Текст книги "Паноптикум Города Пражского"

Автор книги: Иржи Марек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)

ШКАФ

Трое сидели в высоком темном сарае, приспособленном владельцем похоронной конторы под склад, У стены стоял старый катафалк на высоких расшатанных колесах. Еще недавно у одного из этих троих здесь же, во дворе, была своя мастерская, украшенная большой вывеской: «Вацлав Соус, столяр». Теперь там висела другая вывеска.

– Ты просто ее пропил, свою мастерскую, – сказал маленький щуплый Робертик, варивший грог на круглой железной плитке. Вообще-то они рассчитывали сварить чего-нибудь посущественнее. Была надежда продать старый шкаф, купить свинины и наварить полную кастрюлю сытной еды.

Но ничего у них не вышло. Тот человек так и не купил шкаф. Денег оставалось только на грог, теперь придется пить на голодный желудок. Найти, хотя бы на время, какую-нибудь работу – на это они уже не надеялись.

Итак, безработным стал и бывший столяр Вацлав Соус, безработным был недомерок Робертик (у которого, правда, было то преимущество, что он сроду никакому делу не учился), и третий, бывший портновский подмастерье, тоже был безработным.

В углу сарая лежал на земле тот самый шкаф, который им так и не удалось продать, хотя они приводили его в порядок общими усилиями; столяр научил бывшего портного полировать, и шкаф блестел теперь даже в этой полутьме.

– Я свою мастерскую не пропивал. Но с той поры, как от меня ушла жена, мне уже на все плевать, – сказал Вацлав Соус и сплюнул на землю.

В этом сарае они жили на птичьих правах – взяли и поселились здесь, а хозяину похоронной конторы было не до них, потому что и для него настали тяжелые времена. Сегодня даже беднота не закажет похороны, если у тебя нет автомобиля. Такие настали времена, что и последний бедняк за свои деньги желает ехать на кладбище в автомобиле.

Кабы уметь, – сказал Робертик, – я бы пошел работать на пару с каким-нибудь "медвежатником". А больше мне вроде ничего и не светит.

Нет, я против всякой уголовщины, – сказал столяр, жадно втягивая аромат, разлившийся по сараю, как только Робертик плеснул ром в кипящую воду.

Они отлично знали, что сахар для грога Робертик украл двумя домами дальше, но обсуждать этот вопрос не собирались. Что значит "украл"? Ведь сварить грог без сахара никак невозможно!

Потом они начали пить. Вдрызг изругали болвана, который не купил у них шкаф. А потом стали изливать друг другу душу.

– Можешь только радоваться, что жена от тебя ушла. Потаскуха она была, – сказал портной.

Столяр помрачнел. Он не хотел ссориться, в конце концов, она была порядочная дрянь, но и жизнь без бабы – тоже не мед. Само собой, куда жальче мастерской, которую продали для уплаты налогов.

А ведь насчет шкафа г– это твоя идея, да еще и дурацкая, – гневно бросил столяр в адрес бывшего портного. -Знаешь, сколько я с ним намаялся, чтобы привести в божеский вид?

Я тоже сложа руки не сидел,– буркнул портной. Его бесило, что затея не удалась и что столяр винит в этом именно его.

Они пили и мало-помалу пьянели. Робертик все твердил, что воровать – самое милое дело; ну, дадут месяц-другой, подумаешь.

Позже, вспоминая о том, что произошло здесь, он не мог сообразить: как получилось, что столяр Вацлав Соус сцепился с портным. Если б они, скажем, поссорились из-за лишней кружки грога – еще куда ни шло, но ведь грогу было вволю, хоть и жидковатого. Он быстро ударял в голову, потому что желудки у них были пустые. Нет, дело было не в гроге.

Началось все из-за той бабы, потом, кажется, столяр стал жалеть свою мастерскую, а тут еще портной взялся его заводить.

Столяр вдруг разъярился и стал кричать: он давно знал, что портной ударяет за его женой, и нечего, мол, мозги пудрить. А портной и не думал оправдываться, он еще и подхихикивал: может, так оно и было. И тут... Робертик видел, как они вцепились друг другу в глотку, но разве могло ему прийти в голову, что у портного вдруг руки повиснут вдоль тела, он уже больше не пикнет, только выдохнет "х-ха" – и наступит тишина, полная тишина.

Столяр Вацлав в ужасе глядел на безжизненное тело, рухнувшее к его ногам.

