Текст книги "Белая мышь"

Автор книги: Имоджен Кили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

3

Только через час Нэнси представилась возможность рассказать Филиппу и Антуану, что она видела во время разрушения Старого квартала.

Антуан – темноволосый, худой, узкоплечий, но при этом обладающий недюжинной силой – был на юге одним из самых успешных контрабандистов, переправляющих людей из страны. Он работал с Нэнси, с англичанином по имени Гэрроу, которого она ни разу не видела, и человеком из бельгийского Сопротивления по имени О’Лири. Все они уже десятки раз приводили беженцев в заброшенные явочные квартиры и находили гидов, которые затем переводили их через Пиренеи в относительно безопасную Испанию. Филипп был пониже его, с квадратным загорелым лицом. Он всегда выглядел так, словно только что вернулся с поля, даже если на нём, как в данный момент, был смокинг. И он первоклассно подделывал документы. Практически не отличимые от оригинальных пропуска, виды на жительство и проходные свидетельства день за днём штамповались у него в подвале, и те счастливчики, у кого были друзья в Сопротивлении, шли с ними вдоль железнодорожных рельсов, ехали на автобусах в покрытое мраком будущее, переезжали по всей стране с одной квартиры на другую, пока не находилась возможность посадить их на пароход до Англии.

– Они просто застрелили его, и всё! Прямо посреди улицы, мать вашу. Они даже не пытаются создать видимость уважения закона! – возмущалась Нэнси. У неё перед глазами стоял тот мальчик, его вид, когда в него попала пуля, его разлетевшиеся мозги и кровь. Она одним залпом осушила свой бокал. Где-то рядом вылетела пробка из бутылки шампанского, Антуан инстинктивно напрягся, а потом пожал плечами.

Они слишком устали, в них не осталось злости. Свою я должна беречь. Проходящий мимо официант увидел её с пустым бокалом в руках и наполнил его шипящим шампанским. Точно так же у неё в ушах шумела её собственная кровь, когда она думала про убитого мальчика. Серый цвет. Красный. Жёлтый. Голубой цвет неба. Она впитала в себя всё до секунды.

– Я обеспокоен, – сказал Антуан. – В последний месяц моим гидам трижды пришлось возвращаться из-за усиленных патрулей. А люди были готовы к переходу. Возможно, нам стоит снизить обороты, приостановить работу на время. Кто-то треплет языком или кто-то слишком беспечен.

Она почувствовала на себе его взгляд.

– Не смотри на меня! Я даже вам не рассказываю, откуда берутся стейки у меня на столе. Я – сама осторожность, – подмигнула она ему через край бокала.

– Антуан прав, – сухо сказал Филипп. Он держал бокал так, словно он вот-вот взорвётся прямо у него в руках. – Нэнси, в Марселе появился новый контрразведчик гестапо. Его фамилия Бём. В Париже он за несколько недель уничтожил нашу лучшую сеть. Почти никому не удалось выбраться. Ещё он работал в Восточной Европе, а сейчас приехал сюда. Он охотится за Белой Мышью. За тобой. Ты должна быть осторожна.

Осторожна. Все хотят, чтобы Нэнси была осторожной, вежливой, сидела на краешке стула, сведя ноги вместе, держала руки на коленях и никому не смотрела в глаза. Да пошли вы!

– Расслабьтесь, мальчики. Он меня не найдёт. Все знают, что я девушка с недешёвыми привычками и богатым мужем. Кто разглядит Белую Мышь в мадам Фиокка, которая ходит по магазинам?

– Нэнси, отнесись к этому серьёзно, – настаивал Антуан. – Мы не в игрушки здесь играем. Даже если гестапо не заподозрит тебя, подумай о мужчинах, с которыми ты общаешься. Думаешь, Анри может вот так спускать половину своего состояния на наше дело и никто не заметит?

Это больная мозоль. Но Анри – взрослый мужчина и сам способен принимать решения. Да, он постоянно просит её быть осторожной, а она прёт и прёт.

– Быка можно завалить, только ударив его по носу. Об этом знают все, кто ходил в школу, – сказала она, недобро сверкнув глазами.

Кто-то тронул её за плечо. Она повернулась. Муж. Как ему удаётся сохранять такое самообладание и спокойствие, учитывая, сколько шампанского они выпили? Большинство мужчин в помещении уже были с красными лицами и двигались совсем неловко. Злость внезапно сменилась гордостью за мужа.

