Текст книги "Счастье взаимной любви"
Автор книги: Ирина Гончарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
– Наши желания совпадают. Я тоже хочу в туалет. Но войти туда не могу, потому что он дамский.
Аня ничего не поняла, а Штром отвел ее в сторону, все время озираясь на двери женского туалета.
– Вот что, Плотникова. Зайди, пожалуйста, сейчас в туалет, там увидишь девицу цыганского типа, но она не цыганка… Розовое платье, красные туфли, а в руках черный кейс с номерным замком. Зайдешь и скажешь ей…
– А зачем мне это надо? – капризно спросила Аня.
– А затем, – раздраженно сказал Штром, – что, если ты этого пустяка не сделаешь, я тебе такую жизнь устрою – ведьмы в аду не позавидуют! Это ж ерундовая личная просьба – зайти и сказать от меня цыганке пару слов!
– Ну а все-таки, зачем? – поломалась Аня, чувствуя свою неожиданную значительность.
– Затем, что цыганка в туалете спряталась, сидит там два часа, а у нас ни одной инспекторши в юбке под рукой! Сколько мы тут торчать будем, до ночи, что ли?! Нет у нас времени.
Его напарник с фотоаппаратом под полой добавил, подбадривая Аню:
– Нам ее жареной взять надо.
Из этого пояснения Аня ничего не поняла, задание Штрома оказалось пустяковым, но следовало покапризничать.
– Я-то скажу, что вам надо, а вдруг она мне по морде? Да еще бритвой?
– Она так напугана, что мочится кипятком уже несколько часов, – быстро проговорил Штром. – И скажи, чтоб вылезала. От моего имени скажи. Никаких своих подельщиков она не дождется, никто у нее товар не примет и из сортира не вынесет. Чем быстрей выйдет оттуда, тем лучше. Она знает, что я свое слово держу. Иди. Ты тоже внакладе не останешься, за мной не заржавеет.
– Ладно, иду.
Неторопливо пошагав к туалету, Аня подумала, что от этой услуги всесильному папашке Штрому ее не убудет, а синеглазый парень из кафе еще не успеет уйти, пока она передаст неизвестной цыганке сообщение инспектора. И все это совсем даже неплохо, поскольку одна прописка от липучего приставания Штрома никого еще не спасала – тут же начнет привязываться насчет трудоустройства или учебы, а коль всего этого нет, то влетишь в тунеядки, на чем рижская жизнь может и закончиться.
В туалете оказалось около дюжины торопливых, как всегда на вокзале, взволнованных женщин, но девицу Аня увидела сразу. В ярком платье, иссиня-черная, она смахивала на натуральную цыганку, но была скорее с Кавказа или откуда-то с юга. На ее горбоносом лице застыло откровенное отчаяние. Она стояла у раковины умывальника, бессмысленно мыла руки, споласкивала мокрое лицо и на всех входящих глядела через зеркало своими громадными глазами, в которых светился ужас. У ног ее стоял блестящий черный кейс с номерными замками.
Аня решила не ломать комедии, на все эти дела ей было глубоко наплевать, они даже интереса у нее не вызывали.
Она подошла к цыганке, встала рядом, повесила на крючок сумочку, включила воду и сказала, не глядя в лицо перепуганной женщине:
– Тебя папашка Штром снаружи ждет. Сказал: если сейчас выйдешь, тебе будет лучше.
Цыганка схватила ее за локоть мокрой рукой.
– Папашка Штром?! Самолично?! Ну, мне кранты!
– Да. Чем быстрей пойдешь, тем лучше.
– А ты кто? Сексот? – нервно спросила она.
– Да нет. Просто так, мимо шла.
– А Штрома знаешь?
– Кто его не знает!
Цыганка окинула Аню лихорадочным взглядом, словно пыталась определить, что из себя представляет незнакомка и не она ли ее, цыганкино, спасение.
– Ты не прости Господи?
– Нет, не проститутка. Отстань.
– Извини, я влипла, понимаешь?
– Мне без разницы, – ответила Аня.
– Послушай, возьми этот кейс, а?
– Зачем?
– Вынеси отсюда! Они не заметят!
– Чепуху порешь.
– Возьми! Вынеси! Я хорошо заплачу! – Глаза цыганки сверкали, а мокрая рука дрожала на локте Ани.
– Я тебя завтра найду и «зелеными» заплачу!
