Текст книги "Последний танец Кривой белки (СИ)"

Автор книги: Иван Цуприков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

И лес он ворует... Погоди-ка, Миша, погоди, а ведь перед тем, как я попал в аварию, я что-то лишнее увидел. Погоди-ка, погоди-ка. Ведь я его тогда за руку взял. Точно, точно... Нет, нет, ничего не помню. Сколько ребята из редакции ко мне ни приходили, просили что-то вспомнить, а я так и не понял, чего они от меня хотели. Потом, когда память стала возвращаться ко мне, перестали приходить. А когда пришел к ним в газету, плакали. Смотрели на меня и плакали. Жалели..."

Глава 8. Утро вечера мудренее

Щучье меню не приедалось. Никогда не думал, Михаил, что из этой рыбы будет очень вкусной уха, суп. Особенно нравился суп с мелко нарезанным щучьим мясом и гречневой крупой. У Виктора он получался очень вкусным. Вместо картошки он добавлял в бульон нарубленные ножки молодых грибов – подосиновика, подберезовика или масленка. И главное, не жалел крупы. Суп превращался в сытный гуляш. Но самой вкусной в супе была сыроежка. Она хрустела.

Теперь пришла очередь приготовления обеда Михаилу.

Утром, когда он шел к реке за водой, не заметив, сбил ногой шляпку белого гриба. Она откатилась в сторону и перевернулась, оголив перед Степновым свою нижнюю коричневую юбку с молочно-белесым телом. Ее цвет глаза его и приметили. Подняв шляпку, величиною со свою ладонь, Михаил осмотрелся по сторонам, куда ее положить, чтобы возвращаясь назад с ведром воды, не забыть забрать с собою.

Как назло, подходящей ветки для насаживания шляпки гриба рядом не было. Нашел ее только на выходе из ельника, на стволе лиственницы. Аккуратно, чтобы не разломить гриб на части, воткнул его на тонкую пику ветки и отправился дальше.

С омута Эсски, несмотря на все удобства подхода к берегу, воду решил не набирать. Вчера они купались в бане и вся грязь, спускавшаяся сюда, в ней могла еще не осесть, поэтому пошел по руслу реки выше. Остановился у ручейка, вода которого тонкой струйкой сочилась по веткам разросшегося багульника.

Поднялся на бугорок, на котором росли две огромные столетние ели и, подняв широкую лапу одной из них, заглянул под нее. Ямка, в которой пузырилась вода родничка, была наполнена прозрачной водой. Окунув в нее ладонь, поднес воду к губам и стал принюхиваться к ней. Слабый запах серы, идущей от нее, не отвращал, и желание попробовать воду пересилило опаску. Сделав небольшой глоток, распробовал воду. Создавалось такое впечатление, что она мягкая, как вата, а привкус у нее кисловатый. Это, скорее всего, от настоя из еловых веточек, покоящихся на дне лужи.

Зачерпнув второй раз воды, всю ее выпил, но чувства того, что напился, не появилось. Нравилось, что вода холодная. Еще, что отметил, муть от его руки не поднималась, поэтому взяв веточку, лежавшую рядом, воткнул ее в воду, чтобы узнать глубину. А ее не хватило, что еще больше заинтриговало Михаила. На вид глубина воронки, в которой накапливается родниковая вода сантиметров десять, а на самом деле, больше полуметра.

Припав губами к воде, стал потихонечку втягивать ее в себя. После третьего глотка остановился, чтобы отдышаться. Вкуснее ее, казалось, и нет ничего. В ней прекрасно сочетались вкус прелой листвы с оттенком серы, мягкость с прохладой, но в то же время и зубы не ломило.

Напившись, Михаил остался у ручья и, закрыв глаза, стал прислушиваться к звукам, которыми был наполнен бор. Удивительно, сколько раз он не был в лесу, а никогда толком и не приходил к мысли послушать его. Летом, ранней осенью он был наполнен звуками щебетания птиц, стрекотанием насекомых, писком белок, бурундуков, жужжанием комаров и мух, а еще и шорохами. Да, да, шорохами.

