Текст книги "Паноптикум Города Пражского"

Автор книги: Иржи Марек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

ИЗ СБОРНИКА «ПАНОПТИКУМ ГРЕШНИКОВ» (1971)

Panoptikum hříšných lidí

© Jiri Marek, 1971

СОЛНЕЧНЫЕ ВАННЫ (Перевод И. Ивановой)

Труп обнаружили уже под вечер. Сообщили в полицию, полицейские тотчас явились и вызвали детективов из центрального угрозыска. Однако пока те прибыли на конечную остановку двадцать первого трамвая и затем поднялись по лесистому склону среди садов и вилл к месту происшествия, уже совсем стемнело.

Спотыкаясь в потемках, пан Мразек и пан Бружек тихо чертыхались. Были они уже в летах и терпеть не могли подобных экскурсий. В самом деле, мотаться в темноте по незнакомой местности – занятие не из приятных.

Такая глухомань словно нарочно создана для того, чтоб здесь убивали, – заявил наконец пан Мразек, немного переведя дух на повороте тропинки.

Не понадобится и убивать, – уточнил, пыхтя, пан Бружек. – Тут сам по себе запросто отдашь концы.

Уж такой у нас участок, – с гордостью в голосе подтвердил местный полицейский. Ему было приятно, что господа из угрозыска на собственном опыте смогли оценить, сколько приходится пролить потов на этих холмах, прежде чем дослужишься хотя б до маленького повышения. – Вам удобнее было бы доехать до Крчи, а после вверх к Льготке, но это малость в стороне. А вообще здесь живет шикарная публика, кое у кого и автомобили есть.

Господа детективы невольно вспомнили про автомобиль, имевшийся в их отделении, да только роскошь разъезжать на нем они могли позволить себе лишь в том случае, когда с ними ездил сам пан советник Вацатко. А сегодня инспектор Бружек решил покамест не тревожить старика в столь поздний час. Бог весть что там стряслось, надо сперва поглядеть самим.

И вот они на вершине холма. Здесь было посветлее; они свернули с неширокой дороги, соединявшей, очевидно, подъезды к садам и виллам, и остановились перед высокими чугунными воротами, которые, говоря языком протокола, вели к месту преступления.

Вилла была новая, причудливой архитектуры: ее увенчивал огромный стеклянный купол, светившийся в лунном сиянии.

– Это, видать, обсерватория, – понимающе произнес пан Мразек.

Солярий "Солнце – дает – здоровье".

– Чего-о?– возмущенно протянул пан Мразек.

– Название у этой виллы такое, прошу прощенья, – пояснил местный страж порядка и распахнул ворота.

– Убийство в солярии, – пробурчал пан Бружек. – Вот пан советник удивится-то и вытаращит глаза!

А пока удивлялись и таращили глаза оба детектива. Полицейских сюда собралось – не протолкнуться. Для здешнего окраинного квартала убийство было делом непривычным, и все, кто смог, привалили сюда.

Господа детективы первым делом прошли в странное круглое помещение на нижнем этаже со множеством дверей; полицейский повел их далее на второй этаж под стеклянным куполом. Здесь горела одна лампочка, слабо освещая два ряда топчанов, разделенных деревянной перегородкой. На крайнем топчане лежала фигура, закрытая простыней.

В углу двое в белых халатах, мужчина и женщина, с волнением ожидали чуда от господ детективов в темных котелках.

Между тем пан Мразек и пан Бружек не думали творить чудеса, они собирались лишь все осмотреть и утром доложить о том, что смогли выяснить, своему шефу. В глубине души, на самом ее донышке, они, правда, лелеяли робкую мысль – которую, разумеется, и не помышляли высказать вслух, – что было бы замечательно сообщить при этом пану советнику, как бы между прочим, что убийцу нашли и он может быть доставлен по первому же приказу. Да, такое они могли бы доложить лишь в случае, если б им крупно повезло. Тем не менее они не отказывались от своей надежды, хотя и не подавали вида.

