Текст книги "Нереальная реальность"

Автор книги: Илья Стальнов

Все течет, все изменяется – истина старая и проверенная. Только для землян все текло и начало менялось чересчур быстро. Неприлично быстро.

Высокий солдат неестественно изогнулся, всхрипнул и рухнул не землю. Широкоплечий резко обернулся, уходя в сторону и нажимая на спусковой крючок. Но очередь ушла вверх, а сам солдат упал, как подкошенный.

Ошарашенный Лаврушин стоял, как глубоко вкопанный телеграфный стол, и уши развесил, как провода. В голове была полная каша. Он увидел еще одного человека в форме «тигров». У него была голографическая эмблема офицера седьмой ступени – что‑то вроде старшего лейтенанта. Судя по тому, что он имел идентификационную коробочку, принадлежал он к той же компании, что и двое лежащих на траве солдат «золотой роты». Но тогда зачем ему было дырявить своих коллег?

Незнакомец был сухощавый, невысокий, с копной огненно‑рыжих волос. В руке он сжимал большой электропистолет армейского образца – точно такие же были в кобурах у землян. Вот только пользовался он оружием куда лучше.

– Спасибо, – вежливо произнес Степан, и это слово прозвучало совершенно неуместно и глупо. Так благодарят, когда пропускают вперед в вагон метро. Рыжему оставалось только потупить взор, шаркнуть ножкой и ответить: «Не за что. Мне не трудно».

 
Но незнакомец расшаркаиваться не собирался. Он раздраженно прикрикнул:
 

– Вперед, быстрее.

Месяц назад малой доли новых впечатлений и подобных переживаний хватило бы, чтобы научные сотрудники Московского НИИ попали в желтый дом, но психологи Тании знали свое дело. Психологическая обработка, которой подвергли землян, теперь берегла их от стрессов и нервных перегрузок, иначе на миссии пришлось бы с самого начала ставить крест. Теперь друзья эмоционально воспринимали происходящее отстраненно, будто наевшись транквилизаторов, зато осознавали все предельно четко.

– Простите, а вы кто такой? – с напором произнес Степан, который не нашел лучшего места потренировать свое занудное упрямство.

– Я сказал, быстрее! – прикрикнул рыжий и подтолкнул Лаврушина стволом пистолета.

 
Земляне повиновались.
Пробравшись через кустарник, обогнув зловонное, поросшее ряской болото, они вышли на просеку с километр длиной и метров пятидесяти в ширину. Лаврушин ловил ртом воздух, но его все не хватало. Сердце колошматило в груди. Несмотря на то, что на Тании его прилично подлечили, убрав все застарелые болячки, к таким бегам он не был приспособлен. Степан, обладавший куда лучшей физической формой, тоже держался за грудь. Незнакомец же едва запыхался.
Рыжий направился к большой куче веток и начал их раскидывать. Блеснул синий металл. И вскоре перед глазами землян возник сигарообразный аппарат размером с легковой автомобиль.
 

– «Вихрь», – прошептал Лаврушин.

Так и было. Гравилет класса «Вихрь». На Химендзе гравилеты появились недавно, их и было то всего несколько на всю планету.

Рыжий щелкнул пальцем по браслету на своем запястье, и прозрачный колпак гравилета с легким жужжанием откинулся.

– В кабину! Вперед! Быстрее!

Похоже «вперед» и «быстрее» было его любимыми словами. Сейчас в них ощущалась волнение. И для этого имелись веские причины.

Из‑за туч разворачивался уже виденный землянами похожий на шмеля вертолет. Кажется, они так и называются – «шмели», используются как десантные и боевые машины. Пилот наверняка заметил беглецов. Теперь счет шел на секунды.

Лаврушин неуклюже повалился на заднее сиденье. Степан последовал его примеру. Рыжий прыгнул на сиденье пилота.

Мелькнул огонек – это от вертолета отделились две ракеты. Прочерчивая дымную полосу, они рвались к цели.

– Ох, – вскрикнул Лаврушин, прикрыв глаза. По ушам ударил взрыв.

Когда Лаврушин открыл глаза, то увидел, что сосна, под которой стоял гравилет, заваливается, срезанная взрывом. Но до нее уже далеко. Сам «Вихрь» несется вперед.

