Текст книги "Мятеж (СИ)"

Автор книги: Ирина Седова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

   – Ты можешь объясниться со мной откровенно? – не выдержала она, наконец.

   – А что такое?

   – Зачем ты согласился прилететь и почему до сих пор не улетаешь?

   – Затем же, зачем и ты помогаешь нам, – удивился Эльмар.

   – Я это делаю из-за детей. Никто, кроме могучих, не сможет мне их возвратить. Восстановление вашей власти – моя единственная надежда когда-нибудь их увидеть. Но тебя-то здесь ничто не держит. Ты помог ребятам собраться вместе – спасибо. Но подвергать свою жизнь опасности ради того, чтобы пробиться наверх – для чего тебе это?

   – Ты и ребят осуждаешь? – в тоне Эльмара сквозил сарказм.

   – Да нет же! Ничего нет плохого в том, что молодые люди изготовляют сувениры, пашут землю и интересуются событиями вокруг. И прекрасно, когда они дружат, но, видишь ли, вся эта затея с мастерской, конспирацией и паролями – пустая игра.

   – Пустая?

   – Конечно. Интересная, но абсолютно несерьезная. Поднимать восстание вы не собираетесь, мстить никому не мстите... Или я ошибаюсь? Неужели у тебя нет собственных дел, что ты...

   – Ты уже говорила. Наталь, я похож на дурака?

   Вопрос, заданный прямо в лоб, поставил Наталь в неловкое положение.

   – Н... не очень. Но иногда им бываешь.

   Эльмар горько рассмеялся:

   – Все уверены, что ты любишь Таирова!

   – Конечно, люблю. Но это не дает ему права заедать твою жизнь. И ничью другую.

   – Он не заедает, – возразил Эльмар мягко. – Я не ради него здесь торчу.

   – Тогда ради чего? Или вы от меня чего-то скрываете?

   Эльмар остолбенело на нее взглянул... и вдруг до него дошло:

   – Так ты ничего не предвидишь!

   – Предвижу чего?

   – Наталенька, дорогая ты наша летописица, я здесь потому, что мы боимся! Я, Таиров, Рита – мы ждем, и ждем плохого! Еще ничего, если мы заблуждаемся, и новое правительство – просто наивное дурачье, не умеющее взяться за дело. Тогда я не нужен, и где-то через полгодика я помашу вам на прощание ручкой. Но если наш прогноз оправдается, то мой опыт и моя голова могут здорово пригодиться и Ахмаду, и ребятам. Может, я преувеличиваю свою ценность, но события могут обернуться так, что каждый человек будет на счету. Правительство, кажется, обсуждает новый пакет законов? Что говорит Таиров по их поводу? Или он их проморгал?

   Разумеется, Таиров ничего не проморгал; когда Наталь вернулась домой, она имела возможность в этом убедиться. И, конечно же, Таиров не сомневался, что вовсе не на благоденствие народа Новой Земли направлены эти законы.

   – Эльмар тоже так думает, – сказала Наталь. – Он уверен, что все бумаги на получение дополнительных доходов теми или иными способами будут сосредоточены в руках очень немногих лиц.

   – Совершенно с ним согласен. Но как? С помощью какого механизма?

   – Есть разные способы, – объяснил Эльмар при следующей встрече. – Например, налоговая система. Налоги на собственность вздуваются до таких размеров, что люди начинают избавляться от своих прав на нее. Кто-то, у кого связи в правительстве, все скупает по дешевке. Затем выходит новый закон о налогообложении – и все нищие, а один – миллионер. На планетах Большого Космоса полно подобных пакостников.

   – Какая мерзость! – с отвращением воскликнула Наталь. – Как только такой тип может смотреть в глаза людям, которых разорил? Я бы со стыда сгорела!

   – А у таких нет стыда. У них только одно есть – страх, что им отомстят за подобные штучки. Поэтому они нанимают себе телохранителей и свои жилые дома превращают в крепости.

   – Ну и помогает?

   – Не всегда. Очень часто их убивают такие же подонки, как они сами.

   – Почему подонки? – нахмурился Таиров. – Убить гниду – святое дело.

