Текст книги "Мятеж (СИ)"

Автор книги: Ирина Седова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

   Не надо только думать, будто Наталь ничего не занимало, кроме душевных переживаний. Наоборот, как раз переживать-то ей было абсолютно некогда: она очень много работала в то время. Во-первых, никто не освобождал ее от должности тележурналистки. Во-вторых, в свободные от съемки дни она разыскивала и нашла вход в мастерскую Эльмара!

   К сожалению, Таиров снова оказался прав: в бумагах, которые там лежали, не было ни слова о звездных трассах, и увы, бесполезно было тратить силы на строительство звездолета: в ту точку космического пространства, куда улетел Эльмар, доступа по-прежнему не было. Это было столь очевидно, что когда Наталь сказала Таирову о находке мастерской, тот даже не смог выкроить время, чтобы побывать там. Как раз был самый пик продовольственного кризиса, и ему было не до космоса.

   А потом разразился скандал в Солнечном. Наталь всей душой сочувствовала жителям опасных районов, но еще больше она мучилась, глядя, как терзался Таиров. И она тоже сушила голову над проблемой: как накормить голодающих.

   – Интересно, возле Первыгорда успели посеять зерновые или эпидемия началась там раньше? – вдруг пришла ей в голову даже не мысль, а так, не имеющее практического применения предположение.

   Однако оказалось, что Таиров думает над тем же, потому что ответил он сразу же, не размышляя:

   – Успели: и зерновые, и часть овощей. А какие там сады возле Долинного! Жаль, что без ухода мало чего выросло. Слетать бы туда, посмотреть... Впрочем, бесполезно.

   – Но почему бесполезно?

   – Если узнают, откуда поступила пища – есть ее все равно никто не станет.

   – Но почему? Наоборот, то, что сохранилось под взглядом «зеленых», наверняка безопасно.

   – Вряд ли тебе удастся убедить в этом обывателя. У них свои предрассудки.

   – Пусть даже так. Но мы-то с тобой знаем, что пища из зеленой зоны вполне безопасна?

   – Даже еще безопаснее. Ее не надо пропускать через контроль.

   – Вот видишь! Зачем тогда объявлять о том, откуда она взялась? Лишь бы она была!

   – Как раз в этом я не уверен.

   – Почему же ты не слетаешь туда? Не посмотришь? Я скажу, тебе выпишут командировку.

   – По правде говоря, один я боюсь. Ничего не могу с собой поделать. Страшно.

   – Полетели вдвоем. Тебе ведь все равно понадобится помощник для вывоза найденного.

   – Если там что-нибудь осталось.

   – Разумеется. Когда в путь?

   – Давай завтра, с утра. Возьмем снаряжение для съемок и отправимся. В любом случае можно сварганить неплохой репортаж.

   Наталь слова о репортаже восприняла обычным предлогом, тем не менее аппаратуру она захватила. Да и какой оператор-хроникер не захватил бы с собой в такую поездку съемочный аппарат? Однако оказалось, что и Таиров, приглашая Наталь, имел в виду прежде всего ее профессиональные качества.

   Они не ошибались: на пространствах, второпях покинутых человеком, осталось полным-полно пищи. Хотя овощи и не выросли, заглушенные сорняком, но даже без овощей из зеленой зоны было что взять: поля колосились практически спелой пшеницей, ячмень и овес тоже дали неплохой урожай. Озими, правда, наполовину осыпались, но и там можно было успеть кое-что собрать. И заброшенные сады ломились от фруктов.

   – Как мы это сможем отсюда вывести? – ахнула Наталь.

   – Никак. Наше дело все это заснять и представить Совету. Организовывать сбор и доставку – их проблемы.

   Наталь была шокирована. Она-то ожидала от заботливого Таирова, что он засучит рукава, и...

   – Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, – мрачно сказал он.

   – Это нечестно! Они не смогут! – заявила Наталь категорическим тоном.