– Великий Змей! – воскликнул рыжий. Что приравнивалось к «черт побери!»

Гравилет резко набирал скорость и высоту. Внизу остался вертолет «тигров», а потом и белый ковер облаков. Засветило солнце, так похожее на земное.

Вскоре облака пошли разрывами, а потом кончились. Внизу был необъятный лес. Он изредка рассекался прямыми линиями дорог и извилистыми голубыми лентами рек.

– Мы оттаскали Змея за уши, – торжествующе произнес незнакомец.

Он набрал на клавишах пульта, напоминающих клавиатуру бытового компьютера, комбинацию, откинулся на спинку кресла, тоже похожего на автомобильное. Вообще, внутри кабина гравилета напоминала салон «Жигулей», которые обнаглели до такой степени, что оторвались от земли. Вот только не было рулевого колеса, педалей и рычагов.

– Вы везучие, – бросил незнакомец.

– Ну да, – саркастически хмыкнул Степан.

– Все‑таки вы везучие, – рыжий устало прикрыл глаза, скрестив руки на груди.

– Так кто вы все‑таки такой? – не отставал Степан от спасителя.

– Скоро узнаете, – даже не повернув головы, лениво бросил рыжий, всем своим видом демонстрируя, что дальнейшие расспросы по меньшей мере неуместны. – Приготовьтесь, начинаем плести кружева.

– Что пле… – договорить Степан не успел. Гравилет задрал нос вверх, а потом обрушился вниз. И пошли «американские горки».

Машина без участия пилота начала закладывать головокружительные виражи, от чего желудок то подступал к горлу землян, то ухал куда‑то вниз.

– Нужно надежно оторваться, – сказал рыжий, когда гравилет на несколько секунд выровнялся. – Запутать спутниковый контроль.

– А это возможно?‑ спросил Лаврушин.

– Увидите… Возьмите, – незнакомец протянул две зеленые таблетки. – Поможет.

А потом опять начались кружева. И длились они с полчаса. Таблетки действительно помогли землянам. Во всяком случае их желудки не вывернуло наизнанку.

Кончилось все так же неожиданно, как и началось. Гравилет пробил облака и заскользил под их покровом. Лесные массивы оборвались, будто их ножом отрезало, и внизу пошла серая пустыня.

– Зона ядерной атаки, – не оборачиваясь, заученно, как заправский экскурсовод, произнес рыжий. – Здесь был великий город Хоррор. На горизонте его развалины.

Из серого песка пустыни вырастали величественные развалины огромных зданий, шли зубцы крепостей и оборонительных сооружений. Там когда‑то был богатый, прекрасный город.

– Когда жизнь начала нормализовываться, здесь проводилась дезактивация. Была принята программа восстановления плодородия почв. Хоррор должен был возродиться, ибо это место предназначено Птицей Дзу для Великого Города. Но пришел к власти Звездоликий.

Вдали возникла горная гряда. Гордые снежные вершины подпирали небо и пробивали облака.

– За Хребтом Снов территории, подконтрольные Лесной Федерации, – пояснил рыжий в той же манере провинциального экскурсовода, и неожиданно зло добавил. – Там заканчивается власть Звездоликого. Ни одна его военная вылазка не привела к успеху. Там все против него. Для начала он должен перемолоть горы и выжечь леса.

– Он и хотел это сделать, – сказал Лаврушин.

– Да, – кивнул рыжий. – Мезонные бомбы. И ему опять не повезло. Взрыв мезонных бомб был предотвращен Звездным Содружеством.

Пустыня и горы остались позади. Гравилет опять начал плести кружева. Потом заскользил в толще туч – вокруг была белая вата, изредка клочки ее разлетались, открывая внизу лесные массивы.

 
Неожиданно «Вихрь» ухнул вниз.
Там не было ничего, даже отдаленно напоминающего посадочную площадку. А были лишь верхушки деревьев. И машина рушилась прямо на них.
«Приплыли», – мелькнуло в голове Лаврушина. Он сжался, готовясь к страшному удару, скрежету ломающегося металла, хрусту костей и боли. Он уже видел иголки на ветвях сосен, шершавые многовековые стволы, о которые разобьется машина.
Как по волшебству гравилет прошел через ветки. Внизу оказалась неизвестно откуда взявшаяся бетонная площадка.
«Вихрь» резко сбросил скорость и завис в метре над поверхностью, а потом мягко приземлился.
 

