Текст книги "Белая мышь"

Автор книги: Имоджен Кили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

И Нэнси готовилась его взорвать.

Никто больше не катался на поездах ради удовольствия. Рельсы превратились в тёмных змей, перевозящих немецкий личный состав и оружие на север и на юг через сердце Франции. Медленные, массивные железные поезда, набитые солдатами и сигаретным дымом, направлялись сейчас в сторону возможных мест высадки союзников. Им удалось сохранить в секрете свои планы. Нэнси слышала, что немцы высылают подкрепления на юг и на север, предполагая, что их противники высадятся там, но точное направление для атаки они не знали.

А вот Нэнси узнала, собирая рюкзак и слушая приятный голос диктора «Радио Лондона». Нормандия! Она была готова поспорить на своё обручальное кольцо, что это будет Кале, но нет. И сейчас где-то далеко, на холодном атлантическом побережье, многотысячное войско прорывается через песок и прибрежные волны, и время теперь решает всё. Если нацистам удастся перебросить к побережью людей и тяжёлое вооружение, то они могут вытолкнуть союзников назад, в океан. Если же Сопротивление помешает им, сорвёт их перемещения, заблокирует и перережет транспортные артерии, то огромная немецкая военная машина застрянет, истечёт кровью, и войска на берегах Нормандии смогут зацепиться и продвинуться вглубь Франции.

Форнье со своей группой должен был вывести из строя конечную станцию железной дороги на юге Клермон-Феррана, Гаспар – взорвать поезд с топливом, который шёл на север с побережья, а потом и фабрику по его производству. Нэнси, Тардивату и их группе предстояло уничтожить мост Эйфеля через реку Трюйер.

Это была основная цель, которую ей дали ещё тогда, когда Бакмастер приставил пистолет к её голове. Он сам признавал, что это крайне трудная задача. Сетчатая сложная конструкция из скрещённых металлических деталей с клепаным соединением – идеально сбалансированный монстр, способный выдержать множественные повреждения и при этом не разрушиться. Но его нужно было взорвать. Если немцы лишатся этого моста, это серьёзно спутает их планы. А если и другие группы успешно взорвут свои цели – сигнальные посты, узловые пункты, поворотные участки железнодорожного полотна, – транспортные артерии немцев будут пережаты, а ремонтные работы растянутся на долгие месяцы.

В Лондоне инженеры проанализировали размытые фотографии разведки, старые рисунки, открытки и фотографии, которые кто-то из них привёз из весьма приятной поездки по региону, и сошлись во мнении, что подрывать нужно самую высокую секцию арки, на которой и лежит поездная магистраль, но взрывать нужно, когда по нему едет поезд. Дополнительный вес в этом случае гарантирует падение арки. Они были уверены в этом. Нэнси живо представила себе, как они сидят за столом на Бейкер-стрит, достают изо рта трубки и пожимают плечами. Наверняка так и было.

В Лондоне всё казалось достаточно очевидным, но, когда Нэнси увидела мост своими глазами – а это было через неделю после десантирования, – у неё упало сердце. Какая это громадина! Цифры в путеводителях ничего не передают, пока не встанешь под мостом, не задерёшь голову и не увидишь, как эта махина возвышается над тобой в бледно-голубом небе.

Берега по обеим сторонам моста были почти отвесными, поэтому, чтобы подойти к основанию арки, нужно было сначала сползти по покрытому густыми кустарниками склону и обойти массивные навалы камней. Можно подойти и с северной стороны, но более пологий уклон этого берега означал риск стать лёгкой мишенью для солдата с винтовкой и твёрдой рукой. И даже если успешно добраться до основания арки, ничто не помешает этому же солдату сбить смельчака по пути наверх. На довоенных фотографиях к бетонным сваям на каждом берегу вели металлические лестницы, но позже немцы их демонтировали.

Если же удастся забраться на бетонные опоры, то оттуда и по всей дуге арки проложена узкая железная лестница. Проблема только в том, что сетчатая конструкция даёт достаточно хороший обзор, и намерения маки, которые побегут по ней, обвешанные взрывчаткой, будут совершенно очевидны.

