Текст книги "Паноптикум Города Пражского"

Автор книги: Иржи Марек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

Он то мрачнел, то улыбался, в зависимости от того, какие мысли приходили ему в голову, но в самой глубине души у него теплилось странное радостное чувство. Наконец-то у него появилась какая-то цель! Придя домой, он насвистывал. Пани Соуградова облегченно вздохнула. Она не догадывалась, что вскоре поведение мужа начнет действовать ей на нервы. Жены иногда ведут себя очень непоследовательно.

Теперь пан Соуграда начал просиживать целые дни в комнате один, окруженный железнодорожными справочниками, к которым он не разрешал жене даже прикасаться, и тщательно что-то выписывал из расписаний поездов. Однажды вечером он сообщил своей жене, чтобы она не удивлялась, если ему придется немного попутешествовать. Ничего страшного в этом нет, но на поездку потребуются деньги...

Когда жена попыталась протестовать, он сказал:

– Ничего не поделаешь, мне это доктор прописал.

Куда он поедет – этого пан Соуграда не сказал. Впрочем, он и сам пока не знал.

Знал он лишь одно: на месте убийства, в Штяглавицах, несколько раз появлялся к вечеру неизвестный железнодорожник. Населенный пункт Штяглавице – первая станция на линии Незвестице – Рокицаны, по которой ходят только пассажирские поезда. Из их числа попробуем отобрать поезда, которыми можно из Рокицан приехать к вечеру в Штяглавице.

Но сюда можно прибыть и из других мест. Например, из Пльзени, хотя это и далековато, к тому же придется делать пересадку в Незвестицах. Для этого понадобится поезд, который идет из Пльзени после четырех (когда у нормального железнодорожника заканчивается служба) и позволяет сделать пересадку в Незвестицах.

Ну а потом есть еще и третья возможность: линия Пльзень – Непомук – Хораждёвице, и далее до Будейовиц, и даже дальше, до самых Велениц. Железнодорожники ездят бесплатно, так что для него расстояние роли не играет, ему даже выгодно, что место преступления находится далеко от места его проживания. Но этот маршрут нельзя растягивать до бесконечности; если тот человек заканчивал службу не раньше четырех, он мог выезжать из Хораждёвиц, не дальше.

Пан Соуград нарисовал схему линий, вписал названия станций, сверился с расписаниями поездов и описал старым циркулем большой круг. Внутри круга у него оказались все поезда и все населенные пункты, которые вообще заслуживали внимания. На всякий случай он внес туда же данные и о регулярных грузовых поездах. И, довольный, потер руки: где-то в этом кругу должен находиться незнакомый железнодорожник.

Или не должен... Потому что жизнь сложнее любых вычислений.

Но с чего-то начинать нужно, поэтому будем считать, что мои сведения верны. Впрочем, издалека этот человек никак не мог быть. Во-первых, он свободен только во второй половине дня, во-вторых, он обязательно из этих краев – иначе откуда бы ему знать про одинокую женщину с собственным домом в Штяглавицах?

Пан Соуграда отправился в свои долгие и безрезультатные путешествия, а жена тихо заламывала руки ему вслед. Он и сам не знал, каков этот его круг – то ли волшебный, то ли порочный, но не сомневался, что круг этот очень важный.

Ведь на каждой станции понадобится выйти, поговорить с железнодорожниками, на это потребуется время. Приехать нужно хотя бы дважды, а вдруг именно сегодня человек, которого ты разыскиваешь, случайно не окажется на своем рабочем месте?

Пенсионер не может спрашивать у начальника станции, сколько у него народу и сколько присутствует сегодня на службе, пенсионер вообще ничего не может, разве что ротозейничать, вести пустые разговоры и делать вид, что у него здесь какое-то дело. Скажем, ему нужны списанные шпалы на дрова. С течением времени пан Соуграда нашел целую кучу различных предлогов, которые позволяли ему ошиваться вокруг маленьких станций и вступать в разговоры с людьми.

А время не стояло на месте. Если бы он вел расследование, находясь на службе в полиции, начальство наверняка устроило бы ему разнос за такую медлительность. В этом смысле у пана Coy грады было большое преимущество: он никому не подчинялся и бег времени не очень его тревожил.

