Текст книги "Последний танец Кривой белки (СИ)"

Автор книги: Иван Цуприков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

– Дед, дед, Миша, Миша, Михаил Валентинович, – истерически заорал бородач. – Я буду вашим псом, я вам заплачу. Заплачу-у!

"У-у-у...", – эхо подхватило его голос и понесло по тайге.

"Уууу, гуууугууу...", – и ничто не мешало эху усиливать стон бородача и нести его по вершинам леса.

– Дед, ладно, стой.

– Ну, – поднял голову Муравьев.

– Там у кедрача на реке я нашел твой прииск, дед. Два мешка камней. С золотыми бляшками?

– А я о чем, – ухмыльнулся Муравьев. – За золотом гонку устроили, и по пути друг друга топят. Так?

– Жизнь, – лицо бородача покраснело. – Но это не то золото, которое ты ухарю с Йобурга сдаешь. Где тот прииск?

– Надеешься чертей уговорить, чтобы из ада тебя отпустили, ты с ними золотом расплатишься?

– Трусишь, – напрягся бородач. – Со мной ты уже расправился, как и с Зиной. Чего боишься-то?

– Да, здесь недалеко, – посмотрел вопросительно на Михаила Муравьев. – Вот, сынку передам, пусть эту тайну и несет дальше, если сможет.

Михаил тяжело проглотил слюну и, закашлявшись, смотрел, не спуская глаз, с деда.

– Ну, что? Как там тебя?

– Сергей Вячеславович.

– Золото, оно здесь совсем рядом. По берегу реки. А он в ста метрах отсюда. А золотко рассыпано по дну, заносит его вода с песочком уральским и прячет в иле. Так что, ищи. Отпущу, если скажешь, где тело моей жены оставили?

– Так, говорил уже, дед. Спусти, а то мозги совсем думать перестали.

– А скажешь?

Муравьев посмотрел на Михаила, потом на висевшего вверх ногами Искрина, вытащил из-за пояса нож и протянул его дрожащей руке бородача. И в это же мгновение его голову мотнула назад какая-то мощная сила, вырвав из затылка красную жижу, и только после этого раздался громкий гул выстрела, уходящий эхом по лесу.

Глава 21. Гагг

Михаил бежал, не понимая, куда и никак не мог себя остановить. Испуг шокировал его и управлял всем его телом, которое было настроено в данное время на самосохранение.

Он всего лишь мельком увидел того, кто застрелил бородача. Этого огромного детину Жеку он помнил с детства. Парня двухметрового роста, учившегося в параллельном с ним классе, который с рождения был наделен огромной силищей. Именно, так. Он, толком, никогда не занимался физкультурой, не говоря уже о каких-то специальных физических видах спорта, как бокс, борьба или гимнастика, но при всем этом обладал огромной природной силой, цепкостью и увертливостью. И когда с ним кто-то во дворе или в школе вступал в потасовку, он всегда выходил победителем.

Михаил, зная это, старался с ним никогда не ругаться и не спорить, зная, что Жека все в конечном итоге сведет к драке. И пусть даже ты на двести-триста процентов был во всем прав, он просто, под смех окружающих, ухватит тебя своими огромными ручищами и забросит под общие насмешливые крики в кустарник, в соседний класс, или на туалетный толчок.

Вдвойне обидно было, когда он узнал, что этот увалень Жека после школы попал под влияние Свалова, местного бандита, собравшего вокруг себя горстку таких же крутых ребят, как он. Сначала он занимался торговлей джинсами, в чем значительно преуспевал. Особенно в конце восьмидесятых, когда два парня из соседнего города, набрав много заказов и денег, исчезли. Свалов нашел их.

История, произошедшая с ними в то время, часто повторялась с начинающими торговцами. По дороге в поезде они попадали в круг внимания бандитов или воров, те их "очищали" и отпускали. А когда у тебя в карманах было несколько сотен тысяч рублей на покупку вещей, отданных тебе твоими друзьями и знакомыми, и они пропадали, то чаще всего этим ребятам ничего не оставалось, как скрываться от своих "инвесторов".

И вот Свалов каким-то путем их местонахождение вычислил, а кто-то говорил, что он сам подстроил их "очистку", привез в город и прилюдно наказал. Они в течение двух лет вкалывали в одной из бригад лесорубов и возвращали долги.

