Текст книги "Второстепенный (СИ)"
Автор книги: Ирина Нельсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Глава 16. Канун важного дня
Уроки чароплетения, которые вел древний-предревний профессор Оуэн, были неимоверно скучными.
– Длани состоят из концентратора – центрального камня из камней естественного происхождения – и фокусаторов в виде пяти колец. Длани упрощают различные магические операции в десятки раз и учат дозировать силу, также с их помощью можно выполнять самые точные и тонкие чары без особых усилий. Длани впервые появились десять тысяч лет назад в Риме и выглядели как серебряные браслеты с кольцами, соединенными цепочками. Первоначально ими пользовались только женщины. Изобретены они были тоже женщиной. К сожалению, её имени история не сохранила…
И дернул же меня черт спросить про длани! Профессор Оуэн моментально забыл об основной лекции о четырнадцати магических знаках, которыми выписывают чары, и с радостью устроил экскурс в прошлое.
– До создания дланей эльты пользовались различными жезлами, посохами и другими, самыми разными конструкциями из дерева и металла. В эпоху Первой войны особой популярностью среди женского пола пользовались украшения для волос и ушей, особенно с драгоценными камнями. Поскольку после тренировки магическую силу можно фокусировать в любой точке тела, эльтки научились творить чары взглядом и словом. Женщины – весьма хитрые создания, да, – улыбнулся профессор в бороду. – Поэтому именно женщины двигали нашу науку вперед, а их красота сохранила наше племя, когда мы были на грани уничтожения. Мужчинам оставалось лишь совершенствовать их изобретения и открытия, поскольку женщины гораздо более одарены в магических искусствах. Вот помню, поспорил я в молодости с одной чародейкой…
Профессор Оуэн окончательно забыл, зачем мы тут собрались, и его речь плавно перетекла в хвалебную оду женскому полу и одной чародейке в частности. На пятой минуте Софи не выдержала и подняла руку.
– Да, милое дитя? – сфокусировал на ней мечтательный взгляд профессор Оуэн.
– Профессор, до конца урока осталось двадцать минут, – напомнила ему Софи. – А вы рассказали нам всего о трех знаках: Аз, Ру и Ди. Разумник, Начертание и Слово.
Профессор с недоумением моргнул, оглянулся на доску и смущенно кашлянул.
– Да-да, точно. Так, записываем. Ни со значением жизнь. Ни используется как основа всех диагностических заклинаний…
Ученики оживились и схватились за ручки. Даю голову на отсечение, про Аз, Ру, Ди и Ни их мозги не запомнят, зато речь о женщинах – прекрасных двигателях магического прогресса – будет жить в головах до самой смерти.
А вообще, система интересная и, в общем-то, несложная. Напоминает слоговую азбуку. Каждый знак – отдельный палец, и все эти загадочные фиги есть не что иное как соприкосновение кончиков нужных пальцев. На правой руке Аз, Ру, Ди, Ни и Во – большой, указательный, средний, безымянный и мизинец. Плюс дополнительные знаки Ги и Йор – щепоть и открытая ладонь . На левой Ип, Су, Ма, Ки и Фы с дополнительным Хо и Йол. Весь прикол в том, как согнуть пальцы так, чтобы соприкоснулись нужные. Понятно, почему нас начали учить этой азбуке только через месяц. И почему первый курс учили только чароплетению, алхимии (которая практически полностью повторяла курс неорганической химии) и всякой лабуде, не требующей знания чар, типа рун, магии чисел (дикая смесь пространственной геометрии, арифметики и алгебры), истории с искусством. Попробуй одновременно сложить нужную конструкцию и правильно послать импульс!
Всё зашибись. Только пользы мне от этих уроков, как дельфину от зонта. Ну, научусь я читать написанные заклинания, а толку? Длани мне упорно не давались и годились только для фокусировки чистого импульса. Сделать на заказ попытались, но поле артефактов тупо не крутилось в нужную сторону.