Ах, чтоб тебя, ты же прикончил парня, – сказал Робертик скорее удивленно, чем возмущенно. В кастрюле уже не осталось грога, поэтому ему нечем было запить свое изумление, и он лишь вхолостую сглотнул.

Да разве ж я... С чего бы я... – лепетал столяр, глядя на портного, распростертого на земле. Он даже произнес примирительно: – Ладно, вставай, со мной такие штучки не проходят!

Однако портной не реагировал на уговоры. Он просто лежал и не двигался.

Вацлав, бывший столяр, а теперь – убийца, начал было его трясти. Но Робертик сказал:

– Ты слишком его прижал, приятель, он уже готов.

У столяра Вацлава подкосились ноги, и он вынужден был присесть. Он уселся на тот самый шкаф, который они вместе готовили к продаже, да так и не продали.

– Что же нам делать?

Робертик хотел было сказать, что лично он смывается, но потом передумал. Во-первых, нельзя бросать приятеля в беде, во-вторых, его все равно замели бы за компанию, а поскольку за ним и так много чего водится, затаскали бы по судам.

– Я буду свидетель, что у тебя это вышло нечаянно.

Столяр вытаращил глаза:

– Ты что, думаешь... думаешь, меня посадят?

– Ну, за убийство-то – еще бы.

Грог улетучивался из них с той же быстротой, с какой из сарая выветривался его приятный аромат. Они задумались.

– Положим его в шкаф, – сказал вдруг столяр и поднялся.

– А шкаф куда денем?

– Сплавим куда-нибудь.

– Это идея, – рассудил Робертик, способный оценить такие предложения. – Засунуть его в шкаф, а шкаф отвезти к реке. Это мысль! Тачка у тебя есть?

– Будь у меня тачка, я бы ее давно уже загнал, – возразил столяр. – Но у пана Соучека есть двуколка.

На том и порешили. Столяр Соус пошел одалживать тачку. А портного они уложили в шкаф, который Робертик выстелил мешковиной, чтобы покойник не колотился там, когда они повезут его по горбатой мостовой. Вообще Робертик был неоценимый помощник, он умел предусмотреть все и явно был искушен во многих вещах, чего нельзя было сказать о бывшем добропорядочном столяре и нынешнем нечаянном убийце Вацлаве.

–Ты ведь его только придушил, это совсем незаметно, а когда через пару дней его вытащили из Влтавы, вообще ничего не будет видно, – со знанием дела сказал Робертик.

–Хороший был человек,-огорчился столяр и голос его дрогнул.

– Когда был, а когда и не был,-заметил Робертик. – О шкафе он не ахти как сговаривался, из-за него мы лишились больших денег.

Столяр промолчал, он был не совсем уверен, что Робертик прав, но спорить об этом именно сейчас 6ыло бы глупо.

Они взвалили шкаф– с телом на двухколесную тачку и тронулись.

– Куда тебя понесло?– Спросил Робертик, когда Вацлав развернул тачку на улице.

–К Влтаве.

– Господи, ты что думаешь, мы сможем бросить тело в воду прямо в центре, где-нибудь у моста Палацкого? Нам на ту сторону нужно, куда-нибудь в Холешовице или еще дальше, где есть спуск с набережной.

И они поехали. Тачка тряслась на неровной мостовой, приятели испуганно поглядывали друг на друга, им казалось, что шкаф подпрыгивает, как живой и любой прохожий сообразит – там что-то есть.

– Да, нехорошая история получилась, – сказал Робертик, боязливо оглядываясь по сторонам.

– А может, ничего и не было. Я ведь даже не знаю, как это вышло,– прошептал Вацлав.

– От этого нам не легче, – сказал Робертик.

Когда столяр сделал движение, словно хотел отодвинуться от тачки, Робертик схватил его за рукав.

– Толкай давай, не увиливай, – прошептал он почти угрожающе.

И столяр послушно взялся за ручку тележки.

Никогда на улицах не было столько полицейских, как сегодня, – во всяком случае, так им казалось. Ужас, сколько их ходит повсюду. И люди тоже так странно глядят, словно в жизни не видали тачку со шкафом.

А все потому, тоскливо думал столяр, что теперь всем подавай автомобили. Если б мы привезли тому мужику шкаф на машине, он бы, может, и купил его. И были б мы с деньгами, и не случилось бы того, что случилось.