Михаил этот звук уловил от себя справа. От чего он мог происходить? От пичужки, прыгающей с ветки на ветку в поисках насекомых? Нет. От белки, спустившейся к нему и наблюдающей за ним? Нет, ветки внизу ели очень толстые, листвою покрыты по краям, а шум идет изнутри дерева. Может, змея?

С испугу, открыв глаза и обернувшись вправо, готовясь в любую секунду отпрыгнуть в сторону, стал искать того, кто издает этот загадочный шорох. Глаза быстро привыкли к тени, здесь воздух был прозрачный, не разбавленный солнечными лучами и поэтому все можно рассмотреть до мельчайших подробностей.

На ветках дерева, вроде, никого и нет. На земле? Ворох иголок, истыканный торчащими с разных сторон ветками-соломинками, раздвинулся и наружу выглянул мышиный нос, обнюхивающий воздух.

Заметив его, Михаил невольно вздрогнул и почувствовал, как по телу прошли мурашки. Это была землеройка, ее он узнал по вытянутому носику-хоботку.

В детстве кот Васька, когда его привозили на огород, любил закусить мышкой. И поэтому Мишка из интереса постоянно следил за ним. На их огороде жили и землеройки, и мыши, и даже бурундуки. А папа их недолюбливал, так как считал, что они больше вреда приносят урожаю, чем пользы. Чтобы бороться с ними, взял котенка из помета крысоловов у знакомого с работы и определил его место жительства в их небольшом дачном домике.

В Ваське, обычном, ничем не приметном сером котенке, родительские качества крысолова закрепились с детства. Уже в своем полуторамесячном возрасте он принес Мишке под ноги свою первую добычу – мышку. Ее он так и не съел, а только игрался ее тельцем, цепляя ее своими коготками и перекидывая со стороны в сторону, как футболист. Когда увидела его добычу мама, сильно взвизгнула и запрыгнула на скамейку. А папа с Мишкой смеялись, называя маму трусихой.

Нет, Мишка не боялся мышей и даже, наоборот, помогал Ваське их вылавливать. Он тоже знал места, где они живут, и брал кота на руки и нес его к забору. Мама желание сына охотиться с кошкой на мышей не приветствовала, говорила, что Мишка от этого может заболеть какой-нибудь инфекционной болезнью. Но папа с ней не соглашался, говорил, что он тоже таким был в детстве и ничем не заболел. Тем более, всех мышей по окружности дачных участков коты уже давно выловили, остались жить на огородах только бурундуки с землеройками, которые в основном охотятся за насекомыми да червями.

Как-то Васька принес Мишке живую землеройку. Отец посадил ее в посылочный ящик и бросил в него несколько только что выкопанных червей, и Мишка, притаившись, наблюдал за Хоботком, ожидая, когда землеройка с ними расправится. Один из червей, ползая по ящику, начал заползать под землеройку, и та, ухватив его зубками, и, придерживая его извивающееся тело передними лапками, стала его жевать. Увидев это, Мишка от радости закричал и побежал в огород, чтобы позвать отца с мамой к посылке. Но, не заметив, опрокинул ящик с землеройкой, чем та сразу же и, воспользовавшись, убежала...

Шерстка у землеройки тёмно-бурого цвета. Зверек размером с детский кулачок. Не обращая внимания на Михаила, она полностью вылезла из листвы и начала умываться или очищаться, елозя передними лапками по своей мордочке и длинному носу-хоботку.

Михаил, затаив дыхание, наблюдал за зверьком, который тут же погрузив свой нос в листву, начал с шумом в ней что-то искать. И нашел, это был черненький жучок, которого она с сильным хрустом начала поедать. Расправившись с ним, землеройка посмотрела на Михаила и, подмигнув ему, как старому знакомому, побежала дальше, за ствол дерева.

Громко вздохнув, Михаил выбрался из-под кроны дерева, струсив со штанов мусор, взяв ведро, начал спускаться к реке.