– Не получится, – спокойно ответила Аня.
– Да почему?!
– Папашка сказал, что в руках у тебя черный кейс.
– Да наколем мы папашку! Откроем кейс, вынем что надо, сунешь себе под юбку и вынесешь! А завтра в два приходи сюда! Принесешь и получишь полный расчет! Двести долларов!
– Штром меня на выходе прихватит.
– Так ты ж не из его компании! – Вряд ли цыганка понимала, что предлагала, план ее был явно несуразен и в любых случаях безнадежен.
– Все равно. Как увидит, что иду раскорякой, смекнет, что под юбкой кубышка, так и возьмет.
– Ну, попробуем, а? Пятьсот долларов! Двести сейчас дам, больше у меня нет!
Из лакированной сумочки она выдернула кошелек, вывернула его, тут же достав двести долларов – две бумажки по сотне. Приличные деньги. За них приходилось пять суббот подряд кувыркаться на кровати с братьями-циркачами.
Аня заколебалась. Риск был невелик. Даже если Штром застукает ее на выходе с неизвестным товаром в трусах, можно разыграть из себя дурочку. Тем более что никаких указаний по этой части он не давал.
– Подожди с авансом, – осторожно сказала Аня. – Расплатишься сполна, когда сделаем дело. Что у тебя там?
– Это тебя не касается! Сейчас перетарим, сунешь в трусы и выходи! Меня-то прихватят, ясное дело, но завтра выпустят, если я буду пустая! Им мне пришить нечего. Не выйду завтра – приходи сюда послезавтра! Тебе этот товар без выгоды. Возьми аванс!
– Отдашь все разом, – твердо ответила Аня.
– Ладно, разберемся, ты, похоже, своя девка.
Цыганка положила кейс на раковину, прищурилась (она явно нуждалась в очках) и принялась вертеть колесики номерного замка. А через минуту едва не заплакала.
– Какой номер?! Боже, какой номер? Ты не помнишь, какой тут номер?
– Откуда?
– Да, конечно… Шесть, пять… Нет, четыре, пять…
Руки у нее тряслись, и даже названных номеров она не могла набрать точно.
– Крышка! – беспомощно всхлипнула цыганка. – Не помню номера! Сгорела! Получу пять лет.
– А ты брось его здесь и выходи, – посоветовала Аня.
– Это не спасет. Менты-гады, они его клеем БФ мне к руке приклеят. Я их штучки знаю. Крышка мне. Посадят.
– Разрежь кейс, – сказала Аня.
– Как?
– Ну, возьми ножницы из маникюрного набора и разрежь. Вынешь что надо, кейс-то тебе ведь не нужен? Что, у тебя маникюрного набора нет в косметичке?
– Ой, голова! Какая ты голова!
Цыганка вновь схватила сумочку, достала из нее маникюрный набор и открыла его, но ситуация резко переменилась.
Дверь в туалет распахнулась, и молодая высокая женщина рывком подскочила к цыганке. Вид у женщины был странный, Аня даже не сразу поняла, что под легким плащом, накинутом на плечи, на ней было длинное унизанное блестками свадебное платье! Только фаты не хватало на красиво причесанных и затейливо уложенных волосах.
Действовала невеста крайне осмысленно и энергично.
– Стоять на месте, суки! – тихо, но жутко произнесла она. Одной рукой она крепко схватила Аню за плечо, а второй – за волосы цыганку. Затем резко пригнула ее голову вниз и ударила лицом о свое колено. Цыганка взвизгнула и упала.
Окружавшие их женщины истошно закричали и гурьбой кинулись из туалета, в дверях образовалась пробка, но все за секунду прорвались наружу.
Удерживая Аню, невеста рывком поставила цыганку на ноги и процедила сквозь зубы:
– Уцепись за кейс, и если ты его из своих грязных лап выпустишь, пока у тебя его не возьмут, я тебе нос об колено сломаю! Ну!
Если у цыганки и было намерение сопротивляться, то после этих слов страшной фурии в свадебном платье испарилось начисто. Она послушно взяла кейс обеими руками и прижала его к груди. Лицо у нее было разбито, из носа и с губ текла кровь.
– Вытрись! – рявкнула невеста.
Цыганка торопливо вытерла лицо рукавом.
– Идем.
