Текст книги "Мятеж (СИ)"

Автор книги: Ирина Седова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

   Таиров вскочил.

   – Ты уверена? – коротко спросил он.

   – Еще бы! Их можно перевезти на обычных плотах, если поставить стопкой. Мы передвигали их однажды.

   – Кто это «мы»?

   – Я, Сана, Вит и остальные.

   Сердце Таирова учащенно забилось. Почему-то вдруг он вспомнил необычных экскурсантов возле здания Совета Безопасности.

   – Остальные – это дети с Катрены? – спросил он быстро.

   – Да, те, кто остался в живых.

   Таиров замолчал. Он, отважный и решительный мужчина, боялся задать главный вопрос.

   – А эти двое... брат и сестра... Чьи они?

   Дальше события развивались еще быстрее. В течение дня элементы, из которых состоял барьер, были перевезены на берег и розданы членам патруля. Барьер развертывали сразу с обеих сторон и уже к концу суток он был захлопнут. Огнеметы его не пробивали, и со второй половины ночи для правительства Таирова наступила долгожданная передышка.

   Утром Эльмару пришла в голову новая идея.

   – Мы можем полностью очистить территорию от мятежников, – сказал он.

   – Как так?

   – Приладить приборы на машины и передвигать их одной линией. Барьер будет отталкивать мятежников и, таким образом, мы быстро сгребем их в одну кучу.

   – С мирными жителями? – укоризненно заметила Наталь.

   – Мирных жителей можно пропускать. Поставим пару машин боком, вот тебе и два прохода.

   – Ну если так...

   Операция была завершена в несколько дней. Части бандитов удалось уйти, притворившись мирными жителями, часть рискнула перелететь за Границу к «зеленым». Остальные были окружены и обезврежены. Большинство из них суд приговорил к восстановительным работам на пораженных огнеметами территориях.

   – Пусть все сделают, как было, голубчики, – сказал Таиров.

   Члены правительства, натворившего столько бед, не отделались таким пустяком. Все они были сосланы в Зону, но отнюдь не в ту, куда скрылись обманутые ими люди.

   – Каждый из членов правительства грел руки на бедствиях народа. Они знали, что делали, когда принимали законы, разрушавшие экономику и обрекавшие людей на бесправие, голод, нищету. Пусть живут среди таких же, как они, отщепенцев, пусть на поселении попробуют поставить себя над другими – таково было обвинительное заключение.

   Десять человек, признанных виновными в организации убийств на Катрене, Таиров приговорил к смертной казни и собственноручно привел приговор в исполнение. Трупы казненных он приказал вывесить на центральной площади Первыгорда.

   Затем был проведены перевыборы. Главой правительства снова стал Беляев. Трупы казненных он приказал снять и сжечь. Таиров же принял на себя обязанности представителя могучих в Совете Безопасности. Таким был бесславный конец эпохи переворота.

   «Группа 26» собралась на свое последнее заседание, на этот раз без Наталь. Решались вопросы о резиденции и школе, ну и о Катрене, конечно. Постановили:

   1. Катрену оставить открытой.

   2. Школу и резиденцию с морского дна не передвигать.

   3. Лелечку и Вита считать свободными от всех обязательств, и они могут ехать, куда хотят.

   4. Детей с Катрены разместить в обычных школах-интер-натах, по их желанию, либо отправить к родственникам.

   Детей спросили. Мара, Дим и Дит захотели жить вместе с Витом и Лелечкой. Их желание было исполнено.

   У Веры оказалась жива мать.

   Своих детей Таиров забрал себе.

 

Часть IV

СРЕДИ ЗЕЛЕНЫХ

 

Заложники

   Сколько себя помнил Мартин, от Дара он ничего в жизни не имел, кроме неприятностей.

   Он был в возрасте своего Эльки, когда его оторвали от папы с мамой и поместили среди таких же, как он, несчастных ребятишек. Папу с мамой он после этого видел четыре раза в год на каникулах – ладно, он к этому привык.