– Это вам, батенька, нужны материалы с Венеры или Урана, – развел руками мастер дланей, когда профессор привел меня снова в тот магазинчик и озвучил проблему.
Я приуныла. Люди на орбиту так и не вышли, а эльты о своих космических достижениях загадочно молчали. По паре намеков профессора и очень подробным описаниям планет со звездами в учебниках я поняла, что в отличие от рода людского эльты Космос как минимум активно исследуют, но тема эта очень секретная, и камешек ни с огненного ада, ни с ледяного гиганта мне не светит. Впрочем, Аунфлай говорил, что послал запросы коллекционерам метеоритов и научникам. Но шанс на то, что осколки залетчиков подойдут, был маленьким. Так и учусь без дланей.
А время летело со стремительностью скоростного поезда. Ай всё также вывозил нас с профессором по выходным. После проб и ошибок бруиден Арабор и лорда Ирвина удалось вылечить. И я даже не знаю, что сработало – многочисленные заговоренные амулеты, заговоры или же фитотерапия в сочетании с лекарствами, прием которых я запретила отменять, не полагаясь на одни народные рецепты. Леди Шейк тоже избавилась от корсета и щеголяла в свободных рубашках. Ну, с ней было проще всего – точечный массаж в сочетании с заговором от переломов сотворили чудо. Цену я уже привычно назвала ту же – то, что получается лучше всего. Героическая эльтка думала долго и, в конце концов, предложила свои связи.
– Лучше всего у меня получается договариваться, – сказала она. – Я вхожа во все дома, моя семья пользуется большим доверием.
Я, не будь дурой, сходу ничего придумывать не стала и услугу отложила на будущее.
Шрамы лорда Ирвина свело обычное свежее яйцо и масляные масочки. После того, как он легко снял корочку, в которую превратились келоидные рубцы, и неверяще потрогал гладкую кожу, в его глазах показались слезы.
– Всеблагие силы… Он исчез!
Я бросила почерневшее яйцо, последнее, третье, в огонь камина и вытерла руки.
– Теперь можете смело идти к пластическому хирургу. Рубцы перестанут образовываться.
Ирвину нужно было исправить искривленный нос и линию губ. Еще оставалась легкая ассиметрия из-за смещенных мышц, делающая его похожим на человека. Сущие мелочи по сравнению с тем, что было.
– Мистер Волхов, у меня нет слов, чтобы выразить вам мою признательность! – лорд Ирвин поклонился мне в пояс. – Как я могу вас отблагодарить?
– Оговоренной платы будет вполне достаточно.
– Услуга, дар или знание, я помню, – Ирвин вновь посмотрел на себя в зеркало. Даже с кривыми губами и носом он был прекрасен. – Знаете, у меня есть записи Игрэйн, той самой ведьмы, которая наслала на род проклятье. Она была жрицей Бригитт, богини огня, друидкой и оставила после себя очень много описаний своих чар, в том числе лечебных. Для нас они бесполезны, да и у друидов тех лет они работали слабо, но вы… Думаю, вы сможете найти им наилучшее применение. Как и жизнь, записи бесценны. Я сделаю вам перевод и подарю полную копию.
– Это очень щедро! – я неприкрыто обрадовалась.
Одно дело полагаться на те немногие знания, которыми поделилась бабушка, и совсем другое – получить проверенные техники от практикующей ведьмы!
– И рабочее место в Сиде Трех Дубов, – добавил Ирвин. – Сразу по окончании учебы. Я ведь правильно вас понял, в бруиден Аунфлай вы вступать не желаете?
– Д-да.
– В таком случае у вас уже будет престижная работа и поддержка Арабор. Даже если вы не захотите вступать в мой бруиден и останетесь свободным эльтом.
В который раз убедилась в мудрости бабушки. Как она говорила, людская благодарность хорошего знахаря и защитит, и прокормит в любые времена.