Он покосился на своего товарища и сказал себе: а что, если он убил? Вдруг мне только померещилось, что я схватил его за глотку?.. И почему это покойник завел разговор про мою жену? А ведь он за ней волочился, это точно. Дерьмо был, а не человек, портняжка недоделанный... Пальцем его не тронь! Господа боже, да разве ж я хотел его убивать? Выходит, уже человеку и слова не скажи, и не дыхни на него. Это был несчастный случай. Я же не буян какой-нибудь, ну, жене пару раз надавал затрещин, так это потому, что она была потаскуха. А он – зачем он мне напоминал об этом?

На перекрестке у Булгара им пришлось остановиться. Полицейский в темном шлеме регулировал движение, показывая, куда кому ехать. Друзья-приятели не поняли его знаков, он засвистел и пригрозил им дубинкой. Испугавшись, они припустили по горбатой мостовой, они почти бежали, не замечая, что шкаф, того и гляди, развалится.

У Масарикова вокзала притормозили.

– Что-то мне вдруг приспичило, – сказал Робертик. – По нужде. Этот фараон – ну и нагнал он на меня страху!

Тогда и Вацлав бросил тачку и пошел за Робертиком. Похоже, Робертик хочет смотаться и оставить меня одного, думал он. Но этот номер у него не пройдет!

Они мочились долго, обстоятельно, не спеша, желая оттянуть возвращение к проклятой тачке.

– Слушай, а давай просто оставим его где-нибудь, – сказал вдруг Робертик. (Так я и знал: эта гнида что-то замышляет!)

– Ты что, спятил? Ведь на тачке есть щиток, на нем фамилия хозяина написана. А он знает, что это я ее брал... – И Вацлав торопливо добавил: – .И тебя он тоже видел!

Тачка дребезжала по мостовой, и им казалось, что здесь, где люди встречаются редко, пожалуй, еще хуже, чем на людной улице. Небо затянули тяжелые снеговые тучи, темнеть начало раньше обычного. Хоть это их подбадривало. Чем темнее, тем лучше!

Тут они увидели на углу полицейского. Им уже повстречалось несколько – кто совершал обход, кто регулировал движение. А этот просто стоял и глядел – глядел на них. Оробев, они замедлили шаг.

Полицейский Томаш Глад был известен не только на своем участке, о нем поговаривали и в других местах. Уже одна только его фамилия (Глад – "голод") давала основание для шуток, и неудивительно, что коллеги поддразнивали его: "А жажды у тебя нет?"

Глад такие шутки не приветствовал, считая, что фамилию не выбирают. Человек он был строгий, словно рожденный для полицейской службы. Его побаивались не только простые люди, но даже и сослуживцы, с которыми он конфликтовал. Полицейские говаривали, что с ним лучше не связываться.

В этом участке он служил всего полгода. А раньше был на Жижкове, но оттуда его убрали после того, как Глад, невзирая на все увещевания, оштрафовал муниципального советника, который держал перед своим домом строительные материалы без надлежащего их освещения.

Другой, может, и смирился бы, но Томаш Глад сказал себе, что уж теперь-то будет следовать предписаниям еще строже.

И вот теперь эти двое с тачкой приближались к нему, а он ждал.

– Ну! Это что такое? – рявкнул вдруг Глад, когда они поравнялись с ним.

Те остановились, и, будь посветлее, он бы сразу заметил, как сильно они побледнели.

– Я вас спрашиваю, что это такое? Первым опамятовался Робертик:

– То есть это вот?., Это шкаф.

– Я пока еще не слепой! Я вас спрашиваю, можно ли так ездить в темноте?

– Мы ехали, а тут как раз и стемнело, – сказал столяр, и голос его дрожал. Впрочем, эту дрожь можно было объяснить и холодом.

– А что полагается делать, когда стемнеет?

Двое у тачки растерянно переглядывались – откуда им было знать? Столяр посмотрел назад, готовый броситься наутек, как только полицейский направится к шкафу. Если бы Робертик сообразил и рванул в другую сторону, может, и удалось бы спастись.

Нет, бесполезно, ведь на тачке есть фамилия и адрес ее владельца.

Он зажмурился. Мы пропали!

– В случае темноты водитель транспортного средства обязан позаботиться о надлежащем его освещении. Потому я и спрашиваю, что это такое, почему вы едете в темноте без света.

Но они все еще не знали, что ответить. Да и не могли, голос бы их просто не послушался.

– Ну, что вы стоите и молчите! Кто ездит по улицам, тот должен знать предписания. Вот и позаботьтесь об освещении своей тачки! – произнес наконец полицейский и снисходительно кивнул. Они не сразу сообразили, что свободны, зато, поняв, рванулись вперед с такой прытью, что чудом не опрокинули тачку.