   – Там таких считают не гнидами, а, наоборот, образцами для подражания. И все стараются не мстить им, а перенять опыт. Так вот, всегда находится некто, кто сразу видит, что законным образом перехитрить мерзавца не удастся. Ну и укорачивают его жизнь, чтобы отграбить награбленное.

   – Я не удивлюсь, если в таком обществе сочувствуют не ограбленному, а грабителю, – нерешительно проговорила Наталь, сомневаясь в правильности понятого.

   – Там никто никому не сочувствует. Кто смел тот и съел, и горе побежденному.

   – Я тебе не верю, – возразил Таиров. – Ты утверждаешь, что там нет ни дружбы, ни взаимопомощи. Этого не может быть! Люди остаются людьми!

   Эльмар пожал плечами и удивленно сказал:

   – Конечно, я сказал вообще, по сравнению с нами. Разумеется, у них есть дружба. И даже взаимовыручка, наверное, встречается. Но знаешь, если бы кто-нибудь там узнал, что я по первому твоему зову бросил все, что там имел, и примчался сюда подвергаться опасности, меня бы неправильно поняли.

   При этих словах Эльмар глянул искоса на Наталь, чем вогнал ее в краску.

   – Они решили бы, что ты герой, – предположила она смущенно.

   После их последнего разговора Эльмар сильно поднялся в ее мнении.

   – Да нет же! Они бы подумали, что я ищу какой-то сногсшибательной выгоды. С их точки зрения, я просто образчик редкостного дурака.

   Он снова глянул на Наталь, и она поняла, что слова прозвучали специально для нее. Однако прежде, чем она успела ответить, отреагировал Таиров.

   – Ну, ты всегда можешь поумнеть, – ядовито процедил он сквозь зубы.

   – Брось, Мади! Ты отлично знаешь, что не могу!

   – Оба вы два дурня в одной упряжке! – вмешалась Наталь. – А если сюда еще и меня пристегнуть, то целая тройка получается.

   Она засмеялась:

   – Эльмар, я была не права. Таиров, не хмурься. Просто мне стало понятно, чего вы боитесь. Ответьте мне на один вопрос: неужели то, что нас ждет – так страшно?

   – И даже намного страшнее, чем ты можешь себе представить, – сказал Эльмар.

   Наталь взглянула на Таирова – он молча кивнул.

   – Тогда вот что, – сказала она твердо. – До сих пор я брела за вами вслепую, по бабьей слабости. И, по правде говоря, уже начала было подумывать, не разойтись ли нам, пока не поздно. Однако, если ваш прогноз окажется верным, я буду с вами до конца, чем бы ваша игра не кончилась.

   Наталь снова покраснела, на этот раз от волнения.

   – А вообще-то я ужасная чудачка, – добавила она с принужденным смешком.

   – Такая же, как все мы, – сказал Эльмар.

   И Таиров снова молча кивнул в знак согласия.

   К середине лета Наталь стало ясно, что правительству не придется издавать никаких дополнительных законов, если оно захочет прибрать к рукам имущество населения. Засуха все расставила по своим местам. Будущее казалось столь очевидным, что ни Эльмар, ни Таиров даже не обсуждали проблему. Но иначе думала Наталь.

   – Они используют голод, – сказала она внезапно одним летним вечером.

   – Да, – тихо подтвердил Таиров.

   Как обычно, они сидели каждый в своем углу и смотрели друг на друга.

   – Но это же чудовищно!

   – Конечно, чудовищно. Правда, я не думаю, чтобы они заранее планировали неурожай. Судя по последнему заседанию, они даже сейчас не представляют себе истинных последствий того, что натворили.

   Такой взгляд на дело был непостижим для Наталь.

   – Ты их как будто оправдываешь? – удивленно спросила она. – В любом случае они собирались причинить людям ущерб.

   – Да, но не уморить до смерти четверть населения.

   – Уморить до смерти? – Наталь подумала, что ослышалась.