Она потащила к дверям обеих, Аня не возражала, потому что это было совершенно бесполезно – невеста действовала, как потерявший разум экскаваторщик, выпивший лишку.
Едва они вышли из туалета, как блеснул блиц фотовспышки, запечатлевший в дверях троих: Аню, невесту и цыганку с прижатым к груди кейсом. Снимок сделал тот самый мужчина, что прятал свою камеру под пиджаком.
В следующее мгновение их окружили мальчики в штатском, рядышком оказался милиционер в форме, но едва вокруг начала собираться взволнованная толпа, как они слаженно и четко растолкали любопытных и, увлекая за собой Аню с цыганкой, выскочили наружу. Неподалеку стоял синий фургон с узкой дверцей и решеткой на корме.
Дверца была уже гостеприимно открыта.
– Отпусти ее, Вера, – сказал неизвестно откуда появившийся Штром. – Отпусти девчонку. Она ни при чем.
Аня почувствовала, как железная рука невесты ослабла на ее плече.
– Но она сговаривалась с цыганкой!
– Знаю, – коротко и тихо ответил Штром.
Цыганку втолкнули в фургон, и Штром повернулся к невесте:
– Молодец, Вера. Чистая работа. Без тебя мы бы тут до полуночи проторчали.
– Черт бы вас побрал! – захохотала она. – Надо же! С собственной свадьбы меня сняли! Только что из загса приехали, первый бокал выпили! Машину давай, назад вези! Жених с ума сойдет!
– Будет машина, конечно, будет.
Аня тронула Штрома за руку.
– А я – домой?
– Немного попозже, – словно извиняясь, ответил Штром. – Поедешь с нами. Со мной. Может быть, понадобишься, а может, нет. Не бойся, очень ненадолго.
Даже «ненадолго» эта поездка Аню не устраивала (синеглазый парень не выходил из головы), и она попыталась возразить:
– У меня срочные дела…
– Успеешь, успеешь… Никакого протокола я составлять не буду, и в свидетелях не будешь числиться, но на всякий случай поедем. Вдруг понадобишься. Все-таки крупного зверя взяли.
Аня поняла, что сопротивляться бесполезно, а жалкая цыганка – кто ее знает! – может быть, она и в самом деле крупный зверь неведомой ей, Ане, породы.
Штром провел ее до светло-серой «волги», усадил сзади, сам сел рядом с водителем, и они поехали без команды.
Но путь оказался очень коротким, уже через полторы минуты, развернувшись на привокзальной площади, они остановились у парадного подъезда большого пятиэтажного здания, около которого уже стоял фургон, доставивший сюда и цыганку.
Вместе они прошли сквозь двери, потом мимо охранника, поднялись по широкой темноватой лестнице на третий этаж, но здесь пути Ани с «крупным зверем» разошлись: цыганку, все еще обнимавшую кейс, препроводили в двери кабинета, а Ане Штром велел посидеть и подождать на скамейке.
На ней она и прокуковала больше часа, прислушиваясь то к крикам, то к смеху в кабинете, и когда она уже подумала, что вечер пропал, что продержат ее здесь до утра, вышел Штром, явно радостный и удовлетворенный, присел рядом и спросил:
– Значит, рижская прописка у тебя теперь есть?
– Есть.
– А с работой как?
– Ищу.
– Ага. А работать тебе не хочется?
– Не очень, – отважно ответила Аня, поскольку тон у инспектора был понимающий, к тому же нынче у Ани и кое-какие заслуги вырисовывались – «крупного зверя» взяли не без ее участия.
– Понятно. Я звонил в Москву Соболю. Ты, Аня, у него в агентуре не числилась.
– Ага.
– Но он отозвался о тебе хорошо.
– Спасибо. Я пойду?
– Да. Конечно. Сейчас. Вот что сделаем. Мой приятель открывает здесь очень забавные курсы. Бесплатные. Будешь учиться по паре часов в день, получишь на выходе документ, а там посмотрим.
– Какие курсы? Милицейские?
– Да нет! Куда тебе, телке, в милицию! Другие курсы. Он объяснит. Запиши телефон.
Аня достала свою пухлую записную книжку и записала телефон Арвида Яновича, которому следовало позвонить с утра.
– Займись делом, – сказал Штром. – И с Киром Герасимовым не путайся.
– Я его не встречаю. А за что эту цыганку взяли?
