Текст книги "Последний танец Кривой белки (СИ)"

Автор книги: Иван Цуприков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Поглаживая подушечками пальцев недавно зажившую рану, влаги на ней не почувствовал, как и привкуса крови во рту. С одной стороны это успокаивало, с другой – волновало. Одно время после операции сшитая щека долго не заживала, гноилась. И если это снова произошло, то нужно было срочно ехать в поликлинику или в больницу.

Второе, что заставило Михаила задуматься, Виктор вчера говорил ему, что здесь, в этой избе, в этом году он еще не появлялся. А откуда же у дробилки образовалась куча кедровой шелухи? И он навряд ли занимался шелушением шишек, так как они по дороге ни одной из них не подобрали. Значит, здесь еще кто-то недавно жил, собирал орехи, ягоду у реки. И зачем Муравьев тогда врет, что в избе все осталось на том же месте, как в прошлом году он здесь все оставил. Август только закончился, время сбора кедровой шишки.

"И вообще, зачем он меня постоянно обманывает? Цену себе набивает, что ли? – с обидой думал Михаил. – Удивительный человек, а зачем ему это? А-а, может, он пытается психологически воздействовать на меня, чтобы я жил в постоянном испуге и думал о чем-то другом, забыв о своей инвалидности? Может быть. Хм, но я и так постоянно думаю, вот только сказать, о чем думаю, пока не могу. А жаль, столько вопросов накопилось, которые хочется задать Муравьеву. Стой, стой, нужно тренироваться говорить..."

Что-то громко зашумело, будто дерево упало. Михаил вздрогнул, всматриваясь в темноту леса, и, хватаясь за забор, быстро пошел в избу за ружьем.

– Что произошло? – спросил у Михаила Виктор.

– Та, та, ух-ло-то. Нат, у-уло.

– Треснуло или ухнуло? – переспросил у Михаила Муравьев.

– Енло.

– Треснуло. Этого еще не хватало, – соскочил с нар Виктор и, натягивая на ноги ботинки, взяв ружье, вышел из избы вслед за Михаилом.

Еловый лес по звукам не сравнить с сосновым. В бору хоть деревьев не так и много, как в еловом, а звуков полно. А вот в еловом не так, звук бьется о косматые ветки, как бабочка в закрытом бутыле, и успокаивается не расходясь далеко.

– Может, дерево упало? – вслушиваясь в ночь, прошептал Виктор.

– Да, да, – выпалил Михаил.

– А где?

– Та, та, – махнул рукой за избу.

– Хм, под берегом на обрыве, две елки наклонены были, видел? Они?

– Нат, нат, – замахал головой Михаил. – Шам, у-у-у.

– Не понял? – переспросил Виктор. – "У" говоришь, та (?), а забываешь о ней.

– Й-шу-у-ум.

– Молодец. Если шум был, то значит, падая, дерево о другие деревья цеплялось?

– Та-а.

– Еще темно, Миша, мы сейчас с тобой в лесу слепые. Если медведь рядом, то он нас будет хорошо видеть и подберется, не услышишь, позавтракает нами. Пошли назад, – и, приоткрыв дверь, пропустил в избу Михаила. – Давай лучше поспи, еще часа два у нас с тобой есть до рассвета.

Усевшись на скамью, Михаил зашипел:

– Шушшка.

– Шишка? – переспросил Виктор.

– Тама.

– Шишка. Хочешь шишки поесть? Утром соберешь, там есть небольшой кедровник, у болотца.

– Н-нат, – и, вращая рукой, повторил, – шушшка.

– Да, там я ее молю. И что, Мишенька? – Виктор никак не мог понять, что ему хочет сказать Степнов.

– Утро.

– Вот, и правильно, Мишенька. Если ты хочешь шишки, то обязательно найдем время, чтобы заготовить ее на зиму. Спи, – сказал Виктор и вставил затвор в дверь, – и не забудь про повязку и подушку.

Блики огня из печи заиграли на потолке избы. Следя за ними, Михаил задумался.