Немцы понимали, насколько важную роль играет Виадук, и очень хорошо его охраняли. Нэнси провела достаточно времени под весенним дождём с блокнотом и фляжкой, часами наблюдая за охранниками. Три патруля всегда находились в движении, шагая по узким проходам вдоль рельсового полотна. За десять минут до прибытия поезда звонил колокол, давая им время убраться, и они всегда это делали бегом. Разумно. Берега курировали ещё четыре патруля. На каждом берегу были построены деревянные посты, похожие на сторожевые башни в лагерях для военнопленных, оснащённые тяжёлыми пулемётами. Нэнси и Тардиват головы сломали, думая ночи напролёт, как с ними справиться.

Ещё одной проблемой было то, что никто не знал, в какое время проедет поезд. Нэнси была уверена только в одном – получив известия о высадке десанта, поезда не будут придерживаться обычного расписания.

Нужно было придумать, как отвлечь внимание охранников, чтобы остаться незамеченными, и где устроить засаду на северном берегу, чтобы их нейтрализовать. Потом Нэнси, Фран и Жан-Клер спустятся вниз, переберутся через камни, заберутся по ступенькам, разместят взрывчатку с расчётом на то, что её активирует проходящий поезд, и унесут ноги тем же путём, каким пришли. Все просто.

Организовать отвлекающий маневр было просто, как дважды два. В трёхстах пятидесяти метрах вверх по течению реки располагался узкий автомобильный мост – грустный и неказистый брат прекрасной арки Эйфеля. Его нужно было взорвать. Эта задача была поручена группе Родриго. Далее настанет черёд береговых патрулей, и Тардиват, Хуан и Матео останутся на месте, чтобы отвлекать на себя внимание верхних охранников. И всё должно происходить быстро. Конечно, им может повезти, и получится убить охрану, положить взрывчатку и смотаться, но риск был очень велик. Если их заметят раньше времени, охранники на вышках предупредят поездную бригаду, и состав остановится ещё до моста. И даже если взрывчатка сработает, мост может оказаться подлежащим быстрому восстановлению, и вместо удара ниже пояса получится комариный укус. А Нэнси не была готова довольствоваться столь малым.

42

Мужчина средних лет в комбинезоне медленно ехал на велосипеде по просёлочной дороге из Сен-Жоржа. При каждом повороте переднее колесо издавало скрип. Услышав тихий свист откуда-то сверху, с крутого склона, он спешился, закурил трубку и стал ждать. Через некоторое время из лесистой части вышли Нэнси и Тардиват и поздоровались с ним.

Разговаривать он не стал – просто передал им лист бумаги, развернул велосипед и уехал. А останься он на пару минут дольше, Нэнси бы его расцеловала. Этот мужчина был машинистом поезда, который отдал этой работе тридцать лет. Он любил каждый свой локомотив, каждый вагон и рельсу, а теперь помогал Сопротивлению всё это разрушить. Но разговаривать он не любил. Нэнси чувствовала, что может ему доверять. О встрече они договорились в тот день, когда по радио передали первые строки стихотворения, и она не знала, слышал ли он вчерашние строчки. Но, услышав скрип его велосипеда, она поняла, что он слышал.

– Сколько у нас времени? – спросил Тарди, пока она рассматривала листок.

– Сорок минут.

Забрав из укрытия остаток группы, они вброд преодолели Руиссо-де-Монгон – быстрый маленький приток реки Трюйер – и, чтобы остаться незамеченными, продолжили путь между буков и сосен. Нэнси была благодарна за каждую минуту, проведённую в горах, за каждый час физических тренировок, перенесённых в лагере. Подъём был очень крутой: чтобы взобраться на вершину, им приходилось подтягиваться, хватаясь за тонкие стволы. Наконец они оказались на узком выступе, с которого было видно и дорогу, и мост. Нэнси достала пудреницу, и Тардиват удивлённо вскинул брови.

– Я уверяю вас, командир, вы выглядите прекрасно.

