Текст книги "Два рейда"

Автор книги: Иван Бережной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)

Рота Бакрадзе вышла к железной дороге Ковель—Владимир-Волынский. Партизаны установили мины расположились в засаде и стали ждать появления эшелонов. Прождали ночь. Напрасно. Противник опасался нападения партизан и избегал ночных перевозок. Но на этот раз и днем эшелоны не шли. От местных жителей Бакрадзе узнал, что поезда про ходят очень редко, да и то буквально ползут.

Утром сильно похолодало. Бойцы замерзли. К тому же разбирало зло из-за напрасного ожидания. Командир роты приказал старшине Боголюбову, чтобы тот выдал бойцам по сто граммов спирту и по куску вареной свинины. Ребята сразу повеселели.

Время шло, а эшелоны не появлялись. Не в характере Бакрадзе возвращаться с задания ни с чем. Он решил попытать счастья на шоссейной дороге, проходившей вблизи. Оставив часть бойцов у железной дороги сторожить эшелон, отвел роту к «шоссейке». Наиболее подходящим местом для засады был разрушенный мостик через реку Турью у села Блаженники. Здесь в прилегающих кустарниках и расположил он партизан.

Внимание заместителя командира роты Ивана Сердюка привлекла копна сена на холмике недалеко от дороги.

– Федя, полезай на копну, оттуда обстрел получше, – сказал он пулеметчику Грамотину.

Грамотин с помощью Сердюка забрался на копну, разгреб сено и удобно там устроился.

– Ну как? – спросил Сердюк.

– Лучше быть не может, как в гнезде: сухо, тепло и далеко видно, – весело отозвался пулеметчик.

– Смотри, не усни.

– Вообще-то поспать не мешало бы, – сказал Грамотин, но тут же спохватился и добавил. – Будьте спокойны, товарищ командир, не усну.

– Без надобности стрельбы не открывай. Подпускай ближе.

– Есть! – коротко ответил Грамотин.

Недалеко от копны, поближе к дороге, Сердюк оставил бронебойщика и возвратился на наблюдательный пункт, где застал командира роты Бакрадзе и политрука Тоута.

– Все в порядке, – доложил Сердюк.

– Как ты думаешь: придут немцы? – спросил Бакрадзе.

– Почему бы им не прийти? – удивился Сердюк. – Дорога накатана.

– Наберемся терпения, подождем, – сказал Иосиф Тоут.

У шоссе тоже немало пришлось померзнуть, зато надежды, оправдались, терпение партизан было вознаграждено. Наблюдатели доложили о движении автоколонны со стороны Ковеля.

– Быть наготове! Без команды не стрелять, – приказал Бакрадзе.

Автомашины подошли к реке. Остановились перед разрушенным мостом. Из передней машины вылезли два гитлеровца. Они осмотрели мост и пошли по проторенному следу в обход. Взошли на лед. Убедились – прочный. Здесь были видны следы прошедших автомашин. Немцы возвратились, сели в машину и поехали по льду.

Противник не подозревал, что вблизи моста притаились партизаны. Первыми переправились легковые машины. За ними последовали грузовики. Те, которые переправились, отъехали от реки, свернули на шоссе и остановились. Ждали, пока переправятся остальные. На лед спустился тяжелый грузовик. Только он добрался до середины реки – лед треснул, и машина осела. Речушка оказалась мелкой. Машина надрывно урчала, колеса буксовали. Из-под них летела жидкая грязь. Гитлеровцы повыскакивали из машин и кинулись к реке. Человек двадцать облепили застрявший грузовик и под команду начали раскачивать его.

– Удобный момент накрыть, – предложил Сердюк.

– Подождем, пусть все переправятся, – не согласился Давид.

Минут через двадцать гитлеровцам удалось вытащить увязший грузовик. С полчаса потребовалось им, чтобы переправить еще два. На противоположном берегу оставались три автомашины. Немцы решили облегчить переправу. Шесть человек направились к копне. Партизаны, затаив дыхание, следили за противником. Но начать стрельбу без команды не решались. Бакрадзе же команды не давал, выжидал.