   В семь лет он услышал, что на свете есть волшебники, называются могучие.

   В восемь лет он узнал, что на Катрене их полным-полно, но об этом никому нельзя рассказывать, даже папе а мамой. (Но он все равно рассказал – младшей сестренке.)

   В девять – то, что если очень будет стараться, сам станет волшебником.

   В десять – приступил к первым тренировкам.

   Через пять лет он понял, наконец, что могущество, к которому он так стремился – его природный дар, которому нельзя научиться, но который можно запросто отнять. Ему, как и другим подросткам, вручили Ум постоянного пользования и объявили, что девять правил на стене зала торжеств – это девять заповедей, после нарушения которых ему придется проститься со своим даром навсегда.

   Вот тогда, помнится, Мартин и натерпелся страху. Не из-за того, что может нарушить правила и потеряет Дар. Выполнение этого нехитрого морального кодекса, в разумных пределах, конечно, давно стало нормой его жизни на Катрене. Но он внезапно осознал: любой из его сверстников, не говоря уже о ребятах постарше, способен на то же, что и он, Мартин Фот.

   В любой момент любой из них мог его убить, не прикоснувшись даже пальцем, навредить, причинить боль – и все совершенно безнаказанно, ведь узнать виновника практически невозможно! Да и узнавать – что толку? В девяти правилах ничего про это не сказано. Получается – вредите друг другу сколько угодно?

   Это было настоящим потрясением. Мартин стал очень вежлив и осторожен в поступках. Он начал внимательно вглядываться в лица окружающих: не обидел ли кого, не затаил ли кто против него дурное. Именно тогда он неожиданно подружился с Эльмаром. Эльмар был на два года его моложе и Ума еще не получил. Мартин чувствовал себя при нем свободно.

   – Брось ты, – беспечно сказал он Мартину. – Что ты бродишь, как потерянный? Кому ты здесь не доверяешь? Ты прожил на Катрене десять лет, кто чего тебе плохого сделал?

   – До сих пор обходилось, – вынужден был согласиться Мартин.

   – Ну и дальше обойдется. Загляни внутрь себя: ты способен на подлость?

   Мартин заглянул.

   – Нет, – сказал он, подумав.

   – А сделать то, чего ты боишься – это очень подло. Ты знаешь наших – есть среди них подлец?

   – Я не знаю такого.

   – А значит, и бояться некого. Все можно решить честной борьбой, понимаешь?

   Мартин вспомнил свою сестренку, с которой ему приходилось общаться на каникулах: та не подходила под Эльмарово определение честности и подлости. Но, понаблюдав за сверстниками на Катрене, он успокоился: похоже, с их стороны неприятные неожиданности ему не грозили.

   Мало того, он вдруг с удивлением постиг: каждый из его товарищей боится того же, чего и он. Иначе с чего вдруг все его приятели стали такими вежливыми? Даже ссориться между собой они стали иначе.

   Разве можно было, например, раньше заставить кого-то перед кем-то извиниться? Никогда в жизни! А угрозы, а оскорбления – слов никто не выбирал. Теперь же и слова подбирают, и угрозы попрекратились. И извиняться, в случае чего, сами идут. Да как осторожно, стараясь не задевать достоинство друг друга, высказывают свое мнение! И, главное, никто их этому не учил – откуда что взялось!

   А еще через пять лет – прости-прощай Катрена. К тому времени Мартин полюбил остров больше, чем родной дом. Он уже четко осознавал разницу между могучими и обычными людьми, и разница эта была не в пользу последних. Прямые, бесхитростные отношения, являвшиеся на Катрене нормой, в Большом мире были почти невозможны.

   Мелочность, ссоры по пустякам, постоянная склонность подавляющего большинства людей к хитростям и обману удручали Мартина. Тоска по Катрене не оставляла его отныне никогда. И где бы он ни был, он везде старался организовать свою жизнь так, чтобы быт его как можно больше походил на жизнь могучих.