– Когда ты уже повзрослеешь, Тарди, – сказала она и нивелировала весь пафос, высунув язык. Проверив положение солнца, она открыла пудреницу и, поставив зеркало под нужным углом, послала три вспышки. Откуда-то снизу, с реки, в ответ пришла одна вспышка. Нэнси снова ответила – на этот раз двумя вспышками.

– Взорвут через двадцать минут? – спросил Тарди, посмотрев на часы.

– Именно. Ну что, двигаемся? Все помнят план?

Жан-Клер закатил глаза.

– Командир, я могу во сне нарисовать этот мост и при каждом глотке чувствую во рту привкус стали. Можно уже пойти и взорвать его? – спросил он, похлопав по рюкзаку с взрывчаткой.

Губы Нэнси расплылись в улыбке, пальцы зудели. Вот это настоящая жизнь. Вот что значит жить.

– Так точно.

Тарди, Матео и Хуан выдвинулись первыми. Спустя восемь минут за ними последовали Нэнси с Франом и Жан-Клером. Они держались выше патрулируемой немцами тропы, скрываясь в лесистой части склона и наблюдая за происходящим между ними и рекой. Нэнси подобралась к самой кромке леса. До бетонных свай оставалось сто метров открытого крутого спуска.

– Готовы?

Они оба кивнули, не поворачивая головы, не отрывая взгляда от основания моста. Матео сжимал и разжимал кулаки. Нэнси посмотрела на часы.

– Сейчас!

До них донёсся приглушённый звук взрыва – в воздух взлетел автомост, а затем прозвучал ещё один, уже более ощутимый взрыв. Посередине реки вырос огромный столб дыма и каменной пыли. Фран и Жан-Клер сразу же бросились вниз по склону, а Нэнси не удержалась и посмотрела на немцев, патрулирующих тропу с запада. Они побежали на звук взрыва и угодили прямо под пулемётный обстрел из леса. Увидев, как они падают на землю, она тоже побежала.

Жан-Клер уже успел вскарабкаться на шестиметровые бетонные сваи, привязал к опорам верёвку и бросил её им. Его мать была права насчёт его альпинистских способностей, и она имела полное право гордиться сыном: он лез наверх проворно, как крыса по водостоку. А Фран, по словам его сестры, осуществлял регулярные вылазки к своим подружкам в Монлюсоне. Для этого ему приходилось выбираться из дома через окно и уходить по крышам. С тех пор как они с Гаспаром объединились, Фран проявлял к ней необычайное уважение, пытаясь загладить вину за свою попытку убить её в первый день после десантирования. К этому времени они оба уже уверенно обращались со взрывчаткой – аккуратно и без страха. Поэтому она и взяла их к себе в команду на подрыв моста.

Нэнси, а за ней и Фран, забрались на бетонную опору по верёвке. Жан-Клер смотал её и сложил в рюкзак. Нэнси снова посмотрела на часы.

– Пятнадцать минут.

Со стороны автомоста доносились звуки перестрелки. Команде Родриго был дан приказ отвлекать немцев всеми возможными способами.

Нэнси, Фран и Жан-Клер стали забираться наверх по железной лестнице. Не смотри наверх, не смотри вниз, твердила самой себе она. Железная сетка резала окружающий мир на кусочки всевозможных форм. Небо и река, берег и лес – всё было в ромбах разного размера, развернутых под разным углом. Очень не хватало перил. Казалось бы, величайший французский инженер мог предусмотреть поручни. Но нет. Мечтать не вредно.

Скоро патрульные на мосту и на вышках отвлекутся от созерцания остатков автомоста. Нэнси перебирала ногами и думала в ритме собственных шагов: южная сторона, верх – не просматривается; южная сторона, низ, – патруль, скорее всего, убит; северная сторона, верх – не просматривается; северная сторона, низ – просматривается, патруль не убит. Но, возможно, их всё ещё отвлекают. Если они успеют забраться на верх арки, пока никто не смотрит на железную сетку, есть хороший шанс остаться незамеченными. Мышцы горели, и ощущения были приятными. Она делала то, к чему готовилась, ради чего тренировалась. Даже пластит в рюкзаке её не тяготил.