Тогда авторитет у Свалова резко поднялся не только в глазах местной шпаны, а и у уважаемых людей небольшого сибирского городка. Через некоторое время Свалов сбил себе бригаду и начал заниматься рэкетом, обирая местных торговцев. Они ему платили за свои места на рынке и крышу, таксисты – за свою защиту от пришлых бандитов и ужесточений налоговых сборов, милицейских наездов.

Потом ко всему этому Свалов занялся продажей исчезнувшей с прилавков магазинов водки, видеофильмами, проституцией. А позже, встав на ноги, взял под свою "защиту" несколько умирающих леспромхозов, дорожную службу...

А Жека какое-то время был телохранителем Свалова, потом он находился в его окружении, но уступил свое место при боссе более молодым качкам. Говорят, занимался его охраной. И что значит его появление здесь? Значит, что у Свалова, несмотря на последние месяцы, дни жизни, еще остается надежда, что он поправит, благодаря шаману, свое здоровье.

Истошный крик он расслышал хорошо и за ним два выстрела подряд.

"Сволочь, избивает Виктора, – подумал Михаил и остановился, – и запугивает его выстрелами. Нехорошо получается, бросил своего товарища и дал драпу, лишь бы сохранить свою жизнь".

Скинув с плеча ружье, Михаил проверил патроны.

Он понимал, что сейчас ему необходимо вернуться к тому месту и проследить за действиями Жеки. Нет, тот бандит не должен калечить Муравьева всего лишь по одной причине: он является для Свалова проводником к шаману, а для Жеки – к приискам золота.

"Даже не знал, дядя Витя, что вы, ко всему еще, и золотоискатель. Видно, не зря мне приснился там, у кедрача, сон про золотоискателей, – задумался Степнов. – Видно, на том самом месте еще и сам дух их остался. Бывает же. Что-то слышал он про память земли, что она удерживает в себе какие-то исторические картины, которые могут образами сна или фантазии входить в сознание людей, присутствующих на тех местах.

Но крик-то все-таки был вроде не Виктора, – остановился на другой мысли Михаил. – Да, да, он больше похож на грубый мужской голос, как у Жеки, а не как у Муравьева. А кто ж тогда стрелял? Что-то здесь не так, нужно идти туда и во всем разобраться".

Михаил двинулся по тому направлению, откуда раздался тот самый ужасный крик и выстрелы. Шел, находя свои следы в серебристом мху, по которому еще несколько минут назад он пробежал. Выходит, они с Виктором остановились у самого выхода из болота. А еще больше удивляло его, как бородач мог попасть в ту петлю. И если ее, действительно, сделал Виктор, то почему заранее о ее местонахождении он не предупредил его.

Стон человека или плач доносился из болота урывками. Он их хорошо слышал, понимая, без сомнения, что это был голос Муравьева. Крадучись, держа ружье наизготовку, Михаил двинулся туда, медленно наступая на зеленый мох черного болота. Проваливаясь в нем, застывал, ловя рукой ближайшую ветку или ствол дерева, ожидая, что уйдет в невидимую яму с головой. Но, к счастью, это был всего лишь толстый слой торфа, в котором он проваливался по колено и, тихонечко вытягивая ногу вверх, делал новый шаг.

Спину Виктора он рассмотрел хорошо. Тот сидел на том самом островке под повисшим на дереве мертвым телом бородача.

Приподнявшись, Михаил увидел справа от Виктора еще несколько тел. И, что сразу же привлекло его внимание, Виктор гладил чью-то огромную голову и плакал над ней.

– 2 -

Гагг совсем не был страшен. Огромный мужчина непонятного возраста, его скуластое лицо еле-еле закрывала редкая борода, хотя сама по себе, она была длинной. И что еще отметил Михаил, его голова была в два раза, если не в три, больше, чем у Муравьева. Зубы были черными, ломанными, больше о них ничего он сказать не мог, так как нижняя губы была только на чуть-чуть опущена.

Ладонь этого человека-великана была в несколько раз больше ладони Михаила. Ноготь на большом пальце правой ладони был раздроблен и врос в подушечку пальца. Грудь человека, прикрытая шкурой оленя или лося, была пропитана кровью. Это сюда Жека выстрелил в Гагга, когда тот набросился на него. Но лесной человек все же дотянулся до шеи Сваловского телохранителя и сломал ее.