– Нэнси! Ты же обещала мне! Сегодня ни слова о работе. – Он посмотрел на Филиппа и Антуана.

– Мы пытаемся убедить Нэнси, что нужно быть осторожнее, месье Фиокка, – сказал Антуан. Анри улыбнулся.

– Удачи, надеюсь, у вас получится лучше, чем у меня. Дорогая, давай потанцуем?

Нэнси взяла его за руку и, обернувшись, помахала Антуану и Филиппу. К чёрту осторожность. Анри – герой и сможет о себе позаботиться. У неё точно не в планах снижать обороты, если можно будет ещё разок расквасить нос нацистам.

Гости расступились, чтобы молодожёны могли вальсировать. Анри танцевал великолепно. Нэнси могла ни о чём не беспокоиться и отдаться ему, кружа по полированному паркету. Он обвил рукой её стан, и Нэнси почувствовала, что летит. Когда она открыла глаза, в его пристальном взгляде было что-то, что её насторожило.

– Ты будешь меня ругать?

Его рука у неё на талии напряглась.

– Думаю, это мой долг. На приёме по поводу собственной свадьбы ты не отходишь от членов Сопротивления. Рискуешь жизнью за бутылку шампанского.

Она удивлённо распахнула глаза. Пока всё это – игра, крайняя форма развлечения: война, опасность, а мудрый и рассудительный муж сокрушается об излишествах молодой жены.

– Они мои друзья, а Krug я добывала для тебя, дорогой.

– Мне не нужно шампанское, Нэнси, – сказал он совершенно серьёзно. – Мне нужна ты.

Он привлёк её к себе. С улицы послышался свист, похожий на начинающийся мистраль, а затем приглушённый звук взрыва. Люстры затряслись, а с потолка посыпалась побелка. Анри взял жену за руку и поднял её вверх.

– Бернар, друзья, выпьем ещё шампанского, и да здравствует Франция!

Все снова оживились, послышались радостные возгласы. Оркестр заиграл быстрый лёгкий танец, и гости пустились в пляс, пиная туфлями побелку. Нэнси откинула голову и рассмеялась в голос, отдаваясь празднику, ярким огням, хмелю и нежась в объятиях мужа.

Даже после четырёх часов танцев Анри был непреклонен в решимости перенести жену хотя бы через один порог. Он подхватил её на руки, внёс в спальню и осторожно поставил на толстый ковер.

– Анри, – начала она, положив руки ему на грудь. – Мне нужно попросить тебя о чём-то очень важном. Мне нужна твоя помощь.

Он нахмурился. Это было очень на неё похоже – она выбирала момент и просила о чем-то несусветном и опасном. Что будет на этот раз? Дать ещё денег или разрешение использовать их дом в Альпах под убежище для беженцев, или ввезти в страну контрабандой оружие и людей, прикрывшись его бизнесом, или предоставить поручительство для ещё одной еврейской семьи в Англии? Она увидела, что он напрягся, и улыбнулась, поворачиваясь к нему спиной:

– Не могу дотянуться до молнии.

Он тихо засмеялся, медленно добрался рукой до застёжки, расстегнул её и молнию, ведя пальцами по обнажающейся коже. Подойдя ещё ближе, он начал целовать ей шею.

– Анри, я не буду извиняться за то, какая я есть. Ты знал, на ком женишься, – сказала она, прижимаясь к нему спиной.

– Я и не собирался просить тебя об этом, Нэнси, – ответил он приглушённым, хриплым от желания голосом. Он провел рукой по её талии и прижал ладонь к животу. Нэнси почувствовала, как сильно – до боли – он нужен ей.

– Прости. Прости, что не могу быть как другие жёны. Мне плохо от одной мысли о том, что я причиняю тебе боль, но мне так же плохо от мысли, что эти ублюдки могут победить. Этого нельзя допустить. Поэтому я не собираюсь врать тебе и обещать, что остановлюсь. Это выше моих сил.

Он вздохнул и развернул её лицом к себе.

– Обещай мне только, что постараешься быть осторожной. Это ты можешь сделать?

Он снова говорил тёплым, всепрощающим тоном. Она кивнула.