– Маскировка, – пояснил рыжий, с усмешкой посмотрев на вцепившегося в подлокотники кресла Лаврушина. – Иллюзия. Никаких деревьев нет.

Лес стеной окаймлял посадочную площадку с двумя вертолетами. Чуть в стороне стоял двухэтажный стеклянный дом‑куб. На его крыше виднелись тарелки параболических антенн, стволы боевых разрядников и скорострельных пушек.

Рыжий приветственно кивнул опершемуся о кабину вертолета жгучему брюнету в сиреневом комбезе. Брюнет с интересом разглядывал прибывших. На его плече висел массивный штурмовой электрический автомат, способный тяжелыми пулями пробить тонкую броню.

Брюнет взметнул кулак в приветственном жесте, чем‑то напоминавшем жест испанцев‑республиканцев «но пассаран», что значит «они не пройдут».

Двери дома разъехались в стороны перед гостями. Узкий коридор вел в просторную залу. Две стены были настолько прозрачны, что казалось, будто их нет вообще, об их присутствии напоминал лишь светящийся пунктирный узор – чтобы никто не надумал выйти отсюда наружу и не разбил лоб. Половина третьей стены занимал телевизионный экран светло‑зеленого цвета. А через всю четвертую стену шла огромная карта континента со светящимися значками. В центре помещения на белом пластике пола ярко‑синими пятнами выделялись три низких уютных кресла.

– Оружие, – рыжий протянул руку.

Лаврушин, расстегнув кабуру, с удовольствием отдал свой пистолет – он ненавидел оружие и боялся его. Степан, поморщившись, протянул свой пистолет с неохотой – ему эта железяка придавала уверенности.

– Ждите, – рыжий вышел из комнаты. Дверь за ним с шелестом закрылась. Закрылась намертво.

Степан критически огляделся. Упал в мягкое гостеприимное кресло. И осведомился:

– И что дальше?

– Подождем, – пожал плечами Лаврушин, усаживаясь в соседнее кресло.

– А что нам еще остается?

Минут через пять двери распахнулись и на пороге в сопровождении рыжего появился немного полноватый, седой, немолодой мужчина. Два шрама крест на крест прочерчивали его щеку. Выражение лица незнакомца было жестким и неуступчивым, движения – резкими. В глазах горел недобрый огонек. Желания поболтать с таким человеком, пусть даже на отвлеченные темы, не возникало. От таких людей лучше держаться подальше.

Седой уселся в кресло и небрежным жестом пригласил последовать своему примеру вставших при его появлении землян.

– У меня нет времени на пространные вступления, – голос у него был низкий, хрипловатый, негромкий и вместе с тем напористый. – Я – Комсус рен Таго.

«Сам глава местного сопротивления. Сюрприз, – подумал Лаврушин. – Вот только приятный ли?»

– Ваших имен можете не называть – они не имеют значения. Я знаю, откуда вы.

– И откуда? – заносчиво произнес Степан. Ему новый знакомый явно не нравился, а он не привык скрывать свои антипатии.

– С Тании.

«Что же творится? – подумал Лаврушин, которого охватило смятение. – О нашем прибытии что, известили по телевизору, и к месту посадки катера бросились толпы встречающих? Правда без букетов и оркестров, зато с пулеметами и ракетами».

– Ошибаетесь, – слабо запротестовал он.

– Хорошо, – согласился Комсус Рен Таго. – Тогда вы – офицеры Службы Спокойствия. И как враги моего Отечества подлежите уничтожению.

– Да, с Тании, – поспешно воскликнул Лаврушин.

– Цель прибытия?

– Да так, – неопределенно пожал плечами Лаврушин. – Ознакомиться с ситуацией на планете.

Инспектор дал землянам совет – не доверять на Химендзе никому. Уж чего‑чего, а доверия лицо нового знакомого не вызывало.

– Мне нужно «Сокровище Дзу», – произнес все так же негромко Комсус рен Таго.