– Витя, кто это? – прошептал Михаил.

– Это тот, из-за кого я здесь жил, – не поднимая головы, тихо сказал тот. – Лет двадцать назад мне его передал один егерь. Непонятно, как этот человечище здесь оказался. Настоящий Маугли, только рост у него необычный, около трех метров, немой, и звали его Гагг. Этот звук он мог услышать с большого расстояния.

А та землянка, которую ты назвал берлогой, была сделана для него. Он зимой в ней спал, как медведь, просыпался в марте-апреле, когда было тепло. А кожа безволосая, смотри. Вот такие вот дела, Мишенька.

– Так, это и есть Хромая белка?

– Нет, это есть Гагг.

– Это я его видел тогда ночью, когда Кузьма меня привел к тебе?

– Выходит, да. И то сломанное дерево, и разорванный на части медведь, все это его дело. Он нас с тобой охранял, но боялся, что ты со мной можешь что-то сделать.

– Кто он? Получеловек или полумедведь?

– Это теперь роли не играет, Мишенька.

– Та землянка, на сопке, была его берлогой? – поинтересовался Степнов, осматривая скулы Гагга. – По своему очертанию они не человеческие и не медвежьи, – он смахнул со лба лесного человека упавший лист.

– То была его берлога.

– Догадался, – шепча, закивал головой Михаил.

– Я ему постоянно набивал ее еловыми ветвями и подтапливал ее через день с другой стороны.

– Там, где Амп прятался?

– Ладно, – поднялся Муравьев, – хватит разговоров, давай похороним их. И на будущее, Мишенька, если не хочешь, чтобы тебя посчитали психом, помалкивай об этом всем. Сваловским ребятам ты поперек горла итак стоишь. На тебя их гибель могут списать.

– Все может быть, Виктор Егорович. Только теперь, когда я все узнал, я им не спущу. Каждого по-тихому убирать буду.

– Грех на себя не бери, Мишенька.

– Вот, вот, чуть что, подставляй другую щеку, да, Виктор Егорович? Нет, время пришло собирать камни. Жаль, что не я разобрался с Длинным и Зиной, как и с этим, – Михаил указал подбородком на висевшего головой вниз бородача. – А с Жекой я бы не справился, у него реакция, как у кошки, хотя на вид такой увалень.

– Ладно, Мишенька, времени у нас мало, скоро должен прибыть сам Карабас Барабас.

– Я не верю в то, что он верит тебе, Виктор Егорович, в твоего шамана и его силу. Ты же выдумал все, признайся.

– Думай, как хочешь, – Муравьев накрыл большим куском сосновой коры лицо Гагга. – Эх, говорил же тебе, Гагг, чтобы не лез ты в это дело, а ты, как собака, вроде глазами все понимаешь, когда тебе говорят, а на самом деле – ничего.

– У нас лопаты нет.

– А-аа-а, – не понял слов Михаила Муравьев.

– Говорю, что у нас даже лопаты нет, чтобы яму им выкопать.

– А-а-а, – закивал головой Муравьев. – Ничего, сейчас Свалова к Хромой Белке отведу и пойдем к избе, там несколько лопат и топор есть.

– Ну, ну.

– Что? – посмотрел на Степнова Виктор. И, осматриваясь по сторонам, прислушиваясь к чему-то, прошептал. – Идет.

– Кто? – не понял Михаил.

Туман, поднимающийся белой дымкой с болота, стал закрывать траву, воду. Дрожь земли, рябь в воде под ногами. Воздух стал каким-то мягким, который, втягивая в себя, ощущаешь, как это трудно сделать, словно он приклеен к какой-то кисейной стенке. И вакуум отрывает тебя от земли, бросает в прозрачную сферу, в ее невесомость.

– Что это?

Михаил с дрожью, еще не понимая, в каком он состоянии находится сейчас, посмотрел на Виктора, а тот, тот был совсем рядом, только он – не Виктор, а старый-престарый человек, с глубокими морщинами. Его чайная кожа свисала со скул и капала, оставляя после себя пустоту на лице. И, буквально, за несколько десятков секунд он, словно ледяная фигура, стек в туман...

