Текст книги "Белая мышь"

Автор книги: Имоджен Кили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

6

Почти весь следующий день Нэнси провела в кровати. Она встала помыться и одеться только вечером, перед возвращением с работы Анри. Если Клодет, горничная Нэнси, и заметила кровь на её одежде, то виду не подала. Направляясь в гостиную, чтобы поприветствовать Анри, она открыла шкаф и увидела, что её пальто из верблюжьей шерсти аккуратно висит на вешалке с плечиками. Оно было безупречно чистым, за исключением одного пятна сбоку, куда, очевидно, попали пятна крови Антуана. Это место было немного влажным и пахло уксусом.

Анри говорил на обычные темы: как прошёл день, что случилось на работе, а затем они оба склонились над радиоприёмником, чтобы услышать вечерние новости Би-би-си о ситуации на войне. Гитлер потерял свою армию в Сталинграде, союзники побеждали в Северной Африке. И только когда они сели ужинать, Нэнси рассказала о событиях прошедшей ночи.

– Мы могли бы его вытащить, – сказала она, прежде чем замолчать, уставившись на тарелку.

Анри наполнил её бокал.

– Съешь что-нибудь, дорогая.

Дома они по-прежнему всегда ели в столовой и всегда из лучшей фарфоровой посуды. С тех пор как в Марселе появился Бём и Старый квартал лег в руинах, они чаще ужинали одни. Друзья, не примкнувшие к Сопротивлению, задавали слишком много вопросов, а друзья, состоявшие в нём, по возможности держались друг от друга подальше.

Из фарша, который Нэнси купила на чёрном рынке, Клодет удалось соорудить что-то вроде запеканки пармантье. Я не могу допустить, чтобы еда пропала, думала Нэнси, уставившись на блюдо. Но как только она положила в рот картошку с мясом, перед глазами возник образ Антуана с дулом пистолета во рту. Не смотри на неё Анри, она бы снова выплюнула всё в тарелку. Усилием воли у неё получилось проглотить.

– Если бы он не увидел Грегори, которого гестапо… Нам просто не повезло, – сказала она.

Анри взял бокал вина. Милый Старый Медведь, он пытался не смотреть на неё как на помешанную, но Нэнси всё равно чувствовала себя объектом пристального наблюдения.

– Я прослежу за тем, чтобы о его семье позаботились. Да ты и так знаешь.

– Спасибо, Анри.

Она положила вилку и закрыла глаза рукой.

– Мы могли бы его вытащить.

Анри взял её за другую руку.

– Дорогая Нэнси, не пришло ли время прислушаться к Филиппу? Стать более осторожной?

Она вырвала руку.

– Нет, я же сказала тебе! Нам не повезло. Нас никто не предал, это не была ловушка немцев. Мы передали людей, и потом какая-то глазастая немчура рассмотрела лодку в лунном свете. Они здесь, Анри. Они разрушили Старый квартал. Они отсылают мужчин в трудовые лагеря, они сгоняют туда этих несчастных евреев! Речь больше не идёт о независимой Франции. Мы у них под сапогом. Ты не можешь просить, чтобы я перестала бороться. Ты не можешь перестать бороться. – И она снова вступила в схватку со своей едой. – Нужно смотреть войне в лицо. Нужно бороться. И я не собираюсь сидеть и ждать, что за меня будут бороться другие.

Он поставил локти на стол и подпёр ладонью щёку. Её муж всегда брился перед ужином и утром, даже сейчас, когда достать приличное мыло было настоящей проблемой. Как она умудрилась выйти замуж за человека, настолько верному своим привычкам? Удача. Удача, которую она не заслужила.

– И ведь немцы даже не способны победить! Почему им просто не убраться восвояси?

Анри засмеялся, и она невольно тоже, но он быстро вновь стал задумчив.

– Дикое животное наиболее опасно, когда ранено.

Она отложила вилку и нож и снова взяла его за руку.

– Мы сегодня остаёмся дома вечером?