Он подвел её к маленькому диванчику в углу у окна, перед которым стоял столик, и усадил рядом с собой. Нэнси задрала юбку и села верхом ему на колени, распустила волосы, расстегнув бриллиантовую заколку, и высвободилась из верхней части платья, упавшей ей на талию.

– Анри Фиокка, я люблю тебя до чёртиков.

Он запустил руки ей в волосы, привлёк к себе и начал жадно целовать.

4

Майор Фредрик Маркус Бём положил трубку. Ему только что позвонили с известием, что отчёт по зачисткам в Старом квартале будет ждать его в кабинете на Рю-Паради утром, но было уже очевидно, что операция прошла успешно.

До его прибытия в Марсель, в это шпионское логово, немецкие войска только и делали, что теряли здесь людей. Начнёшь следить за подозреваемым – обязательно вернёшься ни с чем, если вообще вернёшься, или тебе на голову выльют ушат дерьма, к радости уличных бездельников. Бём послушал отчёты и жалобы своих военных, оправдания французских властей и отдал соответствующие приказы.

Около половины жителей Старого квартала собрали свои пожитки и уехали, прочитав расклеенные по стенам официальные предупреждения о грядущем выселении. Большинство из тех, кто остался, были арестованы и погружены в поезда, идущие в сторону концлагерей. C ними разберутся там. Большое количество иностранных или французских евреев, оставшихся в Старом квартале, в очередной раз убедились в том, что немцам стало окончательно наплевать на местные законы в последние несколько месяцев. Тех, кто сопротивлялся, пытался сбежать или спрятаться, расстреливали. Бём был словно Геркулес, очистивший город от нечистот за три дня.

Он посмотрел в зеркало в рамке из красного дерева над телефонным столиком и пригладил волосы. В отражении он увидел, что дверь в комнату дочери приоткрыта. Он тихо подошёл к ней и заглянул внутрь.

Телефонный звонок её не разбудил. Соня свернулась под одеялом, не выпуская из рук мягкого кролика. На её бледном лице сохранялось то же выражение концентрации, с которым она в тихий час до ужина сидела за обеденным столом и рисовала или крупным округлым почерком писала письма друзьям в Берлин. Хрупкая невинность ребёнка. Рискуя разбудить её, он вошёл в комнату, заправил за ухо выбившуюся прядь и поцеловал в лоб. Пусть она живёт спокойно, мирно и защищённо.

Он постарался как можно тише закрыть дверь и вернулся в гостиную. В Марселе их с женой и дочерью разместили в уютной квартире рядом со штабом гестапо на Рю-Паради. После ужасных условий, которые пришлось терпеть в Польше, жить здесь было настоящей роскошью. Их маленькая семья комфортно расположилась в пяти меблированных комнатах – всё это благодаря его заслугам по развалу иностранных шпионских цепочек в Париже и обеспечению дисциплины в эскадронах смерти на Востоке, а также – и ему не стыдно было в этом признаться – благодаря прекрасным связям жены в партии.

Его жена сидела в тусклом свете камина и работала над какой-то тонкой вышивкой. Она сама выглядела почти как ребёнок. Когда он вошёл, она отложила работу и направилась к шкафу, чтобы налить ему выпить. Он сел в кресло у противоположного края камина и, расположившись поудобнее, залюбовался стройной фигурой жены и её красивыми ногами.

– Капитан Геллер попросил меня извиниться перед тобой за столь поздний приход, Ева. Он надеется, что не сильно нас потревожил.

Она принесла ему виски и поцеловала, передавая стакан.

– Это очень мило с его стороны, но я совершенно не возражаю, как ты знаешь.

У неё был низкий музыкальный голос, и именно в него он сначала и влюбился. В её голосе звучала уверенность, но не было металла. Он взял её руку и провёл губами по пальцам.

– Почему ты улыбаешься? – спросила она, возвращаясь на своё место и беря в руки корзинку с работой.

– Я благодарю Провидение за то, что послало мне такого соратника.

Он сделал глоток виски. К нему он пристрастился ещё во время учёбы в докторантуре в Англии, и сейчас этот вкус снова и снова возвращал его в комнату в общежитии и к ночным студенческим разговорам.

– Ты про меня или про Геллера? – взглянула она на него из-под ресниц.

– В данном случае про тебя, дорогая, – ответил он, поднимая стакан в её честь.