– 3 -

Знобило. Пытаясь натянуть на себя одеяло, Михаил с силой хватался за него. Но оно не поддавалось. Открыв глаза, икнул. Оказывается, он лежит не в постели и не в доме, а в лесу, на земле, в тумане. Вся одежда на нем мокрая, с нее, как с лица, стекает вода, а воздух светло-серый. Это, наверное, из-за тумана.

– Ну, что, Мишенька? – нависла над ним голова Муравьева.

– Я болен?

– Нет, вроде. Но всю ночь бредил.

– Да? Я з-за-м-мерз!

– Сейчас горячего чаю и бульона попьешь, и все будет нормально, – похлопал Михаила по плечу Муравьев. – Давай, давай, вставай.

Горячая кружка чая, сдавленная в дрожащих ладонях Михаила, совсем их не обжигала, только – губы. Припав к ней, он потихонечку вдыхал в себя горячий чай, который, попадая в носоглотку, вливался теплом в бронхи и легкие, растворяя своим теплом лед.

Сделав небольшой глоток чая, Михаил почувствовал, что у него совсем другой, какой-то необычный вкус, мясной, горьковато-солоноватый. Значит, это бульон. И вместо того, чтобы сделать еще один глоток, замер, ожидая чего-то. Но оно еще не набрало своей силы и ожидало повторения. Чего? Глотка чаю или вдоха?

Сделав еще один глоток, Михаил снова замер. Но и этого было еще мало, и только после еще нескольких, сделанных им глотков, он, наконец, почувствовал, как эта теплая сила стала подниматься вверх, по его артериям в подлобную и височную часть головы, растапливая в ней ледяную корку.

Вторая кружка бульона была очень кстати. Каждый его глоток рождал в теле Степнова новые и новые силы, не только толкая согревающуюся кровь по артериям и венам, в органы и мышцы, включая мозговую деятельность.

Сколько на это ушло времени, не думалось. В сознании этим мыслям не было места, как другим, вызывавшим в нем удивление. Они сидели с Виктором не на болотном островке, а на небольшой полянке, покрытой зеленым мхом.

– А, где же Жека, бородач, Гагг?

Но Виктор не слышал его. Лицо у него постарело за эту ночь. Кожа стала какой-то темно-коричневой, напоминавшей чай из березовой и сосновой коры с добавленными в этот настой белым мхом и глиной. Такой чай они делали в детстве, когда играли с девчонками во взрослых.

– Виктор? Витя-я! – позвал Муравьева Михаил.

– Пей, скоро в дорогу. У нас, надеюсь, осталась последняя ненужная встреча.

– Со Сваловым?

– Поешь мяса, силы нужны.

– Витя, Витя, а Гагг?

– Ты всю ночь кричал его имя? Кто он? – Муравьев посмотрел на Степнова.

– Сон? Все это было сном? – поставив на мох пустую кружку, Михаил, укутавшись в свою куртку, лег на еловые ветки, разостланные под ним. Теперь он не хотел смотреть на Виктора, этого лгуна. Да, он догадывался, что этот человек постоянно подсыпал ему что-то в чай или в шулюм.

"...Это был или какой-то наркотик, или какая-то другая грибная или травяная отрава, которая вводила мое сознание в какую-то непонятную, колдовскую субстанцию восприятий того, что в человеческом понимании сказочно, – торопились вперед мысли, которые Михаил с трудом сдерживал, чтобы они давали находить какой-нибудь правдивый ответ на возникающие вопросы. – Белка не может становиться ростом с собаку и превращаться в старика. Как и то, что старик, хлипкий, физически неразвитый человек, ну, не может прыгать по веткам деревьев и превращаться в сову... Глупости.

А кто же тогда разжевал до кашицы рыбину? Ну, ладно, это могло сделать и крупное животное, вернее, его желудок. А кто тогда порвал на части медведя? Только великан, как тот самый Гагг, метра под три-четыре ростом, с ладонями размером с совковую лопату. Я же видел его, я смахивал с его лба листья... И кровь, черно-красную, вытекающую из его разорванного пулей Жэки горла и груди. Или это все – новое колдовство Муравьева? Нет, нет. Он сейчас мне тоже что-то подсыпал, когда я спал или был без сознания.

