Текст книги "Звездная роль Владика Козьмичева(СИ)"

Автор книги: Исак Модель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

– А ты что, Владик, удивляешься? Сколько мне было лет, когда я первый раз замуж выскочила? Восем?надцать! На втором курсе...

– Ну, ты все-таки женщина! Вы раньше взрослеете. Потом еще и медик...

Павлик явился вскоре, как и обещал. Владлен Константинович открыл дверь. Рядом с сыном стоит такая же молодая темноволосая и миниатюрная девушка.

– Папа, мы к вам! Можно?

– Что за вопрос? Проходите!

И тут же мелькнуло. значит, не ошибся. Невесту привел!

– Будешь нас знакомить?

С первого взгляда было очевидно, что Павлик волнуется. Выручила Женя.

– Ты что на сына напал? Проходите, ребята, в гостиную. Пить что-нибудь будете?

– Спасибо, Женя. (Павлик ее называл просто Женей.) Лучше я Вас познакомлю.

– Павлик, я что, без языка? – бросила девушка. – Подала ладошку Владлену Константи?новичу.

– Юля. А как Вас зовут, я давно знаю. Родители Ваш журнал выписывают. И как Вас, – подала ладошку Жене – тоже. Но не из журнала, а от Павлика. Мы с ним друзья. В одной группе. А мне у вас нравится!

– Разговорчивая девушка, – подумал Владлен Константинович. – Ну и что Вас, друзья, к нам привело? Вот будем пить чай, надеюсь, расскажете.

А Юля, тем временем уже напросив?шись в помощницы к Жене, ушла с ней готовить чай.

– Красивая она девочка, – сделал Влад комплимент Павлику. – Так что ты хотел обсу-дить?

– Сейчас, вот только Юлька с Женей вернутся...

– Ты что, без языка?

Павлик пропустил это мимо ушей. Но Женя с Юлькой уже принесли чай, печенье, конфеты и даже сели за стол, а Павлик все молчал. Тут уже не выдержала Юлька.

– А можно, я? Тут дело такое... Понимаете, мы с Павликом дружим. Давно. И, как бы вам сказать... Даже любим друг друга... Ну, чего ты молчишь? – обратилась она к Павлику. – Мы ведь договорились, что ты, как мужчина, сам все расскажешь.

Павлик покраснел и смущенно выдавил.

– Она правду говорит...

– Это же прекрасно! – воскликнула Женя, любуясь ребятами. – Так вы что, жениться решили? Чудесно! Ты представляешь, Владик, у нас будут внуки! И когда?

Павлик вконец стушевался.

– Юлька, да погоди... Тут все сложнее. Юль, расскажи...

– Да это он туману напускает, Владлен Константинович! – чисто женской скороговоркой начала Юлька. – Дело в том, что мы с ним в ближайшее время жениться не собирались. Пока мои предки не решили слинять в США. У мамы там родственники. В Нью-Йорке. Зовут их к себе. А как я могу уехать без Павлика? Правда, Павлик?

– Правда. Но дело еще в том, что мне туда попасть не светит. А вместе нас могут впу?стить в Штаты лишь как мужа и жену. Родители Юли, видимо, получат визу раньше и уедут. Мы подождем год, а потом нам дадут визу для воссоединения семьи.

– Вот, что называется, обрадовали! Сначала бочка меда, а потом не ложку, целое ведро дегтя вбухали, – отреагировал Владлен Константинович. – Сначала дочь в Израиль увезли. Теперь сын в Америку нацелился... Что я могу сказать?

– Если можно, тогда я, – сказала Женя. – Я согласна с отцом, Павлик. Говорить тут нече?го. Пусть женятся. Год до подачи просьбы на визу. Год и не меньше, пока визу получат. Зна?чит, еще минимум два года будут с нами. Институт окончат. А там видно будет... Может, и передумают. Вот родят ребеночка – и передумают...

– Оно, конечно, так! Только, как это у Тухманова, "это радость со слезами на глазах". А твои родители, ?– обратился он к Юле – ? знают?

– Еще нет. Мы вам первым рассказали.

– Ну, что же? Спасибо за доверие к нам, грешным. А когда намерены твоим поведать?

– Так завтра. После того, как они с работы вернутся.

– Тогда сейчас ничего не будем решать. Если они тоже скажут "да", вы нас познакомьте.

– Ой, как здорово! ?– Непосредственно отреагировала Юлька. ?– А мы боялись! Целую не?делю тряслись. Вдруг Вы нас не поймете?

– Это почему?

– Вы такой серьезный. Павлик вас так любит! Боялся огорчить. Сестра в Израиле. Те?перь еще и он в эмиграцию собирается...

– Кстати, Юля, прошу прощения за бестактный вопрос. Почему твои в Штаты хотят, а не в Израиль? Насколько я понимаю, они у тебя евреи. Впрочем, не хочешь – не отвечай.

– Почему? Отвечу! В Израиле у них никого нет. А в Штатах у папы дядя и тетя. Дети его дедушки. Как они там оказались, точно не знаю. Вроде бы они после войны уехали в Польшу, а оттуда в Америку. Но это уж он Вам расскажет...

