Текст книги "Звездная роль Владика Козьмичева(СИ)"

Автор книги: Исак Модель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Ночь Владик почти не спал. Дожидался того времени, когда Лена будет в школе, и думал.

– Что за жизнь у меня такая? То в Москве, то в Касинске. И каждый раз гамлетовская ди-лемма. Хорошо было решать, когда был один... Поэтому, прежде чем звонить Лене, надо определиться самому. Конечно, вернуться в Москву и не просто так, а в свою квартиру, было заманчиво. Только вот что делать с их планами... С поступлением во ВГИК. Ясно, что если у отца все получится, то переезд отодвинет поступление, как минимум, на год. Да и с Анной Семеновной что делать? Сами ее уговорили сменять квартиру. Что, оставлять ее одну?

Из сказанного отцом было видно, что у него нет сомнений относительно возвращения Владика. Ничего себе, начальник института! Что институт работает на оборонку, он догады-вался и раньше. Его обмолвка, что он может представить сотрудника к награде, значила много. Как и то, что квартиру ему дал министр.

Хорошо, с учебой можно подождать. А с работой? И своей, и Лениной? Конечно, для Павлика жизнь в Москве – это здорово. Не Находка... А то, что касается моего плавания, то ведь решили, что с этим надо будет завязывать...

В Находке уже было восемь утра. Значит, Лена в школе. Набрал номер, записанный от-цом, и попросил телефон школы. Находка ответила почти моментально.

– Будьте добры, попросите Елену Павловну! Это ее муж. Из Москвы.

По голосу Лены показалось, что к телефону она бежала.

– Владик, дорогой, я слушаю!

– Значит так, Леночка. Твоя мама оказалась права. Отцу дали новую квартиру. Теперь он начальник своего института. Ему пообещали, что нашу квартиру он сдавать не будет и переоформит на меня. Как это делается, я не знаю. Видимо, недельку придется пробыть здесь, чтобы восстановить московскую прописку. У меня голова кругом. Что ты думаешь?

– Ты что, сомневаешься? Переехать в Москву! Мне такое и не снилось! Мы ведь с тобой уже решили, что хватит плавать. Что касается учебы, то ради такого случая можно немного подождать. В Москве есть не только ВГИК, но и Литературный институт... С мамой мы эту проблему обсуждали. Она считает, что если все так, как она предполагала, то думать нечего. Жить в Находке ей нравится. Тут она не одна. Здесь брат с семьей. Так что оставь свои сомнения и держи меня в курсе. Паша все спрашивает про тебя и говорит, что папа уплыл на кораблике.

– Ленка, я тебя целую! Ты у меня мудрая женщина! Все мои сомнения вмиг сняла! Маме привет. Буду звонить в школу. Я ведь разговор не заказываю, а по прямому говорю. Целую Вас с Пашей.

Утром он сказал отцу, что с семьей вопрос улажен.

– Я и не сомневался. Ты же москвич! Это твой город! Мне доложили, что вопрос с вос-становлением твоей прописки решается.

До вечера Владик никуда не выходил. Сидел на телефоне и, пользуясь старой записной, звонил друзьям. С большим трудом удалось найти лишь нескольких, в том числе и Виталика. Единственный, кто искренне обрадовался звонку, был он. Договорились, что встретятся в воскресенье, дома у Владика.

В этот день, как и в первый, разговоры затянулись до глубокой ночи. Маргарита Михай-ловна уложила ребят и вернулась к ним на балкон. Слушали они, почти не перебивая. Но когда дело дошло до казуса с ролью Ленина, отец не выдержал.

– Кошмар! И это мой сын!? Слов нет! Ты до этого сам додумался или тебе кто подсказал? Ты, случаем, не пьяный был?

– Нет, не пьяный. Я вообще не пью. В твердом уме был.

– Вот именно! В твердом уме, но не в твоем, а деда Трофима. Его школа! Ох, меня рядом не было... Надеюсь, теперь поумнел?

– Не мне судить! Поумнеть не поумнел, но старше стал. Понимаю больше.

– Так, может быть, когда переедете, попытаешься восстановиться в своем театральном?

