Текст книги "Последний танец Кривой белки (СИ)"

Автор книги: Иван Цуприков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Зина, ты слышишь, о чем этот пень трухлявый говорит? – подошел к Виктору Длинный и сверху посмотрел на Муравьева.

– Время покажет, – сказал Зина. – Вечер опускается, нужно остановиться на ночлег. Давай в лес углубимся, туда, где более или менее сухо. В болоте еще не хватало ночевать.

Метров через сто остановились на небольшой полянке. Вся она покрыта темно-зеленым ковром брусничника. Выстрел, раздавшийся справа, произвел Длинный. Принес глухаря и бросил перед Михаилом.

– Чисть, писака, да быстрее! – приказал он Степнову, а Виктору дал топор, – займись дровами, – и уселся посередине полянки на свой рюкзак. – Птица не пуганная здесь, – сказал он, обращаясь к Зине. – Я к глухарю, а он замер, как статуя, и смотрит на меня.

– Так, зачем тогда стрелял? – спросил у него Зина.

– Так, кто ж знает, что он будет делать, когда к нему подойдешь. А так оно спокойнее, бац и все, правильно, малякин?

Михаил поежился, отвернулся. Длинный его не просто раздражал, а стал врагом номер один, как и Свалов. Теперь Степнов знал, в какую автокатастрофу он попал, и кто ее заказал. Много слухов в Снеженске ходило о Свалове, что, якобы, он виноват в смерти многих коммерсантов, которые отказывались подчиняться его интересам, и поэтому пропадали, не возвращались из лесу, из поездок по бизнесу. Также Свалов имел агентство по продаже квартир. Но после того, когда несколько снеженцев, продававших свои квартиры в Екатеринбурге, в Краснодаре и в Анапе, пропали, и прокуратура занялась проверкой работы этого агентства, Свалов закрыл его. Потом пошли слухи, что прокурор купил квартиру в Москве, а, значит, Свалов и его купил.

И что же теперь получается, они с Виктором должны Свалова, больного раком, вести к шаману, чтобы тот его вылечил? Да, узнав об этом, их все горожане проклянут.

Отвлек Михаила от размышлений бородач, спросивший у Длинного, не боится ли он лешего.

– Че-е? – не понял Длинный.

– Ну, медвежатник же тебя предупредил, здесь никого нельзя убивать. А то шаман тебя убьет за это.

– Да-а? – сделал удивленное лицо Длинный и, присев напротив Виктора, громко сказал. – А он все брешет, запугивает нас, правда, медвежатник? Он-то здесь стреляет своих крыс, ему можно, а мне, что, нельзя получается, да, старик? А? Завтра ему левый глаз вырву, если к шаману не приведет, а послезавтра – второй. Потом – нос, уши вырежу, – и посмотрел на Михаила с усмешкой, – и тебе, писака, также. Только руки оставлю, чтобы писал. Правильно? Хе-хе.

Михаил и не знал, как сейчас ему себя вести. Видя, что на издевки Длинного Зина не обращает внимания, делает вид, что спит. Значит, он их с Виктором защищать от Длинного не собирается.

"...Ему нужно одно – быстрее выслужиться перед своим боссом, как и Длинному. А то, что Зина сначала попытался защитить Виктора... Стоп, стоп, Виктора, а не меня, – думал Михаил. – Это говорит о том, что я не вхожу в их интересы, а нападки на Муравьева он воспринимает, как запугивание и не противится этому".

Подождав, когда Длинный займется жаркой глухаря на костре и потеряет к ним с Муравьевым интерес, Степнов вытащил из своего рюкзака зайца, понюхал: мясо вроде не завонялось еще, это радовало.

– Что ты так на них злишься, Слава? – тихо спросил у Длинного Зина.

– Они меня развели, как лоха! – со злостью прошептал тот. – Это они так думали, хм. А ты не помнишь медвежатника? – и, поближе придвинувшись к Зине, начал ему что-то рассказывать.

Михаил слышал только отрывки некоторых фраз Длинного: Свердловск, квартира, его жена, три комнаты, клофелин с шампанским, квартиру продали, подписала сама, продажу квартиры, труп, свалка.

С трудом проглатывая слюну, Степнов посмотрел на Муравьева. Лицо его было бледным, глаза стеклянными, ладони дрожали. Когда Михаил потрогал его за колено, Виктор с ненавистью посмотрел на товарища и покачал головой, мол, не мешай.