   – Нечестно?! – взорвался Таиров. – А убивать безвинных было честно? А сжигать заживо маленьких ребятишек? У меня было трое детей – где они? Твои-то хоть живы! Ну позеленели, ну бродят где-то, но ведь, возможно, кто-то из наших разрешил бы проблему, смог бы вернуть им человечески облик! А моих – ничто не вернет!

   Таиров махнул рукой, отвернулся и вышел из ракетки. Плечи его содрогались: он рыдал. Это было совершенно неожиданно, Наталь даже растерялась. Она не могла постичь своего квартиранта: ничто до этого момента не показывало в нем даже легкого волнения, а, оказывается, он страдал! Страдал точно так же, как и она, и от его боли не было лекарства точно так же, как и от той, что осой впилась в ее душу.

   Наталь взяла себя в руки и начала съемку. Через некоторое время Таиров к ней присоединился – молча. Глаза у него покраснели, но Наталь сделала вид, будто ничего не замечает. А на обратном пути в лугах возле Долинного их поджидал сюрприз. Снимать этот сюрприз, правда, было нельзя, но не попытаться извлечь от него пользу тоже было невозможно. Среди пожухлой осенней травы матовым округлым пятнышком блестел космический кораблик!

   Естественно, наши разведчики спустились, естественно, вошли. Пыль, покрывавшая толстым слоем буквально все внутри машины, позволяла понять, что звездолетом давненько не пользовались.

   И это, действительно, было так. Ведь этот звездолет был тем самым, который ревнивая Инка спрятала от посторонних глаз маскировочным колпаком из куска дернины. Кто-то из «зеленых» проходил мимо – маскировка исчезла, и теперь всякий, кто хотел, мог машиной воспользоваться.

   Двое вошедших очень хотели. Корабль был готов к полету, они не сомневались в этом. Стопка маршрутных атласов в отсеке для документов давала им возможность не заблудиться в космосе; мало того, в компьютерную память корабля уже была введена программа полета на Лиску. Теперь для разбирающегося в технике человека не составляло труда разыскать лицо, которое эту программу туда вводило, то есть, Рябинку, а через Рябинку выйти на того, кто когда-то полетел за Рябинкой следом, то есть, на Эльмара.

   Двое тщательно обсудили открывшуюся возможность. Разумеется, лететь мог только один из них – второй был необходим для отслеживания дел в Совете. Это оказалось во-первых. Во-вторых, Наталь обладала большей информацией о космических аппаратах, чем Таиров хотя бы потому, что своими открытиями в этой области Эльмар в свое время делился конкретно с ней. Ну и в-третьих, Таиров не мог бросить планету без присмотра. В общем, отправиться на поиски Эльмара должна была Наталь.

   Правда, полетела она не тотчас же. Было решено, что хотя все последнее время она питалась только натуральной пищей (имела такую возможность и ей пользовалась), но будет надежнее, если она потратит на укрепление своего организма еще три месяца. Одновременно она изучит корабельную документацию, просмотрит бумаги из мастерской Эльмара, а также совершит несколько пробных полетов на звездолете вокруг Новой.

   Так и было сделано. Звездолет был переправлен в окрестности Открытого и помещен в специально возведенный для него ангар. Через четыре месяца он стартовал по направлению к скромному голубому светилу, вокруг которого вращалась крошечная точка под названием Лиска.

   Перед отлетом Наталь сводила-таки Таирова в мастерскую Эльмара. Таиров осмотрел ее и сказал:

   – Я всегда говорил, что у Эльмара светлая голова. Если он согласится вернуться, скажи ему, что я прошу у него прощения. В конце-концов оказался прав он.

   – Я могу узнать, в чем дело?

   – Однажды мы поспорили. Я никогда не хотел контактов с внешним миром, а Эльмар меня за это осуждал. Но я считал, что так будет для всех нас лучше. Я ведь даже скрыл от Рябинки, что у нее здесь есть сестра.

   – Сестра? У Рябинки?

   – Да. Рябинкин отец успел здесь жениться. Жена умерла, когда девочка была совсем маленькой, а потом она обнаружила способности, и мы забрали ее на Катрену.

   – Значит, девочка погибла?

