Текст книги "Счастье взаимной любви"

Автор книги: Ирина Гончарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Едва она открыла бутылку, как снаружи послышался бас:

– Эй, у Плотниковых! Кто там?!

Аня вышла и молча встала на крыльце.

– Анюта?! Ты, что ли?!

Аня вернулась в дом, захлопнула дверь и по молчаливой реакции соседа поняла, что тот правильно сообразил – лучше ее не трогать. Пошел сообщить товарищам, что дочь Василия вернулась.

Дальше она действовала, не отдавая себе ни в чем отчета. Время от времени прихлебывая из бутылки, Аня распаковала баул, достала свой паспорт, аттестат зрелости, кассеты с английским языком, магнитофон и все это тщательно упаковала в два пластиковых пакета. Потом лопатой выкопала под крыльцом яму и тщательно уложила туда пакеты. Неторопливо закопала их и потопталась на этом месте. Вернулась в дом, снова хлебнула из бутылки, посидела и разобрала свои вещи. Переодевшись в джинсы и тонкий свитерок, натянула чистые носки и кроссовки. Она знала, что на кухне должен был лежать длинный самодельный нож с тяжелой рукояткой – отец выточил его сам: широкое отточенное лезвие с острым жалом. Отец называл его «мачете». Нож оказался на месте. Аня завернула его в полотенце и засунула за джинсы. Потом накинула ветровку и села к столу.

Свечка догорела, она нашла вторую.

К моменту, когда догорела и эта, в бутылке уже ничего не осталось, но Аня не чувствовала себя пьяной. Она помнила, что первая электричка должна пойти на Москву около пяти утра.

И успела на нее.

В пустом вагоне Аня слегка вздремнула и очнулась секунда в секунду, как только электричка остановилась на платформе Курского вокзала.

Метро уже работало. Аня вышла на «Бауманской», откуда неторопливо двинулась к Разгуляю. Дом, где она когда-то встречалась с Соболем, нашла сразу, так же, как и вход в него. И так же без раздумий, уверенная, что не ошибается, остановилась у обитых клеенкой дверей и нажала на звонок.

Было около семи утра. За дверью послышались шаги и женское, спросонья, недовольное бурчание.

Аня сбросила с плеч ветровку, и она повисла на перилах лестницы. Когда затрещали открываемые замки, Аня вытащила из-за пояса нож, выдернула его из полотенца и спрятала клинок за спину.

Дверь открыли без вопросов, словно Аню ждали.

Заспанная молодая женщина глянула на Аню удивленно.

– Рябикова. Олега, – отрывисто потребовала Аня.

– Кого?! – удивилась женщина. – В такую рань и…

– Нет! – крикнула Аня. – Соболя! Соболя!

– А! Но ведь Соболь…

Головой вперед Аня бросилась в квартиру, сбила женщину с ног и, точно зная направление, влетела в комнату.

Молодой мужчина уже приподнялся с дивана, когда Аня с размаху ударила его ножом в левый бок.

На свое счастье, он не спал и не был с похмелья. Тренировки оперативного работника тоже сыграли свою роль, в последний момент он отбил от себя смертельный удар – клинок лишь скользнул по ребрам, вспарывая кожу. Кровь хлынула на простыни.

– А-а! – дико заорала женщина, а мужчина уже встал на колени, изготовившись отразить вторую атаку. Он сумел отбить ее, почти не пострадав.

Нож лишь рассек ему левое предплечье, но правой рукой он схватился за лезвие, вывернул его и тут же ударом кулака в челюсть отбросил Аню к стенке.

– Это не Соболь, дура! Это не Соболь!

От второго удара в висок Аня потеряла сознание.

Грузная женщина в униформе с лязгом открыла перед Аней железные двери и слегка подтолкнула ее в спину.

– Входи.

Аня шагнула и тут же остановилась. Дружный хор веселых голосов приветствовал ее:

– Новенькая! С прибытием, дорогая! Да какая молодая! Просто Золушка!

Аня стояла на пороге и молчала.

Юркая женщина с проседью в смоляных волосах подскочила и напористо спросила:

– Знаешь ли хоть, куда прибыла?

Аня не ответила.

– Поздравляю, Золушка! Тебя имеет честь принимать Бутырская тюрьма! Женский следственный изолятор!

Аня молчала.

– Ты что, в ступоре? Заколодило тебя? Бывает, не боись!

