355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иржи Ганзелка » Африка грёз и действительности (Том 2) » Текст книги (страница 17)
Африка грёз и действительности (Том 2)
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 02:16

Текст книги "Африка грёз и действительности (Том 2)"


Автор книги: Иржи Ганзелка


Соавторы: Мирослав Зикмунд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

Черный правитель под властью его королевского величества

Проехав от Форт-Портала полчаса по узкой дороге, вьющейся, как змея, среди банановых деревьев, мы свернули на широкую тропу, ведущую к восточным склонам Лунных гор. Еще километр, а затем мы оставляем машину и, захватив с собой камеры, направляемся в деревни негров-земледельцев племени баторо. Снова перед нами удивительный облик Уганды, далекой от цивилизации, далекой от больших дорог. Свыше часа мы пробирались сетью тропинок, затененных широкими банановыми листьями. Только на мгновения перед нами открывались поля топинамбура, а затем мы снова попадали в зеленую полутьму. То тут, то там из сплетения зеленых ветвей выглянет голова негра, покажется стройная женщина с тыквой на голове или несколько голых детишек перебегут через дорогу. И каждый раз до нас доносились непонятные слова, в которых звучали страх и удивление.

Наконец мы очутились на небольшой возвышенности у подножия гор перед четырехугольным глинобитным зданием муамба. Равнина перед нами покрыта свежей зеленью полей и лесов. Между ними рассеяны коричневые шляпки нескольких круглых соломенных хижин – клелеи. Издалека доносился правильный, ритмичный звук барабанов, к которому присоединялись грубые мужские голоса. Навстречу нам из муамбы вышел старый седовласый вождь жителей расположенных в долине деревень. Женщины с привязанными за спиной младенцами испуганно убегают и скрываются в домах. Короткое объяснение и обмен традиционными формулами вежливости с вождем, после чего женщины возвращаются и посмеиваются, прикрываясь ладонью. При каждом их движении звенят тяжелые металлические кольца на руках, ногах, на шее и в ушах. Вокруг бедер у них жесткие кожаные юбочки. Живот разукрашен богатым орнаментом из мелких выпуклых шрамов.

Несколько снимков – и мы спускаемся с холмика в густую тень бананов. Приближаются звуки барабанов. Перед нами возникает высокая четырехугольная ограда, сплетенная из желтого камыша и бамбукового тростника. Через узкую щель мы осторожно наблюдаем за тем, что происходит внутри ограды. Там перед соломенной хижиной уселась группа мужчин. Двое впереди ударяют пальцами по грубо выделанной слоновой коже, натянутой на полый обрубок дерева при помощи тоненьких ремешков. Такой большой барабан называется нгома-нкото. Маленький называется нгома-нтаито. Босые ноги полуобнаженных женщин тяжело и неровно переступают на утоптанной земле, в ритме танца покачиваются их лоснящиеся тела.

Наш приход на время прерывает танец, но потом снова раздается тяжелый, волнующий ритм нгомы. Пляска ускоряется, но, кажется, ни шум, ни конвульсивные движения пляшущих женщин не нарушают покоя младенцев, спящих за спинами матерей. Голые их головки беспомощно болтаются над краями мешковины, которой они подвязаны.

Племя баторо живет у подножия Лунных гор в своих круглых самбах и клелеях, далекое от всего, что творится в мире. Если повезет, и вождь пригласит вас к себе, то можно заглянуть на миг в их мир, осмотреть их просторные хижины, сфотографировать мужчин, измельчающих топинамбуры и сушеные бананы на муку мхого, для чего они пользуются тяжелыми дубинками, познакомиться с домашней жизнью угандских крестьян.

Когда мы получили от окружного комиссара разрешение посетить негритянского «короля» Западной Уганды, он сказал нам:

– Не думайте, что увидите раскрашенного негра, закутанного в шкуры. Омукама[53]53
  Омукама, или мукама – титул феодального владыки Торо. – Прим. ред.


