Текст книги "Последний танец Кривой белки (СИ)"

Автор книги: Иван Цуприков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Виктор отодвинул палкой от костра недогоревшие большие головешки и полил их водой, но не сам костер. От них пошел белый и кислый дым и, попав в глаза Муравьева, защипал их, и Степнов стал обтирать их ладонями.

Подождав, когда Михаил успокоится, продолжил:

– То, что он – хант, это точно. Здесь их земли. А, может, это родственник Тишки и Яшки? А, может, еще кого-то? Кушай, кушай, давай, – отхлебнув из кружки бульон, сказал Виктор. – И больше пей шулюма. В нем вся сила. Было бы у нас с тобой время, я бы часа три-четыре варил бы глухаря, и даже больше того. Всю силу из его костей выбрал бы, она нашему организму, ой, как нужна. Потом обязательно так будем делать. Кушай, кушай, хватит спорить, глупо все это.

Михаил припал губами к своему котелку и сделал несколько небольших глотков бульона, потом еще.

Что удивительно, Виктор не всегда в суп или уху добавлял соль, берег ее. И в этом шулюме ее не было, но бульон, несмотря на это, все равно оставался очень вкусным. И, что самое интересное, Михаил соглашался со словами Муравьева: темный мясной навар нес в себе какую-то мощную энергию, которой так не хватало сейчас его организму. Даже казалось, что не кровь течет по его жилам теперь, а сам этот бульон, давая им мощную энергию, силу.

Доев свою порцию, Михаил оперся спиной и затылком о сосну и, подняв глаза, посмотрел в черное небо. Так сделал и Виктор. На его лице отражались оранжевые блики гаснущей в костре золы.

– Говорят, что Хромая Белка, шаман, это – Колька Осипцов. Он родился сто лет назад, точно и сам не знает, когда, – голос Муравьева был спокойным и тихим, как мелодия, которая не мешала покою Михаила, и он слушал ее убаюкивание. – Жил он под Березово, занимался охотой, лечением людей местных. А, когда умирал его отец, то позвал к себе и передал ему свои знания. Было ли это на самом деле и как было, не знаю. Говорят, что шаман увел его за болото на остров беломошный и там с ним долго прожил. Какое имя дал отец сыну, никто не знает.

– А почему же его так назвали? – разорвал тишину шепотом Михаил.

– А когда он встречается с человеком, то сначала его окружают белки, цивкают, прыгают, привлекая внимание человека. А потом появляется он сам. Но это происходит тогда, когда человеку трудно. Так и у тебя сейчас было. Ты говоришь, что сначала он тебе посоветовал насадить на крючок ягоду. Какую?

– В том-то и дело, что не сказал какую, а сказал, что рыба под бревном.

– И что?

– А что, что? Я не понял сначала, кто со мной говорит и стал его искать. Сначала мне показалось, что он сидит на дереве, там кто-то шелохнулся. А дерево было на той стороне реки. Присмотрелся, а там вместо него копна сена с ветками, видно ветром надуло на сук, вот и зацепилась трава сухая на нем. Но я же видел боковым зрением, что эта копна двигалась. Не пойму.

– А дальше?

– Ну, я же уже рассказывал.

– На голодный желудок и соврать мог, мог и не договорить чего-то, – голос у Виктора на первый взгляд спокойный, а то, что в нем чувствуется какая-то сила, заставляющая не только прислушиваться к нему, но и подчиняться, это Михаил уже приметил давно и подчинялся ему беспрекословно.

– А потом белки там начали бегать друг за другом. Их было три. За одной гнались две, а та медленно от них убегала, да сноровисто, хитро как-то. И, видно, что они ее могли догнать, а не торопились. А еще заметил, что первая белка хромала на заднюю ножку.

– А как ты это приметил? – спросил Виктор.

– Не помню. А-а, когда бежала, то задняя нога оступалась, и поэтому белка как-то интересно ее несла, больше упираясь на другую ногу, левую. А правая подвисала, что -ли. Ну, и потом, она перепрыгнула с ветки дерева, стоявшего на той стороне реки, на эту. Пробежала и спрыгнула на землю. А там, смотрю, этот мужичок сидит. Про тебя спросил, про меня. А потом, когда я глухаря увидел, он исчез. А те белки или другие, не знаю... – Михаил замолчал, вспоминая и представляя себе, как все произошло в тот момент.

