Текст книги "Нереальная реальность"

Автор книги: Илья Стальнов

Кто бы мог представить, как много значит для Галактики этот дребезжащий звонок, раздавшийся вечером в Московской квартире на Большой Переяславке.

– Вы ждете гостей? – вопросительно посмотрел на Лаврушина инопланетянин.

– Нет. Могу открыть?

– Не хочу вас ни в чем ограничивать, – пожал плечами Инспектор. Но в глазах его проскользнула какая‑то задорная искорка.

Конечно, Лаврушин не большой специалист в психологии инопланетян, но ему показалось, что в глазах гостя горел огонек, как у шахматиста, разыгрывающего партию, когда эта самая партия идет по плану.

На лестничной площадке возвышалась массивная неуклюжая фигура. В отличие от прошлого гостя, этот человек был хорошо знаком Лаврушину. Еще бы не знать своего лучшего друга.

– Привет, – сказал Степан. Черты лица у него были грубые, глаза подозрительные, щеки толстые, нос картошкой – далеко не Ален Делон. При всем при этом лицо было не лишено обаяния.

– Здорово, – кивнул Лаврушин.

– С женой вот поругался. Ну так получилось, да… Так я зайду?

Видя, как Лаврушин замялся на проходе, Степан вопросительно посмотрел на него:

– Никак новая любовь всей жизни?

– Да нет, ты не так понял.

– Проходите, – неожиданно послышалось за спиной Лаврушина. – Мы как раз заканчиваем обсуждать одну весьма любопытную проблему.

– Это Степан – мой друг. Работаем вместе, – представил Лаврушин нового гостя. – А это… – он на миг запнулся, а потом с каким‑то злорадством – бес попутал, произнес, – товарищ из космоса.

– Из гостиницы «Космос»?

– Да нет. Он – инопланетянин.

Вечный скептик Степан после летающей тарелки, которую они видели с Лаврушиным, сломался и теперь был готов принять некоторые дикие идеи. Но сейчас он не был настроен на такой лад, поэтому кивнул:

– Шутки шутим.

– Как ты догадался, – пошел на попятную Лаврушин.

 
Но тут неожиданно встрял гость:
 

– Ваш друг не шутит, – он сделал приглашающий жест.

Лаврушин удивленно посмотрел на него. Его покоробило, что гость не имеет никаких понятий о конспирации. И вообще – зачем втягивать посторонних людей?

 
Степан шагнул в комнату и остановился, как вкопанный.
Только сейчас Лаврушин вспомнил, что картину звездного неба пришелец так и не убрал.
 

– Да‑а, – протянул Степан с видом человека, у которого оправдываются самые худшие опасения. – Инопланетянин, значит.

– Ну, я же говорил, – извиняющимся голосом сказал Лаврушин.

– Думаю, вам надо все объяснить, – улыбнувшись во весь рот, как‑то по‑голливудовски развязно‑заискивающе, обнажив ровные белые зубы произнес пришелец.

И Лаврушин опять подумал, что Инспектор сейчас похож на шахматиста, сделавшего очередной удачный ход.

* * *

И черти дернули Степана именно сегодня поссориться с женой, прийти именно к Лаврушину и наткнуться именно на инопланетянина. Все в руках провидения. Случайностей не бывает. А что бывает? Об этом даже на Тании знают очень приблизительно.

Итак, Степан, смирившись с визитом инопланетянина, выслушал его подробный рассказ о «Сокровище Дзу» кратко определил перспективу – «да‑а, фигово все кончится» и заявил, что одного друга никуда не отпустит.

– Так лучше будет, – кивнул Инспектор. Сдавил пальцами бриллиантовую запонку.

