Текст книги "Паноптикум Города Пражского"

Автор книги: Иржи Марек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)

Наступила тишина. Идея была проста до гениальности. И главное – риск совершенно незначительный.

– Halt[ 43 ]43
  Стоп! (нем.)


[Закрыть] – воскликнул господин Мейер. – Но советник Валь и близко не подпустит к себе карманника! Всю эту венскую братию он знает в лицо.

–Я это учел, – негромко произнес Лейбович. – Его обчистит пражанин. А здешнего советника Вацатко обработает кто-нибудь из Рима... И так далее. Для этого я вас и созвал. Нам остается все хорошенечко обмозговать, и получится славная потеха. Дело ведь не в часах, а в огласке. Наши ребяга увидят, что и на полицию есть управа. А большего и не требуется.

– Finito[ 44 ]44
  Кончено (итал.).


[Закрыть], – заключил синьор Малио. – Но я все равно за бомбу. Пускай хоть напоследок, на заедку, и хотя бы дымовую шашку.

–Валяй, напоследок пойдет, – согласился пан Лейбович. -Завонять им там все, чтоб они оттуда чесали без оглядки.

И они долго и весело смеялись. Заботы о бомбе взял на себя синьор Малио, он был большой любитель фейерверков.

– Получится бардзо пенкне[ 45 ]45
  Очень красиво (польск.).


[Закрыть], – продолжал воодушевленный пан Лейбович. – И еще под занавес можно увести у них чемоданы. Все должно иметь красивый конец.

Затем они перешли к чисто профессиональным деталям. Обсудили еще, как взять приличную кассу в Линце. Пан Лейбович облюбовал ее со своей гоп-компанией, и теперь им была необходима помощь господина Мейера. Они быстро поладили насчет процентов, и господин Мейер сообщил, что может предоставить надежное укрытие в Шпитальзее на прекрасной вилле; действительно надежное место и особо охраняемое. В окрестностях можно совершать туристические прогулки. В дамском обществе.

Конгресс продолжал свою работу весьма успешно, пражские девицы шептались, что итальянец ну просто совершенно неутомимый. Господин Мейер предпринял обследование окрестных пивных и наконец осел в погребке "У двух кошек", где бармен качал пиво исключительно для него.

Пан Лейбович после напряженных заседаний отдыхал в номере гостиницы. Перед зеркалом вертелась Черная Мари, скручивая в узел свои роскошные черные волосы, красиво оттенявшие ее белую кожу. Черная Мари не была девкой из дешевого публичного дома, она заботилась о своей репутации и имела постоянных клиентов. Держалась она так, словно была не девка, которую можно заказать, а особа, снисходительно дающая аудиенцию. Она знала себе цену, хотя и встречалась с паном Лейбовичем всякий раз, когда сей выдающийся муж появлялся по делам службы в Праге. Надо заметить, что в отличие от подруг по ремеслу, бродивших по панели, Черная Мари не закладывала своих клиентов полиции. Она была недешевой, зато надежной подругой и ценила не столько свое ремесло, сколько развлечение. И еще она знала, что шикарный пан Лейбович не простит предательства и зарежет ее нежно и профессионально.

Уложив волосы, Черная Мари вернулась в постель к Лейбо-вичу. Обняв его, она шепнула:

– Господи Иисусе, стоит тебе, каналье, сверкнуть своим бриллиантом, как все женщины теряют голову.

Пан Лейбович подарил ей еще одну свою улыбку, а Мари сладостно зажмурилась и почти не дышала. Когда оба они снова смогли перевести дух и обрели дар речи, Мари озабоченно проговорила:

Слушай, мне очень нравится, что ты придумал с этим конгрессом, но что касается Вацатко, то для него это не очень подходит...

Почему не подходит? – нахмурился Лейбович, и бриллиант его разом потух. – У меня на него зуб, мне надо рассчитаться с ним.

Ему, конечно, следует поддать жару, но часы – это слабовато. И могу поспорить: он сразу цапнет за руку того, кто полезет к нему в карман за часами, – будь это кто из Вены или из Рима. Не такой уж он вахлак.

