Текст книги "Африка грёз и действительности (Том 2)"

Автор книги: Иржи Ганзелка

Соавторы: Мирослав Зикмунд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

Black cotton soil[24]24
  Black cotton soil (англ.) – «черная хлопковая почва», которая превращается в период тропических ливней в непроходимую грязь.


[Закрыть]

Кисмаю выглядел, как после битвы. На солнце сверкают белые стены домов, на улицах не видно ни души. Был послеобеденный час, и Африка, по обыкновению, отдыхала. Нам не хотелось задерживаться, пока откроются учреждения, где мы могли бы получить дополнительные сведения о дороге. В отделении полиции мы, согласно предписанию, заявили дежурному черному сержанту, что покидаем страну. Дальше на всем пути протяжением в несколько сот километров нам уж нигде не встретится ни один населенный пункт.

Сержант, кажется, вообще не слышал нашего вопроса о дороге в направлении к западной границе Сомали. Он спокойно кивнул нам и продолжал спать, положив голову на стол. Солнце жгло, и только далеко на западе на горизонте висели свинцовые тучи. Мы наполнили бензином все бидоны, погрузили дополнительно еще несколько запаянных банок с аварийным запасом и выехали из поселка. Где-то далеко на юго-западе была Кения.

«Найроби – 513 миль» – гласила надпись на километровом столбе за Кисмаю. Значит, нам еще остается свыше 800 километров пути. Вдали сверкала молния. Кабан перебежал дорогу и исчез в буше. Дорога ухудшалась с каждым километром. Ее красное песчаное покрытие все чаще сменялось лужами подсыхающей грязи. Мы ехали по шоссе, которое еще три дня назад было закрыто для проезда. Глубокие борозды от сдвоенных колес грузового автомобиля тянулись впереди и на каждом шагу сворачивали в сторону от дороги. Явный результат частого буксования по скользкой глине.

Затем вместо сырых, подсыхающих участков дороги все чаще стали появляться лужи воды, на которых машину бросало из стороны в сторону. Мы даже подумывали о возвращении, но когда лужи сменялись длинными отрезками сухой дороги, начинали надеяться, что залитых водой мест впереди не так уж много. Мы очень хорошо знали эту вязкую глинистую грязь, которая сразу превращает африканские дороги в непроходимую кашу. Англичане называют такие коварные места «черной хлопковой почвой», только на этот раз красная глина, облепившая колеса нашей машины, не имела ничего общего с черным цветом.

Между тем небо грозно темнело, и мы могли наблюдать, как с тяжелых туч вдали спадала завеса дождя. Тонны воды низвергались там на землю. Мы тешили себя надеждой, что, судя по карте, дорога должна через несколько километров резко свернуть влево и что нам, возможно, удастся спастись от дождя.

Через 70 километров у дороги неожиданно появилось несколько брезентовых палаток, домик на колесах, группа негров вокруг и надпись «Ida road camp».[25]25
  «Дорожный лагерь Айда» (англ.).


[Закрыть] Это был лагерь дорожных рабочих, о котором мы вчера узнали в Могадишо.

Спрашиваем начальника итальянца о состоянии дороги.

– Вы отъедете от лагеря только на пять миль. Дальше дорога под водой. Всю последнюю ночь лило как из ведра.

Нам известно, что это означает на экваторе. Следовательно, наш поспешный отъезд из Могадишо не помог.

– Сегодня утром там застрял английский майор на легком военном грузовике. 12 солдат не смогли сдвинуть грузовик с места. К счастью, машина засела в нескольких сотнях метров от лагеря. Мы вытащили ее катерпиллером, и она вернулась в Кисмаю. Не ездите дальше, не рискуйте зря!

Мы понимали, что дело плохо, но нам хотелось собственными глазами посмотреть, насколько испорчена дорога, чтобы получить представление о том, надолго ли придется здесь задержаться.

– Пожалуйста! – согласился итальянец. – Все равно, вы сейчас же вернетесь. Только будьте осторожны, не завязните там!