Он кивнул, поднёс её руку к своим губам и поцеловал ладонь. Как же странно – до боли любить мужчину, с которым она просыпается каждое утро и засыпает каждую ночь.

– Сочини мне какой-нибудь коктейль, – попросила она. – Я намереваюсь напиться и выиграть у тебя целое состояние в карты.

– Попробуй, жена моя, попробуй.

Остаток вечера Нэнси провела в счастливом забытьи, проигравшись в пух и прах.

7

Стены кабинета майора Бёма были уставлены рядами книг. Когда за три дня до переезда на улицу Рю-Паради прибыли коробки с его вещами, младший сержант, который открыл их, решил, что произошла какая-то ошибка. Да, высшие чины гестапо – читающие люди, с высшим образованием, нередко юридическим, но у них не бывало так много книг. Он уже собрался докладывать об ошибочной доставке, когда увидел примотанную к третьей коробке инструкцию по размещению книг в кабинете майора. Она была настолько доскональной, что сержант понял: хозяин книг – человек из гестапо, и чётко выполнил инструкцию.

У Бёма были и другие поводы для радости. Утром, сев за стол, он несколько часов обрабатывал документы, ордеры на арест и запросы информации. Из России поступали обнадёживающие новости, в Харькове немецкие войска достигли своих целей, а в Кракове было принято решение ликвидировать еврейское гетто – необходимая работа, но жестокая и неизящная. Во время службы в Польше он чувствовал, что его дух начинает огрубевать. Нижним чинам гестапо нередко недоставало необходимого морального стержня, и они проживали день за днём, напиваясь или принимая «витамины», которые им направо и налево выдавали офицеры. Бём тогда с интересом вслушивался в разговоры о более эффективных методах избавления от нежелательных людей и верил, что их использование облегчит нелёгкую задачу очистки рейха.

Славяне, как и евреи, безнадёжны. Единственный гуманный выход – стереть их с лица земли как можно быстрее и эффективнее. В Восточной Европе было достаточно действовать с точностью молотка. Здесь же, во Франции, работа походила скорее на скальпель. Этим инструментом и являлся Бём – скальпелем с тонким, очень точным, надёжным лезвием.

Капитан Геллер постучался и открыл дверь, заставив Бёма оторваться от дел.

– Да?

– Господин майор, хотел показать вам вот это.

На столе Бёма оказался листок дешёвой писчей бумаги. Надпись была выполнена печатными буквами – неловкая попытка скрыть личность автора. «Анри Фиокка тратет деньги на аружие, а не на рабочих. Все это знают». Писатель умудрился сделать две ошибки в десяти словах.

Бём не стал прикасаться к листку.

– Кто это написал?

– Человек по имени Пьер Гастон, господин майор. Был уволен с фабрики Фиокка в прошлом месяце за хроническое пьянство.

Бём вздохнул. Удивительно, насколько свойственно французам использовать гестапо ради собственной мелочной мести. Но последнее предложение «все это знают» заставляло задуматься.

– Вы допросили месье Гастона?

Сержант кивнул, и у него дернулась щека. Это означало, что процесс был не из приятных. И не потому, что сержанту не нравилось проявлять жестокость. Просто он относился к человеку, к которому приходилось её проявлять, с презрением.

– Дурак и пьяница, но от своих слов не отказался, – ответил Геллер. – Рассказал, что на фабрике много бунтарских разговоров. Несколько раз он слышал, как рабочие хвастались, что их босс сотрудничает с Сопротивлением.

Бём внимательно смотрел на Геллера. У того в запасе явно было что-то ещё, что-то приятное.

– И? Говорите.

