Текст книги "Мятеж (СИ)"
Автор книги: Ирина Седова
Жанры:
Прочая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
Все это служило созданию иллюзии, будто идея принадлежит постороннему лицу, а Наталь – только исполнитель, не более. После того, как материал был отснят, смонтирован, пара бандеролей туда и обратно и крупная сумма денег, поступившая на счет Наталь в Открытом должны были засвидетельствовать, что заказчик с работой ознакомлен и оплатил предъявленный счет.
Естественно, накануне выхода в эфир рекламного цикла контора была ликвидирована, а парень благополучно исчез. Но предварительно Наталь позаботилась, чтобы счет за использование рекламного времени, а также плата ведущим и актерам поступила из того же населенного пункта.
Вот почему подготовка к выходу материала в эфир отняла у Наталь гораздо больше времени, чем она планировала. Ей, организатору, пришлось изображать посредника: сначала составлять сценарий звонка от мнимого клиента, определив там, на чем он должен настаивать, а с чем согласиться, затем переслать ему этот сценарий, записать звонок на крипы. Все должно было выглядеть солидно.
Программа, задуманная Наталь, называлась «Наш круг». Она была рассчитана на месяц и состояла из ряда телешоу, концертов, конкурсных программ, перемежавшихся безобидными рекламными трюками. Вставки были элементарно простыми. Например:
«Круг – это (демонстрировалась обстановка квартиры)».
«Круг – это (демонстрация одежды)».
«Круг – это (демонстрация пищевого изобилия)».
Развлекательные программы, задействованные Наталь, были более разнообразны. Ей удалось арендовать несколько телешоу из уже существующих. Их ценность заключалась в их регулярности: они уже имели аудиторию, и это давало гарантию их просмотра. Творческое вмешательство Наталь заключалось в соответствующих сценариях для ведущих и текстах интермедий.
Это в концертах. Конкурсные передачи разного уровня дали возможность наглядно продемонстрировать изделия предприятий Круга, выставив их призами для победителей. Наталь позаботилась о том, чтобы это были высококачественные изделия, дизайн которых соответствовали их высоким внутренним достоинствам. И, главное, это не были изделия Эльмаровой мастерской, это были серийные вещи.
Призы подбирались тематические. Если конкурс был детским, подарки были такими, что у детворы загорались глазенки и захватывало дух: игрушки, наборы для кукол, конструкторы, сласти. В конкурсных программах для подростков были представлены видео– и аудиотехника, популярные записи, планеры, скоростные самокаты, спортинвентарь.
Были конкурсы для женщин, для мужчин, «Знаешь ли ты свой дом?», «Твой сад» – все со своими целевыми комплектами призов. Никаких намеков на фирму, предоставившую призы, ни упоминаний названия Круг – за исключением рекламных роликов, но и там без всяких объяснений.
Зато в конце месяца в программе «Деловой час» состоялось подробное разъяснение смысла всего показанного. Тщательно подобранные интервью со многими людьми, проживающими в районах, охваченных Кругом, и работающими на его предприятиях, сопровождались обширными комментариями. Некоторые из интервьюированных являлись бывшими владельцами.
Никакой критики в адрес правительств – только строгий деловой перечень преимуществ, какие приобретает каждый член-участник любого из Кругов. Рекламные вставки, включенные в передачу, также были более деловыми:
"Вам нравятся эти товары? (демонстрация)
А за какую цену вы хотели бы их приобрести? За эту? (те же товары, но уже с ценниками на каждом, по курсу продажи через официальные магазины)
Или за эту? (ценники на глазах у зрителей исчезают и меняются последовательно на таблички с ценой в 2 – 3 – 6 раз меньше)
Тогда вступайте в наш Круг!"
Эта последняя передача была повторена на следующий день в утренние часы. Передача сработала. Наталь получила нагоняй от Таирова и бурные аплодисменты от всей мастерской сувениров.
