовиться к бою. Комбат отдавал последние указания командирам рот.

– Вышлите разведку на фланги. Противника подпускайте поближе. Патронов напрасно не расходуйте. По местам!

–^: Разведку вперед выслал? – спросил я Тютерева.

– Выслал. Противник начал выдвижение. Барсуков с разведчиками наблюдает с тех вон холмиков, – указал комбат на высотки впереди села.

Послышалась стрельба. Разведчики спустились в лощину и побежали к правому флангу нашей обороны. На холмах появилась густая цепь противника. Я посмотрел в бинокль.

– Что видишь, Вано? – спросил только что подошедший Давид.

– Не пойму. Какой-то сброд. Да и одеты как-то чудно. Посмотри, – сказал я и передал бинокль.

Бакрадзе долго всматривался в приближающиеся цепи, потом оторвал бинокль от глаз и сказал:

– Клянусь мамой, кацо, это не фрицы! Но кто, узнаем после боя. Оставайся здесь, а я пойду к Сердюку…

Враг шел осторожно, останавливаясь, как бы выжидая чего-то, и снова шел. Наступало сотни две. За первой цепью двигались подводы с минометами. А дальше – новая цепь пехоты. Передние приблизились метров на триста. Невооруженным глазом можно было рассмотреть одежду противника.

Партизаны следили за действиями наступающих, не выдавая своего присутствия. Тихо. Так бывает лишь перед боем. Только в селе слышно беспечное тявканье собачонки. Ей и невдомек, что через несколько минут разразится смертельный бой. Вот он уже вспыхнул справа и слева, где обороняются соседние полки и кавалерийский дивизион.

Пехота, наступавшая на нашу оборону, ускорила шаг. Видимо, противник согласовал одновременные удары с трех сторон.

Из расположения первого батальона взлетела красная ракета – сигнал открытия огня. Пулеметный и автоматный шквал заставил противника залечь. Вторая цепь продолжала движение, настигая первую. Подводы с минометами свернули с дороги и укрылись в лощине. Через несколько минут позади от нас, в селе, взорвалась мина, за ней вторая, третья… Взрывы приближались к боевым порядкам батальонов.

– Однако противник перед нами какой-то дураковатый. Видно, впервые сталкиваются с партизанами, – сказал Тютерев.

– Почему?

– Посмотри, как залегли, группами.

Бой на флангах накалялся. Из штаба дивизии прибежал посыльный и передал приказание комдива – держаться.

– На Ожанны наступают крупные силы. Тяжело приходится кавалеристам, – сказал связной Валя Косиченко.

В это же время прибежал связной от командира полка и вручил мне записку. В ней Бакрадзе писал: «Вано, перед нами противник нерешительный. Надо канчать этот лавочка. Бери часть батальона Тютерева, заходи справа. О готовности дай знать ракетой. Это и будет сигнал для общей атаки».

– Передай, выполняю, – сказал я связному.

Сложность выполнения задачи состояла в том, что надо было незаметно снять подразделения с обороны и так же незаметно выйти с ними во фланг и тыл противника. Посоветовавшись с Тютеревым, решили оставить на месте два стрелковых взвода, все танковые и часть ручных пулеметов. Под прикрытием их огня отвести роты в село, затем, прикрываясь строениями, пробраться к лощине, которая и выведет нас во фланг врагу.

Этот вариант удался. Обойдя вражеские цепи, мы подали сигнал для первого батальона и бросились в атаку. Бакрадзе с первым батальоном ударил в лоб. Противник был смят в несколько минут. Бросая оружие, вражеская пехота в беспорядке кинулась наутек. Партизанские пулеметы и автоматы косили убегающих карателей. К тому же с тыла по ним ударили немецкие пулеметы заграждения. Но страх перед партизанами был сильнее своих пулеметов. Вскоре пулеметы были смяты…

Разделаться с противником нам удалось сравнительно легко. Партизанам достались четыре батальонных миномета, пулеметы, винтовки и другое имущество. Захватили несколько пленных. К нашему удивлению, они принадлежали азербайджанскому легиону. Пленные рассказали, что легион гитлеровцы создали из числа военнопленных. От них же узнали, что большинство пленных пошло в легион, чтобы завладеть оружием и при удобном случае перейти на сторону партизан.

– Почему же сейчас не перешли? – спросил Тютерев.