Гитлеровцы начали выдергивать из копны слежавшееся сено. Оно плохо поддавалось. Вдруг один из них вскарабкался на копну, но получил сильный удар стволом пулемета в грудь и свалился вниз. В тот же момент сверху раздался грозный голос Грамотина:

– Хэнде хох!

Немцы на какое-то мгновение остолбенели, а затем что было сил кинулись к машине. Вслед им Грамотин полоснул из пулемета. Два фашиста свалились, а остальные еще пуще побежали.

Наблюдая эту картину, Бакрадзе понял: дольше ждать нет смысла. Он выпустил красную ракету.

Партизанские пулеметы и автоматы дружно ударили с трех сторон, почти в упор по противнику. Пошли в ход гранаты. Это произошло настолько неожиданно, что гитлеровцы и не помышляли о сопротивлении. Они бросили машины и устремились к речушке, пытаясь спастись бегством. Напрасные попытки. Их и там встретили партизаны. Гитлеровцы, как затравленные звери, метались в западне.

Бойцы девятой роты выскочили из укрытий и начали погоню. Грамотин, стоя на копне, стрелял из пулемета по убегавшим врагам. От основной группы противника откололся офицер с пистолетом в руке и побежал в сторону села. Его преследовал партизан с противотанковым ружьем, то и дело выкрикивая: «Хальт, хальт!» Но офицер настолько стремительно бежал, что бронебойщик отстал. Видя, что фашист уходит, партизан залег, прицелился и всадил крупнокалиберную бронебойную пулю в спину офицеру…

Бой был коротким. Большую часть фашистов перебили, а двенадцать захватили в плен. Автомашины сожгли.

Успешно выдержал экзамен на командирскую зрелость и командир четвертой роты Александр Филиппович Тютерев. Саша – старый мой знакомый. Мы с ним воевали в одной дивизии под командованием генерала Бирюзова. Тютерев был разведчиком. При выходе из окружения он – тяжело раненный – был оставлен в крестьянской семье. После выздоровления пришел к ковпаковцам. Начал воевать рядовым и вырос до командира роты. При выходе из Карпат рота Тютерева являлась самой боевой в группе Ковпака. И в новом рейде четвертая рота была на хорошем счету…

Умело организованной засадой на шоссе Луцк—Владимир-Волынский рота нанесла большие потери противнику и захватила восемь трех– и восьмитонных автомашин с грузом. Партизанам досталось восемь тысяч шинелей, большое количество маскировочных курток, три тонны ваксы и даже несколько тысяч коробочек с духами и одеколоном. Когда рота вернулась с задания, то от нее на километр разносился запах духов, за что роту прозвали «пахучей». Весь этот груз предназначался для четвертой немецкой танковой армии, но так и не дошел до адресата.

Четвертый батальон, под командованием капитана Токаря, совершал самостоятельный рейд. При выходе в свой район действий южнее Владимир-Волынского на марше столкнулся с бандеровской бандой. Во встречном бою банда была разгромлена. Получив от разведки сведения о концентрации бандеровцами крупных сил в Порицке, Токарь штурмом овладел местечком. Националистическая банда понесла большие потери и распалась.

Командование соединения было довольно проведенными боевыми операциями. Все командиры подразделений успешно выдержали экзамен.

– С такими хлопцами можно в огонь и в воду! – сказал Войцехович.

В свою очередь и командиры подразделений оценили доверие Петра Петровича. Окончательно укрепился авторитет Вершигоры как командира умного, талантливого. От былых сомнений у подчиненных не осталось и следа.

На Волыни

С выходом на Волынь нам стали досаждать националисты. Основу их военных формирований составляли враги украинского народа: кулаки, реакционное духовенство и разного рода уголовники. Обманом и угрозами им удалось вовлечь в банды некоторую часть несознательного населения. Местных жителей пугали «ужасами большевистской Сибири», куда якобы будет сослано все население Западной Украины. Среди крестьян находились такие, кто верил этим басням.

Надо было рассказать людям правду, открыть им глаза на действительность. Выполнение этой задачи легло на плечи партийной и комсомольской организаций соединения. Да и каждый партизан считал своим долгом быть и пропагандистом, и агитатором.