   – Вовсе нет. Она успела вырасти и покинуть остров до налета банды.

   – Где же она сейчас?

   – А вот этого я не знаю.

   Наталь даже виду не подала, что о существовании Рябинкиного отца слышит впервые. Она отложила разговор на потом, решив узнать подробности у Эльмара. Однако путь на Лиску оказался отнюдь не развлекательной прогулкой. За годы, которые звездолет простоял возле березовой рощи, обе системы сместились в пространстве относительно друг друга на довольно значительную величину.

   Голубую звездочку, центральное светило, навигационная программа отыскать сумела, но вот знаний, чтобы определить, которая из движущихся точек конкретно Лиска, у Наталь не было. Все, что оказалось ей по силам – это рывки к возникающим в ее поле зрения неправильно движущимся объектам. Это были космические аппараты, и Наталь даже слышала звуки человеческой речи, если удавалось сблизиться с объектами на достаточно близкое расстояние, но уловить, откуда и куда те летели, ей не удалось ни разу.

   В общем, когда ее наконец обнаружили и отловили, разговор с Таировым насчет Рябинкиной сестры был давно и прочно забыт.

 

Часть II

ТЯЖЕЛЫЕ ВРЕМЕНА

 

 

Возвращение Эльмара

   Таиров был и прав и неправ, когда уверял жителей планеты, будто «болезнь могучих» им не угрожает. Действительно, уничтожать все население в намерения мятежников не входило. Они собирались сделать нечто худшее: поставить весь народ перед собой на колени, подчинить своей воле. Могучие могли им в этом помешать – могучих они убрали.

   Хотя Таиров этого, конечно, не знал, внутренний голос ему подсказал, что если он объявит прямо о массовом убийстве своих единокровников, на планете поселится страх. Допустить этого, как бывший глава правительства, он никак не мог. Ведь всю свою предыдущую деятельность он стремился сохранять на Новой Земле мир и спокойствие!

   «Не допускай паники, – учила его Феоктиста Михайловна, – Запуганный народ не способен мыслить здраво».

   Таиров много раз имел случай убедиться в ее мудрости. Меньше всего ему хотелось управлять перепуганным стадом, тем более теперь, когда он остался один.

   Но был некто на Новой Земле, кто рассуждал по-иному. Более того, именно страх избрал он лозунгом на своем знамени. И, несмотря на все усилия нового правительства, страх цепкими метастазами расползался по планете, охватывая все больше и больше людей. Кроме того, люди почему-то стали недоверчивы, злы. Ссоры между соседями стали обыденным явлением.

   Если бы причиной была неверная тактика Беляева как политика, то перемены происходили бы везде и сразу, одновременно. Но зло распространялось по планете как бы из нескольких центров, и одним из таких центров оказался Солнечный.

   Однако не только в Солнечном местные газеты обвиняли правительство во всех смертных грехах. В других местах также появились публикации, которые словно соревновались, кто обольет его более смачной грязью. Особенно много выпадов было против могучих.

   Таирова даже удивляло это: организаторы клеветнической кампании не могли не знать, что могучих на планете практически нет уже несколько месяцев. Какой же смысл был придумывать всякие насмешки, рисовать подлые карикатуры? Затем он понял, смысл был тот же: пугать, пугать, пугать. Могучих стремились выставить низкими, невысокого умственного уровня тупыми буками, не способными ни на что доброе.

   Несколько романов-триллеров, пущенных в продажу одновременно, раскрыли ему глаза. В каждом из триллеров благородный герой вступал в схватку с преследующими его монстрами, и неизменно оказывалось, что монстров науськивал на него враг-могучий.

   После этого «ужастики» начали выпекаться сериями, подобно блинам у опытной хозяйки. В большинстве своем это были небольшие рассказы; вампиры, змеи, роботы – кто угодно мог действовать в них. Иногда героев загрызали, иногда они выходили победителями, но везде неизменно могучие выставлялись виновниками, вольными или невольными, несчастий, обрушивавшихся на положительных персонажей.