Очутившись на границе круга, очерченного им, и ничего не найдя, он опять вернулся в его центр.

Пришла зима. Пан Соуграда отсиживался дома, лечил свой ревматизм да глядел, как сыплет снег за окном. От нечего делать он заново просматривал расписания поездов.

Как только пришла весна – а его интересовало именно холодное ее начало, когда люди еще ходят в пальто, – он опять вышел на свой маршрут. Пани Соуградова была убеждена, что он окончательно тронулся.

Однажды он ходил по станции Мирошов (есть такая станция, если ехать на Рокицаны) и уже собирался было возвращаться, как вдруг заметил пожилого железнодорожника, который старательно и неторопливо чистил дорожку вдоль путей за вокзалом. Движения его были медленными, как у людей, привычных работать весь день и делать свое дело основательно.

Вот он разогнул спину и сделал несколько шагов назад, к тачке, чтобы вывалить в нее куски срезанного дерна.

Правая пола у этого человека свисала ниже левой; он ходил немного согнувшись, словно носил на одном плече невидимый груз.

У пана Соуграды заколотилось сердце. Боже милостивый, а ведь я оказался прав! Я оказался прав! Я, просиживавший штаны в Бюро находок... Я, вылавливавший карманников на вокзале.

От радости и от восхищения собственной смекалкой у него закружилась голова и в глазах потемнело.

Железнодорожник не обращал внимания на пана Соуграду, так как работал спиной к нему. Позже, проезжая мимо с полной тачкой дернин, он недоуменно посмотрел на пана Соуграду, словно удивляясь, что делает здесь, за вокзалом, посторонний человек. Он высыпал дерн на компостную кучу и стал очень старательно разравнивать его граблями.

– Для сада это здорово пригодится, – сказал пан Соуграда. Железнодорожник покосился на него, но ничего не сказал.

– Я говорю, для сада пригодится! – прокричал пан Соуграда. Человек раздраженно обернулся:

– Я слышу, не глухой...

Сказал это так, что сразу стало ясно: вступать в разговоры он не намерен. Подхватил тачку и побрел назад.

Пан Соуграда молча глядел ему вслед. Оглянувшись на полпути, железнодорожник увидел, что незнакомец не сводит с него глаз. Он не подал виду, что это его тревожит, но, продолжая работать, то и дело бросал на незнакомца настороженный взгляд.

Пан Соуграда видел совершенно ясно: пальто у. этого человека в самом деле длиннее с одной стороны. И он отлично знает, что я здесь стою, и это ему явно не нравится...

В конце концов железнодорожник выпрямился и крикнул:

– Это железнодорожное полотно, посторонним здесь нечего делать!

Пан Соуграда пожал плечами и вернулся на перрон, но продолжал наблюдать за работой этого человека. Тот хоть и делал вид, что ему это безразлично, но время от времени исподлобья, недоверчиво поглядывал на пана Соуграду.

Домой пан Соуграда вернулся в отличном настроении:

Ну вот, мамочка, с разъездами покончено! Теперь буду ездить только в Мирошов.

А зачем, скажи на милость?

Меня там один железнодорожник интересует.

А он, случаем, не в юбке? – сказала хозяйка дома, и пан Соуграда залился веселым смехом. Раз тебя все еще ревнуют, значит, списывать еще рано, даже если ты на пенсии!

Как зовут того железнодорожника и где он живет, пан Соуграда разузнал в трактирчике у мирошовского вокзала. Выяснил он также, что этот Йозеф Соукуп работает на железной дороге двадцать с лишним лет, что человек он тихий, скромный, не очень общительный, давно уже овдовел и живет в собственном домике на окраине Мирошова.

А я слыхал, что он ездил прицениваться к какому-то дому! – сказал пан Соуграда.

Быть того не может, – возразил молодой дежурный по станции.

Ну, тогда, значит, он ездил присматривать себе хозяйку, – улыбнулся пан Соуграда.

Вот это уже больше похоже на правду, да и женщины были бы не прочь, ведь он же будет получать пенсию. Но вообще-то он нелюдим.