"Как здесь прост мир. В лесу, чтобы выжить, нужно создать несколько условий: построить дом или землянку и обязательно с печкой, иметь оружие, удочку, топор или пилу, и теплую одежду. Все зависит от того, будешь ли ты сыт, будет ли у тебя тепло и будет ли у тебя защита от хищных животных. Где проще жить, здесь или в городе?

Одному здесь жить очень сложно. В городе привычнее, так как там ты научился жить: зарабатывать деньги, а деньги – это все. Но, как выжить журналисту, не умеющему говорить? Можно письменно задавать вопросы. Редактор против этого. Если работать внештатно с газетой, то гонораров не будет.

Единственный выход – учиться новому делу: плотницкому, малярному и устроиться в какую-нибудь строительную бригаду. Другого выхода нет", – Михаил закрыл глаза, и, ощущая волны тепла, идущие от печи, лег на спину, подставляя им свою щеку с повязкой.

"Интересно, смогу ли я говорить? Память после аварии восстановить удалось, пусть еще не полностью, но чувствую, что это возможно. Лучше всего возвращаться в детство, но не в войну...

Нет, инвалидом нельзя оставаться, нужно жить, вставать на ноги и работать. Может, стать помощником Виктора? Кузьма говорил, что разными делами занимается. Он – проводник, водит богатеньких людей по лесным окрестностям, дает им возможность пожить в диких условиях тайги. И платят ему они за это неплохо. Нет, конкуренты Виктору не нужны, хотя, ему уже за семьдесят", – глубоко зевнув, Михаил погрузился в сон.

– 3 -

– Ничего не понимаю, все обыскал, а упавшего дерева нет, – разгоняя веником скопившийся в бане дым, шепчет Виктор и трясет мокрыми еловыми ветками над животом Михаила.

Но Степнову сейчас не до размышлений на эту тему. Глина, вернее, ил, перемешанный с глиной, подсыхая, стянул кожу на лице, как клей. И, вот, теперь в бане, начиная размокать от горячего пара, растекается, заливая ушные раковины, протекает в ноздри, и хочется чихнуть.

– Перевернись.

Команду Виктора Михаил выполняет тут же, без замедления и, положив подбородок на бревно, пытается из живота выдохнуть воздух наружу, чтобы вытолкнуть набежавшую жижу из носоглотки. Ему это удается.

Поглаживание веток по спине Степнов, занятый очисткой носа, вначале и не уловил, только чуть позже, когда почувствовал обжигающие удары по лопаткам, по пояснице, по бедрам и икрам ног.

– Бегом в воду.

Михаил с трудом, больно ударившись коленом, соскользнувшим с бревна, встает на ноги, и, так и не открыв глаз, на ощупь, с помощью руки Виктора, толкает вперед дверь и по его команде прыгает вниз.

Вода в реке холодная, до немоты. Бултыхаясь в ней, Михаил фыркает и растирает ладонями лицо, глаза и только после этого открывает их.

– Фу-у-у! – упершись пятками в рыхлый ил, кричит Степнов и встает в полный рост. Но, наступив ногой на ветку, пытается переступить ее и, споткнувшись, проваливается всем телом в пучину воды и снова, громко хлопая руками по ней, кричит, – ур-ра-а!

– Что ты сказал?

Слышит Михаил голос Виктора и в ответ, что есть силы, кричит: "Ур-ра-а!"

И только теперь он чувствует температуру холодной воды, которая еще не сковывает его тело, пропитавшееся горячим воздухом бани.

– Вылезай! – громко говорит Виктор, – Давай еще раз оботри илом лицо и лезь в баню.

Третий раз Михаил, набрав в пригоршни глины с илом, обтирает этой скользкой и в то же время шершавой смесью лицо и, смывая с рук грязь, по лесенке на ощупь поднимается на порог бани. Подталкиваемый рукой Виктора к печи, к широкой трубе, усаживается на нары из бревен и, подставляет лицо горячему воздуху, собравшемуся у ее красного бока. Жар от трубы идет очень сильный, и Михаил отсаживается от нее чуть подальше.

– Ты слышал свои слова? – оббивая себя еловым веником, спрашивает Виктор.