   Всячески выпячивалось высокомерие могучих, им приписывались презрительное отношение к простым людям и стремление подчинить их, превратив в рабов. Естественно, нигде даже не дискутировалось, для чего, собственно, могучим нужны рабы. Вопрос «Зачем могучим возиться с плохо управляемыми монстрами?» тоже не волновал новомодных авторов.

   «Мы пишем для читателей», – говорили одни.

   «Посмотрите, как наши произведения раскупаются», – вторили им другие.

   «Это же только фантастика», – оправдывались третьи.

   Действительно, триллеры исчезали с прилавков моментально: людям словно нравилось пугаться. Зеленая эпидемия большей части планеты не коснулась, но зато разбудила интерес ко всевозможным страшилкам. Запретить подобную литературу у правительства не было оснований. Мало того, члены Совета тоже были людьми, и им тоже нравилось, хотя бы только на бумаге, унижение тех, приговор которых еще совсем недавно подлежал безоговорочному исполнению.

   Втайне многие злорадствовали. В эпидемию поверили и думали, что могучие временно потеряли интерес к жизни остальных людей. Ждали, конечно, что они вот-вот вмешаются, и мутный поток злопыхательства в их адрес будет остановлен. Писатели ощущали себя детьми, оставленными без присмотра: скоро придут взрослые, наведут порядок, а сейчас почему бы не пошалить? И они не стеснялись в выражениях.

   Поскольку могучие промолчали, интерес к их оплевыванию постепенно иссяк. Тогда на прилавки хлынул еще один поток, на этот раз порнографической литературы. Все вдруг заговорили о сексуальной революции; скромность и стыдливость объявлялись пережитками прошлого. Всюду замелькали изображения красоток в разных позах.

   Различного рода извращенцы (правда, почему-то выяснить, кто скрывается под тем или другим псевдонимом каждый раз оказывалось невозможным) делились своим опытом по извлечению удовольствия оттуда, откуда нормальному человеку и представить себе было невозможно. «В интимной жизни дозволено все!» – пелось рефреном в каждой газетенке, в каждом журнале.

   Но если выпады против могучих находили внутренний отклик в душе у каждого земельца, то натиск порнографии вызвал у многих совсем иную реакцию: в редакции хлынула лавина протестов. Некоторые из писем, как и водится, были опубликованы – в ответ посыпалось такое же количество откликов от защитников подобной литературы. И разгорелись жаркие дебаты.

   Кто-то тиснул статью, что, мол, девушки и юноши к началу семейной жизни должны перепробовать все. В другом творении расписывалась яркими красками жизнь девушки, которая не отказывала в благосклонности ни одному мужчине, и какие подарки они ей дарили за это.

   – Какая мерзость, – сказала Наталь Ивеновна, прочитав последнее писание.

   Этот разговор состоялся после ее возвращения на Новую Землю с Лиски. Эльмар сидел на диване, а Таиров сновал туда-сюда и обратно. Он не привык чувствовать себя с Эльмаром на равных (должность требовала дистанции) и поэтому тянул время, изображая гостеприимного хозяина, который рвется устроить для гостя сногсшибательный пир.

   – А в чем дело? – спросил он, ставя на стол поднос.

   – Они утверждают, что верность и преданность ничего не стоят.

   – Кто «они»?

   – Да вот, в газете.

   – А, если в газете, то я читал. Ну и что? Во все времена и везде хватало девочек подобного поведения. Бороться с ними бесполезно, да и не нужно. Если бы их не было, что бы тогда делали мужчины, у которых сексуальные проблемы?

   – О! – вспыхнула Наталь. – Вот, значит, куда ты уходишь по вечерам!

   – Никуда я не хожу, – буркнул Таиров.

   Эльмар внимательно посмотрел на них обоих и сказал:

   – Так... Вы почему не живете, как положено мужу и жене?

   – А это не твое дело, – грубо отрезал Таиров.

   Наталь отреагировала по-другому; она прикусила губу и на глазах у нее выступили слезы. Собственно говоря, здесь все было ясно, и Эльмар вернулся к первой теме:

   – В большом космосе такие девушки берут деньги у мужчин за то, что спят с ними. Там это профессия.