Она кивнула, благодарно принимая комплимент, но вдруг её лицо приняло задумчивое выражение.

– Думаю, что Геллер – хороший помощник.

Бём задумался о своём заместителе. Геллер носил маленькие круглые очки, но в остальном выглядел вполне здоровым молодым человеком. У него была чистая кожа и рельефные мышцы, склонность к полноте отсутствовала. Бём работал с ним с самого прибытия в Марсель, и всё это время тот не раз демонстрировал свою компетентность. Получив юридическое образование в Гренобле, он прекрасно говорил по-французски и, безусловно, был ярым приверженцем нацизма. Из-за маленьких круглых очков он немного походил на студента, но при этом был сильным и изобретательным допросчиком. Бём восхищался этим. Он производил впечатление мягкого человека, но за этой маской скрывался фонтан жестокости. Шок и удивление от того, что этот невысокий, учёного вида молодой человек может доставить им такую невероятную боль, иногда развязывало языки беженцев быстрее, чем она сама.

– Да. Очень хороший.

Ева отрезала нитку и встряхнула вышивку. На ней был маленький фермерский домик с курицами во дворе и лесами и холмами на фоне. Этот вид напоминал ему о пейзажах под Вюрцбургом. Возможно, если после окончания войны он не вернётся в Кембридж, то завершит исследование там и купит для Евы и Сони именно такой домик.

– Может, стоит как-то ему посодействовать? – спросила она. – Упомяну его в письме дяде Готфриду. – Она заметила, что он рассматривает её работу. – Это последний шедевр Сони, я его лишь немного пригладила. Она вставит его в рамку и подарит тебе, так что не забудь удивиться.

– Обязательно.

– Сегодня я, как обычно, получила письмо от Готфрида. Он пишет, что в Сталинграде у шестой армии шансов не осталось. Почитай, что он пишет про жертвы. Я потрясена, – встревоженно сказала она и стала убирать работу.

Бём допил виски и поставил пустой стакан на полированный столик. Количество жертв и правда было огромным, но у него не было сомнений в том, что войну они всё равно выиграют. Британцы в конце концов поймут, что их единственный шанс победить Советы – объединиться с Германией. А то, что случаются отступления, – на огромной и дикой территории это всего лишь временное явление. На русских как на нации можно поставить крест, и солдатам немецкой армии можно пожелать лишь сил продолжать держаться.

– Думаешь, это очень плохо, что я радуюсь, что мы сейчас вместе во Франции, а не там? – спросила Ева, не поднимая на него взгляд.

– Нет, дорогая, – ответил он, ощущая прилив любви к ней. – Мы можем воздавать должное их жертве, но при этом необязательно хотеть её разделить.

– Хочешь ещё виски?

Заманчиво.

– Нет, спасибо. Мне нужна ясная голова, ещё многое нужно сделать.

Он улыбнулся, но дел и правда было много. Зачистка Старого квартала – хорошее начало, но Сопротивление пустило глубокие корни по всему городу. Возможно, на французах ещё рано ставить крест, но они однозначно испортились и растлились. Если немцы впитали мудрость Дальнего Востока и воспользовались ею, чтобы осознать своё призвание, то французы окунулись в восточную роскошь – чувственные, бредовые фантазии, из-за которых и сгнило их нутро.

– Ужин скоро будет готов. Думаешь, вам уже удалось поймать Мышь?

Легендарную Мышь, которая переправила в Испанию великое множество беженцев и проделала уже столько дыр в сети, которой немцы старательно опутывали южную Францию.

– Возможно. Только время покажет.

5

Море под луной отливало серебром. У Нэнси не было возможности выбирать время для этой операции, но им повезло: ночь была ясная, и луна освещала дорогу вместо фонарей.

Сообщение от тулузского контакта пришло через Антуана: британская подводная лодка проплывет мимо и заберёт у них часть беглых заключенных. Предполагалось, что они смогут взять на борт до пятнадцати человек. Для этого сегодня в назначенное время они подплывут к берегу на лодке, предварительно дав условный сигнал, на который Нэнси должна ответить.

Всё было на доверии – не было никаких гарантий, что это сообщение – не ловушка, что его детали не искажены, что им передали правильное место, время и условный сигнал и что никто из тех, через кого передавала беглецам информацию она, не выдал её.