   – Посчитай сама. Засуха унесла четверть урожая зерновых. Скоро пойдут дожди, они придутся как раз на время уборки хлебов. Хвала разуму, если удастся собрать треть обычной нормы, а скорее всего – не более четверти. Какая-то надежда осталась на картофель, но он уже цветет, следовательно, клубней завяжется мало.

   – Я поняла. Поскольку объявлены свободные цены на все товары, продовольствие резко подорожает.

   – Угу. И очень скоро подорожает настолько, что большей части горожан станет недоступно вообще.

   – Мади! – испуганно вырвалось у Наталь.

   Таиров несколько удивленно взглянул на нее. До него не сразу дошло: она впервые назвала его по имени.

   – Мади! – повторила Наталь, подойдя к нему. – Ты ведь не допустишь этого, правда?

   – Правда, – подтвердил Таиров. – Я постараюсь не допустить смертельных случаев.

   Он несколько обалдело смотрел на изящную фигурку, внезапно склонившуюся над его креслом. Обычно он привык созерцать ее издали, и целый спектр ощущений сбивал его с толку.

   – Правда, – повторил он, хотя мысли его понеслись совершенно в ином направлении. – Но поголодать кое-кому все же придется.

   Эти слова вылетели у него мимоходом. Фигурка перед его креслом выпрямилась и сердитый голос произнес:

   – Ты способен обречь людей на муки?

   Спина Таирова отделилась от спинки кресла, руки его сами собой протянулись и обняли прекрасное существо, метавшее в него молнии праведного гнева.

   – Дорогая моя, – сказал он нежно, смутно соображая, что говорит вовсе не то, что от него ожидается. – Люди должны искупить свою вину.

   – Я думала, в тебе осталась хоть капля человечности, – с горечью молвила Наталь, вырываясь. – А ты просто бездушный зверь!

   – Я – зверь? Я – бездушный?! – вспыхнул Таиров, вскочив. – Ты не видела трупы наших детей! Они сожгли их заживо! Я никогда не забуду этого зрелища!

   Он был ужасен в тот миг. И ненависть, клокотавшая в нем, испугала бы любого. Но Наталь почувствовала только глубокую искреннюю жалость к этому большому сильному человеку.

   – Мади! – проговорила она, осторожно дотрагиваясь до его плечей. – Нельзя жить ненавистью.

   – Нельзя?

   Он стряхнул ее руки со своих плеч и прорычал:

   – Я не собираюсь их убивать. Но и благодетеля из себя изображать тоже не стану.

   Наталь отшатнулась, развернулась и выбежала на улицу. Она не запомнила, сколько километров отмеряли ее ноги в тот вечер. Потрясенная новой мукой, она долго не могла прийти в себя. Он ее отверг!

   «Лучше бы мне никогда не знать этого человека! – была ее мысль. – И зачем только я полезла к нему со своей жалостью! Ах, как болит сердце! Зачем?»

   Зачем она поверила Эльмару, будто этот ходячий правительственный полуавтомат видит в ней нечто большее, чем средство для осуществления своих планов? Но что же ей теперь делать? Как жить? Уйти бы! Разъехаться, чтобы встречаться только по делам, как он ей и предлагал когда-то... Но куда? И как она вообще могла на что-то надеяться?

   Наталь вернулась домой очень поздно. Едва она переступила порог, сильные мужские руки нежно обняли ее, и страстный трепетный голос прошептал:

   – Милая моя! Дорогая! Не покидай меня! Я не переживу, если ты меня покинешь! Я люблю тебя, слышишь? Что бы ни случилось между нами, знай: я тебя люблю!

 

 

Мартин – эксплуататор

   Когда Мартин брал себе участок, ливни еще не маячили в его предвидении. Тем не менее он оказался к ним готов ничуть не менее, чем к засухе. Система мелиоративных работ, проведенная им при получении клочка земли, предусматривала любое природное явление. Недаром же он называл трубы орошения «дренажными». При необходимости они служили не только для полива, но и для отвода с полей избыточной влаги. Во-первых, дренажные канавы имели наклон. А во-вторых, устройство их было непростым.