– Старший полицейский Гвиждяла... – раздалось у них за спиной, и оба вздрогнули от громового голоса. – Докладываю, что присутствующий здесь управляющий солярия пан Шульц вызвал нас, потому что обнаружил мертвую женщину, и присутствующая здесь жена управляющего, пани Шульцова, подтвердила, что сегодня в шесть часов вечера, когда они закрывались, на одном топчане осталась лежать женщина. И вот она, то есть пани Шульцова, присутствующая здесь, в углу, подошла поближе... Остальное она объяснит лично. Пани Шульцова, прошу вас!..

Женщина в белом халате громко вздохнула и после столь торжественного и строгого представления просеменила на неверных ногах на середину просторного помещения.

Пан Бружек и пан Мразек поблагодарили усердного старшего полицейского и сказали, что сперва осмотрят погибшую.

Это была женщина средних лет, довольно красивая, казалось, она спала, только вот на лбу у нее была круглая ранка, слегка окровавленное маленькое отверстие.

Местный участковый врач, прибывший с саквояжем для освидетельствования погибшей, отозвался неуверенно:

– Ваш врач объяснит вам все лучше меня, но я скажу, что эта дама умерла несколько часов назад. Никогда бы не подумал, что от пули может быть такая чистая рана.

– Да, рана хорошая, – согласился с ним пан Мразек, – но навряд ли это пулевое ранение.

Он осторожно приподнял голову мертвой. Подушка была без единого пятнышка крови, пуля не прошла насквозь, не вышла через затылок.

Пан Бружек повернулся, прикидывая, откуда стреляли. Возможно, из-за перегородки, разделявшей солярий на женскую и мужскую половину. Стрелять могли через эту перегородку, стрелявший мог стоять на топчане по ту ее сторону. Пан Бружек поднял взгляд выше, но там было уже стекло, за которым мерцали первые звезды.

– Итак, пани... гм.. Шульцова, как все произошло? Когда вы услышали выстрел? – спросил пан Мразек.

– Я, с вашего позволения, ничего не слышала, – сказала пани Шульцова тихо, но твердо, – я тут не все время нахожусь.

– А ваш муж?

– Я тоже ничего не слышал, – пробурчал он откуда-то сбоку.

– Вы тоже здесь не все время... Ладно... Кто же слышал выстрел?

Никто не ответил.

– Но кто-то должен был его слышать, а? – повторил Бружек. – Здесь же были люди!

Видать, не слыхали, – снова пробурчал пан Шульц. Пан Мразек поглядел вокруг:

– Где стоял топчан? Там же, где и сейчас?

– Да, – ответила пани Шульцова.

– А почему он стоит неровно?

– Он стоял ровно! – отрезала пани Шульцова.

– Но теперь стоит неровно! Кто его трогал?

– Может, мы сдвинули, когда поднимали ее, – снова забурчал откуда-то сбоку муж пани Шульцовой.

– Вы поднимали ее? Зачем? Может, вы вообще ее перенесли?.. – возмутился пан Бружек.

– Мы, это, сперва стали ее будить, я то есть, – принялась объяснять пани Шульцова, – а когда увидела, что она не шевелится, то сняла у нее с лица простыню... Пресвятая дева, меня как громом шибануло...

– Минуточку! Лицо у нее было закрыто? Почему?

– Загорающие закрывают лицо от солнца, а вся она была только чуточку прикрыта.

Пан Мразек приподнял угол простыни: она была прострелена насквозь.

– Покажите, как именно лежала простыня.

Пани Шульцова подошла к погибшей, глаза ее смотрели с ужасом Она попыталась натянуть простыню ей на лицо, но рука ее дрожала.

– Кто находился здесь, кроме этой дамы?

– Нынче посетителей много приходило, – глухим голосом отозвался пан Шульц. – К вечеру, само собой, народ схлынул. А эта дама пришла... Мы ее знаем, она наша постоянная посетительница, пани Винтрова, ходила к нам, почитай, весь месяц... Дама эта, значит, пришла после обеда, около двух. Ну и легла на солнышке... А после спустилась вниз – отдохнуть в тенечке, это я точно знаю, и снова сюда вернулась; наверху-то жарко, вот дамы и господа и отдыхают в холодке... Ну а она тут, наверху, и осталась... Заснула, видать.