Почти на месте. Она снова посмотрела на часы, и в этот момент над ней раздался предупреждающий колокол. Десять минут, и пройдёт поезд. Чёрт. Осталось пройти совсем немного. Ноги отказывались двигаться, из-за спины доносилось тяжёлое дыхание Жан-Клера.

Всё, на месте. Она задрала голову, выбирая, где лучше всего разместить заряды, чтобы получилась цепь из трёх элементов по ширине рельсового полотна. В каждом брикете было почти по два килограмма взрывчатки, которая должна была прорезать верхнюю часть арки, как горячий нож масло.

Да. Места выбраны. Они распределились. Нэнси осталась на лестнице, а её помощники – проворные, как обезьяны, – начали карабкаться по балкам. Их движения были выверенными и отработанными, переговариваться не было никакой необходимости. Они тоже слышали звон и прекрасно знали, что он означает.

Нэнси пропустила детонирующий шнур внутрь заряда. Жан-Клер шёл по одной из центральных балок. Его порция взрывчатки уже лежала в нужном месте. Она бросила ему шнур, он поймал его, пропустил через заряд и передал Франу. Тот проделал то же самое, повернулся к ним и улыбнулся.

– Шесть минут, – сказала она.

Теперь пусковое устройство. Фран пробрался мимо Жан-Клера к Нэнси, забрал его и подтянулся наверх, к рельсовому полотну.

– Жан-Клер, – сказала она, – возвращайся.

– Просто хотел удостовериться, что оно в безопасности, командир.

Фран поставил переключатель в положение, при котором состав своим весом взорвёт фейерверк. Шесть минут – достаточное время, чтобы уйти. Всё складывалось слишком…

Пули задели железную сетку. Посыпавшиеся искры попали Нэнси в лицо и почти ослепили её. Она завалилась на бок. В этот момент Фран закричал, рухнул на лестницу и покатился. Нэнси ухватила его за ремень и потащила на себя. Пусковое устройство задрожало и полетело вниз, в реку. Фран вскинул руку, но успел только дотронуться до него. Высота была такая, что они даже не услышали всплеск.

– Командир… – позвал её Жан-Клер не своим голосом.

Она повернулась к нему, и их настигла следующая пулемётная очередь. Жан-Клер перегнулся через балку и одной рукой держался за центральную распорку. Его рубашка уже вся пропиталась кровью, и ещё одна рана пульсировала на бедре. Она поползла к нему по балке в тридцать сантиметров шириной, не отводя от него взгляда.

– Жан-Клер, мы тебя спустим.

– Пусковое устройство, – выдохнул он. Каждое слово давалось ему с усилием.

– Оно упало, забудь. Значит, нацистам повезёт сохранить этот мост. Дай мне руку.

Он покачал головой. Посмотрел на неё.

– Дайте мне гранату, командир.

Она поняла. Сама по себе граната мост не разрушит, но если её взорвать здесь, прямо здесь, то и заряды взорвутся.

– Нет.

– Командир. Пожалуйста.

У него больше не было сил говорить. Она достала гранату, вложила ему в руку и сжала его пальцы.

– Снимите чеку.

Она сделала это и провела пальцами по его костяшкам.

– За Францию, – сказала она, и он сумел улыбнуться. Его глаза были наполовину закрыты.

– За свободу, – прошептал он.

– Нэнси! – кричал Фран, протягивая к ней руки.

Она стала осторожно пятиться назад по балке. Как только он смог до неё дотянуться, то схватил и протащил её полметра, а потом поставил на лестницу ниже себя. Необходимости смотреть на часы больше не было. Они уже чувствовали, как подходящий поезд сотрясает землю. Сверху до них доносились предупреждающие крики охранников, но они тонули в оглушительном рокоте приближающегося состава. Под тяжестью локомотива мост содрогнулся и превратился в блестящего монстра из грохочущего металла.

Фран снова закричал её имя, и она вспомнила, что им ещё нужно спуститься по верёвке. Времени не хватит. Фран уже начал спуск. Не успела она обмотаться, как с берега раздалась пулемётная очередь. Она шагнула в воздух и посмотрела вверх – поезд уже приближался к другому берегу.