Полицейский глядел им вслед. Странная парочка, из деревни, наверное. Чего они так испугались? Может, спьяну? А ведь предписания запрещают ездить по улицам в нетрезвом виде! Полицейский, готовый было посмеяться над их испугом, покачал головой. Нет, смеяться тут нечего!

И он зашагал следом за ними.

Но те двое его не видели. Улицы были им незнакомы, и они никак не могли сообразить, где же им найти местечко на берегу потемнее, чтобы выгрузить содержимое шкафа в воду. Покинув набережную, они свернули в переулок с низенькими домишками.

Тут из-за угла снова вынырнул Глад.

– Ну? Зря я вам объяснял, что ли? Вам, я вижу, на это наплевать. Я вам что говорил?

– Что... про свет... – произнес столяр сдавленным голосом.

– Вот именно! А вы что сделали? Ничего...

Они стояли как вкопанные, не зная, что придумать, куда деваться.

– Мы... а у нас нет фонаря, – прошептал Робертик.

– В случае, если нет фонаря, – строго поучал полицейский, – в магазине покупают за двадцать геллеров свечку и прикрывают ее пакетом, чтобы не задуло ветром. С этой минуты транспортное средство освещено согласно предписаниям.

Они кивнули.

– Вон лавка, сбегайте туда за свечой!

– Да... Только... у нас нет двадцатника. Или, может, есть?– повернулся столяр к Робертику.

Но Робертик подтвердил, что денег у них нет.

Полицейский глядел на них испытующе, и в нем нарастало раздражение. Нынче все корчат из себя бедняков. Я и сам вижу, что эти двое не из богачей, но чтобы у них даже двадцати геллеров не нашлось – ни за что не поверю. По-моему, они просто насмехаются надо мной!

Тогда марш в участок. Вместе с тачкой. Они глядели на него, словно не понимая.

Ну что, может, вам подсобить?

– Нет, – прохрипел столяр, налег на ручки тележки и зашагал следом за полицейским, поглядывая на Робертика, семенившего рядом. Так вот, значит, чем это кончится... Из-за дурацкой свечки. Из-за какого-то двадцатника. Нет, я не хотел его убивать и рад был бы купить свечку. Но я его убил, и у меня нет двадцати геллеров...

Участок был рядом.

– Я могу подождать у тачки, – услужливо предложил Робертик.

– Ну конечно, – прошипел полицейский Глад, – а я потом гоняйся за вами. Тачка останется на улице. За несколько минут никто ее у вас не украдет.

Столяр покорно отпустил тачку, она запрокинулась, рукоятки задрались вверх, днище шкафа уперлось в мостовую. Столяр готов был присягнуть, что слышал, как в шкафу что-то грохнуло. Тем охотнее он поспешил в участок, толкая Робертика впереди себя, чтобы полицейский не вздумал обернуться, поинтересовавшись, что это там громыхает в шкафу.

А может, это просто стучало его сердце?

Перед деревянной перегородкой им пришлось долго ждать, потому что дежурный страшно медленно печатал что-то на пишущей машинке одним пальцем.

– Доставил двух человек, – доложил полицейский Глад.– Они ехали по темным улицам с двухколесной тачкой без освещения.

–Это их тачка? – проворчал полицейский, наконец-то допечатавший свой отчет.

– Нет... – прошептал Робертик.

–Тачка принадлежит Яну Соучеку с Жижкова, – сказал полицейский Глад. – На ней есть табличка.

И это он заметил! – Столяр Вацлав Соус в ужасе зажмурился. Господи боже, добром это не кончится!

–Имя, фамилия, адрес... – спрашивал инспектор и медленно записывал, бросая косые взгляды на полицейского Глада. Приводить ко мне сюда людей из-за такой ерунды! Если у них не было двадцати геллеров на свечку, значит, пяти крон на штраф у них и подавно нет, это и дураку понятно. Оба безработные, что с них взять? А мне только и дела, что бумагу переводить.

Между тем на улице в шкафу опять раздался глухой удар, но никто его не слышал, потому что в ту минуту улица была безлюдна. А потом дверцы шкафа распахнулись и оттуда вывалился человек. Он глядел вокруг себя, ничего не узнавая и ужасаясь. Горло у него болело, все тело было разбито. Батюшки светы, что же это такое было, мы друг друга заводили, поцапались, а потом... Потом уснул я, что ли... Ой, как больно... Но как я попал в шкаф и где те двое, с которыми я пил грог?