– Навеки, – мрачно резюмировал пан Бружек. Пан Мразек поднял голову:

– Никто из вас не слышал выстрела? Но она была убита здесь, в этом помещении. Странно, не правда ли? А? Мне лично это кажется странным и даже очень!

Под сводами солярия воцарилась тишина. Полицейские смотрели на супружескую пару в белых халатах.

– Кто находился в солярии, кроме этой... этой убитой? Сообщите точный перечень всех, кто тут был, ясно?

Пани Шульцова кивнула, а муж прогудел:

– Мы что, всех их знаем, что ли?

– У вас где-нибудь записаны их имена?

– С чего бы мы стали их записывать? Разве люди сообщают свои имена, приходя, скажем, в купальню? А у нас солярий. Кой-кого знаем, а многих и нет...

Оба детектива переглянулись. Н-да, не похоже на то, что они, докладывая пану советнику об убийстве, сразу же обрадуют его, преподнеся ему и виновного на блюдечке... Дело будет посложней. И вообще, все здесь, в солярии, чудное... И сама эта парочка.

Пан Мразек поспешил к телефону. Ничего не попишешь, надо вызывать полицейского врача, фотографа, всю их команду из отделения, расследующего убийства. Пан Бружек пока что потолкует с женой управляющего, а он перепишет клиентов, кого они знают. Со всеми этими делами легко не разделаться.

Когда поздней ночью оба детектива покинули причудливую виллу и, спотыкаясь о корни деревьев, пробирались почти на ощупь среди вилл и садов по зеленому склону Подоли, пан Бружек вздохнул:

– Я полагаю, старика будить не стоит, но и утром его тоже особо нечем будет порадовать.

Пан Мразек, у которого ко всем неприятностям еще и ботинки жали, невесело добавил:

– Мы ббльно много о себе думали!

И оба глубокомысленно умолкли, задумавшись об одном и том же – что напрасно они мечтали принести пану шефу преступника, словно зайца в зубах.

Пока что им определенно были известны лишь имя и фамилия погибшей, а также то странное обстоятельство, что никто из персонала – надо думать, из клиентов тоже – ничего не слышал. Далее, что погибла женщина от прямого пулевого попадания, а из побывавших сегодня в солярии они знали имена лишь четверых, ну и примерное их местожительство.

Затем было установлено, что топчан, на котором загорала погибшая, был сдвинут с места и лишь после долгих препирательств супруги Шульцовы поставили его так, как он стоял первоначально. Остальные топчаны тоже оказались сдвинуты, и пани Шульцова утверждала, что упала на них в ужасе, обнаружив, что пани Винтрова мертва. В доказательство она все время порывалась показать синяк на ноге.

Убийца, несомненно, расправился со своей жертвой непосредственно в солярии, где ее и обнаружили: почти нереально, чтоб он принес труп откуда-то. Единственно вероятное время совершения убийства – то, когда все остальные клиенты ушли и она находилась здесь одна. Если, конечно, в тот момент, когда посетители покидали солярий, пани Винтрова была еще жива...

Обсудив эти детали, пан Бружек заявил, что надо бы перекусить: ему вдруг захотелось отведать супчика из рубцов. Ложиться спать было уже бессмысленно, не говоря о том, что все равно он не заснул бы. И младенцу было ясно, что о происшествии он ничегошеньки не знает, а шеф, естественно, не младенец, чтобы сразу этого не понять.

Пан Мразек поддержал своего коллегу и взял к тому же двойную порцию рома в надежде, что ром поспособствует работе мысли. После рома он заявил, что еще не все потеряно, из-за темноты они ведь даже толком все не разглядели. И о самой пани Винтровой они ничего не знают и потому не могут и предположительно назвать тех, кто был заинтересован в ее смерти.

– Проклятуще трудное дело! Что бы взять и запросто распутать любое запутанное происшествие! Нет ведь! Всегда одно и то же: пока не набегаешься – ничего не выяснишь.