   Итак, сначала полукруглое дно канавы застилал слой крупной гальки. На гальку клались трубы отверстиями вниз. Трубы засыпались галькой более мелкого калибра и покрывались двадцатью сантиметрами песка. Только затем шел слой почвы. Он был такой толщины, чтобы при пахоте конструкция оказалась ненарушенной. Наклон канав был различным – в общем, вся система напоминала жилы в тебе живого существа.

   Действовала она так. Вода насосом подавалась в резервуар, дно которого было расположено выше уровня самой высокой трубы. Из резервуара по четырем трубам-артериям вода самотеком поступала в кольцо, расположенное по периметру участка. Эти четыре трубы-артерии были упрятаны под двумя дорогами, крестом пересекавшими участок, и были не видны.

   Из кольцевой трубы вода опять же самотеком струилась в обратную сторону, к центру участка, по пути изливаясь туда, куда нужно было человеку. Для этой цели служило множество труб-вен, каждая из которых могла перекрываться в том месте, где она врезалась в «кольцо». Некоторые из этих труб-вен доходили до четверти поля, иные до половины, а двадцать труб – до самого кольца, для чего в нем в четырех местах были проделаны отверстия. Отверстия служили не столько для спуска излишков воды во время полива, сколько для отвода ее во время дождей, таяния снегов и прочих неприятностей, хотя система позволяла самые разные варианты использования.

   Надо ли говорить, что не сам Мартин ее придумал? Он просто скопировал способ мелиорации, применяемый на Катрене. С первого взгляда она казалась простой, но воспроизвести ее целиком вряд ли бы кто взялся, не имея достаточно техники и материальных средств. Мартину пришлось шаг за шагом снимать почву со всего своего участка: сгребать, рыть канавы, засыпать гальку, класть (формовать) трубы, засыпать галькой, песком и все это засыпать слоем почвы. Исключением был сад, но он занимал всего девятнадцать соток из ста. К тому же трубы имели разный наклон и залегали на различной глубине.

   Кроме того, система имела несколько остроумных приспособлений. Каждая труба могла перекрываться в своей верхней части: трубы-артерии возле колодца, трубы-вены возле кольца. Кроме того, двадцать возвратных труб изливались не прямо в колодец, а в метровой ширины слой песка вокруг него. При этом на конце каждой такой трубы имелось нечто вроде шлюзовой камеры с системой фильтров и клапаном, который при необходимости этот канал перекрывал.

   Мартин девять десятых всех работ выполнял методом воображения – когда никто не подсматривал, разумеется. Но и он едва успел провернуть их до начала сева. Поэтому при всем желании он не имел возможности воссоздать нечто похожее на участках соседей. Даже для солнечно-ветровой установки требовались материалы. Теоретически излишек их взять Мартину было неоткуда, поэтому он и не навязывался со своей помощью.

   Собственно говоря, участок его был на две семьи: без присутствия Марие с Вольдом не обошлось, конечно. Кто должен был приглядывать за малышом, когда Мартин находился на работе? А когда он приходил домой, то тащил Ниночку на участок. Так что как ни крути, а помощь Марие была необходима. Ну а где находилась Марие, там скоро оказывался и ее муж.

   Кстати, в отличие от обеих женщин, Вольд махом усвоил устройство мелиорации и «приручил» все механизмы. Он вник в систему настолько хорошо, что тем же летом, используя доверие и инструментарий Мартина изловчился применить свои умения для коммерческих целей. И не сказать, чтобы Мартина такая его прыть огорчила.

   Наоборот, он втайне порадовался, когда на многих участках в округе возникли вырытые Вольдом колодцы. Пусть вода из них доставалась вручную, пусть Вольд брал за свою работу деньги, а Мартин даже «спасибо» от него ни разу не услышал, какое это имело значение перед лицом всеобщего бедствия? Хоть овощ к столу, да люди имели.

   Ну а Мартин со своим семейством имел не только овощи, но и доход. Клубника, зелень, огурцы и томаты – плоды этих культур они получили в таком количестве, что ни счесть, ни переработать было немыслимо. Торговать они в то лето не решились – не умели потому что, да и некогда им было, но даже сданная оптом, продукция принесла им приличное количество денег.