Листва местами на деревьях уже начала желтеть и краснеть, но еще не опадала, а вот в реке ее было много зеленой. Это Михаил приметил сразу, как и то, что она березовая, а в ельнике этого дерева нет.

Поймав веточку, понес ее с собой в избу.

– Значит, в реке? – посмотрел на него исподлобья Виктор.

– Много ласта, ли-ис-та-а, – пропел Михаил.

– Так, осень уже, – улыбнулся Муравьев. – Ладно, Мишенька, ты давай обед готовь, а я пройдусь, посмотрю, кто уронил столько листьев в речку.

– Су-уп?

– Да, что хочешь, Мишенька, то и свари, я голодным приду, что приготовишь, тому и рад буду. Вот такие вот дела.

Проводив Виктора, Степнов занялся хозяйскими делами. Промыл котелок, повесил его над костром, вытащил из ледника щуку и порубил ее топором на мелкие части. Вода, которую вытеснило рыбье мясо из котелка, падая в огонь, шипела и превращалась в пар. Убрав большой ложкой «лишнюю» воду, Михаил вспомнил, что забыл прихватить с собой тот белый гриб, который попался ему по дороге к реке, и он его наколол на ветку.

Недолго думая, взяв ружье с пустым рюкзаком, пошел к реке. Плавающей листвы в воде больше не было, значит, его предположение, что кто-то в верховье Эсски сломал березу или ветку, оставалось в силе. И, скорее всего, это было не животное, а человек. Нужно ли его бояться, Михаил не знал. Но, судя по тому, что Виктор в последние дни все больше и больше чувствовал какое-то беспокойство, это настораживало Михаила.

Озираясь по сторонам, прошел по берегу к высокому бугру, в низине которого два дня назад он нарезал с дюжину белых грибов с красноголовиками (подосиновиками). И не зря, между кустарниками ольхи росло семейство белых. Чуть дальше выглядывала из зеленого мха красная голова подосиновика. Его ножка была толстой и длинной, и, что не менее важно, грибные черви еще не успели добраться до шляпки гриба.

Поднявшись на бугор, Михаил остановился и, резко развернувшись, посмотрел влево, где ему почудилось какое-то движение. Присев у кустарника, Михаил начал внимательно осматривать каждую травинку и, увидев в метрах десяти от себя застывшего вытянувшего шею глухаря, невольно ойкнул. Но, что удивительно, птица не испугалась человека, а с любопытством продолжала наблюдать за Степновым, прячущимся от нее за кустом.

Черный петух через минуту, растопырив свой пышный хвост, повернулся к Михаилу боком, потом грудью и, коокая, сделал несколько шагов в сторону неизвестного "зверя".

Степнов, подыгрывая птице, отставил в сторону руку и, копоша ладонью в высокой траве, и, сильно пища, повел ею назад. Увидев это, глухарь, выставляя свою грудь вперед, вытягивая крылья, сделал несколько быстрых шагов в сторону Михаила.

"Стрелять нельзя, – подумал Степнов, – Муравьев хоть об этом и не предупредил Михаила, но и приветствовать такого поступка не будет. По вечерам человек себе и так места не находит, все ему кажется, что на них с Михаилом кто-то открыл охоту. А вчера, перед сном, он сказал, что они не пойдут в сторону Тора, а вернутся к Вою и переждут там. А после того, как Муравьев вернулся из туалета, снова сказал, что нужно идти не к Вою, а к Торну к Яшке и Тишке Рыскиным. С ними не страшно".

Глухарь вытягивает шею, пытаясь рассмотреть, остался ли в кустах зверь, спрятавшийся от него. Михаил, не шевелясь, продолжает наблюдать за любопытной птицей. Но и глухарь не торопится, сделает несколько шагов и замирает. Вдруг, что-то его вспугнуло и он, хлопая крыльями, сорвался с места и на бреющем полете над травой, перелетел на другую сторону бугра и сел на землю.