Лаврушин сглотнул. Мысли его беспорядочно заметались. Он не мог сообразить, чем ответить на эту лобовую атаку. Степан же решил валять дурака.

– Вы кладоискатель? – спросил он, глупо улыбнувшись. По части глупых улыбок ему тренироваться не приходилось, скорчить умную физиономию было для него куда труднее.

– Мне нужно «Сокровище Дзу», – повторил Комсус рен Таго, прищурившись разглядывая землян своими колючими глазами. – Я знаю, зачем вы здесь. С оружием грандаггоров я вырву планету из лап паука. Я раздавлю его! – Комсус побледнел. Теперь в его голосе была одержимость.

– Мы не знаем ничего, – развел руками Лаврушин. – Мы просто исследователи.

– Вы отдадите мне сокровище, – Комсус рен Таго побледнел еще больше, и вдруг как опал и, вздохнув, произнес: – Поймите, мой народ исстрадался.

– Об этом не может быть и речи, – отчеканил Лаврушин. Он понял, что юлить смысла нет.

 
Недобрые огоньки в глазах Комсуса рен Таго теперь пылали кострами.
 

– А это мы посмотрим, – с угрозой произнес он и поднялся с кресла легко, как мальчишка. – Вынужден вас оставить. Срочные дела. Но я думаю, мы еще продолжим этот разговор.

Он быстро вышел из комнаты. Рыжий, простоявший все время разговора у двери, подошел к землянам.

– Не обижайтесь на старика, – сказал он. – С ним бывает.

Неожиданно он улыбнулся, протянул руку – на Химендзе этот знак означает то же, что и на Земле, и представился:

– Строн.

– Лаврушин Виктор, – Лаврушин пожал руку.

– Карпушкин Степан.

– Будем друзьями, – сказал он. – А сейчас мне надо идти.

 
У выхода Строн обернулся:
 

– И не обижайтесь на старика.

Остаток дня земляне зализывали душевные и физические раны. Им отвели комфортабельную спальную с двумя просторными кроватями. Вокруг них крутилось двое парней, один из которых представился доктором. Возможно, он действительно имел отношение к медицине. Во всяком случае смазанные им какой‑то синей мазью ссадины и царапины, полученные пациентами в лесу, стали заживать на глазах, и через три часа от них не осталось и следа.

Хозяева дома были вещами в себе. На их лицах не отражалось никаких эмоций. Лаврушину даже показалось, что это роботы. Но роботов такого класса на Химендзе не производили, зато аборигены славились бесстрастностью.

Когда стемнело, Лаврушин устроился на кровати. Он думал, что предпримет Комсус рен Таго. Он же должен понимать, что склада оружия он от гостей не получит. За этими мыслями землянин сначала легонько задремал. Проснулся. И провалился в глубокий черный сон.

 
Утром его разбудили рано. Низкое солнце еще не поднялось над деревьями.
 

– Ляпота, – глупо произнес Лаврушин, глядя на людей у кровати.

Положив руки в перчатках на автоматы, с невозмутимым выражением на лицах перед ним стояли солдаты «золотой роты» Службы спокойствия…

* * *

Стены огромного зала уходили вверх и растворялись в небесной выси – во всяком случае возникало именно такое ощущение. Однако разум подсказывал, что это всего лишь умелая иллюзия. На самом деле высота потолка идеально круглого зала наверняка не выше тридцати‑сорока метров.

Гостей принимали здесь, потому что на них хотели произвести впечатление. И это удалось.

В центре зала в неестественном изгибе вцепилась острыми когтями в постамент Птица Дзу. Точнее, ее скульптурное изображение из желто‑зеленого, мастерски обработанного великим художником камня. Если эта пташка когда‑то и существовала, то была довольно неприятной тварью.

Рядом со скульптурой возвышался сложный аппарат в форме куба стороной метра три. В чудовищно сложных переплетениях трубок, ламп, тускло светящихся деталей глаз плутал, как в лесу с заколдованными тропинками. На пульте устройства было множество кнопок, веньеров и индикаторов. Лаврушин опытным взором человека, который сам создал немало не менее абсурдных механизмов, попытался определить, что это такое. Но тут же понял, что сей агрегат – это некое подобие абстрактной картины, в которой каждый зритель может увидеть, что хочет – под настроение.