Он сидел на краю шкафа, на него падал редкий снег. Мимо прошла какая-то женщина, видимо дворничиха, и сказала:

– Хорош, нализался! Да еще прямо перед участком, ну и порядочки нынче пошли!

Услыхав про участок, человек встал, отошел, пошатываясь, в сторону и свернул за угол. Там ему опять стало худо, и он уселся в подъезде на каменную ступеньку.

Пан участковый инспектор составил протокол, допечатал, что штраф взыскать нельзя по причине несостоятельности задержанных, и махнул рукой: идите, мол, с богом.

– Потом заплатите, – сказал он. – Да, и еще: вот, возьмите-ка свечку!

Инспектор протянул им поверх деревянной перегородки кусок свечи, которой он запечатывал особо важные документы, и лист бумаги для кулька, чтобы защищать свечу от ветра.

Полицейский Глад приложил руку к козырьку, хотя поведение пана инспектора явно не одобрял.

Выйдя на улицу, они подняли тачку, выровняли шкаф и тронулись в путь, снабженные надлежащим освещением и провожаемые мрачными взорами полицейского Глада. Глад думал об инспекторе, который так неохотно принял его рапорт: нет, сегодня никто уже понятия не имеет, что такое добросовестная служба. А теперь еще эта двоица словно издевается над ним, едет по улице со светом и не заплатив штрафа. Горько стало на душе у Глада. И тогда ему пришло в голову, что ведь эти двое, собственно, так и не сказали ему, куда они направляются. И вообще странно, что делают эти люди с Жижкова здесь, на Манинах?

И Глад снова погнался за ними. Настиг он их на берегу Влтавы.

– Стой! – прогремел он.

Оба глядели на него, как на привидение. Вот кого предназначила нам судьба, говорил себе столяр и убийца Вацлав Соус. Вот кто означает наш конец.

– Так куда же вы едете? Они молчали.

– Не знаете? Ну-ну! – Полицейский Глад засмеялся. – А чей это шкаф? И что у вас в нем?

Услышав эти слова, приятели в испуге уставились друг на друга. Иисусе Христе, подумал Робертик, как же мы не договорились на такой случай! Ведь нас-то двое, а он один. Если взяться за него дружно, потом бросили бы в воду сразу двоих, и дело с концом...

Полицейский Глад приблизился к шкафу и рывком распахнул дверцу.

Столяр Вацлав закрыл глаза руками и зарыдал. Робертик же, наоборот, повернулся к шкафу – решил притвориться удивленным.

Но притворство ему не потребовалось. Шкаф был пуст.

А столяр Вацлав уже стоял на коленях:

– Пан иншпектор, богом клянусь, я не хотел его убивать...

Робертик глядел, разинув рот от изумления. Шкаф был совершенно пуст. Полицейский же не очень удивился, скорее был слегка разочарован.

– Я не виноват, – повторял столяр, не подымаясь с колен.

– Где вы взяли этот шкаф? – еще раз спросил инспектор. И тогда Робертик рванул. Он мчался по набережной, петляя, как заяц, спотыкаясь и скользя по свежевыпавшему снегу,– сбежал, предав товарища. Он начисто забыл, что совсем недавно его фамилию и адрес записали в участке.

– Я не виноват, – повторял столяр, не подымаясь с колен. Полицейский решительно схватил его за плечо:

– Все, хватит! Хватит этой комедии с краденым шкафом! Пошли опять в участок.

Робертик меня предал, повторял про себя столяр Вацлав Соус, бывший владелец мастерской, нынешний безработный и будущий арестант... Господь бог покарает его, мерзавца! И меня тоже покарает, само собой. Но его больше. Я присягну, что это он убил!

Вернувшись в участок, они снова оставили тележку со шкафом перед зданием. Полицейский Глад, державший столяра за плечо, втолкнул его в "дежурку". Он летел до самой перегородки. Там стоял портной, держась рукой за горло, словно оно было простужено, и пан участковый инспектор составлял на него протокол. Портного привели только что: его нашли в соседнем подъезде и он никак не мог объяснить, как он туда попал.

Вацлав Соус взревел и попытался сбежать. Не от полиции – с арестом он уже примирился, – от покойника, которого он убил собственными руками.

Эту ночь все трое провели в одной камере, так как незадолго до полуночи привели и Робертика. А на улице шкаф всю ночь посыпало снегом.