– Да, да, если бы не те белки, отвлекавшие и напугавшие глухаря, который побежал в мою сторону, я бы его не поймал. Ты же запретил стрелять.

– Да уж, – прошептал, зевая, Муравьев.

– И, что самое интересное, я хотел забрать рыбу, которую поймал, а ее белка потащила на дерево. Я даже не ожидал, что они рыбу едят. Слышал, что птенцов, мышат таскают. А еще и рыбу.

Муравьев посмотрел на Виктора. Казалось, что тот заснул.

– А вот потому он и помог глухарем, что рыбы в реке мало, – зевая сказал Виктор, – или не клюет просто-напросто. А у него зубов нет. Околдовал глухаря и отдал его тебе.

– Витя, – взбеленился Михаил, – хватит мне рассказывать сказки. Ну, не может в нашем мире этих колдунов быть. Может, в каком-то другом. Но мы-то с тобой в этом мире живем, а не в том, из бабушкиных сказок. Хватит врать. То, как там его, снежного человека зовут. А его нет, понимаешь? Нету! Дерево он там у Малого Воя, понимаешь ли, вывернул. Да это ветра дело. А лося того, что на дереве лежал, так это охотники его веревками туда закинули. На все твои сказки, Витенька, есть простой ответ.

Бросив ветку в томящиеся от сквозняка угли, Михаил стал себя успокаивать. И, так и не дождавшись ответа или вопроса от Виктора, спросил:

– Где будем спать?

– В землянке, – ответил Виктор.

– А собак-то из той норы выпустишь? А то мало ли, что ночью здесь может произойти.

– А их никто и не держит. Боятся.

– Кого? – спросил Михаил.

– Может, того, в кого ты не веришь.

– Витенька, – взбеленился Михаил, – они же полуволки, полусобаки.

– И что?

– Вой, Амп, – позвал собак Михаил.

Но кроме их скуления он больше ничего не услышал.

– Да, что за глупости. Он, что ли, здесь?

– Все может быть, Мишенька, – прошептал Муравьев. – Ладно, пора нам спать.

– Он, что ли, Хромая Белка нас будет охранять? – с иронией спросил Михаил.

– Может, и так.

– Как, Виктор, ты мне, бывает, надоедаешь своими сказками, – вздохнул Степнов, поднимаясь на ноги.

– Мишенька, – остановился Виктор. – А ты не заметил, что сейчас ты все слова произнес без запинки?

– Не понял? – задумался Михаил. – А ведь точно. Ты хочешь сказать, что это он меня вылечил?

– Похоже. Если не вылечил, то значит он рядом с тобой.

И в этот момент раздался где-то совсем рядом, громкий крик испуганной белки.

– Фу, Ганг, – громко сказал Муравьев.

– Что ты сказал? – не понял Михаил.

– А-а-а, я ж тебе уже говорил, Мишенька, когда в горле першит, говорю эти слова. И сразу лучше становится мне. Этому доктор меня научил.

– Фу-у-у, гангггг, – громко растягивая гласные и согласные буквы, прошептал Виктор.

– 4 -

Не спалось, не то слово. Михаил никак не мог привыкнуть к кислому, настоянному запаху гниющего дерева, даже прикрывая нос курткой. Этого фильтра было совсем недостаточно. Все вокруг было пропитано им, впитывала его и кожа Михаила. Даже более того, создавалось такое впечатление, что запах гниющего дерева – это огромный краб, который своими клешнями забрался внутрь Степнова и сдавливает его бронхи и легкие.

– Все, не могу, – сказал Михаил и выполз из землянки наружу и, сильно открыв рот, начал громко дышать.

– Извини, – вытолкав Михаила из входа в землянку, Виктор вылез за ним. – Не ожидал, что можем здесь отравиться. Три часа проветривал, и ничего, – растирая ладонями свои виски, сказал Муравьев. – Нужно было оставить вентиляцию открытой на ночь. Сейчас, – и исчез в ночи.

Он был где-то рядом. Михаил слышал, как Муравьев матерясь, что-то делал. Оказывается, пытался вытащить из пустого ствола дерева какую-то старую одежду. Наконец, ему это удалось сделать. Но возвращаться он не торопился.

"Значит, у него две трубы здесь стоит, – подумал Михаил, – чтобы течение воздуха в землянке было и она хорошо продувалась, как у меня в подвале".