На миг в глазах Лаврушина все померкло. А потом все трое очутились в самом заурядном летающем блюдце. Так началось большое космическое путешествие…

В космическом корабле было несколько кают, помещение, которое можно определить как кают‑компанию. Земные фантасты как в воду глядели – внутри «тарелки» было полно стероэкранов, создающих полный эффект присутствия, светящихся индикаторов, панелей таинственных приборов. Стены были отделаны упругим, теплым на ощупь пластиком, который время от времени начинал светиться, или шел кругами, как вода, в которую угодил булыжник, а однажды на глазах землян вспузырился и начал растекаться зеленой жижей, но быстро вернул себе прежний вид. Рубка представляла из себя сплошной стереоэкран, казалось, оба пилота висят прямо в воздухе, хотя они полулежали в контактных креслах. На их головах были золотые обручи, благодаря которым их нервная система сливалась воедино с компьютерным мозгом корабля.

Помимо Инспектора на борту было еще четверо рослых, сложенных, как Аполлоны, таниан. Они были отличными ребятами – находкой для любого следователя, для них не нужен был никакой детектор лжи. Инспектор был по сравнению с ними образцом непроницаемости, у его же соплеменников даже малейшие чувства отражались на лицах. Земляне были для них сущими чурбанами с замерзшими чертами.

Тания принимала участие в последней межзвездной войне. Ее история насчитывала восемьдесят тысяч лет и тоже знала взлеты, падения. За это время гуманоиды не превратились в мыслящие сгустки материи и не стали суперами. Единственно, все без исключения были в отличной спортивной форме, но выглядели как обычные люди. По‑русски члены экипажа не говорили, хотя, скорее всего, просто придуривались, зато понимали все и даже под конец стали въезжать в анекдоты и шутки, заливаясь искренним смехом.

Инспектор почти все время проводил в своей каюте, предаваясь каким‑то сложным вычислениям. Он полулежал в просторном, похожем на расплывшийся кусок сгоревшей резины, кресле, предупредительно принимавшем формы тела и отвечавшим малейшим желаниям человека. Перед инопланетянином переливались в воздухе разноцветные объемные фигуры и иероглифы. Они танцевали какой‑то свой, понятный только посвященным, танец, и Инспектор направлял его, дирижируя своими тонкими музыкальными пальцами. Земляне исправно пытались донимать его вопросами, а он неизменно уходил от конкретных ответов. Так что выяснить удалось немного. Стало только ясно, что тарелка является кораблем средней дальности – пятьсот светолет. В числе прочих она совершала рейсы на Землю, но нечасто.

– Те НЛО, которые мы видим – ваши? – спросил однажды Степан, дождавшись, когда Инспектор обратит на землян внимание.

– Вряд ли. Земля находится на задворках Галактики и по большому счету Звездное Содружество она не интересует. Таких миров миллионы. Но по ряду причин ваша планета является проходным двором для иных сил. И, возможно, полем эксперимента каких‑то высоких цивилизаций.

– Каких таких сил? Каких таких цивилизаций? Какого эксперимента? – возмутился Степан.

– Мало ли, – пожал плечами Инспектор, и опять ужом выскользнул, ушел от ответа.

Земляне оказались в ситуации, мягко говоря, стрессовой. И Лаврушина удивляло, насколько спокойно он воспринимает все происходящее. Напрашивался вывод, что инопланетяне каким‑то образом подавляют эмоции гостей. Иначе у тех давно перекосилась бы набок крыша, и друзья стряхивали бы с комбинезонов космических бегемотиков.

На десятые сутки (по земному исчислению, далее для удобства исчисление времени и расстояний приводится в земных единицах, а не в стандартных для Галактического Содружества, Тании и Химендзы) Инспектор объявил:

– Приготовиться. Посадка через три часа. Земляне могут провести это время в рубке.

Это был царский подарок. Друзья сразу поняли это. Но окончательно осознали, насколько он щедр через час, когда корабль вышел из сверхсветового режима, и по телу прокатилась упругая холодная волна – последствия перехода.

Земляне висели в рубке в сетях силовых полей рядом с Инспектором и заворожено глядели на разрастающуюся Звезду Шоинн.