Малярия

Проехав четыре мили, мы начали испытывать затруднения с управлением. Колеса все глубже врезались в полотно дороги, ощущение такое, будто вы на катке. Ехали со скоростью пешехода. В нескольких сотнях метров впереди показались американский трактор-катерпиллер и группа негров, работавших на дороге около него. Дорога становилась все хуже. На ветровое стекло упали первые тяжелые капли дождя. Когда до катерпиллера осталось менее 100 метров, мы попытались остановить машину, так как на такой скользкой почве нельзя было бы обогнуть огромные стальные гусеницы. Мы тормозили, но машина неудержимо катилась вперед и вбок – как сани на снегу. Наконец мы сумели остановить машину в 20 сантиметрах от рва, полного воды.

Рабочие, находившиеся у катерпиллера, подбежали к нам; они были босы, одеты только в рваные спортивные штаны, с волос текла вода, ничто не защищало их ни от дождя, ни от грязи.

Остальные рабочие продолжали ходить по дороге по колено в воде; жестяными банками вычерпывали они воду из луж и выливали ее в кюветы. Нескончаемый сизифов труд; ведь дождь за несколько минут уничтожил результаты их полудневной работы. Катерпиллер увяз в грязи своими широкими гусеницами; казалось, он так же не способен двигаться, как и любая другая машина, которая попыталась бы здесь проехать.

Положение было безнадежным. Между тем дождь усилился, и завеса его катилась через нас по направлению к лагерю. Мы торопились выбраться из этих мест раньше, чем вода зальет и этот участок дороги. Но колеса беспомощно скользили, и при повороте на узкой дороге машина могла свалиться в кювет. Каким-то чудом нам удалось вывести машину на середину дороги, и мы осторожно поехали задним ходом, выбираясь из самого тяжелого места. Но долго так пятиться мы не могли, потому что начался уже страшный ливень.

Машина остановилась поперек дороги, а при попытках ее развернуть скатывалась в старую колею, которая от этого все более углублялась. Наконец при помощи двух рабочих нам удалось повернуть «татру», используя скользкую почву. Мы развернули машину, как по льду, напирая объединенными силами сбоку на переднюю часть, и передвинули ее по направлению к лагерю.

За этим последовало печальное возвращение.

Дождевые облака остановились как раз перед лагерем. Тяжелые тучи неподвижно висели над дорогой. Самый слабый ветерок понес бы тонны воды вперед. Мы были бессильны. Ничего не оставалось, кроме ожидания. Во время короткой вечерней прогулки по бушу мы впервые увидели следы слонов, вдавленные во влажную почву иногда на глубину более четверти метра. Сломанные деревья показывали путь, которым проходили эти колоссы.

Потом нам попались и следы жираф. Если судить по следам, то в буше было также много львов, газелей, антилоп и обезьян. Но все животные к вечеру уходили на водопой к недалекой реке.

Мы хотели использовать время вынужденного ожидания, но не смогли сосредоточиться для какой-нибудь серьезной работы.

Близ лагеря, как призрак, нависла неподвижная туча. Мы еще никогда не находились в таком положении. И в Судане и в Эфиопии мы имели дело с неменяющимися условиями. Только от машины и от нас зависело, как мы к ним приспособимся. А здесь нам приходилось ждать сложа руки. Ждать…

Ночь мы проводим в машине. Утром выглядываем из нее с опаской. Солнце снова жжет немилосердно, лужи за лагерем исчезают, как вода из сита, появляется надежда, что дорога скоро подсохнет. Мы оседлали экватор; во время вчерашней езды мы снова вернулись в северное полушарие.