Когда Виктор вернулся, Михаил предложил ему спать у костра.

– Не боишься? – поинтересовался Муравьев.

– Сам же говорил, что нас шаман охраняет.

– Судя по тому, что ты говоришь без запинки, это так.

– Хм, – нащупав кору березы, Михаил зажег спичку и поднес ее к коре на уровне своего лица. – Неужели это его чары на меня действуют? – спросил.

– Не обожгись сейчас, – и Муравьев взял охапку мелких веток для растопки, положил их на мерцающие угли, оставшиеся от вечернего костра.

– Витя, так, он, что, не человек? – укладывая в ветки сильно разгоревшуюся кору, посмотрел на Муравьева Михаил.

– Шаман столетний. Так люди здесь о нем говорят.

– Столько живут?

– Сам об этом спроси у него, – отмахнулся Муравьев и положил на ворох разгорающихся веток еще одну небольшую их охапку.

Огонь затрещал. Быстро охватывая новые ветки и поедая, в буквальном смысле этого слова, на них кору, паутину, шишки, потом с хрустом их разжевывал.

– Осипцов! – громко сказал Михаил. – Осипцов Николай. Ты кто? Дух? Или человек? Если можно, приди к нам.

Виктор подложил в костер несколько толстых дровин и, усевшись рядом с Михаилом, не сводил глаз с огня.

– А ведь я точно его видел под елью.

– Мишенька, там, где ты рыбачил, елок нет. Там растут только сосны.

– Елка была, это я тебе говорю, уважаемый, Виктор Егорович, была, – повысил голос Степнов.

– Была, говоришь? Сейчас возьму фонарик, пойдем и посмотрим на твою елку...

То место от землянки было недалеко. Михаил хорошо помнил, как туда идти, и поэтому шел впереди, чтобы не дать возможности Виктору его обмануть и завести в другую сторону.

Удочку, которую он бросил на берегу реки, забыв даже смотать ее леску, нашел сразу. Повел лучом фонаря вправо от себя, где видел человека, разговаривающего с ним, и от удивления чуть не присвистнул: там ели не было.

– К-к-куд-да, к-к-к-ку-д-да он-на д-д-дел...

– Успокойся, успокойся, Мишенька. Он ушел, ушел.

– П-поч-ч-чему уш-шел?

– Дела видно не простые. Шаман, Мишенька, это не просто человек земной, он, похоже, живет в нескольких мирах. Это мне кто-то говорил. Тем более, Белка. Он – защитник этого места, выходит. Что-то здесь такое находится. Видно то, что он должен защищать.

Михаил упал духом. Шел, молча за Виктором, у костра залез в спальник и, не слушая успокаивающие слова Муравьева, погрузился в размышления.

Выскочившие из своей земляной конуры Амп с Воем, подтверждали то, что здесь больше нет чар Хромой Белки.

"Чувствовал ли он их? – Михаил, пряча свое лицо от носа собаки, пытающейся лизнуть его, снова вернулся к мысли – ощущал ли он чары шамана. – Если я его видел под елкой, которой не было, это – чары. Да, да, это – чары. А вот каких-то других ощущений, типа опьянения, прилива холода или тепла, какой-то свежести в воздухе, нет, этого не было. Жаль, не успел с Виктором поговорить. Не раз хотелось поделиться с ним какими-то своими мыслями, но он этого остерегался, понимая, что не может выразить четкими словами свои мысли. Да, и память, как назло, частенько играла с ним в прятки. Смотрит на дерево, а не может вспомнить, как оно называется. Не в том смысле, осина это или береза, хотя и это тоже присутствовало. Забывал, что это – дерево и мог назвать его чем угодно, например, водой, звездой, луной".

Немножко раскрыв молнию на спальном мешке, глянул на костер. Собака, открыв пасть и вытащив наружу свой длинный язык, громко дышала.

"Охранница. Вернее, охранник. Ему жарко, подумать только", – зевнув, подумал Михаил и, почувствовав тяжесть в глазах, прикрыл веки. Хотелось спать, и это желание, в данный момент, ему никак нельзя было упускать.

"Ци-ци-ци", – раздался громкий писк белки.

Его Михаил слышал хорошо. Теперь этот звук для него стал самым важным из того, что его может окружать. Беличий крик – это возвращение шамана, его охранника.

– Хромая Белка, спасибо, что пришел, – прошептал он без запинки...

