Текст книги "Африка грёз и действительности (Том 2)"

Автор книги: Иржи Ганзелка

Соавторы: Мирослав Зикмунд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

Мы строим для себя дорогу

Снесенные мосты с неизменной регулярностью продолжают чередоваться с разбитыми и размытыми участками дороги. Проезжаем мимо остова военного грузовика, загромоздившего всю дорогу. Вероятно, он застрял здесь шесть-семь лет назад, и за все это время губернатор провинции не додумался дать распоряжение убрать его и очистить единственный путь, который тогда еще эксплуатировался и связывал центральную часть Эфиопии с восточными областями. Дорога вокруг остова машины давно уже заросла буйной травой. Одиночные водители грузовых машин «фиат-34» проложили колею в каменистой почве через кустарники слева от бывшего шоссе. Да, теперь уже бывшего…

Цветной приключенческий фильм «Путешествие по Восточной Эфиопии» на ближайшем же километре приготовил нам новый сюрприз. На довольно гладкой дороге широким полукругом от основного направления ответвляется колея не шире двух метров…

– Юрка, стой! Где дорога?

– Это уже верх безобразия. Представь себе, что нам пришлось бы ехать здесь ночью! Ни предупреждающего знака, ни стрелки!..

«Татра» остановилась в полуметре от глубокого обрыва, в котором исчезла половина шоссе. Дожди его смыли вниз. А ведь достаточно было положить у края дороги несколько больших камней, и они поддержали бы дорогу и отвели бы воду. Провалившийся участок как раз скрыт небольшим возвышением, и водитель легковой машины может его заметить ночью только в последний момент, когда тормозить уже поздно.

Но кто станет заботиться о безопасности водителей легковых автомобилей на дорогах Восточной Эфиопии? Ведь последний автомобиль прошел здесь два года назад, а одиночные шоферы грузовых «фиатов» уже знают все коварные ловушки на пути.

Поздно ночью проезжаем деревню Гота. Остается всего восемь километров до конца дневного пути – поселка Эррера. Там наконец отдохнем в старом рестхаузе[13]13
  Рестхауз (англ.) – приют для путешественников в уединенных местах. – Прим. перев.


[Закрыть] от утомительной езды.

Не успели мы отъехать на километр от Готы, как каменистая колея, проложенная грузовыми машинами, уводит нас с дороги; свет фар «татры» скользнул по крутому откосу, осветив многочисленные резкие повороты дороги, коснулся на миг сломанной арки моста и лег на гладь реки. Выключаем зажигание, шум мотора сменяется шумом порогов. Тучи комаров вьются над головой.

– Мира, это самый скверный брод за весь день. Черт его принес как раз теперь, ночью.

– Здесь ночевать мы не можем. Малярия выгнала отсюда даже эфиопов.

Разуваемся, наверное, в десятый раз за день, прощупываем брод и измеряем глубину, прежде чем съехать в реку. Скользкие большие камни разбросаны по всему руслу. Еще раз придется рискнуть картером и днищем коробки скоростей. А на середине реки вода выше колен.

– Как думаешь, попробуем?

– Может быть, проедем. Только течение очень сильное. Посмотри. Надавит на бок, может снести машину в глубокое место, завязнем, а дальше как?

– Накидай мне сюда камней с берега. Немножко выровняем дно, поднимем его на середине реки…

Эту работу мы проделываем сегодня тоже не впервые, но как раз самый трудный брод достался нам ночью. Фары «татры», включенные на полную мощность, привлекли тучи комаров. Жалят, как бешеные. Течение вырывает небольшие камни из рук. В самом глубоком месте мы должны настелить две широкие дорожки из больших камней, проложив между ними камни поменьше. В размякшем иле противоположного берега торчит несколько глыб, которые мы не можем сдвинуть с места. Прокладываем между ними сухие камни, чтобы колеса не потеряли точки опоры.

Свыше часа мы усиленно трудимся. С каждой минутой опасность заражения малярией усиливается…

– Попробуем?

– Поезжай. Я встану на другом берегу на освещенном месте, и буду показывать тебе направление.

Машина въезжает в реку. Вот уж она на середине. От выхлопа на воде пузыри, течение давит на дверцу, колеса скользят на гладких камнях, машина, наклонившись, оседает на 20 сантиметров. Стальное брюхо «татры» скрипит, задевая о камни. Газ! Газ! Надо выбраться!

