Текст книги "Звездная роль Владика Козьмичева(СИ)"

Автор книги: Исак Модель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Первым, к кому он обратился, был Салмин. Роман Станиславович такой идей не просто заго?релся, но даже обещал посодействовать с подбором кандидатов. И действительно помог. Хотя и с его помощью создание Совета шло нелегко. В конце концов, Козьмичев уже мог назначить дату первого заседания. Но неожиданно позвонил Салмин и сообщил, что, в силу чудовищной заня?тости в театре и проблем со здоровьем, не сможет принять участие не только в этом заседании, но и вообще в работе Совета.

– Слушай, Козьмичев. Ты на меня зла не держи. Я душой с тобой. Но вот что-то сил у меня поубавилось. Утром, понимаешь, еще есть. А вот к вечеру, как говаривал небезызвестный герой фильма "Ширли-Мырли", шаг шагну – и падаю. Шаг шагну – и па?даю... Даже репетировать устаю...

Козьмичев испугался и вместо обеда ринулся в театр. Салмина не было. Там-то он и узнал, что Салмин лежит в больнице. Влад плюнул на неотложные дела, позвонил в редакцию и поехал к Салмину. Слава богу, тот уже чувствовал себя много лучше, хотя врачи требовали от него взять тайм-аут в режиссерской практике и хорошенько отдохнуть. Но Козьмичев все-таки уговорил его дать согласие на вхождение в Совет.

А потом, чтобы не утомлять больного, хотя им было о чем поговорить, уехал заниматься своими де?лами. Главным из них была подготовка организационного заседания Общественного совета. По?мимо этого, надо было найти и уговорить еще одного кандидата. И едва он озаботился этой проблемой, как его осенило – профессор Кожин! Ну как это он мог забыть о нем? Вот он, мо?сковский снобизм! И меня достал! На периферии, понимаешь, умных людей не бывает! Позор тебе, Козьмичев!

– Звони немедленно, – скомандовал он себе.

В институте профессора не было. Козьмичев назвался, и ему дали номер домашнего телефона. Номер занят не был.

– Аллооооу! – пропел мужской баритон. – Слушаю...

– Лев Наумович, это Влад Козьмичев!

– Здравствуй, дорогой! Как дела?

– Спасибо, Лев Наумович. Все нормально. А у Вас? То же самое? Я рад! Можно с Вами на?счет одного дела поговорить? Можно?! Тогда так. Я сейчас формирую при редакции Обще-ственный совет...

– Интересная затея! И кто там у тебя будет?

– Академик Трубилин, Салмин...

– Ну, это фигуры! Кто еще?

– Профессор Крайнев из Литинститута...

– Знаю, но не знаком. Кто еще?

– Макридин...

– Это, который "Конвой в ночи..."

– Он!

Кожин выслушал фамилии потенциальных членов Совета.

– И все уже согласны?

– Конечно! Но вот не хватает еще в нем одного человека.... Вас, Лев Наумович!

В разгово?ре возникла пауза.

– Меня?

– Вас, Вас, Лев Наумович! Вас знают, уважают... Согласны?

– Так я же не москвич! Да и лекции в университете...

– Ну и что? Будете приезжать! Раз в квартал. Соглашайтесь, Лев Наумович! Там ведь такие интересные люди собираются!

– А когда первое заседание?

– Думаю через месяц.

– Уговорил! Кстати, на эту тему анекдот есть. "Рабинович! Вы согласны? А что делать?" К тому же, как раз статью заканчиваю. Хочу в наш журнал "Социологические исследования" отдать.

– О чем статья?

– Интеллигенция и время перемен...

– Интересно... У нас в портфеле ничего подобного нет. Может быть, Вы ее мне отдадите?

– Ты понимаешь, статья-то скорее научная, чем публицистическая.

– Вот и прекрасно! Пусть читатель увидит, что думает наука о нашем бардаке!

– А что, пожалуй, ты прав! Раз так, ловлю на слове! Немного ее упрощу за счет цифири. Жди!

– Вам позвонят, когда подъехать. Всего хорошего, Лев Наумович, спасибо – и до встречи!