Она спустилась слишком быстро – верёвка обожгла и ободрала ей пальцы, но всё же это было недостаточно быстро. Они не справились. Поезд успеет проехать по мосту до взрыва.

Всё случилось одновременно: она ударилась о воду, попыталась освободиться от верёвки, течение перевернуло её головой вниз, и сверху раздался взрыв – один, второй, и снова – один, второй. Граната, заряд посередине, западный заряд, восточный заряд. Кроме шума и воды, больше ничего вокруг не было. Она ослепла и оглохла, перевернулась в воде, на неё накатила тепловая и световая волна, ноги бились о камни и корни. Лёгкие раздирало от жара. Вдруг чья-то рука схватила её за запястье и вытащила на воздух, где она, содрогаясь, сделала глубокий вдох.

Это Тарди тащил её на берег. Она оттолкнула его и встала на ноги. Матео тем временем вытаскивал из воды Франа. Они стояли и молча смотрели на происходящее.

Когда облако дыма начало рассеиваться, Нэнси увидела разрез, который они сделали в прекрасной конструкции Эйфеля. Сам мост скрипел и раскачивался, но поезд стоял на нём и не двигался. Почему он не уехал? Она начала тереть глаза, стараясь смыть речную воду и вернуть зрению чёткость. Взрыв прогремел, когда над ним проезжал последний вагон, и теперь он висел между покорёженными балками моста и тянул назад весь поезд.

Свист в ушах понемногу стихал, и к Нэнси начал возвращаться слух. На фоне металлического лязга она стала слышать и другие звуки. Это были крики. Крики солдат из последнего вагона. В шоке от происходящего Нэнси смотрела, как люди из вагонов, стоявших на мосту, отчаянно пытались отцепить от состава последний вагон, а те, кто висел в воздухе, понимали, что с ними делают, и умоляюще кричали.

Солдаты из вагонов, ближайших к локомотиву, разбивали окна, выбирались из поезда и в панике бежали по мосту на север. Один из них поскользнулся – или его оттолкнули, – и он упал в воду, размахивая руками в развевающемся плаще. Поезд снова дёрнуло назад, мост покачнулся, и ещё некоторое количество солдат провалились в небытие.

А затем бездна всё-таки взяла своё. Последний вагон начал срываться, сначала медленно, затем он будто в мгновение ока утащил за собой весь поезд, который пролетел сто двадцать метров вниз. Металл вздохнул и зашатался, словно стряхивая с себя груз. Шедевр Эйфеля не упал, но просел и отклонился в сторону. Рельсовое полотно разрушилось, арку расплющило. Конструкция стонала, как раненое животное.

Кто-то звал её по имени.

– Нэнси! Сейчас!

Это Тарди тряс её за плечи.

– Уходим! – сказала она, и они вместе побежали в лес, к месту встречи. В это самое мгновение зенитная пулемётная установка на противоположном берегу пристрелялась и начала выбивать пулями гальку у них из-под ног.

43

Форнье организовал на плато два полевых лазарета и с полдюжины безопасных мест, где медсёстры, учителя после медицинских курсов и священник могли помочь раненым.

Одному маки из группы Родриго прострелили голень, и Тардиват настоял, чтобы Нэнси отвезла его в лазарет на плато, а заодно показалась и сама. Она заметила, что у неё прострелено плечо, только когда увидела, что с промокшей одежды вместе с водой стекает кровь. Тарди обещал собрать отчёты с остальных групп, которые работали в этот день, и доложить ей. Перевязывая ей руку, он клялся, что всё сделает.

Молодой боец потерял много крови и был очень бледен. В машине он то и дело клевал носом, привалившись к окну. Газогенераторные автомобили ехали невыносимо медленно, но зато были способны преодолеть подъём. За пять километров до лагеря, в который они направлялись, их остановил маки с винтовкой наперевес и с сигаретой в зубах. Он подошёл к окну водительского сиденья, держа оружие наготове, но узнал Нэнси, убрал его и затушил окурок о гравий.