– Нет. Я ведь не зря сказал, что понимать стал больше. Теперь мне понятно, что желание стать артистом было юношеским и оставшимся в прошлом увлечением. И слава богу, что жизнь все расставила по свои местам! Ты, конечно, не помнишь, что я еще в школе пытался писать и даже посылал рассказ в журнал. Но его не приняли. Детский уровень. Получил я тогда письмо от Николая Северинова. Слышал о таком?

– Слышал. Он вроде и поэт, и писатель. Кажется, песни на его стихи есть.

– Так вот. Письмо это было очень доброе. Но главным в нем было пожелание мне не бро-сать писать. Но к тому времени я уже увлекался театром. Виталика, соседа нашего, помнишь? Так это он меня в студию затащил. Кстати, я вчера его отыскал. Он авиационный закончил.

– Вот именно! Авиационный. А тебя черт в театральное толкнул! Если бы не деда Тро-фима, а меня слушал, был бы ...

Владик не дал отцу закончить фразу.

– Хочешь сказать, человеком? Но я не жалею о том поступке. Я и сейчас себя человеком считаю.

– Не обижайся! Я не в том смысле... Ты лучше расскажи, как тебя в Находку занесло. И кем ты на своем судне плаваешь.

Но рассказ об этом удалось продолжить уже после переезда из Находки в Москву. За эти дни Владик еще успел съездить с замом отца по общим вопросам, Владимиром Дмитриевичем, в горисполком – надо было срочно решать "квартирный вопрос". Там посопротивлялись, упирая на то, что он в Москве пока не работает. Но после слов зама, что эта проблема уже улажена в Министерстве, согласие на восстановление прописки дали. При этом предупредили, что разрешение действительно только в течение месяца. Необходимо было, не теряя времени, лететь в Находку, увольняться, выписываться и возвращаться.

Глава 9

В Москву... В Москву...

Ночью звонил Лене. Она предложила написать заявление на увольнение вместо него и через маму попросить Николая Семеновича, буквально на днях собиравшегося уйти в рейс, его подписать.

Пока он собирался и добирался до Находки, события там завертелись с такой же скоро-стью, как в Москве. Заявление Николай Семенович, хотя подписал, но только после долгого и не очень приятного разговора с сестрой. Не устраивало его и то, что Владик не пришел к нему сам. И то, что это увольнение стало полной неожиданностью и потребует срочного поиска замены его на судне. В итоге он вообще сказал Анне Семеновне, что Владик делает большую ошибку.

– Здесь он человек, а в Москве будет никем. Там таких, как он, пруд пруди. И все в пер-вые метят! И тебя мне жалко. Выдернули они тебя из Касинска, а теперь бросают. Нехорошо! Ленка как ко всему этому относится?

– Ну как ты думаешь? Тем более, что там их ждет квартира. Павлик уже большой. Устро-ят в садик. Не могу, Коля, я их отговаривать. У них вся жизнь впереди. Ты хоть и злишься, но ведь понимаешь, Находка – не Москва... Владик учиться хочет. Не век же ему холодильщиком оставаться. А я здесь не одна. Ты здесь. Семья твоя здесь. Не пропаду. Уедут, на работу устроюсь. И вообще, мне у моря жить нравится. Не то, что у нас в Сибири. А из Касинска я сама уехала. Из-за внука. Не злись. Ты для нас много доброго сделал. Спасибо тебе! Хороший у меня братик! Родители наши там все видят.

Разговор с сестрой сильно повлиял на Николая Семеновича. Владик и Лена почувствова-ли это, когда пришли к нему домой попрощаться. Хотя времени было крайне мало, просидели они у них целый вечер. Павлик увлеченно играл со своей старшей сестрой и ничем не мешал. Владик подробно рассказывал о своей поездке в Москву и о неожиданном повороте в их жизни.

– Теперь все понятно. – Подытожил Николай Семенович. – Только где ты там себе работу найдешь? Хотя... холодильщики везде нужны. С тобой-то проще будет, – обратился н к Лене. Но Аня говорила, что ты, Владик, учиться собираешься. На кого?