Еще в углу помещения стояла банка высотой метра четыре из непрозрачного матового стекла. Пол был зеркальный, от этого казалось, что не только над головой бесконечная голубая высь, но и под ногами бездонная голубая бездна.

Но самым интересным и самым главным в этом месте были не предметы, а люди. И какие люди! Не каждому дано увидеть воочино самого Звездоликого и его банду.

Кунан нисколько не походил на свои многочисленные портреты. Не было у него того знаменитого чеканного гордого профиля. Не было того знакомого каждому пылающего искреннего взора античного героя. И вообще мифического и страшного диктатора не было. А был низенький (как положено великому), вертлявый, с замашками дешевого комика человечишка. Он по природе своей не мог вызвать страха и уважения, его стихией была роль растяпы, предмета насмешек и шуток. И в глазах его плясали веселые искорки.

Земляне не прошли тех школ, которые прошли жители Химендзы прежде, чем научились всерьез воспринимать этого человека. Друзья не гнили в «районах обновления личности». Не воспитывались в школах‑казармах с развешанными в классах, коридорах, душевых – везде! – портретами Кунана. Не заучивали по ночам цитаты его мистических откровений. Не разбивали костяшки пальцев, в исступлении молотя руками об пол на массовых молитвах во славу Звездоликого. Чужие страхи кажутся не такими уж и страшными. А чужая боль не такой уж и болезненной.

Земляне не раз видели портреты основных политиканов планеты. Рядом с диктатором, засунув руки за спину и слегка согнувшись, стоял советник первого ранга Друвен. Его отличала болезненная худоба. Впалые щеки были выбриты до синевы. Глаза выражали полное безразличие – казалось, окружающий мир для него не существует, что этот человек самодостаточен и замкнут навсегда в заколдованном кругу своих сокровенных мыслей. Даже по сравнению с другими приближенными Звездоликого, среди которых ягнят не было, этот человек отличался особыми изощренностью, умом и подлостью. Он принадлежал к одному из семисот древнейших родов Джизентара, получил великолепное классическое образование, был автором нескольких глубоких философских трактатов, в числе которых труд об «Изменении изменений» и эссе «Падение падений». Даже Кунан его немного побаивался, близко к делам не подпускал, но не брезговал пользоваться его прозорливыми советами.

По другую руку Звездоликого возвышалась медведеобразная, расплывшаяся от жира фигура Кунджина. На его лице раз и навсегда застыло тупое солдафонское выражение. Впрочем сейчас он смотрел на гостей с детским непосредственным наивным интересом – так детсадовская кроха разглядывает ящерку перед тем, как оборвать ей хвост, лапки, а потом и голову. Диктатор ценил своего главнокомандующего за собачью верность, привычку не считаться с чужими жизнями, в каком бы исчислении они не выражались. И еще было у «главвоена» одно бесценное качество – бескрайняя дремучесть. Звездоликий же натерпелся от умных помощников. От того же Сан рен Лаза, бывшего главнокомандующего, который вместе с шайкой заговорщиков гонял диктатора по дворцу, а тот прятался в закоулках, спасся только чудом и зарекся впредь никогда не быть столь добрым к людям.

В стороне стоял высокий, не первой молодости, перепоясанный ремнями, подтянутый офицер «тигров» второй ступени – по званию он принадлежал к верхушке Службы Спокойствия. Лаврушин впервые увидел его в вертолете, в котором пленных доставляли в Джизентар. Похоже, именно этот человек был руководителем операции. По сравнению с ним остальные, в том числе и Друвен, все, которых за невозмутимость можно было принять за биороботов, были просто истеричками. От офицера исходило какое‑то мертвецкое спокойствие, которое не сдвинешь даже тяжелым танком и не разобьешь из корабельных орудий космического линкора. В своей невозмутимости он был само совершенство.