   – Ну и что? – спросил Таиров недовольно.

   – Почти никто из этих девушек долго не живет.

   – То есть как? – не поняла Наталь Ивеновна. – Они что, жизнь самоубийством кончают?

   – Вовсе нет. Просто заболевают и рано умирают. В 25 – 30 лет.

   – Такие юные?

   – Ну, не совсем юные. По-нашему, это в 30 – 37.

   – Все равно рано. А что их заставляет расстраивать свое здоровье?

   – Они не могут найти другую работу, чтобы себя прокормить.

   – Какой ужас! – воскликнула Наталь. – Или они калеки?

   – Просто работы хватает не на всех.

   – То есть как это не хватает работы? – вмешался Таиров. – Работа, по-моему, всегда имеется, берись да делай.

   – Я тоже не совсем понял. Похоже, у них за некоторую работу денег не платят, и ее никто делать не хочет. А там, где платят – туда берут не всех. Вот и получаются безработные.

   – А что думает правительство?

   – Ничего не думает. Оно отдало право найма на работу частным фирмам, и эти фирмы контролируют все.

   – И на Лиске?

   – На Лиске вообще смешно. Там одна фирма взяла подряд у другой фирмы, а та послала одного из своих инженеров как бы правителем. Когда он свою работу докончит, его отзовут и пришлют другого. Сейчас там голова – Власенко С. У. Его все величают не иначе как Самим Господом Богом, Саваофом. По правде говоря, он деловой человек, руководит хорошо.

   – Если не считать безработных девочек.

   – Они как раз не безработные. Они прибыли с Тьеры специально обслуживать одиноких мужчин. Я же сказал: там это профессия.

   – Бедные! – вздохнула Наталь.

   – Да, бедные, – согласился Эльмар. – Но я ничем не мог им помочь.

   Все помолчали.

   – Сколько наших осталось? – наконец, поинтересовался Эльмар.

   – Не знаю. Думаю, что мало.

   – Но надо узнать. И вообще, тебе надо кончать с призывом прятаться друг от друга. Представь, как ребятам тяжело среди чужих людей. Ты хоть действуешь, а они? Каждый сиди и не высовывайся?

   – Ага, ты думаешь, я с тобой не согласен? Полностью согласен. Но я не знаю, как их позвать без риска привлечь внимание убийц. Кстати, куда вы поставили звездолет?

   – На морское дно, конечно. Куда же еще? Сейчас это единственное спокойное место.

   – Маскировка?

   – Сделали. Да ты не волнуйся, Наталь мне все объяснила. Я понятливый.

   – А понятливый, так не паясничай. – Ахмад Ванеевич сел в угол и отвернулся.

   – Я не паясничаю, я размышляю вслух. Мы всегда друг друга плохо понимали, и я никогда бы не стал вмешиваться, если бы не был уверен, что смогу быть полезным.

   – Не слишком ли ты в себе уверен?

   – Хватит, хватит! – замахала руками Наталь. – Что за безобразие? Здесь большое несчастье, а они в амбиции лезут! Немедленно помиритесь! Ну, раз, два, три!

   Мужчины кивнули друг другу.

   – У тебя есть идея? – спросил Таиров уже без раздражения.

   – Да. Нужно дать объявление в газеты. Такое, какое никто кроме могучих не способен понять правильно. С призывом собраться в одно место.

   – Я уже думал над этим.

   – И?..

   – Побоялся привлечь врагов. Наш противник очень хитер, Эльмар. Тебе еще предстоит в этом убедиться.

   – Верю. Но мы дадим объявление самое простое. Например, о приеме на работу, в рубрике «Требуются». И даже контору наймем. Наталь посадим секретаршей; я спрячусь и буду смотреть, кто пришел.

   – Лучше без Наталь.

   – Можно и без нее, но вдвоем надежнее. Она будет отсеивать всех чужаков, а наших – приглашать в отдельную комнату, где буду сидеть я.

   Идея в самом деле была великолепной. Оставалось придумать текст объявления.