После супа они заказали еще по рюмке и отправились в дирекцию полиции, где составили рапорт на имя пана советника Вацатко. На рассвете пан Мразек пошел по адресам клиентов солярия, а пан Бружек вернулся на виллу, чтобы при дневном свете поглядеть – не обнаружится ли где кончик ниточки, потянув за которую можно будет распутать клубок. Пан Мразек прихватил с собой пана Боуше, и они прежде всего направились к пану Винтеру. Им открыл дверь сонного вида мужчина, в халате, накинутом прямо на ночную сорочку. Лицо его было помято, глаза смотрели смятенно. Похоже, он уснул лишь недавно, под утро. Когда господа детективы показали ему свои полицейские значки, отвернув лацканы пиджаков, он понимающе затряс головой:

Вы пришли в связи с моей женой, да? Пан Мразек сразу насторожился:

Вы знаете о ней?

– То-то и оно, что не знаю, – сказал пан Винтер и пригласил их пройти в квартиру.

Они вошли в гостиную с высоким старинным буфетом, и хозяин указал на канапе с плюшевой спинкой, предлагая сесть.

Я не знаю, но догадываюсь... – произнес пан Винтер, устало проведя рукой по лицу.

О чем же вы догадываетесь? – жестко поинтересовался пан Мразек. Он ожидал чего угодно, лишь не столь безмятежного разговора о смерти жены. Пан Боуше тем временем разглядывал комнату.

Я догадываюсь, что она сбежала, – сказал пан Винтер.

Как это? – поразился детектив. – Кто сбежал? Ваша жена?

Ну да, моя. Я давно этого ждал.

У нее, прошу прощенья, были причины, если можно так выразиться?

Само собой, что не было. Но она сходит с ума. По другому, чтоб вам было ясно.

Пан Боуше беспокойно поднялся с места. Хозяин неприязненно посмотрел на него.

– Комната или спальня вашей жены где находится?

– Что вам угодно там?

– Посмотреть, не найдется ли чего... что... гм... подтвердило бы ваше достойное внимания заявление.

Пан Винтер сразу утратил свою уверенность и вскочил:

– У меня там не убрано... Я пытался уснуть...

– И вам удалось? – участливо поинтересовался пан Мразек. – Сядьте, пожалуйста, коллега только взглянет. Ваша жена не оставила вам записки?

– Ничего не оставила, мало того, вчера вообще не вернулась домой. Это факт.

– Как вы думаете, куда она убежала? К родителям? Так обычно поступают женщины.

– Родителей у нее нет. Я думаю... она просто убежала. Она ведь собиралась разводиться со мной.

– Из-за кого?

– Если б я знал! Я бы его...

– Чем вы занимаетесь?

– Агент фирмы "Зингер", швейные машинки.

– Довольно мирное занятие, – заключил пан Мразек и попытался улыбкой ободрить сокрушенного и в то же время сердитого мужа.

Пан Боуше вернулся из спальни, держа в руке какие-то письма.

Пан Винтер покраснел:

– Как вы их нашли?

– Опыт... Вы переписывались со своей женой?

– Мы с ней не разговаривали, поэтому объяснялись письменно.

– Оригинальный способ общения. Многие мужья вам позавидовали бы, – глубокомысленно и убежденно произнес пан Боуше.

– Она... она правда сошла с ума. Представляете, это тянется почти полгода. В один прекрасный момент она, не таясь, все выложила мне – что сердце ее, мол, принадлежит другому. Я думал – потеряю рассудок. Я с ней по-хорошему...

– И по-всякому, – услужливо добавил пан Мразек.

– Никакой грубости по отношению к ней я себе не позволил, хотя на моем месте другой бы...

И пан Винтер стиснул кулаки так, что побелели суставы. Он явно был горяч...

– Где вы находились вчера? – резко перебил его пан Боуше.

– Где мне быть, как не ездить по делам службы? – удивился пан Винтер.

– А сегодня почему вы дома?

– Мы не каждый день ездим. К тому же я ждал ее, а она все не шла и не шла... Я пережил тяжкую ночь, а под утро понял, что она больше не вернется... В таком состоянии я не мог ходить и предлагать швейные машинки. Моя служба требует сосредоточенности и спокойной уверенности.

– Пан Винтер, оденьтесь, пожалуйста. Вам придется пойти с нами в полицейское управление, там мы составим протокол.