А ещё что у британцев, заявивших, что они смогут взять на борт до пятнадцати человек, есть запас. В темноте на краю пляжа, помимо Нэнси, было двадцать человек, которым во что бы то ни стало нужно было выбраться из Франции. По большей части это были британцы и с ними – пара весёлых деревенских парней из Айовы из американских ВВС. У них было такое заразительное чувство юмора, что Нэнси успела в них влюбиться. Трое британцев уже неделю сидели на явочной квартире в пригороде Монпелье, говоря исключительно шёпотом и стараясь не передвигаться по квартире, чтобы их не услышал сосед, преданный сторонник вишистского режима. Большинство же остальных сбежали из транзитного лагеря, где ожидали отправки на северо-восток, в Германию. Нэнси, Филипп и Антуан рассчитывали, что их будет шестеро, но новость распространилась по лагерю, и другие заключённые тоже захотели рискнуть. Последнего члена группы они забрали с конспиративной квартиры из самого Марселя, где после появления Бёма оставаться было уже небезопасно. Его звали Грегори. Мать у него была француженка, поэтому англичане сбросили соотечественника с парашютом в тыл врага в помощь лояльным французам, но уже через неделю гестапо схватило его прямо на улице. Оказалось, что его контакт в этом городе перешёл на сторону властей.

В плену гестапо он пробыл целый месяц, а потом пошёл на сумасшедший риск и выпрыгнул в окно первого этажа прямо во время допроса на глазах поражённых охранников. Каким-то чудом ему удалось смешаться с рыночной толпой, где ему помогли. Один мужчина отдал ему свою кепку, второй – длинный голубой плащ, который носило большинство фермеров, третий – собственные башмаки. Офицеры гестапо, которые тут же высыпали из штаба на поиски, внезапно оказались заблокированы – случайно, конечно же – столпившимися хозяевами палаток и тележками, набитыми товаром. Новости о его бегстве дошли до членов Сопротивления, которых в городе по-прежнему было немало. Его обнаружили и передали Нэнси.

Грегори прошамкал ей свою историю, а это было нелегко – ему выбили зубы. Обычно беглецов перегоняли по маршруту через Пиренеи, но у него не было ни малейшего шанса выдержать этот пеший путь. У него были вырваны ногти на правой руке, сломано запястье, треснуто ребро. На теле не было живого места, он был весь в синяках. Нэнси понятия не имела, что с ним делать. Его просто кормили и держали в укрытии, пока не пришло сообщение от британского флота. Слава богу. Она самолично отправилась за ним, и вместе, рука об руку, они прошли по улицам Марселя. Лицо со следами переломов они замотали шарфом Анри, худобу спрятали под пальто Анри, на голову надели шляпу Анри. Они сели в автобус, идущий на побережье, и он тихо и искренне её поблагодарил и больше практически не открывал рот.

Нэнси посмотрела на часы. Чёртовы ВМС опаздывали – не критично и не настолько, чтобы стало ясно, что они не появятся, но всё же опаздывали. Сколько они смогут их ждать? Как ей разместить всех этих людей по квартирам до рассвета, если британцы не объявятся? Здесь, на востоке Марселя, побережье было каменистым и крутым, в основном известняковым, и в темноте выглядело призрачным. Маленький пляж, окружённый кустами дикого шалфея и соснами, был одним из немногих мест, куда могла подойти лодка. Она надеялась, что ничего страшного не произошло. Если всё по плану, субмарина сейчас где-то там, в восьмистах метрах от тёмного и тихого берега, ждёт возможности переправить этих людей через Гибралтарский пролив в Британию. Там они перегруппируются, вооружатся и вернутся в бой.

– Опаздывают, – тихо сказал Антуан у неё за спиной.

– Приедут, – твёрдо ответила Нэнси. В темноте послышался шорох, и подошёл Филипп.

– Сигнала не было? Они опаздывают.

Господи!

– Ты уверена насчёт сигнала, Нэнси? – спросил Антуан. – Может, нам самим им посветить?

– Вашу мать, парни, спокойно! – прошептала она. – Вы хотите немецкому патрулю фонарями посветить? Мы ждём сигнала от них!