Первое заседание Совета прошло удачно. Его председателем был единогласно избран акаде-мик Трубилин. Историк и один из ярчайших публицистов. Говорили о современном литератур-ном процессе. О роли в нем журнала. Но больше всего волновала ближайшая перспектива. Хотя никто из членов Совета не был провидцем и не мог еще знать, сколь долго стране суще?ствовать в этом смутном времени, они уже чувствовали неизбежность каких-то грандиозных, всемирно значимых перемен. Тех, какие надолго, а может быть, и навсегда, изменят ее облик и душу. Это и предопределило резюме того заседания и задачи журнала.

1. Сохранить все лучшее, что было и есть в русской литературе.

2. Открыть страницы журнала для авторов, многих из ко?торых принудили к эмиграции.

3. Искать талантливую молодежь, чье вхождение в литературу тормозилось цензурой.

Эти положения стали для Козьмичева альфой и омегой в его редакторской политике. По окончании заседания Совета он отдал в распоряжение Когана редакционную "Волгу" и договорился, что вечером ждет его у себя дома. Им было о чем поговорить! Именно в тот вечер Лев Наумович прочитал ему свое стихотворение "Белая обезьяна".

Там, где золотистые лианы

Брызги звезд бросают в океан,

Белая, смешная обезьяна

Завелась средь рыжих обезьян.

Всех других не лучше и не хуже,

Из лиан не строила свой дом,

Презирала их благополучье

И вертела дерзостно хвостом.

Иногда случались переделки

И ворчал сердитый павиан.

Ей прощали все ее проделки -

Мало в стае белых обезьян!

Годы шли – куда от них ты спрячешься?

В старости любой вопрос не прост,

А она по-прежнему дурачилась

И держала вертикально хвост.

Как в былые дни, набеги делала

На поля чужие и сады...

И осталась обезьянка белою,

Только белою – от седины.

Ну, как? Давненько я это написал. Но очень оно, на мой взгляд, к месту и времени... Теперь ты понимаешь, как я себя сейчас чувствую? Этой самой обезьяной. Вроде бы и перемен хочется, да как все сейчас непросто... Рушится все. Все нормы, ценности... Молодым проще... Кооперативы, банки коммерческие, компьютерами торгуют... Вот и тебе проще, чем нам, стари?кам. Силы уже не те. И что остается? В Советах сидеть? Так советами народ уже так наелся! Всякими...

– Не говорите, Лев Наумович! И не прибедняйтесь! Какой же Вы старый? Вы еще многим молодым фору дадите! Я на Совете видел, как Вы на все реагировали! Такое не каждому моло-дому дается...

А вот напечатать его статью в журнале так и не удалось. Потом, после кончины Когана, он очень об этом жалел.

Глава 32

Serg Dove

Где-то в начале 90-х в Москве побывала делегация писателей и профессоров-славистов из США, заин?тересованных в более близком ознакомлении с процессами, происходящими в общественном со?знании русских людей. Козьмичев был одним из главных редакторов толстых литературных журналов, принимавших делегацию и участвовавших в дискуссиях. В том числе и в редакции "Литературного мира". Так близко с американцами он сталкивался впервые. Его удивляло в них безудержное любопытство и непосредственность, хотя они старались вести себя сдержанно и по-джентельменски. Но все эти качества незамедлительно пропадали на неизбежных фуршетах. На одном из них он сидел рядом с профессором-славистом из Колумбийского университета Со?лом. Тот уже был под явным влиянием русских крепких напитков. По-русски он говорил почти правильно, хотя и с акцентом. Козьмичев поинтересовался, откуда у него такой хороший язык. О. это все благодаря моему отцу! Он урожденный Соломин. Это уже в Штатах, куда его занесло после гражданской войны, он стал Солом. Он всю семью и научил. Сначала маму, по?том меня с братом и сестрой. А потом я уже сам. Я ведь даже стажировался, как это у вас гово?рят, кантовался, в вашем МГУ. Весь шестидесятый год. Веселое было время! Хотите, спою "Полюшко-поле"? Нет? Тогда спойте Вы свой шлягер!

– Какой шлягер? Я ведь не композитор, а писатель!

– Не прикидывайте себя коллега! Я знаю, Вы пишете песни!

– Я!? Никогда! Честное слово!

– Тогда я спою! И вдруг очень правильно пропел "Россия – вечная Мессия и альма-матер мудаков".

Козьмичев оторопел.

– Откуда Вы это знаете?

– О. земля круглая! У меня на кафедре аспирант. Эмигрант из Союза. У него есть магнито-фонная кассета, где Ваша песня. Он-то и сказал, что автор ее слов известный писатель Козьми-чев. А Вы не имели из-за нее неприятностей от власти?

– Чудеса! Американец поет мне песню, о которой я даже забыл! Никогда не знаешь, где споткнешься.

– За это дело надо выпить! Плиз!

Когда он рассказал об этом Жене, смеху было надолго.

Америка удивила его еще раз. И вскоре. Через год ему удалось впервые побывать в США в составе небольшой группы руководителей центральных журналов. Впечатлений была масса. Побывали в Вашингтоне, Нью-Йорке, Чикаго. Встречались со студентами и преподавателями университетов, в том числе и в Колумбийском, где их принимал профессор Бен Сол. Все шло прекрасно. Но когда до отъезда осталось всего три дня, у Козьмичева невыносимо заболел и раньше не дававший покоя зуб. Взятый с собой при?вычный анальгин не помогал. Промучился ночь, а утром обнаружил, что у него сильно опухла щека. Но надо было идти на очередной форум. Другого выхода, чем наесться анальгина, не было. На форуме он сидел, не отпуская ладонь от щеки. Сил выступить не было. Сидевший рядом Сол это заметил.

– Влад, у тебя зуб болеет? – Пришлось признаться, что – "болеет и невыносимо".

– Но ничего, до Москвы дотерплю...

– Зачем терпеть? Опасно! У тебя щека опухла! Надо к врачу.

– На вашу платную медицину у меня денег не хватит.

– Какие деньги, Влад? Я оплачу! У меня есть хороший стоматолог. Я тебя к нему отвезу. Согласен? Не дожидаясь ответа, вынул из дипломата свой сотовый телефон и заговорил на рус-ско-английской смеси.

– Серж. Hello! Это Бен. У меня сидит русский гость. У него страшно болеет зуб. Я хочу его к тебе. О, кей?

Уже в машине Влад спросил.

– А что, этот Серж русский?

– Русский. Еще какой, русский! Но парень, что надо! Увидишь.

На табличке, сиявшей рядом с входной дверью, Козьмичев прочитал – доктор Serg Dove и, несмотря на боль, усмехнулся – не доктор, а голубь...

Они позвонили. Открыла дверь симпатичная женщина и приветливо сказала.

– Doctor Serg is not available now. Please wait a little.

Через десять мучительных для Козьмичева минут из двери кабинета выскочил бледный па?циент.

– Ужас! – подумал Козьмичев. – Зачем это я согласился? Да и зуб уже успокаивается...

И опешил. Вслед за бледным пациентом из кабинета вышел... Серега Голубев!!! Мысль у Козьмичева летела с космической скоростью.

– Не может быть! Серега! Точно! Серега! Не может быть! Бред какой-то!

Потом услышал давно забытый, но абсолютно узнаваемый голос.

– Бен, где твой друг?

Перед ним, с абсолютно дурацким выражением лица, стоял и что-то беззвучно произносил Серега.

– Охуеть! – мгновенно прочитал Козьмичев. – А потом услышал то же самое, но вслух.

– Охуеть! Влад! Ты?

– Серега! С ума сойти! Серега? Мать твою! Не верю!

Недоумевавший профессор смотрел на эту фантасмагорическую сцену и не мог понять, что происходит. А мистер Серж и товарищ Влад прыгали друг возле друга и радостно матери-лись, как нью-йоркские мусорщики. Пришлось вспомнить то, чему во время стажировки его учили русские друзья.

– Вы, дятлы хреновы, остановитесь! "What's the matter?" (Что случилось?)

Первым пришел в себя Серж.

– Бен! Это мой old Russian friend! (Это мой давнишний русский друг! Мы не виделись больше десяти лет!)

Настала очередь выразить восторг профессору Солу.

– Stunned! On this occasion to drink! (Обалдеть! По этому поводу надо выпить!)

– It"s impossible! But I have a toothache! (У меня болит зуб!) – Напряг свой английский сло?варный запас Влад.

– Это ж надо! Не зуб бы, так и не встретились! Ладно! Пойдем в кабинет. Посмотрю, чем твой зуб болеет.

Усадил Влада в кресло. Надел стерильные перчатки.

– Нет, я сейчас чокнусь от всего от этого! У меня в кресле Влад!? Давай, показывай. О, брат! Тебе его лечили... Российские ручки сразу видны! Оторвать бы их! Ладно, поможем!

– А больно не будет?

– Нет! Ты что, в России? Молчи! Сейчас я тебе рентген сделаю.

Через час Козьмичев встал с кресла стоматологического кабинета в городе Нью-Йорке. Его лечил вынырнувший из небытия бывший плотник из далекого сибирского городка Касинска Сергей Голубев. Так как времени не было, они договорились, что завтра рано утром Серж заедет за Владом. Они смогут посидеть в каком-нибудь ресторанчике и поговорить.

Все время, проведенное вместе, Серега рассказывал о своей одиссее. Оказывается, идея сбежать из Союза появилась у него спонтанно. Тогда, когда после шторма его сухогруз "Амур" стоял в японском порту .... А еще точнее – перед тем, как он с группой коллег готовился к прогулке по городку. Может быть, так ничего бы и не случилось, если бы... Если бы в чемодане, где лежала еще ни разу не надетая рубашка, он не наткнулся на выписку из зачетки, полученную тогда, когда решил бросить медицинский институт. Как и зачем она попала в чемодан, в который он собирал вещи, необходимые в плаванье, он так и не понял. Видимо, случайно. Развернул. Это была выписка за все четыре курса мединститута. Неожиданно взгрустнул. Ведь еще немного – и был бы ты, Серега, дипломированным стоматологом. И вдруг его пронзила мысль. а почему бы не продолжить? Нет! Не в Союзе! В свободном мире... Ведь такого шанса больше не будет! Никогда! Он не вспомнил ни об оставшейся в Касинске матери, ни о могиле отца, ни о других родственниках и друзьях. Действовал, как автомат. А потому абсолютно спокойно. Погладил рубашку. Брюки. Положил выписку в карман куртки. Выслушал инструктаж помощника капитана, о котором говорили, что он стукач КГБ. С пятью парнями сошел на пирс, к которому вплотную подходили жилые кварталы.

Туда они и направились. Наткнулись на маленький домик с рисунком бутылки и надписью по-английски "The Crab Away" (У краба в гостях). Поняли, что это что-то вроде русской рю?мочной. Парням очень хотелось попробовать японскую водку саке, но на всех у них было два доллара, и Серега уговорил идти дальше. Просто посмотреть на эту невидаль. У него уже был план – увидеть полицейский участок, заскочить туда и, используя свое, когда-то неплохое знание английского, сказать. "I'm Russian. Ask for political asylum. (Я русский. Прошу политического убежища").

Однако все произошло неожиданно. Они уже возвращались на "Амур", когда к одному из од?ноэтажных домиков подъехала машина. Из нее вышли двое полицейских. Они зашли в дом, оставив дверь открытой. Решение пришло мгновенно. Серега рванул. Влетел в дверь. Увидел этих двоих и еще одного, видимо, начальника и заорал.

– "I'm Russian. Ask for political asylum!

Ошеломленные японцы смотрели на него.

–I'm Russian. Ask for political asylum! I'm Russian. Ask for political asylum. I'm Russian. Ask for political asylum! Help me!

Через мгновенье, услышав его исступленные вопли, в помещение влетели моряки.

– Серега, ты что?! Ты что?! Нам на "Амур" надо!

Он продолжал кричать свое. Парни схватили его и, несмотря на отчаянное сопротивление, потащили к выходу. Но полицейские, уже понявшие, что происходит, вмешались в потасовку. От их дубинок досталось не только парням, но и Сереге. Парням ничего не оставалось, как отби?ваться от дубинок. Серега вырвался и, увидев какую-то дверь, влетел в нее. Он слышал все, что происходило за тонкой стенкой. Слышался русский мат, удары полицейских дубинок и кулаков. Его всего трясло. Вскоре все затихло, и в дверь вошел полицейский, которого он принял за на?чальника.

– Who are you? (Ты кто?) – рявкнул он на ужасном английском. – Give me your passport! (Дай пас?порт!)

Серега протянул паспорт. В комнату вошли те двое, грубо защелкнули наручники и, вый-дя, закрыли дверь на ключ. Серега еще несколько раз прокричал свое.

– I'm Russian. Ask for political asylum! Help me!

Никто так и не откликнулся. Потом за стенкой замолчали. Стало тихо. Только то?гда Серега увидел, что в комнате нет ни стула, ни стола. Маленькое оконце оказалось с решет?кой. В углу, на полу лежало нечто, напоминающее коврик.

– Циновка, – догадался он. Вспомнил, как сидят японцы – на скрещенных ногах. Сел. В полной тишине прошел час, другой... Ноги стали затекать. Он вставал. Ходил по комнатке. Думал. Думал. Думал. Потом захотелось пить. Стукнул ногой по двери. Тишина... За окном начало быстро темнеть. Периодически сту?чал в дверь. Результат тот же. В конце концов, утомленный всем, что случилось этим днем, он заснул. Проснулся от яркого света, бившего откуда-то с потолка. Перед ним стояли трое. Два японца и европеец. С трудом встал и произнес свою заученную фразу.

– I'm Russian. Ask for political asylum! Help me!

Европеец что-сказал на японском, и с него сняли наручники.

– Вы кто? – спросил европеец по-русски. Не очень чисто, но понятно.

– А вы?

– Я представляю посольство США. Зовите меня Стив. Так кто Вы?

Сердце Сереги запрыгало. Неужели все не зря!

– Я – Голубев Сергей. Моряк с советского сухогруза "Амур". Прошу политического убежища... Скажите им, чтобы дали попить.

– Такое дело, мистер Голубефф, – продолжал американец, пока Сергей жадно пил из прине?сенной бутылки. – Сейчас ты поедешь со мной.

– Пусть эти мне паспорт вернут и бумагу, что в нем.

– Они у меня, – сказал Стив. – Сейчас ты сходишь в туалет, и мы поедем.

Сергей не верил своим глазам и ушам.

– Куда?

– Куда надо! – жестко ответил Стив.

В машине, кроме водителя и Стива, сидели двое военных, мордастые и плечистые парни с пистолетными кобурами на животах. Один из них вышел, нагнул голову Сереге и толкнул его на сиденье. Серега оказался между ними. Сначала он думал, что его везут в американское по-сольство. Но, разглядев на эмблемах аббревиатуру MP, вспомнил, что расшифровывается она как военная полиция. И разволновался. Значит, не в посольство, а куда-то в другое место. Но что он мог поделать в этой ситуации?

– Слушай, Стив. Завези куда-нибудь поесть.

Американец молча открыл какой-то ящик, стоявший между ним и водителем. Вытащил большой пакет и протянул Сереге.

– Это армейский пищевой пакет. От их жратвы – кивнул он в сторону проносившихся мимо машины поселков и городков – как у вас говорят, загнешься!

Серега покрутил пакет, но так и не понял, как его вскрыть. Парни, сидящие с ним, заулы-бались. Один взял у него пакет, откинул от спинки переднего сиденья столик, примерно такой, как в самолетах. Показал, с чего начинать. Это было первое знакомство с американским фаст-фу?дом. Сереге почти все показалось таким вкусным! Был даже пакетик с лимонным чаем! Сал-фетки для губ! Фантастика! Американцы смотрели на него и смеялись.

– Well? Yummy! (Ну как? Вкусно?)

Серега поднял большой палец.

– Excellent! (Отлично!)

Еда Серегу привела в весьма подходящее для данной ситуации настроение. Сидел, крутил головою по сторонам и ощущал себя так, как Алиса в стране чудес. Он стремительно переме-щался в неведомый мир! Но вскоре мелкие поселки и городки закончились. Машина подъехала к аэродрому. А потом и к стоящему на взлетной полосе маленькому и красивому самолетику. Вышли. Парни взяли его под руки и подвели к маленькому трапу. Самолетик загудел приятным баритоном, пробежал немного по бетонке и взлетел. Стив прошел в кабину летчика.

– Куда это они меня? – размышлял Серега, глядя в широкий иллюминатор.

Картина, разворачивавшаяся под самолетом, была невообразимой красоты. Слева и справа бескрайний океанский простор, окаймлявший острова, Изумрудные поля, разрезаемые лентами автомобильных и железных до?рог от города к городу. Все это, под косыми лучами еще не высоко поднявшегося солнца выгля?дело чем-то нереальным. Вспомнилось, что еще в Касинске он прочитал "Ветку сакуры" Все?волода Овчинникова. Но то была книга! А здесь и сейчас перед ним развертывалась панорама настоящей Японии!

Вскоре самолет начал снижение, и Серега увидел конусообразную гору с черным провалом посредине. Провал был окружен белым покрывалом. Да это же Фудзияма! Так вот, куда меня привезли! В Токио!

?– А ты знаешь, ведь меня тогда в КГБ вызывали, -? вставил Влад. – Я, честно говоря, даже трухнул. Думал, что из-за театра. Помнишь, я рассказывал, что от роли Ленина отказался. А оказалось, из-за тебя. Они решили, что мы с тобой заодно. Все пытали, зачем я тебе вызов посылал, не вел ли ты антисоветских разговоров. Тогда-то я узнал, что ты деранул. Но куда – не сказали. Потом от парней с "Амура" дошло, что в Японию. Мы с Ленкой сначала не поверили. Ты ведь на то, что имеешь такие намерения, даже не намекал.

– Я и вправду не думал. А тут как навалилось... Некогда было думать... Я тогда обо всех родных забыл. На одних рефлексах действовал... Ладно. У тебя время есть? Мне ведь еще о многом рассказать надо. Ты ведь первый после жены все это слышишь. Только ей всего не понять. Американка! Им наши русские страсти до лампочки!

После выхода из самолета его те же парни быстро и грубо затолкали в большой черный джип, в салон, отделенный от водителя непрозрачным стеклом. Машина помчалась. Сергей по-пытался отодвинуть занавеску на окне салона, но ему этого не позволили сделать. Ехали весьма дол?го. Вышел он из джипа в каком-то закрытом дворе. Перед ним возвышалось громадное здание. Эти же крепкие ребята бегом ввели его в подъезд. Лифт. Затем по длиннющему коридору завели в помещение и оставили одного. Стало ясно, что с ним обращаются, как с преступником. Но здесь, в отличие от его первого места пребывания на японской земле, было вполне ком?фортно. Стол с креслом. Стул. Столик. На нем какой-то прибор со стопкой бумажных стаканчи?ков возле него. Значит, можно попить. Правда, из окна ничего не было видно. Стекло в нем напо?минало тонированную перегородку в джипе. Камера, что ли? Но воздух в помещении был непривычно свежий и чистый. Шел он из квадратного зарешеченного отверстия на потолке. По?пробовал напиться. На приборе были две кнопки – синяя и красная. Вспомнил, что такие цвета стоят на обычных кранах. Подставил под носик стаканчик. Нажал красную. Приборчик зажуж?жал. Полилась струйка теплой воды. Нажал синюю – полилась холодная! Сидел на стуле, попивал водичку и размышлял, как долго будет один. Хорошо, что были часы! Он уже начал злиться, когда из двери в стене комнаты вышел Стив.

– Значит, так. Сейчас тебе принесут еду. Потом с тобой будут беседовать.

– Где мой паспорт? Зачем вы его забрали?!

– Не беспокойся! Не пропадет!

Из этой же двери появился высокий негр с подносом. Поставил его на стол. Отдал честь Стиву и вышел.

– Ешь, – сказал Стив и исчез за той же дверью.

Делать нечего, а есть уже хотелось. Поел. Запил каким-то вкусным напитком из высокого бумажного сосуда. Можно жить. Но неизвестность сильно тревожила. Спустя час из той же двери вышел русоволосый парень в сером костюме, сел в кресло и неожиданно на чистейшем русском произнес.

– Мистер Голубев! Вы находитесь на территории посольства США. Я Рич Нельсон. Я уполномочен задать Вам несколько вопросов.

К тому времени Сергей уже все обдумал и решил действовать напористо.

– Я сбежал с территории СССР для того, чтобы попросить у США политического убежи-ща. А вы держите меня, как преступника. Пока мне не дадут написать прошение, ни на какие во?просы я отвечать не буду.

– Ваше право. Вот ручка – пишите.

– Кому писать?

– Президенту США Рональду Рейгану. – И вышел. Видимо, советоваться.

Дрожащей от волнения рукой Сергей вывел.

Уважаемый, г-н президент США Рональд Рейган!

Написал один вариант, другой... Все не то! Наконец, получилось.

"Я, гражданин СССР, Сергей Алексеевич Голубев, бывший член экипажа советского судна "Амур". В настоящее время нахожусь на территории посольства США в Японии и прошу у Вас политического убежища".

Переписал начисто в двух экземплярах. Дождался Нельсона.

– Вот два экземпляра. Кому отдавать?

– Можно мне. А зачем два?

– Распишитесь на том и другом. Один мне, один Вам.

–And you're a guy does not miss. (А ты парень не промах.)

Расписался. Поставил дату. Место, где прошение было написано. И началось...

Кто он? Откуда? Возраст? Кто родители? Есть ли братья и сестры? Образование? Почему бросил учебу? Что делал после этого? Кем и как долго плавал на судне? И т.д. и т.п. Потом пошли вопросы о членах команды "Амура", вплоть до капитана. Где жил и с кем дружил на берегу? Есть ли знако?мые, друзья, родственники во Владивостоке? И т.д. и т.п. К вечеру Сергей уже мало что понимал и соображал. Нельсон закончил его мучать и ушел.

Тот же негр принес поднос с едой. Потом пришел еще один. С наручниками. И отвел его в другое помещение, напоминающее гостинич?ный номер. С раздельным туалетом и ванной. Сергей посетил и то, и это. В ванной, на столике под зеркалом лежал бритвенный прибор, крем для бритья, какие-то баночки и нераскрытый пакет с мочалкой. Стояли баллончики с мылом и шампунем. Для него, советского парня, еще вчера мывшегося в судовом душе и бегавшего в общий гальюн, это было чересчур!

Назавтра все продолжилось. Задавались те же вопросы. Проверяют. Потом его заставили вспо?минать, какие военные объекты и где он видел. Если видел, то что о них знает... И так целую не?делю. Правда, условия были хорошие. И каждый день обязательные прогулки по двору. Делать нечего – и Сергей терпел. Поскольку понимал – иного быть не может. Несколько раз он спрашивал Нельсона о том, что будет дальше, но тот только и отвечал, что от него ничего не зависит. Спустя неделю допросы прекратились. Что из представляющего интерес для разведки США мог знать бывший студент стоматологического факультета и простой матрос обычного сухогруза? Да ничего. Предположить, что он агент КГБ, можно было лишь в дурном сне. Операция с терпящим бедствие во время шторма русским судном и спасением его японцами была не по силам даже всемогущему КГБ. И от Сергея отстали.

Правда, еще целый месяц он пробыл в мучительном неведении и безделье. Единственным плюсом в это время было то, что он стал лучше понимать и говорить на английском. Потом Не-льсон привел его к Консулу, торжественно сообщившему, что Сергею Голубеву, политиче?скому беженцу из Советского Союза, Президент США Рональд Рейган решил предоставить политическое убежище. Вручил паспорт, на синей обложке которого красовалась Большая печать США. У Сергея тряслась рука, когда он принимал этот документ.

В этот день он не мог ни есть, ни пить, Всю ночь шатался по своим, как он их называл, апартаментам. Возбуждение было такое, что замерь температуру – шкалы градусника просто бы не хватило. Заснул лишь под утро. И первой мыслью его была – у меня паспорт гражданина США! Пусть временный. Но паспорт! Еще два месяца назад ему такое даже не снилось. На дру-гой день Нельсон вернул его морской паспорт, выписку из институтской ведомости и спросил, до какого горо?да США ему нужен билет. В ответ, что все равно, посоветовал лететь туда, где живет много русских, то есть в Нью-Йорк. Подумал – и дал адрес своего друга, преподавшего в Колумбийском университете. Друга звали Бен Сол.