Аня не двигалась.

– Все, дамочки! Спокойно! Дайте Золушке отойти! Ложись сюда! Наше главное занятие – лежать! Кто год лежит, а кто два, а то и поболее.

Дверь с лязгом захлопнулась.

– Со мной рядом бедовать будешь, – сказала юркая заключенная. – Меня Настеной зовут. Ложись и отходи.

Аня послушно легла, бессмысленно оглянулась. Товарок было дюжины две. Под потолком – небольшое зарешеченное оконце, вдоль темных стен на веревочках – тряпочки, чулки, бельишко. Душно, сыро, тесно. Аня закрыла глаза.

Сколько она пролежала в бесчувственном состоянии, Аня определить не могла, но когда открыла глаза, в камере было тихо.

– Не спишь? – тихо спросила Настена.

– Нет.

– Соображать можешь или еще в ступоре?

– Не знаю.

– Значит, можешь. Плохо твое дело, Анюта. Хоть этот опер и живой остался, но попорола ты его изрядно. А опера ножом уделывать – так лучше в президента Горбачева стрелять. Они, менты, этого не любят.

– Я его все равно убью, – без эмоций сказала Аня.

– Убьешь, хорошая моя, убьешь! Только поначалу отсюда выскочить надо. А накрутят тебе на полную катушку! Слушай, ты в психушке, в нервном отделении, часом, не сидела?

– Да. Этой зимой. До того, как рожала.

– Слава Богу! – Настена повернулась на бок и прижалась губами к ее уху. – Как следователь вызовет, сразу скажи, где сидела, чтоб они туда запрос сделали! Сразу! Молодая ты! Но не будь дурой – подкоси немного! Только не чересчур! Тупость баранью изображай! Вот как пришла сюда заклиненная, так и держись! Не увлекайся, идиотку не корчи, а замедленно реагируй на все! Врачи тебя пожалеют, они интеллигентные, гуманные ребята, а ты красивая да молоденькая! Их, врачей, понятно, не надуешь, так они сами ментов надуют, если захотят! Тогда получишь психушку, а там тебя не больше чем пару лет продержат! А иначе получишь зону в лагере с чертовым сроком или здесь, под следствием, проторчишь! А так у тебя самый смак получается – роды, в психушке была да родители умерли от ментовской руки!

– Откуда ты знаешь?

– Здесь ничего не скроешь! Слушай меня, я уж не первый раз гремлю! Со мной не бойся ничего.

Аня почувствовала, как Настена нежно расстегнула ей «молнию» на джинсах и мягкой тонкой рукой полезла между бедер.

– Ты такая славненькая, Золушка, тебе хорошо будет, никто тебя не тронет, не обидит, и со мной будь поласковей. Тогда выйдешь отсюда, сменишь эти стенки мокрые да решетки на почти нормальную теплую больницу. Все лучше! И на свободу побыстрей вырвешься, здоровья больше сохранишь, тебе ведь еще жить да жить!

Сопротивляться ей у Ани не было никаких сил.

Через месяц, а может, чуть побольше могучий веселый мужчина глянул игриво на Аню, потом на своих друзей в халатах и сказал голосом тамады:

– Ну что ж, господа! По-моему, диагноз очевиден! Вялотекущая шизофрения, сумеречное состояние души, астения, что объясняется мощным стрессом. Будем лечить красавицу! Как, Анечка, согласна подлечиться?

– Да, – подумав, выдавила из себя она.

– Убивать на данный момент никого не хочешь?

– Нет. Не хочу.

– Вот и чудесно.

«Все равно убью гада, – спокойно подумала Аня. – Рано или поздно, но найду и убью».

Часть третья

1

Темные глаза на эбонитовом лице начальника охраны ничего не отражали, когда он медленно проговорил:

– Если вас интересует мое мнение, миссис Саймон…

– Интересует, Поль, – коротко сказала Анна.

– Тогда я бы сказал так: мне этот человек не нравится.

Анна помолчала, перебирая на столе листы донесений, которые раз в неделю в течение полутора месяцев присылало ей детективное агентство Локвуда. Полтора месяца с Виктора Алексеевича Витюкова (условно его называли – Домино) не спускали глаз ни днем, ни ночью.

– Если верить Локвуду, Поль, то наш подопечный вел жизнь праведную… Ничем, правда, не занимался, слонялся по Брайтон-Бич, контактов с криминальными группами не было… Вел, можно сказать, ангельский образ жизни.