– Господин майор, как вы и рекомендовали, я поискал фамилии, которые он назвал, в нашей картотеке, и нашёл среди них рабочего, который был замечен в торговле на чёрном рынке. Мы очень тихо его обработали, я обрисовал ему его варианты, и он готов сотрудничать. Фиокка однозначно финансирует местную ячейку Сопротивления, а Мишель, мой источник, назвал ещё пару имен из других регионов. Этих людей взяли под слежку. Мишель утверждает, что они – в составе группы Белой Мыши. Ещё он утверждает, что Фиокка финансировал состоявшееся на прошлой неделе перемещение на лодке двадцати заключённых с пляжа на востоке Марселя.

Бём был впечатлён. При должной тренировке Геллер может пойти далеко. Он прекрасный пример того типа людей, на чьих плечах будет зиждиться тысячелетний рейх.

– Протокол допроса Мишеля.

Геллер аккуратно, как кошка кладёт мышь к ногам хозяина, положил поверх анонимного письма папку с металлическими кольцами. На этот раз Бём взял папку и начал читать, время от времени кивая.

– И никто не знает, что мы контактируем с этим Мишелем?

– Нет, господин майор. Если только он сам не рассказал.

– Отличная работа, Геллер.

Капитан просиял.

– Какие будут приказы?

Бём отложил папку и улыбнулся Геллеру с видом благодушного учителя.

– А вы сами что бы предприняли, капитан?

Геллер захлопал глазами.

– Господин майор, я бы не стал раскрывать наше присутствие и оперативно арестовывать тех, за кем мы следим, но мы могли бы вызвать на допрос Фиокка и сделать вид, что это из-за пьяной болтовни его работника, и посмотреть, что можно из него выжать.

– Очень хорошо. Мне нужно размять ноги, Геллер. Подайте машину, и поедем за Фиокка вместе. И пусть к нашему возвращению у меня в кабинете лежит отчёт об этом инциденте с лодкой. Я хочу ещё раз на него взглянуть.

Бём протянул руку, и Геллер подал ему ордер на арест Фиокка и изъятие его документов. Тот поставил размашистую подпись.

8

С семи утра Анри работал в своём кабинете. С тех пор как десять лет назад он начал управлять семейным бизнесом, у него вошло в привычку проводить первую половину пятницы за разбором документов, которые копились на столе в течение недели. Немалую их часть он возвращал секретарю, мадемуазель Буаи, со своими комментариями и вопросами для адвокатов и бухгалтеров – и всё это ещё до того, как на производство, располагающееся под офисными помещениями, приходили рабочие, и тишина первых часов постепенно заполнялась телефонными звонками, торопливыми шагами, грохотом тележек в коридорах. Нарастающий шум производственных процессов действовал на него успокаивающе.

Ему так часто приходилось ездить на встречи с деловыми партнёрами в отели, на фабрики и кабинеты юристов, что он берёг эти тихие пятничные утренние часы. В это время можно было спокойно подумать и найти решение любой проблемы, не мешая производственному процессу. Он не видел нужды менять этот порядок и после начала войны, хотя теперь Нэнси была гораздо более занята и уже не могла так часто обедать с ним вместе, как это было до падения Франции. Тем было более странно, что секретарь постучала в дверь, когда кофе ещё не остыл, а работа с документами была в самом разгаре. Анри пригласил её войти.

– Месье Фиокка… – Её худенькое тело, обычно вытянутое в струнку, трясло так, что она вцепилась в ручку двери. Он снял очки и ободряюще улыбнулся.

– Что случилось, мадемуазель Буаи?

– Там… люди пришли.

Он быстро встал, подошёл к окну и шумно выдохнул. У входа в здание стояли три большие чёрные машины. Рядом с одной из них стоял водитель, но он не курил и не глазел по сторонам от нечего делать, как обычный солдат. Он держал руки за спиной и смотрел прямо перед собой. Гестапо.

Мадемуазель Буаи всё ещё держалась за дверь.

– Мне только что сказал месье Калан – они уже допрашивают людей на производстве и проверяют документы в архиве. Что мне делать?

Анри перевёл взгляд на порт Жёльет, на свои доки и корабли, стоящие на лазурных водах Средиземного моря.