– Поздравляю, – сказал Эльмар, когда она прилетела к ним сразу же после заключительной передачи узнать о произведенном впечатлении.
– Не с чем, – улыбнулась Наталь. – Меня уволили. Я больше не репортер.
– Тогда поздравляю вдвойне. У маленькой Светы наконец-то будет полноценная мама, а у большого Мади – настоящая жена. Иди ко мне, крохотуля. Глянь-ка, что дядя Эльмар сегодня для тебя припас!
Он взял девчушку у матери и сунул в ее ручонки большую сочную грушу.
– Ну как, сильно Таиров тебя ругал? – поинтересовалась Рита.
– Не то слово. Он просто рвал и метал.
– И за что больше – за раскрытие тайны или за риск?
– Риск! Никакого риска не было, – фыркнула лаборантка, она же бывшая секретарша. – Подумаешь, взять несколько интервью!
Наталь загадочно улыбнулась.
– На это и был расчет, – объяснил Эльмар. – Правда, твоя мама умница?
И он посадило малышку на широкий кожаный диван возле Ритиного стола.
– Скажи: «Да.»
– Да, – повторила Света с самым деловитым выражением лица, на какое способен полуторагодовалый ребенок. Она была озабочена важной проблемой: съесть грушу сразу или сначала поиграть ей. Это было так забавно, что даже строгая Рита не могла не рассмеяться.
– Теперь дело пойдет, правда? – сказал бывший наладчик, а ныне главмастер по станкам и оборудованию.
– Должно пойти, – подтвердил Эльмар. – Вот только...
Он оборвал себя на полуслове. Пусть не все проблемы можно решить хорошей рекламой, зачем было заранее портить настроение себе и Наталь? Он жгуче завидовал Таирову. Вот эта женщина давным-давно облетела бы полвселенной, но выяснила бы, что произошло с ее мужем и почему он не вернулся домой к любимой жене. Ведь Эльмар любил Рябинку. Именно поэтому он не хотел простить ей ее отсутствия.
Часть III
О ТЕХ, КОГО ЗАБЫЛИ
Инка нервничает
А что же Инка? Что делала она все это тяжелое время? Неужели события обошли ее стороной?
Конечно же, нет. Не включенная в списки на Катрене, она избежала общей участи и осталась жива. Казалось бы, прекрасно? Поскольку старых порядков Инка во многом не одобряла, она должна была блестяще приспособиться и процветать при всеобщей разрухе. Друзей-приятелей среди могучих у нее не было, а саму себя она относила к жертвам, а не к элите. Значит, и личных переживаний по поводу смены правительства у нее не было.
Тем не менее новые времена ударили по Инке так же сильно, как и по большинству остальных людей планеты. Мало того, получилось так, что Инка отчего-то неизменно оказывалась в гуще событий, хотела она того, или нет. Начать с того, что она работала в той самой школе, где училась племянница Эльмара Элиза. Школа (во время каникул она превращалась в род летнего лагеря), находилась в Первыгорде, следовательно, нашествие «зеленых» Инке пришлось наблюдать отнюдь не со стороны.
Ее группа уже пообедала, и у ребят было свободное время. Инка пошла наверх, чтобы немного расслабиться: предстоял тихий час, а момент укладывания детей в кровать она всегда ненавидела. Внезапно (Инка как раз переступала порог своего кабинета) стены, потолок и пол вокруг нее превратились в копошащуюся зеленую массу. Единый вопль, вырвавшийся затем из множества детских ртов, стремительное падение в бездну, плач и жуткое зеленое месиво вокруг еще долго потом снились Инке. Ей понадобилось не более десяти секунд после приземления, чтобы понять смысл происшествия, и именно поэтому в первое мгновение она была единственной, кто по-настоящему испугался.