   – Надо что-то очень простое. Известное каждому могучему, но недоступное непосвященному. Вроде «розовых шариков».

   -"Розовые шарики"? – переспросил Таиров. – Конечно же, «розовые шарики»! Как я мог забыть!

   Наталь была в недоумении. Как розовые шарики могли помочь могучим отыскать друг друга?

   – Игра у нас такая была на Катрене, «Розовые шарики» называлась, – объяснил Эльмар. – Но я не совсем тебя понял, Мади.

   – Ну как же! Мы дадим объявление: «Мастерской по производству сувениров требуются лица, умеющие изготовлять розовые шарики», – вот и все.

   – Ловко! – восхитился Эльмар. – Мади, ты молодец! Я уверен: все, кто остался в живых, придут.

   А когда он уходил (Эльмар остановился в гостинице, поскольку в бывшем его домике давным-давно кто-то жил), то отозвал Таирова прогуляться и сказал ему:

   – Ты чего дурью мучаешься? Женщина извелась вся, а он про девочек думает.

   – Вот еще советчик! По-твоему, я должен насильно тащить ее в постель?

   – А по-твоему, ты должен ждать, пока ее уведут у тебя из-под носа? Ну жди!

   – Я не насильник.

   – Кто говорит о насилии? Обними, поцелуй – она и растает.

   – Так просто? А вдруг она обидится?

   – Не обидится, это я тебе как бывший сердцеед говорю. Мужчина должен не ждать, пока женщина повесится ему на шею, а действовать. Иначе в глазах женщин он не мужчина, а размазня.

   – Это ты о себе?

   – Брось, я не терялся, можешь мне поверить. Ты не представляешь, сколько хорошеньких девчонок готовы на все, лишь бы сняться в кино.

   Таиров посмотрел на него неодобрительно и резко сказал:

   – И ты пользовался их доверчивостью?

   – Вовсе нет, они сами ко мне липли, и я им никогда ничего не обещал. Просто ты плохо знаешь артистический мир. Там все флиртуют друг с другом, там это принято.

   – Наталь не артистка, – хмуро буркнул Таиров. – Она не такая.

   – Она всего лишь женщина, можешь мне поверить. Правда, очень хорошая женщина, редкостная. И ты будешь дурнем, если ее упустишь.

   – Ты все сказал?

   – Все. Пока!

 

Петля

   Весть о странной эпидемии, унесшей всех его друзей, Мартин встретил молча. Собственно говоря, обсуждать тему ему было не с кем. Разумеется, он понял, что дело было не в микробах и вирусах. Он ругал себя на все корки, что не поверил Лелечке и Виту и оттолкнул их.

   Где теперь были ребята? Он не знал, зато теперь видел абсолютно точно, что они правильно оценили события, и самое разумное для него тогда было немедленно исчезнуть из Солнечного вместе с семьей. Сейчас же он жил словно под колпаком и уже не имел возможности никуда деться.

   Мартин не сразу постиг, что бежать ему, собственно, некуда. Первым импульсом его после объявления «эпидемии» было, конечно же, скрыться. Если бы он был один, он бы так и поступил. Но у него на руках были жена и новорожденный, и это, безусловно, усложняло проблему. В самом деле, поразмыслив, Мартин понял следующее.

   1. Он имеет дело с хорошо разветвленной организацией.

   2. За ним, скорее всего, следят, и его отъезд сразу заметят.

   3. Куда бы он ни переехал, ему придется устраиваться на работу. Что он умеет, кроме как лечить людей? Ничего. А специалист он слишком хороший, чтобы на него не обратили внимание. Пойдут разговоры: кто он и откуда, почему покинул прежнее место жительства. Сопоставят, что он приехал с женой и ребенком – вот он и найден.

   4. Если до сих пор его не убили, значит, пока не собираются.

   Мартин нисколечко не сомневался, что о нем знают. Откуда в нем возникло такое убеждение, он объяснить не мог, но ему дали понять это абсолютно точно. Разные мелочи, каждая из которых казалась несущественной, складывались в одну общую картину: «Знают!». Кто знает, откуда, – установить было невозможно, одно было ясно: враг. И отныне постоянным спутником Мартина стал страх.