– Вот именно, миссис Саймон. Так не живут в его возрасте.

Она засмеялась.

– Живут. Он русский мужик. Один из наших литературных героев, Поль, был некий Обломов. Он жил, круглыми сутками ничего не делая. Лежал на диване, и все. А наш Домино все-таки выползал в город, ездил развлекаться на Кони-Айленд. Это достаточно большие затраты энергии.

– Я, конечно, не знаю, кто такой мистер Обломов и как он жил, – сосредоточенно ответил Поль, – но молодой мужчина так жить не может, будь он американец или русский. Его даже женщины не интересовали. Если нет работы, нет никакого занятия, то должна быть хоть какая-то цель…

– Можно жить и без цели.

– Да, – согласился Поль. – Можно. Но тогда нужно чего-то ЖДАТЬ.

– Как вас понять, Поль?

– У меня такое ощущение, что он чего-то ждал. Ждал все эти полтора месяца, пока служба Локвуда по вашему заказу вела за ним наблюдение.

– Может быть… Хотя праздное ожидание – основная черта русского народа. Там все время чего-то ждут, не отдавая себе отчета, чего именно. – Она повернулась к молча сидевшему Джорджу и спросила: – У вас какое мнение, Джордж?

Мулат неопределенно пожал плечами.

– Я нашел его по указанному адресу. Домино лежал на диване и смотрел телевизор.

– Днем?

– В два часа дня.

– Не очень хороший признак. Хотя туристическая виза его давно кончилась и особенно бегать по улицам на глазах полиции ему ни к чему. Можно понять, отчего он днем смотрел телевизор. Он удивился, Джордж, когда вы его нашли?

– Нет. Скорее даже обрадовался.

– Поехал с вами без возражений?

– Да.

– С кем-нибудь прощался перед отъездом?

– Выскочил из машины на набережной, зашел в бар, поставил выпивку нескольким мужчинам… Выпросил у меня десять долларов – за ваш счет. Выпил, и мы поехали.

– Что вы о нем думаете, Джордж?

– Думаю, что ему все равно где жить. В Америке или в Гвинее.

Поль заметил рассеянно:

– Ему вполне хватало случайных заработков. Он даже не стремился получить денег побольше, хотя и были такие возможности. Ему лишь бы хватило на пищу и выпивку.

– Есть люди, для которых это цель всего существования, Поль. Поесть, выпить и поспать.

Поль поморщился, но не стал возражать.

– Хорошо, – закончила Анна. – Спасибо. Позовите его ко мне, Джордж.

Охранники вышли, и она убрала со стола донесения детективного агентства, поскольку разгадать своего соотечественника, который полтора месяца назад пересек всю страну, попытался залезть на виллу, потом вернулся на Брайтон-Бич, где ничего не делал, было просто невозможно. Возможно ли, чтобы человек перелетел через океан и оказался в Америке только для того, чтобы, лежа на диване, смотреть телевизор? Да и знал ли он язык? Быть может, так оно и было.

Витюков вошел в кабинет с выражением полной безмятежности на лице.

– Привет, землячка! – весело сказал он. – Я так и знал, что мы еще увидимся!

– Здравствуй, – по-русски ответила она. – Откуда ты знал?

– А так! – Он плюхнулся в кресло. – Знал, да и все! Как ты нашла-то меня?

– Нашла, – отмахнулась Анна. – Долго еще намерен пробыть в Америке?

– Неизвестно! Мне все едино, что там, что здесь.

– У тебя виза уже просрочена…

– Ерунда. Без визы живут годами, лишь бы полиции не попадаться, да чтоб драгуны на тебя не настучали! Один фраер эдак больше десяти лет кантуется! Это не проблема.

– Значит, домой вернуться не хочешь… – многозначительно произнесла Анна, и он встрепенулся.

– А будут какие-нибудь предложения?

– Возможно…

– В чем же проблема? – серьезно спросил он.

– Да в том, что я не знаю, насколько ты пригоден к одному делу.

– Денежному? – азартно спросил Витюков.

– Денежному.

– Тогда поговорим. Если коротко, быстро и богато, то я согласен. Если годами пахать да горбатиться, тогда к черту. Я и так проживу.

– Хочешь все сразу?