Парадоксально, но к остальным ужас пришел позже, когда обнаружилось, что исчезло не только оборудованное по последнему слову техники здание, но и половина учеников вместе с половиной учителей. А вот Инка, узнав об этом, совершенно успокоилась. Спокойствие ее имело под собой прочную основу: она сопоставила вместе несколько фактов. Исчезли те классы, которые успели пообедать, то же самое касалось учителей. Но она, Инка, ела вместе с исчезнувшими, а с ней ничего плохого не произошло. Следовательно, опасность ей лично не угрожает, и она может о себе не волноваться.
Инка собрала оставшихся учеников и объявила им, что надо поскорее покинуть город и ни в коем случае ничего не есть, пока они не окажутся в безопасном месте. Совет «покинуть город» оказался впоследствии не очень удачным, хотя бы потому, что было совершенно непонятно, с какой стороны в Стасигорд пришла опасность. Однако в тот миг он показался Инке вполне разумным, и распустив детишек по домам, она кинулась искать ближайший телефон.
К этому моменту практически все в городе уже исчезло, поэтому никакого телефона Инке разыскать не удалось. Тогда она двинулась наугад, объясняя по пути перепуганным людям, чего можно, а чего ни в коем случае нельзя делать. Элиза, племянница Эльмара, увязалась за ней.
– Мне страшно, – сказала она.
Инка, разумеется, согласилась проводить девочку до дома, тем более, что после отлета Эльмара она вообще слегка покровительствовала его внучатой племяннице. Они двигались среди беспорядочно мятущихся кучек народа, огибая столь же беспорядочно перемещавшиеся кучки зеленых существ. Инка вела за собой дрожащую Элизу, но сама при этом была совершенно хладнокровна. Эмоции словно покинули ее, и панику лишившихся крова людей, суетившиеся зеленые фигуры она воспринимала словно бы со стороны, словно ее это нисколько не могло коснуться.
Она догадывалась, что и ее жилье разрушено, и Элизиного дома, скорее всего, уже нет. Но странно – ее нисколько не огорчило, когда она убедилась в справедливости своих предчувствий. Потом, когда все оставшиеся в живых население сосредоточилось на бывшей центральной площади бывшего города, и обнаружилось, что Элиза теперь сирота, Инка так же спокойно предложила девочке поехать с ней.
Да, в Первом погибли не все. Несколько летательных аппаратов оказались рукотворными, и кое-кто успел не только покинуть город, но и вовремя толково рассказать о происшедшем. Большинство людей было эвакуировано. Удалось разыскать и многих из тех, кто в панике кинулся бежать в окрестные леса. Многих, но, возможно, не всех?
Элиза не хотела верить в окончательную гибель своих родителей и отказалась улетать далеко. Что было делать Инке? Она выбрала небольшой поселок рядом с Солнечным, где требовался преподаватель по ее специальности (физика), и девочка согласилась поступить там в местную школу, доучиваться. До кульминации событий тогда было еще далеко; в Солнечном еще не успела возникнуть паника, и место эпидемии пока не отгородили упругой стенкой. Однако поселок был в тревоге, и Инка даже сомневалась, правильно ли она поступила, переехав сюда.
– Сейчас на планете нигде нет спокойного места, – сказала она Элизе во время прогулки по местному парку.
– Да, наверное, – согласилась Элиза равнодушно, думая о чем-то своем. – А откуда ты знаешь про «зеленых»?
– Я много чего знаю, – уклончиво сказала Инка.
– Например?
– Например, что у Рябинки где-то здесь есть младшая сестра.
– В этом поселке?
– Не обязательно. Где-то на планете. Мне даже имя известно: Леля Кенсоли. Твоя, можно сказать, ровесница.
– Она, наверное, на Катрене... Вот бы туда попасть, – мечтательно проговорила Эльмарова племянница. – Жаль, никто не знает на Катрену пути!
– Почему же никто? Я знаю, – возразила Инка. – Но нас туда не пустят.
– Тем более жаль. Говорят, там просто рай земной. Вот бы взглянуть хотя бы одним глазком! Ина Давидовна, давай слетаем!
– Вот уж не жажду нарваться на неприятности. И тебе не советую.