А что ж он такое? Подумаешь, тоже мне ченстоховское чудо, – брюзгливо проворчал Лейбович. Девчонка портила ему упоительнейшее представление о мести пражскому пану советнику, особенно приятно было насолить именно ему.

– Не чудо. Но если хочешь знать, я очень даже хорошо могу вообразить себе бабу, которая от него сойдет с ума. В нем есть что-то такое, от чего бабы заводятся... Понимаешь, что значит завестись? Нет? Ладно, скажу по-другому. По нему видно, что он еще молоток, и девчонки могут влопаться в него. Теперь понимаешь, что я о нем думаю?

– Тебя, значит, отобьет? – зловеще процедил Лейбович.

Черная Мари заворковала, как горлинка, и заставила своего проклятого кавалера сверкнуть бриллиантом. И успокоила:

– У тебя никто не отобьет девку, даже сам господь бог.

Лейбович торопливо перекрестился. Он ведь был из Кракова, а там народ весьма набожный.

– А ежели кто может свести девку с ума, в нем, значит, еще крепкий корень, пускай он даже в годах, – глубокомысленно протянула Мари. – Так что красть у такого часы – это слабо. Я попробовала бы поставить Вацатко на колени другим способом. Чтоб о нем написали все какие ни есть газеты на всем белом свете. Но из этого ничего не выйдет, потому что он меня знает.

Пан Лейбович вскочил с постели в чем был и с немым восторгом уставился на Мари.

– Бесценная! Ты придумала фантастическую вещь!

Он снова улегся в постель, нежно привлек к себе Мари, и она снова прямо-таки утонула в сиянии его зубов.

Вацатко давно сидит у меня в печенках, – задумчиво протянул Лейбович. – Само собой, часы – это слабовато. Решено, я беру его на себя.

Господи Иисусе, не смей! Он знает тебя как облупленного вместе с твоим проклятым бриллиантом!

– Не боись, у меня найдутся надежные люди.

Пан Лейбович самодовольно засмеялся. Да, как ни дуйся, как ни изворачивайся, но если ты не последний дурак – спроси совета у женщины. Женщины устроены немного иначе, чем мужчины, видимо, для того, чтобы выдавать другие идеи.

Он протянул руку к ночной тумбочке и налил два полных бокала пенистого вина.

На другое утро господа покинули Прагу. К лесенке прибегать не пришлось – никто, абсолютно никто их не беспокоил. Приходили лишь несколько человек из воровского мира получить задание, да приводили к пану Лейбовичу некоего Мрачека по прозвищу Смык, обладателя удивительно нежных пальцев, за спиной которого была исключительно богатая практика. Однажды он вел себя крайне непристойно в борделе "На курьих ножках" и не пожелал платить. Метрдотель Эман собственными эуками вынес и выкинул его на свежий воздух. Во время этой экзекуции, несмотря на то что Смык был пьян в дупель, он ухитрился вынуть из кармана метрдотеля бумажник с выручкой за весь вечер, чем и прославился. Так что вытащить карманные часы у какого-нибудь толстяка, на которого ему укажут в Париже, для Смыка было раз плюнуть.

И тут произошло событие, которого пан советник Вацатко и не ждал: сам президент полиции вызвал его к себе и сообщил, что министерство и полицейское управление, идя навстречу его просьбе, направляют пана советника в Париж на совещание криминалистов.

Итак, пан советник отбыл в Париж, провожаемый восхищенными, а также завистливыми взглядами господ детективов. При нем был аккуратно уложенный чемодан с отутюженными сорочками и костюмом: уж пани Вацаткова позаботилась, чтобы муж ее не ударил лицом в грязь во Франции и выглядел пристойно. Был у него, как и положено, сверток с едой, и еще он купил себе хороших сигар – в конце концов, катаешься в Париж не каждый день.