С родителями Юльки у ребят проблем не возникло. В отличие от Павлика, дочь не могла не поделиться своей сокровенной тайной с матерью. Только вот встретиться с ними у Козь?мичевых времени долго не было. Зато когда эта встреча состоялась, то получилась очень душевной. С Юль?киным папой, Юрием Рудольфовичем Шейманом, у Владлена Константиновича нашлись об?щие знакомые. Он оказался театральным художником и прекрасно знал главного художника театра Салмина. И вообще был знаком со многими художниками, работавшими в сфере книжной графики. А Юлькина мама, Регина Давидовна, что не стало для Козьмичевых таким уж приятным, знала Елену Павловну Шимановскую, первую жену Владлена Константинови?ча. Она тоже была преподавателем литературы и русского языка и встречалась с ней на городском научно-педагогическом семинаре. Эту новость, к взаимному удовлетворению, бы?стро замяли. К решению детей они отнеслись с полным пониманием, хотя даже посочувство?вали Козьмичеву в связи с возможной в недалеком будущем эмиграцией Павли?ка. Тогда же стало известно, что дед Юрия Рудольфовича родом был из Польши. После вой?ны вернулся туда с младшими детьми, а потом перебрался в Америку. Старший его сын, отец Юли, покидать Союз отказался. И вот теперь дядя и тетка стали активно звать его к себе. Сначала Шейманы еще сомневались, поскольку уже думали об Израиле. Но так как дядя был владельцем весьма известного в Штатах книжного издательства, то обещал им работу по специальности. Юрию Рудольфовичу -? иллюстратора, а Регине Давидовне – редактора издаваемых им книг и журналов на русском языке. Это обстоятельство все и решило. В тот же вечер договорились, что в сложившихся обстоятельствах откладывать с регистрацией и свадьбой не стоит. Так оно и случилось.

Тем временем в стране и мире начались грандиозные события. Не затихали конфликты на Кавказе, полыхало в Приднестровье. Весной 90-го года из состава Союза вышли республики Прибалтики. Затем Молдова. Через год их примеру последовали Грузия, Азербайджан, Армения, Украина, республики Средней Азии, Белоруссия. А потом объявила об отделении и Россия. Последним, на что хватило сил у бывших республик СССР, стало создание искусственного и непонятного Содружества Независимых Государств.

По-разному относились к этому феномену россияне. Кто-то стенал, трагически заламывал руки в страхе перед будущим. Их можно было понять. Ведь рушилась последняя надежда на возрождение для них самого гуманного и самого справедливого человеческого сообщества. Кто-то, наоборот, радовался. Ибо канул в лета ненавистный коммунистический колосс, не выдержавший испытания той самой историей, которая так опрометчиво родила его, поддавшись на демагогические посулы и обещания борцов за народное счастье. Но автор бы погрешил против самого себя, если бы представил сейчас своего героя в качестве пламенного борца против тоталитаризма. Хотя, думаю, что многие читатели этому бы поверили. А почему бы нет? Ведь все те годы, что Козьмичев прожил, и передо мной, и перед теми, кого заинтересовала его личность, он весьма недвусмысленно давал понять, что Советская власть и Коммунистическая партия, ее создавшая, чужды его духу и той роли, какую он осваивал на каждом этапе своей биографии. Увы, но человеку дано взрослеть! Становиться мудрее, опытнее, рациональнее и сдержаннее в своих умозаключениях, выводах об окружающем мире и своем месте в нем! Пусть не всем и каждому в равной мере. Кому-то вообще не дается. Кому-то это дается легче, кому-то труднее. Тем более, самоопределение трудно для такого талантливого человека, как Козьмичев. Автор никогда не старался уберечь своего героя от мук выбора, перед которым его не раз ставила жизнь. Так было и в этот раз.

Козьмичева вовсе не радовал апокалипсис его страны и его народа. Своим обостренным и проникновенным умом журналиста и писателя он понимал, в какую пучину ввергнутся люди. И жалел их. Но в то же время он не мог не радоваться распаду партии. Тому, как из всех ее отдельных конструкций начали сотнями и тысячами выпадать те самые винтики и болтики, что долгие десятилетия скрепляли их в единую и страшную тоталитарную машину. Поэтому не было ничего удивительного в том, что в те трудные дни ни о чем другом он думать не мог. Раздумья эти, вылившиеся в цикл статей, быстро выдвинули его в ряды деятелей культуры, определявших тонус общественной полемики о судьбах России. Как отзывалась об этих статьях демократически ориентированная пресса, в них Владлен Козьмичев поднялся от уровня значительного и глубокого писателя до философского осмысления процессов, происходящих в России. Многие его поздравляли и предлагали не останавливаться на достигнутом. Но этим дело не закончилось. Шло выдвижение кандидатов в депутаты Съезда народных депутатов России. Не минула эта компания и Козьмичева. К нему обращались и действующие политики, и деятели культуры и ... даже читатели. А он все раздумывал и не решался сказать "да". Давление возрастало и, наверное, он бы сломался, не раздайся у него в кабинете совершенно неожиданный телефонный звонок. Звонил профессор Коган, по случаю оказавшийся в Москве. Времени до отлета на Урал у него оставалось не много, но на встречу вполне хватало. Договорились, что встретятся в редакции.