За спиной диктатора неподвижно, как мраморные изваяния, стояли три охранника, похожих на горилл. Этих людей (если, конечно, можно было их считать таковыми) с десяти лет подвергали специальной физической и психологической обработке. Из их сознания изгонялись ненужные эмоции и мысли, слова любовь, доброта становились для них ругательными. В них оставалась доведенная до рефлекса преданность Звездоликому. Ни жалости, ни трусости, ни колебаний, ни, по большому счету мозгов у них не было. Зато они обладали огромной физической силой и молниеносной реакцией. Это были машины для убийства.

 
В общем, компания была еще та.
 

– Ну, как дела на Тании? – жизнерадостно осведомился Кунан.

Лаврушин неопределенно пожал плечами. С таким собеседником лучше не трепать языком лишнего.

– Не знают, – хохотнул Кунан. И как‑то по домашнему, мило погрозил пухленьким пальцем. – Ух вы, проказники. Так с чем пожаловали?

– Я не понимаю, о чем разговор, – виновато развел руками Лаврушин.

– А‑а, не понимает… Невежливо это, – продолжал ломать комедию Кунан. – Я же очень терпелив. Ох, как же я терпелив.

Он обошел землян, разглядывая их, за ним неотрывно следовали телохранители.

– Нормальный человек из себя бы вышел, – продолжил он. – Ногами бы затопал. А я – само долготерпение.

– Мы – жители Джизентара и ваши подданные, Звездоликий, – Лаврушин поклонился низко, как положено по ритуалу. Больше всего он боялся за Степана – что тот из упрямства отчебучит что‑то.

Положение землян было аховое. Надеяться, похоже, не на что. Но пока человек жив – может что‑то измениться. Главное, не терять самообладания. Пока что это получалось. Психологи Тании ели хлеб не даром.

– Жители Джизентара, – кивнул Кунан.

– Точно так, Звездоликий, – Лаврушин не счел за труд поклониться еще глубже.

– Так вы же все врете, – обрадовано всплеснул руками Кунан.

 
Он еще раз обошел землян, и встал напротив, уперев руки в мясистые бока.
 

– Врете, врете, врете… Я всегда вижу, когда врут.

– Звездоликий людей насквозь видит, – грозно гаркнул Кунджин, неумело пытаясь польстить диктатору. Так громогласно он орал в молодости, поднимая своих растерявших мужество солдат в атаку.

Кунан подошел к невероятному аппарату и погладил пульт. Потом крикнул телохранителю:

– Ты, иди сюда!

Для своего двухсоткиллограммового веса охранник двигался неестественно легко и быстро. Кунан нажал кнопку, направил на своего подданного штуковину, напоминающую грамофонную трубу. Стеклянное кольцо, возвышающееся над аппаратом, засветилось синим светом.

– Индикатор биополя, – Кунан погладил пульт. – Тоже кое‑что можем.

Аппарат совершенно не походил на изящную «отвертку» Инспектора. Но все равно это был индикатор биополя. Надежда на то, что Кунан не сумеет его создать, лопнула. Теперь Звездоликий расшифрует до конца «Книгу седьмого взмаха», потом его умники доведут аппарат до необходимой чувствительности – на это понадобится несколько месяцев. Потом Кунан отыщет человека с подходящим индексом биополя. Тот войдет в резонанс с «ключом». И хранилище оружия у Кунана в руках. Инспектор может просто не успеть послать новую группу.

– Синий, – воскликнул Кунан, показывая пальцем на кольцо. – А вы засветитесь красным. А это будет означать одно – вы с Тании. Проверим?

– Проверим, – с азартом воскликнул Степан, делая шаг вперед.

– А если красный – что делать будем? – спросил Кунан насмешливо.

Степан шагнул под «патефонную трубу», телохранитель подался вперед, намереваясь растерзать того, кто приблизился к хозяину на непозволительно близкое расстояние, но Кунан жестом остановил его.

Кольцо засияло ровным синим светом. У диктатора округлились глаза. Он обернулся к подчиненным и возопил:

– Вы кого мне приволокли?!

– Звездоликий, это они, – почти не разжимая губ процедил Друвен. От этого голоса веяло преисподней.

– Почему синий свет? Повешу техников!

 
Друвен на миг задумался. А потом сказал:
 

– Вероятно, они не с Тании, а с другой планеты. Биополе тамошних жителей близко к нашему.