Приподнятое настроение слегка омрачили служебные заботы: в зале ожидания на Вильсоновом вокзале он увидел коллег из отделения, занимавшегося карманными кражами, – они несли тут дежурство. Что ж, Вацатко был доволен – полиция не дремлет, хотя шеф угрозыска и покидал город. И в то же время зоркий глаз советника в толпе людей, снующих возле состава, заметил человека из воровского мира. Это был некий Смык, а точнее – Мрачек. Карманник. Что ему нужно? И что ж это получается – Смык трется возле вагонов, а господа сыщики, у которых он давно на заметке, прохлаждаются в зале ожидания? Кого же высматривает, встречает Смык? Или провожает?..

Пан советник уже наслаждался прелестным видом пологих равнин перед Радотином, которые вскоре должны были перейти в не менее прелестные виды окрестностей Бероуна, а Смык все не шел у него из головы. Служа в полиции, разве можешь позволить себе забыть о своих обязанностях и предаваться исключительно приятным мыслям?! У Смыка на вокзале, несомненно, были свои делишки. А пан советник не знал – какие. Нет, нету у нас еще надлежащего порядка! Вот вернусь и тотчас отдам распоряжение, чтобы наши люди обходили и перрон, особенно перед отправлением международных экспрессов.

Как ни странно, Смыку ничего особенно не было нужно, он и в мыслях не держал потянуть у кого-то из кармана часы – разве что для гимнастики пальцев, чтоб они не теряли гибкости и ловкости. На этот раз он имел задание иного рода – убедиться, что поезд, увозящий советника Вацатко, отбыл. Когда это произошло, он, удовлетворенный, вернулся в зал ожидания, предусмотрительно обошел стороной дежуривших здесь господ сыщиков, зашел в привокзальное почтовое отделение и отправил в Париж телеграмму с одним-единственным словом: "Едет".

А советник меж тем, глядя на менявшиеся пейзажи за окном, думал о том, что видел их уже неоднократно: ездил тут и на пассажирском, и на скором, ездил с экскурсией в Карлштейн[ 46 ]46
  Карлштейн – замок-музей неподалеку от Праги.


[Закрыть], на этом же отрезке пути засек убийцу, путавшего следы, пересаживаясь с поезда на поезд. Да, а вот когда едешь в спальном вагоне, где всюду сверкают латунные ручки, за которые можно держаться, и в купе рядом с диваном стоит удобное кресло, все представляется иначе.

Такой вагон промелькнет мимо здешней станции лишь однажды в сутки, пролетит с легким шорохом, как сон, и даже дети перестанут махать вслед, провожая взглядом большие окна, за которыми сидят господа в высоких воротничках и дамы в умопомрачительных шляпах. В купе с поклоном заходит официант из вагона-ресторана и сообщает время обеда и ужина по-немецки и по-французски. Обстановка расположила советника исключительно к приятным мыслям, и он начисто забыл про служебные хлопоты. Улыбаясь, сидел он с сигарой в руке, от которой поднимался голубоватый дымок, но пан советник даже не замечал этого. Задремав, он позабыл о времени.

Здание вокзала в Хебе[ 47 ]47
  Город Хеб (Западная Чехия) и прилегающая область начиная с XI в. подвергались немецкой колонизации, там жило немало немцев.


[Закрыть] было не слишком приглядным. Чувствовалась близость Германии, слышался гортанный говор, малопонятный даже для немцев; в вагон вошли баварские железнодорожники.

По перрону торопливым шагом шла молодая дама, лицо ее скрывала модная вуалетка; носильщик с чемоданом подвел ее к спальному вагону.

Пан советник галантно открыл ей дверь и помог подняться; она протянула ему руку в красной лайковой перчатке и поблагодарила кивком головы.

Простые вагоны были отцеплены, и через границу паровоз повез только два. Состав, который последует дальше, будет сформирован в Германии. Уже здесь, на самой границе, развевались немецкие флага; в соответствии с последней политической модой один из них был со свастикой. Пан советник нахмурился и отвернулся.

Дама тоже вышла в коридор и посмотрела в открытое окно на флаги. Вдруг она вскрикнула и схватилась за лицо.

Пан советник вопросительно повернулся к ней. Дама ощупью отыскала платочек и потерла себе глаз.

– Искра? – посочувствовал пан советник. Предположив, что пассажирка – немка, он ничего не сказал о флагах, на которые она тоже хотела посмотреть.