Корабль быстро сбрасывал скорость – с почти световой до тысяч, а потом и сотен километров в секунду. Гравиблокираторы ломали пространственную структуру, гася гигантские перегрузки, которые в миг раскатали бы и экипаж, и сам корабль в блин толщиной в микрон.

– Тания, – инспектор кивнул на голубой шарик прямо по курсу.

Это был какой‑то ювелирный салон! Планета была щедро опоясана жемчужными и изумрудными ожерельями космических станций, в небе сияли бриллианты четырех лун.

– Две луны естественные, – предугадывая вопрос, произнес Инспектор. – Две – естественные. Их соорудили четыре с половиной тысячи лет назад, когда увлекались гигантскими проектами. Большим станциям внутреннего кольца – семьдесят две тысячи лет. В послевоенный период регресса и смут космос был закрыт. Космическое строительство началось вновь восемь тысяч лет назад.

Лаврушин поежился. Земные археологи за такую древность душу бы заложили. Он улыбнулся, вспомнив своего приятеля‑археолога, который тряс какими‑то жалкими браслетами и желтым черепом и кричал, что им двенадцать тысяч лет и этот факт невероятно расширяет границы познания.

Корабль, не снижая скорости, шел прямо на планету. Та превратилась в гигантскую чашу, кипящую белыми облаками, синеющую морями и океанами, зеленеющую гигантскими лесными массивами.

Лаврушин сжал кулаки. Планета надвигалась слишком быстро. Еще немного – и верхние слои атмосферы. Почему пилот не снижает скорость? Но, кроме землян это, похоже, никого не трогало.

Внезапно Тания ушла в сторону, и впереди вновь было звездное небо. За три секунды скорость упала до орбитальной. Чудеса продолжались.

– Эквилибристика. Цирк, – произнес с облегчением Лаврушин.

– Мы древняя цивилизация, – произнес Инспектор свою любимую терапевтическую фразу. Ей он постоянно успокаивал землян, когда у тех начинал заходить ум за разум.

Теперь тарелка шла по орбите на высоте около пятисот километров. Лаврушин пытался рассмотреть города, но не видел ничего.

– Идем на посадку, – уведомил Инспектор.

И тотчас планета рванулась навстречу. Удивительно, но никакого свечения разогретых газов вокруг не было. У линии облаков корабль замер, а потом начал опускаться – неторопливо, покачиваясь из стороны в сторону.

Посадочные опоры упруго коснулись матово‑белой поверхности космодрома. На гигантском плато без конца и края, ровном, как поверхность соляного озера, виднелись космические корабли – гигантские и крошечные, матово белые и чернильно‑черные, но все до единого дискообразной формы.

Помимо них по плато были раскинуты золотистые и серебряные конструкции, похожие на горячечный бред инженера‑маньяка. Многие возносились на сотни метров вверх в полном противоречии с логикой и физическими законами – перекошенные, на хлипких опорах, со смещенным незнамо куда центром тяжести они давно должны были рухнуть, но стояли. На горизонте, почти сливаясь с небом, маячила циклопическая, свернутая в трубку паутина.

– Главная система галактической связи, – Инспектор показал на паутину. – Она – часть СЕТКИ.

– Ляпота, – прошептал Лаврушин.

– Дела‑а, – протянул Степан.

– Ну что, поехали? – спросил Инспектор.

– На чем? – осведомился Степан, как всегда подозрительно оглядывая планету, будто пытаясь отыскать какой‑то подвох.

– Автобусов не держим. Обходимся, – Инспектор махнул рукой, и перед ним возник призрачный пульт. Он настучал такт на призрачных, но щелкающих, как настоящие, клавишах. Землян захлестнула тьма…

* * *

Очнулся Лаврушин в мягком кресле, похожем на расплывшуюся теплую кучу навоза – оно тут же начало мягко, но настойчиво массировать спину, безошибочно определив то место, где у него был слегка сдвинут позвонок.