– Да‑а? – озадаченно протянул диктатор, поглаживая свое брюшко.

– Тания могла заключить с этой планетой договор, – добавил Друвен.

«Догадался, змеюка, – горестно подумал Лаврушин. – Сколько им понадобится времени, чтобы допереть, почему Тания не послала на Химендзу своих людей, а заключила с кем‑то договор? Интересно, что известно Кунану о цели нашего визита?»

– Это с какой еще планеты? – осведомился требовательно диктатор.

– Мы только вышли в большой космос, Звездоликий, – Друвен почтительно склонил голову. – И мы слишком мало знаем о нем.

– А‑а. Вот за это я его и люблю, – простодушная улыбка вновь засияла на лице Кунана. – Очень хитрый. Хотел его повесить, но слишком умные советы дает… Так с чем вы все‑таки пожаловали?

– Да просто посмотреть, – Лаврушин понял, что отпираться смысла нет.

– А‑а. Посмотреть. На что? – недоуменно осведомился Кунан, глядя на Лаврушина почти ласково.

– Ну, как живете. Чем занимаетесь, – Степан начал развивать и без того глупую мысль Лаврушина. – Чем дышите.

– И называется это шпионаж. Было на нашей планете такое понятие. Давно, еще в эпоху, предшествовавшую всеобщему счастью и единству.

– Да нет. Мы просто… – Степан замялся, он тянул время и плел, что в голову придет, – туристы.

– А‑а. Туристы, – Кунан потер руки. – А мы туристов не принимаем, – и неожиданно резко бросил: – Где ключ от Пещеры Дзу?

– Хоть обыщите, – стойко продолжал придуриваться Степан, хотя это было бесполезно – диктатор, так же как недавно мнимый или настоящий Комсус рен Таго, знал все. – Нет никаких ключей.

– А‑а. Нет, значит?

– Нет. И не любители мы по пещерам лазить.

– А‑а. По пещерам, значит. Веселые вы, – улыбка Кунана стала шире, а голос – мягче. – Юмор мы любим. Недавно так шутили с одним. Хороший был человек. Смешной. Жаль, пришлось его Малышке отдать. Вы не видели Малышку?

Кунан взял землян под локти и мягко увлек их к цилиндру из матового стекла. Он ногой нажал на кнопку у его основания. И Лаврушин невольно присвистнул.

– Дела‑а, – протянул Степан.

Внутри на полу распласталась огромная, метров двух длиной, отвратительная, с выпученными красноватыми глазами и склизской бугристой головой, зеленая, с красными полосками вдоль спины жаба. Рядом с ней чернели ошметки мяса и… обкусанная, оторванная человеческая голова с разорванным ртом и жуткой улыбкой.

«Мутант, – подумал Лаврушин, подавляя подступившую тошноту. – Из зоны радиоактивного заражения».

Увидев людей, жаба ринулась вперед и ткнулась с глухим стуком мордой о стенку банки, так что Лаврушин только взмолился, чтобы стекло выдержало. Оно было сработано на славу. Жаба начала клацать огромными клыками (Господи, у жабы!) о бронестекло.

– Привет, Малышка, – махнул рукой Кунан. – Ух ты, крохотулька, – он ласково погладил рукой стекло.

 
Тупая животина снова клацнула зубами.
 

– Красавица, – Кунан прищелкнул языком, разглядывая животину. – Сегодня она что‑то не в настроении. Но вообще‑то меня любит. Как она вам?

– Само очарование, – Лаврушин почувствовал, как по его спине противно катится струйка холодного пота.

– Так вот. Притащили ко мне того стихоплета‑юмориста. Я ему говорю: спой, что ты там про меня насочинял. Вместе насладимся. А он отказался. Начал на коленях ползать. Малышка как раз голодная была. Ну что так осуждающе смотрите? Скормил я ей его. Скормил.

Лаврушин поморщился, представив, как эта дрянь догладывает «стихоплета». Возможно, это его голова улыбалась разорванными губами.

– Вот так всегда – как на площади – так в полный рост вещают. А как у меня – так на колени плюхаются. Мелкий такой оказался, нестойкий, убеждениям его – грош цена… Это все люди такие, или только мне подобные попадаются.