– Увы, – ответила дама по-немецки.

Пан советник предупредительно взял у нее из рук платочек и попробовал ей помочь. У незнакомки были милые серые глаза, опушенные длинными ресницами. Соринки пан советник не обнаружил, но дама поблагодарила, заверив, что ей значительно лучше.

– Мне было очень интересно увидеть, что происходит в Германии, я ведь из Вены, и мы знаем обо всем лишь из газет.

– К счастью, мы тоже, – коротко сказал пан советник. Значительно позже он отметил про себя, что у дамы очень

нежная кожа и что на какой-то момент он оказался от нее в непристойной близости.

Дама с виноватой улыбкой вернулась в свое купе, и пан советник остался в одиночестве. Да, Вена издавна славилась красавицами, ничего не скажешь – в ее жительницах чувствуется чешская кровь! Следует отметить, пан советник Вацатко был большой патриот.

В купе он ехал один и расположился по-домашнему: снял штиблеты, пиджак и растянулся на диване.

Когда к нему заглянул официант, приглашая в вагон-ресторан, пан советник вспомнил, что взял с собой отбивные и их надо съесть. Посетовал, что лишается приятного общества дамы, и с аппетитом принялся за домашнюю снедь.

Пан советник слыл человеком строгих правил и высокой морали, это получалось у него как-то само собой, но вот попутчица почему-то не выходила из головы. Видимо, на чужбине кровь начинает циркулировать быстрее.

С дамой он встретился неожиданно, когда стоял в коридоре, глядя на сумеречные пейзажи за окном. Дама вбежала из соседнего вагона, за ней следовал мужчина; он что-то говорил, а она торопливо бежала по проходу и не слушала его, завидев пана советника, дама облегченно вздохнула.

– Ах, хорошо, что вы тут, – сказала она.

Пан советник смерил мужчину взглядом, и тот, нерешительно потоптавшись на месте, сник под этим тяжелым взглядом, потом резко повернулся и ушел. Пан советник заметил шрамы на его подбородке.

Дама оглянулась, словно желая убедиться, действительно ли она избавилась от назойливого провожатого.

Что произошло? – спросил пан советник.

Да ничего... В общем, этот господин... Короче, некоторые мужчины воображают, что если женщина путешествует одна, то непременно жаждет приключений...

Он приставал к вам? – воинственно приосанился пан советник, но тут же сообразил, что, поскольку они находятся на германской территории, у него решительно нет никаких прав вмешиваться.

Испортил мне ужин! – с возмущением воскликнула дама и заключила: – Ладно, хватит об этом. Слава богу, что тут. оказались вы. Рядом с вами чувствуешь себя в безопасности.

Пан советник готов был устыдиться, потому что мысли его были несколько нескромны... А вслух он произнес:

– Разумеется... Кстати, отчего же вы путешествуете одна? Видимо, не любите общества... Ваш муж...

Дама улыбнулась.

Муж? Разве это обязательно? И я еду в Париж не развлекаться, а по делам наследства, к тому же не самым приятным и порядком запутанным.

Я полагаю, в Париже вы будете чувствовать себя спокойно, поскольку французы прекрасно понимают, что такое женское очарование, – великодушно заметил пан советник.

Дама одарила его таким пылким взглядом, что у пана советника кровь прилила к вискам.

Ну, это в том случае, если вы хотя бы изредка сможете выступать моим рыцарем!

С превеликим удовольствием. Вы считаете меня настолько старым и солидным, что не опасаетесь никакой угрозы с моей стороны?

Дама засмеялась так громко, что рядом открыли дверь купе и тут же сердито захлопнули. Дама приложила палец к губам и постаралась умерить свое веселое настроение.

– Наоборот, я хотела сказать, что ваше общество было бы Для меня особенно приятным!

Пан советник поклонился:

Сочту за честь... Впрочем, Париж велик.

Где вы живете?

Я еду в Париж по делам службы, не могу позволить себе Дорогую гостиницу и связан с определенным местом. Мне рекомендовали гостиницу на Сене, где-то в центре старого Парижа неподалеку от набережной.