– Тебе это надо знать? Я ж тебя ни в свидетели, ни в понятые не притянул.
– Да так, – равнодушно сказала Аня. – Интересно все-таки.
– Наркотики она привезла. Ты с этим незнакома, с дурью?
– Нет.
– Ну и слава Богу. Запомни: наркота – это конец всему. Лучше шампанское пей ведрами. А то не успеешь оглянуться, как ничего не будет. Ни танцев, ни мужиков, ни детей – ни хрена. И сдохнешь за несколько лет под забором.
– Я знаю.
– Ничего ты не знаешь, но поверь на слово.
Он проводил ее до выхода и быстро вернулся назад.
На улице уже было темно и поднялся небольшой ветер. Аня прикинула, что на вокзал идти уже никакого смысла нет – ни синеглазые, ни кареглазые парни ее там, конечно, не ждали, да и вообще вечерний вокзал был местом промысла самых распоследних, обтруханных проституток по всему СССР. Звонить Сарме было поздно – скорее всего она уже примостилась к столику в каком-нибудь ресторане. Идти одной на танцы тоже не хотелось, и самым разумным казалось дошагать до сада офицеров – может быть, там, на эстраде, сегодня играл духовой оркестр.
Так или иначе, даже если направиться домой, все равно следовало пройти через центр города мимо кафе «Луна», мимо обелиска Свободы, а затем вниз по Ленина до своей улицы – маршрут местного Бродвея, по которому всякий молодой рижанин прогуливается каждый день, если есть свободное время. Потому что именно на этом променаде встретишь всех, кого пожелаешь.
Но Аня почему-то решила, что синеглазый незнакомец по Бродвею тротуаров не шлифует. Ей казалось, что вся эта музыкально-кафейная жизнь с охотой кавалеров за дамами и наоборот его не привлекает. Да и на рижанина он не был похож, чем-то неуловимо отличался. Но все равно очень интересный парень. А если его побрить да приодеть – появляйся с ним где хочешь, нигде не останется незамеченным.
Аня не сделала и полусотни шагов по темнеющим улицам, как ее окликнули:
– Девушка, можно вас на минуточку?..
Она не оглянулась – призыв был знаком и привычен. Надо будет, повторят.
Ее осторожно взяли сзади за локоть, и она дернулась, чуть ускорив шаги.
– Девушка, да вы подождите! Мы не собираемся знакомиться, дело есть.
Аня повернулась.
Перед ней стоял и улыбался блондин, с которым она столкнулась у телефонной будки, а в трех шагах от него – синеглазый.
– Ну? – спросила она и не услышала своего голоса.
– Нам надо бы поговорить.
– О чем?
Синеглазый смотрел на Аню безо всякого выражения на мрачном лице. Пустяковину уличного знакомства он перепоручил блондину, хотя было совершенно очевидно, что именно он, синеглазый, – командир дуэта, а хлипкий его приятель действует по его указке.
– Есть одно дело, для вас совершенно безопасное. Мы к вам приставать не будем, не бойтесь.
– А чего мне бояться? – независимо спросила она.
– Да так, мы не ходоки по части знакомств на улицах. Но надо поговорить. Отойдем куда-нибудь подальше от этой гадиловки.
Аня поняла, что «гадиловкой» было названо Управление милиции и что нежных чувств к этому заведению оба парня не питали. Окончательно все стало ясно после вопроса блондина:
– Вас ведь вместе с цыганкой замели?
– Да, – ответила она, моментально вспомнив вокзальное происшествие, разговор этих парней по телефону, их метание по залу ожидания – да, компания теплая, и лучше бы отскочить от них куда подальше.
Она смотрела мимо плеча блондина на синеглазого, а тот все так же молчал, глядя на нее безразлично, как на осветительный столб.
– Да, – сказала она. – Цыганка засыпалась.
Блондин встрепенулся с радостным удивлением.
– А вы ее знаете?
– Нет, незнакомы.
– Все равно надо потолковать! – решительно сказал блондин. – Мы два часа ждали около гадиловки, чтоб кто-нибудь из вас вышел. Меня зовут Виктор, а его – Олег. А как вас, если не секрет?
– Анна.
– Очень хорошо! Мы хотели вас спросить…
Олег оборвал его, проговорив глуховатым голосом:
– Не здесь же трепаться, Вик. Нашел место.
Виктор осторожно тронул Аню за плечо.