– Возвращайтесь к работе, мадемуазель, – сказал он. – Я уверен, что они доберутся и до нас.

Он вернулся за свой стол, и его помощница вышла, закрыв за собой дверь. Анри дочитал до конца контракт, который лежал перед ним, подписал оба экземпляра и внимательно рассмотрел свою подпись. Никто не заподозрит, что она сделана дрожащей рукой. Он положил оба экземпляра поверх пачки документов для мадемуазель Буаи.

Затем Анри ознакомился с просьбой одного из поставщиков внести незначительные изменения в заказ, чтобы компенсировать «досадный дефицит в текущих обстоятельствах». Он понял, что ритм жизни за его дверью совершенно изменился: звонки оставались без ответа, слышались чьи-то торопливые шаги. Бренчание и свист, доносившиеся с нижнего производственного этажа, стихли. Он ждал. Пытался читать, но глаза ничего не видели. Дверь снова открылась, и внутрь вошёл высокий немец в серо-зелёном кителе с нашивкой «майор СС». Следом за ним, соблюдая дистанцию, вошёл капитан. За их спинами Анри увидел шокированное лицо мадемуазель Буаи. Он снова поднялся из-за стола.

– Спасибо, мадемуазель Буаи, – поблагодарил он, словно она по полной форме представила вошедших. Майор повернулся, только что заметив её присутствие, а затем улыбнулся Анри.

– Мое имя Бём, месье Фиокка, – сказал он на отличном французском, но руки не подал. – А это капитан Геллер. Извините за вторжение.

– Ничего, – кивнул Анри. – Присаживайтесь, джентльмены. Чем я могу вам помочь?

Бём проигнорировал предложение сесть и подошёл к окну, наслаждаясь тем же самым видом, что и Анри несколько минут назад.

– Мы не будем садиться, месье Фиокка. И на вашем месте я бы тоже не тратил на это время. У нас к вам несколько вопросов. Возьмите пальто. Мы бы хотели, чтобы вы некоторое время погостили у нас на Рю-Паради.

Анри выпрямил спину.

– Задавайте свои вопросы, поговорите с моим секретарем, бухгалтером, но, боюсь, я слишком занят, чтобы тратить на вас свой день.

Бём все ещё изучал вид из окна.

– Мы, конечно же, ещё поговорим с ними. Но, боюсь, мне придётся настоять на том, чтобы вы сейчас пошли со мной, месье Фиокка.

Как же быстро всё случилось! Вот так – ожидаешь чего-то месяцами, а когда это происходит, всё равно оказывается неожиданностью. Но его репутация, репутация его семьи ещё же имеют какой-то вес в Марселе? Анри продолжал стоять на своём:

– Зачем приезжать сюда, если вы хотите допросить меня в своем штабе? Насколько я понимаю, если гестапо хочет с кем-то поговорить, то обычно присылает безымянных бандитов с ордером на арест. И чаще всего ночью.

Акт сопротивления, который ни к чему не приведёт. Анри сделал глубокий вдох. Он будет опираться на закон, использует свои деньги и влияние, и, если уж на то пошло, он своим телом защитит своих сотрудников и Нэнси от этих людей. Майор Бём, казалось, совершенно не обиделся на его вопрос. Он наконец оторвался от окна, подошёл к столу и, бросив взгляд на лежащие на нем бумаги, вежливо ответил, кивнув на них:

– Как и вы, месье Фиокка, я много времени провёл сегодня за столом. Мне захотелось размять ноги. – При этом он читал одно из писем, которое написал сегодня Анри и которое лежало к нему вверх ногами. – Вы когда-нибудь изучали психологию? Я – да. До войны, в Кембридже. Я потом часто вспоминал то, чему я там научился. Если уметь понимать людей, их поведение и мотивацию, это может очень помочь в бизнесе. Думаю, вы тоже учились этому, если добились такого успеха в бизнесе даже в эти тяжёлые времена. Да, я думаю, у нас будет много тем для обсуждения.