– Вот именно. Чтобы раз – и в дамки! А в какую-нибудь шахту залезть или грузовик водить, чтоб деньги в мошну годами собирать, это, пардон, не для меня! Так что, хозяйка, говори сразу, кого тебе замочить надо, мы и поторгуемся.

– Ты про что это? – тихо спросила Аня.

– Да брось ты мне лапшу на уши вешать! – пренебрежительно засмеялся Витюков. – Я ж тебя сразу вычислил, едва ты прошлый раз всякие разговоры завела! Только я так скажу. Если здесь на такое дело идти, то извини-подвинься, мне мазаться неохота. А коли за твой счет до дому смотаться и там прокрутить проблему, а вернувшись, хорошие деньги получить, то надо подумать.

Анна поняла, что «думать» надо и ей. Но поймала себя на мысли, что лицемерит, ибо давно все продумано и решено.

– Мне надо рассчитаться с одним человеком, – жестко сказала она. – По старым долгам. Это раз. Второе и, пожалуй, более важное – мне нужно найти там одного ребенка.

– Твоего? – дернулся он.

– Не твое дело! – крикнула Анна, понимая, что подобная информация ставит ее в зависимость от этого человека. Но отступать было некуда. И другого, запасного варианта тоже не было. – Ладно, – тяжело сказала она. – Запоминай. Девочка родилась в восемьдесят девятом году в мае в городе Риге…

– Еще одну границу пересекать? – без испуга спросил он.

– Да. Но это твои проблемы. Фамилия матери – Плотникова… В чьи руки ушел ребенок, неизвестно.

Она неторопливо и мерно надиктовала ему все, что было можно, и по его внимательным глазам поняла, что он запоминает все накрепко.

– Второй объект? – спросил Витюков, когда она замолчала.

– Второй объект… Его фамилия Соболь. Примерно в то же время он был следователем…

– Ого! Это не шутки, хозяйка.

– А ты хотел задаром башли получать? – огрызнулась она.

– Молчу.

– И хорошо делаешь. Найди его. Найди и сообщи мне. А какие я буду предъявлять счета – моя забота. Ты, на мой взгляд, для такого дела не годишься. Только найди и сообщи.

– Хорошо. Предположим, нашел. Какая схема дальше? Когда и где расчет и прочее?

– Схема такая… Ты получаешь аванс, проездные…

– И суточные?

– И суточные. Вылетаешь в Россию и по мере того, как будет появляться информация, сообщаешь ее мне.

– Подготовительную работу провожу, да?

– Да.

– Положим, – кивнул Витюков. – Но что касается первого объекта, то вывезти девчонку из России я не берусь. Это не мой профиль, хозяйка! И еще мне не ясно, где будет производиться окончательный расчет.

– Окончательный расчет – там. И вывозить тебе никого не придется. Я сама этим займусь.

– Ага! Уже теплее! Значит, ты следом за мной прибудешь домой, то есть в Россию, и там рассчитываемся? По предъявлению работы, так?

– Возможно, так.

– Плевое дело, – усмехнулся он. – Если не придется мочить этого следователя. Мне бы оно и лучше. Получу деньги за чистую работу да сюда вернусь.

– А что здесь будешь делать?

– Если деньги будут?

– Да.

– Ну, если с деньгами, тут перспективы большие! Какой-нибудь кабак с приятелем на Брайтоне откроем или еще что! А вообще-то я во Флориду мечтаю махнуть! Край непуганых миллионеров! Но я себе так положил: без хороших башлей, нищим, туда не поеду! Какой будет аванс?

– Аванс тебе будет небольшой. Чтоб ты работал, а не бил баклуши. Когда я сама увижу, что работа сделана, тогда и расчет.

– Значит, все-таки прилетишь?

Анна не ответила. Она уже понимала, что другого выхода не будет. Витюков большого доверия не вызывал, и, если с ним какие-то дела делать, требовался жесткий контроль, который никто, кроме нее, осуществить не мог.

Они принялись уточнять детали задания, потом стали торговаться, раз пять Витюков требовал вернуть его назад, на Брайтон-Бич, поскольку за такие деньги работать и мексиканец не будет, но в конце концов сошлись как в цене, так и в схеме работы.

– Но если придется твоего следователя заваливать, то этот заказ, сама понимаешь, оплачивается по другим тарифам! В зависимости от условий!