Машина борется с течением, с глубиной, с секундами. Вода брызжет от выхлопа, передние колеса раздвигают мелеющие воды, и мы на суше. Только пар валит от выхлопа.

– На низ даже не гляди! Я тебе заранее скажу: рессоры лопнули, система центральной смазки повреждена, картер пробит, может быть – и цапфы передних колес…

– Фонарик у тебя?

– Лежит между сиденьями.

– Мира! Погляди-ка под машину! Ни капли масла. Батарея в порядке. Рессоры тоже, кажется.

– Вот здесь что-то. Трубка центральной смазки. Это завтра за полчаса исправим.

– Низ – как из брони. Посмотри, какие царапины. Одно ребро на картере как бритвой срезало. Кусочек днища коробки скоростей тоже исчез, но масло держится.

– Так поехали. Где атебрин? Прими две таблетки и мне дай тоже.

Две таблетки атебрина, а руки и лица опухли от укусов комаров. В уме прикидываем инкубационный период…

Танжер в Восточной Африке

Еще несколько переездов вброд через разные речки, при которых нам вспоминался встреченный в начале пути итальянский шофер. «Вам встретится кое-где небольшой брод!»

Но каждый новый брод подстегивал нас, заставляя напрячь все силы, и укреплял нашу решимость. Мы должны как можно скорей выбраться из Эфиопии, доехать до восточной границы и попасть снова в приличные дорожные условия.

Всю первую половину дня механически отмечаем в дневнике десятки обрушившихся мостов, объезды, броды, крутые подъемы из русла. Время, километры, температура, подъем – ряд заметок, заканчивающихся так часто повторявшимся названием: «Диредава». Точка!

Точка в конце того, чему конца, казалось, не будет.

Колеса «татры» шуршат по хорошему шоссе, ведущему из Диредавы в Харар. 50 километров в час, скорость почти неслыханная для Эфиопии. Над головами шумит листвой эвкалиптовая аллея. Солнце освещает поля. Последний день нашего пребывания в Эфиопии!

Только сегодня мы нашли в этой стране место, где земля, правда, самая плодородная, все же кормит человека. Родит только верхний ее слой, вспаханный архаической деревянной сохой, но все же родит. Вокруг чистенькие деревни, здоровые, сытые люди, выбеленные тукули, стада крупного рогатого скота, овец и коз на пастбищах. Это одна из самых богатых эфиопских провинций, которой управляет наследный принц Харарский. Один из многочисленных замкнутых мирков, объединенных географами в общее понятие – Эфиопия. Он живет своей особой жизнью, и почти никто из его обитателей не имеет представления о том, что творится в остальных частях государства.

К вечеру приближаемся к главному городу провинции. Харар – один из самых интересных и красивых городов Эфиопии. Это эфиопский Вифлеем, раскинувшийся на крутых склонах гор, подковой окружающих глубокую долину, открытую лишь на восток. С первого взгляда вам кажется, что это единственный в стране цветущий город.

В центре города население живет в хороших двухэтажных домах в обстановке относительной роскоши, окраины застроены побеленными и чистыми тукулями. Здесь мы в первый и единственный раз видели в Эфиопии побеленные и чистые тукули.

Щедрая харарская земля родит больше, чем можно вывезти за пределы провинции по изуродованным дорогам. Богатства Харара не привлекают к себе так сильно внимания иностранных купцов и спекулянтов, потому что их нельзя реализовать. И, кроме того, когда иностранцы мечтают завладеть действительными богатствами Восточной Эфиопии, их взоры обращаются дальше на восток – к Огадену.

Новые печати в наших паспортах и в паспорте нашего автомобиля – и мы, уже в темноте, покидаем Харар, чтобы в тот же день окончательно распроститься с Эфиопией, вернее было бы сказать – с областью влияния эфиопской государственной администрации. В нескольких десятках километров к востоку от Харара на равнине расположен городок Джиджига, отмеченный на картах как находящийся еще на территории Эфиопии. К смеси народов, населяющих Эфиопию, здесь прибавляется еще горсточка англичан: несколько дальше к востоку начинается территория, подвластная Англии.