– А, жизнь одна! – пожала плечиками Элиза, до забавного напомнив этим телодвижением своего знаменитого дядю. – Если не рисковать, то так и будешь влачить унылое существование, ничего интересного в жизни не испытав. Я и одна слетаю. То есть, когда права получу.
– Прекрасно! – усмехнулась Инка. – Могу показать дорогу.
– Ой, Ина Давидовна, покажи!
Инка вынула из кармана пару цветных мелков и сделала на тротуаре рисунок.
– Секрет прост, – пояснила она. – Вот море, вот Катрена, вот континент. Но попасть туда можно только с востока, если лететь от Открытого. Проход очень узкий, но есть.
– Действительно, просто. А почему Катрена закрыта от остального мира?
– На Катрене хранятся адреса и лица всех могучих планеты. Разве Эльмар тебе этого не говорил?
– А почему Эльмар должен был мне это говорить? Эльмар же не могучий!
– Ты в этом уверена? – удивилась Инка такому повороту разговора.
– Всей планете это известно.
– И кто же он тогда? – с интересом спросило живое произведение Эльмарова мыслетворчества.
– Он конструкторский гений. Он – личность. Он – образец того, каким должен быть человек, преданный своей мечте.
– Ну вот еще! – фыркнула Инка. – Сейчас ты заявишь, что твой дядя – воплощение всех совершенств.
– И, между прочим, я готов поддержать юную сударыню.
Инка обернулась. Хрипловатый голос, произнесший последнюю фразу, принадлежал субъекту, который неизвестно как и когда очутился рядом с ними на скамейке. Мужчина. Белокурый. Кудрявый.
– Меня зовут Тод, – представился он. – Тебя я знаю, ты Инка. А вот с юной сударыней не знаком.
– Ина Давидовна, – поправила она сухо.
– Да ну? Не буду спорить. А юную сударыню зовут, если я правильно расслышал, Элиза?
Вопрос был обращен к девочке, но словно бы не прямо.
– Да, – отвечала она настороженно.
– Твой дядя спас мне однажды жизнь.
– Правда? Ты знал моего дядю? Расскажи!
– Как-нибудь в другой раз. Разрешите расстаться?
Белокурый поднялся и скоро исчез в глубине аллеи.
– Тяжелый человек, – сказала Инка, глядя ему вслед. – Он мне не нравится.
– А мне так наоборот, – возразила Элиза воинственно. В нее словно вселилось нечто злое, нехорошее.
– Ну-ну, – сказала Инка примирительно.
«Переходный возраст», – подумала она со вздохом.
Если бы она могла догадаться, какую зловещую роль суждено было сыграть в ее судьбе этой нечаянной встрече, она бы отнюдь не печальным вздохом отреагировала на реплику Элизы. В самом деле, зачем ей вообще была нужна эта девочка? Ну Эльмарова родственница, ну сирота. Так много осталось тогда сирот, и все они были чьи-то родственники. Ничто не мешало Инке устроить девочку в интернат и заняться, наконец, решением своих личных проблем. Она бы уехала из того проклятого места и была бы избавлена от дальнейших неприятностей.
Так нет же! Инке даже в голову не пришло свалить с плеч обузу и удрать. Девочка нуждалась в защите, помощи, ей нужна была опека... Скажи кто Инке, что в ней проснулся инстинкт материнства, она бы только насмешливо хмыкнула. А между тем все последующие годы ее пребывания на планете оказались посвящены этой чужой и совершенно неблагодарной особе.
Они все время ссорились. Инка со злорадством встретила известие об исчезновении Таирова и отстранении его от власти. Она приветствовала выпады в печати против могучих и вместе со всеми смеялась над карикатурами и издевками в их адрес. Но Элиза восприняла события иначе.
– Я не знала, что ты всех ненавидишь, – вздернула она свой курносый носик в ответ на восторг Инки по поводу какого-то особенно удачного анекдота.
– Вовсе не всех, только могучих, – возразила Инка.