[Закрыть]
– цивилизованный и прогрессивный правитель. Не удивляйтесь его английскому языку.

– Как вас понять? – попытались мы получить более точный ответ.

– Увидите сами, – и окружной комиссар проводил нас таинственной улыбкой. – Омукама ждет вас в своей резиденции в 3 часа дня.

Высокий человек лет 40, несколько тяжеловатый, одетый по-европейски, встречает нас на пороге дома, напоминающего деревенскую дачу отставного чиновника лесного ведомства. До начала беседы успеваем осмотреться в помещении. На стенах развешаны потускневшие картины и пожелтевшие фотографии вождей в торжественных одеяниях при всех символических регалиях королевского достоинства. Телефон на письменном столе составляет довольно резкий контраст с этими фотографиями, так же как и книга посетителей на столе.

Повидимому, негритянский властелин Западной Уганды угадал наши мысли, увидев как после непродолжительного молчания мы взглянули на его перевязанную правую руку.

– Это у меня с тех пор, как я играл в футбол, – говорит он, как будто желая объяснить, почему при встрече подал нам левую руку.

Содержание завязавшейся потом беседы, несомненно, выходило за рамки представлений, с которыми мы вступали в резиденцию омукамы Рукиди. После первых приветствий разговор принял характер безобидной технической дискуссии об автомобилях последних марок. Рукиди – страстный автомобилист.

– Я на своем «понтиаке» не могу сделать больше 11 миль на галлон горючего, – говорит он на безукоризненном английском языке и не хочет верить, что восьмицилиндровый автомобиль чехословацкого производства, имеющий мотор сзади, с тем же количеством горючего в состоянии пройти более чем вдвое длинный путь. В разговоре омукама быстро переводит галлоны в литры, а мили в километры. Он поразил нас своим знанием американских «виллисов» и быстрым подсчетом эксплуатационных расходов автомобилей разных марок.

Как только мы пытаемся перевести разговор на другую тему, омукама начинает проявлять беспокойство, а окружной комиссар, держащийся все время начеку, незаметно старается вернуться снова к какой-нибудь марке машин. Стало ясно, что хоть нам и позволили видеть омукаму, но не разрешат ничего узнать от него.

Наконец постановщики церемониала внесли оживление в ход действия. Неожиданно, как «deus ex machina»,[54]54
  «Бог, спускающийся при помощи машины» (лат.)


[Закрыть]
то есть божество из театрального представления, под окнами «королевского» кабинета раздались визгливые звуки незнакомых музыкальных инструментов. Хозяин охотно проводил нас во двор и представил нам трех музыкантов, пришедших чествовать своего повелителя. В такт музыке раскачиваются длинные дудки, и музыканты, чтобы облегчить себе игру, каждый раз сильно наклоняются вперед, как бы для того, чтобы придать себе энергии. Каждая дудка настроена на свой тон, и, комбинируя три тона в различных вариациях ритма, музыканты добиваются причудливого эффекта.

Омукама повел нас садом к самому краю холма, на котором стоит его вилла. Коронационный павильон, стоящий вдалеке, сияет чистыми, побеленными стенами. Когда мы проходим мимо негра в изорванном штатском пиджаке, стоящего на часах, он салютует сверкающим копьем. Осматриваем местность, лежащую ниже резиденции омукамы. От подножия холма во всех направлениях разбегаются рощи бананов. Типичная Уганда…

По предложению окружного комиссара вносим свои имена в книгу посетителей. Точно таким же тоном и о том же самом нас просили в Египте гиды, показывающие музеи и различные достопримечательности…

Несколькими строчками выше расписались американцы из Нью-Йорка, навестившие омукаму неделю назад. Когда, прощаясь с нами, омукама подарил нам свою визитную карточку с автографом, написав его на капоте «татры», которую он с большим интересом осмотрел со всех сторон, нам еще раз вспомнился доктор Голуб.