– А как перейдешь, если вы открыли такую стрельбу, что воробей не пролетит, – ответил пленный. – Спереди партизаны, а с тыла немецкие пулеметы… Гитлеровцы ни азербайджанцам, ни татарам не доверяют. Посылая в бой, позади выставляют своих солдат с пулеметами. Командирами в легионе – немцы.

– Надо, чтобы наши разведчики установили с легионами связь и договорились о переходе на нашу сторону, – сказал Бакрадзе.

Но гитлеровцы сняли легионы, как неблагонадежные, и перебросили на другие участки. Больше нам с ними встретиться не пришлось.

Первый полк заканчивал сбор трофеев, а справа и слева продолжал греметь бой. Особенно тяжело пришлось кавалерийскому дивизиону. На его оборону наступали курсанты немецкой полковой школы танкового полка. Этих вымуштрованных и хорошо вооруженных гитлеровцев, подготовленных к отправке на фронт, немецкое командование вынуждено было бросить против партизан.

Первым немцев заметил горьковчанин Виктор Камаев, отделение которого находилось в боевом охранении в кустах впереди Ожанн. Он привел бойцов в готовность и вызвал командира взвода.

Командир взвода Михайленко не заставил себя ждать. Маленький, верткий, он прибежал, лег рядом с Виктором и выдохнул:

– Что тут у тебя?

Камаев указал на лес, по опушке которого двигалось человек триста гитлеровцев.

Николай Нестерович Михайленко, несмотря на свои двадцать четыре года, был опытным воином. За его плечами тяжелые бои под Киевом, на реке Десне у Остёра, вылазки в тыл врага в составе роты разведчиков-десантников… К Ковпаку он пришел с группой красноармейцев. Участник всех рейдов по тылам врага, проведенных соединением. Долгое время воевал в составе второй роты. Там сдружился с Виктором Камаевым. Смешно было видеть его, коротышку, рядом с великаном Виктором Павловичем Камаевым. Друзья не расстались и в кавдивизионе.

Окинув опытным командирским взглядом противника, Михайленко сразу же оценил серьезность положения. Даже присвистнул.

– Видно, фрицы всерьез решили заняться нами. Полки уже дерутся. Наступает наш черед…

Командир взвода подал сигнал тревоги для дивизиона. Через несколько минут лейтенанты Гапоненко и Ларионов вывели эскадроны на окраину села и расположили в оборону. Разгорелся жаркий бой, который длился почти весь день.

Кавалерийский дивизион оказался отрезанным от остальных подразделений дивизии. На помощь Ленкин не мог рассчитывать. Второй и третий полки тоже вели тяжелые бои с частями 14-й эсэсовской дивизии «Галичина» и другими регулярными частями.

Кавалеристы сражались стойко, однако несколько раз фашисты врывались в Ожанны. Тогда Ленкин и Тутученко поднимали эскадроны в контратаку и выбивали гитлеровцев из села. Враг подбрасывал подкрепление и бой разгорался с новой силой. На каждого партизана приходилось два-три гитлеровца. И в этих условиях кавалеристы сражались отважно, как и подобает ковпаковцам. Примеры мужества показывали командиры Ленкин, Гапоненко, Ларионов, Михайленко, Уткин… Бойцы Галя Кваша, Фещенко, Потеряев, Илья Попок… Во время рукопашной схватки на Илью Попка налетели три фашиста. Двоих он уничтожил, но и сам пал геройской смертью.

К концу дня Ленкин понял, что противник выдохся.

– Приготовить лошадей! – приказал он своему заместителю Сашке Годзенко.

Кавалеристы повеселели: раз командир приказал приготовить лошадей, значит, дела пошли на поправку… Гитлеровцы теперь наступали с меньшим упорством. И когда была отражена их очередная атака, Ленкин ракетой вызвал коноводов, посадил партизан на лошадей и вместе с Семеном Тутученко и Сашей Годзенко повел в стремительную контратаку. Немцы, не выдержав напора, побежали. Партизаны только этого, и ждали. Настигали карателей, рубили их клинками и уничтожали огнем из автоматов.

В разгар контратаки упал Виктор Ларионов. К нему кинулись Галя Кваша и Николай Михайленко. Поздно… Пуля угодила в сердце.

Контратака была успешной. Полковая школа почти полностью была уничтожена, так и не доехав до фронта.