– А за что именно? Можно узнать?
– За мое бессмысленное существование.
– Это интересно...
– Ничего интересного, уверяю тебя.
– Тогда почему ты не улетаешь отсюда, как дядя Эльмар?
Инка вспомнила про корабль, который, как она думала, все еще хранился возле Долинного...
– Когда-нибудь, возможно, и улечу, – сказала она в раздумье.
– Когда корабль построишь, да? – скепсису Элизы не было предела.
– Возможно и построю. Удалось же это сделать твоему дяде.
– Так это ему!
– Все, что мог сделать твой дядя, смогу и я.
– Хм...
– Вот тебе и «хм».
Элиза посмотрела на нее как на очень большую лгунью и хлопнула дверью.
А вот образчик другого разговора.
– Интересно узнать, чем новое правительство тебе не угодило?
– Новое? Да оно ничем не отличается от правительства Таирова. Сменили председателя – и конец делам.
– Вот если бы ты была у власти...
– А что? Чем я не подхожу?
Инка переводила разговор в шутку, но Элиза, казалось, была не склонна к юмору.
– И чего бы ты сделала, если бы находилась у власти?
В ее голосе звучало столько сарказма, что хватило бы на десятерых.
– О, я изменила бы все!
– Например?
– Я бы разрешила каждому работать по столько, по сколько он сможет, зато и зарплату платила бы соответствующую. Работникам умственного труда я платила бы в зависимости от их способностей. А предприятия я передала бы в руки тех, кто действительно умеет управлять.
– И как бы ты выявляла таких личностей?
– Очень просто. Надо не назначать людей сверху, а давать им возможность приобрести предприятия самим.
– Не поняла... Как это – приобретать? В нашем обществе и без того все принадлежит всем. Тем более тем, кто на предприятиях работает.
Инка задумалась.
– Я имею в виду, что управляющий аппарат должен не государством присылаться, а выбираться самими работниками из их среды.
– Открыла новость! Так и делается давно. Неужели ты думаешь, люди будут ставить над собой человека, которого никто из них не знает, и которого они не видели в деле? Любой инженер у нас начинает с рабочего, уж мне-то это известно!
Элизино возмущение можно было понять, ее родители были из потомственных заводских семей.
– Конечно, но все равно есть вероятность ошибки... – не сдавалась Инка.
– А ты бы как хотела?
– Я бы раздала всем работникам свидетельства не право долевого владения их предприятием, и пусть бы они могли эти свидетельства обменивать, дарить, или продавать...
– А зачем?
– Если кто-то не хочет принимать участие в управлении, то он сможет передать свои права другому, более способному, – фантазировала Инка. – У кого наберется больше карточек, тот, значит, и более способный.
– И что, у кого будет больше карточек, тому все должны будут подчиняться?
– Ага.
– Бред какой-то. А если они не захотят?
– Не надо отдавать свои права тому, кому не хочешь подчиняться.
– Здорово ты сочиняешь!
– Я не сочиняю. Так делается в Большом Космосе. Исторические романы надо читать.
Инкина вина
Инка болтала, не придавая особенного значения своим фантазиям, в которых вычитанные из литературы сведения причудливо переплетались с мечтами о полнокровной, насыщенной событиями счастливой деятельности. Но хотя причиной отсутствия такой деятельности была Инкина внутренняя пустота, отсутствие предыдущего жизненного опыта и страх пред какими-либо переменами, она во всем винила своего создателя и его клан.
Инка считала Новую Землю своей тюрьмой, и она не любила ее, потому что кто же любит тюрьму! Ей в память было заложено желание работать на какой-то совершенно неведомой Лиске и жить в многоэтажных домах-ульях из стекла и бетона. Но на Новой Земле таких домов не строилось, а на Лиске Инкино рабочее место было занято Рябинкой, ее прототипом. Да и что она знала об этой самой Лиске?