– 5 -

Крик белок разбудил Михаила с Виктором. Они обратили внимание, что теперь собаки не боялись их, а, наоборот, с озорством, поскуливая, носились под деревьями, ища их.

– Испортил их Тишка, – вынес заключение Муравьев, – за белкой охотятся. Хотя, мне это, как раз, и нужно. Значит, и соболя не пропустят, и глухаря. А глухариное мясо соболь очень любит.

– Г-г-лухаря? – не поняв мысли Муравьева, спросил Михаил.

– А, вон, посмотри, – и Виктор указал пальцем вниз.

– Ой, – улыбнулся Степнов, рассматривая разметанные по траве перья вчерашней добычи. – Эт-то н-наши с-собаки?

– А кто ж еще? Все остатки от глухаря съели. И от шулюма тоже, вместе с шулюмом нашим, – и указал рукой на головешки от костра и лежавший рядом с ними перевернутый котелок. – Наш завтрак съели. Вон, у Ампа даже на носу перышко глухариное. Так что, нас не проведешь.

Собака, виляя хвостом, подбежала к Виктору и, как бы прося прощения у него за содеянное, уткнулась ему своим носом в колено.

– Эх, ты, волчара перемешанный, – схватив собаку за шерсть на затылке пса, потрепал его. – Ну, ладно. Сдается мне, что вчера не сам Хромая Белка к нам приходил, а его дух.

– К-как?

– Он бы поздоровался со мной. Человек он такой. Глухарем нас угостил без выстрела, рыбку забрал за это, как оплату. На тебя посмотрел и все. А так бы у костра с нами посидел бы. Он любит поговорить. Я бы попросил его тебя вылечить.

– Н-ничего н-не п-пон-н-нимаю.

– А пока рано тебе, значит, понимать. Хотя, погоди-ка, – Виктор с улыбкой посмотрел на Михаила. – А вчерашнее, что ж по-твоему получается, я тоже придумал и как-то вложил тебе в мозги?

– Д-да, н-нет, – махнул рукой Михаил и, взяв котелок, пошел вниз сопки. – Я з-за вод-дой. Раз-зводи к-костер.

Брусничный морс, перемешанный с голубикой, которую набрал под берегом Михаил, был кисло-сладким.

С удовольствием выпив пару его кружек, начал вслух размышлять, чем заняться.

– Надо бы рыбки наловить, ухи сделать. Сегодня у нас с тобой день отдыха, а завтра пойду к своей избе и разведаю, тихо ли там. Если да, денька на два там останусь. Собак оставлю с тобой, они мне там не нужны, только мешать будут. Договорились?

Михаил в ответ кивнул головой, продолжая пить морс.

– Вот, и хорошо. Думаю, еды себе добудешь. Да, и щука в рюкзаке у меня еще осталась. Тебе ее оставлю, пойду налегке. За меня не беспокойся. Если медведь здесь появится, то Амп с Воем тебе об этом расскажут. Он шума не любит, да и не голодный, чтобы на собак с человеком бросаться. Здесь ягоды да любимых корешков ему предостаточно, чтобы жирку перед зимним сном накопить.

Вой, навострив уши, стал к чему-то прислушиваться. Первым это заметил Муравьев и, подняв палец, стал смотреть по сторонам.

– Слышишь, кто-то стучит топором или бьет молотком?

Михаил тоже услышал. Нет, это не дятла работа. Он молотит по стволу дерева своим клювом, как молоток-автомат, с большой скоростью. А здесь стуки раздаются размеренно, с растягиванием на секунду-две, а то и три-четыре. Значит, не один человек работает, а несколько.

– Тешут дерево, похоже. Нет, даже. Похоже, уже крышу собирают, – высказал свое мнение Виктор. – По звуку получается – в километре отсюда, где-то севернее. Блин, до моей избы отсюда километров с десять. Соседей только мне еще не хватало. Не Свалов ли здесь все застраивает? Так, это значит, менять место придется. Блин. Вот такие вот дела, Мишенька.

Расстроенный Виктор встал и, что-то затаптывая каблуком, начал стопой ноги крутить из стороны в сторону.

Крик вчерашней парочки белок стал приближаться к ним. Через несколько секунд их увидел Михаил. Два сереньких бельчонка, задрав хвосты, носились по веткам сосны, и, что самое интересное, собаки следили за ними с большим интересом, но не гонялись за ними, а наоборот закрутились у ног Михаила с Виктором, как бы прося их быстрее собираться и куда-то с ними идти.