Скорее всего, он выдумал и шамана, да еще с таким смешным именем Хромая Белка. Вбивает его имя мне в голову и потом, подсыпая наркотик в чай, в воду, чтобы он, действуя на меня, вытягивал в сознании имена, образы. Да, да, так он все и делает. И вытащил сюда этих сваловских ребят, чтобы с ними здесь разделаться, расквитаться за убийство ими его жены. И я попал к нему именно по этой причине, скорее всего, как его помощник, а, в то же время, и насадочка на крючок для щуки. И это ему подсказал Кузьма.

А Свалова, якобы, он лечить здесь будет. Хм, парой выстрелов ему в глотку. Хорошее лечение. Нет, этому пора уже поставить точку, пусть объяснится! – Михаил напрягся всем телом, уперся руками в землю, чтобы подняться, но, сил, чтобы это сделать, у него не хватало.

"Хмммм-мы", – услышал он чей-то громкий вздох.

"Кто это? Гагг? Неужели все-таки его спас этот колдун, вернее, шаман?", – с силой напрягая мышцы в плечах и груди, чтобы привстать, подумал Михаил.

– Фу, Гагг, – услышал он шепот деда. – Фу! Иди! Иди туда.

"Значит..."

– Мишенька, Мишенька, уже полдень, нам пора идти к Серому медведю, – будил Степнова дед.

Глава 22. Последнее слово шамана

Виктор медленно спускал с дерева на веревке тело Свалова, упираясь одной ногой в ветку, другой – в фюзеляж застрявшего в вершинах двух огромных кедров вертолета.

Тот стонал.

Подхватив тело Свалова обеими руками под спину, Михаил его аккуратно положил на мох. Лицо Алексея Алексеевича было усохшим, скулы стали выпуклыми, как и подбородок, с которого еще год назад свисали несколько жировых "подбородков", и из-за этого Свалов всегда просил его сбоку не фотографировать, чтобы их не было видно. А теперь болезнь его буквально съела, оставив обтянутый кожей скелет. А от лощености в его одежде, холености в лице остались только воспоминания.

– А там еще кто-то есть? – спросил Михаил.

– Месиво от летчика, – ответил Виктор, быстро слезая с дерева. – Фу, смотреть на него противно, чуть не вырвало, – спрыгнув с дерева, сказал Муравьев. – Давай быстрее отсюда, а то вдруг сейчас обвалится все это на нас. Мишенька, потащили, потащили его.

И, подхватив Свалова под ноги и руки, Степнов с Муравьевым понесли его обмякшее тело к поляне, на которую, скорее всего, и планировал приземлить вертолет погибший летчик, но, не рассчитав, врезался в вершины деревьев.

Положив тело Свалова рядом с каменной глыбой, Виктор приложил свое ухо к его груди. Сердце у него работало, дыхание было, ощупав ноги и руки, определил, что переломов нет.

– Э, Виктор, смотри, – Михаил указал подбородком на дерево, на котором висел вертолет.

– Не понял, – дед вопросительно посмотрел на Степнова.

– Он здесь видно садился, – Степнов показал на середину поляны.

– И что?

– Или не рассчитал что-то при посадке, скорость или что другое, а, может, чего-то испугался. Ветра-то нет

– Не понял, не понял, – привстал с земли Муравьев.

– Ну, вон, березу срезал винтами, – Михаил указал подбородком на торчащий из земли на метра четыре-пять ввысоту ствол березы и валяющиеся под ним нарубленные ветки с кусками ствола.

– А там? – Виктор, не закончив фразы, прошел к середине поляны и стал осматривать землю. – Вот, это да, Мишенька, да он здесь и приземлился. Вон, какие глубокие следы оставил. Прямо врезался в землю колесами и проехал метра два-три вперед.

Михаил осмотрел глубокие колеи от следов, оставленных колесами вертолета. Потом прошел влево и присвистнул:

– Крови-то.

Виктор тут же подбежал к нему и стал осматривать землю. Серебристый мох был залит темно-красным кровяным киселем.

– Это – медвежья кровь, – Муравьев указал на оставшийся глубокий след от когтей животного, и вырванным, отброшенным куском мха. – Куда ж это он его рубанул. Хотя, нет. Если бы косолапого он винтом зацепил, то что-то здесь от него обязательно бы осталось: лапа, голова, в крайнем случае, шерсть, – осматриваясь по сторонам, предположил Виктор. – Ага. А здесь ничего нет. И пошел по кровавому следу в лес.