Пан Соуграда допил свое пиво и незаметно исчез. За вокзалом железнодорожник Соукуп тщательно сгребал листву в садике начальника станции. Пан Соуграда остановился у забора и стал наблюдать.

Время от времени Соукуп оглядывался на него. Казалось, у него чуть-чуть дрожат руки.

На следующий день Соуграда приехал снова...

Толкая впереди себя тележку, железнодорожник Соукуп подошел к поезду, чтобы принять посылки, потом вернулся с ними в камеру хранения. Соуграда подошел к стеклянным дверям и заглянул внутрь.

Соукуп раскладывал посылки по полкам, но, увидев лицо, которое теперь так часто возникало перед ним, бессильно опустил руки.

Потом он вдруг повернулся к дверям, резко распахнул их:

– Что вам от меня нужно?

– Ничего, – улыбнулся пан Соуграда. – А ведь мы знакомы.

– Не припомню, – проворчал железнодорожник и попятился от дверей.

Как же, по Штяглавицам, – сказал пан Соуграда и просунул ногу между створками дверей, чтобы тот не мог их захлопнуть. – Три года тому вы туда ездили осенью, вы еще всегда приезжали по вечерам.

– Нет... Я не ездил! – глухо сказал человек, уставившись в землю.

– Ну как же. К Марии Доубковой.

Человек сузил глаза. Если б не люди на перроне, он бы на меня бросился, подумал пан Соуграда, делая шаг назад. Человек захлопнул двери.

Пан Соуграда улыбнулся и поехал домой первым же поездом. Собственно, я уже знаю достаточно и можно было бы идти в уголовную полицию. Йозеф Соукуп, который, как установлено, проживает и работает в Мирошове, говорит, что в Штяглавице не ездил, но свидетельница Отагалова его опознает...

Соуграда затряс головой. Нет, не так это просто. Очевидно лишь то, что я вышел на нового человека в этом старом деле. Может быть, пан советник и похвалил бы меня за способ, которым я его нашел. Ну а дальше что? Что, если эта Отагалова его не опознает? Нет, идти в полицию еще рано... За этим человеком еще нужно понаблюдать. Иначе Брожик скажет: "Я думаю, любезный Соуграда, теперь ты понял, что поймать убийцу – дело нешуточное".

Конечно же, нет. Но это игра – и ее нужно продолжать. Когда он в очередной раз покупал билет до Мирошова и обратно, барышня в кассе сказала ему:

– Видно, там очень хорошо, раз вы ездите туда каждый день.

– Очень, – улыбнулся он. – Будь я помоложе, я пригласил бы вас поехать со мной.

В тот день железнодорожник Соукуп забился в служебное помещение и вообще не выходил из него. Когда он в конце концов высунул голову и увидел, что на него уставились все те же настырные глаза, он тут же скрылся.

А однажды за посылками к поезду подошел какой-то парень: Йозефа Соукупа нет на станции, у него сегодня выходной.

– Наверное, он в лесу, – сказал парень.

Чтобы не терять времени зря, пан Соуграда сходил в Мирошов, поглядеть на дом Соукупа. Он не ожидал увидеть дом в таком образцовом порядке. Забор свежеокрашен, во дворе два крольчатника и безукоризненно сложенная поленница дров. Этот человек – педант, сказал себе пан Соуграда, он все делает обстоятельно, не жалея времени. И дрова сложил как следует быть. Внизу два ряда березовых поленьев, потому что они не боятся сырости, потом ель, а наверху – сосна.

Пан Соуграда подергал за скобу калитки. Калитка была заперта. Все, что он мог сделать, – это обойти вокруг дома и вернуться. И он огорчился, потому что жаль было каждого дня.

Но пан Соуграда не знал, что Соукуп не ходил в лес. Он был дома и видел, как незваный гость ходит вокруг его дома. Видел его сверху, с чердака, сквозь щели в слуховом окне. Видел, как он дергал калитку.

Когда на следующий день пан Соуграда опять приехал в Мирошов, в тупике у вокзала стояла дрезина. Как только поезд ушел и линия освободилась, дрезина укатила. На ней был Йозеф Соукуп. Пан Соуграда отлично заметил, как этот человек смерил его взглядом, в котором таилась насмешка. Ускользнул я от тебя... И еще ускользну...