Так что здравый смысл говорил Инке не рыпаться и искать счастье здесь, на родине. В свое время она послушалась рассудка и не улетела. Однако, оказалось, не реально ожидать от человека, чтобы он с энтузиазмом кинулся искать для себя подходящее место в тюрьме, а найдя, принял это место с восторгом. Инка тосковала, и что самое печальное, никто и ничто не способно было заполнить пустоту в ее душе.
Конечно, ни к какой власти Инка не рвалась. Более того, если бы вместо Элизы ее собеседником был некто, имеющий отношение к правящим органам, наша тоскующая псевдо-лесоводша хорошенько бы взвешивала каждое слово, прежде чем его произнести, и какие-либо советы она давать бы поостереглась. Но с девчонкой-несмышленышем да у себя дома, на кухне, почему бы не почесать языком? Кому от этого могло стать плохо?
Элизе? Но она сама постоянно втягивала свою приемную тетю в долгие философские разговоры.
Ах, если бы Инка могла догадаться, что девочка заводит подобные разговоры вовсе не случайно! И даже не из любознательности, свойственной ее возрасту! Если бы Инка получше присмотрелась, с кем племянница Эльмара водит знакомство!
Увы! Даже заметь она это, нескоро ей бы показалось подозрительным желание Тода знать, что и по какому поводу она говорит и думает. Конечно, ей бы не понравилось его стремление превратить девочку-подростка в провокатора и бездумного исполнителя чужой воли, но...
Впрочем, почему бездумного? Элиза (если бы она, конечно, захотела) могла бы объяснить Инке, что никто ей темы дискуссий не навязывает, что ей самой хочется знать, прав или нет дядя Тод. И что вообще он очень интересный, и что Элизе его жалко, бедного. Он такой несчастный и так влюблен в тетю Инку, лишь о ней и говорит.
Но Инка ни о чем не догадывалась и ничего не подозревала. Нескоро она заметила, что любая, самая невинная ее болтовня непостижимым образом возвращается к ней, отражаясь, как в кривом зеркале, в реформах нового правительства и в событиях вокруг.
Упомянула Инка мельком о том, что ничего не имеет против свободы нравов (сама она, кстати, вела очень строгий образ жизни и никого к себе не подпускала) – на прилавки и в эфир хлынул мутный поток порнографии. Сказала она как-то, что неплохо бы, для подстраховки, каждой семье иметь свой садовый участок – последовала земельная реформа. Зашел разговор о странной эпидемии, унесшей с планеты клан могучих – Инка высказалась в том смысле, что, мол, ничего страшного, согласно статистике, ежегодно по пятьдесят новых детишек появляется. И что же? Начались убийства детей, проявивших Способности.
Совпадения были столь разительны, что не заметить их было невозможно. Конечно же, Инка заметила, и, разумеется, вывод сделала совершенно неверный.
Наша учительница физики решила, будто у нее дар предвидения. То есть, что она и некто в новом правительстве думают похоже. И что в правительстве засели люди, не желающие просчитывать последствия проводимых реформ, т.е. крайне легкомысленные и неспособные к управлению страной персонажи.
Да и как иначе могла Инка думать? Дар-то предвидения у нее, действительно, был: засуху и последующие ливни она предсказала с точностью до двух дней! И голод, и безработица, и инфляция – все ей становилось известно заранее. Вот только... Если кто-то в правительстве думал с Инкой одинаково, почему они допустили инфляцию и голод?
Вывод был очевиден: потому что новому правительству до бедствий людей не было дела. Мало того, инфляция, голод, грядущий крах банков был ему на руку. Оказывается, там вовсе не легкомысленные типы сидели? Значит, они прекрасно понимали, осознавали, что делали?
Своими мыслями и сомнениями Инка поделилась с Элизой. Вот тут-то и начали происходить вокруг Инки события, заставившие ее, наконец, очнуться и захотеть стать той, кем она являлась по природе: хозяйкой своей судьбы. На Инку обрушились репрессии!