Михаил присел и, дотронувшись до крови, стал поднимать палец, наблюдая за каплей, медленно с него падающей и тянущей за собой тонкую, тягучую ниточку.

Выстрела, который мог сделать из вертолета Свалов, он вроде бы и не слышал. Хотя, они были с Виктором отсюда далеко и слышали что-то вроде шума. Но это так, вроде бы.

Поднявшись, Михаил стал небольшими кругами обходить залитый кровью мох, пытаясь найти хоть какое-то объяснение произошедшему. И делал это не зря, карабин "Вепрь" лежал в метрах пятнадцати от этого места.

– Мишенька, – окликнул Степнова, выходя из леса, Муравьев. – А его не винтами, как ты и догадался, а пулей, разрывной. Прямо в грудь. Вот он, был ранен и кинулся в лес.

– Кто же это? Свалов? – с удивлением посмотрел на Виктора Михаил. – Я карабин нашел.

– "Вепрь – триста восемь, супер", – рассматривая оружие, отметил Муравьев. – Хотел такой же иметь, но он мне не по карману. А теперь есть, – осматриваясь по сторонам, сказал старик. – Но не понимаю, Мишенька, только одного, Свалов на ладан дышит, а продолжает охотиться.

– Может, другого выхода у него и не было, – предположил Михаил. – Едет на свидание с твоим шаманом, а здесь медведь пасется. Ну, вот, и стрельнул.

– А он – мастер по этому делу, – кивая головой, вздохнул Муравьев. – Только, Мишенька, все здесь не так было, не так. Ты же видел Свалова, как он изможден. Да и карабин у него другой, импортный, "Блазер", калибр девять и три. Стрелял в медведя кто-то другой. И не только в медведя, а и в их вертолет. Я там дырочку от пули видел.

Где карабин лежал? Тут, ага, – осматриваясь по сторонам, Виктор стал говорить шепотом, – значит, скоро придет. И, похоже, он не один и добрался сюда или вертолетом, или с каким-то знатоком этих мест.

– Не Кузьма ли? – предположил Михаил.

– Он руки не пачкает. А ушел этот охотничек не к черному болоту и не к реке, а к Серому медведю. Значит, у них там сборище. А что его там может заинтересовать, – растирая в руке мох, Виктор посмотрел на Михаила. – Шаман. Неужели, и дорогу к нему знает? А зачем он ему?

– Вот, именно, – согласился Михаил. – Они свое дело сделали, убрали Свалова с его дружками. Жека не с ними, а? – и, прищурившись, посмотрел в глаза Муравьева.

– Так его, – открыв рот, и, смотря в глаза Михаила, старик замялся.

– Мне приснилось, значит, Виктор Егорович?

– Говорить, смотрю, научился, и теперь давишь на меня. А я тебе, Мишенька, не апельсин. Зачем тебе пришлому все, что здесь бывает, знать, а? В город вернешься, такое наговоришь, что всю тайгу здесь через месяц ученые да бандиты вытопчут.

– А я, Виктор Егорович, о Жеке спрашиваю, не больше.

– Когда ты спал, прошел он мимо нас. А когда услышал мой разговор с бородачом, они пристрелили друг друга. Похоронил я их в болоте. В торфе они лучше сохранятся, если Кузьма придет и следствие устроит.

– Вот, как.

– Вот, так, Мишенька.

– Золотко ему с этими было нужно, – указав на карабин, сказал Степнов.

– Догадливый. И Свалова под общую гребенку убрали. Но им тогда, Мишенька, получается, я так и остался нужен. Секретное место о том золотом прииске я знаю. А те, услышав о нем, убрались в иной мир.

– А шаман, Витя, это – твоя заманиловка?

– Пусть будет так, – вздохнул Муравьев. – Пусть будет так. Лучше к нему не ходить, а то, боюсь, он тебя ждет.

– Опять сказку сочиняешь? То сначала про Йипыг-ойка – Старика-филина мне сочинял, потом про Мис-нэ – лесную деву, то про унху – лесного духа.