Пан Винтер встал, слегка поклонился и вышел в спальню.

Пан Мразек, стоя в полуоткрытых дверях, вел с ним беседу о том о сем, спрашивал, как идет торговля, высказал предположение, что, судя по обстановке квартиры, пан Винтер – человек состоятельный, спросил, не швырялась ли пани Винтрова деньгами... Мразеку не всегда важны были ответы хозяина дома, важно было, чтоб тот откликался, подавал голос и таким образом давал знать, что он не скрылся. Но для этого пан Винтер явно был слишком расстроен; тем не менее он вышел из спальни одетый с подчеркнутой элегантностью, как и пристало коммивояжеру солидной фирмы, и заявил, что весь в распоряжении господ детективов.

В прихожей на стене висела сабля и старая каска. На вопросительный взгляд пана Боуше, остановившегося под этими доспехами, пан Винтер объяснил:

– Память о войне.

Они вышли, и хозяин тщательно запер квартиру. В дирекции полиции пану Мразеку передали, что его звонка срочно ждет пан Бружек, с утра находящийся в солярии.

– Есть что-то новенькое? – с нетерпением начал Мразек.

– Есть имя и адрес мужчины, который был любовником убитой. Во всяком случае, он встречался с ней здесь, на этой вилле. А еще мне не нравятся супруги Шульцовы.

– Что касается меня, то мне тут вообще ничего не нравится, – отрезал пан Мразек и повесил трубку.

После чего направился к любовнику пани Винтровой, Яну Ракосу, проживавшему на Смихове.

Он предполагал, что все произойдет, как и на квартире пана Винтера: они поговорят, затем он пригласит Ракоса пойти вместе с ним в дирекцию. Но пан Ракос, тридцатилетний чиновник страховой фирмы "Славия", был, что называется, прикован к постели болезнью. Мать его подтвердила, что из-за сильного головокружения он не в состоянии был пойти на службу и она поспешила вызвать доктора. Сын, правда, пытался во что бы то ни стало встать, однако из-за высокой температуры не смог.

Пан Мразек слушал ее несколько подозрительно, но вид пани Ракосовой внушал доверие, к тому же она утверждала, что после обеда к ним заходил господин из страховой фирмы и справлялся о сыне. Когда пан Мразек сидел у постели молодого мужчины, пришел доктор и тоже сказал, что тяжелый грипп свалил его еще вчера. Через неделю, надо полагать, он снова встанет на ноги, заверил врач. На исходе весны подобный недуг – явление обычное.

– Вы часто ходите в солярий, верно? – уточнил пан Мразек. Пан Ракос подтвердил, что да, мол, ходит, а доктор тут же

заметил, что загорать об эту пору – чистой воды глупость и верный способ простудиться. Здешний врач явно ничего не знал о солярии "Солнце – дает – здоровье".

Когда врач ушел, пан Мразек спросил больного:

– Вы ходите туда один? -Да.

– И уходите оттуда один?

– Да, а почему, собственно...

– А с кем вы там встречаетесь?

Пан Ракос ответил не сразу, помолчал и воскликнул с несчастным видом:

– Зачем вам это знать?

– Со временем скажу. Вы знакомы с пани Винтровой? Больной утвердительно кивнул.

– Близко знакомы? Больной и на этот раз кивнул.

И рассчитываете на то, что мужу ее ничего не известно о вас?

– Нет, отчего же! Известно. Тони очень порядочная женщина и все ему рассказала. Если б он согласился на развод, мы давно были бы вместе. Мы ведь любим друг друга.

Он произнес это с заносчивостью, простительной для влюбленного, и пан Мразек понимающе покивал.

– Не приходило ли вам в голову, что было бы куда лучше, если бы ваши отношения... если бы ваших отношений не было, вы поняли меня?

– Нет. Я рад, что она такая... что она такая, какая есть.

– Но ведь вам наверняка было тягостно сознавать, что приходится скрываться от мужа, что он все время у вас за спиной. Солярий, разумеется, вещь хорошая, но там тоже не очень-то приятно таиться.

– Конечно. Да ведь иной возможности у нас не было. Моя мать... Короче, сюда я не мог ее приводить. Я человек порядочный, и она тоже!