– Дядя Коля, он у меня скромник. Потому не все о себе рассказал. Ты, наверное, знаешь, что его стихи в журнале "Дальний Восток" напечатали. Но он ведь еще и рассказы пишет. Три мы туда же послали. И в Москве его рассказ скоро выйдет. Ему в редакции сказали и очень хвалили за него. Мы вообще мечтаем, чтобы он писателем стал. Хотели поступать на журнали-стику в Свердловске, но в связи с переездом придется годик повременить. Устроиться надо.

– Вот тебе и раз, – отреагировал Николай Семенович, – у меня на судне писатель плавает, а я ничего не знаю!

Он явно лукавил. О стихах Владика ему сказал секретарь партбюро, знавший все тайны членов команды.

– Ну и парня ты, племянница, отхватила!

– Отхватила, дядя Коля, отхватила! Теперь вот еще учить его придется. Так что это вторая причина, почему мы в Москву перебираемся. Там и МГУ, и Литературный. Но мы решили поступать в Литературный. Ему и в редакции то же самое посоветовали.

– Дела-а-а! Так я еще родственником известного писателя стану...Так и буду потом пред-ставляться. родственник известного писателя Козьмичева, капитан рефрижератора...

– Николай, не ерничай, – отреагировала его жена.

– Таня, я не ерничаю. Никогда не знаешь, с кем тебя жизнь сведет. Я ребятам самого доб-рого желаю.

Спустя день, как раз перед выходом "Циклона" в море, Владик получил расчет и еще успел сбегать и попрощаться с командой. Секретарь партбюро, подойдя к нему сам, протянул руку.

– Знаю от капитана. Уходишь ты. А зря. Ты у меня первым кандидатом в партию был.

У Владика в голове молнией пронесся ответ.

– "Другой найдется, благонравный, Низкопоклонник и делец..."

Но вовремя остановился. Все равно Леонтьичу сарказма автора "Горя от ума" не понять. Спустился в холодильное отделение, где он провел столько времени. Зашел в рубку. Попро-щался с теми, кто был в это время на палубе. Прошелся от юта до бака. Постоял. Корпус "Циклона" уже подрагивал от прогреваемых двигателей. Все! Надо было сходить на причал.

Стоял. Смотрел, как ребята снимают швартовые. Помахал им. Заработали главные двига-тели. Корма начала медленно отходить от причала и разворачивать нос к океану. Стало грустно. С уходом "Циклона" заканчивался еще один, самый важный этап его жизни, а над горизонтом уже выступали очертания нового.

Лене пришлось отрабатывать положенные две недели. Коллеги, когда узнали, куда она уезжает, не находили слов. Вернее, находили. Но чаще всего слова зависти. Правда, некоторые ей даже сочувствовали. Еще бы, коренной сибирячке и провинциалке предстояло найти свое место в столице! Были даже такие, кто отреагировал на это событие, заявив, что в Москву их и калачом не заманишь. Лена не спорила, хотя на душе было неспокойно. Она и сама понимала, что их жизни предстоят коренные изменения. За себя она не боялась. Ее больше тревожила судьба их настроя на писательское будущее Владика. В наличии у него писательского дара она не сомневалась. Но хватит ли этого, чтобы пробиться в Москве? Да, его рассказ там приняли. Тогда почему до сих пор нет ни слуха, ни духа о тех рассказах, что уже полгода назад были отправлены в "Дальний Восток"? Так ничего об их судьбе они до отъезда и не узнали.

В Москву приехали вовремя. Было воскресенье. С вокзала Владик позвонил в квартиру. Ответил незнакомый мужской, акающий по-московски, голос. Владик удивился, повесил трубку и перезвонил.

– Это квартира Козьмичева?

–Да. А что?

– Вы кто?

– Мы тут ремонтом занимаемся. А ты не сын Константина Васильевича? Из Находки?

– Да. Я с семьей тут, на вокзале.

– Правильно! Он наказал, что сын должен вот-вот приехать. Давай, гони сюда!

Москва их встретила июльской грозой, ливнем. Но им повезло. Павлик, сидевший у него на руках, испугался раскатов, расплакался, и какой-то рыскающий по площади в поисках выгодного пассажира таксист посадил их в машину.