– Разумеется. Но не вздумай меня надуть. Я все проверю. Если тебе одного аванса хватит, то скажи сразу. Получи и смывайся, я не обеднею.

– Да нет, хозяйка, – беспечно ответил Витюков. – Сделаю дело на полную сумму. Без денег жизнь скудная что здесь, что там. Пора бы мне и приподняться.

– Хорошо, отдыхай. Завтра Джордж поможет тебе улететь.

– Не доверяешь? Конвойного даешь? – скривился Витюков.

– Не доверяю, – просто сказала она.

Витюков вышел из кабинета, и через минуту Анна видела через окно, как он с разбега прыгнул в бассейн, взметая сноп брызг.

Затея была достаточно рискованной, но ничего другого на ум Анне не приходило. Главное – начать, в дальнейшем можно было скорректировать план, а в случае нужды поменять исполнителей.

Она вышла из кабинета и нашла Кейта в саду, где, сидя в тени пальмы, он пролистывал газеты. Кейт поднял голову и сказал с улыбкой:

– У нас небольшие проблемы… К обеду приезжает Кэрол.

– Зачем? – невольно спросила она, тут же прикусив язык. Не ее, собственно говоря, дело знать, зачем к мужу приезжает жена.

– Скорее всего она хочет посмотреть, долго ли я еще протяну на этом свете.

– Это уж слишком. Не говори так.

– Я исхожу из фактов. А они говорят о том, что в последнее время она постоянно спрашивает врачей, каково мое состояние.

– Это объяснимо. Она строит свои планы.

– Кэрол незачем строить планы. Она светская дама, и жизнь у нее определяется кругом ее общения.

– Мне не следует попадаться ей на глаза? – рассеянно спросила Анна.

– Как хочешь… Собственно, о твоем существовании она знает давно, но не придает этому значения.

– Не надо дразнить гусей, – решительно сказала Анна.

– Быть может, ты права. Но я хочу, чтобы ты слышала нашу беседу. Включи трансляцию из столовой в моем кабинете. И послушай, о чем она будет со мной говорить.

– Это не очень хорошо, Кейт. Как-то некрасиво.

– Было бы некрасиво, если б это был семейный разговор. Просто так Кэрол не приедет, могу тебя заверить. Речь пойдет о бизнесе, а значит, деловой партнер, которым ты для меня являешься, имеет право все знать.

– Хорошо, Кейт.

За час до появления Кэрол Пратт на вилле, как это почувствовала Анна, что-то неуловимо изменилось. По-иному бегала прислуга, по-иному звонили телефоны. Прибывала истинная, официальная хозяйка, и тут уж ничего не поделаешь. Жена всегда остается женой, а подруги, любовницы отскакивают на свое место, какое бы положение ни занимали. Их место – в тени. Анна давно замечала, что даже самые решительные, самые безразличные к условностям мужчины в определенные моменты все-таки лишались своей самоуверенности и на официальные приемы волочили за собой жен, которые были им давным-давно чужими, а их близкие подруга дожидались своего часа в стороне.

Из кабинета Кейта Анна видела, как в распахнувшиеся ворота вкатил золотистый «линкольн» и Поль торопливо шагнул к задней дверце машины, услужливо раскрывая ее. Для Анны он этого никогда не делал.

Кэрол Пратт, в светлом длинном платье и широкополой шляпе, вышла из машины, весело поздоровалась с Полем и стремительным шагом двинулась по каменной дорожке к вилле. Она была высокой, узкобедрой, почти безгрудой, казалась профессиональной спортсменкой на излете своей карьеры. На ней не было ни золота, ни дорогих украшений, хотя, по словам Кейта, она была падкой до всякого рода драгоценных побрякушек.

Через полчаса Анна присела к столу и включила внутреннюю трансляцию, от чего голоса из столовой тут же ворвались в кабинет, были слышны настолько четко, что даже дыхание можно было уловить.

– Если бы я ориентировалась только на слова старика Прайда, Кейт, то не говорила бы тебе то, что говорю. Прайд – милый доктор, но не более того. А консилиум достаточно знающих врачей со всей твердостью заявляет, что твое здоровье резко улучшается… Не будем сейчас говорить о том, чья в этом заслуга.

«Ага, – подумала Анна, – вот Кейту и намекнули на заслуги всем известных лиц. И на том спасибо».