И пан Винтер тоже, в итоге у нас складывается прекрасный, но честный треугольник. Это самое плохое, – заключил пан Мразек тоном знатока. – У вас не было на вчера назначено свидание с пани Винтровой?

Пан Ракос покраснел:

– Разумеется... Мы договорились встретиться. Как обычно. Однако я не смог прийти. Наверное, она поняла это. Но почему вы меня об этом расспрашиваете? Муж ее донес на меня?

– Нет. Мы выясняем, кто посещал этот солярий, принимал там солнечные ванны. Ну, всего хорошего, выздоравливайте!

В комиссариате по месту жительства Ракоса пан Мразек распорядился, чтобы его квартиру держали под наблюдением. Он также удостоверился, что врач ежедневно будет навещать больного и в случае отсутствия его дома даст знать в полицию.

Пана советника он, к сожалению, уже не застал в дирекции, ему сказали, что тот отбыл на место происшествия. Это значило, что пану Мразеку снова придется совершить восхождение на вершину холма к злополучной вилле.

Подъехав к солярию, пан советник Вацатко увидел на калитке записку, составленную лично паном Бружеком:

Он сделал это к великому неудовольствию управляющего и его супруги, немного и назло им за то, что они ничего ему толком не рассказали. Пан советник выслушал его объяснения о том, что этот странный санаторий, если так можно выразиться, построил некий пан Габингер, восторженный последователь лечения солнцем Такие же здания он вроде бы возвел и где-то за границей. Его убеждения в целебности солнечных ванн разделял и обслуживавший персонал, в частности пан Шульц с супругой, бубнивший о том, что только последний тупица и болван не понимает, как зависит здоровье от солнечных лучей, которые лечат все болезни на свете, а прежде всего суставы и кожу, потому что температура в солярии поднимается до прямо-таки тропической, но стеклянный купол предохраняет тело от ожогов. Клиентов солярия "Солнце – дает – здоровье" отличает бодрость духа, к тому же они не обгорают, как головешки, вроде тех обалдуев, что носятся по пляжу в одних плавках. Здесь люди принимают ванны, разумеется, нагишом, а утомившись, могут спуститься, завернувшись в простыни, вниз, в комнату отдыха, где подаются и напитки.

– Какие же, например? – перебил его обстоятельный рассказ пан советник.

– Какие заказывают клиенты. Чаще всего воду с сиропом или вино. Реже – пиво.

– Любопытно, – резюмировал пан советник и попросил пана Шульца продолжить повествование.

– В кабинетах, как вы можете убедиться, пан советник полиции, поддерживается идеальная чистота. Здесь клиенты раздеваются и затем подставляют свое тело благодатному воздействию солнечного излучения, что гарантирует им несокрушимое здоровье.

– Или дырку в голове, – вставил пан советник.

– Прискорбный случай, – промямлил пан Шульц. – Но это, ей-богу, впервой, позвольте заметить.

– Не хватало, чтоб такое повторялось! Так, а дальше что... Ну, полежал человек вдоволь на солнышке и, скажем, вдоволь выпил, что дальше?

– Позвольте заметить, у нас пьют умеренно. А потом клиент идет в свою кабину.

– И там, вполне вероятно, произойдет какая-нибудь встреча!

– Прошу прощенья, это... это почти исключено.

– Почти! Но не совсем. Пани Винтрова здесь встречалась с паном Ракосом Да или нет?

– Ну да... Но это... Это только они!

– И другие тоже; слава богу, встречи их не завершились столь же плачевно, – строгим голосом перебил его пан советник. – Где ваш остальной персонал?

Остальной персонал состоял из придурковатого садовника, он же был прислуга про все, однако не в состоянии был сообщить что-либо вразумительное, и из бабки, приходившей по вечерам убираться; вчера она заявилась уже после того, как пани Винтрова была обнаружена мертвой.

Да, пан советник не получил никаких утешительных сведений. Пан Бружек, тоже впустую, обошел и обследовал все виллы вокруг, ничего не выяснил он и у соседей – никто ничего не знал, никто ничего не слышал. Надо отметить, между прочим, что здесь было довольно оживленно – приходили и уходили посетители, многие приезжали в солярий на автомобилях или на извозчиках.