Начиналась их московская жизнь. И начиналась с открытой в их квартиру двери – там шел ремонт. Работали двое мужчин.

– С приездом Вас, – обратился к ним старший.

Владик узнал его по голосу.

– Вы не пугайтесь! Ты позвони по этому номеру. Они на даче. Константин Васильевич за вами шофера пришлет. Дальше не знаю. Знаю только, что ремонт мы закончим через пару дней. Но газ и электричество пока отключены. А у вас малыш. Его кормить и полоскать в ванной надо...

Трубку на даче взяла Маргарита Михайловна.

– Как здорово, что вы приехали! А Константина Васильевича срочно на работу вызвали. Сейчас я ему перезвоню. Там хоть сидеть есть на чем?

– Да ничего страшного...

Через несколько минут она перезвонила и сообщила, что за ними вышла машина.

– Владик, все чемоданы с собой не тащите. Возьмите только то, что надо для малыша. Мужчины, что квартиру в порядок приводят, наши старые знакомые. Не беспокойтесь!

Чемоданы перенесли в почти уже готовую комнату. Старший, представившийся Петром, видимо, почувствовал необходимость их успокоить.

– Вы не волнуйтесь! Езжайте, все будет хорошо!

Пока машина шла по московским улицам, Владик сидел спокойно, комментируя их названия и наиболее интересные места. И лишь в районе Люберцов спросил у шофера.

– А дача где расположена? Я смотрю, что вроде бы мы в направлении к Луховицам едем.

– Так оно и есть. От дачи Константина Васильевича до Луховиц всего ничего. Сейчас до Оки доедем, а там и дача.

– Я в Луховицах, можно сказать, полжизни провел. Там дед и бабушка похоронены. Надо будет съездить.

– Подброшу. Но лучше завтра. Я после обеда точно буду свободен. Ты только Константи-ну Романовичу об этом скажи.

– Ну, вот. Приехали. Вон Вас встречают...

У ворот стояла Маргарита Михайловна с детьми.

– Как здорово! Вот Вы и дома...

Владик представил ей Лену. Павлик, уже выбравшийся из машины, действовал самостоя-тельно.

– Я Павлик. А у вас здесь море есть? У меня папа моряк. Ему море нужно?

– Конечно, ответила Маргарита Михайловна. Оно тут недалеко. Завтра увидишь. А это твои сестричка и братик. Ребята, что со своим братиком не здороваетесь?

Но войти на территорию дачного поселка сразу было нельзя. На воротах стоял сержант внутренних войск.

– Ничего себе! – Подумал Владик. – Куда мы попали?

"– Они с нами", -сказала Маргарита Михайловна. – Это сын Козьмичева с семьей.

Сержант козырнул и открыл турникет. Шли по красивой аллее, окруженной смешанным лесом, аромат которого кружил голову. Дача представляла собой бревенчатый одноэтажный дом, разделенный на две половины. Внешне он выглядел неказисто. Зато внутри совсем иначе. Это были настоящие двухкомнатная и трехкомнатная квартиры, полностью обставленные. Как сказала Маргарита Михайловна, в нем можно жить круглый год. Был газ, газовый отопитель-ный котел, вода, ванная и вообще все удобства.

– Эта половина для Вас. Устраивайтесь. Сейчас я воду для ванной нагрею. А потом по-ужинаем все вместе.

К вечеру, когда они сидели за столом на веранде, подъехал Константин Васильевич. Об-нял Владика, поцеловал Лену.

– Видел я твое фото девушка. Скажу тебе, Владька, сибирячка-то твоя – красавица! Прав-да, Рита? Не пойму только, кто из вас артист? Не спорь, Лена! Мне виднее. Так, где мой внук? Ведите меня к нему...

Долго стоял возле спящего Павлика.

– Вот всю жизнь с этим железяками вожусь. Полетела – и сердце от радости заходится. А оказывается, внука увидеть, это не просто радость, это счастье... Давайте за него и его родителей выпьем! Пусть понемногу, но выпьем.

Потом, когда уже и выпили, и наговорились, Константин Васильевич объявил.

– Значит так. Мне к семи на работу Ты, Владик, со мной. Поедешь с замом прописку оформлять. Обратно тебя привезут.