Нас сковывает свинцовое равнодушие, давит на затылок, как мешок с песком. И разговаривать-то ни с кем не хочется, а ведь рабочие так дружелюбно к нам относятся, рассказывают разные истории из своей обездоленной жизни, хотят поделиться; когда еще представится такой случай, что белые застрянут у них и будут ждать… Ждать! А чего мы тут, собственно, ждем? Ведь мы так торопились, так мчались, так торговались с картой, со съемочной камерой, со спидометром, 10-го, да 10-го, мы в последний раз оглянулись на Аддис-Абебу, а сегодня 20-е, вернее уже 21-е. И вдруг застрять здесь и ждать – чего, собственно, ждать? Негры, сидя возле колес «татры», руками и палками выколачивают из-под крыльев густую засохшую грязь и спрессовавшуюся глину. Сами они по уши в грязи.

Усталость? Шум в голове? Учащенный пульс? Вялость? Нет, это, должно быть, просто от дурного настроения, из-за разбитых планов, из-за влажной духоты вокруг…

Иржи пошатнулся, видимо оступился и подвернул ногу в щиколотке. Но разве из-за этого его бы так качало?

– Что такое, что с тобой?

– Со мной? Мне холодно, – заикаясь ответил он и упал в судорогах на крылечко деревянного домика.

В глазах темно, а ведь теперь полдень; солнце повисло над этой гигантской оранжереей и сразу иссушило все мысли.

– Обними меня за плечи, я тебя уложу в «татру», отдохнешь там. Мы оба знаем – это малярия, болотная лихорадка. Вексель, выданный комарам на ночном строительстве брода в Эфиопии, представлен сегодня к платежу. Расплачивайся…

Трех толстых одеял не хватает. Кошмар какой-то: 50 градусов в тени, экватор под ногами, а ему мало трех шерстяных одеял, приходится доставать из чемодана свитер. Что же теперь принять, атебрин или хинин?

– Прими атебрина две-три таблетки, сразу легче станет.

Через четверть часа температура поднялась до 40 градусов. Все одеяла долой, и рубашку, и майку. Крыша «татры», раскалена, лоб и виски горят, атебрин не удержался в желудке и пяти минут – все обратно. Рвота желтой водой, наверное так и должно быть.

Еще одна попытка, и еще одна. Все напрасно.

Холодный пот струится по лицу Иржи. Как он сразу похудел! Синие круги под глазами, все тело извивается в судорогах, зубы уже снова стучат от холода, сейчас опять нужны одеяла и свитер.

Новый приступ: озноб, жар, озноб, жар…

А затем наступил перелом.

Хинин удержался в желудке. Все-таки, значит, нет ничего лучше хины, старого, испытанного средства!

У Иржи спокойный взгляд; кажется, глаза слегка улыбаются. И пульс ровней. Рука в руке. Я знаю, ты уже давно не считаешь удары пульса, это просто пожатие дружеской руки.

И какое нам дело до того, что впереди дождь, что нам нельзя двигаться дальше?..

Глава XXIV
В ПЛЕНУ У ДОРОГ КЕНИИ

На третий день нашего пребывания в дорожном лагере Айда состояние окружающей местности настолько улучшилось, что можно было подумать о продолжении пути. Накануне в лагерь приехал инженер из дорожного управления в Кисмаю, которому сообщили там на месте и, кроме того, по коротковолновому передатчику из лагеря о нашем намерении проехать затопленным участком. Он внимательно обследовал территорию и разрешил в случае крайней необходимости пробуксировать нас трактором через самый опасный участок пути, как только общее состояние шоссе позволит дальнейшее продвижение.

В прошлом году примерно в этих же местах из-за неожиданных дождей застряла колонна из трех грузовых машин с 26 людьми. Через несколько дней у них истощились запасы питьевой воды и продовольствия. О том, чтобы возобновить запасы, нечего было и думать, так как вся местность на площади в несколько десятков квадратных километров превратилась в болото. В конце-концов пришлось вызвать самолеты, и в течение всего периода дождей застрявшей экспедиции регулярно сбрасывались припасы и питьевая вода с воздуха.