– Может, это вообще обман. Вдруг сообщение передали немцы? Прихватят сейчас всех сразу – пленных, нас и знаменитую Белую Мышь. Расселись тут, на бережке, как будто у нас пикник под луной! Видит бог, сообщение пришло именно тогда, когда оно было нужно больше всего. Не слишком ли хорошо, чтобы быть правдой?

Ей тоже приходило это в голову, конечно же. Все они были наслышаны о том, как немцы воровали рации и посылали ложные сообщения в Лондон и обратно, а потом накрывали бойцов Сопротивления, заключённых, склады снабжения – легко и просто, как дети воруют яблоки в саду.

– Если бы по ту сторону были немцы, они бы уж точно объявились вовремя, – злобно отрезала Нэнси.

Филипп хрюкнул, не в силах сдержать смех.

– Отлично, Нэнси. Только согласись – нам становится всё тяжелее. Капитан Бём схватил почти с десяток человек, которых я знаю. Много ли времени пройдёт, пока он не возьмёт кого-то, кто знает нас? Уже слишком много людей вовлечены в нашу работу. Анри попросил меня поговорить с Мишелем, который работает у него на фабрике, – мне он не понравился. Слишком уж активный.

– Ты теперь жалуешься, что французы наконец приходят в себя и готовы воевать? – спросила Нэнси. Филипп начинал её раздражать. – Если Анри попросил тебя с ним поговорить, значит, с ним все в порядке.

– Анри – хороший человек, но слишком романтичный, – не унимался Филипп. – Он считает, что в душе все французы – сопротивленцы. Он не хочет верить, что среди нас тоже есть фашисты. Придёт день, и кто-нибудь из жандармов, которых мы подкупили деньгами твоего мужа, что-нибудь да скажет. Не надо было им платить за расчистку дороги сюда. Лучше было рискнуть с патрулями.

Антуан раздражённо цыкнул, но Филипп был прав. Как бы там ни было, уже ничего не изменить. Антуан сам принял решение и дал взятку, даже не сказав им. Он клялся, что тому человеку можно доверять, он истинный патриот Франции. Но если он такой патриот, почему ему вообще потребовалась взятка?

– Нэнси!

Она вгляделась в темноту и увидела вспышки фонаря в ста метрах от берега – три коротких и одну длинную. Она включила свой фонарь и направила его в темноту. Две длинные вспышки. Выключив фонарь, она стала ждать.

Казалось, прошла целая вечность до того, как послышался плеск воды, затем тихое шуршание гальки, и волна прибоя осторожно вынесла на берег деревянную лодку. Нэнси пошла к ним одна. Команда состояла из двух гребцов и мужчины, в котором она предположила офицера. Все были одеты в шерстяные штаны и холщовые робы, в которых ходят местные рыбаки.

– Готовы к параду? – спросила она.

– Мама прислала шарики, – ответил он. – Боже, вы англичанка?

– Австралийка. Долго рассказывать.

Он кивнул. Времени на болтовню не было.

– Сколько упаковок?

– Двадцать. Одна спецдоставка из гестапо, а ещё тётушка прислала добавку из лагеря. Сможете забрать?

– Справимся, – подумав, уверенно сказал он, – и простите за опоздание – по всему побережью патрули. Этой схемой больше пользоваться не будем. ВМС не может рисковать подводной лодкой, чтобы взять беженцев.

Она повернулась и махнула рукой, подзывая жестом всех, кто ожидал её сигнала у края пляжа.

– Эти ублюдки и маршрут через Пиренеи сделали практически непроходимым. Поторопитесь и выиграйте уже эту войну, хорошо?

– Будем очень стараться.

Он довольно кивнул, увидев, как мужчины организованно вышли из своих укрытий в кустах над отметкой уровня высокой воды и осторожно расселись в лодке.

– Прекрасная работа, дорогая.

Казалось, это никогда не закончится. Мужчины выходили по двое, офицер каждые пять секунд смотрел на часы. Его люди распределяли людей в лодке так, чтобы туда смогли поместиться последние три человека. Грегори зашёл последним. Проходя мимо Нэнси, он взял её за руку и крепко пожал. Не успели его усадить, как с дороги сверкнула яркая вспышка прожектора. Сверху донеслись голоса, говорящие на немецком.

– Пора, – тут же скомандовал офицер.