Теперь птица была выше Михаила и снова всматривалась в его сторону. Но "зверь" остался без движения, даже головы не повернул, так как птица и без этого ему хорошо видна.

Глухарь, выждав несколько минут, снова двинулся в сторону невиданного "зверя". Идет то боком, набегая, как петух, на своего врага, то замирает, всматривается, где же тот самый зверь. Но, не найдя его, снова делает несколько шагов к Михаилу.

Перенеся всю тяжесть тела на левый локоть, Михаил освободил от напряжения правую руку и готовился ухватиться ею за приближающуюся голову глухаря. Но, как назло, птица снова остановилась и замерла, не сводя своих глаз с веток кустарника. В этот раз, создалось такое впечатление, что ее больше интересуют его ветки, а не "зверь", лежащий под ними.

Капелька пота, скатившаяся по переносице, попала на губу. По вкусу соленая. Вторая, зацепившись за волосок уса, опустила его кончик на верхнюю губу, но в рот не попала, видно ее удерживают еще несколько волосков.

Глухарь вытянул шею, его голова оказалась прямо над ладонью. Мгновение, и рука Михаила, резко поднявшись, ухватила птицу за шею. Сильные удары крыльями по лицу Степнова, спасения птице не принесли, Михаил до боли сжал ладонь, не отпуская огромного черного петуха из своего капкана.

– 2 -

– Ой, рассмешил меня таки, – надрывался от смеха Муравьев. – Нет, это подумать только. Я даже не ожидал такого, честное слово.

А Мишка тоже смеялся до слез. Он сам не ожидал, что такое, вообще, может произойти.

А все было так. Когда Михаил схватил любопытного глухаря за шею, тот, буквально через минуту или даже меньше, обмяк. Уложив его в рюкзак, Степнов направился назад в избу. Решил птицу до прихода Виктора не трогать, а заняться приготовлением супа из щуки и грибов, как и было им ранее задумано.

Муравьев появился через несколько часов, когда суп уже начал остывать.

– Нашел ту березу, – рассказывал он. – И, самое, что интересное, у нее обломаны две толстые ветки. Одна из них в воде лежала, а другая на содранной коре висела. Не знаю, кто такой силой обладает, чтобы сломать такие толстые ветки, – сложив в круг два больших и два указательных пальца, замотал головой Виктор. – И, представляешь, видно, что эти ветки сломаны без выкручивания, без применения ножа и топора. Нет, не знаю даже, что и думать об этом дереволомателе.

– А ми-иша-а? – на распев выговорил Степнов.

– Медведь?

– Да, та. Вода упал, ватка ломас.

– Хм, как-то и не подумал об этом, – с удивлением посмотрел на Михаила Муравьев. – А ведь это так могло и быть, там же бугор. Хм. А, следов медведя не видел. Трава была примята, но формы стопы не рассмотреть.

Наложив себе в тарелку супа, Виктор начал его кушать.

Михаил сел за стол рядом с Муравьевым и также с аппетитом ел, поглядывая на огромную щучью голову, лежавшую в миске посередине стола. Казалось, что оголив свои огромные пики-зубы, голова щуки была живой, и она своими белыми, вареными глазами со злостью следила за охотниками, сидевшими напротив нее и выбирала, на кого из них напасть.

Выпив остатки бульона из тарелки, Виктор развалился на скамейке, облокотившись спиной о стену избы.

– Да, а я и не подумал, что это мог сделать медведь, вылезая из реки на берег. Хм. Каких, Мишенька, я только глупостей не выдумывал по этому поводу. Помнишь, лет десять назад кто-то слухи пустил, что здесь йети живет. И не где-то, а на Конде. Потом до меня дошло, чьих это рук дело. Живет там один старый хрыч, Славка, фамилии его и не помню. Так, он там золото искал.

– Сотоло? – удивился Михаил.