Вот так вот и задумаешься, а стоит ли валить? Однако в праздник осеннего равноденствия я поняла – стоит. И побыстрее, пока не образовались новые пациенты.
Торжественный прием для Попечительского совета и родителей готовился два дня. Леди Изольда сбилась с ног, командуя учениками и профессорами. По этому случаю нас даже от уроков освободили, а наш курс в полном составе выгнали во двор, дали в руки грабли и велели причесывать траву от сих и до обеда.
Барды перемешались с филидами и разбрелись по территории. Я облюбовала себе пространство в уголке, под деревцами и принялась с неспешностью истинного интроверта собирать опавшие листья. Опыт многочисленных субботников давал о себе знать, и дело у меня шло быстрее, чем у остальных. Погодка стояла замечательная – над головой голубело чистейшее небо, рассеянный солнечный свет золотил деревья и розы на вьюне, который оплетал весь замок. За месяц чудо магической селекции окончательно прижилось и даже выпустило многочисленные мягкие усики, которыми было удобнее цепляться за выступы. Только крупные белые цветы по ночам светились теперь не холодным серебряным светом, а теплым и ярким желтым, отчего лунный вьюн переименовали в солнечный. Насколько я поняла, профессор МакКензи, которая вела трансмутацию, провела еще пару экспериментов, закрепила изменения и презентовала химеру в Службу контроля как дополнительный, весьма экологически чистый и экономичный источник света в ночное время. Если вьюрозу одобрят, то фонарные столбы человеческих городов отключат от электропитания, а бруиден Аунфлай получит патент на солнечную вьюрозу.
Вот такой вот неожиданный результат моего обморока в Комнате Испытаний.
– Привет! – вырвав из пространных мыслей, сказал мне знакомый голос.
Я перевела взгляд со стены и обнаружила перед собой Криса. Он робко мне улыбался, нервно переминался с ноги на ногу и шмыгал носом. Во взъерошенных волосах торчали листья, и даже за эмблему филида на его груди тоже зацепилась травинка. За спиной Стенли, чуть в стороне, стояла парочка из девочки и мальчика и бросала в его сторону неодобрительные взгляды. Кажется, Крис в последнее время сидел с ними за обедом.
– Привет, – удивленно поздоровалась я.
Признаться честно, про Стенли я забыла самым позорным образом. Не до него мне было. Впрочем, он тоже по мне не скучал, раз подошел только сейчас.
– Я… это… Вот! – помявшись, Крис достал из внутреннего кармана слегка помятый прямоугольный конверт и протянул его мне. – От мистера и миссис Стоун. Мама спрашивала, почему ты им не пишешь.
– А можно было? – удивилась я и взяла письмо. – Спасибо. Как у тебя дела? Теперь с друзьями проблем нет?
Увидев, что никакого неприятия его появление не вызвало, Крис расслабился и разулыбался шире.
– Всё отлично! У филидов классно. У нас гостиная такая классная: вся в старинных барельефах, гобеленах. Мебель такая большая, мягкая. И живем мы в комнатах на четыре человека. А еще у нас есть отдельная кухня, но она для девчонок. Профессор Романо с ними проводит дополнительные занятия и мальчиков совсем не пускает, а Стефани совсем-совсем о них не рассказывает! А еще помнишь девочку, Селену Старханд? С ней никто не водится, потому что она нос задирает. А еще я здорово подружился с Биллом Портером. Он очень веселый, вон он! – Крис обернулся и помахал тому самому мальчику из парочки, который смотрел на меня, как Ленин на буржуазию. Дополнительного сходства с вождем пролетариата ему придавали короткие рыжие волосы и острый подбородок.
– Уж не тот ли это самый Портер, который статую первого ученика разукрасил? – спросила я.
Крис хихикнул.
– Ага. Но он с теми парнями больше не дружит.
– Крис, насчет почты – как мне послать письмо?