Глава 18. Черное болото

Сон был недолгим. Несмотря на ночной холод, спальный мешок внутри быстро нагревался от температуры тела и горячего дыхания, и дышать в нем становилось все тяжелее и тяжелее, и поэтому, проснувшись, Михаил, потянул вниз замок молнии, чтобы впустить в свою «тюрьму» хоть немножко свежего воздуха.

Выглянув наружу, заметил, что на деревьях не играют блики костра, значит, он потух. Оттянул замок молнии еще ниже. Длинный спал рядом, лежа на боку, к Степнову спиной, громко храпя. Виктор лежал с другой стороны своего надсмотрщика, также, как и Михаил, по требованию Длинного, в спальном мешке, наглухо закрыв молнию.

Опустив замок до пояса, Михаил ждал, когда прохладный воздух остудит его мокрую одежду, пропитанную потом. Желание чихнуть Степнов с трудом остановил, зажав пальцем нос.

Что-то привлекло его внимание. Напряг слух и зрение, пытаясь хоть что-то рассмотреть среди веток. И не ошибся, шум шел именно оттуда. Создавалось такое впечатление, что какое-то животное, перебираясь по веткам, соскользнуло, но удержалось своими когтями и затаилось. Кто бы это мог быть? Белка? Нет, животное было тяжелее ее. Скорее всего, это была рысь. Соболь, куница, проворнее ее и легче, и если бы соскользнули с ветки, то такого сильного скрежета бы не создали. Это животное с пуд весом, а, может, и больше.

Вообще-то рысь боится человека, но если взять во внимание, что здесь дикие места, то она и не знает этого врага и воспринимает его, как медведя. А медведь для нее опасен только на земле.

В принципе, это может быть и росомаха. А это животное, уж, пострашнее, чем рысь. Михаил прекрасно помнил тот случай, когда он с Кузьмой после службы в Афганистане, взяв собак, отправились на несколько дней в лес. Первую ночь спали в избе, а вот вторую – в лесу. Добытого глухаря оставили в рюкзаке, приготовили на ужин шулюм из рябчиков, во втором котелке вскипятили чай. Собак сытно не кормили, дали им хлеб с тушеной свининой да костями от рябчиков.

Долго просидели у костра, вспоминая войну. А ночью их разбудил непрошеный ночной гость. Собаки лаяли до хрипоты, кидаясь на дерево. Из-за затухшего костра Михаил с Кузьмой, так и не смогли тогда узнать, какое животное было над ними. И только после нескольких выстрелов по кроне дерева они услышали, как оно, тяжело прыгая с ветки на ветку, ушло от них подальше.

Со временем Михаил с Кузьмой успокоились, и собаки тоже улеглись рядом с ними. Михаил остатки ночи провел беспокойно, то снились напавшие на них душманы, то взрывы, то новые атаки душман, то минные поля. Усыпал буквально на десять-пятнадцать минут, а, может, и меньше, и сон его раздраженную душу снова возвращал в еще незабытые кадры памяти афганских событий...

Утром, первое, на что тогда обратили внимание Михаил с Кузьмой, это на исчезнувший рюкзак, в котором они оставили неочищенного и непотрошеного огромного старого глухаря, убитого вечером. Кто его мог унести, могли узнать только собаки, и поэтому, пустив их на поиск, пошли за ними.

Вор оставил разорванный рюкзак в метрах ста пятидесяти от их ночлега. От глухаря остались только перья, стеклянная банка с тушеным мясом была вскрыта зубами животного. На ее крышке осталось несколько ямок с дырками от звериных зубов, а сама банка была вылизана изнутри.

– Росомаха, – сделал предположение Кузьма. – Отец говорил, что она даже медведя не боится, у него из пасти может вырывать мясо.

Лай собак, раздававшийся где-то в лесу, отвлек их внимание, и Михаил с Кузьмой кинулись к тому месту. Пока бежали, услышали вой одной из лаек. Ускорили шаг, а через несколько минут, раздался вой другой собаки. Когда вышли к ним, было уже поздно. Снежка (собака) лежала под деревом с разорванной головой и грудью, а Джек невдалеке от нее с распоротым брюхом и вывалившимися наружу кишками. Он был еще жив. Увидев охотников, скуля, завилял хвостом, но подняться уже не мог. Кузьма, перекрестившись, застрелил пса, чтобы тот не мучился.