   – Мартин! – воскликнула Ниночка, подсчитав доходы за последние три месяца. – Оказывается, выращивать овощи намного выгоднее, чем работать медсестрой.

   – Год неурожайный потому что, вот и выручка велика, – устало отозвался тот. – Вы старайтесь побольше наделать заготовок. Зимой все пригодится.

   – Ах, тебе бы все пугать! – досадливо поморщилась супруга.

   Пришли дожди и принесли с собой массу новых хлопот и тревог. Хотя Мартин и поместил пшеницу с картофелем в наиболее быстро осушаемых местах, разверзшиеся небесные хляби за какие-то две недели превратили поле в образчик болота. Пускать туда технику означало из хорошо оструктуренной почвы сделать бесплодное месиво. Пшеницу удалось-таки убрать жаткой, выделила погода необходимые сухие денечки. Но картофель довелось копать вручную.

   – Придется нам позвать на помощь соседей, – со вздохом сказал Мартин Ниночке, когда стало ясно, что на продолжительную сушь больше рассчитывать нельзя.

   – А если они не пойдут?

   – А ты пообещай им по паре мешков картофеля на семью – согласятся. За завтра надо выкопать все десять соток.

   Действительно, две семейные пары Ниночке удалось уговорить. Справились – тонна картофеля оказалась в их распоряжении.

   – Как много! – восхитилась Ниночка.

   – Мало, – поморщился Мартин. – Четыре мешка отдадим, три – на семена и по шесть мешков нам с Марие. На продажу ничего не остается.

   На уборку капусты тоже пришлось звать подмогу, но уже не потому, что она плохо убиралась, а наоборот, потому что ее оказалось в избытке. Кочаны завязались наславу.

   – Беги, зови подруг. Пообещай им по 50 килограммов каждой. Я уже сказал Вольду пригнать на завтра грузовоз.

   – Так много отдавать! Нам снова ничего не останется на продажу! – чуть не зарыдала Ниночка.

   – Тебе жалко отдать им по паре десятков кочанов? – удивился Мартин. – Да ты их даже не заметишь.

   – Всего по паре десятков? Мартин, тебя посчитают эксплуататором!

   – А ты предпочла бы, чтобы меня посчитали могучим?

   Ниночка оторопело захлопала ресницами и села на ковровое покрытие пола.

   – Не понимаю, – вздохнула она.

   Мартин опустился возле нее на корточки и сказал тихо:

   – Твои подруги любят что-нибудь кушать зимой?

   – Все равно не поняла, – насупилась Ниночка.

   – Если я раздам капусту даром – нас неправильно поймут. А так – 200 кочанов капусты – и 10 твоих подруг не будут болеть цингой.

   – А если позвать больше?

   – Нельзя, надо, чтобы все выглядело естественно. Ты поняла меня, моя мудрая женщина?

   Выдерживая до конца роль новоявленного выжиги, Мартин остальную капусту почти всю продал. На этот раз он даже в магазин не повез ее сдавать. Он просто объехал всех коллег по работе и всех знакомых, предлагая купить свой товар по цене в два раза дешевле рыночной. Если кому-то казалось слишком дорого – уступал, уверяя, что ему эту капусту ну просто девать некуда и надо всю срочно сбагрить за один день. О том, что Ниночке ничто не мешало торговать этой капустой хоть до морковкина заговенья, он, естественно, умалчивал. И все решили, будто он еще не научился по-настоящему извлекать выгоду из ситуации.

   Однако даже предлагаемая цена была такой высокой, что ни у кого не повернулся язык спросить, почему дешево. Мало того, почти никто не хотел брать капусту в запас! Мартину приходилось навязывать людям свой товар чуть ли не силком. Кое-кому он почти даром отдавал по паре кочанов и ехал дальше – люди не были приучены делать запасы.

   Избавившись от капусты (как ни странно, но выручка снова оказалась неожиданно большой), наш нувориш без помех убрал оставшиеся культуры, обмолотил и спрятал в «закрома». Реализацию их он оставил на потом. Надо же было чем-то подкармливать людей зимой? Таким образом он приготовился и стал ждать развития событий.