Инспектор и земляне находились на крыше белоснежной виллы, которую обступали высокие слоящиеся скалы, поросшие кустарником и невысокими разлапистыми деревьями. Мраморные ступени спускались к узкой полоске песка, а дальше шло изумрудное, яркое, бьющее по глазам море. Сквозь воду были отлично видны камушки и небольшие рыбки, крабы. Вдалеке выпрыгивали из воды крупные рыбины.

– Рай, – буркнул Степан.

– Уже приехали, – разочарованно протянул Лаврушин, втайне надеявшийся полюбоваться планетой, ее городами, людьми, машинами.

– Сожалею, но Танию вы сейчас не увидите, – сообщил Инспектор. – Равно как не могу ответить на большинство ваших вопросов.

– Почему? – возмутился Степан. – Имеем право. Между прочим, на такую аферу подписались.

– Вот именно. Избыток информации и ощущений, а они и так на пределе, притупит ощущение нового, предчувствие опасности.

– Ага, – недовольно буркнул Степан.

– После экспедиции, если все будет хорошо, вы узнаете и увидите все.

 
Это «если все будет хорошо» Лаврушина покоробило.
Инспектор понял свою бестактность – не стоит лишний раз напоминать о злосчастных двадцати процентах удачи, так что теперь всем своим видом выражал смущение и готовность искупить вину.
 

– Пойдемте, покажу вам дом, – он поднялся с кресла и жестом предложил последовать за собой землян. – Обстановка практически земная.

– А жаль, – сказал Лаврушин.

– Все будет, Виктор Николаевич. И прекрасные города, и космические поселения. И благодарность миллионов людей. Но потом.

– После Химендзы.

– После, – кивнул инспектор.

– Если вытащим лотерейный билет, – вздохнул Лаврушин…

* * *

Над землянами измывались с утра до вечера. Занимались пытками Инспектор и его подручная по имени Бара – красивая женщина ростом за два метра, ее роскошные огненно‑красные волосы доходили до пояса, но она не стягивала их, и они развевались плащом. Больше таниан на вилле не водилось.

У таниан стояла задача – подготовить землян к выполнению задания, забить в их мозги в кратчайшие сроки (а их сократили до минимума – время не ждало) огромный массив информации. Какие использовались методы обучения – об этом можно было только гадать. Во всяком случае у друзей возникало ощущение, что им на мозг как на чистый лист бумаги записывают необходимые сведенья – язык Химендзы, историю, правила поведения и пользования вещами. А так же всякие премудрости, которые вполне годились в программу любой приличной шпионской школы.

В немногое свободное время Лаврушин, обдумывая в который раз ситуацию, вновь приходил к выводу, что более неподходящих для такой миссии людей, чем он со Степаном, еще поискать надо. Они явно взялись не за свое дело. И назойливо крутились в голове слова песенки сталинских времен: «А конец у всех шпионов – кто провал, кто наповал». Провал тоже означало наповал. Но он уводил от себя темные мысли.

Химендза. Для двоих очутившихся вдали от дома землян все пути в будущее заслонила эта мрачная, обделенная милосердием планета. История ее была полна крови, позора, предательств, ее уделом было страдание. А есть ли во Вселенной милосердные миры, которые могут похвастаться, что у них было иначе?

Третья планета желтого карлика. Биосфера, период обращения вокруг оси и светила, состав атмосферы и множество других моментов – тут Химендза была почти двойником Земли. Вот только суша ее представляла один огромный континент и разбросанные везде архипелаги островов. С древних времен образовалось три традиционных центра цивилизации – великие города Джизентар, Хороор и Раль‑Сан‑Кан. Столетиями эти государства вели между собой кровопролитные войны, но так и не смогли уничтожить друг друга. Когда драка между этими монстрами затихала, они принимались грабить маленькие полисы, раскиданные по всему Континенту, где по большей части проживали представители отсталых народов и родоплеменных образований.

