Текст книги "Нереальная реальность"

Автор книги: Илья Стальнов

Всю ночь слышалась отдаленная и близкая пальба. Заснуть было совершенно невозможно.

– Выходи, сдавайся, кровавый маньяк! – орали полицейские в опостылевшие мегафоны…

– Это мое правосудие, – через полчаса после того, как все стихало, начинал голосить кто‑то внизу, затем следовали выстрелы…

– Спокойно, ублюдки! Я алабамский рейнджер! – кричали через несколько минут, и кого‑то били.

Всю ночь друзья опасливо выглядывали в окно. Скучать не приходилось. К утру они подвели итог. Им пришлось стать свидетелями: двух ограблений, одной погони на машинах, трех взломов сигаретных автоматов. Кроме того, в квартире напротив всю ночь жирный лысый садист в черных шароварах самым жестоким образом порол хлыстом юную невинную особу.

Лаврушин только и успевал настукивать телефон полиции. На третий раз, когда он сообщил о вооруженном налете, ему резко ответили:

– Спите и не мешайте людям работать!

Под утро по улице тяжело прошествовал рыхлый расплывшийся амбал с окровавленной бензопилой. Он с трудом тащил за собой по земле насквозь мокрый мешок, оставлявший темный влажный след.

– Мама мия, – простонал Лаврушин.

– Быстрее в Карван‑Сити! – воскликнул Степан. – Первым автобусом. Искать этого Большого Японца…

Друзья расплатились за отель и отправились на автовокзал. Междугородние автобусы в Караван‑сити отходили каждые полчаса.

Утро выдалось не по‑летнему прохладное. Поливальные машины смывали с тротуаров ночную кровь и автоматные гильзы.

Билет до Караван‑сити стоил шестьдесят долларов. По бюджету людей, тащащих с собой две сумки с деньгами, это никак не ударило.

Шикарный автобус с телевизором и кондиционерами тронулся с места. Он был полупустой. Перед друзьями сидел простоватого вида усатый седой человек, его светло‑коричневая шляпа по размерам полей мало уступала автобусному колесу.

– Билли Хопкинс обожает путешествовать, – тут же сообщил он, обернувшись и настраиваясь на долгую душевную беседу.

Друзья сами были не прочь потрепаться, чтобы разузнать как можно больше об этом мире. Они поняли, что их сосед и есть тот самый Билли Хопкинс, просто выражается он о себе в почтительном третьем лице.

– Многие поездами предпочитают, – завел он. – А Билли Хопкинс по старинке – автобусом. Трюх‑трюх, зато целее будешь.

– А поездом? – спросил Степан.

– Э, сынок. Поезда нынче грабят.

– Самолеты?

– У, сынок. Мусульманских террористов как собак нерезаных. Лезут и лезут, лезут и лезут. И русская мафия – лезет и лезет. Когда я был молод – все было чинно. Гангстеры убивали друг друга из автоматов Томпсона. Где теперь автоматы Томпсона? Где те гангстеры? Сменили их какие‑то выродки, которые и стрелять по‑настоящему не умеют.

– Верно, все верно, – поддакивал Степан. – А вы из Караван‑сити?

– Что ты, сынок! Хопкинсы всегда жили на юге! И Билли Хопкинс – шериф на пенсии – с юга. Путешествую. В Нью‑Йорке скучно. Разве так стреляют? Вот у нас стреляют. У нас то повеселее будет, – сосед вытащил из кобуры под мышкой огромный револьвер и ласково погладил его.

– А Караван‑сити?

– О‑о, – пугающе многозначительно протянул Билли Хопкинс, и на эту тему больше не распространялся.

Дорога была достаточно унылая. Вдоль нее тянулись поселки с одинаковыми стандартными чистенькими американскими домиками, бесконечные бензоколонки, придорожные закусочные. Вдали зеленели редкие леса и перелески, по полям ползали тракторы и комбайны, темнели синими витражными стеклами озера. Иногда трасса подходила к океану – ярко‑аквамариновому, с белыми барашками волн и будто прилепленными к пейзажу треугольниками парусов, со стрелами теплоходов.

На горизонте баражжировали самолеты. На второй час езды пассажиры смогли полюбоваться небольшим воздушным боем – кто с кем бился осталось непонятным, но за десять минут рухнуло два разнесенных ракетами самолета.

 
Еще через полчаса дорогу перекрыли броневики.
В салон поднялся подтянутый, с бульдожьей физиономией американский офицер, его плечо оттягивала пехотная винтовка М‑16.
 

– Дальше нельзя, – буднично сообщил он.

 
Пассажиры возмущенно загалдели.
 

– Русский десант, – офицер зевнул.

– Опять десант? – продолжался галдеж.

– Сколько можно?

– Врете вы все про десанты!

– Пропустите, мой бизнес встанет! Кто мне будет возмещать убытки?!

– А ну тихо, штатские! – гаркнул офицер так, что стекла задрожали. – Я, мать вашу, отвечаю за ваши поганые штатские жизни!

– Сами за себя ответим! – не успокаивались особенно горластые.

– Мой бизнес! Я подам в суд! – горячился пузатый пуэрториканец с массивными золотыми перстнями на восьми из всех девяти его пальцев. О сути его бизнеса было нетрудно догадаться.