Вся обширная территория Огадена, большим треугольником раскинувшаяся до границ Британского и бывшего Итальянского Сомали, формально входит в состав Эфиопии. Итальянцы догадывались, что здесь есть что-то получше, чем море песка и колючих кустарников. Но и англичане это понимали. Во время второй мировой войны они вытеснили из этой области фашистские войска, но сами уходить не собирались.[14]14
  В 1955 году Англия возвратила Огаден Эфиопии. – Прим. ред.


[Закрыть]

Джиджига несколько напоминает Танжер. Конечно, не расположением и не внешним видом, потому что здесь нет ничего похожего на море или на минареты. Зато черный рынок процветает в Джиджиге так же роскошно, как и на африканском берегу Гибралтарского пролива. Фактически Джиджига не подчиняется ни Эфиопии, ни Англии. Никому не платит она пошлины, никто здесь не собирает налогов.

А результат?

– Пачка «честерфильд»[15]15
  «Честерфильд» и «кемел» – марки американских сигарет. – Прим. ред.


[Закрыть] за четыре доллара!

– «Кемел»[15]15
  «Честерфильд» и «кемел» – марки американских сигарет. – Прим. ред.


[Закрыть] лучше! Купи, господин! Четыре доллара пачка!

– Какие доллары?

– Эфиопские, господин, купи пачку!

Стайка мальчишек окружает каждый автомобиль, как только он въезжает в Джиджигу, даже если на дворе ночь. Они лезут в машину чуть не через окна, так торопятся всучить вам за несколько грошей целые пирамиды сигарет. Американские сигареты здесь стоят во много раз дешевле, чем в Эфиопии или в Сомали, однако на границе никто не поинтересуется, не везете ли вы с собой сигарет. А ведь в Сомали их выдают по карточкам.

После нескольких дней тягчайших испытаний «татра» остановилась во дворе чего-то такого, что в Джиджиге называется гостиницей. Хозяин предприятия, усатый господин восточного вида и неопределенного происхождения, не каждый день принимает постояльцев, приезжающих в автомобиле. Он проводил нас в «парадную» комнату. Голые, чисто выбеленные стены, грубо отесанные двери, решетки на крошечном оконце общей площадью четверть квадратного метра. Сквозь дыры в потолке из гофрированного железа заглядывают к нам звезды. Роскошная обстановка наших апартаментов состоит из двух железных коек, кувшина и жестяного умывальника. Но мы только смутно воспринимаем окружающее.

Молча сидим на краю постели. Неужели это правда? Неужели мы действительно в Джиджиге? Вот когда мы отдаем себе отчет в том, что мы ведь не верили в эту возможность. Не верили, что выберемся из всех ловушек Восточной Эфиопии, сохранив машину…

– Юрка, что это у тебя на лице?

– А что там может быть… посмотри на руки, на свои руки, да и на мои тоже!

Непонятная смесь сажи, олифы, колесной мази и масла и чего-то еще незнакомого размазалась по всем предметам, к которым мы прикасались до этого. Все было испачкано – брюки, простыни, чемоданы и фотоаппараты, которые мы для верности убрали в комнату.

– Ручка! Посмотри на дверную ручку! Да вся дверь! Это нарочно! Через минуту перед нами стоит хозяин «отеля» и обиженно хмурится.

– Дверь же была грязная, так чем мне ее было выкрасить? Краски нет, я и взял, что нашлось дома…

Что дверь можно было просто-напросто вымыть, до этого он, очевидно, не додумался. По-видимому, в Джиджиге не только краски нет, но и мыла и тряпок не найдешь. В конце концов, никто еще не разбогател на черном рынке от такого товара, так какой же смысл ввозить его сюда?

У каждого, кто когда-нибудь проехал из Джиджиги в Сомали, навсегда останутся в памяти верблюды. Вероятно, нигде в Африке, не исключая и Ливийской пустыни, нет такого количества верблюдов, как на границе между Огаденом и Сомали. Тысячи этих терпеливых и неприхотливых жвачных животных бродят по сомалийским саваннам. Караваны верблюдов тянутся вдоль дороги в обоих направлениях. Собственно говоря, каждый караван – это одно целое, так как животные связаны друг с другом, как звенья одной цепи. Длинные выгнутые прутья образуют огромную колыбель по бокам верблюда, опору, на которой уложены центнеры самых разнообразных товаров. Сомалийский водитель каравана шествует всегда впереди первого верблюда, спокойно, размеренно, в полном сознании ответственности своего дела. Он никогда не сядет на верблюда, даже если они все идут порожняком.