– О, это отличное место, я знаю Париж. Чудесные старые крыши, высокие печные трубы, окна с деревянными ставнями... Я останавливаюсь у тети на бульваре Сен-Жермен, в двух шагах от вас. Очень может быть, что мы с вами встретимся, если не в городе, то в кафе "У двух макак". Прелестный уголок, там собираются художники.

Пан советник подумал, что кафе художников не самое приличное место, где ему пристало бы рассиживать, но ничего не возразил.

– Пожалуй, пора спать, – сказала дама, когда мимо прошел кондуктор.

Пан советник только вздохнул, у него и мысли не было о

сне.

Дама кивнула ему, он поцеловал ей руку, и она, открыв дверь, проскользнула в свое купе. Аромат духов волной хлынул в коридор.

Перед сном пан советник снова закурил, чего не делал дома, но тут у него вдруг возникла потребность. Н-да... "У двух макак". Чудесное название. Если тетка ее так же мила, как и она, будет очень приятно посидеть втроем. А без теги еще прият ней. Наконец он погасил сигару и закрыл глаза...

Утром поезд прибыл на Восточный вокзал, и пан советник успел лишь на ходу проститься с приятной попутчицей. Его подхватила толпа, подавило широкое пространство, и он обрадовался, когда к нему подошел неприметный господин, представился сотрудником полицейской префектуры, которому поручена приятная обязанность проводить его. Пан советник с чувством облегчения сел в дожидавшуюся пролетку, и они свернули на тихие улицы, подальше от утренней привокзальной вавилонской сутолоки.

Если бы знакомая дама попалась пану советнику на глаза перед вокзалом, он удивился бы: мужчина, якобы преследовавший ее в поезде и ретировавшийся под строгим взглядом советника, снова оказался возле нее и усаживал ее в такси. О, непостоянное женское сердце...

Торжественное открытие конгресса проходило при участии самых больших знаменитостей из мира криминалистики, было произнесено немало речей. Самую длинную и самую непонятную произнес префект парижской полиции и потому сорвал больше всех аплодисментов. Лед чопорности и натянутости был растоплен вечером в ресторане "У прекрасной эльзаски" за товарищеским ужином, где гостям подавали девицы в национальных костюмах. Прелестные костюмы, прелестные девицы располагали к непринужденности, приглашенные оттаяли и разговорились. О своих проблемах, естественно. Представитель Голландии Ван Руис поведал о скандальной истории с отравителями в Гааге и сообщил многие подробности. Под третье блюдо он как раз весьма обстоятельно рассказал об извлечении содержимого желудков жертв, эксгумированных две недели спустя после погребения. Не уверенный, что его все хороню понимают, он все повторил дважды – по-немецки и по-французски.

Надо отметить, что сообщение голландца ничуть не помешало оценить гостям отменный вкус соуса "супреме", который как раз был подан.

Пан Вацатко думал о своих сотрудниках, сознавая, что именно благодаря им он избавлен от необходимости хвастать сегодня сложными и запутанными историями вроде только что услышанной. Он прихлебывал красное вино, похваливал его заодно с остальными, но сам в глубине души сожалел, что нет здесь полицейского Пршигоды, который сбегал бы к Медвидкам за пивом.

Как и всякий конгресс, этот имел очень насыщенную программу. Торжественные ужины перемежались торжественными обедами. После не слишком продолжительных заседаний устраивались продолжительные загородные поездки; организовано все было блестяще, всюду их дожидались господа с неброской внешностью, которые все подготавливали, и пан советник Вацатко уже начал терять надежду, что увидит загадочную улыбку Моны Лизы. Укладываясь спать в гостиничном номере, он не мог избавиться от мысли, что улыбка дамы из поезда ему сейчас тоже была бы интересна.

На третий день заседаний пана советника Вацатко отвел в сторонку его венский коллега:

Вы не хотите спросить у меня, который сейчас час?

Пожалуйста... но зачем?

У вас есть часы?

Куда ж они денутся? – удивился пан советник и вынул из карманчика солидную луковицу на цепочке.