Тут-то и развернулся замполит Москаленко Николай Алексеевич – коммунист двадцатых годов, ветеран соединения. Ему пришлось повоевать наводчиком, командиром орудия, политруком. Под руководством С. В. Руднева он прошел хорошую школу партийно-политической работы в боевых условиях. Знал людей и умел найти к ним подход. Привлекал своей простотой и душевностью.

Большую помощь замполиту оказывал Миша Андросов– комсомольский секретарь, как его называли партизаны. Несмотря на свою молодость, Миша имел опыт комсомольской работы. Он был секретарем комсомольской организации цеха завода «Коммунар», возглавлял отдел в Запорожском обкоме комсомола. С началом войны окончил спецшколу в Саратове. В октябре 1942 года по заданию ЦК ЛКСМУ он с группой комсомольских работников был направлен в тыл врага. Его назначили помощником комиссара по комсомолу. Надо сказать, за работу он взялся с большим желанием, работал с комсомольским задором. Результаты сказались скоро. Его можно было видеть в бою, в разведке, в подразделениях беседующим с бойцами, на митинге, выступающим перед местными жителями. Стоило удивляться, как он только успевал побывать везде. Поистине неугомонная голова. И не удивительно, что он стал душой молодежи.

В том, что комсомольская организация нашего соединения, как лучшая среди партизанских отрядов, была награждена Красным знаменем ЦК ВЛКСМ, есть большая заслуга и Михаила Васильевича Андросова.

Перед выступлением в рейд из Киева нам прислали большое количество листовок. Все их надо было распространить в селах, местечках, городах, чтобы не пропала ни одна.

Кроме того, из допроса пленных и захваченных документов стали известны новые факты сговора главарей украинских буржуазных националистов с гитлеровцами. Совсем недавно, в середине декабря 1943 года, состоялись две такие встречи. С немецкой стороны на встречах присутствовали обер-лейтенант Остен и представитель Владимир-Волынского гебитскомиссариата. Организацию украинских националистов (ОУН) представляли командир загона (отряда) Антонюк (кличка Клещ), политический руководитель этого же отряда Брова, командир батальона Остап и другие…

На этом сборище стороны договорились о прекращении вооруженных нападений друг на друга. В обмен на оружие националисты обязались помогать немецким властям продовольствием. Не откладывая в долгий ящик, уже в начале января сорок четвертого года националисты предоставили возможность гитлеровцам в селах Гноино, Туропин, Вобля забрать зерно, 40 коров, лошадей, свиней, 500 кур…

15 января 1944 года немцы по сговору с националистами оставили Камень-Каширский и передали загону Назара часть вооружения и 300 комплектов обмундирования… Начались переговоры между начальником немецкой службы безопасности города Горохова с руководителем гороховской районной организации ОУН Павлом Скибой…

Ежедневно наша разведка добывала сведения о все новых сговорах предателей украинского народа с гитлеровским командованием. Путем отказа от активных действий против оккупантов украинские буржуазные националисты получили право беспрепятственного переезда через железные дороги и добились нейтралитета немецких властей в борьбе бандеровских банд против польских отрядов. Пришли к соглашению о тесном сотрудничестве по уничтожению «красных банд», как они называли советских партизан.

Все это делалось в глубокой тайне, за спиной народа. Надо было вывести их на чистую воду, раскрыть подлинное лицо бандеровских главарей, на свежих примерах показать простым людям, чего хотят руководители из Организации украинских националистов. За выполнение этой задачи мы и взялись.

Одна из первых листовок, составленных Вершигорой, Войцеховичем, Москаленко и Андросовым, называлась: «Что такое УПА? Кто такие оунивцы?» В ней просто и доходчиво рассказывалось, что кроется за лозунгом «самостийной Украины», кто такие Бандера, Омелько Брова, Гонта, Антонюк и какой «самостийности» они хотят. Приводились выдержки из документов о сотрудничестве бандеровских атаманов с гитлеровцами. Паны атаманы пожимают руки оккупантам, а у украинского крестьянина ребра трещат… Листовка заканчивалась призывом: «Украинский народ! До каких пор ты будешь на себе терпеть эту коросту?! Она, как зараза, ползет по селам, отравляет твою душу лживыми лозунгами о независимости. Не верьте предательской, лживой агитации УПА. УПА – передовой отряд немецкого гестапо. УПА – сборище изменников украинского народа.