   Сколь многого ему удавалось достичь, и каждый раз все шло прахом! Словно рок какой-то над ним висел, и ничего нельзя было с тем роком поделать, как Мартин ни старался! В своей работе он был безупречен. Больные на него готовы были молиться. Ну и что же? Сначала ему пришлось покинуть Долинный, к которому он успел привыкнуть, теперь вот взяли в заложники. И все из-за проклятого Дара. Сколько можно терпеть?

   Так размышлял Мартин, сидя на цепи со скованными за спиной руками. И он был тысячу раз прав, потому что попасть в заложники само по себе удовольствие сомнительное. Так мало того, приходится томиться взаперти, когда остальные пользуются относительной свободой и сидят все вместе.

   Конечно, если копнуть поглубже, то именно Мартин был виновен в том, что Солнечный и его окрестности оставались последним оплотом мятежников. Не они ли с Ниночкой устроили так, что продовольственная проблема к концу пятого года была там практически решена?

   Горожане научились рационально использовать свои пресловутые десять соток. Фирма по продаже ветродвигателей и устройству колодцев, основанная Вольдом, действовала столь успешно, что принимала заказы даже из соседних районов. Если семьи не могли оплатить оборудование самостоятельно, они кооперировались и ставили колодцы на границах участков.

   Конечно, на участках тех можно было выращивать только овощи и фрукты, но монополия Ниночки на хлебную торговлю позволяла людям о том не переживать. Через Марие, то есть через Тода, ей удалось добиться льготного налогообложения – следовательно, цены на хлебопродукты в Солнечном и его районе были в два раза ниже, чем по всей планете.

   Больница, где работал Мартин, превратилась в крупный хирургический центр, который за особую, довольно высокую плату оказывал медицинские услуги, невозможные более нигде. Благодаря престижу больницы глава района сумел выхлопотать беспроцентные кредиты городским предприятиям.

   Словом, большинство жителей Солнечного вовсе не бедствовало. Многие из них еще в самом начале переворота занялись торговлей, поэтому им не было никакого дела до политики. Новая власть – пусть будет новая; старая – пусть будет старая.

   Кое-кто даже испугался, когда силовое кольцо начало сжиматься. Такие люди погрузили свое барахлишко в аэробусы и махнули за Границу не дожидаясь новых порядков. Выждать.

   Казалось бы, почему бы бандитам, рванувшим следом, не воспользоваться для своих целей готовым человеческими единицами? Однако нет, отступая, те предпочли взять в заложники не коммерсантов, а наиболее уважаемых в городе людей. Мартин, которому руки связали за спиной еще в момент похищения, подозвал одного из конвойных и сказал:

   – Мне необходимо переговорить с вашим командиром.

   – Я командир, – сказал Тод, подходя. – Не ожидал?

   – Зачем я вам? – спросил Мартин устало. О нехорошей роли Тода во всех своих неприятностях он давно догадывался.

   – Нам нужен врач, – усмехнулся Тод. – Ты вполне подходишь.

   – Рад бы помочь, но вы оставили меня без медикаментов и оборудования. И что вы здесь, собственно, собираетесь кушать, скажи на милость?

   – А это не твоя забота. Все будет.

   Действительно, сначала было все. Бандиты не стали оставаться вблизи Солнечного, а перелетели к бывшему Первыгорду, где и расположились лагерем в километре от Границы, за лесом. Там они быстро навели свои порядки, для начала обобрав торговцев, переместившихся с ними.

   Все имущество Тод объявил общим. Это значило, что бандиты конфисковали барахло коммерсантов и разделили его между собой. Впрочем, малую толику они все же хозяевам оставили. Но аэробусы не возвратили и приказали строить нечто вроде ангара.

   – Надвигается осень, – напомнил Мартин Тоду.

   – И что же? – усмехнулся Тод

   – Надо возводить жилье.

   – Вот и ладненько. Превратим самолеты в дома.