То есть это впоследствии Инка догадалась, что это репрессии, а тогда, спустя два с половиной года после переезда в поселок, она совершенно ничего не поняла и терялась в догадках: что вдруг стряслось с окружавшими ее людьми? Словно сумасшествие какое-то на них напало!
Вдруг от нее отвернулись коллеги по работе. То есть не то, чтобы открыто отошли, а стали резко «вот они – мы, а вот она – ты». Они начали болтать в ее присутствии всякие глупости, откровенно лгать о вполне очевидных вещах – словом, придуриваться.
Но как она могла догадаться о репрессиях, если, по ее мнению, ничего особенного она не совершала и даже не говорила? Правительство тогда ругали все: не было почти никого, кто бы не пострадал из-за реформ, тем более что и на школьных делах новшества отразились не лучшим образом. Питание в школьных столовых было сведено к минимуму, дети стали приходить голодными, плохо одетыми, с учебными пособиями стало туго.
Конечно же, привыкшие к свободному высказыванию своих мыслей люди не стеснялись в выражениях. И вдруг все отворачиваются от одного и начинают из своей коллеги дурочку делать? Что же стряслось?
Через неделю Инка услышала, как кто-то кому-то за ее спиной на улице сказал, что она не просто учительница, а секретный сотрудник нынешнего правительства и занимается доносительством. Поведение коллег сразу стало ясным, но от этого Инке не полегчало. Отчуждение людей вокруг нее росло, и скоро Инка уже ни с кем не могла свободно общаться. Она осталась без подруг, и это уже само по себе было скверно.
Однако случившееся заставило ее задуматься: с чего люди взяли, что она сексотка? Кто пустил такой нелепый слух? Наблюдательность ее обострилась, и она обратила, наконец, внимание на странную зависимость между ее кухонной болтовней и действиями властей. Тогда она сделала у себя дома обыск и нашла подслушивающую аппаратуру.
Что же получалось? Оказывается, она в самом деле работала на нынешнее правительство и не подозревала об этом? И все эти дурацкие реформы, принесшие столько бедствий, ее вина?
Инку охватил такой ужас, что она едва удержалась, чтобы немедленно не побежать за Элизой и не начать тутже выяснять отношения: кто, как и почему заставил ее участвовать в мерзком деле. Чем дольше она думала, тем более отвратительным казалось ей поведение девочки. К ее приходу Инка взяла себя в руки и решила: девочку отсчитать, от дальнейших разговоров с ней отказаться, а летом с ней разъехаться.
Сказано – сделано. Элиза ударилась в слезы. Она категорически отрицала свое участие в подслушивании любимой тети и, между прочим, Инка ей поверила. Девочка, действительно, ничего не знала.
– Передай этим нелюдям, что больше они от меня ничего не услышат! – кричала Инка в запальчивости.
– Я не знаю, о ком ты говоришь! – возмутилась, наконец, Элиза. – Мне некому и нечего передавать!
– Прекрасно, – ядовито отрубила Инка. – Но наши домашние разговоры о том о сем придется прекратить.
– Большая потеря! – фыркнула Элиза насмешливо.
Инка впала в депрессию. Не осталось больше ни одной живой души, с кем она могла бы поделиться своими переживаниями и даже попросту, без затей, поболтать. Мало того, груз соучастия в грязном, паскудном, с ее точки зрения, деле, оказался для нее совершенно непосильным бременем. Она часами сидела неподвижно, уставив взор в одну точку, и молчала. Если бы не необходимость ходить на работу, она бы вообще слегла.
На Элизу ее настроение действовало не лучшим образом. Девочка начала нервничать, старалась позже приходить домой или уединялась в своей комнате и, включив на полную мощность музыку, погружалась в транс. Однажды она неожиданно сказала:
– Можно подумать, если бы тебя не было, и переворот бы не состоялся!
– А вдруг? – буркнула Инка.
– Ах фу ты ну ты, лапти гнуты. Хотела бы я знать, кто ты такая, что так высоко себя ставишь?