– Слушай, отец, а можно мы потом с Леной до Луховиц доедем? На кладбище хочу побы-вать.

– Хорошо, я шоферу скажу.

На территорию института его, даже с отцом, не пропустили. Пришлось подождать в про-ходной, пока туда не пришел заместитель по общим вопросам Владимир Дмитриевич. Все дело было в той самой выданной в Мосгорисполкоме бумажке. Вместе с очередью вся проце-дура заняла с полчаса. Спросил, как теперь прописать жену и сына. Сказали, что никаких проблем. Надо только его и ее заявления, паспорт жены и метрики сына. На машине зама доехали до института. Только тогда он обратил внимание, что на проходной висела вывеска, на которой было написано "Конструкторское бюро легкого машиностроения". Тогда он вспомнил слова отца про железяки, которые летают, и понял окончательно – отец занимается какими-то ракетами. Вскоре из ворот выехала отцовская "Волга", и его окликнул шофер Юра.

– Козьмичев! Тебя машина ждет!

Владик сел в машину, поздоровались.

– Значит так. На все про все у нас с тобой два часа. Потом мне директора везти. Так что летим!

– Вот и отец это словечко любит.

– Какое?

– Полетела, летит... Значит, вы легкое машиностроение...

– Легкое-то легкое! Но дело не в весе, а в полете, – глубокомысленно изрек Юра.

Машина действительно летела. Долетели до дачи. Взяли Лену и помчались в Луховицы. Дорогу к кладбищу не искали. Владик, хотя и был здесь в последний раз почти десять лет назад, помнил ее отлично. Возле ворот, у единственной там старушки, купили цветы. Правда, могилки деда и бабушки нашли не сразу. Они так заросли травой, что с дорожки между рядами стали едва видными. Скамеечка между ними, что красил он сам, сохранилась, но под дождями и снегом облезла. Они положили цветы, пучком травы смахнули со скамейки пыль и сели. Было видно, что никто за могилками не смотрит. Все надо было приводить в порядок.

Владик сначала сидел молча, а потом вдруг на него нахлынула такая тоска, что он всхлипнул. Лена, хотя услышала и увидела, не стала ничего говорить и лишь обняла его за плечи. А он все всхлипывал, тер глаза рукавом и думал, что даже на могилке мамы так не плакал. Только потом, когда уже возвращались к машине, он осознал причину такого странно-го поведения. Мама умерла, когда ему было всего тринадцать, бабушка, спустя три года, а дед дожил до девятнадцатилетия своего внука. И не просто дожил, а оставил в его душе след, во многом определяющий его жизнь. Было горько осознавать, что со смертью деда он потерял такого понимающего его друга, какого у него не было вплоть до встречи с Леной. Этими размышлениями он поделился с ней уже в машине. Вернуться на кладбище для наведения порядка решили при первой же возможности.

Теперь надо было прописать Лену и заняться поиском работы. Для начала дали в Находку телеграмму с их московским адресом. И совсем не ожидали, что буквально через пару дней, когда они уже перебрались в свою квартиру, от Анны Семеновны пришла ответная телеграмма.

– Прислали журнал рассказами Поздравляю Целую Ваша мама.

Это уже было серьезно, так как до окончания приема произведений на творческий кон-курс в Литературный институт оставалась целая неделя. Можно было попытаться. Но где в Москве можно купить "Дальний Восток"? Отложили на денек-другой поход в паспортный стол, и Владик рванул к Альбине Ивановне. Она не только порадовалась за него, но подсказала, что, если зайти в Ленинку и убедительно попросить, то они могут под залог паспорта дать журнал домой. Снять копии она поможет. Владик так и сделал. Правда, в библиотеке его хорошо "помурыжили", поскольку журналы на руки не выдавали. Но, видимо, он был так убедителен и так душевно поведал о своей проблеме, что ему пошли навстречу. В редакцию идти было поздно. А утром первым делом помчался к Альбине Ивановне. Она была на месте. Стремительно прочитав рассказы, сделала вывод, что с ними вполне можно попытаться пройти творческий конкурс. Правда, добавила, что настоящий их разбор она устроит попозже.