Бойцы УПА! Бросайте оружие, пока не поздно. Ваши атаманы скрывают от вас свою предательскую политику. Они заманили вас будто бы для борьбы с немцами, а теперь исподтишка точат ножи, чтобы вонзить их вам в спину.

Уничтожайте изменников и переходите на сторону советских партизан. Вместе с нами бейте гитлеровцев – врагов нашего народа. Долой атаманов УПА – предателей украинского народа!

Слава Советской Украине!

Смерть немецким захватчикам!»

Листовка была размножена на украинском языке. Разведчики распространили ее среди местного населения. Москаленко, Андросов и политруки рот инструктировали агитаторов. Часто и сами выступали на митингах, беседовали с крестьянами, разъясняли политику нашей партии, рассказывали об успехах Красной Армии. Одновременно вели работу по разложению самих бандеровских банд..

Проведенная разъяснительная работа, листовки с призывом к активной вооруженной борьбе против фашистов, недавние наши бои в районе Ковеля, Владимир-Волынского, разгром банды националистов в Кукуриках, а главное, успешное продвижение Советской Армии, о котором мы сообщали в листовках, всколыхнули местное население. К нам стали приходить группами и в одиночку с просьбами принять в отряд. Шли мужчины и женщины, парни и девушки, даже подростки. Были среди них и такие, кто еще до нашего прихода в этот район помогал партизанам.

В третий батальон пришла группа молодежи из Радехова и других приграничных сел.

– Мы давно партизаним. Были связными и выполняли отдельные поручения отряда Федорова, – рассказывала бойкая краснощекая девушка.

– Почему же вы не пошли к нему? – спросил Брайко.

– Договорились, что за нами придут. Но разведчики почему-то не пришли, а оставаться в селе было опасно. Бандеровцы пронюхали о наших связях с партизанами. Двух девушек поймали и после пыток бросили в колодец. Это и нас ожидало. Решили идти, к вам. Не все ли равно, где воевать…

Девушку звали Лена Штоцкая. Она с родителями незадолго до войны приехала из Сибири в гости в Радехов. Здесь их и застала война… Отца Лены бандеровцы хотели затащить в банду, но он прямо сказал, что их затея с «самостийной Украиной» пуста и лопнет, как мыльный пузырь. Когда уговоры не подействовали, бандиты начали угрожать, а потом так избили, что Лена с матерью еле отходили его. Как только отец поднялся, Лен а с подружками ушла к нам.

Всех прибывших зачислили в отряд. Лену направили медсестрой в саперный взвод, а затем перевели в санитарную часть третьего батальона. Скоро вслед за Леной пришла и ее мать.

Несколькими днями раньше с задания вернулся Берсенев с разведчиками. Разгромив банду националистов, он встретил группу солдат и офицеров армян и привел их в батальон. Они бежали из фашистского плена, пробрались на Волынь и встретились там с бандеровцами, выдававшими себя за партизан. О том, что это были бандеровцы, бежавшие из плена, узнали только тогда, когда познакомились с ними ближе. Командиром группы в тридцать три человека был Серго Арутюнов, политруком – Погосов… Всех их оставили в батальоне Петра Брайко.

Действия советских партизан и разъяснительная работа, которую мы проводили среди населения, выбили почву из-под ног буржуазных националистов. Об этом нам говорили пленные. Да и сами бандеровские руководители вынуждены были признаться, что их надежды на «массовое движение украинского народа рухнули». В перехваченном письме одного из руководителей районного провода ОУН говорится: «Появление здесь красных сильно повлияло на наш народ, получилось смятение, и от нас уходят…».

Да, многие, вовлеченные в националистические военные формирования, стали искать пути перехода на сторону партизан.

Однажды произошел такой случай. Был у нас художник – горьковчанин Уткин Александр Павлович. Перешел он к нам из отряда Одухи в декабре 1943 года.