Когда резиденция властителя Западной Уганды исчезла из поля зрения, мы рассмотрели продолговатую карточку, на которой было напечатано полное его имя: «Рукирабасайа, лейтенант королевской гвардии, Рукиди III, омукама оф Торо, Карузика Кабароле».

Король Западной Уганды в чине лейтенанта британской армии. В правом нижнем углу визитной карточки скромное сокращение имени и номер абонементного ящика на почтамте в Форт-Портале…





Вспоминаем слова британского правительственного чиновника:

«Не думайте, что увидите раскрашенного негра, закутанного в шкуры. Омукама – цивилизованный и прогрессивный правитель».

Омукама – цивилизованный правитель. Он разбирается в автомобилях, пользуется телефоном и пишущей машинкой, одевается, как европеец, посещает английского врача и держит виски на холоде в электрическом холодильнике.

Омукама даже знает кое-что о культуре, причем, несомненно, больше об европейской, чем о культуре цветных народов Африки и других частей света.

Но разве омукама прогрессивный правитель? Утверждать это – значит смешивать различные понятия. Можно ли вообще поставить слово «прогрессивный» рядом со словами «правитель», «династия» или «подданный»?

Несомненно, омукама ведет приятное и беззаботное существование молодого пенсионера. У подданных своих, о которых он так мало заботится, он продолжает пользоваться полным авторитетом. Для них он что-то недосягаемое, непостижимое, его окружает нимб. Нимб, физически и духовно порабощающий тысячи людей.

Мы сравниваем жизнь омукамы с жизнью его подданных. Перед нашими глазами дефилируют толпы женщин, согнувшихся под грузом бананов, прикрепленных к ремню вокруг лба, женщин, одетых лишь в кусок кожи, от которых пахнет прогорклым маслом. Разве они виноваты в том, что либо вовсе не знают мыла, либо оно для них недосягаемая роскошь? Разве подданные омукамы виноваты в том, что из-за невежества вымирают от болезней и голода на своей родине, одной из богатейших стран Африки?

Омукама – абсолютный владыка черного народа Западной Уганды. И в то же время он – абсолютный подданный Британской империи. Его королевский титул поставлен на один уровень с чином лейтенанта британской армии. Английские колониальные власти цинично сравняли оба эти звания. А король старательно выполняет приказания британского окружного комиссара, который выше его военным чином.

Лейтенант Рукиди III, конечно, знает, что такое субординация.

Как владыка безмерно богатой страны он послушно кладет к ногам своих британских командиров все богатства своей земли, а также своих подданных…

Ночной концерт бегемотов

Шоссе из Форт-Портала к озеру Эдуард на протяжении нескольких десятков километров идет вдоль гребня Рувензори. С правой стороны долго тянутся предгорья, прежде чем в просвете туч засверкают покрытые снегом склоны вершин. По временам нам кажется, будто бы мы проезжаем по Рачковой долине, окаймленной панорамой диких зазубренных пиков Баранец, Вишна-Магура, Якубина и Бистра.[55]55
  Баранец, Вишна-Магура, Якубина, Бистра – вершины Татр в Чехословакии. – Прим. перев.


[Закрыть]

Масса всяких животных по обе стороны дороги. Стада лосиных антилоп и антилоп Bubalis Cokei размерами не меньше быка. Павианы подстерегают нас, сидя в кустах, предварительно молниеносно перебегая дорогу, вероятно для того, чтобы рассмотреть нас поближе. В свете заходящего солнца слева сверкнуло озеро Джордж. В нескольких километрах далее большая таблица с английской надписью «Южное полушарие – Северное полушарие» указывает нам, что мы снова пересекаем экватор, на сей раз с севера на юг. В южном полушарии мы пробудем один день, так как завтра на границе Бельгийского Конго мы опять переедем в северное.