– Ха, так его здесь везде куча, – хлопнул рукой по своей коленке Виктор. – Хм, здесь ребята в свое время искали его по берегам рек, находили и намывали. Насколько оно было чистым, не знаю, а, в основном, в камнях его слои были. Ну, полоски такие тонкие-тонкие. Из Свердловска ребята приезжали и выкупали эти камушки у них. Мой дядька тоже промышлял его. А один раз нашел вот такой вот валун, – Виктор показал рукой на толстый еловый кряж, лежавший посередине двора, на котором они рубили дрова. – В лесу, представляешь? Килограмм пятьдесят весил. А когда его притащил на вокзал на показ покупателю, так тот долго смеялся, говорил, что полосы не золотые на нем.

Ну, Лешка оттащил этот камень в сторону и ушел домой. А на следующий день, на том месте, куда оттащил камень, видит, мужик пьяный спит. Ну, он его растормошил и спрашивает, а куда камень, что здесь лежал, делся. А тот удивился и говорит, так я помог его мужику какому-то в вагон затащить, а тот за это ему дал две бутылки водки. Вот, такие вот дела, Мишенька. По описанию, это был тот самый мужик – скупщик камней с вспрысками золота.

– Да-а.

– Вот тебе, и да. Любого человека можно надуть. А у дяди Лешки после того крыша чуть не поехала. Жил одно время на вокзале, в ожидании того золотоприемщика, все хотел ему рожу начистить. Эх, еле уговорили мужика бросить мыть золото и поменять его на другое – сосновое.

Устроился он химарем в леспромхоз, там, за Даниловкой, где Попов, дважды герой социалистического труда со своей знаменитой бригадой лес рубил. До самой своей смерти дядя Леша занимался этим делом. И пить бросил, охотничал, многому меня научил. Я ведь охотник, а в древесных делах ничего не понимал. А вот избушка перед тобой. Я сам ее поднял и без больших усилий, методом рычага и веревки. Вот, такие вот дела, Мишенька. Век живи, век учись.

Он-то меня и научил из человека в лесу вытаскивать все недуги. Они-то, как к людям приходят? Простыли там, выдумывают что-то лишнее, боятся и, в конце концов, заболевают. А в лесу, Мишенька, чистый дух живет. Человеку нужно подумать о том, как выжить здесь. Вот он и начинает задумываться об этом: сначала дом себе в землянке сделает, потом до него доходит, как избу сложить, как без ружья птицу поймать или зайца, как без удочки рыбу из реки вытащить. Думает человек, понимаешь? – Виктор не сводил своих глаз с Михаила.

– Да, та, – закивал тот головой.

– Вот, а мысли о своем недуге от него и ушли. Некого из старых знакомых больше ему бояться. Видишь, как. Вот, ты, Мишенька, на себя посмотри, сколько буковок в последние дни начал произносить здесь, в тайге? А?

– Дэ, – сказал Михаил, – сэ, о-о, лэ, та, т-тэ-э.

– Вот, какой молодец! А почему так происходит? Да потому, что никто сейчас тебе не мешает, никто тебя не отвлекает. Тебе не скучно здесь, ведь так? Ты что-то необычное здесь увидел, и тут же удивился этому. Так? Отсюда, Мишенька, мозги твои заняты не тысячью мыслей, как в городе, а раскрепощены, вот они и помогают твоему организму быстрее выздоравливать, а отсюда и вспоминается, как буковки произносятся. Так?

– Та-ак.

– Во-от, – улыбается Виктор. – И бесплатно здесь все, главное, заготовить продукты для питания нужно самим, чтобы прожить. Так?

– Да, та, – вскочил со скамьи Михаил и, сняв с гвоздя рюкзак, открыл его и вынул из него глухаря и положил перед Муравьевым на стол.

– Вот это да! – удивился тот. – И без стрельбы поймал?

– Да, та, она шла, а я там, – показывает Михаил рукой на землю.

– Лежал? – угадал Виктор.

– Да, та, – закивал головой Михаил. – А она шла и я ее так, – и схватил птицу за шею.