Наступление ядерной эры ознаменовалось тем, что Джизентар, немного обогнавший в науке своих соседей, забросал их ядерными и термоядерными бомбами. После этого гусеницы джизентарских бронеходов начали утюжить территории великих городов. Это была уже не война, а геноцид. Жители Хоррора и Раль‑Сан‑Кана полностью испили горькую чашу и испытали, что такое ядерное заражение, эпидемии, разруха. Они видели, как гордо вознесшиеся башни их крепостей, стены их прекрасных домов, пики величественных храмов превратились в почерневшие от копоти надгробья, на которых отпечатались черные силуэты испепеленных в миг людей. В результате Хоррор был полностью разрушен. Раль‑Сан‑Кан стал захудалой провинцией, где люди мерли с голода. Население планеты сократилось в три раза и не восстановлено до сих пор – оно составляет чуть меньше ста тридцати миллионов. В Джизентаре – сорок миллионов жителей, в колониях – еще пятьдесят, и двадцать пять насчитывает Лесная Федерация – раскиданные по материку полудикие воинственные племена, которые не признают завоевателей и имеют подобие своего правительства.

Наука Джизентара достигла многого, особенно в военной области. Сегодня на планете действуют безотходные, не загрязняющие природную среду технологии. Искусственная пища уничтожила сельское хозяйство. Урбанизация достигла предела, практически все цивилизованное население проживает в городах.

Сто двадцать лет прошло с того момента, когда Джизентар осыпал соседей ядерными бомбами. Время было нелегкое – и это еще мягко сказано. Правительства сменяли одно другое. Кровавые перевороты возносили к власти очередную хунту. А когда кончалось время военных, на их место приходили сладкоголосые, трепливые, безвольные гражданские, при которых все становилось только хуже. Вновь и вновь бунтовали колонии, и тогда опять ревели моторы бронемашин и заходили на боевой вираж бомбардировщики, неся свой смертельный груз городам и поселкам. Несколько раз Империя распадалась, и тогда провинции погружались во мрак и хаос, люди становились добычей одуревших от крови бандитов. Измотанное бесконечной кровавой междусобной каруселью население много раз перешагивало грани отчаянья. Однако науки и технологии продолжали развиваться. Но еще больший вес набирал мистицизм. Секты и церкви росли, как грибы после ласкового грибного дождя.

Постепенно все начало утрясаться. Империя укреплялась, наводился порядок. И тут на планету обрушилась «липкая простуда» – смертельное заболевание, выкосившее каждого четвертого в городах. Снова началась смута, и тогда к власти пришел Кунан.

Когда‑то он был мелким жрецом захудалого храма Птицы Дзу. Но авантюрная, деятельная часть его натуры восстала против размеренного и тоскливого храмового уклада. И молодой человек примкнул к клану «Сынов ночи» – одного их могущественных преступных синдикатов планеты.

Религия всегда играла в жизни горожан большую роль. Даже преступные сообщества предпочитали иметь у себя на службе лицо духовного сана, которое гарантировало удачу и списывало оптом и в розницу даже самые тяжкие грехи. Платить своему, на жаловании священнослужителю, было куда дешевле, чем расплачиваться за каждый грех в храме – а грехов у «Сынов ночи» было немало. «Хозяин ночи» Рамнур Тмуксс очень большое внимание уделял духовной жизни своих подданных, а также чистоте их помыслов и стремлений. Сам он был человеком весьма набожным, и новый духовник клана Кунан (старого сварили в кипящем масле за то, что тот слишком часто стал призывать не предаваться грехам и начал требовать за отпущение все больше денег) пришелся ему по душе. Слишком поздно Хозяин понял, что ошибался в нем, и на самом деле этот человек всегда был далек от смирения. Но, к сожалению для планеты, понял он это только тогда, когда его живого заколачивали в гроб и опускали на дно свежевырытой могилы.