Однако не долго мы наслаждались вечерней идиллией. Скоро мы попали в холмистую местность, где дорога была покрыта скользкой грязью. Колеи, проложенные тяжелыми грузовиками, свидетельствуют о том, с каким трудом водителям здесь удавалось удерживать машины от скольжения. Хоть мы часто снижаем скорость до минимума, мы тоже с трудом удерживаемся на середине дороги. На подъемах по крутым холмам ничего другого не остается, как рисковать тем, что машина забуксует, и брать разбег в коротких долинках. Но даже при помощи таких маневров часто лишь с большими усилиями удается взобраться на вершину. Колеса раскачиваются и теряют опору. А съезжая вниз, мы вынуждены тормозить двигателем. Как только коснешься тормоза, скатываешься к кювету.

Часы бегут, а километры нарастают очень медленно. Небо со всех сторон покрыто тяжелыми тучами. Молнии сверкают непрерывно, и в их свете мы видим потоки воды, низвергающейся на землю. Сильная буря несется следом за «татрой» и с каждой минутой нагоняет ее. На дороге нам ночевать нельзя, потому что ливень может превратить ее в озеро грязи и воды, из которого нам так легко не выбраться. Терпеливо ждем, когда перед фарами нашей машины появится указатель поворота на Катве, где мы можем переночевать в государственном приюте для путников. Вдруг вдалеке появились две светлые приближающиеся точки. Перед нами останавливается небольшой грузовик, и из окна высовывается голова европейца в широкополой шляпе.

– Далеко ли до поворота на Катве?

– Три мили, – отвечает он кратко.

– Дорога там не лучше? – Нам очень хотелось услышать, что размокший грунт улучшится с выездом на главное шоссе в Конго.

– Как раз масса буйволов на дороге, – раздается в ответ из кабины, и сейчас же застучал стартер.

Наш вопрос, на который англичанин так и не ответил, потонул в шуме отъезжающей машины. Включаем мотор и повторяем про себя лаконичный ответ: «Как раз масса буйволов на дороге». В Кении они, случалось, нападали и на грузовые автомобили. А здесь о них говорят, как о кошках или кроликах…

Осторожно продвигаемся вперед, все время настороже в ожидании, что вот-вот из темноты навалится на нас тонна мяса на коротеньких ножках, со склоненной вниз головой и угрожающе закрученными рогами. Дорога медленно скользит под колесами машины.

Через мгновение вдали появляется табличка: «Катве – 13 миль».

Небо озаряется через правильные интервалы ослепительным блеском молний. Стеклоочистители с трудом справляются с потоками воды, заливающей ветровое стекло. Дождь понемногу стихает, из тьмы возникают гирлянды огней, и, наконец, перед нами ряды освещенных прямоугольников окон и буфетная стойка.

Катве.

Кучка индийцев стоит перед буфетом и хладнокровно рассматривает машину, остановившуюся в нескольких шагах. Государственный приют для путников дальше, в полукилометре от поселка.

Дождь совершенно прошел, когда мы по узенькой боковой дорожке проехали с главного шоссе через саванну до невысокого холмика. Вдали белеют стены приюта. Наконец близится долгожданный отдых. Остается только метров 30 до дома…

– Тормози!

– Выключаю фары!

– Сигналить будешь?

– … Еще раздразним его. Лучше мотором…

– Попробуй!

До домика всего 30 метров, не больше. Но между ним и «татрой» появилась огромная серобурая масса. Бегемот. Две с половиной тонны мяса перевалили через край дороги и остановились на середине нашего пути. Непосредственно за первым показался второй бегемот. Оба остановились, что-то почуяв, и наклонили головы. Пять бесконечных секунд напряжения. Мы были бессильны что-либо предпринять. Развернуть машину было невозможно, и все зависело от каприза чудовища, стоявшего перед «татрой». Бегемот понемногу поворачивается головой к свету. Мы уже схватились за ручку дверцы, но тут бегемот вдруг нерешительно отворачивается, встревоженный стуком мотора, и медленно переваливается через дорогу в саванну. Второй ковыляет на свою сторону. Первая скорость, полный газ – и «татра» останавливается перед самым домом.