– Стихи свои не давай. Их и мало, да и мнение мое о них ты знаешь.

Позвонила куда-то. Дала адрес.

– Скажешь, что от меня. Трех копий тебе хватит. Но с обложками и содержанием. Бери такси и давай! А я тебе пока справку оформлю о том, что мы приняли твой рассказ к печати. Нашла его в своих ящиках.

– Вот твой черновик. С него тоже сними три копии. Потом ко мне.

Все было, как она и обещала. Владик заплатил небольшие деньги. Поехал в библиотеку и сдал журнал. Вернулся за обещанной справкой. Теперь можно было ехать в приемную комиссию Литературного.

Поехали туда наутро. Втроем. На такси. Ехали в приподнятом настроении. Но в приемной комиссии их "огорошили". Молодая красивая женщина бесстрастно известила.

– Работы на конкурс уже не принимаем. Перебор!

Первой пришла в себя Лена.

– И когда прекратили?

– Три дня назад.

– Так что, теперь ему придется терять целый год?

– А вы уверены, что его тексты бы прошли?

– Уверена! У него есть напечатанные рассказы. В журнале "Дальний Восток". И еще один уже принят в печать! Ты что молчишь, автор? Покажи!

– Ну, покажите, – снизошла красавица. – Посмотрела на копии из "Дальнего Востока". – И правда!

– А вот справка из журнала, что еще один рассказ принят к печати...

Красавица посмотрела на справку.

– Ничего себе! В "Литературный мир"?! – и сняла трубку телефона. – Георгий Степано-вич, извините, это Маша Зеленова беспокоит. Тут передо мной стоит молодой человек. Принес тексты на конкурс. Нет, не рукописи. Они уже опубликованы. Где? В "Дальнем востоке" и "Литературном мире". А один еще там же скоро выйдет. Даже справка оттуда есть. Что с ним делать? Мы ведь уже прием прекратили. – Выслушала, что ей говорил неведомый Георгий Степанович. – Да, справка подписана самим Знаменским... Хорошо, Георгий Степанович.

– Значит так. Поднимись на второй этаж. Комната 33. Сходи один, а защитница твоя с сыном пусть здесь посидят.

Комната 33 была кабинетом декана факультета литературного творчества, Крайнева Ге-оргия Степановича.

– Здравствуйте Георгий Степанович. Это обо мне речь шла.

– Проходи запоздавший. Ты всегда опаздываешь или только к нам? Садись. Покажи, что принес.

Первым делом взял в руки справку.

– И как тебе ее удалось получить? Кто у твоего рассказа редактор?

– Альбина Ивановна.

– Альбина Ивановна?? Знакомы, знакомы. И чем ты ее охмурил?

– Вот этим рассказом.

– Посиди пока. Я почитаю.

– Можно я схожу жену предупрежу. Она у меня с сыном в приемной комиссии сидит.

– От чего ж, сходи...

Когда он вернулся Георгий Степанович уже дочитывал рассказ. С минуту подумал.

– Права, права старуха. У нее халтурщики и графоманы не проходят. Если уж взяла, зна-чит заслуживаешь. Я бы, на мой вкус, кое-что поправил, но тоже взял бы. Ты молодец. Посмотрим, а что у тебя еще в загашнике. О, "Дальний Восток"! Что тебя туда занесло? Ладно, об этом позже.

Рассказы прочел быстро. Где-то улыбался, где-то хмурился и тер подбородок.

– Честно хочешь? Рассказы так себе. И опять на мой вкус. Морской полон штампов, хотя написан гладко. Про мальчишек лучше. Видать вкусы наши с Женей, это главред "Востока", несколько расходятся. Знаю я его. Учился у меня. Но все равно ты молодец. Хорошо начина-ешь. Язык у тебя хороший. Пишешь грамотно. В "Литературный мир" не всякому дано попасть. Меня там впервые напечатали в лет тридцать пять...

Что же мне с тобой делать, дорогой? Отменить приказ ректора о прекращении приема рукописей я не могу. То, что ты бы его прошел, ясно. Сходил бы к ректору, так он уже в отпуске. Ты мне о себе расскажи. Мне понять надо, откуда ты такой взялся.