– Вот так дела, – развел руками Муравьев. – За нами, что ли пришли?

– К-как это?

– А, вот, так. Смотри-ка.

Обе белки спрыгнули с дерева на землю и, скрывшись в кустарнике, растущем над землянкой, выскочили наружу. Забравшись на выдувала Витькиной землянки, уселись на них, внимательно смотря на Муравьева со Степновым.

– Говорят, чтобы дырки заделывали. Это я тебе говорю, Мишь. И что дальше нам делать, бельчата, это глаза Хромой Белки? – громко усмехнувшись, спросил у них Виктор.

– Ци, ци, – словно радуясь тому, что их понимают люди, белки спрыгнули вниз и появились на стволе дерева, на суке которого висел рюкзак Михаила, и уселись на нем.

– Значит, пора нам собираться?

Амп, крутившийся в ногах Михаила, заскулил, типа, соглашаясь с Виктором.

– О-о, да, вы еще и на одном языке говорите, – с усмешкой или с растерянностью, сказал Виктор. – Что же нам с тобою делать, Мишенька, а?

Тот в ответ пожал плечами.

Стук топора или молотка раздался сильнее и через несколько минут стал утихать, удаляясь.

– Интересно, интересно. Ничего не понимаю, – громко сказал Виктор.

И в этот момент звуки ударов снова усилились, и одна из белок, спрыгнув на землю и отбежав на семь-десять метров к лесу, остановилась и, развернувшись к ним, встав на задние лапки, стала в ожидании смотреть на мужчин, громко цыкая.

Что еще не меньше удивило Виктора с Михаилом, Амп подбежал к ней и, развернувшись боком, сильно завилял хвостом, посматривая то на людей, то на белку.

– И ты с ней заодно? – усмехнулся Муравьев.

В этот же момент сорвался с места и Вой, только побежал не в сторону Ампа, а заскочил в землянку и через секунду вынес оттуда в зубах шапку Михаила и, подбежав к Ампу, уселся рядом с ним.

– Ну, что ж, ярче не расскажешь, Мишенька, что нам с тобой нужно собираться и идти за этой братией. Хромая Белка зовет к себе. Что-то там не так, сам, видимо, без нас с тобой не разрулит какую-то ситуацию. Давай собираться.

И собаки, словно понимая, о чем говорит Виктор, отбежали подальше и, быстро махая своими хвостами, стали ожидать их, словно, спрашивая: "Ну, что, идем? Давай быстрее!" И белки, сидевшие на одной из сосновых веток над собаками, цыкают, торопят Муравьева со Степновым: "Идем быстрее! Идем быстрее!".

Михаил вытер испарину со лба. Такого с ним еще не происходило. Все, как в кино.

Глава 15. Сорвавшаяся наживка

Белки, бегущие по нижним веткам деревьев, указывающие путь охотникам, исчезли буквально через несколько минут после того, как Степнов с Муравьевым отправились за ними. Но Виктора это не смутило и он, махнув рукой Михаилу, мол, идем дальше, ускорив шаг, повернул от реки круто влево, на вершину сопки. Потом, они спустились в ее низину, и снова почему-то Муравьев резко повернул вправо.

А как понимал эти повороты, то "влево", то "вправо" Михаил? Сначала подсознательно, по направлению ярко горящего шара солнца, оказывающегося от его взора сначала справа, потом слева.

А через некоторое время он уже осмысленно стал про себя разбираться над загадкой непонятного направления пути, по которому вел его Виктор. Он прекрасно понимал, что у солнца, двигающегося по небосклону, есть свой традиционный путь. Оно, "просыпаясь" на Востоке, направляется к своему Зениту по "тропке небесной" через Юг, а потом спускается с Него на Запад, в свою спальню, расположившуюся на Севере. Но осенью земной шар оборачивается к Солнцу другой стороной, обогревая Африку и Америку, пряча Западную Сибирь с Ямалом от его прямых лучей, боясь таяния льдов на планете Земля. Это могло привести к затоплению огромных территорий и, тем самым, лишить Землю ее сухого покрова, дающего жизненно важный кислород для ее дыхания.