– Командир Нэнси! У нас двое раненых. Сможете взять?

– Запрыгивайте.

Он помахал рукой, и из леса вышла группа мужчин. Они несли двух юных маки – один был без сознания, а второй в сознании и что-то бормотал. Когда его укладывали на заднем сиденье, он кричал от боли.

– Это же вы должны были ликвидировать пути на западе, так? Что пошло не так?

Остановивший её маки пожал плечами.

– Ничего. Просто не повезло. Взорвать рельсы было легко, но на обратном пути мы упёрлись в патруль.

Наверное, были так довольны собой, что расслабились и не смотрели по сторонам. Но вслух она этого не сказала.

– Залезай. Поддерживай в нём жизнь, пока мы не доедем.

У него был такой вид, словно он предпочёл бы ещё раз столкнуться с патрулем, чем ехать с ними. Он забрался внутрь, сложил куртку и подложил её под голову кричащего от боли друга. Остальных они оставили самостоятельно возвращаться в свои лагеря.

Лазарет был переполнен. Два доктора, три медсестры и все, у кого хватало духу выдерживать происходящее, помогали чем могли. Снаружи Нэнси обступили молодые бойцы – они отталкивали друг друга, желая во что бы то ни стало рассказать про свои успехи – про сожжённые мосты, перерезанные телефонные и телеграфные кабели. Внутри было уже не до разговоров.

Нэнси провела там несколько часов. Сначала её собственную рану промыли и обработали, а затем она осталась помогать. Ей пришлось держать кричащего от боли парня, у которого доктор доставал пулю из плеча. Морфин оставляли только для раненых в живот и для случаев сильных ожогов. Один из раненых – недавно присоединившийся к одному из отрядов маки фермер в возрасте за сорок – решил, что она его жена. Он спокойно проинструктировал её, что делать с урожаем, а потом сжал ей руку и сказал: «А теперь я должен идти» – и умер.

Когда она наконец вышла на воздух, плато уже погрузилось в темноту. Где-то далеко под ними звенел церковный колокол. Гаспар, Денден и Тарди стояли, опустив головы, у ряда свежих могил. Священник из Шод-Эга усталым голосом читал молитвы.

Нэнси подождала неподалёку, пока они не закончили, а затем подошла к ним. У Гаспара была перевязана нога, и он опирался на пастуший посох, который, без сомнения, был взят с одной из заброшенных ферм. В таком виде, да ещё с заплаткой на глазу он как никогда походил на пирата. Но было не смешно.

– Колокол звонит по нашей победе, командир, – сказал он, когда она подошла. – Франция встаёт с колен.

– По победе? – переспросила Нэнси, смотря на могилы. Мальчик с ранением в живот, которого она везла, не выжил. Он перестал кричать где-то за полтора километра до лагеря. Когда они доехали, его друг плакал. Как только машина остановилась, он спрыгнул, не поднимая глаз, и пошёл в лес.

– Они знали, на какой риск идут, Нэнси, – сказал Денден.

– Смелое утверждение от педика, который даже оружие в руках не держал, – съязвил Гаспар.

– Моё оружие – радио, – заносчиво ответил Денден.

Только не это! Чем дольше она работала с Гаспаром, тем чаще Денден его провоцировал. Форнье их перепалки только смешили, а Тарди было всё равно. Нэнси дрожащей рукой убрала с лица волосы.

– Не сегодня, мальчики. Не здесь, – сказала она и ушла.

44

На следующий после катастрофы день Бём приехал посмотреть на остатки Эйфелевого моста. Когда он уходил, охранники не знали, как себя вести, и на всякий случай пошли за ним.

Нужно было прислать его сюда раньше. Это возмутительно! Можно даже сказать, что это предательство со стороны руководства – так долго не направлять его в Овернь. Ему стало очевидно, что местные мэры и значительное количество жандармов уже несколько месяцев находятся в тесной связи с партизанами. Если бы его прислали сюда зимой, когда на снегу гораздо проще выследить маки, когда голые ветки деревьев позволили бы им увидеть с воздуха их жалкие стоянки, всего этого можно было избежать. Фюрер легко переместил бы в нужное место людей и технику, и союзники уже были бы отброшены назад, в океан. И они – разгромленные и плачущие – уже бы умоляли разрешить им объединиться с Германией против России.

Он обратился к охраннику, стоявшему рядом с ним.

– Вы же видели её, так?

– Всего мгновение, сэр! Когда она летела вниз с моста.

– Опишите её.

Юноша смутился.

– Не знаю… столько всего происходило… это было как раз, когда поезд…

Они оба посмотрели вниз, на воду, где всё ещё лежали вагоны, а тела, застрявшие в обломках, как водоросли, покачивались в течении реки.

Бём вздохнул.

– Вполне понятно, что ваше сознание блокирует столь болезненное воспоминание. Я владею одной техникой, которая может помочь, если вы не против.

Охранник улыбнулся, ободрившись.

– Конечно, сэр!

– Очень хорошо, – сказал Бём, подойдя ближе.

Он схватил его за лацканы и потащил к искорёженному краю моста, где заставил балансировать над рекой, удерживая на вытянутой руке. Слышны были лишь удары его сапог о металлическую балку.

– Я не дам вам упасть. Углубитесь в чувства. Пожалуйста, просто чувствуйте. – Охранник выглядел так, словно его вот-вот вырвет. – Еврей Фрейд выдвинул теорию, что подавленная травмирующая ситуация может вернуться на уровень сознания, если снова вызвать связанные с ней эмоции. А теперь думайте.

Охранник кивнул, и Бём втянул его обратно. Шатаясь, молодой человек вышел с моста на прочное основание. Бём – за ним.

– Теперь закройте глаза и мысленно вернитесь в момент взрыва. Что вы видите?

На этот раз охранник справился гораздо лучше. Это была она. В этом не могло быть никаких сомнений. Эта мысль мелькала у него в голове и раньше, когда он услышал про женщину, командующую маки, из-за которой сорвалась атака на гору Муше, но теперь он был уверен. Мадам Фиокка, Белая Мышь, – теперь и здесь, в эпицентре его неприятностей в Оверни. Да уж, провидение работает весьма загадочным образом. Будь это какой-то иной агент, Бёму бы потребовалось время, и немало, чтобы получше изучить его – выявить укрытия, узнать о привычках и слабостях. Но Нэнси он уже знал. Значит, ещё не всё потеряно.

Он вернулся к машине, где его ждал Геллер, занятый полировкой очков. Увидев улыбку на лице начальника, он пришёл в крайнее недоумение.

45

Всплеск подрывной активности был только началом процесса, конца которого видно не было. Из Лондона сыпались новые цели, а кампания по созданию препятствий для немцев, стремящихся усилить свое присутствие в Нормандии, превратилась в попытку взять на измор, связать им руки и деморализовать. А это означало новые выбросы снабжения, новые засады и нескончаемые регулярные подвозы провизии и оружия соседним группам маки, разбросанным по всему району. Ситуация осложнялась тем, что все они были вынуждены постоянно мигрировать, опасаясь налета немцев.

Дни сливались в один. Нэнси спала урывками – в полях в ожидании выбросок, в машине, в обнимку с винтовкой, когда за рулём был кто-то из испанцев. Союзникам удалось закрепиться в Европе, и теперь от маки зависело, усилят ли они свои позиции. Взорвав все объекты из лондонского списка, они составили свой. Вместе с сотрудниками железных дорог они составили план и взорвали все пути, достаточно широкие для провоза бронированных машин, тем самым вынудив немцев перемещаться в меньших, более уязвимых вагонах, на которые маки устраивали молниеносные налёты и растворялись в лесу, оставляя на рельсах горящие поезда, набитые кричащими солдатами. Когда начиналась пальба, Нэнси просыпалась и жила. Как только её жизни переставала угрожать реальная опасность, её тело выключалось, и она проживала промежуточные часы между рейдами, как в дурмане.