– Может, зайдем куда?
Аня кивнула, и Виктор не смог скрыть вспыхнувшей радости. Аня уже видела, что в нем, помимо делового интереса, проявилась и лирическая заинтересованность, про свои дела он готов был уже забыть.
– Зайдем куда-нибудь в кафе? Посидим, обсудим проблемы.
– Можно, – сказала Аня.
– Какое, к черту, кафе! – глухо произнес Олег. – Сидим без денег, так на кафе не соблазняйся. Отойдем на скамеечку и все.
– У меня есть деньги, – сказала Аня. – А здесь рядом «Метрополь». Работает до двенадцати.
Она тут же сообразила, что ее предложение по меньшей мере странно, а уж как могли его понять незнакомые парни, про то только можно было догадываться. Так оно и оказалось.
– Пойдем, Вик! – резко сказал Олег. – Ты что, не видишь, это же обычная проститутка. Случайно в сортире оказалась. Ни хрена она не знает.
– Какая я тебе проститутка! – с вызовом вскинула голову Аня. – Совсем, что ли, дурак! Из деревни, наверное, приехал, ни черта не понимаешь! Просто мне тоже посидеть в кафе охота, а в Риге женщину в одиночку в рестораны и кафе не пускают! И без чулок не пускают! Хотя вас в приличный ресторан без галстуков тоже не пустят! Тут вам не Урюпинск! Плебей!
На Олега ее выступление впечатления не произвело, а Виктор засмеялся:
– Ладно тебе! Ты, похоже, своя в доску девчонка. Сегодня ты нас монетой выручишь, завтра мы тебя. Пошли в «Метрополь», – но он вдруг заколебался и спросил: – Может, это… У меня дома музыка есть, магнитофон и записи хорошие… Купим винчика, дома тоже кое-что есть, посидим… А?
Соглашаться сразу было паскуднейшим и глупейшим делом, надо было хотя бы поколебаться для вида.
– А это далеко? – спросила Аня.
– Да нет! – счастливым голосом выкрикнул Виктор. – Рядом, пешком дойдем! А по дороге можно бутылку взять, если хочешь!
Бутылку взяли около того же вокзала, в угловом магазине возле гостиницы, обошли площадь и свернули в плохо освещенный переулок.
По дороге Виктор болтал взахлеб, и из речей его Аня уразумела, что оба учатся в электротехническом техникуме, перешли на второй курс, Виктор из Риги, а Олег приехал сюда из Магнитогорска. Олег не произнес ни слова.
Они вошли в подворотню, пересекли темный двор и поднялись по темной и отчего-то мокрой лестнице на второй этаж, где пахло керосином и мокрым гниющим тряпьем.
– Мои предки укатили на курорт! – пояснил развеселившийся Виктор. – И до середины сентября живем, как боги!
Он открыл двери, в темноте включил свет. Квартирка неожиданно оказалась уютной, тесно заставленной старенькой, но чистой мебелью, с круглым столом посреди комнаты и абажуром над ним. Через приоткрытое окно доносились гудки электропоездов и видно было, как напротив качается на легком ветру фонарь.
До земли невысоко, в случае чего можно и выпрыгнуть, подумала Аня, хотя приличный вид квартиры успокоил ее.
На закуску щедрый хозяин выставил вазу с зелеными яблоками и полную тарелку льда кубиками, который извлек из холодильника. Скудность застолья компенсировалась музыкой – тут обмана не было: самые модные записи и импортная музыкальная система.
– Немного бухнем, покурим, потанцуем! – суетился Виктор. – Если хочешь, можешь ванну принять, у нас горячую воду неделю назад дали!
– Теперь помолчи, Вик, – сказал Олег и впервые посмотрел на Алю. При электрическом свете его глубоко посаженные глаза стали почти черными с фиолетовым отливом – ничего более удивительного Аня в своей жизни не видела.
– Как цыганку в сортире взяли? – требовательно спросил он.
– Да просто…
– Знаю, что просто!
– Ну, она руки мыла, а тут влетела баба в свадебном платье, ударила ее коленом и поволокла, – со спокойной улыбкой рассказала Аня, понимая как-то сразу, что эти два студентика в уголовщине люди случайные, мелкие «шестерки», охранники цыганки или связные, но никак не торговцы опасным и дорогим наркотическим зельем. Просто выполняют чей-то приказ, чтоб сшибить копейку на пиво и сигареты – приработок к нищенской стипендии.