Один из гребцов спрыгнул на берег, и они вдвоём оттолкнули лодку от берега, упираясь в неё плечами и погружаясь ногами в мокрый песок и гальку. По воде захлестали пули, они запрыгнули в лодку, и офицер отдал приказ грести со всей силы. Нэнси юркнула за деревья, чуть было не попав в пучок света. Слава богу, обошлось. Немцы явно были сконцентрированы на лодке. В темноте она разглядела Антуана – он лежал на спине и целился в направлении прожектора.

Чёрт, это лай? Только бы у них не было собак!

Она пригнулась у куста шалфея и повернулась посмотреть, где лодка. Она по-прежнему находилась в свете прожектора, и как минимум один человек висел на корме в неестественной позе. Сейчас они были лёгкой мишенью.

– Идём, Антуан, – пробормотала она, но не двинулась с места. Получится ли у неё вернуться на дорогу, пробраться через патруль и выстрелить в прожектор из своего револьвера?

Антуан медленно выдохнул и нажал на курок. Над ними раздался звук бьющегося стекла, и свет погас.

– Ты просто красавец! – громко сказала она. – А теперь побежали отсюда.

И это было очень своевременно, потому что послышались крики солдат, бегущих к ним с обрыва. Спуск давался им нелегко – в отсутствие освещения они не могли найти тропу, которая зигзагом вела к воде. На их пути были крутые обрывы и шипы. Нэнси надеялась, что они переломают себе шеи.

Филипп схватил её за руку. Им был открыт один путь отхода – вдоль берега на восток, и они побежали – сгорбившись и пригнув головы. Нэнси чувствовала, как зашкаливает пульс. Это гораздо лучше, чем флиртовать с немцами, пробираясь через патрули. Ноги сами несли её по узкой тропе, и не нужно было думать о маршруте. Мимо неё пролетали пули, со свистом, похожим на мяуканье котят. От этой мысли она захихикала.

Патруль – а это мог быть только патруль, случайно оказавшийся здесь, а не западня, иначе они все уже были бы убиты – продолжал палить по удаляющейся лодке. Идиоты. Она вычислила, что за ними сквозь заросли можжевельника и лавра пробирались всего два человека. И тут их осветил чей-то фонарь. Раздался крик и выстрел. Антуан охнул. Она повернулась в тот самый момент, когда он рухнул на узенькую тропку, держась рукой за бок, и лишь растительность не дала ему скатиться с обрыва прямо в воду.

– Филипп, помоги мне! – зашептала она и увидела, что он повернулся.

– Сюда! Сюда! Они уходят!

Человеку, который стоял на тропе над ними, что-то ответили. Филипп прицелился на голос и свет и взвёл курок. Фонарь, предусмотрительно выключенный немцем, погас, и Филипп перестал видеть свою цель, а тот срывающимся от возбуждения голосом снова стал звать своих друзей.

– Беги, Нэнси, – оттолкнул её Антуан.

– Ну как же, убегу я!

Она согнулась, чтобы обхватить его за плечи, а Филипп снова выстрелил на голос.

– Помоги мне его поднять, – сказала Нэнси, но Антуан оказался быстрее. Он достал из куртки револьвер – револьвер, за который заплатил Анри и который она своими руками отдала Антуану, – вставил дуло себе в рот и выстрелил.

Все случилось так быстро, что Нэнси даже не успела ничего понять. Она молча смотрела, от неожиданности не в силах даже закричать. Филипп завыл и снова выстрелил в темноту. По верхней тропе бежали люди с фонарями. Тогда он схватил её за руку, поставил на тропу и подтолкнул вперёд, совершив ещё несколько выстрелов в темноту за собой. Она споткнулась. Ноги вдруг не знали, что делать дальше. Что натворил Антуан? Этот револьвер был предназначен не для этого. Она дала его, чтобы убивать нацистов, а не себя. Глупый мальчишка, как бы она его сейчас отругала.

– Двигай ногами, Нэнси!

Она побежала, потеряв способность связно мыслить. Как странно быть здесь посреди ночи. Как она сюда попала? Какой приятный тот британский офицер. Разве они не должны дождаться Антуана? Филипп толкал её вперёд до тех пор, пока она наконец не собрала свои мысли в кучу. Она перешла на бег и бежала до тех пор, пока сзади не стихли звуки погони и стало слышно только её собственное сбивчивое дыхание и стрекотание цикад. Они не останавливались, пока не оказались в полной тишине и темноте.