   Бросить жену с малышом на голод, страдания, беспомощность Мартин не мог. Да и больница – он был там незаменим без всяких сомнений. Сбежать обозначало бросить на произвол судьбы еще и больных, а ведь они тоже от него зависели. Чем дальше Мартин размышлял, тем более разумным казалось ему никуда не выезжать. И он подчинился этому решению. Страх, правда, тоже никуда не делся, но он как бы притупился или растворился. Иногда, конечно, он напоминал о себе, но вообще-то Мартин к нему почти приспособился.

   Одно было плохо: жить как прежде в своей личной скорлупе Мартин не мог, как ни старался. Уши его невольно ловили новости, звучащие в эфире, а глаза то же самое искали в газетах. И все происходящее кирпичик к кирпичику укладывалось в его сознании, образуя весьма нездоровую картину.

   Раньше он ни за что бы не обратил внимания на то, что в общих столовых практически никто больше не питался. Какая ему была разница? Ну пусть распределяют через магазины – их дело, в городе все равно несытно. Газетные призывы заменить карточки свободной торговлей он тоже заметил.

   И, разумеется, не показался ему случайным мутный поток порнографической макулатуры. Мартин все чаще хмурился и раздражался.

   – Чего ты взъелся на несчастных авторов? – удивилась как-то Ниночка. – Не все ли тебе равно, что они пишут?

   – Я врач, и меня не может не тревожить влияние, какое оказывают подобные писания на молодежь.

   – И какое?

   – Очень вредное.

   – Ну уж! – подала голос Марие.

   Она как раз была в гостях у брата. Точнее, у его жены – Ниночка и Марие были не разлей вода.

   – Любовь и секс – разные вещи, а подобные издания формируют у подростков иллюзию, что это одно и то же.

   – Ты преувеличиваешь, – фыркнула Марие. – Станут взрослыми – разберутся сами, где правда, а где выдумка.

   – Все гораздо сложнее, чем ты думаешь. Беспорядочные сексуальные отношения в раннем возрасте ведут к утрате интереса к представителям противоположного пола. Девушки начинают воспринимать мужчин только как самцов, юноши женщин – как самок. А где нет интереса к личности, там не может быть любви.

   – Ты хочешь сказать, что заниматься сексом без любви вредно? – засмеялась Марие.

   – Да нет же! Занимайся, если есть потребность. Нельзя верить, что удовлетворение этой потребности и есть то, о чем поются песни и слагаются стихи. А порнография и есть такая ложь!

   – Ну я и устал сегодня! – сказал Вольд, заходя в гостиную. – Уф, насилу добрался!

   Он вошел без стука, по праву своего в семье Мартина. Марие кинула ему пуфик с дивана, и он с наслаждением устроился у ее ног.

   – Ты как меня любишь: всю или по частям? – спросила она его лукаво.

   – То есть как? – не понял Вольд.

   – Мы говорили о порнографии, – объяснила Ниночка. – Хорошо это или плохо?

   – А черт его знает! По-моему, оно никому не мешает. И вообще, приятно посмотреть на красивые ножки. Ну и на все остальное, конечно.

   – Ах ты, безобразник, – шутливо оттолкнула его Марие. – Вот, оказывается, что ты во мне видишь!

   – А ты хотела бы, чтобы я это в тебе не замечал? – хохотнул Вольд, обнимая супругу

   – Ну уж нет, – засмеялась Ниночка, – этого бы она не хотела!

   Марие кокетливо стрельнула глазками, изображая оскорбленную невинность. Но в этот момент заплакала ее малышка, и она взяла дитя на руки. Плач гостя разбудил и ребенка хозяев – Ниночке тоже пришлось взять своего. Глядя, как женщины возятся с детьми, Мартин сказал:

   – А ты хотел бы, чтобы мать твоего ребенка выставляли на обозрение в разных позах?