Их глаза встретились, и внутри у него похолодело. Он понял – ни закон, ни деньги, ни влияние его не спасут.

9

Нэнси поднималась на крыльцо красивой виллы на Рю-Паради, громко цокая каблуками по скруглённым мраморным ступенькам. Она старалась распалить свой гнев до предела, чтобы убедительно сыграть роль разъярённой мегеры. Начав работать на Сопротивление, она поняла одно: даже офицеры гестапо подумают дважды, прежде чем перечить французской домохозяйке в состоянии праведного гнева.

Что же, что же им известно? Может, до них дошла информация, что с банковских счетов Анри уходят деньги, и, видя, как хорошо финансируется Сопротивление, они сложили два и два? Мадемуазель Буаи, позвонившая ей с новостью об аресте, слышала, что пьяница, уволенный две недели назад, распускал слухи и обещал отомстить. Секретарь также уверила её, что с точки зрения бухгалтерии «все правильно, мадам». При этом в её голосе отчётливо слышалась гордость, но и небольшая дрожь. Если Анри Фиокка, один из самых уважаемых и добропорядочных бизнесменов в городе, задержан на основании слов мстительного пьяницы, есть шанс, что она сможет застыдить этих злобных ублюдков, и они его выпустят. Но вдруг им известно больше? Вдруг они знают, кто на самом деле Белая Мышь, и используют Анри в качестве приманки? Что ж, отлично. Она преподнесёт им себя на блюдечке, ещё и земной поклон отвесит – лишь бы его отпустили. Но пока она в этом не убедится, её роль – разъярённая девушка из высшего общества.

Толкнув двери, она зашагала по мраморному полу, не оглядываясь по сторонам. Краем глаза она видела, что на скамейках вдоль стен сидели насмерть перепуганные и обезумевшие от тревоги мужчины и женщины. У двери стояли два немца в форме. Богатая, надменная, ни в чём не виноватая французская жена влиятельного человека не обратила бы на них никакого внимания, поэтому Нэнси так и сделала.

Дойдя до стола, похожего на стойку ресепшен дорогого отеля, она уже полностью вошла в роль и надменно взглянула на беловолосого и скользкого на вид секретаря. Тот насмешливо говорил что-то очень встревоженному пожилому мужчине за шестьдесят, одетому в рабочий комбинезон. В натруженных руках он держал фотографию молодого человека – держал так нежно и аккуратно, что Нэнси чуть было не остановилась и не переключилась на него. Его мальчик пропал? Его отправили на работы в Германию? В тюрьму? Или взяли в плен? Скорее всего, беднягу поймали с антифашистской брошюркой в кармане, и после этого он исчез.

Хватит, Нэнси. Разгневанная дама из высшего общества не будет переживать за судьбу сына какого-то работяги. Не теряй фокус! Она со всей силы шлёпнула своей дорогой маленькой сумочкой о стойку, и рабочий скромно отошёл в сторону.

– Как вы посмели арестовать моего мужа? – закричала она своим самым страшным голосом. – Вы что, совсем с ума сошли? Господи, да он же близкий друг мэра! Я требую, чтобы вы сейчас же его отпустили и немедленно извинились в письменной форме.

Секретарь посмотрел на неё и снова вернулся к своему формуляру.

– Возьмите номер у сотрудника на входе, мадам, – сказал он по-французски, но с сильнейшим акцентом.

Сотрудник на входе смиренно пересёк фойе, подошёл к ней и попытался с подобострастной улыбкой вручить гардеробный номерок, но Нэнси взглянула на него так, словно он предлагал ей свой использованный носовой платок.

– Даже не подумаю! Вы хоть знаете, кто я?

Она легла грудью на стойку, уперевшись ладонями в полированное розовое дерево.

– Возьмите номер, и в своё время я это узнаю, – ответил секретарь, не отвлекаясь от своей писанины.

Нэнси дотянулась до него, выхватила ручку и бросила её себе через плечо. Ручка шумно покатилась по плитке.