Быстро переносим самые необходимые вещи, потом фотоаппараты, камеры, проявленную пленку, архив фотографий и документы. Кругом в темноте повсюду звучат тяжелые шаги бегемотов, и со всех сторон раздается их хриплый рев. С тяжелым сердцем запираем машину. В каком состоянии найдем мы ее завтра? С нами в домике ничего не может случиться, но что если вдруг какой-нибудь бегемот проявит из ряда вон выходящую техническую любознательность и заинтересуется наружными и внутренними деталями нашей «татрочки»?

До глубокой ночи тщетно стараемся понять, почему как раз вокруг домика собралось столько бегемотов. Все окрестности с вечера уже тонули в глубокой тьме. Только около полуночи небо на востоке загорелось алым светом, а еще через несколько минут глубоко внизу кроваво-красный поток света залил поверхность озера Эдуард. Домик стоит прямо над берегом, и поэтому сюда каждую ночь выходят пастись сотни бегемотов.

Всю эту последнюю ночь в Уганде бегемоты устраивали концерты под окнами уединенного домика. Издаваемые ими звуки трудно передать. Это нечто среднее между хрюканьем свиньи и мычанием коровы, основательно усиленным при помощи динамического репродуктора.

С рассветом мы были на ногах. Чем светлее становилось на дворе, тем быстрее удалялись бегемоты к озеру. Опоздавшие животные ковыляли туда уже перед самым восходом солнца. Широкими тропами, протоптанными бегемотами, мы пробрались следом за ними к берегу. Воздух над озером дрожал от довольного басистого хрюканья; в воде недалеко от берега мы увидели их первое сборище. Чуть мы вылезли из-за кустарников, как в нашу сторону внимательно и сосредоточенно обратилось более 50 пар мясистых ушей, вытаращенных глаз и широких ноздрей. Неподалеку от первого стада с удовольствием барахталось в воде второе, а за ним много других. Не успело взойти солнце, как сразу сделалось жарко, и бегемотовые островки один за другим скрылись под водой. К 8 часам утра только перископы глаз, гейзеры воды, пузыри да пыхтение свидетельствовали о том, что под поверхностью воды прохлаждаются сотни бегемотов.

На маленьком полуостровке мы застигли стадо антилоп. Пугливые фламинго успели доложить о нас раньше, чем стадо нас почуяло. Но зато спокойные, рассудительные марабу с философским безразличием позировали перед камерой.

Неподалеку от озера Эдуард есть маленькое озерко между голыми холмами. Последняя достопримечательность Уганды, увиденная нами, – бессточное соленое озеро. Розовая его гладь у мелких берегов переходит в насыщенный кармин. В этих местах босые рабочие голыми руками сгребают со дна кристаллическую соль. Их кожа так же изъедена солью, как у египетских рабочих на соляных промыслах поблизости от Розеттского рукава Нила, в шести тысячах километров отсюда. И здесь рабочие корзинами перетаскивают соль на берег, где она досушивается на солнце, затем зашивают ее в мешки и сдают для отправки на железнодорожную станцию в Кампале.

Единственным механизмом вплоть до погрузки соли в кузов грузового автомобиля служат мышцы человека, а единственной защитой от едкой соленой воды – собственная кожа. Правда, англичанин надсмотрщик скажет, что кожа эта черная, а поэтому стоит дешевле, чем резиновые сапоги.