– Да, – засмеялся он. – Я и сам чувствую, что с каждым днем набираюсь сил. Мне даже кажется, что начинаю дергать правой ногой!

– Они говорят то же самое.

– Эту информацию ты могла сообщить мне по телефону.

– Мне приятнее сказать это лично.

– Спасибо. А чего еще ты хочешь?

– Видишь ли, Кейт… Я старею.

– Ох…

– Да. К сожалению, это так. И потому, наверное, умнею. Мне кажется, что нам пора пересмотреть наши отношения.

– В каком плане?

– В том плане, что у нас впереди есть какое-то время. И я хочу, чтоб ты вернулся к своей политической карьере.

– Тебе-то это зачем? – удивленно воскликнул Кейт.

– Я так хочу. Объяснения позже.

– Хочешь ты или твой отец?

– Отец тоже. Ты не настолько парализован, чтобы лежать и смотреть на океан. В конце концов, президент Франклин Рузвельт ездил в коляске, но это не помешало ему справиться с «великой депрессией» и выиграть вторую мировую войну.

– Я слышал об этом.

– Так вот. Молодые годы мои прошли. Или почти прошли, скажем так. И я хочу вместе с тобой заняться делом. В конце концов, мой оксфордский диплом кое-что все-таки значит.

После длинной паузы Кейт спросил:

– Зачем тебе это, Кэрол?

– Мне надоела прежняя жизнь, – резко сказала она. – Надоела бессмыслица уходящих дней. Через два года выборы губернатора в нашем штате, и я думаю, будет разумно, если ты… Если МЫ начнем свою предвыборную кампанию.

– Ты это серьезно, Кэрол?

– Да.

– Совершенно серьезно? Раньше я такого от тебя не слышал.

– Раньше был другой период жизни. Он кончился. А теперь я настолько серьезна, что уже продумала кое-какие детали нашей кампании.

– Ты же в этом ничего не понимаешь…

– Научусь. Во всяком случае, я буду рядом с тобой… Кстати, как у тебя с сексуальными возможностями? Старик Прайд сказал, что твои недомогания не очень мешают… Если взяться за дело с некоторыми фокусами. – Она захихикала. – В общем, если постараться, то подобные процедуры могут пойти тебе на пользу, как он сказал. Как ты смотришь на то, чтобы я постаралась?

Анна выключила трансляцию и вышла из кабинета.

Боковыми лестницами она спустилась вниз и через калитку прошла к океану.

День был жаркий и ослепительный. Волны заливали пологий пляж с равномерностью хронометра.

Анна присела на песок, прислонилась спиной к обломку скалы и бездумно уставилась на горизонт. За ее спиной послышался голос Кейта:

– Не делай никаких глубоких выводов из слов Кэрол. Ее намерения – очередное недолгое увлечение.

Она обернулась.

Кейт сидел в коляске, и было непонятно, как он сумел добраться сюда без чьей-либо помощи.

– Я не делаю никаких выводов.

– Вот и хорошо. Кэрол, как и все мы, переходит в другой возрастной период. Но могу тебя заверить, что она ни в чем не изменится. Ей нужна не моя политическая карьера, не моя победа или поражение, а мишура и суета, чтобы она была на виду. Вот и все. Это не напарник в борьбе. Завтра она забудет про свои намерения.

– Мне все равно, даже если не забудет.

– Тем лучше. Но вы обе убедили меня, что пора возвращаться к жизни. Уж если Кэрол пришла к выводу, что я встану на ноги, то так оно и есть.

– Я тебе говорила это еще полгода назад.

– Да… Но я хочу, чтоб ты знала: в любых ситуациях, как я и говорил тогда, в Москве, ты всегда будешь со мной.

– Ты говорил немного о другом. Но пусть так. Я тебе верю, и незачем это повторять.

Он заколебался.

– Повод есть, Анна, для таких разговоров… Ты полетишь в Россию за дочерью?

– Да, Кейт.

– Будь там поосторожней, – сказал он, и они замолчали, хотя Анна понимала, что Кейт хотел еще что-то сказать, и она, кажется, знала, что именно.

– Я вернусь.

– Да, конечно… На всякий случай не забывай, что в Москве у Джима Лоренса недавно начал работать филиал фирмы. И если…

– Я помню, Кейт.

Он достал из футляра бинокль, повертел его в руках, но всматриваться в горизонт не стал, спросил негромко:

– Ты помнишь тот день, когда ты улетала в Америку? То, что происходило тогда, и что я сказал…

– Да… Я все помню.