– Смотрите на меня, когда я разговариваю с вами, молодой человек! – Он повиновался. – Я миссис Анри Фиокка, и я требую сейчас же увидеться с мужем. Не заставляйте меня просить об этом в третий раз.

Он был явно старше неё, но, ей показалось, она выбрала правильный тон.

– Это невозможно, вашего мужа допрашивают.

– Допрашивают? Как вы смеете допрашивать его! – возмутилась Нэнси.

– Мадам!

– Анри! – крикнула она так громко, что ещё немного – и задрожали бы стекла.

Секретарь обернулся, и она услышала приближающиеся шаги охранника. Переиграла? Что ж, сказала А, говори и Б. Если они вытолкнут её из здания и сбросят с лестницы, она всему городу, всем чиновникам продемонстрирует спущенные чулки и поруганную добродетель. Для гестапо это станет настоящим кошмаром, и им придётся освободить Анри и отпустить его домой. Идеально. Она собралась с духом и приготовилась устроить шоу.

Справа от стола открылась дверь, и в фойе медленно вышел офицер. Нэнси никогда не разбиралась в рангах, но было очевидно, что это кто-то важный. Он подошёл к столу и резко остановился. Секретарь поспешил встать. Офицер отмахнулся от охранников и кивнул секретарю. Тот снова сел и достал из ящика новую ручку.

– Нет поводов для истерики, мадам Фиокка. Майор Бём, к вашим услугам, – сказал он по-французски. Нэнси внимательно посмотрела на него: стройная фигура, по виду немного за сорок. Не носи он эту омерзительную форму, его можно было бы назвать красивым. Но этот мерзавец только что выбил у неё почву из-под ног.

– Мой муж? – произнесла Нэнси, окинув его презрительным взглядом.

– Я вас к нему проведу, идите за мной, – кивнув, ответил он.

Он открыл дверь и придержал её. Она взяла свой клатч, расправила плечи и пошла за ним. Жаль, она лишалась публики, перед которой разыгрывала спектакль. Бём вёл её по коридору, широко и размашисто шагая. На Нэнси была модная узкая юбка, и на каблуках она могла передвигаться только маленькими шажками. Ей пришлось семенить за ним, как маленькой собачке. Пожалуй, пришло время снова взять инициативу в свои руки.

– Майор Бём, это совершенно возмутительно, как вы смеете увозить Анри, как какого-то рядового преступника? Я не представляю, что скажет мэр.

Бём не ответил. Он остановился перед самой обычной дверью и пригласил её войти внутрь.

Она вошла. Чистая небольшая прибранная комната. Наверное, когда-то, до того, как нацисты захватили здание, здесь располагалось помещение старшей прислуги. Окно было закрыто ставнями, но дневной свет вё равно проникал внутрь. Стены были выкрашены в бледно-зелёный цвет. В простых чёрных рамках висели гравюры с видами побережья. Старую мебель убрали, и в центр маленькой комнаты поставили грубый деревянный стол и пару расшатанных металлических складных стульев. На одном из них, спиной к окну, сидел Анри.

Он поднял голову и нежно и грустно улыбнулся ей. Впервые за всё время их знакомства он выглядел старым. У неё сжалось сердце – да так, словно кто-то выжал из него всю кровь. Она знала, что майор Бём стоит в дверях у неё за спиной. Играй роль, Нэнси.

– Анри, что за вздор здесь творится? Мадемуазель Буаи позвонила мне с фабрики, и я подумала, что ещё мгновение, и она упадет в обморок. Она сказала, что эти чудовища вывели тебя из собственного кабинета! Какой позор!

Он поднял руку, выставив ладонь вперёд, и покачал головой.

– Дорогая, не волнуйся. Мои адвокаты уже едут, и ты знаешь, что они лучшие из лучших. Все в прекрасных отношениях с правительством Виши.

– В чём тебя обвиняют?

Уже лучше. Она снова пришла в себя.