«Никогда с ними не спорьте»

В 30 километрах от Катве вы окончательно прощаетесь с Угандой и со всей Британской Восточной Африкой. По-настоящему вы это поймете, только когда за вами опустится шлагбаум и через несколько километров пути на мачте перед следующим пограничным шлагбаумом затрепещет трехцветный бельгийский флаг. Ни на одном пограничном пункте, ни в одной из британских колоний вы не увидите белого в должности таможенного инспектора или пограничника. Не потому, конечно, что в Англии или даже в британских колониях не нашлось бы англичан или других белых, которые охотно взялись бы за такую работу. Но англичане соблюдают престиж абсолютных господ, которым нельзя уронить свое достоинство, охраняя границы колоний. Англичане в колониях только осуществляют власть, торгуют и занимаются «предпринимательской деятельностью». Лишь в самых исключительных случаях они выполняют другие функции, но всегда такие, при которых они «не уронят себя» в глазах остального населения. Если власти в колонии не в состоянии предоставить англичанину соответствующей работы, то они просто отправляют его домой.

В Бельгийском Конго техника администрирования носит несколько иной характер. Вероятно, этим объясняется, что в Касинди на границе вас приветствует бельгиец на чистейшем французском языке. Французская надпись, гласящая «Таможня Касинди», яснее ясного дает вам понять, что вы на какое-то время очутились в сфере европейских обычаев.

На карте Бельгийского Конго как раз возле маленькой надписи Касинди вы увидите интересное пересечение трех линий. Пунктирная линия с севера на юг обозначает границу между Конго и Угандой. Бесконечная черная прямая, протянувшаяся с востока на запад, вновь напоминает вам о том, что вы находитесь на экваторе. А красная линия дороги делит прямой угол, образованный скрещением двух первых линий, пополам.

По этой красной линии только редко проходят машины. Возможно, именно поэтому европейский чиновник на границе воспользовался удобным случаем, чтобы освежить в памяти весь сложный обряд таможенного досмотра. Первое приятное удивление от встречи с белым человеком после длительной поездки по глухим местам сменилось разочарованием. Начальственный тон, тщательная проверка документов, сдержанное и чересчур властное поведение. Мы уж думали, что тем дело и кончится, и готовились уходить, когда он буквально пригвоздил нас к стульям строгим приказом:

– Разгрузить машину! Таможенный досмотр всех вещей!

Мы представили себе центнеры личных вещей, запасных частей к автомобилю, фотоаппаратов, кинокамер, фотоматериалов, переписки, репортажей, дневников и фотографий, приспособлений, оружия, пишущих машинок… Почти целый день мы потратили на то, чтобы все это тщательно уложить в тесной машине. Но при всем том мы не забывали совета, полученного от опытного путешественника:

«Проявляйте уважение к таможенным инспекторам! Никогда не спорьте с ними!»

На всем пути от границы Египта и Судана нас никто ни разу не спрашивал, не везем ли мы чего-нибудь, за что надо платить пошлину. Очевидно, у англичан имеются другие методы контроля. В их колониях пограничный досмотр вообще невозможен просто потому, что в большинстве случаев в автомобилях разъезжают европейцы, и колониальные власти уже из соображений престижа не могут допустить, чтобы их на границах проверяли черные таможенники и пограничники. Все формальности протекают уже в учреждениях, размещенных в крупных городах. Но и тут они чрезвычайно упрощены. В этом отношении англичане проявляют доверие ко всем, кому разрешен въезд в колонию. И, естественно, никому в голову не придет нарушить какое-либо таможенное предписание. На границе вы продиктуете караульному номер своей машины. Иногда сержант попросит вас записать свое имя в изорванный регистрационный журнал, чтобы избавить его от труда. Печати в паспортах его не интересуют, об этом позаботится иммиграционное управление, находящееся иногда в сотнях километров от границы. Куда вы едете и где будете отмечаться, до этого ему тоже дела нет, и уж, во всяком случае, ему в голову не придет задать вам вопрос, признали ли вы необходимым в целях обеспечения личной безопасности в Африке взять с собой в машину пистолет-автомат или даже пулемет с центнером патронов. Ему просто не полагается задавать таких вопросов. Его дело доложить вышестоящему начальнику и управлению.