– А тебя почему взяли?
– Рядом стояла.
– Разговаривали?
– Ну да.
– О чем?
– О чем в сортире разговаривают женщины? Тебе это интересно? – насмешливо спросила Аня, прикидывая, что если цыганка выкарабкается из рук папашки Штрома, может потом рассказать ребятам, о чем был разговор. Но вряд ли она в ближайшие годы выскочит, уж очень счастливый и уверенный вид был у папашки Штрома.
– Я повторяю в последний раз… О чем тебе говорила цыганка?
Господи, неужели человек с такими синими глазами способен ударить девчонку по лицу? Но в голосе его звучала недвусмысленная угроза, и Ане стало страшновато – поторопилась увязаться за первым встречным-поперечным. Сердце потянуло, а вот по физиономии сейчас непременно получишь.
– Ничего такого она мне не говорила. Попросила свой кейс вынести из туалета. А тут эта невеста ворвалась, дала ей коленом по носу, меня скрутанула и вытащила наружу. Вот и все.
– Финал мы видели, – буркнул Олег. – А почему и тебя повезли вместе с ней?
– Откуда я знаю? Спроси у папашки Штрома!
– Кранты цыганке! – засмеялся Виктор. – Если сам Штром в нее впился, то полные кранты! Капитально сядет. Хорошо, что она нас ни по фейсам, ни по именам не знает, а то тут же продала бы и мы с тобой, Олегушка, вместе с ней загремели бы!
– Говорил я тебе: полезли не в свое дело, – буркнул Олег и снова уставился в глаза Ане. – А с тебя в ментовской допрос снимали?
– Да нет! Паспорт посмотрели и выгнали.
– Но ты там долго сидела…
– Пока моя очередь не дошла.
– Ладно, – сдался Олег. – Давайте выпьем.
– Подожди, – приостановил его Виктор серьезным тоном. – Выпьешь после того, как Киру позвонишь. Он почует, что ты пьян, и разозлится. Мы же виноватыми во всем окажемся.
– А мне плевать. Сам Киру звони.
«Вот так-то переплетаются пути-дорожки! – стукнуло в голове у Ани. – Рыцарь женской красоты Кир Герасимов свои рассуждения о благородстве совмещал с торговлей наркотой. Если речь идет именно о том Кире».
– Позвони, пожалуйста, ты, Олег, – просительно сказал Виктор. – Я больше связываться с ним не хочу.
– Сделай «ерша».
Виктор засмеялся:
– Сколько тебя учить! В Риге это называют «коктейль»! – Он достал из серванта початые бутылки с вином, ловко смешал портвейн с водкой в трех стаканах, и Олег выпил свой залпом, но неторопливо.
Потом подошел к телефону и набрал номер.
– Хоть бы вы сказали тост, за что пьем! – подала голос Аня, но Виктор осек ее:
– Помолчи минутку. Дело надо закончить.
Через минуту Олег говорил в трубку:
– Кир? Это Олег. Соскочило дело… да, на наших глазах… Прямо на вокзале… Нет, мы даже подойти не успели… На меня орать нечего, твоя система не сработала… Мы ее узнали по красным туфлям и кейсу, но она не дошла до газетного киоска, нырнула в туалет, и там ее обложили… Папашка… Я не знаю, работает он по наркотикам или нет, но получается, что работает… Не пугай… Сам пошел к черту!
На этом разговор закончился. Олег пересел к столу и некоторое время молчал, Виктор напряженно смотрел на него. Потом Олег сказал, хмуро улыбнувшись:
– Фуфлыжник твой Кир. Сказал, что мы не прошли первой проверки. А он прошел?
– Знаешь, Олег, все к лучшему! Ну его к чертям собачьим со всеми его заморочками! В случае удачи получили бы копейки, а попадись – загремели бы на полную катушку!
– Не распространяйся при свидетелях.
Аня с трудом удержала смех: «не распространяйся», когда уж все рассказали как есть и вся картина ясна до последней черточки.
– Будем, братцы, просто отдыхать! – весело сообщил Виктор. – Набухаемся как следует, не хватит газа, так я у матери спирт найду, только это надо будет восстановить! Эй, маэстро, музыку!