Думая над этим, только через некоторое время Михаил догадался, что старый охотник Виктор Муравьев идет на слух. Удары топора или молотка, несмотря на шум, издаваемый их ногами, ломающих ветки, чавкая по болотной жиже, прослушивался четко. И поэтому Виктор легко ориентировался по нему, определяя, куда им идти дальше.

Обогнув очередную сопку, прошли сухое болото, поросшее мелкими березками и соснами. И, что интересно, деревья здесь были не больными, что, в первую очередь, отметил про себя Михаил. Значит, здесь произошел какой-то природный катаклизм, и заболоченный участок приподнялся, окреп землей, закрывшей торф, и сюда пришла лесная поросль. Будто кто-то ее здесь двадцать лет назад, не меньше, посеял, судя по высоте растущих деревьев.

Спрашивать об этом у Виктора он не стал, понимая, что говорить быстро у него сейчас не получится. А за первым вопросом идет второй. Например, почему собаки бегут не впереди их, как обычно, а хвостиком за Виктором, беспрестанно мешая Михаилу держать быстрый шаг, чтобы поспеть за Муравьевым? Они постоянно останавливались, то для того, чтобы вынюхивать в траве чей-то след, то оборачивались к Степнову, махая хвостами, тормозя его, словно для того, чтобы поговорить с ним о чем-то своем. Беда.

– Иди б-быс-стро! – нервничал Михаил.

Но пнуть ногою остановившуюся и мешающую ему идти вперед собаку у него рука, как говорится, не поворачивалась. Стал их обходить, это – лучший выход. Но через несколько минут Амп с Воем вновь обгоняли его и снова шли за Виктором, чтобы через некоторое время опять остановиться...

Пятая сопка была по высоте такой же, как и предыдущие, с пятиэтажный дом. А, вот, звук ударов топора-молота снова поменял по отношению к Солнцу свое месторасположение. Буквально, еще минуту назад, он раздавался с восточной стороны, а в течение последних пяти-семи секунд "ушел" резко на запад.

– Фу-у, ничего не понимаю, но это лучше, – громко сказал Виктор и, обернувшись к Михаилу, показав рукой на восток, сказал. – Туда пошла медведица со своим потомством. Боюсь, не сошлись бы мы с ней, – и, махнув рукой, снова набрав темп ходьбы, пошел по этому же сухому болоту, теперь уже повернувшись спиной к солнцу.

Мысли тоже сейчас не меньше мешали Михаилу, как и отстающие от Виктора собаки. Они мешали потому, что все, что сегодня происходило, было непонятным. Первое, это обычные мелкие лесные зверьки – белки звали их куда-то "на кудыкину гору" идти, чему они, люди, беспрекословно подчинились. И еще, что не меньше удивило Михаила, собаки "договорились" с белками об этом же, и под их "общим гипнозом", по-другому и не скажешь, они с Виктором без лишних разговоров шли. Третье, если Виктор нашел след медведицы с медвежатами, то почему тогда на него не обратили никакого внимания собаки? Может, потому, что это старый след? Очень старый?

Амп, остановившись, в очередной раз прервал размышления Михаила. Посмотрев на идущего за ним человека, подмигнул ему и, сильно замахав хвостом, побежал дальше.

Вытерев пот со лба, Степнов прибавил шагу, чтобы догнать Ампа, и в этот же миг чуть не вскрикнул с испуга от резко раздавшегося, буквально в пяти метрах от него, сильного хлопанья крыльев взлетевшего из зарослей глухаря. И, что самое интересное, Амп с Воем на него снова не обратили внимания, продолжая бежать за вожаком стаи – Виктором.

Да, лучше не думать, тогда и вопросы не следуют друг за другом, сбивая не только темп твоей ходьбы с равномерным дыханием, а вместе с тем и душевный покой, пачкая его, как костюм, грязными мыслями.

Михаил, поняв это, старался отвлечься от мыслей, начав смотреть по сторонам. В принципе, через пять минут к этому можно привыкнуть, приучив глаза боковым зрением следить за следом, остающимся от Виктора. Но не вовремя остановившийся пес не дал Михаилу возможности резко остановиться или уйти в сторону, и он через высокий собачий круп кувыркнулся вперед, воткнув ствол своего ружья в землю.

– Куда смотришь, Мишенька, а? – помогая подняться Степнову, спросил с усмешкой Виктор.

–Т-туда, – Михаил, махнул рукой вперед. – Р-ро-га-тая.