– А мне, ты, инвалид зачем нужен был, а? – вопросом на вопрос ответил Муравьев. – Думаешь, Кузьма меня уговорил? Навряд ли, мне эти нужны были, а ты – лишний вес. Они за мной шли по следу, и только потом до меня дошло, если не убили, то клюнули по-серьезному. Мысли разные в голове блукали. И одна из них, такая, Мишенька. Ты молод, а если Хромой Белке захочется свои знания сохранить здесь, на земле, то ему молодой их носитель нужен, а не старый, как я. Да, и ума у тебя достаточно, чтобы в тонкостях его вед разобраться. А, может, он знает и про Золотую бабу, где она таится? Трудно сказать, зачем он мне на ум предложил тебя.

– Не понял, – присел около Муравьева Михаил.

– Свалов пришел в себя, не слышишь? Стонет. Сейчас его забираем назад, к болоту.

– Витя, – ухватил за локоть Муравьева Степнов.

– Пули хочешь? – выдернул из его руки свой локоть, Виктор. – Он – наша контрамарка в эту жизнь, понимаешь.

– 2 -

А они были умными. Шли за Виктором с Михаилом, как ищейки, шаг в шаг. И если бы Муравьев не предусмотрел этого, то уйти от них им навряд ли удалось.

Одного из них Михаил знал, но только в лицо. Его частенько видел в кругу Беса и Жеки, трясшего деньги "за спокойную жизнь" рыночных торговцев, кооператоров и таксистов. Парень невысокого роста, лет сорока пяти, пару раз отсидел за грабеж, но до сих пор не угомонился.

Второго, чуть повыше мужика, он не знал. Судя по тихому покашливанию, парень чем-то болен. Может астмой, может... А, может, просто много курит. Он тоже, когда курил, так кашлял. Но, что интересно, первый вооружен, а второй нет.

Михаил, провожая мужиков, идущих по его следу, оставленному час назад, обтерев со лба пот, вздохнул. Торопиться сейчас никак нельзя, так как любой треск веток у тех парней будет на слуху, а тогда уж неизвестно, чем может все закончиться. И, скорее всего, как и Жеку, их интересует золотой прииск Муравьева, а не шаман. Ему же не приснилось вчерашнее нападение Жеки на бородача, висевшего вниз головой.

Блин, неужели у Виктора уже совсем крыша поехала от испуга и он пытается доказать Михаилу, что черное – это белое, и – наоборот. А, может, он и в нем видит врага? Сейчас послал его след натоптать, а в это время скрылся? Нет, нет, Виктор не из тех.

Поднявшись, Михаил, осматриваясь по сторонам, двинулся на вершину сопки. Мох, как белый ковер, сделанный из ваты, был мягок. Ноги приятно утопают в нем, шаг легок, и что самое удивительное, он не слышит хруста сухих веток, ломающихся под его тяжестью. Словно их здесь и нет, а, может, у него слух ослаб?

Михаил соединил большой и средний палец и щелкнул ими. Звук был звонкий. И туман стелется под ногами, только под ногами на ширину не больше метра.

Степнов, отметив это, остановился и с удивлением начал рассматривать "белую дымку-подстилку", которая, как его тень, двигалась вместе с ним. Сделал несколько шагов в сторону, и все повторилось, но вдруг неожиданно почувствовал ломоту в мышцах ног.

"Влага, холод, вот где и так не вовремя это начало сказываться на мне", – невольно подумал Михаил и направился в сторону двух заваленных деревьев, где его ожидал Муравьев со Сваловым.

Споткнувшись о вылезшее из-под земли корневище сосны, Михаил упал на выставленные вперед руки. Не ушибся, это все произошло из-за того, что под ним стелется эта белесая полоса тумана. Оглянулся назад, и следующее, что удивило, следа от его ног не остается, словно идет над мхом. Но он хорошо чувствует, как проваливаются его ноги во мху.

– Ччччччч, Мишенька, – прошептал Виктор. – Куда их отвел?

– Туда, где мы были вчера.

– Далеко, прошептал он. Нам пора, помоги, – и, надев на себя рюкзак, подхватил под руку Свалова, и ожидает, когда справа от него встанет Степнов.

– Я сам пойду, – хрипло прошептал Свалов. – Ведите меня к шаману, а с Ченем, да Мошкой потом разберусь. Не ожидал, что свои стрелять будут. Будьте внимательны, с ними Жека, страшный человек.

– Да, да, – двинулся вперед Виктор.

За ним медленно пошел Свалов, следом – Михаил.