В 20 километрах от Харгейсы шоссе перекрыто спущенным шлагбаумом пограничного пункта.

– Паспорта у тебя под рукой? Надо торопиться, чтобы доехать еще засветло.

Сомалиец в форме пограничной стражи вытягивается, отдает честь и еще раньше, чем мы успели остановить машину, уже поднимает шлагбаум.

– А паспорта?

– Благодарю вас, сэр, мне они не нужны.

Граница, на которой охрана только поднимает шлагбаум и не интересуется паспортом! Ну, надо заснять такую границу! Караульный вытягивается перед «татрой» и улыбается в объектив, сверкая белыми зубами.

Харгейса, второй по величине город Британского Сомали, – это, собственно говоря, большой военный лагерь. Штатских здесь можно пересчитать по пальцам. Военный аэродром, мастерские воинских частей, радиостанция, гаражи, склады, офицерский клуб и снабженческая организация британских вооруженных сил НААФИ[16]16
  Организация флота, наземных и воздушных сил (Navy, Army and Air Forces Institute). – Прим. ред.


[Закрыть] – вот 90 процентов Харгейсы. Все остальное ютится в глиняных хибарках.

Поздно вечером укладываем в машину фруктовые консервы и пять бутылок питьевой воды, чтобы рано утром на следующий день выехать в дальнейший путь к Индийскому океану. К машине потихоньку пробирается долговязый паренек.

– Наздар! – приветствует он нас с сочным чешским произношением. И сейчас же с его уст срывается целая лавина чистейшего нью-йоркского жаргона.

– Так на каком же языке вы, собственно, говорите, по-чешски или по-английски?

– Я сказал вам проклятый «наздар», так какого же черта вам еще надо?

– Чехо-американец?

– Нет, вы с ума сошли! Чехо-американка – моя девчонка в Чикаго! Когда у них в клубе вывесили такой же флаг, как у вас на машине, так она тоже кричала «наздар».

Билл Снайдер, очевидно, подкрепился стаканчиком на дорогу, собираясь завтра в лагерь американских нефтяников возле Уардере. Ему предстояло проехать 400 километров с цистернами воды по дорогам, на которых вооруженное нападение – обычное явление. Он хлебнул для храбрости и ищет попутчиков. Поедем вместе.

Третий день без воды

Тысячи квадратных километров местности вокруг Харгейсы – однообразный ландшафт, плоский, как стол. Полузасохшие кустарники сомалийского буша[17]17
  Буш – степь, поросшая кустарником.


[Закрыть] кишат разнообразнейшими животными, начиная от карликовых газелей дикдик и кончая страусами. Неподалеку от Харгейсы, на севере, горловина Баб-эль-Мандебского пролива расширяется в огромную воронку Аденского залива. По нему суда выходят в открытый океан, вырвавшись из плена тесных берегов Красного моря.

Британцы контролируют почти весь треугольник африканской части Аденского залива. Карта этих мест напоминает детскую игру, когда мальчики на песке ножом делят только что «открытую» ими землю. Только британская игра на огаденском и сомалийском песке несколько сложней. Большая часть сомалийских границ – прямая линия, проведенная как по линейке. В плоском краю нет ни рек, ни гор, которые бы разделяли его на природные районы. А ведь эта страна – не мертвая степь, не имеющая значения, и не охотничье угодье без границ. Чтобы понять это, надо проделать 400 километров от Харгейсы, 400 долгих, утомительных километров…

Серо-зеленые кроны седаров,[18]18
  Седар – вид акации с плоской кроной и длинными колючками, встречающийся в тропическом и субтропическом поясах.


[Закрыть] утомленных длительным зноем, поднимаются над сухой травой и песками и издали кажутся вам вянущими подсолнухами, пытающимися сохранить в корнях хоть каплю влаги.

– Море! Юрка, посмотри, там впереди!

– Это так кажется. Откуда здесь море возьмется? До Индийского океана сотни километров.

– Я знаю, это мерещится из-за бескрайности равнины.

По раскаленной степи мы выехали на едва заметную возвышенность, позволившую нам осмотреть окрестности. Темнозеленый пыльный буш принимает вдалеке – километрах в 50, а то и в 100 от места, где мы находимся, – темносиний, даже фиолетовый оттенок. Знойный воздух образует на горизонте рябь, подобную морским волнам. Не будь у нас в руках карты и не знай мы твердо, где находимся, никто не переубедил бы нас, что перед нами не море, а мираж. Нам еще предстоит проехать больше 1000 километров, пока мы сможем глотнуть влажного морского воздуха.