– Вообще я москвич. Закончил три курса Щукинского. С четвертого дали бессрочный от-пуск. Виноват сам. Пострадал за свою любовь к эпиграммам.

– Надеюсь не политического характера.

– Нет. На ректора.

– Чем же он тебе не угодил? Можешь прочитать?

– А надо?

– Надо, дорогой! Любопытно. В первый раз вижу студента, кто на своего Ректора эпи-граммой пошел... Не бойся, зачти.

Когда б пристало мне,

Терзаясь под Луной,

Картину сотворить не ради славы,

Я б рисовал ее не с Бога, а с Захавы!

– Да ты еще и поэт? А что в этой эпиграммке крамольного? Хороша. Я бы, наоборот, гор-дился. Что-то ты, братец, не договариваешь. За одно за это я бы студента не отчислил. Значит еще что-то было... Ладно, не хочешь, не говори. Да и не в этом наше дело. А после Щуки, чем занимался?

– Уехал в Сибирь. Три года работал в театре. Потом три года в Находке. Плавал. Неделю назад вернулся домой. С женой и сыном. Из-за переезда и не успел с конкурсными текстами.

– Ясно. Вот я что предлагаю. Расставаться с тобой я не хочу. Но и разрешить участвовать в конкурсе не в моих силах. Сделаем так. Поступать к нам будешь через год. Дальше. Видно, что учить азам тебя не надо. Так как у тебя незаконченное высшее, да еще и гуманитарное, зачтем, что будет можно. Если постараешься, то на первом курсе, можно будет сдать за первый и второй. Этот год походишь ко мне на семинар. На третьем курсе. Ребята там интересные. За это время еще напишешь. Подумай, с женой посоветуйся. Решишься на такой вариант, в начале сентября жду.

– Спасибо Вам, профессор. Подумаю.

–Ээээ, да ты, я смотрю, разочарован. Не стоит, друг мой. Есть такая мудрость великого китайца Лао-Цзы. "Путь длиною в тысячу ли начинается с первого шага". А ты этот шаг сделал. Ты уже не юный графоман, а автор напечатанных произведений.

Лена восприняла рассказ о встрече с профессором с некоторым разочарованием и даже недоумением. Как не разочароваться, когда их мечта о поступлении в Литературный институт уже в этом году, рухнула. Хорошо бы еще так. Недоумение вызвала довольно резкая и нелицеприятная оценка первых рассказов. Но спокойно проанализировав произошедшее, она поняла, что ушат холодной воды, вылитый на их головы Георгием Степановичем, было необходимым. Значит она была права, когда несколько критически отнеслась к первым произведениям Владика. Пусть не на сто процентов, но права! Ясно одно. Из Владика может получиться настоящий писатель.

Глава 10

Вам русским легко...

Как часто бывает с людьми, склонными к рефлексии, мимолетный разговор с отцом о ленинском ролевом конфликте в Касинском театре напомнил Владику сон, в котором к нему являлся дед Трофим.

– Почему бы не положить этот сюрреалистический факт в основу сюжета нового расска-за? – подумал он. Но какого. фантастического или психологического? К фантастике его душа не лежала еще с юности.

Случилось это тогда, когда он прочитал "Лезвие бритвы" популярного писателя-фантаста Ефремова. Роман его не впечатлил и даже отбил интерес к этому литературному жанру. Но поскольку в его окружении увлечение фантастикой считалось признаком человека интелли-гентного и современного, не оставалось ничего другого, как скрывать свою к ней антипатию.

Лишь братья Стругацкие немного изменили его отношение к фантастам. Разумеется, ему и в голову не приходило равнять себя с ними, способными силой своего таланта уйти из реальной действительности в придуманный мир. В глубине души он понимал, что этот переход был вынужденным, ибо освобождал от необходимости платить дань той самой идеологической составляющей, из-за отсутствия которой и случился у него первый конфликт с Леной.