Михаил в ответ качает головой.

– Ты сказал "ура". Повтори.

С трудом размыкая склеенные илом губы, Михаил громко говорит: "Ур-р-ра".

– А раньше так говорил?

Михаил снова качает головой.

– А скажи Ви-тя.

– Ва-а-та, – произносит Михаил.

– Вот, шкодник! Да ты ленивец! А, ну-ка, давай я за это сейчас тебя хорошенько банным веничком постегаю, – и, поддерживая рукой Степнова за плечо, помогает ему встать и залезть на верхнюю полку.

– Пока на спине полежи, – и начинает обрызгивать его тело горячей водой и водить по животу ветками, потрясывая их. Из-за этого кожей ощущается сильное жжение, и Михаил невольно начинает постанывать.

– Жар – хороший доктор! – приговаривает Виктор. – Так что, терпи, солдат, терпи.

И Михаил терпел, но сил удержаться от стонов, не хватало.

– Стони, стони, Мишенька. Это – курс твоего лечения. Вот, какие дела, Мишенька, – шепчет Виктор.

И, вот, наконец-то, Виктор разрешил ему лечь на живот, но легче от этого не стало, жар колет своими коготками спину, предплечья, шею.

– У-у-у, – стонет Степнов.

– Стони, стони, Мишенька. Без этого все нужные мышцы на твоей ране не заработают. Стони, стони, Мишенька.

...И, вот, наконец-то, банный час закончился. Набросив на себя одежду, Михаил уже бежит за Виктором в избу, где после жаркой бани, достаточно прохладно.

Натянув на себя ватную куртку со штанами, Михаил по приказу Виктора лег на нары, после баньки нужно час-другой отдохнуть, чтобы новых сил набраться.

Муравьев, растопив печь, лег на нары, стоявшие напротив его бревенчатой кушетки, и, отвернувшись к стене, затих.

"Удивительный человек, – подумал Степнов. – Вроде кого-то и боится, а так беспечно себя ведет, дверь только на щеколду прикрыл и спит. Значит, здесь ему покойнее, чем там, где он их встретил с Кузьмой. А раньше, по молодости своей, мы ничего и не боялись-то. Забирались в любую избу, не обращая внимания, есть рядом медвежьи следы или нет их, печь топили, ели и ложились спать. Правда, тогда нашими охранниками были собаки. А здесь мы сами себе с усами, – зевнул Михаил. – Ну, и хорошо..."

– 4 -

Обидно, когда нестерпимое желание спать разрывает какая-то внутренняя сила – проснуться и сходить по-маленькому. Но, что поделаешь, мочевой пузырь не резиновый, и как наполняется до краев, оповещает организму об «аварийной ситуации», и мозг, контролируя работу каждого органа, бьет тревогу. Именно она сейчас и приснилась Михаилу.

...По команде тревоги он, несмотря на усталость, первым соскакивал со второго яруса, на котором спал, даже независимо от того, что уже был почти дембелем. Хватал свое обмундирование со стула, впрыгивал в ботинки и, не зашнуровывая их, спотыкаясь через другие ботинки, стулья, расставленные в проходе между кроватями казармы, выскакивал в коридор. И если там была неразбериха, бежал к комнате с оружием, находящейся у самого выхода из их модуля, в любую секунду готовый выскочить из него на плац. Взрывы и пожар в нескольких модулях (одноэтажных деревянных казармах) ему запомнился на всю жизнь, когда душманы со стороны аэродрома, проезжая на своей машине, обстреляли из миномета их воинскую часть. Тогда погибло семь человек, более десяти были ранены.

А сколько раз эта "тревога" звучала в горах, где они вели боевые действия с душманами. И, вот, именно это умение – вскакивать, услышав только первые звуки выстрелов или взрывов, и бежать с места отдыха в какое-либо укрытие, либо заранее обозначенное для этого место сбора или обороны, спасало ему жизнь.