Первая сотня километров утомительной езды. 100 километров пыли и колючих кустарников, глубоких песков и страха за рессоры. Вдруг впереди появляется грузовик. Вокруг него кучка людей. Нам делают знак остановиться.

– Где Снайдер?

– Отстал.

– Остановимся?

– Не следовало бы, нас ведь предупреждали. А, с другой стороны, может быть, это порядочные люди? Может быть, у них поломка. Я бы остановился! Но из машины не вылезать и спустить предохранитель у пистолета.

Через миг мы разглядываем утомленные лица. Нас отчаянными знаками просят остановиться. Небритый водитель прямо повисает на окошке «татры»:

– Спасибо, синьоры! Посмотрите, в каком мы состоянии.

– Что у вас случилось с «фиатом»?

– Сцепление. Уже 11 дней мы ждем помощи. Один шофер обещал, что привезет нам новое сцепление из Харгейсы, но его все еще нет. Вчера утром мы выпили последнюю воду из радиатора…

– А еда-то у вас есть?

– До вечера хватит, и все!

Итальянец, его жена и несколько сомалийцев с благодарностью принимают наши консервы и сухари. Пять бутылок воды выпиты в одно мгновение. Водитель разговорился.

– Мы едем из Могадишо. У меня был прицеп. Сцепление начало шалить. Я бросил прицеп на дороге и думал, что хоть так доберусь до Харгейсы, отремонтирую сцепление и вернусь. Не вышло.

– Где вы бросили прицеп?

– Недалеко, 80 километров отсюда. Я там оставил двух парней. Три дня они уже капли воды не видели. Вы не сможете им оставить запас воды хоть на два-три дня?

В это время вдали послышался шум мотора машины Снайдера.

– Там идет полная цистерна. Дадим вам воды, сколько захотите… Через два часа приближаемся к тяжело нагруженному прицепу. Оба сомалийца бегут навстречу. Снайдер наливает им четыре галлона питьевой воды в чистую банку из-под бензина. Кружек им подать не успели. Они бросаются к банке и пьют жадно, стоя на коленях, прижавшись головами друг к другу…

За 11 дней здесь проехал только один грузовой автомобиль.

Нам стало ясно, чем рискует водитель, пускаясь в путь на расстояние, большее, чем от Праги до Парижа, когда на пути всего три-четыре населенных пункта, а все остальное – безводная степь.

Холодильники среди пустыни

После долгой езды впереди появляется несколько строений, а над ними водонапорная башня с огромным баком на временных деревянных подмостках.

Аваре.

Сомалийцы сбегаются к машине, когда мы на минутку останавливаемся, чтобы долить горючего в бак из собственных запасов. В Харгейсе нас предупредили, что в Аваре нужно быть очень осторожным. За три дня до нашего отъезда грабители здесь напали на грузовик и убили всех пассажиров и шофера итальянца. Привыкнув к таким предупреждениям в Эритрее и Эфиопии, мы примиряемся с ними и здесь, в Огадене, и выезжаем в дальнейший путь, положив на переднее сиденье оружие со спущенными предохранителями. Мы, однако, рассчитываем, что нам больше помогут флажки на машине и ее скорость. Нам хорошо известно, что грабители чаще всего отваживаются нападать на медленно двигающиеся грузовые машины.

В 400 километрах за Харгейсой дорога на Уардере уклоняется на несколько миль в буш. И вдруг – смолистый аромат свежих досок, сверкающие алюминиевые домики, гудение генератора и электрическое освещение, и вот перед нами американцы, хотя нас на границе Огадена приветствовали англичане и мы находимся на эфиопской территории, управляемой Англией.

Глазам своим не веришь, когда здесь, среди пустыни, находишь людей, занятых усиленным трудом. Обширный лагерь, чистые деревянные настилы под высокими палатками, снабженными противомоскитными сетками, ряд походных спален, которые в течение нескольких минут превращаются из прицепных алюминиевых вагончиков на двух колесах в удобный домик, оборудованный по всем требованиям цивилизации. Гигантские прицепные платформы грузоподъемностью в 30 тонн на 16 мощных колесах. Электростанция. Самые современные типы грузовых автомобилей с 12 скоростями, специально оборудованные для езды по бездорожью. Тракторы. Электрохолодильники.