– Твори для истории, – сказал Вершигора. – Увековечь образы героев-ковпаковцев.

Уткин старался выполнить наказ командира. В перерывах между боями его можно было видеть сосредоточенным и погруженным в работу за этюдником или среди партизан с фотоаппаратом – беспокойного, навязчивого и неугомонного. Порой он становился задумчивым, даже рассеянным, тогда его глаза смотрели, но ничего вокруг себя не замечали.

Во время одного из переходов на Уткина нашло «затмение». Он ехал верхом на лошади по лесной дороге, погрузившись в свои думы. Не заметил, как лошадь сошла с проторенной дороги на просеку, вывезла его из леса на поляну. Опомнился всадник лишь тогда, когда лошадь остановилась на хуторе возле колодца и заржала.

Уткин увидел перед собой двух парней.

– Здравствуйте, ребята, – сказал беззаботно Уткин. – Подержите коня, я зайду в хату, попрошу ведро.

Парни загадочно переглянулись, но на приветствие не ответили. Один из них взял лошадь под уздцы.

Александр Павлович слез с лошади и, насвистывая песенку, направился к ближайшему дому. Но только вошел в избу – от его беззаботного вида не осталось и следа. Хозяйка не дала ему и рта открыть, выпалила, словно вылила на голову ушат холодной воды:

– Сынок, тикай – бандиты!

– Где? – оторопел Уткин.

– Коня твоего держат…

Первое, что пришло в голову партизану, – выбежать из дома и огородами в лес… А хозяйка сокрушалась:

– Пропала твоя бедная головушка…

И тут Уткин пришел в отчаяние: его карабин остался притороченным к седлу. Потерять коня и оружие? Какой позор!

– Почему же они меня сразу не прикончили? – спросил Уткин.

– Не знаю…

– Была не была! Дайте ведро, – попросил Уткин.

Вышел из хаты, быстро посмотрел на парней. Как будто без оружия. Теперь только бы добраться до карабина. Тридцать шагов от дома к колодцу он прошел, как по минному полю. Подошел, протянул ведро парню, который держал лошадь, и, заикаясь, попросил:

– До-достань в-воды… Я отпущу п-подпруги…

Тот взял ведро и повернулся к колодцу. Уткин дрожащими руками отстегнул карабин, щелкнул затвором и закричал не своим голосом:

– Руки вверх!

Парни повернулись к Уткину, быстро откинули полы пальто, и в их руках оказались обрезы.

– Не дури. Договоримся по-хорошему, – проговорил один из парней.

– Бросай оружие! – приказал Уткин.

К его удивлению, те повиновались.

– Кругом! Десять Шагов вперед…

Подобрав и разрядив оружие, Уткин разрешил парням опустить руки.

– Вы мои пленники. Пойдемте со мной, – расхрабрился художник и приказал двигаться вперед.

– А коня все-таки надо напоить, – напомнил один из пленников.

– Успеется… Шагом марш, – скомандовал Уткин, усевшись в седле и держа карабин наизготовку.

– А ты куда нас поведешь?

– К партизанскому командиру.

– Они же совсем в другую сторону ушли, – сказал парень.

– Как в другую? – усомнился Уткин.

– Очень просто. Туда ушли, – указал парень в противоположную сторону.

Александр не хотел верить пленному, боясь подвоха, и в то же время понимал, что сам запутался в незнакомом лесу. Не известно, как бы поступил Уткин, если бы на помощь не пришли парни.

– Если ты забрал нас в плен, то возьми и это, – сказал тот, которому Уткин оставлял коня, при этом он снял с пояса пистолет, вынул из карманов две гранаты и протянул партизану. Его примеру последовал и второй.

– Если хочешь знать, мы сами давно собираемся идти к партизанам, но боимся – расстреляют… Да пусть лучше свои прикончат, чем носить позорную кличку бандита, – пояснил пленный.

Это было сказано с таким чувством, что Уткин поверил в искренность слов и поехал в том направлении, куда парни советовали. Через час вошли в село, где остановились партизаны.