2

Милиционер распахнул перед Аней тугие двери, улыбнулся, и она вышла наружу, не ответив на прощальный жест охранника.

Минут через пять Аня обнаружила, что медленно идет по тротуару. «Что же, собственно говоря, происходит в данный момент?» – думала она. Август месяц. Солнечно и тепло. 1991 год. Она в джинсах, кроссовках и тоненьком свитерке. В карманах справки, которые позволяют ей идти, куда хочешь, и делать, что пожелаешь. Делать абсолютно все, но с оглядкой на ближайшего милиционера, как сказал один «мудрец».

Аня остановилась и оглянулась. Как и ожидала, увидела в тридцати шагах от себя светлую «волгу», прижавшуюся к бровке тротуара. Она присмотрелась к номеру машины, но из-за руля уже выскочил могучий атлет, широко улыбнулся, громко захохотал и спросил:

– Ну, каковы ощущения в первые минуты свободы?

Она улыбнулась в ответ и пожала плечами.

– Надеюсь, тебе больше никого не захочется убивать, а то какого же черта мы тебя два года с лишком лечили?

– Не захочется, Василий Федорович.

– Отлично! Садись в машину, – кивнул он. – Ты, кажется, на Курский вокзал хотела, домой, в Электросталь?

– Нет… Просто пройтись хочу.

– Все равно садись. Закончим чтение нашей общей страницы жизни.

Она послушно уселась в автомобиль, а он – за руль. Потом покосился и спросил осторожно:

– Надеюсь, мы без обид расстаемся?

– Что вы, Василий Федорович! Вы столько для меня сделали!

– Ну, кто для кого сколько сделал, это еще надо посчитать. – Неизвестно откуда он вытащил вдруг пухлый конверт и положил его ей на колени. – Это тебе довольствие на первые дни. Примоднишься и на витамины хватит. Не возражай. Теперь два совета. Первый – профессиональный. Повторяю, я не врал, когда говорил официально, что ты психически совершенно здорова. Ничего не бойся, живи на полную катушку. Второй – бытовой. Было бы неплохо, если б ты сменила климат. Укати куда-нибудь подальше, если есть куда. – Он обнял ее за плечи своей лапищей и вдруг захохотал. – Силы небесные, ну что я без тебя буду делать среди своих психов, особенно в ночные дежурства! Даже по-английски ни с кем не поговоришь, не говоря про остальное!

Аня тихо засмеялась, не отодвигаясь от него.

– Следующее, Анюта. По закону тебе положено встать на учет в диспансере по месту жительства…

– Плевала я на это, – спокойно ответила Аня.

– Э! На закон не плюют! Встать ты обязана…

– Не буду. У меня спрятан паспорт, новый по этим справкам получать не надо.

Он загоготал одобрительно.

– Во, молодец! Я так и чувствовал, что ни под каким гипнозом ты до конца всей правды о себе не говорила! Тогда эта проблема снимается… Но мы все равно расстаемся. В том смысле, Аня, что больше ничем я тебе помочь не смогу. Сама понимаешь, семья, дети, психи мои в палатах… Ну, если уж совсем прижмет, что хоть в петлю, тогда звони. О, Господи, хоть назад тебя затаскивай! Надеюсь, больше на криминале не попадешься?

Аня подумала и сказала:

– А вы поищите завтра в Бутырках, может, я уже там.

Он, как всегда, залился смехом.

– Все, Анна! Раз к тебе чувство юмора вернулось, значит, ты окончательно выздоровела! Ну… Лети, ласточка, дыши воздухом свободы.

Она повернулась, обняла его за шею и поцеловала. Потом молча вышла из машины, зная, что больше друг друга они никогда не увидят. Каждый заплатил другому полную ставку – без торговли и обид. Теперь надо было забыть его как можно скорее, забыть два бесконечных года, которые, может быть, и не были ужасными, но прошли как в сумеречном, тягучем сне. Забыть.

Солнце пригревало плечи и голову. Никаких больших перемен в столице Аня не замечала. Разве что появились многочисленные ларьки на улицах.

Она ускорила шаг и через час нажала на звонок у знакомой двери, она тут же распахнулась, и Алка-врушка, верная подружка, с визгом бросилась ей на шею.