Силой убеждения Кунан обладал гипнотической, люди слушали его часами, он доводил их до исступления. И постепенно он стал приобретать власть над «сынами ночи». Пропал «Хозяин ночи», вскоре его примеру последовали первые помощники – кто‑то упокоился в земле, кто‑то, успев понять, что клан пригрел ядовитую змею, вовремя унес ноги, но судьба настигла и беглецов.

Как‑то естественно и заслуженно Кунан стал лидером «Сынов ночи». А сам клан превратился в религиозно‑разбойничью секту. Вот так благочестивый бывший жрец Дзу взял очень большую власть. Но власть была теневая и далеко не абсолютная, ограниченная, а он метил куда выше. И тут повезло с «липкой простудой», начавшей свой поход с «сельвы», прошедшей по бедным районам Джизентара, затем ударившей по всем остальным жителям и перекинувшееся на провинции. Наставали отличные времена. Пахло новой смутой. А кланы особенно крепчали во время смут и потрясений.

В смуту Кунан не стал перекраивать сферы влияния, захватывать новые территории, гнобить конкурентов. Он пошел в народ.

Те, кто принимали его за обычного разбойника и дешевого трепача, сильно просчитались. Верткий, умный, умеющий заключать договора и компромиссы с такой же легкостью, как потом отказываться от них, он карабкался все выше и выше. Тогдашний «Страж Джизентара» (по земному – президент) был маразматиком, окруженным свитой из проворовавшихся, не способных ни на что ничтожеств. Власть прогнила до основания и легко развалилась под напором все крепчающего ветра перемен. Кунан стал светским главой государства после жалкого подобия выборов – у избирательных пунктов дежурили «сыны ночи», но их вмешательства не требовалось – народ был двумя руками за обещавшего свободу и волю жреца. А еще через три года Кунан облачился в мантию духовного главы планеты и отныне звался Звездоликим. Его звезда взошла над Химендзой, озарив ее мертвенным светом.

А дальше все пошло по обкатанному не раз на многих мирах и во многие эпохи сценарию. Новый диктатор быстро разделался с теми, кто привел его к власти, и от «сынов ночи» осталось одно воспоминание. За десять лет Звездоликий создал безжалостный, идеально отлаженный, с притершимися друг к другу шестеренками механизм.

Диктатуры бывают разные. Некоторые властители, правя железной рукой, заботятся о народном благе и преумножении богатств, о порядке и оставляют после смерти развитую, мощную державу. Другие, наоборот, вседозволенно и без оглядки грабят, сеют разор и разваливают все до основания. Кунан правил, чтобы править. Вся мощь государственного аппарата была подчинена ей – власти над телами и душами подданных. Во власти он видел мистику, она доставляла ему неземное блаженство. Как шли дела в государстве его особо не интересовало – шли они ни шатко, ни валко, ни хорошо, ни плохо, могло быть куда хуже, но и лучше тоже могло быть. Кунан был апатичен, его не слишком интересовали дела на его землях – до той поры, пока он не ощущал обостренным чутьем угрозу своей власти.

Ох, он умел пользоваться властью ради власти. Он достиг многого. Огромные толпы людей грызли в экстазе землю и катались в пыли по мановению его руки. Принародные казни врагов Звездоликого собирали громадные воодушевленные толпы. Он возродил древний вид казни, когда с приговоренными «работали» несколько дней подряд – сперва обрубали руку, перетягивали жгутом, на следующий день – вторую руку, потом поочередно ноги, если человек выживал, и, наконец, голову. На этих мероприятиях от зрителей не было отбоя.

Созданная им система действовала, меняя общество, люднй, их устремления и цели. Постепенно многие жители Джизентара перестали воспринимать как тягость обязательные исповеди «птенцам Дзу» – обличенным жреческим саном сотрудникам тайной полиции. Религиозные фанатики, считавшие Кунана прямым воплощением дыхания птицы Дзу, готовы были резать горло хоть себе, хоть кому по мановению его руки.