– Все, – заверил его Друвен.

– Так где ключ‑то?

– Трудно сказать, – ответил Лаврушин, понимая, что наступает момент, который так хотелось оттянуть.

– Трудно, но все‑таки можно.

– Думаю, что нельзя, – выпалил Лаврушин – как с головой в омут бросился.

– Вас когда‑нибудь допрашивали? – оценивающе оглядел землян диктатор.

– Нет.

– Из самых строптивых мои орлы выдавливают все за десять минут. Ну а если объект очень упирается – за пятнадцать. И заметьте – это только от боли. А есть еще психохимические методы, психозондирование, – мечтательно протянул Кунан.

– Откровенно? – спросил Лаврушин.

– С превеликим удовольствием, – диктатор прищелкнул пальцами, и из зеркального пола выросло три удобных кресла в виде раскрывшихся лепестков. Кунан занял одно из них, в других предложил расположиться землянам.

– Предположим, некая могущественная империя послала к вам шпионов с неким таинственным заданием, – начал Лаврушин. – Вы допускаете, чтобы вариант пленения и допроса был не предусмотрен?

– Это было бы недальновидно, – вынужден был согласиться Кунан.

– В мозгу агента ставятся блокировки.

– А‑а. Плотины, – кивнул диктатор. – Ну а если боль?

– Есть способы усилием воли выключить ее.

– А‑а. Выключить. Психохимические средства?

– Блокада участков мозга.

– Гипноз?

– Бесполезно.

– Психозондирование?

– То же самое.

– А‑А… Глубокий зондаж?

– И летальный исход. Запрограммированная смерть.

 
Кунан пару минут размышлял. Потом поднял глаза от пола.
 

– Хорошо, – кивнул он. Глумливое выражение исчезло с его лица, и теперь он походил не на комика, а на замотанного службой бухгалтера. – Но вы забыли одно.

– Что именно?

– Добрая воля. Договор – основа отношений благоразумных индивидуумов.

– И на какой основе?

– Вот что, – диктатор поднялся с кресла. – Вы пока подумайте. И к этому разговору мы еще вернемся. Есть предмет для торга. Есть желание торговаться у обоих сторон. Значит будет сделка. Вопрос в условиях.

 
Земляне тоже поднялись. Их вывели из зала.
Друзей сопровождали трое солдат‑«тигров» и высокий, статный, с длинным породистым лицом и плавными кошачьими движениями офицер четвертой ступени.
Пленников вели по бесконечным коридорам. Стены слабо мерцали, давая немного света. По потолку шли плоские плафоны, отбрасывающие то синий, то красный, то зеленый свет – цветомузыка а‑ля ночной клуб. В коридорах через каждые тридцать метров стояли на посту «тигры» в бронекостюмах и с тяжелыми ЭМ‑автоматами.
Через пять минут процессия вышла на лифтовую площадку. Просторный металлический лифт ухнул вниз, и на несколько мгновений в нем воцарилась невесомость. Потом он начал резко тормозить, пассажиров вдавило в пол. Лифт замер, двери разошлись, открывая проход в огромное прохладное помещение.
Это был гараж. Там среди автомобилей, бронетранспортеров и легких танков стояла тяжелая бронемашина «Медведь». Ее использовали для перевозки особо‑опасных преступников. В кабине за отливающем синью бронестеклом спал водитель. На сиденьях развалились двое солдат сопровождения.
 

– Сюда, – указал офицер четвертой ступени землянам на распахнувшуюся тяжелую бронированную дверь.

Земляне устроились в жестяной некрашеной коробке, располагавшейся за кабиной. Решетка отделила их от красавца‑офицера. Массивная дверь закрылась, гася наружный свет, а вместе с ним и надежду. Стал со скрипом проворачиваться автоматический замок, активизированный вставленным в гнездо жетоном сопровождающего офицера. Зажглась тусклая лампочка, рассеяв кромешную тьму.

Лаврушин заерзал на узкой холодной скамейке. В «Медведе» было глухо и безысходно, как, скорее всего, во всех конвойных машинах Галактики.

– Чтоб вам пусто стало, шакалы, – прошептал Степан.

Назад к карточке книги "Нереальная реальность"