На допросе парни рассказали, что партизанские листовки заставили их подумать о своем месте в общей борьбе. Многие обманутые крестьяне хотят перейти на сторону партизан, но боятся: запуганы националистами.

Это означало: лед тронулся. Но мы понимали, что предстоит еще длительная и упорная работа по разоблачению неприглядной роли украинских буржуазных националистов, с тем чтобы рассеять туман их лживой пропаганды, которой они одурачили часть украинского народа.

«Лесные черти»

Мы понимали, что в борьбе с украинскими буржуазными националистами нельзя ограничиваться одними лишь листовками и агитацией. В их руках имелись еще достаточно сильные военные формирования. Для их ликвидации нужны были более действенные, активные меры.

В последнее время в захваченных документах, в показаниях пленных и перебежчиков все чаще упоминалось о школе «лесных чертей».

– Эта школа – бревно в глазу. Надо заняться «лесными чертями» и покончить с ними раз и навсегда, – сказал Вершигора.

Однако выполнить этот замысел оказалось не так просто. Сложность заключалась в том, что никто толком не знал, где располагается эта школа. О ее размещении знали далеко не все бандеровские командиры.

На поиски «лесных чертей» мы выслали десятки разведывательных групп. Выяснилось, что в Свинарских лесах расположёны склады, штаб и охранные подразделения. Проникнуть в глубь леса никак не удавалось.

– Чего тут голову ломать! Прочесать лес всем соединением и делу конец, – предложил командир кавалерийского эскадрона Ленкин.

– Пустая затея. Спугнем только. Перекочуют в другой район. А чтобы окружить весь лесной массив – не хватит трех таких соединений, как наше, – сказал Вершигора. – Действовать надо наверняк.

Решение вопроса пришло неожиданно. Как-то в разговоре с начальником штаба Вершигора вспомнил о группе армян, которых привел Берсенев.

– Вася, ты их не спрашивал о «лесных чертях»? – спросил командир.

– Как-то не пришло в голову, – ответил начальник штаба. – Думаете, им известно?

– Должны знать. Ведь с ними националисты заигрывали, пытались привлечь на свою сторону, – сказал Петр Петрович. – Они здесь давно. Не могут не знать. В противном случае, какие же они вояки! Вызывай Арутюнова…

Скоро пришел Арутюнов. Выяснилось – обстановку он знает хорошо.

– Нам даже удалось установить связь с одним из бандеровских инструкторов, – сказал Серго.

– Кто он, этот инструктор? – спросил Вершигора.

– Некто Семенюк, работает военспецем в офицерской школе.

– В офицерской школе? – подскочил за столом Петр Петрович. – Так какого же дьявола ты до сих пор молчал?! Ведь это школа «лесных чертей»!

– Видимо, она. Но меня никто не спрашивал, – ответил Арутюнов, удивленный такой реакцией Вершигоры.

– Сам должен был доложить. Мы загоняли своих разведчиков в поисках школы, а он, видите ли, ждет, когда его спросят! Садись, рассказывай все, что знаешь об этой школе, где она находится, – сказал Вершигора.

– Да я, собственно, больше о ней ничего не знаю. Слышал, что есть такая…

– Не густо же, братец, – разочарованно проговорил Петр Петрович.

– Это можно будет узнать через Семенюка, – подсказал Арутюнов.

– А на него можно положиться? Кто он такой?

– Бывший командир Красной Армии. Был в плену у немцев. Бежал и попал к националистам…

– Но вы-то ручаетесь за него? – добивался Вершигора прямого ответа.

Арутюнов долго не отвечал, обдумывал что-то. Наконец проговорил:

– Как я могу за него ручаться? Я его мало знаю.

– Как с ним связаться?

– Семенюк иногда заглядывает на хутор к дивчине. Там можно перехватить, – сказал Серго.

Выполнение этой задачи поручили Саше Ленкину.

Через два дня перед командиром соединения по стойке «смирно» вытянулся невысокий, еще молодой человек.

– Так вы и есть тот самый Семенюк, который работает в школе военспецем? – спросил Вершигора.

– Так точно, товарищ подполковник, – бойко ответил Семенюк.

– Вы знаете, что от вас требуется?

– Догадываюсь.

– Поможете?