Еще один потерпевший аварию

Утром рабочие из лагеря прошли несколько миль по шоссе дальше затопленного участка и установили, что, за исключением небольших отрезков, дорога уже почти совсем просохла. Как только окончился самый острый приступ малярии, мы решили двигаться. Итальянец, начальник лагеря, сопровождает нас на грузовике со своим отрядом, чтобы в случае необходимости оказать помощь.

Проехав восемь километров, мы попадаем на знакомое место. Вода исчезла, лишь кое-где остались размокшие участки, на которых рабочие увязают, едва ступив ногой. Осторожно промеряем колеи, по которым лучше всего провести машину, выискиваем островки твердого грунта, где автомобиль мог бы разбежаться, чтобы проехать через более мягкие участки.

Еще раз осматриваем дорогу впереди и выезжаем на большой скорости. Не успели мы отъехать несколько десятков метров, как машина начинает буксовать в грязи, мы все больше теряем контроль над управлением и наконец погружаемся по самые оси. Автомобиль левым боком сидит в грязи по край двери. Рабочие спешат к нам на выручку, но итальянец принимает энергичное решение. Осушить участок и вытащить «татру» заняло бы несколько часов, поэтому он вызвал тракториста с катерпиллером. Трактор катит по дороге мимо нас, и от его оседающих в грязи гусениц разлетаются каскады грязи. Он пристраивается впереди нашей машины, и через несколько минут мы уже снова стоим на твердом грунте. Катерпиллер продолжает тащить нас через другие опасные участки.

Проехав километр, мы прощаемся с итальянцем и рабочими, так как дорога впереди как будто в удовлетворительном состоянии.

– Я обожду здесь с трактором полчаса, – говорит добросовестный итальянец, подавая нам руку на прощанье. – Если снова сядете, выстрелите из винтовки три раза, я сейчас же приеду.

Вся группа наших самоотверженных помощников и гостеприимных хозяев исчезла за поворотом дороги, а шоссе продолжает оставаться вполне проходимым, если не считать небольших участков. На счетчике спидометра весело запрыгали цифры.

– Юрка, не горит ли у нас резина?

– И мне так кажется, стой!..

Оказывается, глина, налипшая вокруг осей и под крыльями, высохла во время езды, и от трения перегревается резина. Полчаса старательно счищаем грязь и продолжаем путь.

Через три часа после отъезда из лагеря мы снова сидим в болоте. Теперь нужно самим выбираться, потому что итальянец уже давно вернулся к себе в лагерь вместе с катерпиллером. Понемногу вычерпываем воду из-под машины жестяными консервными банками, затем вычерпываем жидкую грязь. Подкладываем под машину ветки, потому что камня здесь нигде не найдешь.

– Мирек, послушай, как будто мотор шумит?

– Откуда он здесь возьмется? Это у тебя от хины в голове шумит.

– Да нет, в самом деле мотор, смотри!

Далеко за нами на шоссе появилась темная точка, которая быстро приближалась.

– Ты прав…

Среди гейзеров воды, высоко взлетающих из-под колес, едва можно различить выкрашенный в защитный цвет грузовик. Водитель на скользких участках идет явно на больший риск, чем это необходимо.

Не успели мы додумать свою мысль до конца, как машина покачнулась на дороге, двигатель взревел на высоких оборотах, грузовик перелетел через ров в буш, выскочил из него несколькими метрами ближе и застрял левым бортом в неглубоком рве. Кузов, как пьяный, сидит на кустах. Мотор несколько раз взвыл, от колес отлетели фонтаны грязи, и все стихло.

Спешим на помощь потерпевшим аварию. Нас приветствует английский майор, тот самый, которого около Айды вытаскивали из грязи катерпиллером. У нас одинаковый маршрут – он тоже едет в Найроби. Оказывается, майор, который сам вел машину, мчался, не заботясь о дороге, стремясь догнать нас. Он везет с собой несколько черных солдат, которые стараются вытащить машину на сухое место. Измазанные с головы до ног, они вычерпывают воду из рва, рубят ветки и подкладывают их под колеса. Видно, что они не первый раз этим занимаются. Потом надевают цепи, и «форд» выезжает на сухую дорогу. Через несколько минут мы вытащили и свою «татру». Теперь у нас появилось чувство полной безопасности. Вместе нам легче будет преодолевать трудности, которых впереди еще немало.