– Хм, – снова посмотрел с удивлением на Михаила Виктор. – Создается такое впечатление, что сердце у птицы еще работает, и она, так сказать, находится в летаргическом сне. Видишь, мягкая какая?

Михаил, улыбаясь, отпустил шею птицы, и она своей огромной плотью легла на стол. И вдруг, к неожиданности обоих охотников, забив крыльями, встала на ноги. Степнов с испугу уселся на скамью, а Виктор, наоборот, выскочил из-за стола и оба замерли, наблюдая, как птица отряхнулась, осмотрелась и, сильно захлопав крыльями, полетела и села на среднюю ветку близстоящей ели.

– Вот, это да! – вскрикнул Муравьев.

– Глухар, – за ним крикнул Степнов.

– Что ты сказал? – спросил у Михаила Виктор.

– Тама глухар, нада бах, бах.

– Да, ты что?! – то ли спросил, то ли обрадовался Муравьев и, громко хохоча, стал обнимать Михаила. – Ты же научился говорить!

А птица, смотря на незнакомых ей двуногих зверей, оклемавшись, улетела.

– 3 -

День подходил к концу. Это заметил Михаил, когда выбирал на земле орешки, рассыпанные после дробления кедровых шишек. Теперь он выбирал их на ощупь, подушечками пальцев и ссыпал в ведро.

Новую порцию шишек перемалывать не стал, мешок с ними связал и занес в избу, вместе с ведром орехов.

Свеча – рыбий хвост, загорелась не сразу, огонь нехотя обволок своим язычком сухой хвост щучки, затрещал, пробуя его, и только после этого плавно, ровной линией поднимаясь вверх с дымом, ожил. Привыкнув к тусклому, мерцающему свету, осветившему комнату, Михаил заглянул в котелок.

Холодец ухи был плотным, что позволило с легкостью, вставив в его середину ложку, переместить студень в глубокую тарелку, и он, скатившись в ней, тут же заполнил своей массой все свободные места. Глотая слюну, Михаил зачерпнул с пол-ложки холодца и стал его с причмокиванием сосать.

Воды в ведре, стоявшем у печи, было с четверть. Это не радовало, и, заполнив ею котелок, он остановился перед выбором, пока совсем не стемнело – бежать к реке за водой или сделать это завтра, а сейчас растопить печь и готовить ужин. Выглянув из избы в серый, еще не темный от наступающей ночи лес, Михаил все-таки решил бежать за водой и быстрым шагом направился к реке.

Зари на горизонте от садившегося солнца видно не было. Ели-исполины закрывали ее своими телами-лапами, и только светлая от нее часть неба еще позволяла Михаилу разбираться в каком направлении идти к реке. Он шел в сторону светлого неба, солнце садилось на западе, за рекой.

Зачерпнув полное ведро воды, сделал несколько глубоких глотков холодной до ломоты в зубах влаги, посмотрел на розовую полоску горизонта, которая становилась все тоньше и тоньше. Вздохнув, резко развернувшись, быстро пошел назад.

К кисловатому еловому воздуху за дни проживания здесь он уже привык. Сегодня, когда выходил из этого леса в сосновый бор, невольно отметил, как ему через несколько минут уже не хватает того плотного аромата запахов – елово-грибного, с примесью кислинки от гниющей листвы. От этого в бору возникало ощущение, что невозможно им надышаться, и поэтому Михаил стремился быстро собирать шишку, разбросанную под деревьями, не обращая внимания, цельная она или нет. И поэтому уже у избы, когда ее бросал в дробилку, не ругал себя за то, что многие из шишек были уже вышелушенными белками и кедровками.

Все глубже входя в лес, показалось, что идет уже долго. Изба находится от реки в метрах ста, а он к ней уже больше пяти минут идет. Остановившись, начал прислушиваться к звукам. То, что Виктор должен к этому времени вернуться в избу, не верится, так как он часа два назад отправился к какому-то дальнему кордону. Где находится это место, Михаилу не сказал, обронил только, что в километрах трех от избы. Это говорило о том, что Михаилу незачем кричать, Муравьева у избы еще нет. Оглянувшись назад, усмехнулся, кругом черно.