– Ёклмн! – вскрикнул от удивления Муравьев. – А я и не заметил-то, что сюда вышли. Ёклмн, Мишенька, – приподнявшись на цыпочки, Виктор всматривался из-за кустарника на сопку, находившуюся в метрах трехстах от них. – Зачем же ты к моей избе нас вывел? – непонятно к кому обратился Муравьев. Зачем?

Амп, словно успокаивая Виктора, подошел к нему и заскулил.

– Тихо, тихо, моя крошечка, – погладил по голове собаку Виктор. – Опасно быть здесь, Мишенька. Опасно, что-то здесь не так. В избушке нас точно они ждут. Это я чувствую, Мишенька, Свалов своих послал за тобой. А зачем? – и, обернувшись к Михаилу, присел на корточки.

– А, м-мож-жет, з-за тобой?

– Зачем?

– З-золото, – прошептал Степнов.

– Хм, – и, усевшись в мягкий мох, Виктор задумался. – Я об этом, Мишенька, уже, пока шли сюда, не раз думал. Обо мне много разных слухов по городу ходило. Завидовали, что я всегда медведя брал и не одного в год, да по паре лосей, оленей. Сейчас ходят слухи, что миллионы зарабатываю на шкурках соболя, куницы. И про золото кто-то слух пустил, что я знаю его месторождение и промываю. А я, Мишенька, даже не знаю, как оно в природе-то выглядит. А Кузя говорит, что я с шаманом дружу, который охраняет это золото. О-о-па, а, точно-точно, ведь он об этом мне что-то в избе говорил, когда тебя привел.

Михаил пытался вспомнить разговор об этом, но не мог. Видно говорили они об этом, когда он уснул.

– Помнишь этот разговор, Мишенька? – Виктор тряхнул Степнова за плечо.

Тот в ответ покачал головой.

– Хм, а я помню.

И снова Михаил услышал отдаленные глухие стуки. Прислушался внимательнее к ним, вроде не ошибся.

– П-пойдем, т-туда, – обратился Михаил к Виктору.

Тот покачал головой, а потом, приблизившись к уху Михаила, прошептал:

– Собак к дереву не привязывай. Они меня послушают и останутся с тобою. Я до вечера вернусь. Здесь и переспим ночь, а утром к шаману пойдем. Если до ночи не приду, жди утра, утром приду. А если нет, не вздумай идти за мной, а иди туда, на северо-запад, на стук бубна, шаман тебя встретит сам. Он все видит. Договорились, Мишенька?

– Б-бу-буб-на?

– Это он так зовет к себе тех, кто ему нужен. Другие этого звука не слышат.

– А-а?

– Не торопись пугаться, – придавил локоть Михаила Виктор. – Скорее всего, это сваловцы. Они могут меня увидеть раньше, чем я подберусь к ним. Если я это почувствую или как-то узнаю, то их заведу, куда надо, а потом вернусь и тебя по следу догоню. Мои вещи не тащи с собою, сам их заберу.

– В-витя, – вздохнул Михаил, – с-смотри под н-ноги: нит-тка, т-т-рос, п-пет-ля.

– Не беспокойся, фильмов про Афган насмотрелся. Они не здесь их выставят, а на тропах. Я сначала должен разобраться, в чем здесь дело, почему они стучат, подсказывая мне, что мы с тобой здесь не одни. Удивительно. Короче, вон там, – Михаил показал на еле видную сопку, – когда пойдешь к шаману, речка будет. Через нее от сопки слева с полкилометра будут лежать три березы, они – мостик, перейдешь их и на звук иди бубна.

– А-а, ес-сли д-другая с-сопка?

– То вправо пойдешь до этого мостика. Иди по берегу. Все, я пошел. Давай, будь мужчиной, делай все, как договорились. И не вздумай меня спасать. Они могут даже подыграть: кричать, стонать. Я – старый охотник, знаю все их ухищрения. Смотри! – и крепко пожав руку, ушел.

– 2 -

Что-то произошло. Что?

Только что видел растущую рядом березу, молодую ель, мог к ним прикоснуться рукою, а теперь нет, между Михаилом и деревьями появилась какая-то пленка. Ее можно потрогать рукою. К сожалению, ткань этой прозрачной стены очень плотная, сквозь нее не проникнуть к тому, что осталось за ней. Но все можно хорошо рассмотреть. Даже белок, прыгающих с ветки на ветку. Но и этим зверькам невозможно проскочить через эту стену, как и уцепиться своими коготками за нее. Прыгают на пленку и скользят, скатываясь на землю.