– Так через привратника Ди! Отдаешь ему письмо, а он передает его Аю. Ай по вторникам и пятницам почту разносит и все адреса знает, потому что с мистером Аунфлаем часто к людям выбирается.
Ну да, сколько он ни возил нас с профессором по всяким достопримечательностям, келпи не ошибся ни разу и даже не спрашивал дорогу. Страну он, похоже, знал на уровне таксиста с двухсотлетним стажем.
– Спасибо, Крис, – я пожала руку приятелю. – Я обязательно напишу Стоунам. И ты подходи, если что.
– Ты будешь со мной дружить, даже если я филид? – удивился Крис.
– А почему я должен этого не делать? – уставилась я на него.
– Ну... Вообще-то, барды с филидами не дружат. Не принято.
– Глупости какие, – отмахнулась я. – Мы с тобой подружились гораздо раньше распределения. Так что плевать на всякие принято и не принято. Не убьют же нас за это!
– Крис! – потеряв терпение, крикнул Билл. – Нам нужно мешки отнести!
– Иду!
И довольный Крис ускакал к своим друзьям, оставив меня переваривать информацию. О почте я не имела ни малейшего понятия и как-то не задумывалась, откуда у однокурсников появлялись посылки из дома.
Мы закончили с уборкой двора, оттащили мешки с листьями в пристройку с удобрениями, поправили клумбы и, порядком измотанные, завалились в душ. Душ здесь был английский традиционный, то есть той самой температуры, чтобы намокнуть, намылиться, сполоснуться и выскочить ровно за минуту до того, как замерзнуть. Хотя каждую неделю у нас была всеобщая помывка с вполне нормальной горячей водой в той же самой душевой. Странные у них все-таки порядки.
Мы с Эдрианом поставили новый рекорд, помывшись за две минуты, и свеженькие отправились к себе. Сосед тут же взялся за строительство модели Фогруфа из камней, а я распечатала письмо.
Ничего интересного Стоуны не писали. Интересовались, как у меня дела, как учеба и друзья, и спрашивали, ждать ли меня на новогодние каникулы.
Я быстро набросала ответ. Откровенничать не стала, написала о своей магической сверхчувствительности, факультетской сплоченности и хороших деканах, сказала, что на каникулы приеду, положила письмо в приложенный Стоунами конверт и после ужина зашла к привратнику Ди. Тот взял его молча. Даже не поздоровался. На редкость неразговорчивый тип. Может, он говорит только в темное время суток?
Легла спать я с чувством выполненного долга.
* * *
Автобусы в нашей деревне ходили редко. Для того, чтобы поехать куда-то, нужно было встать рано утром, перейти через небольшую речку, парк и широкую площадку с памятником к магазину. Там, у перекрестка четырех дорог, слегка скособочившись на правую сторону, стояла старая автобусная будка из кирпича. Её неоднократно красили, но рисунки и надписи появлялись вновь и вновь, каждый раз одни и те же, словно проступали сквозь слой побелки.
– Зачем мы здесь, деда? – спросила я.
– Сестру мою встречаем, которая бабушка твоя по мамке – ответил дедушка Вадим и поправил висящий за плечом меч. – Её бабуля пригласила.
В меховой накидке с капюшоном из волчьей морды ему ничуть не было жарко. Длинные волосы он перехватил широкой узорчатой налобной лентой и выглядел бы как типичный представитель славянского племени, если бы к косоворотке не надел джинсы с тяжелыми походными ботинками.
– Прикольно смотришься, – хихикнула я.
– Удобно, – не смутился дедушка и вытащил из кармана пластиковый контейнер с кусками медовых сот внутри. – Глянь, чего взял. Гречневый. Оцени-ка.
Я открыла контейнер и попробовала первый кусок. Воск смялся в упругую жвачку. В горло хлынула терпкая дурманящая сладость.
– Вкуснятина!
– Жуй, жуй, глотай, – как-то очень хитро усмехнулся дед в усы.