Вот и сейчас, вскочив с нар, понимая, что ему уже совсем невмоготу, без обуви, выскочил на улицу, и сразу же кинулся к растущей справа от избы огромной ели. Зайдя за нее, ощущая холодную землю ногами, колясь о ветки и шишки, разбросанные под ее лапами, начал мочиться. И только после облегчения, громко вздохнув, открыл глаза, и невольно удивился тому, что уже вечер.

"Ничего ж себе, лег на часок отдохнуть, – засвербела в голове мысль, – на голодный желудок, не съев ничего. Нет, так нельзя, а то еще не хватало на старости лет добавить ко всем болячкам язву желудка. А это еще хуже, по сравнению с зубной болью. Гастрит многому научил", – и, боясь того, что вот-вот, как и раньше, что-то начнет карябать и скрести коготочками внутри живота, стал осматриваться по сторонам в поисках хоть какого-нибудь кустика брусники или черники, чтобы поесть ягоды и с помощью них хоть на какое-то минимальное время затушить ощущение голода.

В ту же секунду ветер, обрушившийся на поляну, у избы поднял вверх весь легкий мусор – веточки, солому, золу с кострища, образовав серый туман, заигравший блестками, падающими на землю.

Убрав руку от глаз, Михаил стал всматриваться вглубь леса, ища виновного в этом непонятно откуда взявшемся внутри еловника смерче. Ежась от холода и испуга, Михаил сделал шаг назад, чтобы вынырнуть из-под колючих лап ели, но тут же, заметив на ели, растущей напротив огромную птицу, замер.

Это был филин. Да, да, Михаил хорошо знал очертания ночного хищника и, не отрывая глаз, следил за ним, ожидая его дальнейших действий.

"Уугу, уугу, уугу".

От громкого крика птицы, мурашки пробежали по всему телу. И больше всего испугало то, что была птица огромная, а желтые круги ее глаз – яркие, светились словно фонари. И, ко всему еще, создавалось такое впечатление, что филин видит Михаила и ждет его. А сил у птицы, судя по ее размеру, будет вполне достаточно, чтобы схватить человека своими когтями и разделаться с ним.

Присев на корточки, Степнов ощупал под ногами землю в поисках палки или какого-нибудь другого предмета, которым можно было хоть как-то защититься от пернатого хищника. В ворохе веток с иголками пальцы наткнулись на кусок дерева, величиной с кулак. Попытался поднять его, но оно не поддалось, видно это был корень ели.

Что-то спрыгнуло на поляну с крыши избы. Легко, бесшумно. Похоже, что рысь.

Опустив на несколько сантиметров мешавшую глазам ветку, Михаил всматривался в животное. Да, не ошибся, это рысь. Нет, она не боялась филина. А тот, рассматривая ее, расправив крылья, продолжал ухать. Рысь же, став посередине поляны, подняв вверх лапу, будто защищаясь от филина, громко вскрикнула – "У-у-а-а-ам, ии-у-у-ам". Словно предупреждала ночного хищника, что она тоже сильна и не поддастся ему.

Протерев слезящийся глаз, Михаил продолжал внимательно следить за ними обоими. С минуту животное и птица молчали, смотря друг на друга.

Ноги у Михаила затекли от неудобного положения, но Степнов боялся перенести свой вес на левую ногу, чтобы ослабить напряжение на правой ступне.

"Угу-уг-гу", – ухнула птица.

"У-у-й-я-я-я-ум, – громко откликнулась на уханье филина кошка. Она вся в напряжении, оскалив клыки, следила за птицей, готовая в любое мгновение обороняться или, наоборот, наброситься на нее. И резко завыла. – Йи-и-пыг – ойка-а, – Михаил от этого звука невольно сморщился, втягивая голову в плечи.

"Угу-уг-г, – ухнула птица, – Вор-ркати-ы, об-бер-регай гостя. Уг-гу".

"Словно переговариваются между собой, и крики их похожи на человеческие слова", – подумалось Михаилу.

Филин снова раскрыл крылья, и Михаил в этот момент увидел вместо птицы человека, сидевшего на ветке. Испугавшись такого видения, отпрянул назад и, потеряв равновесие, сел на землю, таща за собой еловую ветку, за которую держался рукой.