– По долгу службы.

– Как это понимать?

– В прямом смысле. Я старший лейтенант Красной Армии. Раненым попал в плен к немцам. Бежал. На Волыни встретился с группой вооруженных. Они назвались партизанами. Я обрадовался и пошел с ними. Оказалось – бандеровцы. Тогда я только первый раз узнал, что такие есть. Дознались, что я командир, да я этого и не скрывал, и оставили инструктором в школе.

– Почему же вы не перебежали к партизанам?

– Все время находился под строгим надзором. Одного никуда не отпускали.

– А сейчас как?

– Вошел в доверие. А когда мне начали доверять, я сам решил до поры до времени не уходить. Считаю, что могу быть полезным для Родины, находясь среди врагов…

– Такой момент наступил, – сказал Вершигора…

Вершигора и Войцехович подробно расспросили о расположении и охране школы, как лучше туда подобраться. Договорились, чтобы Семенюк достал пароль на ближайшие два дня и провел эскадрон, минуя заставы бандеровцев.

Когда Семенюк вышел, Войцехович сказал:

– Самоуверенный субъект, даже нахальный. Доверять ему полностью нельзя.

– Предупреди Ленкина, чтобы глаз с него не спускал, – посоветовал Вершигора. – Но я не думаю, чтобы он пошел на подлость. Он не глуп, понимает, что дни бандеровцев сочтены. Будет из кожи лезть, чтобы доказать свою лояльность.

Взвесив все за и против, Вершигора сказал:

– Главный удар нанесем по самой школе «лесных чертей», вспомогательный – по штабу и складам. Выходы из леса на юг перекроем сетью засад. Скорее всего, они попытаются уйти в сторону Львова на соединение с атаманом Климом Савуром.

Разработали подробный план. Кульбака и Брайко своими батальонами должны были блокировать выходы из леса. Ротам первого батальона, под командованием Бакрадзе, – нанести удар по штабу и складам. Проникнуть в самое логово бандитов и расправиться с «лесными чертями» предстояло Ленкину.

Во второй половине дня 26 января 1944 года подразделения выступили на задания.

Расчет на внезапность сразу же провалился. При переходе железной дороги Ковель—Владимир-Волынский разведка натолкнулась на гитлеровский пост. Два пулемета, установленные в дзотах, и свыше десятка автоматчиков хорошо простреливали подступы к переезду.

Для того чтобы расчистить путь, Кульбаке пришлось развернуть роту и пустить в ход артиллерию. И хотя с противником удалось покончить быстро, однако бой не мог не насторожить бандеровцев. Оставалась единственная надежда на быстрые и решительные действия Ленкина.

А Ленкин в это время со своими кавалеристами успел углубиться в лес. Он слышал бой и понимал: медлить нельзя. Предупредил разведчиков, чтобы были особенно бдительными.

Ночь выдалась темная, ветреная. Снежная крупа секла лицо. Впереди на ощупь двигался дозор. Ленкин ехал во главе колонны. Рядом с ним – Семенюк. Они тихо разговаривали и настороженно прислушивались. Вдруг впереди послышался окрик:

– Стий, хто йдэ?

– Шо ты, не бачишь? Хиба тоби повылазыло? – отозвался старший дозора Коля Соловьев, подражая бандеровцам.

– Стий, стриляты буду! – донеслась настойчивая команда.

– Так уже и стриляты… Мы свои, – отозвался дозорный.

Впереди стало тихо. Видимо, партизаны назвали пароль.

Конники двинулись дальше.

– Уже близко, – прошептал Семенюк.

– Оружие к бою! Рысью! – вполголоса скомандовал Ленкин, переводя своего вороного на рысь и одновременно вынимая из ножен клинок.

Пароль, добытый Семенюком, помог партизанам приблизиться вплотную к бандеровским разведчикам.

– Ба, та цэ ж пан Семенюк! – обрадовался один из бандитов, увидав в луче карманного фонаря подъехавшего Семенюка. Потом осветил Усача и осекся. На ушанке Ленкина сверкала красная звездочка, на плечах – погоны. Опомнившись, бандеровец заорал не своим голосом:

– Червони! Рятуйся, хто як може!