   Он отдал приказ. Из аэробусах, конфискованных у коммерсантов, были выломаны двигатели, и машины были превращены в род времянок. Все пленники вместе с бывшими хозяевами бывших машин были помещены в одну, в двух расположились бандиты, а Мартина со скованными за спиной руками посадили, словно собачку на цепочке, в четвертый. Пятый аэробус Тод ломать не стал, и скоро стало понятно почему: он находился у банды в работе.

   Продовольственную проблему Тод решил столь же примитивно: грабежом. Раз в несколько дней бандиты вылетали за добычей. Поскольку Тод имел соображение действовать в различных местах, некоторое время его вылазки были успешны. Правительство не догадывалось, кто истинный виновник неприятностей, и никаких мер не принимало.

   Зима прошла скучно, без каких-либо крупных событий. Каждый развлекался как мог, сторожили одного Мартина. Остальные могли ходить, куда хотели, и это было понятно: ходить было особо некуда. Тем более, сбегать. Даже если бы кто-нибудь из заложников и обладал достаточной силой и умением, чтобы перейти Срединные горы в снежный сезон, энергетический барьер делал любую попытку заведомо невозможной.

   Да и не будь барьера, подобного храбреца не нашлось бы. Даже летом в лучшие времена никто пешком из Стасигорда или Первого в Солнечный не хаживал и тем более не пытался пробраться в Открытый. У людей просто не было такой привычки. С самого начала освоения Новой Земли поселенцы пользовались для перемещения на дальние расстояния транспортными средствами. Никому даже в голову не могла прийти идея преодолеть Срединные горы иначе чем на летательном аппарате. А те охранялись покрепче Мартина.

   От скуки люди не знали, куда себя деть. Начались ссоры, драки. Мартину же вообще было хоть пантром рычи, хоть волком вой.

   – Слушай, Тод, – сказал он однажды. – Если вы меня так боитесь, зачем держите? Какой вам толк от врача, у которого нет рук?

   – Ты наш самый ценный экземпляр, – усмехнулся Тод, щеря зубы. – Руки твои мы тебе скоро раскуем.

   И засмеялся своим обычным неприятным желчным смехом. А через несколько дней Мартин понял, почему смеялся Тод. Из очередного набега бандиты привезли Эльку, старшего Мартинова сына. Ребенка показали Мартину и спрятали.

   – Ну как? – спросил Тод со своей обычной ухмылкой. – Понравился тебе наш сюрприз?

   Мартин, только что метавшийся на своей привязи, буквально с ум сходил от жалости к сынишке. Но чуть скрипнула дверь – внешне это был тот же спокойный и невозмутимый доктор, главврач Солнечного.

   – Зачем вам понадобился ребенок? – спросил он с легким как бы упреком.

   – Чтобы иметь возможность освободить от оков твои золотые руки. – Тод, наверное, без издевок разговаривать не умел. – Ба, да ты все пальчики себе вкровь истер!

   Действительно, в последние полчаса Мартин пытался вырваться из кандалов и кисти его рук были тому доказательством.

   – Эх, доктор, доктор, когда же ты поумнеешь! Это я к тому предупреждаю, что сейчас с тебя снимут цепочку и выпустят погулять. Но при малейшей твоей попытке нам навредить пострадает наш нынешний юный гость. Я доступно выражаюсь?

   – Вполне.

   Мартин сопроводил ответ вежливым кивком. В своей врачебной практике ему приходилось иметь дело со всякими пациентами, а он уже принял решение воспринимать Тода как одного из таких тяжелых больных. Он уже понял, что Эльке, собственно говоря, ничего трагического не угрожает.

   По крайней мере, пока. Но Тод несомненно попытается посредством ребенка воздействовать на отца, и нельзя предсказать, к чему это может привести в дальнейшем. Так подумал Мартин, но вслух он сказал иное:

   – Я могу ходить где угодно, или будут ограничения?

   – Узнаешь, – ухмыльнулся Тод и вышел.

   Когда Мартину сняли кандалы, ему объяснили: к «штабу» не подходить, с наступлением темноты быть в лагере, на завтрак, обед, ужин не опаздывать.