– Ты куда же пропала?! Я как дура третий день дома сижу, никуда не выхожу, а тебя все нет и нет! Но удачно пришла! Мой Юрасик ушел на какое-то партийное собрание, собирается выдвигать свою кандидатуру в президенты! Не на этот срок, конечно, а с дальним прицелом! Регби его кончилось, и он решил делать политическую карьеру!

Похоже, началось. Не успели встретиться, как пошла информация сомнительного свойства.

– Анька! А ты прекрасно выглядишь! Честное слово! Знаешь что? Мы тебя на американце женим! Понимаешь, у меня нарисовался родственник в Америке, дядя Гигечкори! Жуткий миллионер, и, главное, никаких близких родственников у него нет! Наследством-то каким пахнет! Он на днях приедет, и мы поговорим о тебе!

– А как твоя скрипка? – вставила Аня.

– Ой, да кому она теперь, к черту, нужна! Мы с Юрой открываем кооперативный ресторан! Неподалеку, на Неглинной! Теперь это можно! Теперь все можно! Президент Горбачев дает дорогу молодым, процесс, как говорится, пошел! Слушай! Мы в ресторане стриптиз-бар откроем, тебя поставим им заведовать! Как это мне сразу в голову не пришло? Ой, ты, наверное, голодная?

– Нет…

– Все равно! Ланч, то бишь второй завтрак, устроим!

Она, добрая душа, ринулась было в холодильник, но эта емкость у процветающей рестораторши оказалась совершенно пустой.

– Ничего! Выпьем растворимый бразильский кофе! Ты ведь его небось столько лет не пила?

– Пила. Заведующий отделением угощал. В ночные дежурства.

– Да? Ты нигде не пропадешь! Во интересно!

– Интересно. Но не будем, Алла, об этом говорить.

– Понимаю, понимаю! Слушай, джинсы эти тебе надо сменить, а в таких кроссовках сейчас ходят только старухи. Я попробую занять деньги у брата, он работает в аппарате Горбачева…

– Не надо. У меня есть деньги, – прервала Аня, твердо уверенная, что если брат и существует, то при аппарате президента он работает в лучшем случае гардеробщиком.

– Ладно! Давай составим планчик на пару деньков! Пока оклемаешься, поживешь, конечно, у нас. А завтра мы… Ох, черт побери! Мы же сегодня вечером уезжаем на прием к английскому послу! Совсем забыла! На его загородную виллу! Понимаешь, Юрасик там обязан быть, а прием с женами! Ладно, тогда план мы завтра составим! А как я, на твой взгляд, выгляжу? Изменилась за это время?

– Ты стала еще ярче, – искренне сказала Аня. – Просто вылитая Софи Лорен. В молодости, конечно.

Но Алла оказалась относительно самокритичной.

– Нет… У нее грудь больше. Зато у меня уши меньше!

Они выпили по три чашки кофе. Алла беспрестанно бегала к телефону, и враки ее, в общем-то безобидные, обрастали новыми яркими подробностями. К тому моменту, когда Аня уходила (договорившись, что вернется завтра к вечеру), ее уже выдали замуж за американского миллионера, пристроили руководить совместным франко-советским ансамблем стриптизерш, а на Рождество она должна была быть представлена английскому послу.

Аня взяла у подруги ключи, вышла из дому и уже во дворе столкнулась с Юрой. Тот был рад встрече не меньше, чем жена.

– Анька! Черт тебя дери! Как там в Японии?

– Японии? – Аня тотчас прикусила язык. – Нормально в Японии. Мне не очень понравилось. А что ты такой заморенный?

– Да хреновые времена, Анюта. Из спорта я ушел, пока никуда не прибился, всю ночь как проклятый на станции мороженую рыбу разгружал, а вечером поедем за сто километров – у бати моего участок, пора картошку выкапывать. Ну, ты у нас побудешь? Ведь дома у тебя…

– Как раз домой и еду. Завтра увидимся.

Он одобрительно погладил ее по плечу. По его глазам Аня увидела, что выглядит она неплохо. А почему? Да потому, что все эти годы была в Японии! Вот ведь как объяснила отсутствие подруги Алла! Неужели он до сих пор верит ей? Уму непостижимо! А с другой стороны, зачем суховатому по натуре, строгому Юре знать правду про Аню? Он ведь мог сказать: на кой ляд нашему дому такая подруга?