До наступления темноты мы проехали несколько километров и после захода солнца расположились лагерем на сухой полянке под огромной плоской кроной старой акации. Пока солдаты готовили ужин, мы настроили свой приемник и слушали вечерние известия в передаче английского диктора из Найроби.

Тихий романтический вечер очень скоро заставил нас забыть о всех пережитых сегодня мучениях, включая последний утренний приступ малярии и раскисшую дорогу. Большой костер мягким светом озарял наш привал. На ветви акации падали колеблющиеся тени солдат, укладывавшихся спать. Окружающий буш просыпался к жизни…

59 градусов в тени

На рассвете начался последний этап нашего пути в Кению. И сразу же мы наткнулись на первые залитые водой обширные участки дороги. Маленькие лужи мы проскакивали, а большие приходилось объезжать, сворачивая с дороги в буш. Очень жалко было машину, которая уже столько раз выручала нас в самых тяжелых условиях. Она продиралась сквозь колючие кустарники, и шины стойко сопротивлялись острым шипам. С самого утра солнце палило нещадно. В 8 часов термометр показывал 30 градусов в тени, и с каждым часом температура поднималась. В буше и на дороге часто попадались кучки побелевших костей – следы львиных пиршеств. Все больше сухих мест на дороге, многие километры шины шуршат по песку, и спидометр все быстрей отсчитывает пройденные километры.

В полдень у дороги появилась табличка с двумя направленными в разные стороны стрелками и лаконичной надписью: «Кения – Сомали». Переезжаем еще одну границу, на этот раз уже девятнадцатую. Впервые мы не видим ни пограничной стражи, ни полицейской будки, ни даже традиционного шлагбаума, хотя мы пересекаем границу двух колоний с совершенно различными формами управления. Живо представляем себе, с каким восторгом приветствовали бы такой переход границы автомобилисты в разорванной на куски Европе. Вдоль дороги снова появляются термитные небоскребы. Но в основном кругом однообразно ровный буш. Усталость угнетает, ничто нас не занимает, кроме дороги и спидометра.

Вскоре после полудня неожиданно вновь въезжаем на заболоченный участок дороги, на этот раз такой же обширный, как за лагерем Айда. Выключаем мотор и ищем объезд. Майор со своим «фордом» отстал от нас; возможно, обедает. С километр продираемся через кустарники у края дороги. Возвращаемся ни с чем: среди кустарников поросли молодых деревьев, и среди них много заболоченных мест. Между тем подъехал майор, который исследует местность по другую сторону дороги. Он решает проехать через буш. Опять его мотор ревет на высоких оборотах, нам слышен треск кустарников, над бушем иногда появляется брезентовый верх грузовика. Через несколько минут машина, буквально перескочив через ров шириной в четверть метра, вынырнула далеко впереди на дороге.

Нам ничего другого не остается, как последовать за ними, хоть душа и болит за машину. Раздумывать некогда. Перед нами еще сотни километров пути, и кто знает, что нас ожидает. «Татра» застревает при переезде через высокую песчаную насыпь у шоссе, мы ее освобождаем и, наконец, по колее, проложенной машиной майора, снова выбираемся на дорогу. Нам сильно помогли кустарники, поваленные стальными траверсами «форда». Мы проехали, как по слоновьей тропе.

Пока «форд» опять отсиживается в глубокой грязи, которую нам посчастливилось благополучно миновать, мы отдыхаем на дороге.

Усталость и от дороги и от малярии сказывается все сильней. Солнце печет невыносимо. Оно висит прямо над головой, влажный воздух, как слой изоляции, окутывает болота, от которых поднимаются испарения.