Туманная полоса растворилась, как и боль в мышцах ног. Шли вроде медленно, всего несколько минут, а уже – на обратной стороне сопки, разделяющей черное болото от каменной глыбы Серого медведя, а за ним стоит высокоствольная тайга. И идется по ее светлому мху легко, словно в теле и усталости нет, оно отдохнувшее.

Первое, на что невольно обратил внимание Михаил, на высокой сосне сидит птица. Знакомая. Но по очертаниям не глухарь и не коршун. Остановился, жмурясь, стал всматриваться в птицу сквозь пробивающиеся через ветку яркие солнечные лучи. Вроде птица, а, может, и обломок одной из толстых веток, подумалось ему.

Но это была птица. Раскрыв крылья, она нырнула с ветки к ним и, паря, своими длинными крыльями полетела вперед, опускаясь к земле, и уселась.

– Йипыг-ойка, – громко воскликнул Виктор и остановился, подняв руку вверх, тем самым требуя остановиться Михаилу.

– Ты за мною? – спросил Муравьев у филина.

Филин был крупным, ростом с человека. Он повернулся к ним, и Михаил чуть не воскликнул с испуга. Да, да, это была не птица, а человек. Его руки были сложены на груди, одежда на нем, как и его лицо, серые, только по очертанию подбородка, носа, глаз, можно догадаться, где голова. А глаза у этого человека были огромные и круглые, как у филина, только не коричневые, а желто-серые.

На вопрос Виктора он медленно прикрыл их, словно соглашаясь, и, приложив свои ладони к подбородку, немножко наклонился.

– Что за колдовство? – быстро крестясь, вскрикнул Свалов.

Березка, росшая рядом со стариком-филином, не меньше удивила Михаила, чем Йипыг-ойка. Откуда она здесь могла взяться в сосновой чаще, где кроме этого дерева и мха больше ничего не росло.

Но березка, словно девушка, развела непонятно откуда появившимися снизу веточками, как руками, и, снимая с себя до этого невидимую шаль, открыла свое тело. Да, это была женщина. По возрасту уже немолодая, одета в легкое пальто, непонятно из чего сделанное, рыбьей чешуи или мха.

– Галя, Гал-ля, Галечка! – голос Виктора дрожал, но при этом становился звонче и звонче. И он прямо на глазах, вместо того, чтобы двинуться к женщине, неожиданно для всех упал на колени, потом на живот, не выставляя вперед рук, чтобы хоть как-то смягчить свое падение.

Михаил бросился к нему, начал трясти тело деда, но оно было безжизненным, голова болталась из стороны в сторону, как и руки.

– Не тряси его! – приказал Свалов. – Ты что, дурак? Он потерял сознание.

– Да, да, – шептал ему в ответ Михаил, но никак не мог унять себя.

– Брось его, смотри! – сипло закричал Свалов.

И Михаил почувствовал резкий ледяной холод в ладонях, выпустил тело Муравьева из рук и отшатнулся назад, не понимая, кого он видит стоящим перед собой.

Это был Муравьев, только почему-то весь серо-белесый, словно покрытый тем самым туманом, который он видел совсем недолго под своими ногами.

– Прощай, – прошептал он Михаилу и двинулся к той женщине, говоря с ней: – Миснэ, Миснэ, а где моя Галюша? Миснэ. Ой, как ты похожа на мою жену. Галя, Галя, неужели, это ты? Галюша!

Туман, поднимавшийся изо мха, стал закрывать их своим белесым пологом.

Йипыг-ойка, подняв руки, опустил их, и теперь перед ними стоял не человек, а филин. Он, взмахнув крыльями, с легкостью поднялся с земли и, паря, полетел в тайгу, а за ним скрылись белесые тени женщины и Виктора.

Сдавливая сильно застучавшие виски, Михаил громко застонал и упал на тело умершего Муравьева.

Выстрел Свалова не привел его в себя, только его душераздирающий испуганный крик: "Медведь, медведь!"

– 3 -

Михаил, не видя, кто гонится за ним, и, вообще, гонится ли, бежал за быстро убегающим в тайгу Сваловым. Степнов старался не отставать от человека, который еще совсем недавно был изможденным от своей страшной болезни, съедающей все его органы изнутри. Но сейчас было просто невозможно поверить в это. Свалов бежал, как молодой парень, наполненный силами и энергией.