– Какая-то ошибка, я уверен. Не беспокойся.

Он говорил шаблонные фразы, а сам в это время сверлил её глазами, впитывал её образ. Это её напугало. Она повернулась к Бёму, который вошёл в комнату и закрыл за собой дверь.

– В чем обвиняется мой муж, майор?

Бём ответил не сразу. Он кивнул, словно ожидая продолжения, а затем заговорил спокойным и размеренным тоном:

– Один из работников вашего мужа сообщил нам о заговоре в «Фиокка Шипинг». Есть подозрения, что пропала крупная сумма.

Нэнси подняла подбородок.

– Я уверена, Анри к этому не причастен.

На лице Бёма отразилась вежливая заинтересованность.

– Я так понимаю, вы в курсе его финансов?

– Мне не нравится ваш тон, – сказала Нэнси, копируя до невозможности чванливую сестру Анри. В этот момент она впервые порадовалась, что та живёт на белом свете.

– У нас есть поводы предполагать, что эти деньги были переданы Сопротивлению…

– Это абсурд! – тряхнула головой Нэнси. Бём наблюдал за ней, чуть наклонив голову. Его, казалось, забавляло то, что она его перебила.

– Единственное, что жена знает про мои деньги, – это то, как их тратить на себя, – вздохнул Анри. Она отвернулась от Бёма и снова посмотрела мужу в глаза. – Иди домой, дорогая. Мы с майором по-джентльменски разберёмся с этим вопросом.

Если он выбрал эту тактику, она должна ему подыграть. Он хочет, чтобы она выставляла себя не взбесившейся матроной, а легкомысленной светской жёнушкой – глупой, красивой, расточительной, не имеющей никакого понятия о делах мужа. Она сделала усилие над собой и обиженно надула губы.

– Тебе виднее, Анри.

Майор Бём прочистил горло.

– Ещё кое-что, мадам Фиокка. Пожалуйста, не уезжайте из Марселя. У меня могут быть вопросы и к вам.

Он снова открыл дверь, чтобы она могла выйти. Нет. Слишком скоро. Она не может просто взять и оставить Анри здесь.

– Вы считаете, что я отношусь к типу женщин, которые уезжают отдыхать, когда на мужа шьют дело? Анри, я никуда без тебя не собираюсь!

Воспользовавшись моментом, она ещё раз посмотрела на него. Её скала. Её убежище. Её муж. Её Анри. Он улыбнулся ей – тепло и обнадёживающе.

– Конечно, нет, дорогая.

Ладно. Он знает, что делает. Она зря волнуется. У Анри с десяток адвокатов, уйма денег, чтобы купить себе путь отступления отовсюду, включая штаб гестапо. Она двинулась к двери.

– Нэнси?

Она обернулась. Её любимый! Она приготовит ему сегодня ужин своими руками, хочет он того или нет. А в погребе ещё есть приличное вино.

– Скажи маме, чтобы не волновалась.

Нет. Только не это. Они договорились, что эта фраза будет их кодом, если… если всё плохо. Очень, очень плохо. Её охватила паника. Она замерла. Ей хотелось закричать, сознаться во всём, плюнуть в лицо этим ублюдкам… но она знала, что Анри скорее умрёт, чем согласится смотреть, как её уводят эти обезьяны. После всего, что он из-за неё пережил, это будет слишком. Он сам сделал этот выбор. Но нет, нет, нет. Не может быть, этого просто не может быть!

– Я скажу ей, что ты её любишь, – сорвавшимся голосом проговорила она.

Один, два, три удара сердца… Они смотрели друг на друга и пытались сказать друг другу всё, что не могло быть сказано вслух, прожить друг с другом всю жизнь и порадоваться ей, дать друг другу обеты и сдержать их. Один, два, три.

– Мадам Фиокка? – Бём ждал.

Она прошла мимо него и вышла в коридор. Он вышел за ней и закрыл дверь. Если он что-то ей и говорил, пока вёл назад в фойе, она этого не слышала.