Игра? Нет, это уже было скрытое единоборство, и конца ему пан Соуграда пока не видел.

Вернуться домой несолоно хлебавши? Или, может, еще разок наведаться к дому Соукупа, поговорить с соседями? Рано или поздно, но человек обязательно узнает что-нибудь полезное.

А завтра, Йозеф Соукуп, я появлюсь опять. И послезавтра, и каждый день. Пока ты не скажешь: ладно, я расскажу вам, как это было... И это будет конец моей игры.

Но пока конца не было видно, тем более благополучного конца. Если дело не клеится, лучше бросить его, пока не поздно. Сегодня у меня невезучий день, недовольно ворчал пан Соуграда, так как разговор с соседями не дал ему ничего нового. В одном доме ему повторили то, что он уже знал, а в другом он с самого начала почувствовал, что с ним осторожничают. Видно, они заметили, как он выходит из первого дома, и насторожились. Если он и здесь скажет, что присматривается к дому Соукупа, желая купить его, этот предлог не сработает.

Вот почему он напустил на себя сокрушенный вид и, словно опасаясь, что его кто-нибудь подслушает, тихо сказал:

– Похоже, придется мне выложить вам все начистоту. Дело в том, что этот пан Соукуп интересуется нашей родственницей, вот я и хочу узнать, что он за человек. Вы меня понимаете?

Это-то они понимали, еще бы нет, они даже обрадовались, потому что пан Соукуп хоть и большой нелюдим, но человек очень порядочный. И к тому же будет получать пенсию...

Ну что ж, оставалось лишь проститься и попросить оставить услышанное при себе. Но он хорошо знал, что, как только он скроется из виду, они побегут с этой новостью к соседям.

Он медленно шагал мимо притихшего дома Соукупа. И вдруг остановился, опешив. Что это? Двор чисто подметен, как всегда, но дрова... Ну да, образцово уложенные поленья хоть и на своем месте, но порядок их нарушен. Внизу остался лишь один ряд белых березовых поленьев, во втором оказалось несколько еловых. А недостающие березовые поленья попали аж в третий ряд! Скажите пожалуйста! С чего бы этот порядочный нелюдимый человек стал вдруг перебирать поленницу, да еще к тому же ночью, когда даже не разглядишь, что за полено у тебя в руке?

Когда пан Соуграда вернулся на вокзал, дрезина опять стояла в тупике. Он обошел весь вокзал в поисках "своего" человека. Посыпал дробный весенний дождь. Тут и появился железнодорожник, он пришел спрятаться под навес, где уже стоял пан Соуграда.

Они посмотрели друг на друга.

– Вы сделали ошибку, – тихо сказал пан Соуграда. – Большую ошибку. У вас еще есть время признаться.

Железнодорожник зашевелил губами, растрескавшимися до крови, словно от горячки. Он замотал головой, но из горла его не вырвалось ни звука. Он выглядел так, будто у него началось удушье.

– Я расследовал это убийство три года тому назад. Теперь я закрываю дело. Пока у вас еще есть время.

Человек вытянул руки, как бы защищаясь. На станцию прибывал поезд. Пан Соуграда поспешил на перрон. И правильно сделал. Не потому что опаздывал, поезд бы от него не ушел, – просто он понял, что этот человек вот-вот убьет его.

Когда на следующее утро автомобиль пльзеньской уголовной полиции прибыл в Мирошов и остановился перед домом Йозефа Соукупа, соседка из дома через дорогу сказала, что его нет Дома. Но они уже побывали на вокзале и знали, что сегодня он не вышел на службу и поэтому должен быть дома.

Они вышибли калитку и вошли во двор. Пан Соуграда остановился у образцово сложенной поленницы.

Тут он услышал, как Брожик, заглянувший в окно, кричит: – Он там... Висит в дверях.

И Брожик посмотрел на Соуграду с нескрываемым изумлением.

ЭРЦГЕРЦОГ

– Больше вы меня здесь не увидите!.. – воскликнул молодой Леопольд Перглер и хлопнул дверью.