   Ниночка не очень верила в прогнозы Мартина насчет голода. Не мудрено! Ее кладовка и погреб были набиты до отказа. Огурцы с помидорами, худо-бедно, но у многих все же выросли, на базаре не было пусто, а рост цен ее скорее радовал, чем огорчал. Очереди за хлебом заставили ее призадуматься. Затем вдруг все начало резко дорожать, и к середине осени за буханку приходилось отдавать в десять раз больше, чем она стоила всего неделю назад.

   – Что будем делать, Мартин? – растерянно спросила Ниночка мужа.

   – Печь хлеб самим. Я уже свозил часть пшеницы на мельницу. Вон, в углу стоят два мешка муки.

   – Я не умею.

   – Учись. Тебе многому еще предстоит научиться.

   Учиться предстояло не только Ниночке. Уже в первые два осенних месяца многие расстались с бумажками, розданными новым правительством. Самые предусмотрительные сделали это сразу же, как только пронесся слух о неурожае: они обменяли свои доли на картофель и сахар. Но большинство тогда еще на что-то надеялось.

   Обвал начался, когда цены на продовольствие возросли настолько, что средней зарплаты рабочих стало не хватать на покупку привычной пищи. Все вдруг поняли, что надо делать запасы и готовы были обменять бумажку с печатью на любой съедобный продукт. По мере увеличения количества продавцов курс на эти бумажки падал и скоро их стали отдавать за одну буханку хлеба. Таким образом, оба прогноза Мартина: голод и продажа прав на получение прибыли с предприятий исполнились раньше, чем наступила зима.

   – Что будем делать? – спросила его сердито Ниночка в начале третьего месяца осени.

   – Не понимаю, чем ты недовольна, – пожал плечами ее верный супруг. – У тебя все есть. Чего тебе еще?

   – Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Мартин, я не хочу увидеть, как люди будут умирать! Ты пошел в медицину, чтобы спасать людей. Придумай что-нибудь!

   – Дорогая, если я выйду на улицу и начну раздавать людям хлеб, все заинтересуются, откуда я его беру. Я не могу этого сделать даже от имени правительства – мне не поверят. Нынешний Совет благотворительностью не занимается.

   – А ты продавай!

   – Но я столько не вырастил.

   – А ты скажи, что купил зерно, что его тебе привозят... Все ведь считают нас богатыми!

   – Ниночка, ты прелесть, но производительность нашей домашней духовки не достаточна для покрытия нужд города.

   – А ты купи пекарню!

   – Что? – Мартин не поверил своим ушам.

   – Ну да! – запинаясь, произнесла Ниночка. – Сам же говорил, что кто-то будет скупать все долевые бумажки. Вот ты и выкупи бумаги всех работников нашей пекарни и объяви себя ее владельцем.

   – А если у нас не хватит денег?

   – Чудак, никто ведь не знает, сколько их у нас на самом деле. Кроме того, нынче люди отдают все не за деньги, а за натурпродукт. Вот ты заодно и людей накормишь, и права приобретешь.

   – Я не уверен, что вместе с бумажками получу право распоряжаться делами предприятия.

   – Чудак!

   Ниночка любовно рассмеялась. Она уже поняла, что добилась, чего хотела: Мартин в проблему влез, а, значит, разрешит ее.

   – Чудак! – повторила она с улыбкой. – Когда скупишь бумажки, тогда и разузнаешь, как ими пользоваться.

   Хитроумный Ниночкин план оказалось выполнить более чем легко: права на пекарню еще не были втянуты в бумажный водоворот и в то же время из-за неопределенности цен на хлеб новые хозяева жизни не решались повесить на себя такую обузу, как прокормление города. Это значило, что других претендентов на звание главы пекарни не имелось, и Мартин без помех занял это место.