По следам, найденным у разрушенного муравейника, Кузьма определил, что разделалась с собаками, именно, росомаха.

Тела собак они не стали зарывать, а, сделав засаду, просидели ночь в ожидании возвращения голодной росомахи. Утром уснули, а когда проснулись, тел собак на месте расправы не оказалось, как и следа росомахи, которая их утащила подальше от людей.

...Перекатывание консервной банки подтолкнуло Михаила приподняться на локтях и посмотреть в то место, откуда шел шум. Второе, что он услышал, был звук раздавливания консервной банки и ее облизывание. Но больше никто из спавших с ним рядом этого не слышал.

Тихонько вылезая из спального мешка, Михаил руками нащупал слева от себя лежащий карабин. Оружие было бородача, крупнокалиберный "Вепрь". Он ничем не отличался от мелкокалиберного "Вепря" Чижа. Сняв карабин с предохранителя, заслал патрон в патронник и навел его на невидимое животное, поглощавшее с хрустом остатки их вечерней еды.

Длинный, словно почувствовав опасность, перестал храпеть. А Михаил, превратившись в слух, ждал, что произойдет дальше.

Шорох, раздавшийся справа, говорил о том, что животное приближается к Длинному и Муравьеву. Михаил стал наводить в ту же сторону и ствол карабина. То, что произошло через секунду, Степнов так и не понял. Длинный, вскочив, вскрикнул от боли. Михаил, в то же мгновение испугавшись, откинул от себя в сторону бородача карабин и, ухватив рукой ткань спального мешка, лег и натянул ее на себя.

– Сволочи, кто это? – орал Длинный, всполошив всех.

Но, что произошло с ним, он так, толком, и не смог объяснить. Когда разожгли костер, осмотрели его. Длинный был цел, и было непонятно, то ли приснилось ему, что кто-то больно ударил его по ноге, то ли это было действительно так. Но то, что это не было дело рук Виктора с Михаилом, объяснить ему тоже было невозможно, поэтому он орал на них, хватая каждого за грудки и, что есть силы, тряс. И, если бы не бородач, то неизвестно, чем его нападки на Степнова с Муравьевым могли бы закончиться. А спасли их пропавшие от костра перья глухаря с его головой и шеей, вместе с крыльями, лапами и кишками.

– Это могла сделать только росомаха, – обтирая разбитую до крови губу, прошептал Муравьев. – Если бы это был медведь, он бы не дал нам и вякнуть здесь.

– Что? – не веря своим ушам, схватив Виктора за ворот, вскрикнул Длинный.

– Слава, – остановил его Зина. – Ты смелый?

– Не понял? – обернувшись к Зинченко, спросил Длинный.

– Тогда иди и принеси нам ее шкуру. Что ты на старика набросился, а? Ты мне уже начинаешь надоедать.

– Что? – приподнялся Длинный.

– Я больше повторять не буду. Сядь! – приказал Зина, передернув затвор своего карабина. – Сядь, а не то, я за себя не отвечаю. Быстро!

Раздавшийся выстрел был настолько неожиданным, что Михаил вздрогнул. А Длинный стал медленно оседать на землю.

Нет, он не был ни убит, ни ранен. Он сел у костра и не отрывал своего взгляда от Зины.

– Дежурь, – сказал тот. – Понял?

– Что? – снова попытался не подчиниться Длинный.

– Михаил, – Зина окликнул Степнова, – возьми мой карабин и дежурь вместо него.

– Нет! – тут же лязгнул зубами Длинный. – Ты чего, сдурел? Он будет мне сказки рассказывать про Шахерезаду! – с ухмылкой посмотрел на Степнова Еритов. – "Тысячу и одну ночь". А если мне станет скучно, я тебе выбью зубы, писака! Ну!

Михаил, молча, смотрел на Длинного.

– Ты не понял моего приказа, маляка-писака? – Длинный стал приподниматься.

– Я сейчас нажму на курок, – слова Зины были тихими, но Длинный их хорошо расслышал, понимая, что они сказаны именно ему, а не журналисту.

– Потом поговорим, – сплюнул Еритов, – потом, – и показал пальцем, где сидеть Михаилу.

Степнов подчинился.

– 2 -

Ствол карабина, лежавшего на бедрах Длинного, был повернут в сторону Степнова. Возмущало его щелканье пальца по курку. Чем это может закончиться, Михаил понимал – выстрелом. Но сдерживался, посматривая по бликам пламени костра на уснувшего бородача и Зину.

Нащупав ремень на штанах, потихонечку вытащил его из петель и, растянув его в длину, стал боковым зрением следить за поведением Длинного. Поведение таких людей ему было хорошо известно. Психи, они подчиняются своим эмоциям, а не командирам, зная, что их поступок всегда сойдет им с рук.

Большой палец правой ладони Длинного лег на предохранитель и, вот-вот, скинет его вниз. В итоге указательный палец сильнее надавит на курок, и произойдет выстрел. А ствол его карабина смотрит Михаилу в живот.

Если он не успеет в момент снятия карабина с предохранителя накинуться на Длинного и задушить его ремнем, то сам будет убит.

Протянул правую руку дальше, перебирая пальцами ремень, а левую ладонь – в другой бок. Сдавив кожу ремня, приготовился к броску. По-другому не спастись.

Большой палец замер на предохранителе и побеле. Михаил, поджав под себя правую ногу, приготовился к прыжку. Успеть бы!

Но ствол карабина стал поворачиваться вправо. Почему? Неужели Длинный догадался, к чему готовится Степнов?

Поднял глаза и невольно удивился. Длинный отвернулся от него, рассматривая что-то сбоку от себя. Что там? Хорошо просматривались очертания стволов деревьев.

"Между ними ничего не видно. Или он готовится к выстрелу в меня? – подумал Михаил и, готовясь к рывку, стал считать про себя. – Девятьсот один, девятьсот два, девятьсот..."

Длинный все же успел, за секунду до броска Михаила вскочил и отпрыгнул в сторону, крича и пытаясь выстрелить в кого-то, прячущегося в лесу.

Выстрел Зины, еще больше разозлил Еритова, и тот, заикаясь, продолжал неистово кричать:

– Я в-видел его, в-видел!

– Кто это? – подскочил к Длинному бородач.

Но тот никак не мог угомониться и с дрожью в голосе продолжал истерично кричать. И только сильный шлепок бородача по лицу Длинного привел его в себя. Он, вытаращив глаза, смотрел то на бородача, то на Зину, шепча: "Глух-харь, глух-харь, глух-харь!"

– Что ты говоришь? – присел к нему Зина.

– Г-глух-харь к-к-крас-сный. Он хот-тел меня, он хотел меня...

– Борода, – громко прошептал Зина. – Дай ему спирта, не то я эту гниду убью.

Бородач достал из своего рюкзака пластмассовую флягу и, запрокинув голову Длинного на себя, влил из него в его открытый рот булькающую жидкость.

Длинный, закашлявшись, смотрел своими вытаращенными глазами куда-то вверх.

– Что здесь было? – обратился к Михаилу Зина.

Тот в ответ пожал плечами.

– Ничего не видел?

Степнов снова покачал головой.

– Нам только этого еще не хватало.

– Может, ему ноги связать? – спросил бородач.

– Ты чего, дурак?

– Что, теперь я буду его стеречь?

– Спи, я посмотрю. Потом, разбужу. Раньше с ним такое уже было?

– Впервые такое вижу, – ответил Зине бородач.

– Ладно, забыли.

Михаил, пряча ремень от глаз Зины и бородача, нащупал петлю и начал его вдевать в нее.

Зинченко было не до него, он наблюдал за остекленевшими, вылезшими из глазниц очами Длинного. А тот сейчас, действительно, был больше похож на манекен с искривленным в испуге лицом, смотрящим беспрерывно в одну только ему видимую точку.

Через несколько минут Зинченко оторвал глаза от Еритова и глянул на Михаила.

– Спи, – прошептал он. – Без тебя обойдусь.

Закивав головой, Степнов отполз назад, к лежащему Виктору и, забравшись в свой спальный мешок, затянув до подбородка замок молнии, прикрыл глаза.

Да, то, что сейчас здесь произошло, он никак не мог понять. Неужели, и Длинный поддался чарам шамана. Но почему тогда он увидел не белку, как Михаил, а глухаря, еще и красного. Неужели, у Длинного крыша поехала? Но что его к этому привело?

"Может, он – наркоман? А-а, скорее всего, именно, так. Глотнул какую-то гадость. Может, даже сам торгует какими-нибудь искусственными наркотиками, вот, и крыша у него поехала. А спиртное, видно, вывело его из ступора. И почему я в этот момент не убежал от них, дурак, – подавляя зевоту, подумал Степнов. – А-а, из-за Виктора не убежал. А он-то почему так тих? Ведь у него тоже была возможность вытащить карабин и расстрелять этих гадов, – снова подавляя зевоту, подумал Михаил. – Хотя убивать, это только в мечте можно..."

– 3 -

Сильный удар по ноге разбудил Михаила. Вскрикнув, и, оттянув вниз замок молнии, он вылез из-под спального мешка и осмотрелся по сторонам. Около ног лежала толстая ветка от сосны. Длинный стоял около костра и смотрел вверх, целясь в кого-то из карабина.

– Еритов? – окликнул его Зина. – Ты чего стреляешь по деревьям?

Длинный в ответ поднес указательный палец к своим губам, требуя молчания. И в ту же секунду, вскинув карабин, сделал два выстрела подряд. С дерева посыпались мелкие ветки.

– Я его убью, убью! – оскалив зубы, рычал Длинный.

– Еритов, кого ты убьешь? – осматривая ветки дерева, спросил Зинченко.

Рассвет только начинался, воздух был бледно-серым, как туман, закрывал своим полотном мелкие предметы, что не давало возможности рассмотреть их уже на расстоянии метров в десяти.

– Он опять здесь, красный глухарь. Смотри, вот он, вот он, – и в это же мгновение Длинный снова выстрелил вверх и, отскочив в сторону, навел ствол карабина на Зину. – Ну, вот ты и упал. Все, сейчас добью тебя.

Зина от испуга отполз немножко назад. Его исказившееся от страха лицо покрылось испариной:

– Ты что, Длинный, сошел с ума, что ли? – дрожащим голосом прошептал Зина.

– А я тебе говорил, говорил, глухарь, я тебя достану, – и, медленно поднимая карабин, начал целиться в голову Зинченко.

В этот момент, подкравшийся к нему сзади бородач, резко ударил Длинному под колено, и тот, потеряв равновесие, падая на спину, сделал выстрел вверх. Пуля попала в ствол дерева. А Зина, схватившись за бейсболку, снял ее и посмотрел, присвистнув.

– Держи этого мерзавца! – приказал он бородачу и накинулся на Еритова, избивая его ногами по туловищу, по плечам, неистово крича. – Сволочь! Сволочь! Да, тебе конец пришел!

Бородач, ухватив за ногу Зину, удержал его:

– Стой! Убьешь же.

Михаил посмотрел на Виктора. Тот помотал головой, мол, ничего не делай.

Зина отошел к дереву и сел на землю, тяжело дыша. А вот Длинный продолжал исподлобья смотреть на Михаила, сплевывая с разбитой губы кровь, что-то шепча.

По движению губ Степнов понял, о чем говорил Еритов, обещал убить Михаила, сдавливая ствол своего ружья, который почему-то у него никто не отобрал.

Мурашки пошли по телу. Теперь Михаил понимал, что этот человек психически не здоров и может в любое мгновение поднять ствол своего карабина, навести на кого захочет, и выстрелить. Так этот человек сейчас и делал. Опустив указательный палец правой руки к курку, держа левой рукой карабин за цевье, начал его поднимать, наводя ствол на Михаила. Степнов замер, не понимая, что ему сейчас нужно сделать.

Длинный, неожиданно для всех, вскочив на ноги, побежал в лес, крича что-то непонятное.

– Борода, иди за ним, – упершись затылком в дерево, громко сказал Зина. – Блин, только этого еще нам не хватало.

Михаил обернулся, провожая взглядом удаляющегося бородача. Его фигура исчезла в предрассветной мгле через несколько секунд.

– Вот такие вот дела, – сказал, то ли себе, то ли Михаилу с Виктором, Зина. – Мужик – кремень, и сдулся, как майский шарик. Не ожидал, не ожидал такого, – и, похлопывая ладонями по карманам, вытащил из одного из них рацию. – Ладно, потом, – и засунул ее назад, в боковой карман своей куртки.

– Можно я костер распалю? – спросил у Зины Виктор.

– Давай, – махнул тот, – давай. У вас что-то пожрать есть?

– Заяц.

– Выбрось эту гниль, – скривив лицо, сказал Зина. – Вон, в том рюкзаке есть консервы с мясом и кашей, хлеб. Разогрей в своем котелке все, что там есть. Они Длинному уже, вижу, не пригодятся.

...Запах скворчащего в котелке тушеного мяса вызывал обильную слюну. Михаил аккуратно размял ее ложкой, размешал и, намазав толстый слой мяса на галете, с хрустом откусил его. Закрыв глаза, начал медленно пережевывать еду. Михаил, следя за ним, подул на ложку с дымящимся мясом и, отобрав самую малость его губами, начал посасывать, с причмокиванием.

Зина отказался от завтрака, сидел и прислушивался к звукам леса. Видно, что нервничал. И его можно было понять. Произошла неожиданная для всех ситуация с Длинным. Если бы это произошло в Снеженске, то он бы сильно не переживал, в их команде, поди, есть кем заменить этого человека. А вот здесь, в дикой тайге, где каждый человек на вес золота? Именно, золота, так как Зина хорошо помнил рассказы охотников об этих медвежьих местах. И кто его знает, сытые они или нет, в смысле, набрались они нужного жира, чтобы перезимовать?

– Я что-то ни одного медвежьего следа здесь не видел, – сказал Зина, смотря на Муравьева.

– А его след в таких местах не каждый увидит, – ответил тот. – Медведь, он – очень умное животное, как человек.

– Как человек? – удивился Зина.

– А что? Так оно и есть. Он думает, он умеет красться. Взять того же лося. Это же огромный бык, копытом сосну ломает. Что там ему медведь? А косолапый, нет же, подходит к нему так тихо, что у того с испугу от неожиданности и сердце может остановиться. Не каждый охотник так сможет к сохатому подобраться.

Виктор, наполнив ложку, и, дуя на горячее мясо с кашей, продолжил:

– Вот, человек медведя не слышит, когда тот к нему подбирается. Вот, если бы у человека был нюх, как у собаки, тогда – другой разговор. А Длинный моих псов пристрелил.

– А были? – сморкнулся Зина и обтер ладонью свой нос.

– Еще и какие, помесь лайки с волком. Они бы и на сто метров к нам медведя без лая не подпустили. А охотник, что, если предупрежден, то и удачу имеет.

– Вот, сука.

– А, Иван Петрович, почему он на нас так зол? – поинтересовался Муравьев.

– А потому, что вы его от дел нужных оторвали, – цыкнув сквозь зубы слюну, сказал Зина. – Да, и поводили его, чуть в лапы медвежьи не попал. Да, спас его кто-то, огромный, как медведь. Теперь я понял, что он врал.

– А можно узнать, как было-то с ним? – спросил Муравьев.

– Дед, смеяться же будешь. Ладно. Короче, когда вы за дорогу железную пошли, в ельнике остановились, Бородач с Длинным шли за вами и Женька. Так вот, когда Еритов пошел воды набрать в реке, медведь на него вышел с той стороны. А она-то по ширине – перепрыгнуть можно. Короче, медведь кинулся на него через речку. А тот, естественно, бежать. Потом слышит, что медведь его догоняет. Ну, он на дерево полез. И видит, кто-то огромный, то ли медведь, то ли человек к тому медведю под деревом подскочил да хребет ему переломал. Длинный говорил, что медведь сразу замертво упал. А тот великан его себе на плечо бросил и, перепрыгнув через речку, скрылся. Веришь в это, дед?

– Хм, – покачал головой Муравьев. – Всякое слышал, но такое.

– Вот, и я о том же, – натянул на свое лицо улыбку Зина. – А твой друг, что молчит все?

– Так, заикается Мишенька. В аварию на автомобиле попал. Челюсть раздробил. Вот, и слова плохо говорит.

– И как же ты в живых остался? – Зина, прищурившись, посмотрел на Михаила. – Длинный говорил, что ты на сук сосны свою голову насадил, а смотрю на тебя и не верю тому. Дела. А шаман ему, значит, здоровье вернет? Для этого же ты его к нему ведешь?

– Зачем вы с ним так поступили? – неожиданно для Зины спросил Виктор.

– С журналистом? Если бы я им занимался, то живым бы твой друг не остался, – Зина встал, зашел за куст и, расстегнув мотню на штанах, начал мочиться. – Виктор, а не потеряются они?

– Не знаю. Я сам теряюсь иногда здесь и – нахожусь. А они – не знаю, – пережевывая тушеное мясо, сказал Виктор.

– А след хоть какой-то оставили они после себя?

– Конечно. Если сейчас по нему пойти, то найдем их. А если позже, изморозь росой станет, стечет с травы, с листьев, по-тихому не найдем.

– Тогда собираемся, дед. Хватит, хватит жрать! – губы у Зины задрожали. – Еще не время, еще не время им теряться. А то Леш Лешевич все поймет не так, – скороговорку Зинченко расслышали хорошо и Михаил, и Виктор.

– Свалов, что ли? – прищурившись, посмотрел на Зину Муравьев. – А то я все никак догадаться не могу, почему все руки Свалова здесь. Правая – Длинный, ты – левая. Или наоборот?

– Будешь много знать, дед..., хотя, уже и так стар, – ухмыльнулся Зина, – значит, не болтай лишнего. А то...

– 4 -

И снова начался бег по лесу. Муравьев идет впереди, за ним Михаил, Зинченко в хвосте. Правда, Виктор теперь не торопится, движется медленно, считывая следы, оставленные Длинным с бородачом.

"Единственное, что удивляет, почему те так далеко ушли от Зины, – размышлял Михаил. – Ну, сорвался человек, ушел, пересидел, успокоился и вернулся. А тут что-то не так получается. Да, и непонятно, почему сам Зина, заинтересованный в их поиске, идет не рядом с Муравьевым, а замыкающим. Не доверяет мне с Виктором. В принципе, это понятно, как и то, что Длинный преследующих его людей может застрелить. Ага, теперь все ясно".

Поднятая Муравьевым рука заставила всех остановиться. Он обернулся и прошептал Зине:

– Дальше болото, когда идти, чавкать будем. Услышат.

– Ну, и что? – не понял Зинченко.

– Жить хочу, – ухмыльнулся Муравьев.

– Хм, понятливый, – Зина сплюнул травинку. – Значит, считаешь не нужно идти за ним?

– Не знаю, – прошептал Муравьев. – Вам же нужен шаман. Свалова встретите и пойдем, зачем вам тот псих?

– Верно говоришь. Эти места Длинный знает хорошо, со Сваловым сюда летал не раз оленя бить.

– А вы знаете, куда он прилетит?

– Вот, в том-то и дело, что об этом знает только Длинный. А красный глухарь, которого он якобы видел, это – развод. Когда он встретит Свалова, меня ниже плинтуса опустит, это я тебя говорю, Зинченко. А, значит, после его смерти он все себе приберет.

– Власть крови требует, – не спускает глаз с Зины Виктор.

– А, что ж ты думал, дед. Она так просто не дается. Это только дураки идут к ней напролом, а хитрые, они, как Длинный... А кто же я?

– Но, он-то не знает, где живет шаман, – словно подбадривая Зинченко, заговорщицки, процедил сквозь зубы Муравьев.

– Думаешь?

– Это ж он за мной хвостом здесь лазал прошлой осенью?

– Нет, не Длинный, а Жека с бородачом.

– Но я тогда к шаману не ходил, незачем было. Это, вот, из-за Мишки к нему иду, нужно помочь парню, здоровье вернуть. Может, шаман поможет ему и увидеться с женой и дочкой погибшими. Он все может, а то так и не похоронил их, без сознания парень в больнице пролежал.

– Даже так, – Зинченко посмотрел в глаза Виктора, – значит, жить будем. Дед, если мне с ним, – кивнул подбородком в сторону Михаила, – поможете сейчас, не забуду. Пенсион тебе сделаю какой-нибудь, а ему редактором помогу стать. Мэр меня послушает. Это я тебе говорю, Зинченко! Ну, что, договорились?

– А что, из воды сухим не вылезешь, – без лишних раздумий согласился Муравьев.

И Михаил его тут же поддержал, киванием головы.

– Значит, давай, дед, думай. Чем это место страшно-то?

– Черное оно. В него, как заходишь, мурашки по телу бегут. Воздух здесь серый даже в солнечный день. Кругом корни торчат, а их деревья сгнили, лежат под водой, во мху, наступишь на них, нога, словно в кисель попала, и такой звук происходит, будто по мясу гнилому идешь. Жуть. Шли слухи, что здесь кладбище ящеров было.