Пан советник прохаживался под стеклянным куполом и хмуро оглядывал невысокую деревянную перегородку, разделявшую мужскую и женскую половины и позволявшую при желании заглядывать тем и другим на соседнюю.

– Да что вы такое говорите! – оскорбленно воскликнула пани Шульцова, когда пан советник позволил себе высказать предположение о такой возможности. – Сюда ходят исключительно порядочные люди!

– Милая пани, сюда приходил убийца, а это, с моей точки зрения, далеко не порядочный человек, учтите, пожалуйста. И имейте в виду: все вы здесь подозреваетесь в убийстве, потому что никто из вас ровным счетом ничего не знает и никто ничегошеньки не слыхал – это просто невероятно, потому что женщина была застрелена, а выстрел уж можно было услышать, как вы полагаете?!

Пани Шульцова истово перекрестилась, но это не произвело на пана советника впечатления... Из практики он знал, что самые отпетые мерзавцы нередко выглядят самым невинным образом и строят из себя святош.

Прибыл пан Мразек и мало чем порадовал пана советника. Впрочем, советник рад был уже тому, что ночью его не подняли с постели и дали выспаться. После доклада Мразека радость его окрепла, и он не поскупился на похвалы, от которых пан Мразек и пан Бружек смущенно просияли и покраснели.

– Да, вот это называется расследование, – покачал головой пан советник. – Треугольник. Классический, можно сказать. И все они, выходит, у нас в кармане?

Пан Бружек неспокойно заерзал:

– Я бы так не считал, пан советник, позвольте с вами не согласиться.

Пан советник сочувственно вздохнул:

– Я тоже, дорогой мой, я тоже так не считаю. И даже добавлю кое-что для интереса. Женщина была убита из мелкокалиберки, ее также называют монтекристо, причем стреляли с близкого расстояния. – Пан советник снова поглядел на перегородку, вскарабкался на топчан и уставился на место, где вчера была обнаружена мертвая женщина. – Пожалуй, могли стрелять и отсюда... Как знать! Наши специалисты твердят, что попадание с большого расстояния было возможно лишь потому, что убийца стрелял не из пистолета, а из ружья. Из ружья, да! А теперь представьте себе, как пронести сюда ружье, убить женщину, чтоб никто этого не заметил – не увидел и не услышал, – а затем с оружием удалиться? Полная несуразица!

Пан советник вытер со лба пот, потому что под куполом было уже довольно-таки жарко. Он молча вышел, кивком приглашая господ детективов последовать за ним. Они спустились в сад

– Ну и что же дальше, господа? Пан Мразек вздохнул:

– К уже сказанному мне добавить нечего. Посетители, которые находились здесь в то время, и правда ничего не знают.

Двое из них, с кем я беседовал, ушли отсюда в конце дня. Значит, случившееся произошло поздно вечером.

Такое утверждение не вяжется с мнением нашего врача пана Вейводы, – отрицательно покачал головой пан советник. – А ему можно верить. Так вот, по его словам, смерть наступила, скорее всего, еще днем. Он сказал также, что извлеченная пуля очень маленькая, как горошина. Но ее оказалось достаточно, чтобы вызвать смерть. Да, господа, для смерти много не надо.

– Пан советник, – подал голос после паузы пан Бружек,– если то была мелкокалиберка, то ее, насколько мне известно, можно разобрать – ствол снимается, и тогда ее легче пронести куда-то.

Вы можете себе представить, чтобы некто, собравшийся застрелить человека, перед тем, как это осуществить, начинает собирать ружье в помещении, куда ежесекундно могут войти? Или даже скорее так: в помещении, где находится несколько человек?

Пан Бружек в ответ лишь задумчиво поджал губы.

– С другой стороны, если мы имеем дело с треугольником, то у нас двое подозреваемых, не так ли? – продолжал развивать свои догадки пан советник.

– Как всегда, прошу прощенья, – с готовностью подхватил пан Мразек. – Муж и любовник.

– На которого же вы грешите?