К вечеру на всех направлениях атаки противника были отбиты. Фашисты понесли большие потери. Но и нам дорого досталась эта победа. Особенно большие потери понесли кавалеристы. Дивизион недосчитался двенадцати отважных партизан. Геройской смертью погибли замечательные командиры эскадронов – комсомольцы лейтенанты Николай Владимирович Гапоненко и Виктор Игнатьевич Ларионов, а также командир взвода Леонид Уткин.

До поздней ночи враг группировал силы и обстреливал Домбровицу Дужу, Ожанны и Вульку Ламану. Однако наступать до утра не решался.

Обстановка не позволила похоронить погибших. Мы забрали их с собой, чтобы захоронить на следующей дневке.

Не отыскав брода, решили воспользоваться мостом через Сан у Кшешува. По сведениям, добытым разведкой, мост сильно охранялся. По обеим сторонам – дзоты. К тому же в Кшешуве располагался гарнизон, правда, небольшой. Там находились полицейские. Только внезапность могла дать нам успех.

Вечером дивизия незаметно покинула место дневки. Перед выступлением меня вызвали в штаб дивизии.

– Будь готов на марше принять груз, – приказал Петр Петрович Вершигора. – Самолет летит из Киева. Следует ожидать в полночь. Смотри, не прозевай.

Сколько таких сообщений приходило с Большой земли, а самолетов все не было. То погода подведет, то другие непредвиденные обстоятельства. Не исключено, что и на этот раз прождем напрасно. Все же я с ротой Бокарева был начеку.

Двигались в середине колонны. На пяти санях везли солому для костров. Сигнальщики проинструктированы.

Полночь. Позади слышится канонада. Фашисты продолжают обстреливать оставленные нами села. Значит, не заметили нашего ухода. Впереди тоже началась стрельба. Это третий полк Петра Брайко вступил в бой с немецким гарнизоном города Кшешува.

Наконец послышался долгожданный гул самолета. Даю ракету. Санки с соломой разъезжаются в стороны и вперед. Гул нарастает. Вот он уже над нашими головами. Пускаю сигнальные ракеты, в то же время вспыхивают пить костров, обозначая конверт с печатью в середине. Самолет дает ответную ракету и начинает кружиться над кострами. Один за другим полетели парашюты с грузовыми мешками. Партизаны зорко следят за грузом. Местные жители, наблюдавшие из-за заборов и плетней, осмелели, повыскакивали из своих укрытий и начали разыскивать и подбирать мешки. Не успеет груз приземлиться, а его уже подхватывают, свертывают парашют и тащат на санки. Нагруженные санки мчатся вперед. Там их встречает Войцехович, вскрывает мешки и тут же раздает боеприпасы представителям подразделений.

– Третьему полку в первую очередь, – приказывает Вершигора.

Бросают два мешка с патронами в санки, и бойцы, нахлестывая лошадей, спешат вперед, в Кшешув, чтобы прямо в бою боеприпасы передать Пете Брайко.

Самолет сделал прощальный круг, поморгал бортовыми огнями и улетел на восток.

Подобрав последние мешки, веселые и радостные, мы настигли колонну главных сил, остановившуюся перед Кшешувом. Здесь нас ждали невеселые вести.

Третий полк у Кшешува появился внезапно. Быстро расправился с гарнизоном города и с хода бросился на мост. Удалось уничтожить охрану на восточном берегу. Небольшая группа партизан сумела проскочить по мосту и зацепиться за противоположный берег. Но дальше этого не пошло.

Как ни старался Брайко, развить успех не удалось. Гитлеровцы, разбуженные боем в городе, заняли дзоты и организовали упорное сопротивление. Подразделения полка предпринимали отчаянные попытки, несли потери, а переправиться на западный берег не могли. Мост был под перекрестным пулеметным и автоматным огнем.

На рассвете немцы подбросили из Рудника танки и заняли село Буда. Танки вышли к переправе. Группка храбрецов-партизан, переправившихся на противоположный берег, не устояла. Под прикрытием артиллерийского и пулеметного огня они начали отходить. Но не всем суждено было возвратиться. Некоторые навсегда остались на мосту.

Дальнейший бой за мост потребовал бы от партизан больших жертв. Вершигора не мог пойти на такой шаг и приказал отвести подразделения.