Конечно, Инка могла бы сказать, кто она такая, но она вовремя вспомнила о подслушивающих устройствах.
– Я очень много знаю и умею, – ответила она полуправду, поскольку полуправда была в любом случае лучшим вариантом, чем неудачно солгать или выдать свою принадлежность к столь часто ругаемым ею могучим.
– Ах да! Ты прочитала очень много исторических романов! – с издевкой продолжило пытку юное существо. – Можно подумать, что кроме тебя, никто ничего на нашей планете не читал! И все дураки, одна ты умная!
– Я так не говорила.
– Тогда в чем дело? Может, это какой поклонник внимание к тебе проявляет?
– Какой еще поклонник? – вспыхнула Инка. – Ты прекрасно знаешь, нет у меня никаких поклонников!
– А ты поищи получше, может и найдешь!
Негодование Инки было беспредельным. Она здорово разозлилась на наглую девицу, но апатия у нее прошла. Мало того, Инка слетала к Катрене, узнала, что проход закрыт, и вновь установила наблюдение за действиями правительства.
«Они прослушивают меня – я буду прослушивать их», – решила Инка для себя и стала жить как ни в чем не бывало. С одним маленьким, но существенным отличием: философские беседы с кем бы то ни было ей пришлось прекратить надолго.
Инка не сдается
Инка думала, что справилась с ситуацией. Она смирилась с одиночеством и невозможностью чувствовать себя дома свободной. Она притерпелась к неожиданным поступкам Элизы и к ее внезапным вспышкам раздражительности. По сути они с девочкой просто обе ждали, когда наступит лето, и с последним выпускным экзаменом явится для них возможность расстаться навсегда. Элиза надеялась поступить в мединститут в Солнечном, и Инка ее желание одобряла всеми фибрами истерзанной души. Она мечтала, что с отъездом Элизы наступит для нее, наконец, долгожданный покой.
Однако пришло лето, Элиза уехала, а вместо покоя на Инку обрушилась новая волна репрессий. Причем репрессий такого сорта, что стало абсолютно ясно: субъект, придумавший их, просто психически неполноценен. Лишь совершенно извращенный мозг был способен изобрести такое: извлекать издевательства над человеком из самого этого человека.
Например, спросить: «Вы любите рыбу?» Что бы вы ни ответили, неприятные ощущения вам были бы обеспечены. Если вы ответили «нет» – куда бы вы ни пошли после этого, везде сплошняком натыкались бы на рыб или их останки. Если бы вы сказали «да» – рыбы вы бы лишились надолго.
Бедствие оказалось просто кошмарным. Инка не сразу догадалась, что при любой ее реакции приготовленная неприятность свалится на ее голову с неизбежностью осеннего листопада. Поэтому она потратила немало нервов и умственной энергии на выяснение того, какого ответа от нее хотят. Оказалось, достаточно любого. Тогда она решила уходить от ответа вообще, отмалчиваться, делать непонимающий вид, но эффект был тот же. Заводился ли при ней разговор о луке – у нее с огорода пропадал весь лук, произносилось ли слово «забор» – ломалась ограда.
Инка и нервничала, и пыталась бороться, и перессорилась со всеми соседями, чтобы иметь возможность ни с кем не разговаривать – тщетно. Куда она могла деться от коллег по работе, прохожих на улице, продавцов в магазине? Куда она могла деться от своих учеников? Неожиданные и самые разнообразные вопросы поджидали ее везде, и она не имела ни малейшей возможности от них укрыться.
Понервничав месяца с два, Инка решила: хватит. Если репрессии неизбежны, нет смысла метаться, а надо просто их игнорировать и воспринимать как стихийное бедствие. Не все ли равно, чем тебе вытягивают нервы? Поэтому смело можно вести себя естественно, как ни в чем не бывало – хуже все равно не будет. А вокруг дома установить силовую защиту, и вокруг сада тоже, чтобы хоть в своем жилище отдыхать.