"Может, левее пойти? Так, как я от бани шел назад? Вроде, правильно, прямо! Теперь весь вопрос в том, с какой стороны я обходил деревья, справа или слева. Ну, и вопрос, – усмехнулся своей глупой мысли Михаил. – Как я мог справа обходить деревья или слева, если они вокруг меня, и не поймешь, какую ель и с какой стороны нужно было обходить. И тропки от Витькиных дорожек-паутин не видно. Хотя, кстати, их можно определить на ощупь. А как?" – Михаил хотел повернуться направо, но тут же себя отругал за необдуманный поступок, который мог бы привести его к потере направления движения.

Итак: если он шел от реки к избе, то он не должен никуда поворачивать, а продолжать идти прямо и только в том направлении, по которому шел, иначе уйдет в другую сторону, а, значит, пройдет мимо избы. Нащупал в кармане коробок со спичками, это успокаивало, ночью не замерзнет, нужно только не паниковать.

Напившись воды, стал ощупывать вокруг себя ветки. К счастью, он сейчас находился в том месте, где между деревьями есть большое расстояние, и можно развести костер. Опустившись на корточки, и, найдя на земле ветку, провел ей полосу прямо от себя, указав то направление, куда ему нужно идти, когда рассветет.

Наломав веток, сложил их в небольшую кучку, но поджигать не стал, боясь, что огонь поднимется большой и перекинется на ели. Тогда от него уже никому не спастись, и поэтому, разломив ветки на части, поджег их.

Огонь тут же затрещал как горящий порох, быстро поедая тонкие иголки, и Михаил только и успевал подавать "обжоре" все новые и новые "блюда". Через несколько минут, когда куча дровишек выросла, костер начал успокаиваться и, не торопясь стал "поедать" более толстые ветки, освещая огнем все большую и большую часть ночного пространства.

Осмотревшись, Михаил определился, каким по высоте желательно поддерживать огонь, чтобы он не перекинулся на ели, и взялся за нелегкую работу: обламывание нижних, более толстых веток с деревьев. Только они и смогут насыщать костер, давая Михаилу какое-то время отдыхать.

Сколько на это ушло времени, об этом Михаил уже не думал, поняв, что и Виктор оказался сейчас в таком же положении, как он и, скорее всего, заночует у своего кордона. Разложив на земле часть веток, Михаил улегся на них спиной и, следя боковым зрением за костром, время от времени клал в него новые порции дровишек.

В еловой "комнатке" воздух согрелся. Это благодаря тому, что здесь не было сквозняка, а только верхняя часть комнаты была открыта небу. Звезды, рассыпавшиеся на нем белыми блесками, привлекали внимание Михаила. Смотря на них, по привычке начал искать знакомые созвездия, но, как на зло, их не находил, а вместе с тем, чувствуя, как по всему телу разливается усталость, ждал, когда она доберется и до его век.

Понимая, что со сном бороться глупо, Степнов с усилием приподнялся и положил в костер сломанную, но не разделенную на части самую толстую и длинную ветку, напоминавшую теперь гармошку. Положил ее в середину костра и стал ждать, когда пламя само разделит ее пополам. Этот процесс, как назло, тек очень медленно, а бороться со сном становилось все труднее и труднее.

...Виктор дрожал всем телом, и Михаил, глядя на него, не мог понять, что с ним происходит. Он одет, стоит около костра, искры которого жалят в лицо и Михаила. Отмахнувшись от них, Михаил открыл глаза и резко отодвинулся назад от огня, приближающегося к нему.

Оттолкнув от себя ветку, обтер ладонями лицо и перекрестился. Еще чуть-чуть и он бы получил ожог, а, может, и хуже того, на голове от огня могли сгореть и волосы, как и борода.

