Текст книги "Паноптикум Города Пражского"

Автор книги: Иржи Марек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

Напротив, как говаривал нам пан советник, пасьянс у нас прекрасно складывается. Немедленно отправляйтесь за председателем суда. Требуйте врачебного осмотра этой девочки. Она в положении.

– Вы с ума сошли!

Да нет, можем даже свидетельницу представить. Но врач разберется и без нее.

Вы считаете, беременность повлияла на ее душевное здоровье?.. Но, матерь божья, ведь ее девственность еще охраняется законом!

Вот то-то и оно! Теперь понимаете, что за неприятности были с нею у матери?

– А кто... Кто виновник?

– Пока я не в курсе, но она скажет, если на нее поднажать, головой ручаюсь! У этого человека была причина избавиться от ее матери, ведь убитая знала о нем. Не исключено, что следуюшей жертвой может стать сама девчонка.

Защитник судорожно ухватил пана Мразека за рукав и поволок его за собой к председателю.

Но пан Мразек вырвался у него из рук и смешался с толпой. Он предпочел держаться поближе к юной свидетельнице и понаблюдать, с кем она говорит и не советует ли ей кто исчезнуть. Это уже вошло у него в привычку.

Председатель суда, выслушав защитника, буквально побелел.

– Вы отдаете себе отчет, что это значит, пан доктор?

– Думаю, да. Прекращение суда, возврат дела на доследование и новый процесс.

– Немыслимый позор! – застонал добряк председатель.

– Все же меньший, чем если бы присяжные объявили виновным ни в чем не повинного Бурду!

– Да-да... Но все это правда?

– У меня есть свидетель, пан председатель. Могу и еще представить... В конце концов, в вашей власти отказать защите – отправьте несовершеннолетнюю свидетельницу на экспертизу просто для проверки ее душевного здоровья. А заодно не составит труда осмотреть ее на беременность.

Председатель объявил окончание перерыва.

Первым делом он сообщил, что удовлетворяет просьбу защиты о медицинской экспертизе Марии Пршимдовой, свидетельницы в возрасте четырнадцати лет и трех месяцев.

Обвинение, разумеется, внесло протест, который был отклонен.

Очередное слушание дела председатель, учитывая обстоятельства, объявил закрытым. Под оглушительный гул помещение было очищено от публики, недоумевающая толпа теснилась теперь у входа, между тем как газетчики пытались прорваться внутрь.

Свидетель Хлоупек держал испуганную Марию за руку, не отпуская ее со стражником, которому поручено было сопровождать ее к врачу.

– Она ни при чем, с нею все в порядке! – кричал он.

Распоряжение суда, – хмурился стражник, – не нарушайте закон.

Какие у вас, свидетель, причины настаивать, что этот ребенок здоров? – допытывался защитник у разъяренного сторожа.

– Я знаю... А вам что за дело!

Хлоупек отвернулся от него и пошел из зала.

– Свидетель, вы мне еще понадобитесь, – окликнул его адвокат, – слушание дела не закончено!

В дверях сторожу загородил дорогу пан Мразек и повернул его обратно.

Мы сегодня, сдается, виделись? – сказал он ласково. – Ночью вы выходили из дома Марии Пршимдовой. Что это вам взбрело дать от меня деру?

Чего пристали ко мне! – завопил Хлоупек. – Я вас знать не знаю!

Пан Мразек пожал плечами и дисциплинированно покинул зал суда, потому как даже ему не дозволялось оставаться.

Процесс при закрытых дверях продолжался сравнительно недолго.

До медицинского осмотра дело не дошло, врач показал, что девочка разревелась сразу же, как только он попросил ее раздеться. Сама призналась в своем положении и, не особо упрямясь, назвала будущего отца.

Председатель суда прямо в зале распорядился взять под стражу бывшего свидетеля Яна Хлоупека, тридцатипятилетнего наемного сторожа из села Голинова, и для верности сразу же, в связи с фактом преступного совращения несовершеннолетней Марии Пршимдовой, подвергнуть его аресту – дабы изолировать от потерпевшей.