   Тут как раз вышел закон, дающий право владельцам предприятий менять по своему произволу все, что угодно, вплоть до администрации. Этот закон пришелся для Мартина очень кстати. Он быстренько пристроил на участок снабжения свою супругу и через нее вошел в курс дела, то есть узнал, как и откуда происходит доставка на хлебозавод муки и других составляющих этого самого необходимого городу продукта. Оставалось изобрести легенду насчет нового мукомольного источника, ввести в дело Марие с Вольдом – и новый хозяин вступил, наконец, в права владения.

   Сначала его вмешательство проявилось в том, что рост цен на хлеб в городе, наконец, остановился. Потом они начали снижаться, пока Мартин постепенно не довел их до уровня продажной стоимости зерна. Увы, цены на пшеницу к тому времени взлетели настолько, что части населения вообще стали недоступны и мука, и изделия из нее!

   Ниночка, которая, по ее собственным словам, со времени приобретения хлебозавода «держала руку на пульсе города», снова поставила вопрос перед мужем.

   – Мы будем часть хлеба раздавать бесплатно, – объяснил Мартин.

   – Как так? – удивилась Ниночка. – Ты же сам говорил, что это непременно выдаст тебя, и нас прихлопнут.

   – А я буду действовать не от своего имени, а от имени и как бы по приказу могучих. Они мне как бы будут присылать муку специально для этой цели. Я уже был в мэрии и завизировал предложения, якобы присланные мне для передачи главе города. Каждому жителю будет выдаваться с мэрии специальная карточка, по которой магазины будут отпускать хлебопродукты.

   – Хорошо, – сказала Ниночка. – Но зачем возиться с выпечкой, если могучие могут присылать готовый хлеб?

   – А наши рабочие? За что я дожжен платить им зарплату? За простой?

   – Интересно, из каких фондов ты вообще собираешься платить им, если не будешь брать денег за свой товар?

   – А кто сказал, что я собираюсь раздавать даром весь хлеб?

   – Я так думаю.

   – И напрасно думаешь. Бесплатного хлеба будет ровно столько, чтобы люди смогли пережить этот год. Чуть созреет новый урожай, это безобразие будет прекращено. И надеюсь, навсегда.

   – Безобразие? Ты называешь бесплатный хлеб безобразием?

   – Конечно. Мы на Катрене всегда выращивали продукции столько, чтобы в неурожайный год не сидеть и не щелкать голодными челюстями. Разумный хозяин, Ниночка, всегда имеет запас!

   – Поэтому ты и не хочешь накормить людей досыта?

   – Милая моя! Тех, кто кормил людей досыта, они в знак благодарности навеки лишили возможности не только кормить других, но и кушать самим!

   – Ты злопамятен, однако.

   – Да, злопамятен. Но, главное, осмотрителен. Как врач, я обязан помочь пациенту выздороветь, но я не могу этого сделать за него. Эта зима должна послужить всем наукой.

   Ниночка посмотрела на него как на сумасшедшего.

   – Ты непробиваемый идеалист, – сказала она. Ты же сам говорил, что без техники больше десяти соток никакая семья обработает. Конечно, нынче все побегут стараться, но кроме картофеля и овощей горожане ничего вырастить не смогут. Кто будет производить твои запасы? Селяне? Но они нисколько не заинтересованы расширять зерновой клин. Они не голодали даже нынче.

   – О, это надо подумать.

   – Вот и думай. А я собираюсь приобрести мельницу. Кстати, откуда у нас столько денег? Ты так понизил цены на хлеб, что дохода наша пекарня почти не приносит.

   Мартин вздохнул печально и сказал уныло:

   – Это деньги ворованные, Нинок. Можно сказать, бешеные.

   – Вот тебе и раз! И у кого же мы их уворовали?

   – Поскольку я хозяин, то получается, у самого себя. Но они стоят у нас в графе «расходы», а, значит, не облагаются налогами.

   – Это плата за муку, которую мы якобы закупаем?

   – Вот именно. Хотя я и поставляю ее по цене в два с лишним раза ниже, чем мы получаем с городской мельницы, общее ее количество, сама знаешь, огромно. Мы делаем деньги из ничего – следовательно, воруем. В конечном счете, эти деньги взяты у нашего голодающего населения.