Умывшись, Михаил посталкивал в костер лежавшие по его бокам несгоревшие головешки. Пламя тут же проснулось и охватило их желто-оранжевыми мазками. На более толстых ветках в некоторых местах стали шипеть небольшие вулканчики, выбрасывающие в огонь еловый сок. А на той ветке, по которой огонь со скоростью горевшего пороха, поедая еловые иголки, приближался к лицу Михаила, таких вулканчиков оказалось множество.

Следя за ними, Михаил ладонями стал отгребать от себя в сторону огня ворох чернозема, смешанного с мелкими ветками и иголками, с рыхлым перегноем, оставшимся от них. И, собрав у его краев высокую горку, замер, следя за подбирающимся к ним огнем, ожидая, что произойдет дальше с нею, воспламенится или нет.

Искорки, летящие из костра, попадали на чернозем, дымились и затухали. Резко и сильно отодвинув плечом от себя в сторону ведро, вскрикнул от попавших на щеку и за ворот холодных брызг воды, от поднявшегося в этой небольшой емкости "шторма". Вытершись рукавом, тут же смекнул, что водой можно полить эту стенку, собранную из чернозема, и тогда не нужно будет бояться, что огонь по веткам доберется до него. Так и сделал.

Пополнив дровами костер, лежа на боку, Михаил наблюдал за действом огня, превращавшего зеленые еловые ветки сначала в черные угольки, потом в красную, распадающуюся на глазах труху, тут же опадающую в горнило огня или отлетающую от него в сторону и седеющую, и рассыпающуюся в пыльцу. Можно было потянуться, взять, не вставая, новую ветку и сунуть ее в огонь, но Степнов не торопился этого делать, понимая, что собранных веток не так много, и ему скоро придется ломать новые, чтобы поддерживать огненную батарею.

...Да, да, да, он так и знал, что тот самый старик-филин йипыг-ойка не настоящий, а выдумка Виктора. Сейчас он отчетливо видел, как Муравьев натягивал под деревом веревку, которая была привязана к веткам сосны. Когда Виктор тянул на себя веревку, сосновые ветки раздвигались, оголяя прибитую к стволу дерева статуэтку птицы, сделанную из дерева.

Михаил решил сбить ее с дерева, чтобы Виктор больше не обманывал его. И снова произошло чудо. Когда он полез по дереву вверх, сосновые ветки тут же превратились в еловые. Они мешали ему подниматься и кололи лицо иголками. Стеная от боли, уворачиваясь от веток, Михаил увидел, что ему протянул руку старик и помогает ему забраться на толстую ветку.

– Зачем пришел ко мне? – спросил он у Михаила.

– Выздороветь, – прошептал он.

– Иди к Хромой Белке, он знает, как тебе помочь, – улыбнулся дед, и в то же мгновение, его морщинистое, коричневое лицо стало покрываться перьями, рот с носом превратились в клюв, а руки – в крылья. Филин вспорхнул с ветки и скрылся в ветвях деревьев.

С испугу Михаил не удержался на ногах и сел на землю.

– Вставай, Мишенька, проснись.

– Да, да, да, – открыл глаза Михаил и сощурился от яркого солнечного света, пробивающегося через еловые ветки. – Ты видал? – спросил он у Муравьева.

– Что видал? – не понял его Виктор.

– П-пыг-ока.

– Если говоришь о старике-филине, то правильно сказать Йипыг-ойка.

– Йипыг-ойка. Да, да.

– А, ну, еще повтори? – попросил его Муравьев.

– Йипыг-ойка.

– Что он тебе сказал? – прищурившись, смотрит на Михаила Виктор.

– Хода.

– Куда?

– Балка хромая.

– Во-от, как, – привстал Виктор. – Я сначала подумал, что ты дымом отравился.

– Чта?

– Когда сюда пришел?

– Ночь, вода, гда дам? – развел руками Михаил.

– Ты не дошел пятнадцати шагов до избы, – прошептал он. – В принципе, Мишенька, все правильно и сделал. Растерялся – успокойся, соберись мыслями и прими правильное решение: утро вечера мудренее.