Эта насыщенная влагой атмосфера гораздо тягостней, чем сухой зной. Мы тщетно пытаемся укрыться от солнца в буше. Под редкими ветвями пищат комары, а земля пропитана влагой. Термометр показывает 59 градусов по Цельсию в тени – самую высокую температуру, которую мы наблюдали в Африке за все время. В конце концов мы укладываемся под задними крыльями машины, чтобы хоть головы спрятать от солнечных лучей. Лежа посреди грязной дороги, так что головы находятся всего в нескольких дециметрах от раскаленного картера и глушителя, мы все-таки чувствуем себя лучше, чем в тропических шлемах под солнцем, где не ощущается ни малейшего дуновения ветра.

Впереди на дороге поблескивают лужи – верный признак предстоящих нам новых тяжких часов борьбы.

Ванна среди дороги

Отряд майора до сих пор все еще борется с бездонным болотом под «фордом», а сам майор набирается сил, отдыхая возле своей машины. Отдохнув немного, мы осторожно выезжаем, чтобы попытаться проскочить опасный участок. Шоссе затоплено во всю ширину. Вода стоит глубокая, и под ее поверхностью скрываются рытвины и ямы, наполненные грязью. Проехать невозможно.

– Мирек, попробуй осмотреть буш справа, а я пойду влево, надо где-нибудь найти грунт покрепче, а то мы отсюда не выберемся.

– Если найду проезд, выстрелю три раза. Встречаемся здесь у машины.

Долго бродим колючими кустарниками по глубоким лужам. Ноги проваливаются в трясину, а мы уже не обращаем внимания ни на противный комариный писк, ни на укусы. Ноги будто свинцом налиты, пропитанные потом рубашки липнут к телу, голова кружится, мысли перепутались от усталости, притупились от оранжерейной жары, выжжены палящим солнцем.

Мы прощупали километр буша по обе стороны затопленной дороги. Всего один километр, а чувствуем себя так, будто боролись с бушем несколько дней.

– Нашел?

– Ничего.

– Серединой дороги мы, конечно, не проедем. Что если попытаться пробраться по краю, возле рва?

– Удержишь машину?

– Попробую.

Выбираем единственно возможный путь, хотя мы оба слишком хорошо знаем, что может случиться, если колеса забуксуют. Но либо пан, либо пропал – другого выхода нет.

Стартер, газ. На первой сотне метров из-под колес разлетаются куски липкой глины, но все же мы оставили за собой самый тяжелый отрезок дороги с подозрительным продольным хребтом. Временами, когда колеса задевают за песчаное дно лужи, машина проскакивает вперед. Остается еще 80 метров, 70 метров, 50! Вдруг передние колеса подскакивают в заполненной водой канаве, проходящей наискосок через дорогу, и машину забросило вправо. Секунды напряжения. Пытаемся удержать машину в движении, выровнять, выехать из канавы. Тщетно.

Над бушем мертвая тишина.

Доска с приборами управления наклонена под большим углом вправо. На левом сиденье водитель сидит на полметра выше, чем его спутник рядом.

Слева сплошная водная гладь, справа глубокий ров. По колеям из-под колес вытекают струйки грязи, и машина на глазах все глубже уходит правым боком в болото. С трудом выбираемся из «татры». В худшем положении мы еще не были. Лихорадочно трудимся, чтобы запрудить канаву вокруг «татры» и вычерпать консервными банками воду. Каждое движение причиняет страдание. Термометр все еще показывает 59 градусов в тени.

В тени? Да где же она эта тень? Металлические части автомобиля накалились, до кузова нельзя дотронуться. Писк комаров доводит до бешенства…

Быстрей, быстрей! Надо добраться до домкрата, лежащего в углублении справа, которое погрузилось вместе с правой стороной машины в жидкую кашу грязи. А теперь – натаскать из буша веток и гнилых стволов и накидать их под машину, чтобы она не провалилась еще глубже.