   – Спать будешь, где и раньше.

   Весь остаток дня Мартин потратил на то, чтобы свидеться с сынишкой. Напрасно, мальчика караулили крепко. Мартин слышал его голосок, убедился, что над ребенком не измудряются, но подать о себе знать возможности не нашел. Когда стемнело, его снова приковали. Мартин провел бессонную ночь, и ночь эта прошла для него не без пользы.

   Во-первых, он убедился, что его боятся. Во-вторых, что совершенно незачем ходить кругами возле «штаба» и «казарм». Потому что Тод либо в самом деле не собирается причинять зла малышу, либо все равно причинит, независимо от поведения отца.

   Существовал еще и третий вариант: сейчас не собирается, но в результате все равно причинит. И вот этот вариант беспокоил Мартина больше всего.

   В самом деле, Тод освободил его руки (хотя бы на день), потому что намеревается как-то Мартина использовать. Но как именно? Существуют вещи, которые Мартин делал бы без всякого давления – и это несомненно так, ведь кормил же он пять лет Солнечный и весь район, не взирая ни на какие препятствия и хлопоты.

   С другой стороны, существовали запреты, переступать которые было нельзя. Законы могучих вырабатывались и проверялись несколькими поколениями людей, ума которым было не занимать.

   Мартина волновало вовсе не то, что его чего-то лишат. («хоть бы сейчас лишили, вот хорошо бы было»). Ниночка правильно удивлялась: зачем ему с его способностями хирурга, трудолюбием и знаниями еще какой-то Дар?

   Но что было делать? Что делать?

 

Мартин решается

   Итак, вовсе не страх потерять могущество заставил Мартина провести бессонную ночь. И даже не моральные соображения, хотя уже одна мысль о том, что его могут принудить принять участие в противозаконных деяниях, способна была вызвать у Мартина нервный стресс. И тем более не глупая гордыня превратиться из начальника в раба: статус пленника снимал ограничения, налагаемые свободой.

   Но недаром же вторым по главенству законом могучих шел закон «Не подумав о последствиях...» Думать об этих самых последствиях своих поступков на Катрене приучали с детства. Вот и сейчас перед мысленным взором Мартина четко развертывалась перспектива его и Элькиного будущего, и перспектива эта никому бы на его месте не понравилась.

   Мартин рассуждал так.

   "Если на меня начнут давить с помощью ребенка, это в любом случае рано или поздно кончится для него плачевно. Мое «нет» вызовет исполнение угрозы, мое «да» покажет мою слабину и подготовит почву для новых притязаний.

   Простые люди не знают, что могучие могут далеко не все, и объяснять им это бесполезно. Следовательно, однажды поступит заказ, который я выполнить не смогу.

   Это значит, что сколько бы я не угождал бандитам, чего бы я ни делал, удар по моему ребенку будет нанесен раньше или позже.

   Отсюда вывод: на разные гадости соглашаться нельзя. Тода следует убедить, что убийцей я ни ради кого не стану, а во всем остальном помогу и без угроз.

   Но как убедить Тода?"

   Утром Мартина снова выпустили. Он разыскал главаря банды и сказал:

   – Зачем вы привезли ребенка? Я мог бы дать слово не причинять вам вреда.

   – Твое слово? – изумился Тод. – Кто в наше время верит словам?

   Мартин понял: вероломный человек, каким был Тод, не способен полагаться на обещания других. И еще: договариваться с Тодом бесполезно. Нужно искать иной выход.

   Он думал день, думал другой. Планы побега возникали и отметались один за другим. Все они были либо ненадежны, либо ставили под угрозу жизни и здоровье других людей. И в конце-концов Мартин решил о побеге пока не думать, а подойти к решению проблемы с другой стороны.

   В самом деле, почему их не ищут? Может, думают, что они ушли добровольно? Или просто не знают, где искать? Короче, надо дать о себе знать, попросить о помощи. Но каким образом?