Венский советник Валь лишь вздохнул и вытянул из кармана... обрывок цепочки.

Пан Вацатко поразился:

Как это понимать? Вы хотите сказать, что...

Вот именно. У меня их украли. И не только у меня. У того вон английского коллеги – тоже. Цепочку перекусили. Техника иная, но результат тот же.

Вы хотите сказать, что это факты одного порядка?

Убежден. А вот почему я подошел к вам, коллега... Я точно знаю, как это произошло, когда негодяй свистнул их. Я выходил из гостиницы, на меня налетел какой-то плюгавенький, ничего собой не представляющий тип, извинился.

Да, иногда так они и поступают, залезая при этом к вам в карман.

Верно... А этот тип, столкнувшись со мной, ухватился за меня, словно хотел удержаться, чтобы не упасть, и произнес не сколько слов по-чешски. Мы в Вене привыкли к чешской речи, у меня на этот счет ухо востро. Я расслышал его вполне отчетливо и удивился про себя, что кого-то занесло сюда из Праги.

Пан Вацатко задумался.

– По вашему описанию он и вправду похож на одного нашего карманника. Но с какой стати он явился в Париж?

– Может, случайно? Заехал поразвлечься. Пан Вацатко сдержанно улыбнулся.

Уважаемый коллега, пражская воровская братия не настолько состоятельна, чтобы позволять себе прогулки по Парижу. У нас дома особенно не развернешься: как говорится, поле деятельности маловато. Карманники даже из Праги редко куда выезжают. У каждого из них есть определенные места, свои привычки, обычно они их не меняют.

А если тут дело в другом? Если они заявились сюда из-за нас? К сожалению, англичанин совершенно не представляет, где и как у него срезали часы. Я прикинул и пришел к выводу, что это их милые шуточки, желание доказать, что мы им ничуть не страшны.

– А почему на вас напал именно чех?

– Потому что на меня не посмели бы напустить никого из венских мазуриков, все эти мерзавцы мне прекрасно известны... А к вам подкатится, наверное, какой-нибудь из наших, почем знать...

– Вы заявили о пропаже? Венский коллега вздохнул:

– Я в затруднении. Мне это неприятно. Во-первых, стыдно, а во-вторых, не хочется, чтобы наши хозяева подумали, будто я в претензии к ним...

Пан Вацатко кивнул:

– Я вас понимаю... Погодите денек-другой, попробуем коеqTO выяснить в Праге. Глядишь, и докопаемся. Кстати, ваше предположение, будто все это затеяли из-за нас, мне кажется достойным внимания.

Пан советник Вацатко обратился в префектуру с просьбой разрешить ему связаться по телефону с Прагой. Дежурство нес пан Бружек. Услыхав голос своего шефа, он остолбенел.

– Пан Бружек, немедленно проглядите список карманников, специалистов по часам, проверьте, не уехал ли кто за границу. Само собой, узнайте это не в паспортном отделе, а у их же шантрапы. Что выясните, тотчас сообщите мне срочной телеграммой. Гостиница "Сена", Париж... И позвоните ко мне домой, передайте моей пани, жене, что у меня все в порядке и что тут довольно интересно... Спасибо, кончаю.

Пан Бружек не мешкая собрал всех сотрудников, кого застал, и к утру стало известно, что из интересующих их особ можно назвать Вацлава Мрачека, то бишь Смыка, 1903 года рождения, приписанного к Колину, а проживающего в Праге на Жиж-кове. В последний раз выпущен из тюрьмы полгода назад, оптовая кража часов. В настоящее время в Праге отсутствует, одна девица проговорилась, будто он собирался в Париж, но это его заявление она восприняла как шутку.

Результат расследований был отличный, пан шеф наверняка будет доволен. Однако сотрудники его не могли взять в толк – зачем шефу в Париже понадобились эти сведения? Неужели и в Париже пражские заботы не дают ему покоя?

Пан Бружек позвонил по телефону на квартиру пана советника, но ему никто не ответил. Чтобы выполнить просьбу шефа, Бружек поехал туда самолично. Жены шефа дома он не застал; привычка обо всем допытываться заставила его обратиться к привратнице, от которой он, к своему изумлению, узнал, что пани Вацаткова нынче утром уехала.