Рысь, услышав этот звук, вскочила на ноги и вытянула спину вверх, и, смотря на Михаила, зашипела: "Йи-и-пыг – ойка-а, ур-р-р хот". И в одно мгновение, вскочив на крышу избы, исчезла с глаз Степнова. Услышав этот кошачий крик, Михаил снова вздрогнул, словно понял, что рысь не прогоняла его, а дала понять, что филин – это старик, а Михаилу нужно идти в дом.

С удивлением Михаил глянул на ветку, где сидел человек-филин, и в ту же секунду закрыл свои глаза рукой от сильного вихря, поднявшегося на поляне.

Вскрикнув от боли, Михаил отдернул руку от ветки, впившейся своим острым концом ему в запястье и, встав на ноги, щуря глаза, вышел на поляну. Ветер в ту же секунду утих, словно его и не было, как и филина на ветке дерева, рыси – у избы. Попавшая в нос пыль, щекотя ноздри, заставил его чихнуть. Осмотрев ладонь, обтер пальцами кровоточащую царапину и, посмотрев по сторонам, глубоко вздохнул.

На поляне никого нет, черные краски вечера уже растворились в молочном тумане. Оказывается это был не вечер, а рассвет, убиравший черную мглу ночи. И на поляне у дома все на местах: зола на кострище не тронута, мелкие ветки, сложенные возле него, не разбросаны сильным ветром.

"Не тронута? Почему так? Приснилось, наверное, – глубоко зевнув, подумал Михаил и еще раз осмотрелся. – А что здесь должно быть не так? – спросил он у себя. – Приснится же!", – и, открыв дверь, вернулся в избу и, забравшись на нары, укрылся ватником. Дрожь в руках и ногах стала униматься. Сон начал укутывать сознание Михаила в пелену тумана, уводя его в свой мир.

– 5 -

Запах гречки щекочет в ноздрях. Виктор медленно большой деревянной ложкой помешивает кашу в котелке, висящем над оранжевыми углями костра.

– Ну-ка, попробуй, – Муравьев протягивает ложку с темной жижей к лицу Михаила.

Подув, Степнов со свистом втягивает в рот ее и, причмокивая, сосет. – Угу, угу, – и поднимает вверх большой палец.

– Понравилось? Распробовал, что я сюда добавил?

В ответ Михаил машет головой.

– Ну, тогда вот еще одну ложечку попробуй, – и, зачерпнув жижи из котелка, подал ее Михаилу.

Взяв ложку, Степнов поморщился и, раскрыв немножко ладонь, посмотрел, что там. Оказывается широкий темно-красный рубец с разорванной кожей и запекшейся кровью.

– Что там, покажи? – просит Виктор.

Взяв ложку в другую руку, Михаил раскрыл перед Муравьевым правую ладонь.

– Где это ты так? Спросонья видно порезал чем-то руку. В избе вроде нечем? Может, когда в туалет ходил, веткой порвал.

Михаил, громко вздыхая, кивает головой.

– Глаза не забывай открывать, – смеется Виктор. – А то так можно и без них остаться.

– Да, та, – соглашается Михаил, и шепчет, – рррката.

– А что это такое? – у Виктора появляется напряжение на лице.

Михаил вопросительно смотрит на Виктора и, подумав, сжав губы, показывает рукой вниз, на огромную лапу вековой ели.

– Об нее зацепился ногой, значит. Ну, ладно. Пойдем сейчас рыбачить, а то крупы у нас с тобой немного осталось, пора на лесную пищу переходить. Так, я о чем? Догадался, что в каше?

Опрокинув в себя остывшую жижу из ложки, поймал языком мягкий шарик, раздавил его и скривился.

– Йгада.

– Какая? – улыбается Виктор.

– Бррр-ка.

– Ру, ру, повтори.

– Ра, ра.

– Как волк воет? – не отстает от Михаила Виктор.

– А-а-а, – догадался Михаил и, вытянув губы трубкой вперед, завыл, – у-уу-у-у.

– Ну! Брр-рус-ни-ка.