   Барьер, Эх, если бы не барьер...

   Прогулки в сторону барьера не возбранялись. Утром, когда Мартина выпустили, он чуть ли не бегом отправился в искомом направлении. Он решил испытать барьер на проницаемость мыслей. Добравшись до энергетического препятствия, он оглядел окрестности. Никто за ним не шел, наблюдателей не было.

   «Игру в розовые шарики начинай!» – скомандовал он сам себе.

   «Раз,» – на белом нетронутом снегу за барьером возникло розовое круглое пятнышко.

   «Два,» – рядом очутилось два синих.

   «Три!» – еще три желтых.

   Воровато оглянувшись, Мартин накрыл шарики снегом и вернулся в лагерь. Пока ветер не переменится, делать здесь больше было нечего. Ветер дул со стороны энергетического барьера, и запускать зонды сейчас смысла не имело. Да и само сообщение следовало хорошенько подготовить.

   Задуманное Мартином предприятие в просторечии именовалось воздушным шаром. Никакой хитрости не требовалось, чтобы отправить в небо нечто круглое и пустотелое, заполненное легким газовым составом. Трудность была в том, чтобы шар вовремя приземлился в нужном месте.

   К сожалению, Мартин не обладал необходимыми для этой цели техническими знаниями. Он понимал, конечно, что шар надо сконструировать так, чтобы он рано или поздно опустился на землю, иначе вся затея теряла смысл. Но сделать его управляемым в том смысле, чтобы тот летел не по воле ветров, а куда его направит хозяин – над этим Мартин даже не пытался ломать голову. Качество он решил возместить количеством.

   Существовала еще одна проблема. При запуске шар должен был максимально сливаться с цветом неба, чтобы его не заметили из лагеря. Но когда он начнет опускаться, цвет его, наоборот, должен привлекать внимание, бросаться в глаза. Подумав, Мартин решил обе проблемы соединить в одну и разрешить одновременно. Шар должен быть двухслойным. Наружная герметическая оболочка будет маскировочной и в нее монтируется часовой механизм, через определенное время ее разрывающий. Лопнув, маскировочная оболочка обнажит вторую, сетчатую, яркой раскраски: пакет с сообщением будет привязан к ней.

   Так решил Мартин и очень подробно все обдумал. Шел второй месяц зимы. Мартин ничем не выдавал своего нетерпения. Он был спокоен, приветлив, исполнителен во всем, что касалось медицинских дел, а о большем его пока не просили. Чуть задул ветер с юга, Мартин тутже направился к барьеру. В тот день он запустил три зонда, все разного цвета с разным временем нахождения в воздухе.

   Он приходил к барьеру восемь раз, и двадцать четыре шара ему удалось запустить в небо. Но затем наступили события, когда Мартину стало не до зондов. Это случилось, когда на исходе был уже третий месяц зимы. Неожиданно настала оттепель. Снег сошел, и потекли ручьи, и земля обнажилась почти полностью. Растения, способные сохраняться под снегом, выпрямили стебельки и листочки, и даже почки на деревьях начали стремительно набухать.

   Вот в эту преждевременно весеннюю пору и случилось нечто совершенно новое и неожиданное в медицинской практике Мартина. На лагерь Тода напала сонная болезнь.

   Началось все с исчезновения одного из эмигрантов. Ну исчез и исчез, казалось бы, избавились от лишнего рта. Не тут-то было – хотя каждый знал, что побег из лагеря равносилен самоубийству, однако Тод рассвирепел. Всех заложников закрыли на замок, а бандиты принялись прочесывать окрестные лесочки. Но была ночь, и найти никого не удалось. Утром поиски были продолжены. Пропавшего обнаружили под большим раскидистым кустом, совершенно холодного и неподвижного.

   Мартин ничуть не удивился, когда к нему внесли негнущееся тело. Его конура, как он называл аэробус, где сидел прикованный на цепи, давно превратилась в отделение амбулатории. Он попробовал нащупать пульс, приподнял веки...