– Представляете – в Париж! Наскоро собралась и поехала... Она была сама не своя, да ничего не поделаешь, муж вытребовал ее. Так что молоко и булки, что им доставляют домой, забрала я.

Пан Бружек был сильно озадачен, но в присутствии привратницы не позволил себе критических замечаний в адрес шефа. Про себя же отметил, что либо старик рехнулся, либо его постигла судьба любого женатого мужчины: супруга ревнует, вот и отправилась следом. Он даже порадовался, гордясь шефом: старик У нас еще молодчага, если домашний соглядатай катит к нему в Париж!

Согласно приказу он отправил телеграмму по указанному адресу, а поскольку телеграмма была за казенные деньги, коротко добавил в конце:

Ваша пани согласно информации зпт сегодня выехала в Париж Тчк Бружек

Пока его сотрудники в поте лица добывали в Праге необходимые сведения, пан советник мог отдыхать. Он и отдыхал бы, если б не произошло нечто из ряда вон выходящее.

Спускаясь утром в вестибюль гостиницы и собираясь позавтракать, он, к своему немалому восторгу, заметил за столиком в ресторане даму из поезда.

– Мадам, чем я обязан столь приятной случайности? – церемонно начал он.

– Дело не в случайности, господин... господин...

– Моя фамилия Вацатко. У меня не было случая представиться вам. Вацатко из Праги.

– Эльза Байер... Как вам известно, я из Вены.

– Да, и знаю, что вы живете на бульваре Сен-Жермен у тети... – засмеялся он. – И очевидно, вышли на прогулку.

– Куда там! Не угадали... И ни на какой я не на прогулке...

– И пришли не ко мне, – сокрушенно протянул пан советник.

Мадемуазель засмеялась:

Не пришла... Потому что я тут живу. В этой гостинице.

Разрешите узнать, давно ли?

Со вчерашнего дня. Тете срочно пришлось выехать в Мюнхен, все насчет того же наследства, я вам говорила. Муж ее был немец, и ей необходимо собрать кое-какие документы. А жить одной в чужой квартире ужасно. Тетя даже настаивала, но я сбежала. Отчасти я рассчитывала и на вас, надеясь приятно провести с вами время, когда у нас выдастся свободная минутка. Разумеется, если вы не предпочтете более приятного общества.

Другого общества не существует, мадемуазель Эльза, -столь же церемонно продолжал польщенный пан советник.

Они позавтракали за одним столиком, а когда он вышел на набережную Сены, ему показалось, что день сегодня особенно прекрасен и мосты прекраснее обьиного, лавчонки букинистов особенно интересны, а гимназия Мазарини со своими восхитительными колоннами просто бесподобна. На заседание он пришел с опозданием, но его это ничуть не тронуло.

Он дружески кивнул господину Валю, который сидел насупленный, явно из-за тех часов, в то время как делегат от Скотленд-Ярда сохранял английскую непроницаемость. В перерыве Вацатко сообщил своему венскому коллеге, что дела выясняются, а узнав, что после обеда запланировано посещение музея парижской уголовной полиции Сюрете, сославшись на занятость, сказал, что в экскурсии не примет участия.

Дело в том, что у него было назначено свидание в Люксембургском саду; такие свидания бывают раз в жизни, и опоздать на него было немыслимо.

Погода стояла отменная, на скамейках сидели влюбленные и няньки с детьми. Пан советник прогуливался но аллеям и говорил себе, что на старости лет бродить эдак по Петршину[ 48 ]48
  Петршин – холм и парк в Праге.


[Закрыть] было бы в высшей степени сумасбродством, но в Париже все проще и допустимее. В Париже время как бы останавливается, и ты зачарованно смотришь на совершенно обыкновенные вещи, которые здесь кажутся необыкновенными.

В городе, посреди которого вопреки всякому здравому смыслу торчит железная башня, огромная и уродливая – что, однако, не помешало ей стать символом этого города, – возможно все, что угодно!