Совсем иначе обстоит дело на границах Бельгийского Конго. Вы заполняете длиннейшую, на нескольких страницах анкету, и вам нельзя опустить в записях ни имя, полученное при крещении вашим отцом, ни девичью фамилию матери. Потом начинается подробный досмотр. Ссылки на методы, применяемые в соседних колониях, вам не помогут. В личные карточки иностранцев заносятся все заводские номера фотоаппаратов, биноклей, измерительных приборов, пишущих машинок, кинокамер и вообще всего, на чем есть или на чем полагается быть номеру. Таможенник готов привлечь вас к ответственности за то, что швейцарская фабрика не поместила фабричного номера на наружной стороне любительской кинокамеры, а скрыла его внутри. Камера заряжена 30 метрами цветной пленки, но это не помешало бы таможеннику осмотреть ее изнутри. Только энергичный протест вынуждает его отказаться от этой попытки, и он удовлетворяется регистрацией заводского номера самого большого объектива, предварительно пораздумав, не лучше ли было бы зарегистрировать все три.

Еще большее неудовольствие он проявляет, когда обнаруживает, что мы сумели провезти через 20 различных стран до этой границы два пистолета и ружье, о которых нас нигде никто не расспрашивал, так как все просто принимали этот факт к сведению. Нам предлагается на выбор либо сдать оружие, с тем что оно будет – в чем мы не совсем уверены – переслано на пограничный пункт, через который мы будем выезжать из Бельгийского Конго, либо разрешить его опломбировать. И вот на кожаных чехлах появляются шнурки со свинцовыми пломбами, чтобы мы не вздумали пустить в ход оружие для самозащиты. Когда мы сослались на банды грабителей, которых так много в Эритрее, Сомали и Эфиопии, мы получили лаконичный ответ:

– Здесь вы находитесь в благоустроенной стране, а для охоты на зверей вам надо иметь разрешение из Брюсселя.

Не имеет значения, что вам придется ехать по местам, где бродят стада слонов, где живут разнообразнейшие породы хищников из семейства кошачьих и другие опасные звери. По мнению властей, охотничье ружье и пистолет могут служить только для охоты. Если вам нужно воспользоваться ими для другой цели, все же позаботьтесь получить разрешение из Брюсселя. Если ночью вам вскочит на шею леопард или на вашу машину нападет слон, рекомендуется, видимо, запросить такое разрешение по телеграфу..

Под наплывом новых впечатлений мы вскоре забыли неприятный инцидент на границе. Когда мы перевалили через пригорок из Касинди, перед нами открылась потрясающая панорама. Сплошное, бесконечное море зелени от горизонта к горизонту. Кое-где среди буйной растительности блеснет ленивая гладь реки или покажется несколько соломенных крыш. Каскады зелени спускаются по склонам Рувензори с холма на холм, пока не достигнут необъятной долины. Перед нами было Конго. Такое, о котором мы когда-то мечтали, рассматривая пестрые картинки на его экзотических почтовых марках. Растительность захватила не только весь край, но и узкую вьющуюся дорогу впереди, спускающуюся в долину. Только две колеи, а сбоку от них и между ними высокая трава.

Едва мы спустились несколькими сотнями метров ниже, как над дорогой сомкнулся свод могучих крон первобытного леса, переплетенных сетью лиан. Переправа через речку на примитивном пароме, и снова лес. Когда мы, наконец, вырвались из его объятий, то оказались на пересечении трех дорог. Трехметровые четко оформленные таблицы предоставляют автомобилисту прекрасную возможность ориентироваться в расстояниях между пунктами на разных направлениях. Наша, узкая дорожка влилась в широкую пыльную дорогу, ровную, как стол, которая после нескольких сотен метров пути затерялась между аккуратными домиками и садами поселка Бени.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю