Текст книги "Белая мышь"

Автор книги: Имоджен Кили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Она быстро оделась, сходила в лес облегчиться и поднялась в лагерь.

Что за..? Тардиват держал за руку Энн. Она сжалась от страха, он же стоял с поднятой рукой. Увидев Нэнси, он бросил девушку на землю.

– Командир, эта глупая девица разожгла костёр под открытым небом. Она часами сигналила дымом!

– Хватит пугать ребёнка и потуши костёр.

– Я испекла хлеб, мадам, – сказала Энн, показывая на дюжину круассанов, разложенных на платке на траве. – Вчера вечером я решила приготовить для вас особенный завтрак, чтобы поблагодарить.

Глупая девчонка. Разве можно переводить продукты ради обеда для избранных? А дальше что? Торты на день рождения? Бедняга. Нэнси вспомнила своё собственное бегство и как добры к ней были незнакомые люди в самые трудные первые дни.

– Ладно, Энн. Просто больше так не делай.

Энн торопливо собрала круассаны в подол собственного платья и понесла их в автобус. Тардиват тушил костёр, не переставая браниться.

– Самолёты пролетали? – спросила Нэнси.

Он покачал головой.

– Но день ясный. Они могут увидеть наш дым с большого расстояния, а мы при этом их не увидим.

Нэнси засунула руки в карманы.

– Скажи, чтобы охранники смотрели в оба. И мне нужен ты, Форнье, Матео и Гаспар в автобусе как можно скорее. Из Лондона пришли новые сообщения.

– Вы не передумали? Уходите? – спросил он после паузы.

– Да. Боишься, я выдам нашу позицию? – не удержалась она.

– Этого я не боюсь, – обиженно ответил он. – Я боюсь, что Бём врёт и вы впустую нарушите данное нам обещание.

Она отвернулась. Маловероятно, что Матео забудет про вчерашнее, когда услышит, что сделала Энн. А потом, когда они поймут, что она ушла, будет в десять раз хуже. Хватит. Она не собирается объясняться перед ними. Ещё час – и её работе миротворцем, мамочкой, душеприказчиком и нянькой придёт конец. Сами разберутся. Она пошла в автобус.

– Мадам, простите меня. – Девочка семенила за ней, как щенок.

Нэнси посмотрела на неё. Какая она маленькая и хрупкая! Сколько ей лет? Максимум восемнадцать. Всего на год старше, чем была она сама, когда сбежала из дома. И, бог свидетель, с тех пор Нэнси совершила немало ошибок. Только ей повезло убежать в мирное время.

– Это я виновата, Энн. Мне нужно было познакомить тебя с мерами безопасности вчера. Круассаны очень аппетитные. – Энн улыбнулась. – Мои помощники скоро придут на совещание. Возможно, они тебя простят, когда их съедят.

50

План им понравился – это было очевидно. Гаспар уже стал властелином придорожных засад, а Форнье разработал схему работы с пластитом, благодаря которой со дня «Д» они взорвали с дюжину маленьких мостов и два крупных завода. Но, конечно же, все ждали настоящего боя.

При этом они продолжали злиться на неё – за Энн, за Дендена, поэтому пытались не показывать свою радость. Боже, они ведут себя как мальчишки. Энн принесла круассаны и даже умудрилась откуда-то стащить масло. Запах был божественный. Все набросились на еду, а Матео даже не смог потерпеть и намазать свою булку маслом. Он прокусил хрустящую корочку и закатил глаза от удовольствия. Да, сейчас они всё будут готовы простить. Мужчины!

Нэнси же, наоборот, медленно намазала маслом свой круассан, чтобы в полной мере насладиться вкусом. Тардиват демонстративно игнорировал тарелку, тыча пальцем в карту.

– Если получится найти здесь маршрут – а я знаю проводника, которому можно доверять, – мы сможем обстрелять их с высоких позиций. И тогда вся эта часть дороги превратится для них в поле смерти.

Идея хорошая. Она отложила круассан.

– Сколько человек нам понадобится?

Матео застонал. Она вопросительно посмотрела на него – ему не нравится план? Он побагровел и схватился за горло.

– Матео, чёрт, ты поперхнулся? Обжора. Постучи ему по спине, Гаспар, и дай воды.

Гаспар засмеялся и стукнул его по спине. Тот ещё сильнее закашлялся, а изо рта потекла слюна. Он начал царапать горло и снова кашлянул. Карта покрылась каплями крови.

– Чёрт! – закричал Гаспар, взял стакан воды и начал пытаться влить её в Матео, но тот отпихнул его, поднялся на ноги, вышел из автобуса и упал.

– Это яд! – сказал Форнье. Он вышел вслед за Матео и опустился рядом с ним на колени.

Послышались шаги – по тропе спускались бойцы, в том числе и испанцы, с винтовками наперевес. Матео бился в конвульсиях на траве.

– Переверните его на бок! – сказала Нэнси. Она опустилась к нему и подложила руку ему под голову.

В глазах у него была паника, кровь изо рта струилась ей на запястье. Она гладила его по волосам, старалась поймать бегающий взгляд. Трудно было понять, узнаёт он её или нет. Она снова и снова звала его по имени – тихо и чётко. Он забился в конвульсиях и напрягся, мышцы на шее натянулись, как верёвки. Хриплый выдох – и его глаза потухли. Это невозможно. Но это правда.

Нэнси встала. Энн смотрела на происходящее из-за спин испанцев и остальных маки. Нэнси бросилась к ней. Девушка повернулась и побежала в лес, вверх по склону, в направлении к выступу. Нэнси двигалась быстро, в её голове было пусто. Энн всхлипывала и вскрикивала на бегу. Разрыв между ними неумолимо сокращался. Сердце у Нэнси готово было выскочить из груди, но исход был предрешён. Девушке просто некуда было деваться.

Энн выбежала на пригорок и едва успела остановиться перед обрывом, замахав руками. Она шагнула назад, упала на сухую траву и увидела, что Нэнси заблокировала путь к отступлению. Она снова поползла к обрыву на животе.

– Я ничего тебе не сделаю, Энн.

Нэнси шагнула к ней, Энн снова попятилась. Боже, сколько ужаса у неё на лице. Животного ужаса. Нэнси сделала глубокий вдох.

– Ты же не хотела нам вредить? Тебя кто-то заставил?

Энн хлопала глазами, но Нэнси заметила еле заметный кивок.

– Я понимаю… Я понимаю. Отойди от обрыва. Давай поговорим, только ты и я. Я ничего тебе не сделаю.

Энн водила глазами по сторонам, как сумасшедшая.

– Энн, я никому не позволю что-нибудь с тобой сделать. Даю тебе слово.

Нэнси ещё немного подвинулась к ней, протянула руку. На этот раз Энн взялась за неё.

Отравленный хлеб горел в прикрытом костре. Маки смотрели, как Нэнси ведёт Энн в автобус. Проходя мимо Тардивата, она увидела у него в глазах немой вопрос. Ответ на него она пока не знала и сама. На столе всё ещё лежала запятнанная кровью карта. Нэнси не стала её убирать.

– Расскажи мне всё.

Девушку трясло, как от лихорадки.

– Давай, Энн, мой внутренний ангел утверждает, что мы можем решить все проблемы, обсудив их. Поэтому давай рассказывай.

– Человек из гестапо… сказал, что это мой долг. Что я особенная.

Бём. Ну конечно, он.

– Когда?

Энн оглянулась, словно он вот-вот выпрыгнет из-под сиденья.

– Когда он это тебе сказал? Вчера вечером?

– Он зашёл в кафе через несколько минут после вашего ухода. После того как ваш друг повёз вас в хлев. Мы все знаем, что он арендовал его у месье Бутеля. Я помню, что всё ещё плакала. Он очень заинтересовался, когда я сказала ему своё имя и что мы с вами разговаривали. Он был добр. Немцы хотят построить лучший мир. Евреи и иностранцы хотят им помешать. Он сказал, что всё из-за таких женщин, как вы… Вы вынуждаете немцев делать вещи, которые они не хотят делать. Например, сжигать фермы. Он сказал, что, если вас и ваших людей не будет, наступит мир. Он много чего говорил. И дал мне порошок, который я должна была положить вам в еду. Он послал меня за вами.

Значит, кто-то заметил Нэнси ещё до того, как она вошла в кафе. Она вспомнила мужчину, который прошёл мимо них на улице.

– Он сказал, что защитит мою семью! Что я должна быть смелой ради них. Что защитит меня!

Внутри у Нэнси всё клокотало от гнева. А ведь она увидела себя в этой девочке!

– Он не может. Только я могу это сделать, Энн.

Энн…

– А ты рассказала ему, что я сказала про книгу? – Энн недоумёенно кивнула головой. Бём знал, какая у неё любимая книга. – И это Бём надоумил тебя сказать, что убежала от матери?

Она кивнула.

– Ты знаешь, как он получил эту информацию? – наконец вымолвила Нэнси. – Он её узнал, пытая моего мужа, нацистская ты сука!

Она схватила Энн за руку и вытащила из автобуса. Та пыталась сопротивляться, плакала и царапалась, хваталась за старые сиденья, за дверь, но куда ей было тягаться силами с Нэнси.

– Вы сказали, что ничего мне не сделаете! – кричала она, когда Нэнси бросила её к ногам Тардивата.

Он поднял её, схватив за правую руку, а Родриго взял за левую.

– Что ж, значит, и ты, и я – лживые сучки, – отрезала Нэнси.

Что же сделал Бём с Анри, что тот рассказал ему эти маленькие секреты её жизни? Про её семью, её любимую книгу. Она перенеслась в своё тайное убежище под террасой в Сиднее, снова почувствовала его сухость и жару. Там она читала, подставив книгу под узкие полоски света между половых досок и всё время опасаясь услышать шаги матери над головой.

Нэнси расстегнула кобуру и протянула пистолет Хуану.

– Она убила твоего брата.

Он покачал головой:

– Она всего лишь девчонка.

Энн сползла вниз между держащими её маки.

– Отпустите меня… Простите, простите. Вы меня больше никогда не увидите.

– Тарди?

– Я не могу.

– Отлично.

Нэнси прицелилась. Энн подняла голову и смотрела прямо Нэнси в глаза.

– Он мёртв! Ваш муж. Майор Бём сказал своему капитану, что очень жаль, что он не продержался дольше, потому что он очень им помог. – Нэнси начала нажимать курок, и лицо девушки исказилось злобной гримасой. – Хайль Гит…

Нэнси выстрелила дважды. Она дёрнулась, и Тарди с Хуаном отпустили её. Нэнси вернула пистолет в кобуру и ушла в лес, оставив мужчинам убирать беспорядок.

Она подошла к обрыву и упала на колени. У неё снова тряслись руки. Ей нужна минута, всего минута передышки. Но мозг её не даст. Анри мёртв. Тарди прав, Бём врал. В ушах стоял звук булькающей в горле Матео крови, в руках ощущалось тонкое запястье Энн, а перед глазами стоял её последний, яростный взгляд убийцы.

Мир теперь совершенно невозможен, по крайней мере для неё. Бакмастер и такие, как он, думают, что мир – это просто конец боевых действий, аккуратное свёртывание немецкой армии, свободные и благодарные французы. «Конец близко, Нэнси!» Он дурак. Они все дураки. У этого ада нет конца, у него просто разные цвета и вкусы.

Верёвка, на которой Денден учил её зависать над обрывом, всё ещё валялась тут. Обычная верёвка – из точно такой же немцы сделали петли для однорукого фермера и его жены. Нэнси встала и подняла её. Один конец был крепко привязан к дереву. Они теперь покоятся с миром. Вот это и есть мир. Не ад, не рай, а просто место тишины, где не нужно думать и помнить. Нэнси сделала петлю. Там нет ни любви, ни ненависти. Ни подлецов, ни пропаганды, ни детей, отчаянно мстящих за родителей. Ни гнева, ни вины. Ни Анри. Она обмоталась верёвкой.

Вид у неё сейчас, наверное, тот ещё. Инстинкт – сильная вещь. Она вытащила из кармана пудреницу, открыла её и посмотрела на себя. Вытерла уголок рта, поймав собственный взгляд.

Её вдруг охватили ярость и омерзение, и она швырнула подарок Бакмастера в пропасть. Милый прощальный подарок, в котором ей слышалось: «До свидания! Надеюсь, тебя не запытают до смерти и ты не умрёшь с голоду». Нэнси бросилась за ним следом, но повисла.

Стопы упираются в обсыпающийся обрыв, руки – впереди, как у парашютиста, верёвка туго затянута вокруг талии. Узел чуть подался, и Нэнси дёрнуло вперёд. Она улыбнулась. А если узел сейчас развяжется? Давай, Бог, если Ты есть. Я лёгкая добыча. Может, она со своим новообретённым талантом нести смерть просто растворится в чистом воздухе Кантали, а её плоть будет питать деревья и сгноит её грех.

Но узел дальше не пошёл, и она продолжала смотреть вниз на долину, думая о Бёме, вспоминая его внимательную мягкую улыбку, которая доказывала, что он доволен миром, в котором живёт. Он сейчас в Монлюсоне, сидит за столом, подписывает документы, вершит судьбы: этот пленный пусть умрёт, эту деревню – сжечь дотла, этих мужчин – избить до такой степени, что собственная мать не узнает, этих – засунуть в вонючий вагон для скота, да покучнее, и пусть едут в трудовой лагерь в Германию. При этом сам он – не в аду. Как это возможно? Она нашла баланс и подняла руки вверх.

Она – царица бездны. И она навлечёт ад на него.

51

Тардиват, конечно же, воспринял идею в штыки. Его первым порывом было утешить её, проявить сочувствие – он понимал, каково было Нэнси, когда Энн бросила ей в лицо известие о смерти Анри. Когда она сказала ему, что у неё изменилось только намерение, а пункт назначения остался прежним, он разозлился и ушёл, в сердцах сказав, что это самоубийство и идиотизм, бессмысленная трата людей и ресурсов.

– Мы пойдём, командир, – сказал Родриго. – Я и Хуан. Я не позволю, чтобы это осталось неотмщённым.

– Вот именно! – Денден так сильно стукнул по столу, что зазвенели грязные чашки. И чашка Энн. – Это же не что иное, как личная месть! Месть за Матео, за твоего мужа.

– И что, чёрт возьми, в этом плохого? – спросила Нэнси, открывая ящик с гранатами и передавая испанцам по поясу.

– Ты здесь должна действовать в интересах всех нас, – ответил Денден. – Всех, кого нацисты убили и кого ещё убьют. Тебя тренировали для этого.

Рене почесал за ухом.

– Мне всё равно, почему она их убивает. Лишь бы убивала. Я в деле.

– Он просто вовлёк тебя в свою игру, Нэнси, – не оставлял попыток Денден.

– Хватит! – злобно посмотрела на него Нэнси. – Господа, я очень ценю ваше беспокойство. Вам необязательно идти с нами. Но я не смогу и не позволю оставить всё как есть. Будь готов выдвинуться через час, – обратилась она к Хуану. – Ты тоже, Рене.

– Можно я возьму свои игрушки?

– Конечно.

– Ура! Пойдём, парни, наберём ещё желающих.

Денден смотрел из окна, как Рене бегает по лагерю.

– Он же сумасшедший. Ты заметила, Нэнси?

– Мы сейчас все такие, – пожала плечами она. – Последние инструкции из Лондона у тебя есть, Денден. А здесь расчёт сумм, которые мы должны семьям бойцов. – Она протянула ему свои записи, сделанные в те драгоценные часы, когда ей казалось, что она сможет спасти Анри. – Координаты тайников с оружием и возможных мест для парашютных десантов. И наши коды. Ты знаешь, что делать, если я не вернусь.

Он положил листки в задний карман и медленно поднялся на ноги. Вчерашнее избиение ещё давало о себе знать – он передвигался, как старик.

– Знаю. Но ты возвращайся.

Когда он ушёл, Нэнси взяла свою шёлковую подушку, маникюрные ножницы и распорола шов. Ощупав наполнитель, она нашла с десяток таблеток цианида. В полумраке они напоминали жемчужины. Собираясь во Францию, она хотела зашить по одной в каждую гимнастёрку, чтобы иметь своего рода страховку от гестапо. Конечно, в УСО никто не инструктировал их кончать с собой в случае плена. Таблетки просто вежливо выдавали как альтернативу. Не можете выдержать пытки? Хотите прекратить избиения и насилие? Не сможете вынести стыд, если предадите своих? Не хотите рисковать? Примите фирменное средство доктора Бакмастера и больше ни о чём не беспокойтесь.

В Болье ходили слухи, что никто их так и не принял, но от мысли, что в крайнем случае всё можно закончить, становилось чуть легче вынести этот ужас. Может, и так, но она знала, что суицид – не её вариант. Что бы ни случилось, она не прибегнет к этому выходу. Из сумки она достала полфлакона одеколона – ещё один подарок с Бейкер-стрит. Отвинтив распылитель, она бросила внутрь таблетки и убедилась, что они растворились и превратили приятный, дорогой парфюм в яд.

Ход войны действительно переломился. В Монлюсоне одна мадам согласилась провести Нэнси в штаб гестапо всего за тысячу франков и обручальное кольцо. Они сидели на кухне её маленького тихого дома в переулке. Нэнси удивилась, насколько легко ей было расстаться с кольцом. Для неё оно превратилось в обычную побрякушку. Ей нужен был Анри, а не эта маленькая полоска золота.

– И документ, – добавила она.

– Какой документ, мадам Жюльет? – Нэнси настояла, чтобы ей выдали и платье, и сейчас она примеряла его, любуясь своим видом в полноразмерном зеркале. Крой был хитрый – платье из тёмно-синего хлопка облегало её округлости, но выглядело не настолько вызывающе, чтобы на неё оборачивались на улице.

– Вы должны подписать вот это. Своим настоящим именем.

Нэнси повернулась и увидела, что мадам Жюльет что-то пишет.

– Что это?

Мадам выпрямила спину.

– Прямо сейчас, как только мы с вами сделаем то, что запланировали, я уезжаю из города к сестре в Клермон. Немцы проигрывают. Когда им придёт конец, люди скажут, что я им содействовала. В этом документе сказано, что я была очень хорошим другом Сопротивлению.

Нэнси посмотрела на неё – холёную и откормленную. Не приходилось сомневаться, что клиенты подбрасывали ей продукты с самого первого дня, как немцы зашли в Монлюсон. Интересно. Люди Форнье говорили, что от тех, кто пришёл к ним в лагерь после дня «Д», пахло нафталином, а фермеры, которые в прошлом году отказались им помочь, сейчас часами шли пешком, чтобы предложить им вкусности со своих полей. Несмотря на то что немцы ещё наносили ответные удары, всем было ясно, что в конце концов они падут. И нужно будет платить по счетам.

Нэнси взяла ручку и подписала документ вопреки всем правилам, которые ей вдалбливали в голову в Болье: «Нэнси Фиокка, урожденная Уэйк». Мадам Жюльет шумно вздохнула.

– Я отведу вас ко входу. Сегодня моих девочек там нет, но я не единственная сутенёрша в городе. Офицеры могли заказать и других.

– Что ж, значит, им не повезёт, – ответила Нэнси и отдала ей ручку. Она позволит сбежать мадам Жюльет, но это не означает, что так же повезёт и остальным коллаборационистам в этом городе. – Документ у вас. Ведите.

52

Жюльет повела Нэнси в переулок, миновав главный вход. Штаб гестапо находился в бывшем отеле, окна которого выходили на многолюдную площадь около железнодорожного вокзала. Каждый день жители Монлюсона видели, как офицеры СС в форме и чёрных кожаных куртках встречают членов городского совета и проводят с ними встречи и брифинги. Люди видели их и старались как можно скорее пройти мимо. До войны такси и частные машины высаживали бизнесменов и туристов у элегантной галереи с колоннами, а их багаж, а также продукты и бельё заносились в отель с заднего входа. Теперь именно там осуществлялась настоящая деятельность гестапо – во все часы дня и ночи туда съезжались фургоны, полные скованными страхом людьми, а охранники отмечали в списках имена мужчин, женщин и детей, которых, как скот, вели через старые служебные двери и бросали в камеры.

А ещё через эти двери проносили всё то, что служило удовольствию офицеров – предметы роскоши, конфискованные из погребов, магазинов и заброшенных вилл, и женщин. Вход на задний двор охраняли четверо караульных: двое стояли на верхних платформах, которые давали им обзор всего двора и подъездной дороги, и ещё двое – у шлагбаума. Они проверяли людей по спискам и впускали и выпускали их, поднимая заграждение. Караульный пристально взглянул на Нэнси, и она поспешила опустить глаза, побоявшись, что он разглядит в них ненависть. Она ощущала, что кровь у неё черна, а в костях столько яда, что она может убить этого охранника одним прикосновением.

– Девушка не та, что обычно, – сказал караульный. – Капитан Гессе любит попышнее, чем эта.

Нэнси почувствовала на себе его внимательный взгляд.

– Софи заболела, – равнодушным и даже раздражённым тоном ответила Жюльет. «Прирождённая актриса», – подумала Нэнси. Наверное, это необходимое качество для проститутки. – Капитан Гессе сказал, что эта девушка подойдёт. Вы хотите заставлять его ждать?

Караульный пожал плечами и сделал запись в журнале. «Курица для капитана» – написал он.

Жюльет мигом растворилась в темноте. Караульный протянул руку, щёлкнул пальцем, и Нэнси протянула ему свою сумочку. Он открыл её. Помада. Духи. Пара презервативов. Он вернул ей сумку и провёл от ворот до служебной двери. Нэнси была не первым офицером УСО, который шёл этим путём. Она вспомнила о Морисе Саутгейте – его схватили незадолго до её высадки во Франции. Вместе с ним взяли двух радистов. Они тоже вошли в эти двери и растворились, как в тумане. Возможно, они ещё живы и находятся в одном из лагерей. Она вспомнила Анри и сжала кулаки так, что ногти впились в кожу.

На стене, прямо у двери, висела доска объявлений. Нэнси пробежала по ней глазами и увидела изображения себя и Форнье, под которыми значились невообразимые суммы в награду тому, кто доставит их в это самое здание. Но караульный на объявления не смотрел, он вёл её, гулко топая тяжёлыми сапогами, по узкой служебной лестнице в ту часть здания, где раньше жили постояльцы отеля, а сейчас – офицеры. На толстых деревянных стеновых панелях висели огромные зеркала, а под абажурами из витражного стекла горели лампочки. Нэнси сбилась со счёту, сколько её изображений они миновали. Поначалу они топали, как целая армия, но в этой части здания их шаги приглушались толстыми коврами.

Он открыл какую-то дверь и, презрительно улыбаясь, кивком пригласил её войти. За столом сидело пятеро мужчин. Они все подняли головы и посмотрели на неё. Бёма среди них не было. Инстинкт её не обманул. Он был истинным эсэсовцем и никогда бы не стал мараться о французскую шлюху. Мужчины же смотрели на неё с жадным удивлением.

Вторая девушка, блондинка, уже сидела на коленях офицера, которому на вид было не более двадцати лет. Изгибаясь, она ласкала его шею, от чего сам он покраснел до ушей, а его более старшие товарищи смеялись.

Ближайший к Нэнси капитал протянул руку и обнял её за талию, прижав к себе и облапав грудь и живот. Затем он задрал юбку и засунул палец под чулок. На её лицо он даже не взглянул.

– Прекрасная незнакомка. Как мило со стороны мадам Жюльет прислать нам свежачок.

Нэнси сняла у него с головы кепку и надела на себя, а затем наклонилась поцеловать его лысеющую макушку.

– Свежа и сильна, сэр, – с придыханием сказала она, прижимаясь к нему. Его пальцы переместились к трусам, и остальные засмеялись. – Не хотите ли выпить?

Он позволил ей подойти к столику, где стоял графин с красным вином и с десяток бокалов. Одному из офицеров не терпелось заняться молодой девушкой. Он начал целовать ей шею и мять грудь своими толстыми пальцами, а она хихикала, стонала и извивалась у него на коленях. Все раскраснелись и вспотели от назревающего желания. Им не терпелось, они не могли отвести глаз от блондинки.

Нэнси вылила содержимое своего флакона в графин, качнула его и разлила вино по бокалам, которые затем расставила перед офицерами. Вернувшись к своему новому другу, она и сама подняла бокал.

– За фюрера! – произнесла она. Даже в этом состоянии у них сработал условный рефлекс. Каждый схватил свой бокал, поднял его и повторил тост, не сводя глаз с девушки, пыхтящей на коленях у мальчика.

Нэнси ощутила прикосновение губ к вину. Ей захотелось выпить его самой, испить до самого дна, но она удержалась. Где-то в этом здании её ждёт Бём.

Нужно отдать должное таблеткам УСО – дальнейшие события развивались стремительно. Её друг начал тяжело дышать и схватился толстыми пальцами за горло. Второй офицер встал, сделал два неуверенных шага к двери, а потом упал на красно-синий ковёр, постеленный поверх полированного паркета, и начал биться в конвульсиях.

Офицер, обнимавший Нэнси, впервые за всё время взглянул ей в глаза. На его мясистом лице отразился шок, гнев и, наконец, к её глубокому удовлетворению, узнавание. Он потянулся за пистолетом, и Нэнси даже не стала его останавливать. Она просто выхватила у него поясной нож и перерезала ему горло.

Девушка забилась в угол и закрыла лицо руками, не в силах кричать от страха и шока. Нэнси сняла со своего офицера, лежащего теперь на столе, пояс и застегнула у себя на талии. Он сел ей на бёдра, как американский ковбой. Мальчик был уже мёртв. Последний офицер смог поднять руку с пистолетом, но его рвало, и, не успев сделать выстрел, он боком упал на пол.

Нэнси переступила через его извивающееся тело и раздвинула шторы. За спиной у неё было светло, и она помахала во тьму. Этот знак нельзя было назвать неприметным, но этого и не требовалось.

Сейчас ей владела тёмная бездна. Она вспомнила, что этим садистским ублюдкам нравится Ницше и его фраза: «Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя». Нэнси всегда считала, что она довольно слабая. Подобными сентенциями обменивались пьяные журналисты в парижских барах, когда хвастали про встречи с опасными людьми. Но теперь она стала понимать её смысл. Она сама стала бездной. Она вобрала её в себя, когда застрелила шпионку Бёма, а теперь бездна не просто смотрит на этих сумасшедших – она пришла, чтобы поглотить их.

53

На улице было тихо, но эта тишина означала не мир, а всего лишь ожидание. Услышав рёв двигателя, караульные схватились за оружие, но слишком поздно. Фургон, угнанный у жандармов, подкатил ко входу, Хуан высунулся из кабины и застрелил караульного, который провёл внутрь Нэнси, а Родриго встал на подножку и ликвидировал из своего «Брена» пулемётную позицию слева. Хуан уже бежал по ступенькам, стреляя от бедра. Нэнси, улыбаясь, смотрела, как Рене встал и направил базуку на заднюю дверь.

Здание сотряслось. Оставшиеся на столике бокалы задребезжали. Девушка запищала. За разбитое заграждение вбежали ещё шесть маки. Четверо заняли позиции на охранных вышках и встречали полураздетых охранников, выбегающих из расстрелянной задней двери, пулемётными очередями.

Нэнси переступила через трупы офицеров, проверила пистолет и амуницию у себя на поясе и вышла в коридор, который напомнил ей о занятиях по стрельбе на базе в Инвернессе, когда инструкторы тянули рычаги и перед тобой выпадала цель – из-за кустов, из дверных проёмов. Нэнси сделала двойной выстрел от бедра, ликвидировав двух караульных, которые вышли из-за угла в обшитый панелями коридор. Из другой комнаты вышел заспанный капитан, на ходу крепя за ушами тонкие линзы в стальной оправе и недоумённо моргая. Увидев её, он замер, поднял руки и начал что-то говорить. Она выстрелила дважды в центр его груди, и пули отбросили его назад, в комнату. Нэнси подошла и присмотрелась к нему. Он ещё моргал, у него двигались губы, но секреты, которые он пытался рассказать, расслышать было уже невозможно, как и секреты того мальчика, который уходил из жизни у неё на глазах на улице в Марселе. Она выстрелила ему в лоб и ушла. Ещё один нацист, поглощённый бездной. Вернув пистолет на пояс, она достала нож.

Немцы сфокусировались на отражении атаки с заднего входа, поэтому половина караульных на её пути стояли к ней спиной. Из-за этого убивать их было почти слишком просто. Окровавленный нож уже начал скользить, и пришлось вытереть ладонь и рукоятку о платье. Напевая гимн партизан, Нэнси спустилась по главной лестнице, словно направляясь на встречу с мужем в лобби-баре отеля. Повсюду сновали маленькие человечки в серо-зелёной форме. Со стороны кухни послышался крик и пулемётная очередь. Значит, кто-то из ребят уже проник внутрь. Нужно двигаться быстрее. Первый этаж. Кабинеты.

Сержант, который вёл своих людей в заднюю часть здания, повернулся и увидел её. Он среагировал быстро, поняв, что времени доставать пистолет или нож нет, и с лёту ударил её кулаком. Содрогнувшись всем телом, она отразила удар левым плечом, всадила нож ему в живот и повела руку наверх. Этот нож почти не уступал её собственному экземпляру «Ферберн-Сайкса», которого она лишилась во время налёта на радиовышку. Тогда Лондон почти сразу же прислал ей новый кинжал взамен утерянного. Спасибо, дядя Баки.

Кабинет управляющего… Конечно, он предназначался ему. Там есть надёжный сейф и панорамные окна, выходящие на внутренний двор в центре территории отеля. Дверь открылась, и в коридор вышел ещё один молодой офицер с почти что белыми волосами. В руках у него была тяжёлая пачка документов. Он заканчивал говорить с кем-то, кто находился в кабинете. Ему она выстрелила в лицо – то ли потому, что решила, что коробка с документами может отвести пулю от него самого, то ли потому, что ей просто так хотелось.

Перешагнув через труп, она вошла в кабинет. Вот и он, майор Бём, выглядящий точно так же, как в их последнюю встречу в Марселе. На лице его даже появилась вежливая удивлённая улыбка. Он стоял около полок, на которых были аккуратно расставлены книги. Можно было подумать, что он выбирает, что почитать на ночь.

– Миссис Фиокка! Насколько я понимаю, вы пришли осведомиться о своём муже? И, судя по форме вашего вторжения, вы здесь не для того, чтобы заключить со мной сделку, о которой мы говорили в Курсе. – Он качнул головой. – Должен признаться, я удивлён. Я был уверен, что вы обменяете свою жизнь на жизнь Анри после всего, на что вы его обрекли.

Он говорил по-английски, и она ответила на том же языке. С непривычки ей с трудом удавалось произносить слова.

– Энн рассказала мне, что вы его убили.

На лице Бёма отразилась глубокая печаль.

– Я понял. Нет, нет, мадам Фиокка. Зачем бы я стал убивать такого полезного человека?

Анри. Нэнси так чётко его представила, словно он действительно стоял в смокинге у неё перед глазами. Она вложила пистолет в кобуру.

– Он столько мне о вас рассказал.

У неё закружилась голова. Безграничная ярость угодила в ловушку и утонула в любви и надежде.

– Он здесь?

– Нет. Но он в безопасном месте. Очень безопасном.

Хватит. Она вырежет правду из чёрного сердца Бёма. Нэнси бросилась на него с ножом, целясь в лицо, но линия её атаки оказалась слишком предсказуемой. Он сделал шаг назад, прислонившись к столу, и правой рукой схватил её за запястье, а левой сжал талию так, что высвободиться было невозможно. Нож дрожал в её руке, пока они мерились силами.

– Сейчас он бы вас, конечно, не узнал, – сказал Бём сквозь сжатые зубы. – Вы же больше не Нэнси Уэйк, так? – Она продвинула нож вперёд, и теперь он дрожал у самой его кожи. – Или вы наконец узнали свою истинную сущность? Вы просто именно такая, как говорила ваша мать. Наказание для тех, кто вас любит. Уродливая, грязная, грешная, обычное ничтожество.

Нэнси представила, как Бём и Анри сидят вместе, как близкие друзья, и обсуждают, что ей когда-то говорила мать, весь тот яд, который она по капле каждый день вливала ей в кровь, пока Нэнси не убежала. С тех пор она так и не переставала бежать.

– Командир! – услышала она голос Рене из лобби. Он искал её. – Приехало подкрепление СС. Уходим!

В лобби раздался ещё один взрыв, и Бём её оттолкнул. Она запнулась и упала на колени, а когда снова посмотрела на него, у него в руках уже был пистолет, наведённый на неё.

– Лучше пусть он никогда не увидит настоящую вас.

Она оскалилась на него, а он в ответ хмыкнул, как будто его позабавила её гримаса, продолжая держать её на прицеле. Рене позвал её снова.