Он врубил динамик на полную громкость и от полноты чувств принялся танцевать на крошечном пятачке между диваном и столом, подражая Майклу Джексону. Получалось хорошо.
Олег мрачно смотрел в стол и ни к чему никакого интереса не проявлял.
– У вас что, кунда сорвалась? – с фальшивым безразличием спросила Аня.
– Какая еще «кунда»?
– Ну, здесь так называют какую-нибудь денежную халтуру. По-моему, латышское слово.
– Не твое дело. Пить будешь?
– Буду.
Но он не пошевелился, чтобы разлить напитки по бокалам, это сделал Виктор. Снова выпили без тоста, будто хоронили кого.
После танцев в одиночку и очередного стакана «ерша-коктейля» Виктор захмелел, разговорился окончательно. Аню зачислил в свои старые подруги, а Олега принялся успокаивать:
– Ну соскочило дело, так соскочило, что ты накуксился? В конце концов, мать вернется, устроит нам опять работенку на товарной станции! Разгрузим, как в прошлом году, пару платформ с углем и купим по костюму, как собирались! Приоденемся и почапаем в «Луну»!
– При чем тут твой костюм! – угрюмо бросил Олег. – Я хотел свой угол снять, надоело в общаге торчать.
Вот и все, подумала Аня, теперь я знаю, как с тобой справиться. И никуда не отпущу. С первой минуты, с первой секунды, как увидела его на вокзале, она знала, что этот сдержанный, не по годам молчаливый человек нравится ей так, как до сих пор никто не нравился. Что-то совершенно незнакомое поднималось в душе Ани, едва она встречалась взглядом с приглушенным светом его синих глаз. Ей все в нем нравилось: слегка приплюснутые кончики пальцев, острые волчьи уши, покатые плечи, почти безволосая грудь, выглядывавшая из расстегнутой рубашки.
Но повышенный интерес к Ане проявлял только Виктор! Они уже несколько раз станцевали вдвоем, правой рукой Виктор держал ее ниже талии и терся о ее грудь, а она, хоть и не отстранялась, никаких ответных телодвижений себе не позволяла.
– Тебе Олег понравился? – на ухо спросил ее Виктор.
– Интересный парень, – ответила она.
– Ну, черт с тобой! – без огорчения ответил блондин. – Разберемся.
Он бросил ее посреди танца и тут же уселся к телефону, быстро набрал номер и через минуту прокричал:
– Галина?! Не спишь?! Шикарно! Слушай, подгребай ко мне, мои старики еще не объявились, а мы сейчас спирт давить начнем, и музыка у меня новая… Да, хорошая компания. Я, Олег и одна чувиха из балетного училища… Лады? Давай, я пошел спиртягу по мамашиным сусекам искать!
– Галка придет? – спросил Олег и поднялся со стула. – Пить я больше не хочу.
Он посмотрел на Аню ничего не выражающим взглядом и позвал:
– Идем?
– Куда? – весело спросила она.
– Туда. – Он кивнул на закрытую дверь в соседнюю комнату.
Стараясь не встречаться взглядом с Виктором, Аня покорно пошла за ним, хотя обидно было за такую бесцеремонность – звали «на любовь» хуже, чем проститутку, даже когда она за деньги соглашалась на такое дело, и то ее партнеры проявляли больше вежливости.
За дверью, естественно, оказалась спальня.
– Ну и что? – независимо спросила Аня.
Он взглянул на нее, помолчал и сказал равнодушно:
– Ничего. Раздевайся.
– Мне домой пора! И я совсем не собираюсь…
От сильного удара наотмашь она слетела с ног и несколько секунд ничего не соображала. Только почувствовала, что ее крепко ухватили за волосы, приподняли с ковра и вторично ударили – по другой стороне лица. Что-то взорвалось у нее в голове, не было сил даже крикнуть, не то что вывернуться. В тот же миг она почувствовала, как трещит разрываемое сверху донизу платье, и тут же от очередного удара по затылку ткнулась лицом в пыльный ковер. Платье слетело с нее вместе с купальником, и тяжелое раскаленное тело придавило ее грудью, животом и бедрами к полу, потом когтистые руки вздернули ее таз кверху, и мгновенная острая боль пронзила сзади насквозь. До живота, до горла.
Аня оперлась на ладони и попыталась приподняться вместе с неимоверной тяжестью его тела. Это с трудом получилось, боль между бедер тут же прекратилась, она вообще уже ничего не ощущала, кроме его судорожных, грубых движений.