Мы сидим в просторной палатке-столовой и разговариваем с людьми, несколько месяцев назад покинувшими американские небоскребы, сменив их на время на африканскую глушь. Надолго ли? Никто не знает. Кушанья сменяются на тарелках, как в лучшем ресторане. Консервированные фрукты, мороженое. Мороженое в пекле африканской степи! Все это, начиная от маленькой банки сгущенного молока и до гигантских автоприцепов, похожих на фантастических сороконожек, было сюда доставлено через океан. Трудно представить себе, сколько средств было вложено в такое предприятие.

Американцы ищут нефть в Огадене. Ищут ее геологи и инженеры, механики и шоферы, телеграфисты и повара. Многие из них еще полгода назад понятия не имели о том, что есть на свете такой клочок земли, как Огаден. Но появился «джоб».[19]19
  Джоб (англ.) – работа, занятие.


[Закрыть] Заключен договор. Договор долгосрочный, обеспечивающий заработок на несколько долларов в неделю выше, чем в США. И, сверх того, уверенность в том, что года два не придется бродить от одной двери к другой с фуражкой в руках и просить работы. Они ищут нефть, но торопятся только ради премии, обещанной в договоре, написанном на бланке «Синклер ойл компани».

Вы разводите руками? Вы ничего не слышали о такой компании? А между тем «Синклер ойл компани» – одна из компаний, входящих в группу «Стандард ойл компани оф Нью-Джерси» и «Сокони-Вакуум ойл компани», которые запустили свои щупальцы в буровые скважины всех частей света. Становится понятной взаимосвязь разных фактов. Ведь Национальный банк Эфиопии, а вместе с ним большая часть всей экономики страны находится в руках американских «экспертов», «советников» и «директоров». Это по их «совету» Эфиопия предоставила нефтяным компаниям США концессию на разведку и добычу нефти сроком на 50 лет.

В Огадене, на этом островке цивилизации, удаленном на 400 километров от ближайшего источника питьевой воды, мы своими глазами увидели еще одно доказательство факта, столь неприятного дня Британской империи: Великобритания перестает быть самым сильным и решающим фактором в Африке. Она, правда, подавила народы Африки и заставила африканский континент вращаться вокруг стерлинговой оси, после того как у Фашоды приостановила французов. Но во время второй мировой войны смазка высохла и ось стало заедать.

После войны гордый Альбион был вынужден склониться перед долларом точно так же, как склонилась перед ним Эфиопская империя. Во время войны Великобритания силой оружия захватила управление эфиопской провинцией Огаден. Эфиопы были возмущены, но их протесты не оказали никакого воздействия. Они и не могли дать практических результатов, поскольку эфиопские сухопутные войска целиком находятся в руках британских «инструкторов».

Англия управляла Огаденом, но ей нечем было заплатить за нефтяные концессии и у нее не было капиталов для вложения в разведочное бурение скважин. «Стандард ойл компани оф Нью-Джерси» не распоряжалась военной администрацией в Огадене, но зато у нее в Аддис-Абебе имелись щедрые «консультанты» и у нее были доллары. Поэтому она захватила в свои руки монополию на огаденскую нефть.

Надо еще учесть, что большая часть народа Эфиопии никогда в жизни не слыхала даже слова «нефть» и не имеет представления о том, какие богатства скрыты в недрах его земли. Несметные ценности, которые могли бы принести стране культуру и процветание, остаются в руках иностранцев, которые никогда Эфиопии не видели и, вероятно, никогда ее не увидят. Крохи с их богатого стола попадают иногда в руки горстки людей, делящих между собой власть и охотно распродающих богатства родной земли. Несколько американских ученых, инженеров и рабочих утолят свои романтические мечты о далеких краях, излечатся в пыльном и раскаленном Огадене от таких порывов в будущем и к тому же на один-два года избавятся от угрозы безработицы.

А те, кому принадлежат все богатства Огадена, те, кто в Эфиопии из поколения в поколение влачат жалкое существование, в большинстве своем ничего не знают о том, что кучка чужаков, охваченных болезненной страстью к наживе и власти, вырывает у них сокровища их земли.