Всем своим видом воплощая оскорбленное достоинство, он спустился по лестнице отцовского дома и вышел темным проездом на хмурую брненскую улицу. Чаще всего сыновья из состоятельных семейств покидают отчий дом именно таким образом. А если б они не чувствовали себя оскорбленными – зачем тогда им расставаться с любящей маменькой, которая по мере сил оплачивает сыновние долги, со старой, ворчливой, но глубоко преданной служанкой, с сестрой на выданье, с собакой, обожающей молодого господина?

Но, увы, есть в доме еще и раздражительный отец, которому не дано понять, что молодость бывает лишь раз в жизни...

Очевидно, Леопольд Перглер старший – фирма "Торговля тканями штучно и в раскрой" – никогда и не был молодым, хотя на доме висит фирменная вывеска "Л. Перглер-младший" и относится она, как ни странно, именно к нынешнему Перглеру-старшему. Наследник не был силен в торговых делах, зато бесподобно играл в тарок и не знал себе равных в прикупном марьяже, а везло ему так, что кой у кого это вызывало серьезные подозрения. В "двадцать одно" он играл лишь изредка...

Ну да, а потом еще эти фигуранточки из оперетты, особенно Кики, и еще жена какого-то саперного капитана, и еще много других женщин, потому что наследник дома Перглеров был красавчик что надо.

Однако в данный момент от всех этих бесспорных достоинств ему было мало проку. Он покинул отчий кров после жестокого скандала, оскорбленный этой жалкой монетой в пять крон. Поначалу он хотел было швырнуть ее на отцовский порог, но вовремя сообразил, что пять крон все же лучше, чем ничего, и направился в кафе, чтобы поразмыслить о своем будущем.

Он не догадывался, что не скоро вернется в этот унылый дом и фирменная вывеска "Л. Перглер-младший" успеет к тому времени выцвести и заржаветь.

Эти пять крон не были случайной монетой – это был остаток денег, причитавшихся ему из фамильного состояния. Господин Перглер-старший подсчитал сыновние долги, приплюсовал предыдущие расходы на него, не забыв и про проценты, как и подобает потомственному коммерсанту; после чего, вычислив позиции "дебет" и "кредит", пришел к выводу, что на счету наследника остается ровно 5 кр., каковую сумму он ему и выплатил -немедленно, наличными и без расписки в получении.

Мать убивалась, старая служанка гневно громыхала кухонной посудой, сестра кричала в истерике, что откажется от своего приданого, верный пес считал все это увлекательным спектаклем и радостно лаял. Лишь отец был по-прежнему угрюм и неуступчив. И Леопольд ушел, громко хлопнув дверью.

Не будучи наивным, он знал, что с пятью кронами не очень-то развернешься. Не был он и романтиком и потому не собирался ставить их на банк в наивной вере, что к утру станет миллионером. Там, куда он хаживал играть, его бы вышвырнули на улицу вместе с его пятью кронами.

Вот дедушка Перглер, тот приступил к торговым делам, располагая еще меньшей суммой, но тогда и времена были другие. У нас нынче республика, старая Австрия развалилась, сегодня без капитала в торговлю нечего и соваться. А в карточную игру тем более...

Леопольд Перглер-младший уселся за свободный столик в кафе, изящно взмахнул своей белой холеной рукой, украшенной крупным фальшивым перстнем, и официант принес ему кофе.

"Знал бы он, что сегодня мне нечем расплачиваться!" – тоскливо подумал Леопольд.

Затем он стал перебирать в уме своих знакомых дам, заранее отметая всех, кто был лаком на подарки, и оставлял в памяти лишь тех, кто мог бы ему помочь. Почему-то их оказалось не так уж много. И, что еще хуже, все они были страхолюдные. В конечном итоге его ждала безрадостная перспектива ночевать хотя бы первое время у одной пожилой модистки...

Кофе показался ему безвкусным. Он глотнул содовой воды и с трудом удержался, чтобы не выплюнуть ее на пол. Закажу-ка я вермут, раз уж не собираюсь платить за кофе, могу не платить и за вермут. Щелкнув пальцами, он заказал рюмку вермута.

Да, остается только эта модистка. Мягкое сердце плюс кой-какие сбережения. Это неприятно и почти непорядочно, но что поделаешь? Первый шаг всегда труден. Не станет же содержать меня Кики.

Он заметил, что какой-то незнакомец, сидящий в углу кафе, уже давно и упорно разглядывает его. У Леопольда было неприятное ощущение, что он этого человека знает, но вот откуда– не помнит. Ну и бог с ним, сейчас ему не до посторонних. Пора подумать о себе.

Он еще долго сидел, погрузившись в мрачные раздумья, -официант убрал рюмку из-под вермута и допитую чашку кофе – и тут взгляд его снова скрестился со взглядом этого человека. Леопольд встревожился: а вдруг это детектив! Но с какой стати отец будет нанимать ради меня детектива? И станет ли детектив сидеть здесь, в кафе, и таращиться на меня? Детективы стараются не мозолить глаза. Тут незнакомец встал, подошел к столику Леопольда и с поклоном сказал:

– Вы позволите? Леопольд пожал плечами.

Усевшись лицом к нему, незнакомец деловито спросил:

Житейские проблемы? Леопольд безразлично молчал.

Деньги? – продолжал незнакомец со странным смехом. Леопольд вытянул ноги.

Могло бы вас заинтересовать одно доходное дело? Леопольд поднял бровь.

Незнакомец улыбнулся:

– Позвольте задать вам вопрос: вы владеете немецким? Леопольд кивнул.

– Свободно?

Не выдержав, Леопольд огрызнулся:

– Если вас послал мой папа, можете катиться к чертовой матери!

Незнакомец поклонился:

– Позвольте представиться: Кекуле Ян. Фамилия может показаться странной, не так ли? Но обладатель ее – отнюдь не дурак, и вы в этом вскоре убедитесь. Вас зовут Леопольд Перглер. Кстати, имя у вас просто великолепное – Леопольд!

'То ли сумасшедший, то ли педераст", – подумал Леопольд, презрительно осклабившись. Официант ошивался около их стола, и господин Кекуле поднял руку:

Принесите нам бутылочку красного.

Что вы от меня хотите? – угрюмо спросил Леопольд.

– Хочу сказать вам, что у вас удивительное лицо... Я ведь давно уже за вами наблюдаю.

– И за что же такая честь?

– Все из-за вашего лица, в нем все дело... Вы ведь вылитый потомок Габсбургского рода.

Леопольд Перглер почувствовал, что у него отвисает нижняя челюсть: от изумления он самым вульгарным образом разинул рот.

Незнакомец улыбнулся:

– Видите ли, изучение знатных родословий – в некотором роде мой конек. Смею утверждать, что я знаю их в совершенстве. И я хотел бы заключить с вами деловой союз. Для начала предлагаю вам, скажем, десять тысяч.

На лбу Леопольда выступили росинки пота.

В год? – уточнил он для верности.

В месяц.

В этот момент кельнер ставил на стол бутылку "вавржинецкого" – вот почему Леопольд не мог сказать этому незнакомому или, собственно, уже знакомому господину Кекуле, что он чокнутый. Во всяком случае, подумал он именно так.

– Повторяю, для начала. Потом будет больше. По моим подсчетам, в год будет набегать до полумиллиона.

Господин Кекуле собственноручно разлил вино и поднес к губам свой бокал. Лицо его на миг скрылось за красным искрящимся заревом.

Бокал Леопольда остался стоять на столе. Эта история уже начинала ему приедаться. Ему нужно было думать о ночлеге, а не выслушивать какую-то безумную чушь.

Друг мой, – сказал его собеседник, – я вижу, вы мне не верите. Я вас понимаю, конечно, поначалу моя идея должна показаться слишком смелой. Но когда к ней привыкнешь, она выглядит вполне реально. Мне нужен человек с таким лицом, как у вас... Вам в самом деле никто еще не говорил, что у вас черты лица типичного Габсбурга? Ну конечно, в республике о таком предпочитают не распространяться. Старорежимные времена миновали, старая знать упразднена, а потомок императорского рода...

– Хватит валять дурака! – оборвал его Леопольд. – Выкладывайте, что вам от меня нужно, или проваливайте вместе с этим вашим вином.

– Я вижу, вы вспыльчивы и не слишком учтивы. Я вас извиняю и прошу выслушать меня до конца. У меня есть тетушка, она живет в Вене и занимается вышиванием монограмм. Вы себе представить не можете, какое это прибыльное занятие. Она работала на все аристократические дома. Повстречать в ее мастерской эрцгерцогиню – не труднее, чем повстречать на брненской улице старую бабку. Кстати, эрцгерцогини нынче уже тоже в годах. О принцессах и говорить не приходится. Принцессам теперь в среднем около сорока, а если принцесса не выскочит замуж вовремя, она становится похожей на самую заурядную старую деву. Графини и баронессы – этих я вообще в расчет не беру.. С юных лет я вращался в аристократических кругах и стал отлично разбираться в их родословных. Сегодня среди друзей я слыву большим знатоком генеалогии. В родословной Тун-Го-генштейнов ориентируюсь так же свободно, как в генеалогическом древе Лихновских. Я общался с дамами из рода Дитрих-штейнов и из рода Виндишгрецев и должен вам сказать, что Мария Валентина Габриэла, которая праздновала в Вене свадьбу с Иоанном, принцем Ратиборским, была очень красивая дама и тетя вышивала ее монограммы с особым прилежанием и вкусом. Я знаю род Меттернихов, Виннебергов, дом Лёвенштейн-Вертхейм, не говоря уже о Лобковицах, Шварценбергах, о старом Эстергази из Таланты или о роде графов Ауэршперг. Меня живо интересовали их браки, аферы и скандалы, и смею вас заверить, что их немало и что все это весьма интригующие истории.

– Простите, но я... – попытался прервать его Леопольд. Однако господин Кекуле уже оседлал своего конька. И остановить его было невозможно.

– Вы, может быть, думаете: почему же тогда этот человек не стал архивариусом у какого-нибудь аристократа... Друг мой, вся проблема в том, что сегодня дела у них идут, скажем прямо, неважно и многие из них при всем желании не могут позволить себе такую роскошь, как архивариус. А у большинства и желания-то нет. Старая знать, у которой отобрали титулы, охвачена какой-то усталостью. Она разочарована, утратила смысл жизни, не интересуется своим происхождением... Но, к счастью, есть и другие, которые интересуются им вдвойне. А именно те самые, кто у них эти титулы отобрал. Пан Леопольд, вы представить себе не можете, сколько республиканцев спит и видит себя в обществе членов аристократических родов! А уж о монархических династиях и говорить нечего! Сделать из вас представителя Габсбургского дома – это просто моя обязанность. Но также и необходимость, ибо я тоже исчерпал до дна свои сбережения, а моя венская тетя уже старушка. Теперь вы меня понимаете?

Меня интересует одно: кто будет платить эти бешеные деньги, о которых вы фантазируете? Вы же сами говорите, что у аристократов денег нет.

А мы и не собираемся брать деньги у них. У знати мы позаимствуем лишь ее родовые связи. Деньги же будем брать у тех, других. Представляете, как высоко оценит директор ком мерческого банка ваше согласие отужинать у него? Или какой блеск придаст свадьбе дочери миллионера-колбасника присутствие эрцгерцога Леопольда?

"Эрцгерцог Леопольд Перглер. Торговля тканями штучно и в раскрой", – ухмыльнулся молодой человек.

Насколько мне известно, это заведение вам еще не принадлежит и вас это довольно-таки удручает, – холодно заметил господин Кекуле. – Забудьте, что вы Перглер. Вы настолько безупречный Габсбург, что дальше просто некуда. Вы куда больше Габсбург, чем сам император Карл со всеми своими дядьями и тетями. Вы похожи на кронпринца Рудольфа, ей-богу... Но не будем рисковать, не станем делать из вас члена этой линии. Я сделаю из вас представителя моденской ветви, уж в ней-то сам черт ногу сломит... Ну как, по рукам?

Леопольд считал, что его визави, скорее всего, сумасшедший, но, поскольку в кармане у него было только пять крон и, следовательно, терять ему было нечего, он кивнул:

– По крайней мере можно будет позабавиться.

– Ну нет, вам предстоит очень серьезная работа. Придется освоить несколько иное произношение "р" – чуть-чуть картавое... Ну и потом определенные манеры... Немецким вы владеете, но венский акцент вам не повредит. Этим мы займемся у моей тетушки в Вене. У нее вполне приличная квартира, которую она сдает девицам, почему бы ей не выделить одну из комнат и для нас? Отныне вашей Библией будет вот эта книжка. Страниц десять из нее вам придется заучить назубок, намертво.

Потрясенный Леопольд стал листать книгу с гордым названием: "Gothaischer Kalender – Genealogischer Hofkalender"[ 9 ]9
  «Готский альманах – генеалогический придворный календарь» (нем.).


[Закрыть].

– Выходит уже сто пятьдесят семь лет, – не без гордости заметил господин Кекуле. – Попробуйте найти другую такую книгу на свете! Итак, вы будете досконально знать членов Габсбургского рода, причем как ветвь австро-венгерскую, так и ветвь тосканскую, хотя сами вы будете происходить из моденской линии. Будучи родственником Габсбургов, вы окажетесь в родстве с половиной всех династий на свете, а о второй половине вы смело можете утверждать то же самое.

Он снова поднял свой бокал. Выпил и Леопольд Перглер, который уже постепенно превращался из сына торговца в потом ка эрцгерцога Фердинанда и его супруги Марии Беатрисы д'Эсте. После чего они заказали еще одну бутылку.

– Разумеется, вы находитесь в родстве и с королями сардинскими, поскольку герцогство Эсте было объединено с Сардинским королевством по декрету короля Виктора Эммануила.

Франциск, последний герцог моденский, сочетался в Мюнхене браком с принцессой Адельгундой Баварской, следовательно, вы породнены также с королями баварскими, а через них – с другими королевскими домами. Братья Франциска Моденского тоже женились на принцессах, один из них – на Елизавете Австрийской, которая впоследствии вышла за Фердинанда Румынского. Чувствуете, как славно все это у нас переплетается? Через габсбургско-лотарингский род вы породнились с Бурбонами, а именно через Алису, герцогиню Бурбонскую и Пармскую, которая, само собой, связывает вас с тосканской ветвью. Дядьями вам приходятся Карл Сальватор, Леопольд Сальватор (не исключено, что Леопольдом вас окрестили именно в его честь) и Франциск Сальватор, тот самый, которому его супруга Мария Валерия, дочь Франца Иосифа, родила пятерых детей... Ну а это значит, что вы находитесь в прямом родстве с императорским домом Габсбургов, отсюда, по-видимому, и проистекает ваше поразительное сходство. Одна из ваших кузин, эрцгерцогиня Каролина, полным именем Каролина Мария Иммакулята Йозефа Фердинанда Терезия Леонольдина Антония Франциска Изабелла Луиза Януария Филомена Розалия, вышла в Вене за Его Высочество Августа Леопольда из дома Саксен-Кобург, что расширяет ваши родственные контакты еще в одном полезном направлении. Вы связаны узами крови с Вюртембергами, а значит, и с родом Шаумбург-Липпе, у вас есть тетушки в Барселоне и в Берлине, в Италии и в Румынии, во Львове, в Зальцбурге, в Париже, в Лондоне, не говоря уже о Баварии, Саксонии и Швейцарии. Поскольку Мария, неродная бабушка вашего отдаленного прадяди Карла, была урожденной инфантой португальской, мы можем отлично провести время и в прекрасном Лиссабоне. Вы – в качестве Габсбурга, а я – в качестве вашего секретаря. Что вы на это скажете?

На это Леопольд не сказал ничего. Не без ностальгии вспоминал он о своем дедушке Перглере, который промышлял всего лишь кроличьими шкурками, о своем отце, торговавшем мануфактурой, и мысленно просил у них прощения за то, что покидает их ради новоприобретенных предков, столь высокородных, что ему вряд ли удастся когда-нибудь запомнить их имена. Но ничего не попишешь, его выставили на улицу с пятью кронами в кармане, и вот теперь ему предстоит добровольно ввергнуться в водоворот большого света...