Услышав позади себя торопливые шаги, он обернулся. Мадемуазель Эльза с виноватой улыбкой, еще не дойдя до него, издали просила прощенья за опоздание – она, мол, задержалась у парикмахера.

В этом городе, где женщины, задержавшись у любовника, объясняют свое опоздание визитом к парикмахеру, такое оправдание звучало прямо-таки романтично.

Пан советник поцеловал ей ручку, а она засмеялась и взяла его под руку:

Мы сумасшедшие, не правда ли?

Несомненно, но иногда сходить с ума очень приятно. Они стали прогуливаться по саду уже вместе и наблюдали немало примеров, достойных подражания, потому что парижские влюбленные держатся весьма непринужденно. Особенно впечатляющим их пример оказался для спутницы, и пан советник не был уверен, не обняла ли она его на одной из глухих садовых дорожек...

Несмотря на поразительную проницательность ума человеческого, до сих не установлено, имеет ли происходящее вокруг нас глубокий смысл или это исключительно игра случая, и мы носимся, как мотыльки, увлекаемые ветром? Является ли переживаемое нами спонтанным действием или в нем проявляется наказание, а в других случаях – вознаграждение за наши поступки?

Когда пан советник вернулся с мадемуазель Эльзой в гостиницу, чтобы приятным вечером, ну и ночью, завершить приятно проведенный день, его ждала телеграмма. Из Праги. Во Франции чешский язык неизвестен, и текст был хорошенечко исковеркан. Тем не менее пан советник понял, что одного карманника в Праге недосчитались, а именно Вацлава Мрачека. В телеграмме, правда, стояло Мрацек, но, когда дело касалось карманников, пану советнику не приходилось сильно напрягаться, эту братию он знал. У Мрачека специальность – часы. Из телеграммы можно было понять, что данный Мрачек отбыл в Париж. Пан советник сразу сопоставил содержание депеши с увиденным на Вильсоно вом вокзале в день отъезда в Париж – да, на перроне торчал именно этот тип... Но пан советник ясно видел, что в поезд тот не садился. Что ему помешало? Не я ли? Следовательно, он отправился на другой день после меня! Хотел бы я знать, какое имя стоит у него в. паспорте! А что путешествовал он не под своим именем, это само собой, в преступном мире никогда нет недостатка в фальшивых документах, и подделать паспорт проше простого. Кто их нынче проверяет? Больше проверяют вещи, чем самих пассажиров, и очень возможно, что этот шаромыга по кличке Смык находится здесь. И часы господина Валя на его совести...

Какие-то неприятности? – услышал он нежный женский голос.

Пан советник очнулся от своей задумчивости и устыдился: рядом стоит дама с грустными глазами, а он разгадывает дурацкую неинтересную загадку... Случай, правда, приобрел международные масштабы! Чешский карманник крадет часы в Париже у советника австрийской полиции! Может, и у англичанина... Ну, господа, срам, да и только!

– Да, неприятности... Неприятные вести с родины. Лицо мадемуазели приняло скорбное выражение:

– И о них нельзя забыть хотя бы на один день? Или на два? Слова ее прозвучали райской музыкой, и надо быть полицейским советником, чтобы устоять перед ее звуками.

Очень жаль, мадемуазель Эльза, вам придется извинить меня. Мне это очень неприятно.

Вы держитесь так, словно собираетесь покинуть меня навсегда! Уезжаете в Прагу? – испугалась она.

Нет, дела обстоят не настолько плохо, но мне нужно навестить одного господина. Я, разумеется, вернусь.

Буду вас ждать. Когда бы вы ни вернулись, постучите мне в дверь, в постели я читаю до глубокой ночи, и сегодняшний вечер у меня ничем не занят. Я живу в пятнадцатом номере.

Вы очень любезны, – произнес пан советник и не был уверен – не покраснел ли при этом. Ни одна женщина еще не приглашала его к себе так откровенно. Что поделаешь – Wiener Brut! Легкомысленная венская кровь.

– Надеюсь, что вы схватите преступника еще до того, как я лягу спать, – весело прощебетала мадемуазель Эльза и, взбегая по лестнице, сделала ему ручкой.