   – Мертв, – был его диагноз.

   – А ну, попробуй что-нибудь сделать, – скомандовал Тод.

   Мартин пожал плечами, но подчинился, Он раздел беднягу и начал его растирать. Тщетно! Зато он убедился, что следов насилия нет.

   – Что с ним? – мрачно поинтересовался главарь банды.

   – Очевидно, переохлаждение. Решил отдохнуть, прилег и заснул. Нет предела людскому неразумию, – вздохнул Мартин.

   Что еще он мог придумать в объяснение?

   Спустя день или два пропал один из заложников. То же самое: ушел на прогулку и не вернулся. В этот день после полудня повалил густой снегопад, и тело нашли лишь через трое суток. Бандиты встревожились. Был отдан приказ по одиночке в лес не ходить. А когда вновь настала оттепель, на людей буквально обрушилась сонная болезнь. Это происходило без всяких видимых причин: человек прислонялся к дереву и засыпал.

   Пациентов приносили к Мартину. Мартин пытался приводить спящих в сознание, но без особых успехов. Впрочем, он просил больных из амбулатории не забирать, пока не выяснит степень их здоровья. Причину же понять он так и не мог. Человек спал сутки, двое, иногда трое. Наконец он просыпался, очень слабый и очень голодный. Других последствий долгого сна не наблюдалось. И Мартин пошел к Тоду.

   – Надо менять стоянку, – сказал он. – Здесь, очевидно, имеются вредные для здоровья испарения. Боюсь, скоро эпидемия охватит всех.

   – Я сам знаю, что мне делать, – отмахнулся Тод. – Твое дело – лечить и не умничать.

   Однако он приказал никому ни под каким видом из лагеря не отлучаться и ни к чему не прислоняться.

   Но дул юго-западный ветер, самое благоприятное направление для запуска зондов с сообщением. Мартин давно не посылал их, а тут такие необычные события! Разве мог он послушаться своего тюремщика? Выждав удобный момент, он шмыгнул за ближайший куст и тихо – тихо, робко – спокойно, крюком – боком направился к барьеру.

   Все, лагеря больше не видно. Мартин сошел с тропинки и двинул прямиком. Идти было нетрудно: за ночь земля подмерзла, к подошвам не липла и снега почти не было. Ветви деревьев, конечно же, слегка мешали, но и к ним Мартин уже приспособился.

   Итак, он шел и думал над текстом сообщения, которое собирался послать, как вдруг рука его ощутила прикосновение чего-то «не того». Не сухого, грубого, жесткого, а мягкого, гибкого, холодного. Мартин вздрогнул, остановился, вгляделся. Он коснулся не ветки, а зеленого щупальца!

   Мартин рванулся, но ладонь его точно прилипла к отростку. Он рванул еще... Из-за дерева показалось все существо. Оно таращило на Мартина свои огромные пустые гляделки и качало головой наподобие фарфорового болванчика.

   Мартин затряс рукой и затем резко ударил по щупальцу ребром второй ладони. Щупальце покинуло его правую руку и переместилось в левую. Мартин вскрикнул. Существо неторопливо шагнуло к нему и протянуло вперед второе щупальце.

   Словно загипнотизированный, Мартин не сопротивлялся. Он не мог сдвинуться с места, даже когда его правая рука прочно приросла к этому самому второму щупальцу и он понял, что если сейчас не освободится, то не уйдет отсюда уже никогда. Его охватило непонятное безразличие. Четкое ощущение, что через его руки в зеленое существо перетекает нечто важное, пронизало его жилы и нервы.

   «Оно пьет мою жизненную энергию,» – подумал Мартин.

   Но странно, эта мысль почему-то не ужаснула его. Он очень устал за последние пять лет. Устал от плотно вцементированного в душу страха за свою семью, устал от бесконечной работы без выходных и отпуска, устал от одиночества. Смерть была решением всех проблем, и он не испугался ее прихода.

   «Мертвого нельзя шантажировать. Когда найдут мой труп, ребенок им станет не нужен, и они вернут его Нинке,» – размышлял он спокойно.