– В шашки! – выкрикнул Ленкин, вонзил шпоры в бока вороного, тот сделал гигантский скачок. Саша резко взмахнул клинком. Бандеровец даже не вскрикнул, уронил фонарик и мешком свалился с коня.

Затрещали кусты, послышались удары клинков, а потом торопливый удаляющийся лошадиный топот. Прогремели три винтовочных выстрела.

– За мной! Галопом! – подал команду Ленкин и с места послал вороного в карьер. Сквозь свистящий в ушах ветер он слышал топот партизанских коней, не отстававших от него. В голове проносилась одна и та же мысль: «Скорее, скорее! Не дать врагу приготовиться к бою!»

– Здесь! – выкрикнул Семенюк, как только впереди показалась поляна.

Где-то глухо и ритмично стучал движок. На опушке леса у барака тускло мерцала лампочка. На поляне в панике метались группки бандитов.

Все это успел заметить Ленкин, подумал: «Вовремя!» – и подал команду:

– В атаку!

Партизаны вылетели на поляну, быстро развернулись по фронту и с криками «ура!» набросились на бандитов. Пулеметчики спешились и открыли огонь. Вскоре несколько дзотов, бараки, землянки-схроны оказались в руках партизан.

Укрывшись в лесу, бандеровцы начали отстреливаться.

– К пешему бою, слезай! – прогремел голос Усача.

На некоторое время стрельба притихла. Слышалось лишь позвякивание стремян, всхрапывание разгоряченных лошадей да голоса взволнованных боем партизан.

– Миша!

– Петька, черт, где ты?

– Держи!

Как только бойцы передали лошадей коноводам, Ленкин повел эскадрон в наступление. Бандеровцы успели занять часть дзотов и окопы в глубине леса. На их стороне преимущество– они хорошо знают местность, каждая тропка пристреляна ими. Дзоты ощетинились пулеметами. Штурмовать в лоб – значит погубить людей.

– Годзенко! – позвал Ленкин своего помощника. – Пока темно, возьми второй взвод, обойди справа и заставь замолчать пулеметы…

Партизаны усилили стрельбу. Тем временем Годзенко со взводом пробрался к дзотам с тыла и забросал их гранатами. Не теряя времени, Ленкин поднял эскадрон и повел в новую атаку. Короткий бросок – и партизаны в окопах. В ход пошли клинки и приклады…

«Лесные черти» отошли на следующую позицию, а к рассвету, поняв, что бой проигран, бросились бежать. Спастись удалось немногим, тем, кто успел захватить лошадей и лишь им ведомыми тропами миновать партизанские заставы.

Школа «лесных чертей» перестала существовать.

К этому времени роты Бакрадзе разгромили бандеровский штаб и захватили склады продовольствия и оружия.

Получив донесение от Ленкина и Бакрадзе об успешных действиях, Вершигора решил было, что с бандой покончено, как вдруг выяснилось, что в партизанских сетях находится еще одна банда покрупнее, которой раньше здесь не было. Это оказался курень атамана Сосенко в составе семи сотен пехоты и конной сотни. Этот курень держал направление на юг в район Львова и случайно попал под удар ковпаковцев. Напоровшись на третий батальон и получив достойный отпор, банде-бандеровцыотклонились в сторону и встретились с остатками школы.

Убегавшие «лесные черти» нагнали на полк столько страха, что при столкновении с ротами Бакрадзе атаман Сосенко, он же Антонюк, оставляя для прикрытия подразделения, состоящие из мобилизованных крестьян, начал отводить главные силы полка. Но при первом же броске нашей пехоты бандеровские заслоны прекращали сопротивление. Крестьяне бросали оружие и поднимали руки. А когда роты Бакрадзе и подоспевшие на помощь кавалеристы Ленкина со всей напористостью насели на главные силы полка, Сосенко, не помышляя о сопротивлении, бросил свое «войско» на произвол судьбы и с конной сотней головорезов, составляющих кулацкое ядро куреня, проскользнул в стыке между вторым и третьим батальонами и бежал на юг. Слишком жидкой оказалась сеть наших застав.