   – Я с тобой не согласна. Не знаю как ты, а я очень даже много работаю. И увидишь, мы еще вернем людям эти деньги с пользой для них. А сейчас считай, что ты их взял у них в долг или на хранение.

   Ниночка, действительно, купила мельницу, а затем приобрела к рукам хлеботорговые и хлебозаготовительные пункты района. Кроме того, она к весне следующего года заключила контракты на поставку зерна со всеми сельскими хозяйствами в округе. По контракту она обязывалась принять все зерно, какое те вырастят, по цене рынка будущей осени. Хозяйства, в свою очередь, обязывались продавать зерно только ей. За нарушение контракта предусматривалась неустойка в двойном размере стоимости непринятого или проданного насторону зерна.

   Такова была деятельность, развернутая Ниночкой. За хлопотами она не заметила, что наступили работы на ее собственном участке. Впрочем, теперь там главной производительной силой стал Вольд. Мартин ограничивался тем, что давал ему подробные указания вроде карты-плана где, как и на какую глубину пахать да что посеять. На долю Ниночки с Марие осталась весенняя прополка клубники, пикировка рассады, высадка лука. Впрочем, и с этим можно было умаяться – лука Мартин в тот год запланировал в повышенном количестве. Большие площади он также отвел под ранние овощи и зелень, и бахчевые.

   Очень скоро Ниночка поняла: либо огород, либо хлебное предприятие. Сил на то и на другое одновременно у нее не оказалось.

   – Найми работников, – сказал Мартин равнодушно.

   – За работниками необходимо присматривать.

   – Пусть это делает Марие.

   – А дети? Или наших детей должны качать чужие руки? Между прочим, у меня, кажется, снова будет маленький.

   – Что? Что? – встрепенулся Мартин.

   – До чего же мужчины тупы! Ты станешь дважды папой, вот что. Жену в таком положении надо беречь, понятно?

   – И ты до сих пор молчала?

   – А разве тебе это интересно? Ты же полностью погружен в свои дела: работа, участок... Для сына у тебя совершенно нет времени.

   Ниночка, конечно, попросту поддразнивала мужа. Совсем не на участке пропадал он после дежурства в больнице. Он помогал Ниночке в ее хлебном бизнесе, только делал это по-своему, не мешаясь в ее деятельность, и так, как считал нужным.

   Он действительно без всякого лукавства называл жену «мудрая женщина». Хотя Ниночкин житейский практицизм и ставил его часто в тупик, но в людях и их поступках она разбиралась раз в десять лучше его, это Мартин признавал. И насчет зерновой проблемы она была совершенно права: заботиться о запасах было некому, следовательно, единственным выходом из тупика было взять инициативу в свои руки. Таким был вывод Мартина, и за выводом последовали действия.

   Еще не кончилась зима, а он уже приобрел в собственность достаточное количество пустующей территории. Это была целина, поросшая лесом и кустарником. Но подобная мелочь не могла смутить новоявленного землепользователя. Он «закупил» достаточное количество нужной техники, и еще зимой на большей части территории лес был спилен. А чуть подсохла земля, приступил к раскорчевке и другим мелиоративным работам.

   Впрочем, понятно, что работы эти Мартин выполнял не сам. Он дал объявление и нанял с десяток рабочих, сманив их с помощью Вольда со стройки, где когда-то прорабом была Марие. Часть делянок удалось засеять яровыми, остальное пошло под озимь. В этом же сезоне он успел соорудить три больших, но прочных и хорошо защищенных от погодных и прочих эксцессов зернохранилища, способных вместить каждый по годовому запасу зерна. Более трех лет неурожая подряд он считал событием маловероятным.

   Это с одной стороны. С другой – Мартин через своих знакомых произвел разведку в сельской местности и узнал, что крестьяне очень недовольны принудительным разделом земли из-за возникших сложностей с техникой. Кроме всяких неудобств, нарушенными оказались привычные севообороты. Мартин поговорил с агрономами и главами бывших крупных хозяйств. Он предложил создать объединения с общим машинным парком. Это позволяло, номинально оставаясь самостоятельными, важные дела решать сообща.