А кроме этого не слышно, что за пленкой происходит. Она непроницаема. Амп роет под пленкой яму, Вой гавкает на белок, находящихся за непроницаемым прозрачным барьером, и тоже помогает своему братцу рыть ямку под стеной. Нужно им помочь. А зачем? Белки же ему что-то хотят сказать?

Михаил становится на колени и скребет руками под пленкой землю. Это больно делать. Больно!

Степнов открыл глаза. Ночь. Несколько звезд мигают ему с черного неба. Белый неполный шар луны слабым светом освещает лес. Поднял ладонь, она тоже видна в лучах ночного светила. Собака, стоявшая справа, на него не обращает внимания, а смотрит куда-то вперед. И ворс у нее поднят. Рычит? Рычит.

– Т-ты к-кто? А-амп? Т-ты, Амп или В-вой? – спрашивает у пса Михаил.

Но собака на него не обращает внимания.

– В-вик-ктор идет? – спросил у нее Михаил.

Раздалось рычание и слева. Вой или Амп, стоящий с левой стороны, смотрит в ту же сторону, куда Амп или Вой, стоящий справа.

Михаил прислушивается к звукам.

Собаки, резко ринувшись вперед, сделали всего несколько шагов, и также резко остановившись, стали обнюхивать воздух. Одна из них, взвизгнув, отпрыгнула в сторону и, прижавшись боком к Михаилу, продолжала наблюдать за кем-то. Вторая собака, отскочив от кого-то невидимого, встала перед Степновым, словно стараясь прикрыть или защитить его от невидимого зверя.

Михаил, сжимая в руках ружье, навел его стволы в сторону, куда смотрели собаки, но палец на курке не держал. На всякий случай, вдруг это возвращается Виктор.

Вытерев пот со лба, Степнов расслабил локоть, пальцы на прикладе, опустил стволы вниз. Собака, стоявшая впереди, присела, а через некоторое время легла на землю. Вторая, глядя на нее, сделала то же самое.

Михаил положил ружье на ноги, но ставить его на предохранитель пока посчитал рано. Мало ли что может произойти. Хотя собаки – это лучшие охранники, они почуют пришельца намного раньше, чем услышит его он, Степнов.

Расправив уставшие плечи, Михаил облокотился спиной о дерево. Громкое дыхание собак стало стихать, а вместе с этим и усталость снова стала возвращаться к Михаилу...

...А прозрачная пелена не уходила. Чем она отличается от окружающегося мира? Тонкой пленкой. При быстром движении глаз, она хорошо видна, а если смотреть через нее без движения, то она, буквально, через секунду становится невидимой, но ощущение ее присутствия рядом с тобой есть. И в то же время, если посмотреть на эту пленку боковым зрением, видно, что она выпуклая, как яйцо. Что же она такое?

Пленка задышала, то становится больше выпуклой, то меньше. Создается такое впечатление, что она играет с Михаилом. Протянув руку к ней, снова уткнулся в твердь, но теперь, что не меньше удивило, она продавилась пальцами, проминалась под ними, как спущенный воздушный шарик, с которым он в детстве ходил с родителями на праздники.

А если сильнее надавить на этот шар, его латекс пропустит руку сквозь себя? А сильнее? А еще сильнее? Пропустил? Воздух в нем несколько теплее, но в то же время кожа тыльной части ладони чувствует его вибрацию. Такое впечатление, что руку волнами обтекает электрический ток очень маленькой силы. Он "покусывает" мелкие волоски, растущие на коже, теребя их, и из-за этого создается ощущение щекочения.

Михаил убрал руку назад, все прекратилось, а когда двинул ее вперед, снова появилось чувство, что пленка облепляет кожу на кисти руки.

Рык, раздавшийся сзади, был настолько страшным, что Михаил, бессознательно ища защиты, оттолкнулся ногами от земли и нырнул в эту пленку. Она приняла его, пропуская тело через себя, словно в воду, которая смягчает удар от падения на землю. И, резко обернувшись, он увидел огромную медвежью пасть в полуметре от себя с оголенными клыками. Но в это же мгновение материя, в которую он попал, не пропустила хищника, а оттолкнула его от себя, как сетка ударившийся в нее теннисный шарик.