Конечно же, все были наслышаны о карательных расправах над местным населением. Ещё задолго до того, как Нэнси убежала в Лондон, была известна привычка нацистов убивать заложников в отместку за скрытые действия противника. Сначала они притворялись, что расстреливают политических пленных, курьеров и коммунистов, находящихся в их тюрьмах, но теперь даже о видимости порядка, контроля и справедливости было забыто. Возможно, французы не ожидали, что СС будет так вести себя во Франции. Даже узнав, что в Чехословакии после убийства одного из лидеров гестапо по фамилии Гейдрих начался массовый террор и были полностью истреблены две деревни с мужчинами, женщинами и детьми, французы подумали – нет, это возможно только в Восточной Европе.

Но теперь они знали, что это не так. Слепая ярость эсэсовцев, когда их враг исчезал в горах и долинах, обрушивалась на тех, кто был привязан к своей земле и семьям и не мог убежать.

– Чёрт. – Нэнси моргнула и подняла голову.

Они ехали через Ведрин-Сен-Лу по знакомой дороге. Здесь они иногда покупали продукты у одного фермера. За следующим поворотом в небо поднимался столб дыма. Она протёрла глаза и присмотрелась.

– Объехать? – спросил Матео.

Нэнси снова и снова вглядывалась в дым.

– Нет. Если это ферма Бойе, то она уже давно горит, и нам придётся потратить два часа и много топлива на крюк. Поедем прямо.

Первый труп они увидели ещё до поворота. Это был пожилой мужчина, работник той фермы, где им тайком продавали сыр. Немцы повесили его на каштане, который своими тяжёлыми ветками бросал на дорогу тень. У Нэнси пересохло во рту. Матео повернул за поворот и начал замедлять ход.

Ещё два тела – фермер и его жена. Бойе потерял руку в 1918 году, что позволило ему избежать призыва, и работал за троих, чтобы прокормить животных и наполнить хранилища. Их повесили рядом в проёме чердака сенного амбара. Сейчас же их дети пытались снять тела.

Девочка лет двенадцати на чердаке пыталась перерезать верёвку перочинным ножом, а их сын, чуть младше сестры, ждал внизу, подняв руки и готовясь поймать тела. Из дома за амбаром продолжал идти дым.

– Остановись, – скомандовала Нэнси.

– Нэнси, мы уже ничем не поможем, – ответил Матео.

– Останови машину, бери Жюля и помогите детям снять родителей.

Он уже знал, что, когда она говорит таким тоном, лучше не спорить. Он остановил автомобиль, вылез, и Нэнси услышала, как он раздает задания маки, сидящим сзади.

Двое из них взяли фермеров за ноги, а ещё двое перерезали верёвку. Тела упали, как свежие фрукты. Нэнси вспомнила, как Анри возил её в Бордо посмотреть на сбор винограда, и она любовалась, как тяжёлые фиолетовые сочные грозди с серым налётом падают в корзины.

Дети, плача, кружили вокруг мужчин. Когда один из них понёс женщину через двор, девочка схватилась за её юбку. Времени их хоронить не было. Матео сказал положить тела под кладкой дров, закрыл им глаза и снял с шей верёвки. Девочка села между ними на земле и стала молча оплакивать родителей. Она поворачивалась то к отцу, то к матери, трогала их, брала за руки и отпускала, и снова брала.

Нэнси вышла из машины, достала из кармана конверт, отсчитала толстую стопку купюр. Сколько стоит родитель? А два? А дом? Столько денег у неё не было. То, что она даст, хватит на еду на несколько недель. Отдать их мальчику? Где мальчик?

Озверев от ненависти, он бросился к ней с маленьким ножичком, которым его сестра только что пыталась перерезать верёвку. Когда он успел его забрать? Он кричал, что это она виновата. Что он её убьёт. Она стояла и не двигаясь смотрела, как он к ней бежит. Матео отвернулся от тел и выхватил пистолет, но Жюль оказался быстрее – он сидел у ворот и прыгнул наперерез, остановив мальчишку прикладом винтовки. Ребёнок рухнул, как мешок с овсом. Нож вылетел из руки и упал в грязь. Жюль склонился над мальчиком, осмотрел его и встал.