   И он сунул Вольду в руки соответствующее издание.

   – За кого ты меня принимаешь? – с обитой в голосе сказал Вольд. – Я что? ... – и он произнес непечатное слово.

   – Не злись, – сказала Марие. – Мартин ничего плохого в виду не имел.

   – Не имел? – глаза Вольда угрожающе сверкнули. – А на что же, по-твоему, он намекал?

   – Ой, не надо, не надо, – защебетала Ниночка. – Ссорьтесь, но не при детях. Видишь ли, Вольд, ты не слышал начала разговора. Мартин всего лишь хотел доказать Марие, что если мужчина любит женщину, он не захочет, чтобы все воспринимали ее как ходячий набор половых органов.

   – О, – вспыхнула Марие, целуя дочурку. – Мартин любит любую мысль доводить до абсурда.

   – Все это слишком мудрено для меня, – признался Вольд. – Я никогда не задумывался над подобными штучками.

   Они ушли, а Мартин еще долго, по выражению Ниночки, «терроризировал ее философией». Собственно говоря, она была не согласна, что порнография – это оскорбление для женщины. Дело было в том, что скромница Ниночка в глубине души хотела быть бойкой и развязной. Свою стеснительность она считала чуть ли не пороком и немного завидовала девицам, которые могли вот так смело и бесстыдно демонстрировать свою красоту для удовольствия публики.

   Ну а если Мартин не смог убедить в своей правоте собственную жену, как он мог рассчитывать на понимание остальных? Младшие коллеги воспринимали его попытки просто как брюзжание. Никакой опасности в порнографии никто видеть не хотел!

   Так прошла зима. Много чего еще писали газеты, и много всяких перемен сулили они. Самой бурной и, по мнению Мартина, самой многозначительной, была кампания по борьбе с уравниловкой. Это были вполне серьезные публикации, некоторые даже с научной терминологией. Однако все они били в одну точку: разрушить у обывателя (т. е. у обычного, нормального человека) уверенность в правильности общественных взаимоотношений, сложившихся на планете.

   Появился термин «свобода личности». При этом почему-то подразумевалось, что эта самая свобода состоит в возможности осуществлять любые поступки, какие взбредут в голову любого неуравновешенного субъекта. Был поднят вопрос о возможности совмещения должностей и потолке заработной платы.

   И снова Мартин никому не мог объяснить, в чем опасность лозунга «Обогащайся, кто может!». Люди просто отказывались верить, что осуществление этого лозунга на деле обозначало не прирост богатств у неких особо одаренных или деловитых личностей, а элементарное ограбление большинства населения ради тщеславия ничтожного меньшинства.

   Мартин, конечно же, не подозревал, что кое-кто из тех, с кем он спорил, в глубине души мечтал о таком избыточном богатстве в своих руках и причислял себя к избранному меньшинству, которому все достанется. Привыкнув заботиться о других, Мартин и остальных людей считал подобными себе. Он не мог и помыслить, чтобы образованный, воспитанный человек стремился возвыситься за счет унижения кого-либо. Поэтому он совершенно напрасно расточал свое красноречие.

   Новое поколение тоже рвалось отвоевать свое место под солнцем. Оно хотело взять верх над «стариками»: молодым людям льстили эпитеты «наша надежда», «отжившие взгляды». Особенно почему-то им импонировал лозунг «Пусть победит сильнейший».

   Половина творческой интеллигенции также считала, будто им не дают дороги, что их затирают и недостаточно ценят. «За талант надо платить!» – это выражение казалось им очень красивым и, главное, правильным. Многие, слишком многие желали неравенства и стремились к нему.

   Так промелькнула зима и наступила весна. В Солнечном снова стало голодно. В печати начались нападки на правительство, а затем наступили великие перемены...

 

Игра в розовые шарики.

   Идея о мастерской по производству сувениров была воплощена в жизнь немедленно после ее возникновения. Место выбрали в Ключах, там сняли контору и добавили к вывеске многозначительную табличку «Филиал головного предприятия». После этого в трех центральных газетах поместили объявления. И стали ждать.