– Юрка, Юрка, где ты?

Вокруг – глухой буш. Мирек снова продирается сквозь кустарники, вокруг него все кружится. Где Иржи? Где… Да вот он лежит! Без сознания. Это уже второй раз за один час. Вчерашние изнурительные приступы малярии, а потом бесконечные часы борьбы с трясинами. Какое свинство, что здоровый парень от этого сразу превращается в слабую тростинку! А кругом сплошное болото. Надо выбираться отсюда во что бы то ни стало, надо!

Прикладываю к голове больного компресс, намочив грязный платок в теплой бурде.

– Пойдем, посиди немножко на краю рва, тебе надо отдохнуть.

Домкрат прочно закреплен, головка его медленно поднимается, миллиметр за миллиметром. Еще пять раз повернуть, четыре раза, отдых, еще три раза; нет, не получается! Колени мягкие, как подушки, голова свинцовая, о машину опереться нельзя, она сейчас же упадет в грязь; ну, еще раза два повернуть ручку…

– Погоди, Мирек, я тебя сменю, мне уже немного лучше… После каждых десяти поворотов мы сменяемся; тяжело дышать.

– А теперь парочку веток под правое заднее. Нужно отпустить домкрат и подложить под него что-нибудь, дальше уже некуда поднимать!

Убийственная тишина висит над бушем. Нигде ни малейшего движения, только изредка в болоте что-то чавкает, и пузырь гнили лениво вываливается наружу.

Подкладываем под домкрат в глубокую яму четыре скрещенных по два бревна и снова – вверх, вниз, вверх, вниз…

И вторая попытка выбраться остается безрезультатной. «Татра» вдруг скатилась по мокрому хворосту и погрузилась до половины дверей в вонючую жижу.

Еще два часа возни, бесконечных два часа.

А потом вдали послышался шум мотора.

– Майор!

Майор, который застрял в грязи далеко позади нас, выбрался с помощью солдат.

Сами бесконечно измученные, они самоотверженно сменяют нас. 12 мускулистых рук заставляют машину снова подняться из болота. Еще одна попытка – и мы свободны. Солдаты еле на ногах стоят. Бронзовые мускулы их лоснятся от пота, но глаза смеются. Так и хочется обнять их, всех по очереди!

Надо еще кусок проехать, чтобы выбрать место посуше для привала. Пробиваем себе дорогу через воду по середине дороги, грунт которой становиться более песчаным. «Форд» идет вплотную за нами. Прошли 100 метров по опасному участку, еще 200 метров, а затем кусок через буш, и тут колеса майорской машины утопают в грязи. Возвращаем ему долг, помогая выбраться. А над бушем уже спускается ночь..

Совершенно обессиленные лежим на спальных мешках и одеялах возле машин. Рядом с нами тяжело дышат наши большие добрые друзья. Рука ищет в темноте, нащупывает последнюю бутылку воды. Один из солдат заварил крепкого черного кофе. Мы хотим пойти за ним, но не можем устоять на ногах без посторонней помощи. Глоток кофе, но начинается рвота.

Солдаты засыпают, не успев поесть. Майор поднимает голову из-под противомоскитной сетки.

– Listen, boys,[26]26
  Послушайте, ребята (англ.).


[Закрыть] пойдемте выкупаемся! Вам станет легче.

Его слова звучат, как насмешка, однако майор уже раздевается и через минуту зовет нас к себе из грязной лужи на дороге. Там воды по колено.

– Ну идите же!

Через несколько минут мы как бы вновь родились. Ни насекомые, ни другие мелкие обитатели лужи, забирающиеся между пальцев ног, не могут отравить нам удовольствия. Дождевая вода, прогретая солнцем, возвращает нам силы…

Звезды, будто пьяные, качаются на небе. Осколки их обжигают лоб. Легкая сетка душит и гнетет, как центнеры свинца.

Проваливаемся в неспокойный сон, как в бездонную пропасть.