Затем процесс снова был объявлен открытым, и председатель огласил, что слушание по делу обвиняемого Вацлава Бурды откладывается, так как суду предъявлены новые, прежде неизвестные доказательства.

Вторичное дознание поручается следственным органам.

Журналисты опять кинулись к почте – передать в газеты свежую, еще более сенсационную новость.

Вокруг молодого защитника щелкали фотоаппараты и сверкали вспышки магнезии.

Пан прокурор подошел к нему, чтобы пожать руку.

– Коллега, вы сослужили правосудию неоценимую службу, позвольте поздравить вас! Само собой, прокуратура даст согласие освободить Вацлава Бурду. Новое слушание будет вестись в совершенно ином русле. Я и не подозревал, что показания этой девицы все так перевернут!

Сказал он это, при всей своей профессиональной выдержке, довольно кисло.

– Показания этой девочки, пан доктор, – сказал пан Мразек молодому защитнику уже позже, за совместным ужином, щедро сдобренным вином, – вам помогут еще кое в чем. Я слышал их, да и, надеюсь, запротоколированы они точно. Девчонка сказала, что у матери была на голове рана от камня... О том, что удар нанесен камнем, мог знать лишь Хлоупек!

Пан Мразек, мне бы вашу голову! – восхитился молодой человек.

Какое там, пан доктор, не в голове дело, а всего лишь в многолетнем опыте!

Потом они вместе отправились на вокзал, и пан Мразек в ожидании поезда загляделся на горизонт, где вздымался островерхий силуэт синего холма.

Так это же Висельный холм, тот самый, который рядом с Голиновом, – сообразил он. – Смотрите, какие над ним мутные полосы! Кажется, снег повалит.

И вовсе не снег, пан Мразек, это души повешенных. Они туда по ночам слетаются, – тоном знатока объяснил молодой адвокат по уголовным делам.

Пан Мразек с облегчением уловил гудок подъезжающего поезда.

О ДОБРОМ СЕРДЦЕ ПАНА СОВЕТНИКА (Перевод Л. Ермиловой)

– Ой, коллеги, держите меня! – изумленно воскликнул пан Боуше, зайдя в «дежурку». – Наш старик и в самом деле начинает стареть. Ударился в благотворительность!

. – Рано или поздно каждого это ждет, – мудро заметил пан Бружек. – Великих грешников – раньше, добродетельных людей– позже.

Остальные бросили кто работу, кто карты, чтобы послушать, какую новость принес пан Боуше.

А все было так: вчера вечером отделение, отвечающее за облавы и громко называемое уголовным розыском, решило обстоятельно прочесать территорию. По сему поводу коридоры пражской "четверки" оказались набиты битком – не так-то легко все проверить и кого следует задержать внизу до полного выяснения. Пан советник Вацатко с группой криминалистов в этой операции лично не участвовал, но и для них результаты представляли интерес. Улов состоял большей частью из всяких шатунов и перекупщиков, но они могли навести на след мало ли какого нераскрытого преступления. А в четвертом отделении их скопилось, увы, изрядно.

Пан советник, пробираясь после обеда по переполненному коридору, услышал внизу женский плач и воркотню полицейского Матеса, который сегодня стоял на вахте. Плач был тонкий и заунывный. А, как известно, пан советник не выносил женских слез. Нежного сердца был человек, хотя судьба и определила его на суровую службу.

Сначала он подумал, что плачет одна из тех женщин, которых водят на допрос, но дежурный Матес объяснил ему, что, напротив, она рвется сюда со двора, прет напролом, словно добивается, чтоб и ее задержали.

Впрочем женщиной сие создание язык не повернулся бы назвать – было это тщедушное существо с детскими глазами, из которых ручьем струились слезы, размазываемые по щекам не совсем чистыми руками.

Наверное, здесь у нее отец, здраво рассудил пан советник, но опять не угадал. У этой девчушки здесь оказался... возлюбленный. И она уже с утра осаждала проходную, а теперь вот прорвалась в коридор, можно сказать, еще одной ногой, иначе ее бы вмиг вытолкали взашей, потому как в коридорах пражской "четверки" должен быть порядок.

Говоришь, дружок твой у нас? – удивился пан советник и огорченно сдвинул брови. – Не рановато ли дружков заводить? Сколько тебе, собственно?

Уже шестнадцать, – с вызовом ответила девушка и на какую-то секунду перестала хныкать. Этот степенный человек в солидном коричневом котелке вызвал у нее доверие, к тому же важная небось шишка, судя по почтительному тону, каким говорил с ним полицейский, не пропускавший ее наверх.

Зареванная малявка, с виду совсем еще школьница, была не так глупа, как выглядела, жизнь на городской окраине рано заставляет взрослеть. Пан советник ничего не сказал, лишь чуть благосклонней окинул ее взглядом. От него не ускользнуло, что стоит этой "школярке" поднять руки, чтобы утереть глаза, как уже довольно явственно начинает выпирать животик – ясно, кто-то успел помочь ей распрощаться с невинностью. Скорей всего, тот, из-за которого она устраивает здесь такой тарарам. Понять ее можно, пану советнику это даже понравилось. В мире, где он жил, не часто приходится сталкиваться с такой отважной верностью.

– Как зовут твоего дружка? – спросил он, насупив брови, чтобы выглядеть построже.

– Гризли, – ответила девушка.

– Звучное имя, ничего не скажешь. А сама-то ты как прозываешься? Скво?

– Малышка Маня.

Очень подходящее имя. Но, как я погляжу, не такая уж ты малышка, в скором времени сама произведешь на свет малыша, а?

То-то и оно! – вскричала Маня почти победно.– Он на мне жениться собирается, обещал мне, а если его упекут, возьмет и передумает! На мужиков понадеешься – пропадешь!

Пан советник неуверенно покосился на постового Матеса, будто искал у него совета насчет этой простой народной мудрости. Но тот лишь недоуменно пожал плечами.

Знаешь что? Подожди здесь внизу, только без гвалта, а я расспрошу об этом твоем медведе. Как его по-настоящему зовут-то?

Вашек,– с нежностью произнесла она.– То бишь Вацлав Гоуска.

Вацлав Гоуска по кличке Гризли, – бормотал себе под нос пан советник, шагая обратно. – Кабы не ньшешние времена, этот Гоуска навряд ли попал бы сюда. А сегодня таким парням ничего не остается, как бродяжничать – болтаются без работы, вот и высматривают, где что плохо лежит. Будь моя воля, дал бы им в руки лопату – небось сразу бы образумились.

Никакого труда не составило выяснить, в чем этот парень замешан. Оказалось, его уже брали на заметку, раз-другой у него случались неприятности с полицией из-за купли-продажи краденого зерна; все обстояло именно так, как и предполагал пан советник: бывший официант, а ныне безработный, ошивался с компанией себе подобных и кормился всякими случайными приработками, не всегда, понятно, честными.

А вообще-то, сказали пану советнику в отделении, можно этого молодчика и отпустить, ничего определенного ему не вменяется, забрали его вчера при облаве в проезде Короны. Если пану советнику угодно, они посмотрят сквозь пальцы на его грешки и освободят.

– Мне ничего такого не угодно, но внизу ревмя ревет его девчонка, а, насколько я успел заметить, она в положении, так что для нее это травма вдвойне. Я поговорю с ним! – сказал пан советник.

Вскоре привели долговязого парня; под носом у него темнела ниточка усов, движения были вкрадчивые, как и положено официанту, а лицо пронырливого хищника. Не медведь, а волк, помрачнел пан советник.

– Так вы и есть тот самый "дружок", из-за которого внизу у нас рыдает женщина! – сказал он вместо приветствия.

Молодчик состроил неопределенную мину.

– Молодой человек, я вас отпущу ради этой вашей девушки. Только ради нее, соображаете? И только потому, что, как я заметил, вам следует на ней жениться. Это входит в ваши намерения?

Молодчик тихо цыкнул зубом и кивнул.

– Так что самое время завязать вам с краденым зерном и заняться чемнибудь поприличней, смекаете?

Я бы рад, – подобострастно осклабился бывший официант. – Кабы что подвернулось...

– Знаю, нужда вокруг... И все же многие, невзирая на трудные времена, ухитряются жить честно, и только мизерная часть кормится таким вот, как вы, неблаговидным способом. Попытайтесь присоединиться к честному большинству, ведь теперь вы в ответе за двух человек. Не буду вникать, когда вы ее соблазнили – до шестнадцати или после, пусть это останется на вашей совести. Исправьте то, что сделали, перед алтарем и постарайтесь больше не попадаться мне на глаза!

Молодой человек угодливо согнулся в поклоне и беззвучно выскользнул вон. Пан советник молча покосился на пана Боуше, который минуту назад принес какие-то бумаги, и, словно устыдившись своей мягкотелости, проворчал:

– Полиции, если на то пошло, следовало бы только этим и заниматься. Убеждать людей...

– Да-да, следовало бы, но вы же знаете людей... Кстати, я как раз получил от нашего человека верные сведения – на Дени-совом вокзале орудовал "медвежатник" Когоут.

– Ну так за ним, пан Боуше, не медлите! Пан Боуше кивнул и исчез.

Так что в мире, как видим, сохранилось равновесие. На один милосердный поступок пришелся один арест, а иначе и быть не могло.

Но, в общемто, поступок пана советника не был чистой воды благодеянием – так по крайней мере рассудили его сослуживцы. И потому поручили стражам порядка, отправлявшим службу по месту жительства Вацлава Гоуски, приглядывать за ним и при случае, если таковой подвернется, напомнить об оказанной милости и попытаться выудить из него полезные сведения. Полиция, даже проявляя милосердие, не перестает оставаться полицией.

Страж порядка бржевновского окружного комиссариата Микулаш, на которого взвалили эту заботу, решил не откладывать дело в долгий ящик.

Молодожены – а они таки поженились – занимали комнатенку в сыром домишке, ютившемся на самом краю города;

по субботам и воскресеньям компания Гризли отправлялась бродяжничать, и он безо всяких угрызений совести оставлял свою жену дома в одиночестве, стыдясь, как и полагается порядочному фрайеру, ее живота. И вот Микулаш попытался заручиться поддержкой хотя бы этой затурканной девчонки. Но у Малышки Мани, теперь уже Марии Гоусковой, было на этот счет свое на уме, и, когда утром в понедельник ее благоверный притащил домой прокопченную печку и выложил на стол две пятерки неизвестного происхождения, она без утайки ему обо всем рассказала.

Гризли был кремень парень и честно предупредил свою жену:

Сболтнешь что лишнее, сделаю из твоих губ отрывной календарь! Так и знай!

Ну так сорви сегодняшний листок! – нежно ответила супруга и повисла у него на шее.

К полицейским она относилась так же, как и он, но допускала единственное исключение. Тот пан советник, который отпустил ее милого, – вот он-то совсем другой. Ее даже тянуло снова встретить его, показаться уже мужней женой – все, мол, складывается по его хотению. Вашек, правда, остался прежним Гризли, но зато теперь он ей муж, и всех пшиков она в гробу видала, потому как ее им не расколоть, а Гризли тоже будет держать ухо востро.

И только в укромном уголке сердца зашевелилась тревога– надобно ей все-таки быть начеку, – как бы Вашек не свалился с той тонкой жердочки, на которой балансирует со своей компанией, не помешало бы ему побольше думать о жене, чтоб ни Тапиру, ни Койоту не удалось втянуть Вашека туда, откуда ему возврата к ней не будет. Она чувствовала себя многим старше своего мужа, не догадываясь, что обязана этим той, другой жизни, которая в ней созревала.

Немало времени утекло для нее в таких вот заботах и тревогах, а когда их было уже трое, в один прекрасный день привела она в приличный вид старую коляску, не пожалела денег на трамвай и поехала в Прагу. Долго прохаживалась перед полицейским управлением по Бартоломейской улице, но не удалось ей повстречать пана советника и похвалиться перед ним, что теперь у нее самая распрекрасная малышка на свете и зовут ее Марже нка.

Само собой, тот местный страж порядка через какое-то время снова к ней заявился, жандармы-де раскрыли в Унгош-те малину, полным-полнехонькую краденого барахла, вот он и пришел спросить, не слыхал ли чего на этот счет Гризли. Маня в ответ лишь ухмыльнулась, откудова, мол, – ее муж держится только честной работы, а про всякие там мошенства и знать не желает.

Сказала Маня неправду, и на душе у нее было скверно. Как бы ей хотелось проводить вечера вместе с мужем, забавляться с малышкой, угождать ему, когда вернется с работы... Но работы у него не было, да и искать он ее не искал.

Бывало, приходили ребята из их компании, и Маня слонялась тогда туча тучей, гремела всем, что под руку попадалось. А они знай похохатывали, особливо Койот, он-то больше всех действовал ей на нервы. Койот носился с рисковыми планами, твердил, что надо бы провернуть что-нибудь крупное. Зашибить двадцатку где-нибудь в подворотне на продаже краденого зерна казалось ему мелким делом.

Оставь Гризли в покое! У него дите!

А я что, отнимаю его у папаши? – усмехался Койот, он же Йозеф Иначек. – Я только говорю, что надо бы увести какой-нибудь грузовик, мигом разобрать его здесь, за городом, на запчасти– и тысячная, почитай, у нас в кармане. Ты хоть видала когда тысячную?

– Чихать мне на нее, если придется трястись от страха перед каждым легавым! – взвизгнула Маня.

– Да не связывайся ты с дурехой, – пробурчал ее муж. После их ухода Маня томилась в постели одна – Вашек на нее разозлился и теперь притащится лишь под утро, чтобы дать понять, кто здесь хозяин. В такие одинокие ночи сильней, чем когда-либо, горевала она из-за своей жизни, которая прежде казалась ей такой заманчивой, что у нее хватило слез вымолить ее у полицейских начальников, и которая теперь так круто обходится с нею.

Однажды пан советник, идя поутру на службу, заметил над Бубенчей черный дым. Клубами валил он под ветром к востоку. В полицию уже поступил сигнал, и на место происшествия выехал специалист по пожарам; горела авторемонтная мастерская– сараи, одноэтажные дома, машины и покрышки. Дым чадным столбом поднимался к небу, видать, пожарные хлопотали там уже с ночи. Поработали они не за страх, а за совесть, судя по тому, что соседние строения удалось отстоять, хотя сама мастерская сгорела дотла, но иначе и быть не могло – с бензином, да еще в таком количестве, никакими потоками воды не справиться.

Пожар был крупный, возможно, произошел он по чистой случайности, но не исключался и поджог; тут всегда приходят на ум вероятные махинации со страховкой, так что без полицейского дознания не обойтись.

Пан советник стал распространяться на любимую свою тему о том, что лично он просто преклоняется перед специалистами по пожарам; в его отделе тоже один такой имелся, а именно пан Нечас.

Должен признать, пан Бружек, у меня прямо в голове не укладывается, как этот человек ухитряется в таком деле разобраться: он вам на пепелище, где уже ничегошеньки нет, обнаружит место, откуда возник пожар, да еще вдобавок массу любопытных деталей. Он вам столько разузнает, что мне иной раз кажется, не сам ли он все это напридумал. – И пан советник принялся с толком, с расстановкой раскуривать свою виргинскую сигару. – Полагаю, в очередной раз пан Нечас придет к выводу, что виной всему неисправность электропроводки. Я вот все думаю, отчего это возникали пожары еще в те времена, когда электричества и в помине не было?

От свечки или керосиновой лампы, – вздохнул пан Бружек.

Оба усмехались, будучи уверены, что данный случай к ним никакого отношения не имеет. Но оба порядком просчитались. Не успели они закончить свою легковесную болтовню, как зазвонил телефон.

Ну что, выяснили, где у них там загорелось? – улыбнулся пан советник в трубку.

Позвольте доложить – выяснил, то есть полагаю, что выяснил, но я, прошу прощения, беспокою вас но другому поводу. Случился, видите ли, не только пожар, но и ограбление. И вроДе бы крупное, здесь рядом хозяин мастерской, говорит, многого недосчитался.

Ну, знаете, мало ли чего ему взбредет недосчитаться, сначала пусть докажет, что все это у него там было. Да и много ли вообще могло остаться?

С вашего позволения, вы совершенно правы, кучи обгорелого железа, остовы машин, их было ровно восемнадцать, и все заправлены бензином. Но, с вашего позволения, тут не только грабеж Тут еще и убийство.

Пан советник позабыл про свою виргинскую сигар> и почувствовал вдруг, что воротничок ему жмет.

– Черт, не слишком ли много всего зараз?

– С вашего позволения, слишком, пан советник. Так что осмелюсь попросить вас о командировании группы по убийствам. Дактилоскоп можно не брать, отпечатков здесь днем с огнем не сыщешь, я имею в виду – сплошь все обгорело, да еще и страсть как закоптилось.

А что за убийство? Вы случаем не ошиблись?

Какое там, нами найдены обгоревшие останки человека. Ночной сторож, к вашему сведению, – хозяин мастерской его опознал.

Пан Бружек, – хмуро сказал пан советник, отложив трубку, – чаша сия нас не миновала. Собирайте людей, выезжаем.

Огороженный участок, на котором ночью случился пожар, располагался по соседству с вокзалом, к нему примыкали со всех сторон ограды других дворов, счастье еще, что огонь не перекинулся чуть дальше, на дровяной склад.

От мастерской и впрямь ничего не осталось, кроме закопченных перекрытий и четырех бетонных столбов, поддерживавших застекленную крышу, которая, само собой, от огня рухнула. Все теперь громоздилось одной кучей.

Место, где обнаружили обугленные останки человека, было уже обозначено по всей форме.

– Тут еще что-то обгорелое найдено, пан советник. Позволю себе предположить, что это собака, хозяин мастерской говорит: сторож брал с собой на дежурство дворнягу.

Фотографы споро делали свое дело, мрачный пан советник, пробравшись через свалку, мельком определил по останкам, что труп, скорее всего, мужской; на голове можно было даже заметить след от удара какимто предметом.

Где у вас размещалась контора? Что вы в ней хранили? – буркнул он в сторону хозяина, который ахал и охал, обеими руками сжимая виски.

Вон там.. Там были пишущие машинки, арифмометр, новый калькулятор я как раз купил...

Надо же! Да вы основательно обустроились!

Вот именно, у меня, видите ли, имелись большие планы. Кроме того, здесь стоял небольшой кованый сейф, точно не помню, сколько в нем было, сотен пять, все, конечно, зарегистрировано в книгах, но они, я вижу, тоже сгорели.

Пан советник пытливо глянул на хозяина.

А почему вы решили, что деньги украдены?

Смотрите сами, сейф открыт...

И владелец мастерской торопливо припустил к закопченному сейфу.

– Ни к чему не прикасайтесь, – осадил его пан советник, – пока наши люди не осмотрят и не сфотографируют все! А сейчас приготовьте опись того, что было в конторе и что могло быть украдено. Пан Боуше, труп отправьте на вскрытие. И те другие останки – тоже.

Пан Боуше позволил себе заметить, что можно их и не отправлять, сразу видно – это песик, небольшой такой.

Будь с нами старый Мразек, тот бы даже породу определил.

Знаю, у Мразека своеобразная чувствительность, когда человека вскрывали, ему было хоть бы что, зато собачек всегда жалел. Но мне нужно знать, не убил ли кто и этого пса, иначе он бы тут поднял гвалт... Господа, между нами говоря, положение наше аховое, вы же понимаете, трудно будет за что-нибудь ухватиться. Если преступники не допустили какой-то оплошности, черта лысого мы их обнаружим. Этот пожар смешал все карты, боюсь, как бы вместо приличного марьяжа у нас не получился "подкидной дурак". Кроме прочего, нужно проверить все, о чем говорит хозяин, документация у него сгорела дотла, так что наболтать он нам может с три короба. Пан Бружек, первым делом займитесь его персоналом, допросите всех, потом проверьте список, который составляет нам сейчас хозяин. Пан Боуше, попытайтесь выведать, не из местных ли преступники, короче, ищите тех, кто имел доступ к этой мастерской. У меня все не выходит из головы, что большинство таких авторемонтных заведений оснащено не ахти как, это представляется исключением. А улицу, пан Нечас, перекрыть с двух сторон, чтоб мне здесь ноги ничьей не было, пока мы все не осмотрим.

Пан советник брезгливо перелезал через кучи обугленного хлама, ломая себе голову над тем, с какого конца надо распутывать этот клубок.

Вскоре к нему подбежал пан Нечас, весь в саже, в руках он нес две канистры от бензина.

– Ну вот, теперь все ясно. Эти канистры во время пожара были уже пустыми, иначе бы их искорежило взрывом. Канистры открыли и бензин вылили. Куда? На пол в конторе. Ну и на убитого сторожа. Одна валялась в цеху, а другая – далеко в стороне, хотел бы я знать почему... Пожар точно был подстроен – чтобы уничтожить следы.

Пан советник не ответил. В конце концов, пожарник не открыл ему ничего такого, о чем бы он и сам не догадывался.

– Применим наши обычные методы, – объявил он, снова собрав своих людей, – иных, увы, у нас нет. Объявим розыск украденных вещей, надеюсь, где-нибудь да всплывут.

– – Долгонько придется ждать, но другого пути у нас, кажется, нет, – вздохнул пан Бружек. И его выбил из колеи этот ужасный пожар, это гнетущее пепелище, на котором и следов-то почти не осталось.

– Позвольте заметить, преступники были народ тертый, -отозвался пан Боуше. – Позаботились, чтобы труп сгорел.

– Я-то думаю, действовали как раз новички. Не знали, что человеческое тело даже с помощью бензина не так просто испепелить. К тому же почти все горючее пошло у них на мастерскую, труп облили уже остатками. Единственное, что они нам этим огнем бесследно уничтожили, так это отпечатки пальцев.

Допрос персонала, к сожалению, ничего нового не дал. Все были дома, все оказались людьми добропорядочными, не пришлось даже их алиби проверять.

Список исчезнувших вещей, составленный владельцем автомастерской, не вызвал никаких сомнений, подтвердила его и старшая машинистка, она же счетовод. Возле конторы на небольшом пятачке хранились новые запчасти производства фирмы "Бош", в том числе динамо и карбюраторы. Это был ходовой товар, годился для всех марок автомобилей. Оба ящика исчезли, в обгоревших остатках не нашлось от них и следа. Пан советник, досадливо барабаня пальцами по столу, мысленно вычеркнул возможный вариант каких-либо махинаций со страховкой.

Несколько сложнее оказалось разобраться с машинами, стоявшими здесь на ремонте. Перечень и вся документация, естественно, сгорели в конторе, кое-кого из владельцев счето-водша с хозяином с горем пополам вспомнили, некоторых же забыли напрочь.

Пан советник подозвал молодого Соукупа:

– Дайте объявление в газеты, пусть отзовутся все, у кого машины стояли в этой мастерской. Журналисты вечно чихво-стят меня, что я их информацией не балую, могу теперь в порядке исключения сменить гнев на милость.

За прессой и правда дело не стало, к утру следующего дня адреса всех восемнадцати несчастных владельцев оказались у них в руках. Но дознание не сдвинулось от этого ни на шаг.

Не внес достаточной ясности и взволнованный рассказ некой пани Млейнковой, которая, по ее словам, все-все видела.

Пан советник имел обыкновение не доверять свидетелям, особливо же свидетельницам, которые объявляются уже после газетных сообщений, из которых они узнают и то, чему очевидцами никак быть не могли.

Итак, что же вы видели? – строго спросил пан советник.

Все, с вашего позволения, – ответила дама. – Я живу под Вруской на пятом этаже, для меня это чересчур высоко, да разве наш домовладелец удосужится починить лифт? Как бы не так. Наш хозяин мастак только плату за жилье с нас сдирать. А насчет остального – стыда на него нет!

Что вам удалось заметить? – спросил пан советник ровным голосом, и присутствовавший при сем пан Боуше почувствовал, что еще минута, и его начальник беспрекословным жестом выдворит даму вон. – И что вы делали ночью на улице?

Позвольте, как это "на улице"? С чего бы мне болтаться на улице? Я женщина порядочная, по ночам я сплю!

Раз спите, значит, ничего не видите, – напомнил ей пан советник.

Даму, похоже, такое резонное замечание чрезвычайно обескуражило.

– Как же не вижу, если смотрю в окно? А все из-за этого лифта...

Пан советник обменялся с паном Боуше сумрачным взглядом, но не сказал ничего. По всей видимости, считал до двадцати, прежде чем взорваться.

Пан Боуше изготовился открыть дверь, чтобы дама без промедления успела в нее выскочить.

Свидетельница, однако, сгущавшейся атмосферы не ощущала и тарахтела дальше:

Все этот лифт. Когда я возвращаюсь вечером домой, сердце так колотится, что ночью уснуть не могу. А вчера вечером я была в церкви... и видела все, потому что не спала и потому что живу...

На пятом этаже без лифта, – тяжело вздохнул пан советник.

Да, оттуда как раз виден вокзал и всякие старые постройки и склады. Вид не ахти какой... А ночью там было темно, а потом вдруг фр-р-р! Вот так оно и началось.

Дама с облегчением перевела дух.

Что значит "фр-р-р" и что такое началось? – озадачился пан советник.

Ну пожар! Фр-р-р– и вспыхнул огонь! Да еще какой! Все разом заполыхало.

Пан советник снова взглянул на пана Боуше. Черт побери, а ведь женщина, похоже, и впрямь видела язык пламени, с которого и началось это светопреставление!

– А потом?

– А потом уже горело вовсю, но та первая вспышка была как молния. Да, а еще я видела, как бежал со двора человек. Это, к вашему сведению, был тот сторож, газеты, правда, писали, что он сгорел, но...

Тут уж пан Боуше не удержался и встрял в разговор:

Вам удалось его разглядеть? Вы его знали?

Да нет же, что у меня общего с каким-то сторожем? Но кто еще там ночью мог быть? Ну, знаете, далеко он не убежал, там все так вокруг полыхало, что он мигом вскочил в машину и как рванет! Это, скажу я вам, была скорость!

Пан советник понял, что дама говорит по делу, хоть и довольно сумбурно, но ведь, по правде говоря, ему еще не встречались свидетельницы, рассказьтающие толково, видать, женскому племени такового вообще не дано.

– Давайте договоримся, мадам, – оставим в покое сторожа, он и в самом деле сгорел. Тот человек, которого вы заметили, был преступник. Точнее – поджигатель!

Дама всплеснула руками:

Иисусе, спаси и помилуй! Он-то и подпалил? Кто бы мог подумать, ну что за люди пошли, дрянь, а не люди, я вам скажу, наш домохозяин...

Ваш домохозяин этот пожар не затевал, – снова потемнел лицом пан советник. – Оставьте его в покое, когда-нибудь он вам этот лифт все-таки исправит. А теперь извольте сосредоточиться! Нес ли тот человек что-нибудь к машине? Вещевой мешок либо чемодан – словом, была ли при нем поклажа? Когда его осветило пламенем, вы могли у него что-то заметить, верно?

Какая там поклажа, скажите на милость? Ведь он драпал как заяц, и правильно делал, все заполыхало, как солома... Или лучше бы ему там остаться?

Пан советник пожал плечами.

Вот уж не знаю. Факт тот, что сбежал. А теперь самое главное. Как он выглядел? Высокий? Низкий? В шляпе? Кепке? В пальто?

Ой, а я и не заметила, загляделась на огонь, как он вдруг фр-р-р – и все. Ну и припустил же он на машине, а что делать, если тебе пятки припекает!

Вы сказали, он вскочил в машину... А где она у него стояла?