О чем в те суматошные и тревожные дни они могли говорить? О том же, о чем говорили тогда все. Их волновала судьба двух стран. СССР, уходившего с арены истории и из их жизни, и Российской Федерации, ставшей в одночасье самостоятельной и независимой (только было не понятно, от кого).

– Читал я все твои статьи, Владлен Константинович. О них у нас весь город говорит. В Университете по ним даже дискуссия была. Сильный цикл! С аналитической его частью, пожалуй, соглашусь, а вот с прогнозной – нет. Романтик ты! Знаешь, что я скажу? Гражданское общество в России, если и возникнет, то много позже, чем начало следующего столетия. Это Гегель полагал, что государство его построит. Так то в Европе! Но не у нас. Ему самому дай Бог из этого бардака целым выбраться! Так это еще когда случится... А если и случится, то такому государству будет не до гражданского общества. В народе и слов таких не знают, а если кто и знает, то не понимает.

– Правы Вы, Лев Наумович. Я и сам об этом много думаю. Тут меня осаждают с просьбами выставиться кандидатом на выборы в Совет народных депутатов. Сильно просят. Поддержку всяческую обещают. Не поверите, даже читатели такие есть... А я все сомневаюсь. Надо ли мне оно? Одно дело – писать. Другое – говорить. Все видят и слышат. Может быть, что-то объяснить народу сумею... Как Вы думаете? Соглашаться?

Профессор закурил и заходил по кабинету.

– Ты меня, Владлен, извини. Не дам я тебе совета. Не дам! Не вправе! Хотя мнение свое по этой проблеме выскажу. Ты и сам знаешь, сколько сейчас в политике ученого брата. Я понимаю, зачем в нее юристы подались. Власть без законотворчества невозможна. А вот что там делать историкам, философам, филологам? Или тем же писателям? Убей – не пойму! Олицетворять народную совесть? Независимым глаголом жечь сердца? Неужто непонятно, что в политике не бывает независимых... Вот за своим столом ты можешь быть независимым. Делайте культуру! На бескультурье политику не построишь! Помнишь, был такой немецкий философ, историк, просветитель И. Гердер? Я его не менее чем Гегеля чту. Замечательную мысль сформулировал. "Культура – это ядро политики". Ты уж прости зануду-профессора. Чуть чего – и лекцию читать готов... Выводы делай сам.

– Не за что мне Вас прощать, Лев Наумович! После этих статей и реакции на них я многое переоценил. Тут мне кое-кто панегирики стали петь. Дескать, Козьмичев до таких вершин поднялся... Ну, прямо политический философ! А что я в них такого сотворил? Просто честно и доступно любому и каждому сказал, что думаю. Вот и всполошились. Да какой я философ? Самоучка и не более. Может быть, слов побольше других знаю. И вообще не о чем нам спорить. Все очень правильно говорите! Я как живой воды выпил. Мысли выпрямились. Нечего мне в политике делать! Здесь мое место! Здесь от меня толку больше. Кстати, меня уже давно сватают в Литинститут. Совместителем. На кафедру литературного мастерства. Вот на это я соглашусь. Это родное – моя основа.

– Вот это правильно! Давно пора! Подкладывай поленья в костер будущих поколений литераторов. Ну, давай прощаться, дорогой!

Козьмичев проводил Когана до редакционной "Волги" и вернулся в кабинет. Надо было дочитать рукопись романа молодого автора. Но вскоре ему позвонила Женя и попросила не задерживаться. Приехали давно не посещавшие их Павлик и Юлька. Влад навел порядок на столе и спустился к своей машине. Дело шло к вечеру. Транспорта на улицах уже было мало. Настроение после разговора с Кожиным и принятого решения остаться верным литературе было приподнятое. От нечего делать вдруг представил себя в роли преподавателя. Она ему даже нравилась... Потом, подумав, что Павлик с Юлькой скорее всего приехали с сообщением о получении визы в США, загрустил... Верочку увезли в Израиль. Теперь вот и Павлик уедет... Слава Богу, что рядом Женя и Настя. Значит, есть ради кого жить!

Расследование страшной аварии, в которой погиб известный писатель, Главный редактор журнала «Литературный мир» Владлен Константинович Козьмичев, установило, что ее причиной был внезапный отказ тормозов его машины.

Спустя, наверное, год Женя обнаружила в его черновиках эту одинокую строфу.

Каждый раз, свою играя роль.

Искренне, нисколько не лукавя,

Я прошу, судьба моя, изволь,

Не дари мне ни хулы, ни славы.

Здесь автор останавливает повествование. Кто-то упрекнет его и скажет, что так может поступить только тот, кто не любит ни своего героя, ни своего читателя. Увы... Все роли сыграны – и теперь наш герой уходит туда, где автор бессилен что-либо изменить.

Модель Исак Моисеевич

Печатается в авторской редакции

Художественный редактор Б. Модель

Корректор Б. Модель

Компьютерная верстка И. Модель

Издательство "Дом Моделей"

Эйлат. Израиль