Однако вскоре это благостное состояние дачника и начинающего писателя, раздумыва-ющего над своим будущим, прервал звонок из заводского отдела кадров. Надо было ехать для окончательного оформления на работу. С момента написания заявления прошло даже меньше месяца. Определенно сказалась обещанная помощь отца. Беззаботная жизнь закончилась. Хотя они были рады этому обстоятельству, некоторые планы пришлось менять. Лена ни за что не хотела оставаться на даче и, как ее ни уговаривали, настояла на своем. В итоге они полностью перебрались в городскую квартиру.

Первое впечатление от предстоящего было в чем-то схоже с тем, какое в свое время на него произвел Владивостокский порт. Но там было все более или менее понятно, непривычны-ми были лишь размеры океанских кораблей. Сейчас же, когда после сдачи экзамена по технике безопасности он впервые увидел эти циклопические сооружения, называемые термобарокаме-рой, и механизмы, обеспечивавшие ее функционирование, он ощутил тревогу, неуверенность, даже определенную беспомощность. Подумалось, что со своими шестимесячными курсами холодильщика и даже почти трехлетним стажем работы на корабле он будет обречен испол-нять роль того самого подносчика гаечных ключей, что выводила его из себя еще в первый месяц появления на "Циклоне".

На деле оказалось, что все обстоит не так уж страшно. Возможно, потому что у него было незаконченное высшее, пусть и гуманитарное, образование, а может быть, потому что довольно быстро стало известно о его родстве с самим Козьмичевым, вскоре его отправили на курсы повышения квалификации. Курсы эти были какими-то странными, больше походивши-ми на репетиторство двух нерадивых учеников. Потом до него дошло, что причиной всему не незаконченное высшее образование, а элементарная необходимость подтянуть его техниче-ский уровень настолько, насколько это окажется возможным. Вторым "курсантом" был Олег Гудков, парень моложе Владика, только что распределенный сюда после техникума. А их репетитором – заместитель начальника цеха и, как потом выяснилось, кандидат технических наук Батуев, доцент по совместительству в знаменитом Бауманском техническом училище. На вид он был не то калмыком, не то казахом... Чрезвычайно подвижный и с удивительной скороговоркой, которую не всегда можно было понять. Звали его Нариман Абдурахманович.

Сказать, что было трудно, значит не сказать ничего. Если Олег все-таки имел соответ-ствующе специальное образование, пусть и среднее, то Владик первое время практически ничего не понимал. А как поймешь, когда речь идет то о критериях теплопередачи, то о термодинамической постоянной, то об энтропии или свойствах гелия... Правда, иногда в скороговорке Батуева проскакивали знакомые слова, но в основном... Приходилось переспра-шивать, просить о помощи Олега, залезать в тома Большой советской энциклопедии. Когда удавалось встретиться с отцом, то все разговоры сводились к одному – что это такое? Мозги в буквальном смысле плавились и отказывались перестраиваться на литературный процесс. Пытался совместить. Разрывался между потребностью писать и необходимостью, как он смеялся, повышения уровня своей некомпетентности. Спустя какое-то время Владик понял, что двух зайцев одним выстрелом не убить.

Лене об этом решил пока не говорить. У нее уже начался первый учебный год в москов-ской школе. Работа в восьмых классах была нелегкой. Дети настолько отличались от наход-кинских, что ее не покидало ощущение, будто она заброшена на Марс для обучения марсиан. Слава богу, Павлик был в детском садике! Владик же уходил из дома к семи, чтобы успеть на служебный автобус, отвозивший заводчан. Возвращался из-за значительного расстояния тоже не раньше семи. Ей надо было отвезти и привезти Павлика, проверять тетради, готовиться к урокам, заботиться о питании. И вообще, она с трудом привыкала к темпу столичной жизни.

Настроение от этого было не из лучших. Но не только из-за загруженности. Она никак не могла понять отношения к ней в коллективе. Нет, ей никто ничего плохого не говорил, но чувствовалось, что между ней и ее коллегами присутствует некая отчужденность. Лена поделилась этими ощущениями с Владиком, и они пришли к выводу, что это просто проявле-ние высокомерия столичных жительниц по отношению к провинциалке. Но пассивное смирение с обстоятельствами было не в ее характере. Лена старалась, как могла, прежде всего уровнем своей работы доказать, что ничуть не уступает этим "московским штучкам".