Влад слушал Сергея и никак не мог избавиться от ощущения, что все это происходит не с ним. Ему казалось, что это не он, а кто-то другой сидит в маленьком американском ресторанчи-ке и слушает исповедь незнакомого человека.

– Вот она, писательская натура, – подумалось ему, – все для нее только источник сюжетов! А Сергей продолжал. Первый год был очень трудным. Спасибо Бену за его теплое отношение! Помог и с квартирой, и со всеми неизбежными делами в различных организациях. Но главное – с работой. Спустя два месяца, Сергей устроился младшим санитаром в госпиталь. Мыл полы, туалеты, делал другую гряз?ную работу. На следующий год, когда он уже в достаточной степени освоил язык, Бен помог с по?ступлением в медицинский колледж при Нью-Йоркском университете. Сначала были трудно?сти с языком, но они компенсировались знаниями, полученными на трех курсах мединститу?та. Да и память у него была хорошая. Там он познакомился с будущей женой, дочерью вла?дельца стоматологического кабинета, у которого начал работать помощником врача. А потом, когда тесть умер и кабинет перешел по наследству к его единственной дочери, стал практикую?щим стоматологом. Ко времени встречи с Владом у них уже было трое детей и большая кли?ентура.

– Ну вот! Рассказал я тебе про всю свою жизнь. Вроде все о, кей... Только вот про маму и сестру так ничего и не знаю. Поначалу писал им. Ответа так и не дождался. Видать, ваши гэбэшники письма перехватывали или отвечать запретили. Я ведь, наверняка, там во врагах народа числюсь. О том, что Бен к вам поедет, я не знал. Знал бы – письмо маме передал. А, мо-жет, ты это сделаешь? Вот! Целую ночь писал! Всю душу вывернул. Там три фото. Ты прости, Влад, что я все о себе. Ты-то как? Как Ленка?

То, что Влад не простой матрос, Сергей понял с самого начала. Иначе не был бы он гостем американского профессора, да и вообще не попал бы в Штаты.

Но свободное время у Влада уже подходило к концу, и он ограничился кратким изложени-ем того, что произошло с ним за эти годы. Сказал, что с Леной он уже давно разведен. Что она вышла замуж и уехала в Израиль. Дочь увезла с собой, а сын живет в Москве и учится на художника. Что сам окончил Литературный институт. Работал журналистом. Сейчас писатель и главный редактор литературного журнала. Рассказал и о том, что несколько лет назад был в Касинске. Что город сильно изменился. Сергей слушал его и еле сдерживал слезы.

Пообещал, что письмо отправит, как только вернется в Союз. Потом они обменялись телефонами, и Сер?гей довез его до корпуса в университетском кампусе, где шло заключительное заседание фо?рума. Главе делегации Влад сказал, что ездил к стоматологу для завершения процедуры лечения зуба.

Глава 33

Павлик и Юлька

Пока добирались до Москвы, было время подумать об этой неожиданной встрече, вско?лыхнувшей в душе события уже далеких лет молодости. Ему хотелось определиться со своим отношением к судьбе Сергея. Жалел он его или завидовал? Если объективно, то перед ним предстал вполне успешный человек, получивший в этой стране образование и профессию, об?ретший семью, детей и, видимо, материальное благополучие. Но как только он вспоминал его глаза – глаза человека, потерявшего связь с Родиной и родными, перед ним сразу возникал образ, безо всякой натяжки, трагический. И он не был бы писателем, если б не оценил то, что жизнь подарила ему такой сюжет. Первое, что он сделал в Москве, это отпра?вил в Касинск письмо Сергея.

Но, как известно, бытие наше много богаче нашего о нем представления. Радость от возвращения к работе, от встречи с Женей и дочерью вскоре была сильно омрачена. Как-то ему в редакцию позвонил Павлик, с которым он не виделся уже больше двух месяцев. Поговори?ли о том, о сем, а потом тот сказал, что у него есть серьезная проблема, которую бы он хотел обсудить. На его встревоженный вопрос, что случилось, Павлик лишь ответил, что ничего страшного, и сказал, что заедет к ним завтра вечером. Первой мыслью Владика было – видимо, ре?шил жениться. Парень уже взрослый, скоро институт закончит... Имеет право! Да и квартира есть... Женя, с которой он поделился этой новостью, была такого же мнения.