– Ррр-ру-у-уу-ка.

– Забыл, слог "ка" сказать. Подумай, ты же помнишь там, у себя в голове, все слоги? Ну, а я о чем? Попробуй.

Михаил напряг лицо, глаза начали краснеть:

– Бэ, бэ, бэ, рррр-рушс-ниии-ка.

– О, так, может, будешь петь, а не говорить, у тебя так лучше получается, Мишенька. Вот такие, парень, дела.

– Бэ-э, бэ-э, бэ-рррр-рушс-ниии-ка, – снова повторил это слово нараспев Степнов. – Та-ам бэ-бэ-рррр-рушс-ниии-ка.

– Ну, и лады. Молодец. Всего три жменьки, а как вкусно, правда? – и накрыв крышкой котелок, пошел в избу.

Осмотревшись, Михаил подошел к той ели, на которой, ему снилось, что сидел филин. Ветка, на которой он сидел, высоко, но все равно хорошо видно, что на ней не везде растут иголки. В двух местах, даже коричневая кора с нее содрана. Но это еще ни о чем не говорит. Но то, что на ней может уместиться человек, и она его вес выдержит, не верится. Ту ветку, если хорошенько попробовать, можно об коленку сломать. А тот человек весил, ну, около пятидесяти килограмм. Пусть даже сорока.

Виктор вынес из избы две глубокие алюминиевые миски с ложками, поставил их на столик и снова ушел в избу.

Михаил вышел на серединку полянки, где сидела рысь. На земле следов нет, а вот то, что черный грунт серебристый, вернее присыпан серой пыльцой, заметно. Присел, провел пальцем по земле, полоски нет, а вот указательный палец стал серым. Зола? Точно, зола.

Провел указательным пальцем левой руки у себя по лбу, на нем черная грязь осталась. Это тоже не доказательство, что сон был явью.

Михаил подошел поближе к избе и глянул на карниз крыши. И, наконец, то, что он искал, обнаружилось – след трех когтей, процарапавших бревно. Справа еще такие же царапины. Все-таки, то, что он видел здесь, похоже, было не во сне. Вот только, было это или вечером, или на рассвете... А, на самом деле, солнышко еще только начало спускаться к горизонту со своего зенита. Удивительно.

"Так, это – следы от рыси и филина, или нет?"

Заболела рана на ладони.

"А мочился я под той елью. Запах-то, наверное, еще остался. Нужно проверить, – и подойдя к дереву, присел около него, принюхиваясь к воздуху. – Не ошибся, выходит".

– И откуда здесь столько пыли, вроде и ветер сюда никакими усилиями не загнать, – вслух, раскладывая по тарелкам кашу, говорит Виктор. – Ничего не пойму, окно и ручка от двери в саже, как и сама дверь, стол. Не слышал бури? – посмотрел он на Михаила.

– Н-на-н-нет, – пропел Михаил.

– Вот такие, паря, дела, – вздохнул Виктор. – Ну, что стоишь, давай перекусим и пойдем порыбачим. Я, пока ты дрых, успел и парочку червей найти. Нужно их потом еще и на зиму заготовить. На Эсске, знаешь, какой клев?! У-у-у! Особенно на Ты, вроде так называют речку или ручей, что с другой стороны в Эсстытор попадает. Это я о Торском озере говорю.

– Да, та, – согласился Михаил, усаживаясь рядом с Виктором.

– Кстати, вспомнил, что обозначает Вой. Ну, это я о Малом и Большом Вое. Вой, по-хантыйски, это – зверь. Представляешь? Узнать бы эту легенду. Самый большой зверь здесь в тайге или медведь, или лось. Тогда почему их именами не назвали ручьи. Что получается, в одном месте живут только большие звери, в другом только маленькие. Ох, а ведь старых ханты и манси здесь почти не осталось. Скоро пойдем к Хромой Белке, может, он что расскажет.

Зачерпнув ложку каши, Михаил начал ее медленно жевать, с причмокиванием.

– Куус-ссс-снааа! – громко напевая, похвалил он творение Виктора.