– Трудно сказать. Надо искать алиби, а оно есть у обоих, у любовника причем совершенно очевидное.

– Если можно верить его матери и если он не забегал сюда, чтобы убить свою возлюбленную!

– А теперь давайте только факты... Муж ведь тоже мог вернуться из поездки.

– Да, он тоже мог зайти сюда и убить ее. Но любовника здешний персонал знает и утверждает, что вчера его в солярии не видели. Вы не спрашивали у них насчет пана Винтера?

– Не было случая, – выдавил из себя пан Бружек.

– Так я вам кое-что скажу, да, – торжественно произнес пан советник Вацатко, но не сказал ничего, потому что из виллы вышел пан Шульц и, не обращая внимания на то, что господа из полиции заняты разговором, направился прямиком к ним.

– Я покорно прошу снять это объявление, если можно. Сезон пройдет, мы потерпим урон, понесем убытки. Мы ж тут ни при чем.

Пан советник поднял брови, что всегда у него означало крайнее неудовольствие, но вдруг неожиданно кивнул:

– Конечно, принимайте посетителей. Пан Бружек на всякий случай останется здесь.

Пан Шульц ушел, кланяясь и бормоча слова благодарности.

– Пан Бружек, вы присмотритесь, познакомьтесь с людьми, что сюда ходят, и вообще... Что, если ружье где-то бросили? Л вы взяли и нашли!

– Да я уж тут все оглядел, позвольте заметить; окошко в подвале неплотно прикрыто. Я, пожалуй, возьму с собой ихнего садовника, и мы малость разгребем уголь, сложенный в подвале. Глядишь, и...

Н-да, – вздохнул пан советник Вацатко. – Хуже всего, что никто ничего не знает. В этом вся наша беда. Люди ничего не знают, потому что ничего не слышали. Мы кое-что слышали, но ничего не знаем. Ладно, поехали в дирекцию, а вы доставьте туда мужа и любовника. Грипп не грипп... А пан Бружек подаст мне к ужину пана Шульца с женой. – Пан советник небрежно поднял руку к котелку, прощаясь; короче, совещание было окончено. Но, отойдя, он остановился и повернулся к ним: – Ребята, еще одно соображение, которое нельзя упускать из виду. Лицо женщины было прикрыто уголком простыни, как и у всех, кто здесь загорает. Пуля прошла через простыню. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать.

– Разумеется, – сказал пан Мразек, хотя и не понял.

Пан Бружек сделал вид, что занят созерцанием окрестностей, и промолчал.

Это значит, что стрелявший знал, где она лежит! – торжествующе заявил пан советник.

Или он узнал ее по тому, что не было прикрыто, если позволите, – добавил пан Бружек.

Пан советник лишь воскликнул одобрительно:

– Ах, черт... А у вас, я вижу, есть опыт на этот счет!

И осталось неясным – сказал он это с похвалой или с мягким упреком.

В дирекции полиции их ждал пакет от доктора Вейводы из отдела судебной медицины. Он сообщал, что при дальнейшем расследовании необходимо принимать во внимание тот факт, что пани Винтрова была беременна. Установленный срок беременности – три месяца.

Допросы пан советник вел лично. Первым вызвали пана Винтера. Он нервничал. Еще бы – второй раз за день являться в четвертое отделение! Для служащего фирмы "Зингер" это было не самое приятное времяпрепровождение.

– Ваша жена мертва, – хмуро сообщил ему советник Вацатко.

Пан Винтер побледнел, вскочил с деревянного стула и в ужасе пролепетал:

– Мертва?! Господи! Выходит, она... Зачем же она это сделала! Я же дал бы ей в конце концов развод!

Пан советник внимательно смотрел на пана Винтера: он или потрясающий актер, или... или непричастен...

Но он не стал разубеждать сокрушенного мужа в том, что жена его не покончила с собой, и продолжил допрос.

Вскоре выяснились кое-какие настораживающие факты. Пани Ракосова, мать заболевшего любовника, узнала в пане Винтере чиновника из страховой фирмы, приходившего к ним домой справиться, дома ли ее сын. Узнав, что тот болен и лежит в постели, он не стал проходить в комнату и тотчас откланялся.