«Человек, что ты дышишь – благодари Звездоликого», – гласили плакаты на улицах. «Что ты ешь – благодари Звездоликого». И за все остальное тоже надо было благодарить именно его. И люди благодарили. Искренне благодарили его за все. Он обрел главную власть – власть над душой толпы.

Диктатора окружали хитрые умные негодяи, мечтавшие или забрать побольше власти, находясь поближе к престолу, или вскарабкаться на место хозяина. Время от времени разоблачалась очередная попытка государственного переворота, зачинателей, а заодно и ни в чем не повинных людей, предавали проклятию в храмах и пятидневным казням. На «супостатов» списывались все неурядицы и неудачи последних лет.

Экономическая система на Химендзе не укладывалась в простые рамки. В Это была хаотическая мешанина феодализма, капитализма, казарменного социализма. Благодаря высоким технологиям люди были сыты и одеты, за что обязаны были «благодарить Звездоликого». Будь ты хоть бродяга, хоть глава аэрокосмического концерна, перед Звездоликим ты – никто!

Но все шло не так гладко у Кунана. Что на Химендзе, что на Земле где‑то четверть населения способна адекватно воспринимать окружающий мир и не поддаваться всеобщей истерии и настырной пропаганде. Так что во многих умах тлела ненависть. Крепло сопротивление в Джизентаре и провинциях. Была Лесная Федерация – там находили приют жители разрушенных городов, беглые от гнева Кунана. Постепенно в бескрайних лесах, в горах появлялись базы, оружейные предприятия, использующие современные технологии. Кунан воевал с ними, бомбил поселки и базы, выжигал джунгли и леса, поливал их ядовитыми веществами, но толку было мало. Противники осваивали все новые виды борьбы.

Звездоликий умел ненавидеть. Он ненавидел Лесную Федерацию. Ненавидел оппозицию. Ненавидел тех, кто не любил его. Но больше всего он ненавидел Звездное Содружество. И так же сильно он боялся его. Он прекрасно помнил, как наглые пришельцы пришли на Химендзу. Четыре мезонные бомбы, сброшенные на территорию Лесной Федерации и призванные превратить часть материка в стеклянистую радиоактивную пустыню, плюхнулись бесполезными болванками. А потом на Химендзу высадилась делегация Содружества. Кунан встретил ее в своем циклопическом дворце.

– Вы вошли в период вероятного самоуничтожения, – сообщил Инспектор, бывший главой этой делегации. – Галактическим законом ядерные взрывы отныне у вас запрещены. Ни одно ядерное устройство не взорвется больше на поверхности планеты.

Кунан расплылся в вежливой улыбке, которой, как заслонкой печи, была закрыта великая сжигающая, безумная ярость.

– Подчиняюсь, – произнес он, разведя руками.

Он понимал, что настали новые времена. И что придется считаться с новыми правилами. Чтобы бороться с теми, кто сильнее, нужно знать их слабые места. Не бывает, чтобы слабые места отсутствовали. И Звездоликий, мастер искать болевые точки и не меньший мастер потом бить по ним, надеялся выведать их. А еще он рассчитывал на везенье. Он знал, что ему повезет. Но тогда он еще не знал, что на планете скрывается склад древнего оружия невероятной разрушительной силы.

Нетрудно было предположить, что, заполучив Сокровище Дзу, Кунан походя посчитается с Лесной Федерацией, доделав то, что не доделали мезонные бомбы. А потом примется за Звездное Содружество. При этом он найдет немало союзников среди членов того же самого Содружества и наверняка втянет планеты в Галактическую войну. Конечно, можно было бы вторгнуться на Химендзу всеми силами звездных армад, но Галактический Закон запрещал это, а нарушать его не позволялось никому – это поставило бы под угрозу само существование самой системы безопасности в Галактике.

* * *