– Не, – я выплюнула воск на крышку. – Воск глотать нельзя.
– Ладно, – проворчал дед. – Москва тоже не сразу строилась.
Ждали мы долго. Соты успели кончиться. Дед успел начистить меч, подвернуть усы, заплести длинные пепельные волосы в колосок и перехватить найденной в моих карманах резинкой.
Когда я от скуки подумывал взять уголек и исправить все грамматические ошибки в надписях, появился автобус. Старенький «Икарус», пузатый и круглоглазый, неспешно завернул к площадке, с тяжелым вздохом остановился и со скрипом открыл двери. Я подскочил ближе, всматриваясь в выходящих из автобусных недр людей, к которым устремилась толпа встречающих. Люди встречали своих родственников с радостными возгласами и уводили их по дороге в клубящийся за магазином туман. Среди одинаковых белых косынок и темных беретов мелькнула роскошная соломенная шляпа с алыми лентами. Придерживая одной рукой полы, а другой – сумку, на землю тяжело ступила грузная светлоглазая женщина в цветастом летнем платье и зорко оглядела толпу. И все бы ничего, но стояла она к нам спиной.
– Ба! Ба, мы здесь! – завопил я и замахал рукой.
Бабушка Зоя обернулась, быстро перебежала через дорогу, коротко обняла деда, вручила ему сумку и отвесила мне подзатыльник.
– Ай! За что?
– За топографический кретинизм! Забрел неизвестно куда, ладно, на деревню наткнулся, а то пропал бы с концами! – ответила бабушка Зоя и уже ласково взъерошила мне волосы. – Спасибо, хоть узнали и приютили. Ну, чего стоим? Кого ждем? Куда идти?
Спрятав улыбку в бороде, дед подал ей локоть. Бабушка Зоя схватилась за него, и мы пошли обратно в деревню через тенистый парк, площадку с памятником по пыльной дороге к безымянной речке. Безымянка огибала всю деревню и впадала в уже большую реку с огромным старинным деревянным мостом, через который в деревню пришел дедушка Вадим. Мы прошли чуть дальше по течению Безымянки, к старым раскидистым кленам, и нашли доски, служившие мостиком. На том берегу стояла целая улица пустых домов, а прямо напротив нас – крепкая большая деревянная изба с резными воротами и многочисленными пристройками. Дедушка в два прыжка перепорхнул на другой берег и, весело помахивая сумкой, поспешил в дом. Доски сломались и, махнув на прощание темными боками, уплыли вниз по течению.
– Чтоб тебя, старый ты хрен! – воскликнула бабушка Зоя. – Так, племянничек, найди-ка место помельче.
Мы прошли чуть выше и нашли несколько камней, выступающих над водой. Я шагнул на первый и подал бабушке руку. Та тяжело оперлась на неё и спокойно шагнула мимо них в воду. Речка оказалась ей по колено.
– Веди быстрее! Сам, главное, в воду не наступи, а то ты уже искупался разок. Хватит тебе.
Я очнулся и быстро пошел по камням. С каждым шагом бабушка Зоя становилась всё легче. Исчезала её полнота, наливались живым русым цветом волосы, разглаживалось лицо, а в голубых глазах разгорался молодой огонек. Спрыгнуть на землю мне помогла не бабушка, а женщина.
– Не намочился? Молодец. Пошли.
По примеру дедушки мы зашли в дом с резными воротами, поднялись по ступенькам в сени и попали на большущую кухню с огромной каменной русской печью. У окна за просторным столом сидела бабуля и разбивала яйца в тесто.
– Добро пожаловать, дочка, – улыбнулась она Зое и деловито отчиталась, не переставая ловко размешивать тесто. – Значит, печь я тебе растопила, одеяла, занавески, подушки, горшки, ложки притащила. Овто коз со свиньями уже завел, курами я поделюсь. Правильно, что сюда перебралась, а то у мужиков без хорошей бабы ничего не получится. Сейчас я тебе тесто поставлю, вечером хлеба напечешь. Баньку Овто истопил, сходи пока. Заодно на сад глянешь, фронт работ, так сказать, оценишь.