– Фу, ты, – передернулся Зина. – Расскажешь такое, что и, взаправду, в эти сказки поверишь. Мне потом номер этого участка на карте покажешь, нужно взять его в аренду и посмотреть, может, нефть здесь высоко стоит, а, может, туризм организуем. Будешь сюда богачей водить, и – оставлять. Хм.

– Так, говорят, этот участок мэр района уж давно взял себе.

– Хм, а он-то ему, зачем нужен? Леса здесь нет. Оленя разводить собрался, что ли? Все разобрали, все, и зацепиться-то не за что. Но это мы поправим, – широко улыбнулся Зина. – Короче, я вас здесь подожду, идите за Длинным.

Муравьев, вскинув ружье, поправив рюкзак на плече, переставляя ноги вперед, не вынося их из воды и мха, двинулся вперед. Михаил шел также.

Что-то за спиной громко хрустнуло, и раздался всплеск воды. Похоже, это дерево гнилое упало. Зина тут же их догнал и, чертыхаясь, что не надел сапоги, пошел за Михаилом.

– Дай воды, – попросил он у Виктора.

Тот остановился, снял флягу с рюкзака, но сразу ее не подал Зине. Открыл, сделал глоток сам, а потом, что-то ища в карманах, отвернулся.

– Ты чего, дед? Я ж воды попросил.

– Так, обтереть после меня горлышко фляги нужно, чтобы какой-нибудь заразы от старика не прихватил. Сейчас, сейчас.

– Да, я не брезгливый, дед. Давай, давай, а то горло сушит, аж, невмоготу.

Сделав несколько глотков, Зина скривился и посмотрел на Муравьева.

– Так, с ручья она, водица-то, а там и дерево гнилое свой привкус оставляет, мох, торф.

– А-а, – махнул рукой Зина и снова приложился губами к горлышку фляги, подняв ее вверх.

Напившись, обтерев рукавом губы, передал ее Михаилу, чтобы тот передал ее Муравьеву.

Степнов, обтерев горлышко фляги, поднес ее к губам, желая тоже попить воды, но Виктор выбил ее из его рук.

– Ой, извини, рюкзаком задел, – извинился он.

Подняв флягу, он вылил из нее оставшуюся воду.

– Зачем, я же пить хочу, – удивился Михаил.

– Так, болото здесь, черное. Кто знает, какая зараза в нем фляга сейчас зачерпнула. Метров через триста, в лес выйдем, а там до речки и рукой подать, напьешься.

Глоток воды, которой Михаил успел сделать из фляги, был по вкусу действительно горьковатый. Даже нет, кисловато-горьковатый. Почему-то во фляге Муравьева постоянно такая вода по вкусу. Сплюнув траву, непонятно откуда взявшуюся в воде, Степнов посмотрел на Виктора, сжавшего губы и со злостью смотревшего на него.

– Ч-чего? – спросил он.

– Идти нужно, а то от следа ничего не останется, – хмурясь, прошептал тот.

Воздух в этом болоте липкий. По щеке течет каплями, а ощущение, будто это улитка по тебе ползет, оставляя после себя слизь. И в горле липко, и привкус противный остается. И место здесь, прав Муравьев, жуткое. Воздух серый, словно из материи какой-то сделан, то ли паучьей, то ли из невидимого мха. Касается тебя, щекочет, царапает, аж, щеки начинают в разных местах чесаться, да, и голова.

Слева ящер стоит, раскрыв свою громадную, зубастую пасть. Михаил, увидев его, отшатнулся в сторону. Но это на самом деле оказался не ящур, а корневище от вывернутого из земли дерева. И корни у него скользкие и липкие, как мясо гнилое, и запах от них, фу, словно от мяса трупного.

Зина, обогнав Михаила, и, ухватившись за рюкзак Муравьева, шел дальше, испуганно озираясь по сторонам. Если идти за ним и только смотреть ему в спину, то страх пропадает, отметил Степнов. А то, вон, справа снова какое-то страшилище.

"А не медведь ли это? – Михаил вскинул в его сторону свое ружье. – Но это было снова корневище, такое же, как и слева.

Выстрел, раздавшийся впереди, испугал не только Михаила, а и Зину, залезшего под одно из корневищ, и, дрожа, просил у Виктора защиты.

А Виктор не сделал к нему ни одного шага. Стоял с вверх поднятой рукой, призывая к тишине, прислушивался.