   Он засыпал. Его сердце билось все медленнее, мысли начали путаться. Глаза его сами собой закрылись.

   «Интересно, кем раньше было это существо?» – успел он подумать напоследок и погрузился в блаженное забытье.

 

Лерка

   Трудно представить, чтобы на Новой Земле был хоть кто-то, кто любил Тода или кого любил бы он сам. Однако такой человек когда-то имелся. Его звали Лер, точнее, Валер, и он приходился Тоду младшим братом.

   Как бы ни было справедливо устроено общество, всегда найдется кто-то, кому существующий закон придется не по нутру. И наказание, порой, бывает гораздо более суровым, чем ожидает виновник. А если происходит судебная ошибка? А если отправляют в Зону вовсе невиновного?

   А Лерка был невиновен.

   Он был молоденьким, шустрым парнишкой, бойким, веселым и задиристым. Подобно большинству мальчишек своего возраста, он любил веселые забавы, розыгрыши, драки. В нем бурлила молодость. Он был красив, отважен, силен. Его ждала блестящая упоительная жизнь.

   И вдруг все перечеркнулось. И лишь оттого, что он в лихую минуту очутился в лихом месте. Была убита девушка, и именно на Лерку свалилось несчастье ее труп обнаружить.

   Роковую роль сыграл тот факт, что на месте убийства Лерка очутился не случайно. Девица за ним давно и упорно бегала, вся округа об этом знала. И ни для кого не было секретом, что девица была столь приставуча, что Лерка не знал, как от нее отвязаться. Пару раз он угрожал ее пристукнуть, и это опять же слышали многие. Теперь она была найдена забитой насмерть, да еще записка при ней имелась. А в записке значилось, что он, Лерка, согласен с девчонкой встретиться.

   Напрасно Лерка объяснял, что никаких коварных замыслов против Вики он не строил, что на свидание она вызвала его сама. Что он просто хотел поговорить с ней спокойно один на один, чтобы она от него, наконец, отстала. Чем больше он оправдывался, тем меньше ему верили.

   У девицы не было врагов, ни ревнивых поклонников. Не было на трупе следов грабежа или сексуального домогательства. Девица была именно забита энным количеством ударов – экспертиза установила, что удары наносились на тело и после его падения на землю, и даже уже по трупу. Орудие избиения, толстая суковатая палка, валялось рядом.

   Убийство было признано особо зверским, без смягчающих вину обстоятельств. Лерку засудили и сослали в Зону, на поселение. Это обозначало: без права возврата в цивилизованный мир. Поселенцу выдавался клочок земли для пропитания, пакет семян для посадки, инструмент, сухой паек на три месяца – и все. Больше его судьба никого не интересовала. Выживет – значит, выживет. Сгинет – значит, пропадай. Женщин на острове не было, а что касается мужчин, то Лерка даже не подозревал, что на свете попадаются подобные экземпляры.

   Сначала, пока его везли на остров, Лерка хотел в знак протеста помереть. Молча, как оглушенный, выслушал он краткое сообщение о жизни, какую ему теперь придется вести, молча расписался в получении вещминимума и молчанием проводил ракетку с конвоем.

   То, что он пережил тогда, невозможно описать. Молоденький парнишка, кумир сверстников и баловень родни очутился среди отвергнутых обществом подонков разного сорта. Он помещен сюда навсегда, и разные скверные, грязные, озверелые тупые морды будут окружать его до конца его грустных дней... Лучше уж смерть! Тогда они поймут, как ошибались. И...

   Что «они» будут делать дальше, Лерка не представлял, да его это и не интересовало. Он хотел одного: правды. Но после отлета конвоя вдруг постиг: демонстрировать себя здесь совершенно некому, на поселении не было властей.

   Тут не существовало охраны, которая могла бы оценить его благородство, тут некому было жаловаться и рассчитывать можно было только на самого себя. Так Лерке объяснил сопровождающий.