– Подожди же, Олег, Господи! – крикнула она. – Я ведь не убегаю! И тебе, и мне будет хорошо!
– Заткнись, скотина! Витька! – вдруг позвал он громко и хрипло. – Иди сюда! Быстро!
Аня увидела полоску света, осветившую спальню сквозь открывшиеся двери, и Виктор спросил:
– Ты чего там?
Олег прокричал сдавленно:
– Давай! Суй ей в рот, суй, заразе!
– Ты что, Олег? – Дружок откровенно испугался, потому что в темноте не разобрал, что происходит на полу, возле кровати.
– Делай ее в рот, я тебе говорю! – Вопль его перешел в рычание. – Делай! Она, сука, нас продала! Цыганку продала и нас заложила! Нам ее подставили, сексотку! Утром за нами менты придут, дурак! Давай!
– Да ты рехнулся! Ко мне уже Галка двигается!
– И ее сделаем! – выдавил Олег. Перехватив Аню поперек живота, он встал на ноги, от чего она оказалась почти в вертикальном положении, головой вниз.
– Идите вы к дьяволу, ребята! – пробормотал Виктор и прихлопнул дверь.
Все кончилось так же резко и неожиданно, как началось. Обессилев, он выпустил ее из рук. Аня плашмя упала на ковер, больно ударившись коленями, а Олег отошел, распахнул двери и потребовал:
– Дай выпить.
Двери закрылись, спальня вновь погрузилась в темноту. Аня полежала несколько минут на ковре, пытаясь понять, что произошло, что она чувствует и что, собственно говоря, делать дальше. Во всем этом зверстве и боли было что-то щемяще-острое, обида мешалась с восторгом, и разобраться в своих ощущениях Аня не могла.
Она встала, сдернула с постели покрывало и забралась под одеяло. Голова гудела, болела левая скула. Аня побаивалась, что к утру под глазом расплывется радужный фингал.
Она вспомнила, как минувшей весной в гостинице городка Сигулда один тщедушный и кривобокий эстонец бил ее мокрым полотенцем изо всех своих хилых силенок, брызгал слюной и требовал, чтоб она кричала. А ей вовсе не хотелось кричать, но потом оказалось, что стоило только чуть пискнуть, как весь сеанс тут же заканчивался – эстонца скрючивало в пароксизме, словно он страдал падучей, и никакого продолжения естественного порядка не следовало. Если не считать того, что потом он падал на колени, целовал Ане ноги, извинялся, рыдал, купал в теплой ванне и укладывал спать, словно ребенка. А перед прощанием отдавал все деньги, что привозил с собой в командировку из Таллина, даже на чай в поезде себе не оставлял. Все мужики – уроды. Считают, что нужно – взять. Проявить мужество. В их тупые головы и мысли не приходит, что все можно получить добром и это получится во сто крат прекрасней.
«Хорошо, Олегушка, – решила она, – ты у меня получишь, милый, радости в твоем репертуаре».
В дверях квартиры прозвучал звонок, потом послышался веселый девичий голос, и Олег вернулся в спальню.
Не включая света, он подошел к кровати и постоял, словно оценивая непонятную ему обстановку.
– Ты еще здесь?
– Да.
– Тебе что, нравится, когда тебя бьют?
– Нет. Не знаю.
– Шлюха ты, – сказал он убежденно и упал рядом с ней. – Натуральная шлюха.
– Может быть, – монотонно ответила Аня. – Но я же сама осталась. Зачем надо было меня бить? Я сама хотела.
– Ты нас продала, – сказал он в подушку, но убежденности в голосе не звучало.
– Неправда. Ты сам этому не веришь. Папашка Штром послал меня сказать цыганке, чтоб она выходила. Вот и все. Никто за вами утром не придет. Ты просто трус.
Она приготовилась к тому, что он сейчас снова ее ударит, но он лежал неподвижно.
За дверью спальни снова зазвучала музыка и что-то загремело – похоже, уронили стул.
– Шла бы ты домой, – вяло сказал Олег.
– В чем? Ты мне платье разорвал.
– Тогда спи.
Он повернулся на бок и застыл, но дыхания его не было слышно. Аня понимала, что он не спит, быть может, пытается понять, что произошло, а может, ждет появления милиции с ордером на его арест.