Бабуля ножом счистила с рук тесто, накрыла кастрюлю крышкой и поставила у печки. Проходя мимо, взъерошила мне кудри, глянула в глаза и нахмурилась.
– Так, а это еще что?
– Что? – с недоумением спросил я её.
– Волх, ну, куда ты торопишься? – осуждающе покачала бабуля головой. Толстая темная коса с красным бантом качнулась из-стороны в сторону, и у меня возникло желание дернуть этот бант. – Зачем лезешь, ведь не просят!
Из-за косяка показалось хитрое лицо деда.
– А чего? Я – ничего! Сама пацаном сделала, пусть до конца пацаном становится!
Бабуля огрела его по шее мокрым полотенцем.
– Что я сделала – не твоего ума дело. И в мои дела ты не лезь!
Дед увернулся от полотенца и, пригнувшись, вылетел из избы с криком:
– А я чего? Я ничего!
Бабуля погрозила кулаком ему вслед и, наклонившись, чмокнула меня в лоб.
– Чего стоишь, дочка? – взглянула она на притихшую Зою. – Иди в баню, пока не остыло!
– С удовольствием!
Зоя забросила шляпу на печь, схватила полотенце, вытащила чистое платье и, цапнув меня за руку, выбежала из дома.
– Покажешь, где тут что? – подмигнула она мне.
– Я сама тут давно не была. Все так изменилось, – призналась я. – Бабуля в другом доме живет, в конце этой улицы, на холме, ближе к мосту.
Дверь одного из сараев со скрипом отворилась. Из темных глубин показалось лицо деда. Убедившись, что бабули рядом нет, он вышел целиком и рассмеялся.
– Ух, баба! Огонь, а не баба! – и поманил за собой. – Пошлите, я всё покажу.
Он провел нас в глубину двора, показывая, что и для чего построено, открыл калитку, ведущую в сад, и махнул рукой влево.
– Баня вот. А вот, собственно, фронт работ.
Он отошел в сторону, и мне на нос упала черная снежинка. Я отмахнулась от неё, взглянула перед собой и замерла. Нет, в воздухе порхали не снежинки. Это был пепел.
Высокая, с раскидистой кроной и мощным стволом яблоня когда-то была прекрасна, и на ней росли замечательные яблоки, вкусные и сладкие. Когда-то она играла роль главного украшения этого сада, а здесь росли и вишня, и малина, и рябина. Но это было давно, задолго до моего возвращения сюда. Сейчас посреди черной земли стояло догорающее дерево.
Черный ствол и ветви тлели, источали жар и сияли. Россыпь ярких огней опутывала каждую веточку, очерчивала каждый изгиб, делая яблоню образцом эстетики разрушения. Она была невероятно прекрасной и ужасной в своей гибели.
У меня не было вопросов, как и почему это случилось. Откуда-то я знала, что пустующая улица и горящая яблоня связаны с тем, что до моего появления бабуля жила здесь одна. И что когда-то давно на улице кипела жизнь, и люди приходили к бабуле и, желая остаться рядом с ней, ели яблоки с этой яблони.
– Н-да… – Зоя поймала пепел и растерла его между пальцев. – Тут только заново всё сажать. Впрочем, – она наклонилась и дотронулась до мягкой земли. – Сырая, хорошо увлажненная. Да и кое-кто из корней, – взгляд на меня, – выжило. Возродим. Так-с, где тут баня? И где Овто? Он правда носит медвежью шкуру? Овто, почему не встречаешь меня, свою любимую дочуру?
Перекинув полотенце через плечо, Зоя распахнула баню. Жар пыхнул мне лицо. Я зажмурилась.
И открыла глаза.