– И пошли вы в задницу, – смилостивился офицер. – Лезьте к черту в пасть. Я снимаю с себя ответственность. Кто хочет жить спокойно – выходи.

Вышли всего двое. В остальных американцах жил незнамо каким ветром занесенный великий дух русского авося – авось пронесет.

– Одно время, когда СССР закончился, русских у нас меньше стало, – сообщи шериф на пенсии, поглаживая пистолет. – Даже делегации их дружеские стали заглядывать. Вместе с террористами боролись. Но вот опять повадились. Каждый месяц по десанту. Наша армия уже не справляется. Фермеры устали в партизаны ходить… Во‑во, сынок, смотри, какие они! Ферму жгут…

Действительно, ярким пламенем горели аккуратные фермерские здания, около которых стояло два танка Т‑34 с намалеванными на башнях огромными звездами. Небо пушилось куполами парашютов. Прямо над головами прогудели мощные старомодные военно‑транспортные самолеты.

– Остановят – не остановят, остановят – не остановят, – нервно забормотал бывший шериф.

 
Остановили!
Дорогу преградил танк неизвестной конструкции, такой могли создать только после большой пьянки – огромное никчемное, усеянное беспорядочными стволами пушек и пулеметов стальное чудище все с той же огромной красной звездой на борту. Русские солдаты вытащили шофера из кабины, тыкая в него автоматами Калашникова и прохаживаясь по бокам коваными сапогами.
 

– Что будет? – спросил Лаврушин.

– Эх, – махнул рукой бывший шериф. – Женщин изнасилуют. Нас – в Сибирь. А Сибирь, сынок, это такая холодная страна, где много медведей.

– Знаем.

– Билли Хопкинс не сдастся! – он схватился за револьвер.

– Подождите, может вывезет кривая, – положил ему Степан руку на плечо.

– Будь по твоему, сынок, – шериф с облегчением спрятал свою пушку под сиденье.

Русские, расшвыривая и топча сумки и чемоданы, вытолкали пинками пассажиров из автобуса и расставили вдоль дороги – руки за голову, ноги шире плеч. Некоторые пленные ныли. Другие – гордо встречали судьбу, готовясь в крайнем случае дорого продать свою жизнь.

Степану и Лаврушину с трудом верилось, что они видят своих соотечественников. Этих типов, похоже, понабрали в притонах и зоопарках. Они больше напоминали пуэрториканских бомжей, обряженных для карнавала. Все солдаты были с многодневной щетиной на щеках. На их полевую форму зачем‑то были присобачены золотые погоны, в петлицах золотели эмблемы советских военных юристов – скрещенные щиты и мечи. Сапоги были явно не кирзовые, а с какой‑то развратной парижско‑модельерской распущенностью.

Вдоль строя пленных, подпрыгивая, забегал короткими шажками маленький пузатый противный мужичонка в якобы генеральской форме. Он повизгивал на ломаном русском:

– Вот она, тлетворная Америка. Жалкие людишки, которых сметет Великая Россия!

Вслед за ним огромными шагами мерил американскую землю здоровенный голубоглазый блондин в синем десантном берете с сухопутной советской эмблемой. Помимо золотых погон полковника на его форме были еще и аксельбанты.

– Где он? – заорал генерал, похлопывая себя по ляжкам.

– Должен был ехать этим автобусом, – рычал полковник с аксельбантами.

– Почему?

– Агентурные данные.

– Тьфу на твои агентурные данные… Ты виноват. Ты – мой лучший ученик в КГБ!

– Так точно, генерал, – детина щелкнул сапогами сорок пятого размера.

– Я отдал тебе все свои знания. Я обучил тебя лучшим пыткам. Вспомни Советский Союз. Еще в те времена этот поганый цээрушник Дэвид Залкин убежал из концлагеря в Узбекистане, куда мы его заключили.

– Я помню, – кивнул полковник. – Он ушел лесом. По пояс в снегу. Мы не думали, что он так хорошо ходит по снегу.

– Ушел‑ушел‑ушел. На снегоходах не догнали негодяя. И он спутал все наши карты в Афганистане. А теперь мы не можем найти его и здесь.

– Нету его в автобусе.

– Найти его. Найти, найти, найти!

– А этих? Расстрелять? – в предвкушении хорошей забавы улыбнулся голубоглазый, хищно разглядывая пленных.

– Пусть катятся на…

Последнее, нецензурное, слово генерал произнес с особо противным акцентом.

– Катитесь, – по‑английски бросил полковник.

Пассажиры загрузились в автобус, и он сорвался с места, как наскипидаренный мулл.

– Вот вам, – сделал бывший шериф непристойный жест, оглядываясь на русских через заднее стекло.

Через час показался Караван‑сити. И у друзей перехватило горло от восхищения.

Город был красив. Он очаровывал, брал в полон сердца, магически приковывал взор. Он будто сошел с картинок комиксов. Вверх скалами вздымались небоскребы самых причудливых форм. Внизу ютились домишки. Через серебристую реку были перекинуты ажурные прекрасные мосты. Вечерело. Небо окрасилось в мягкие цвета. Низкие редкие облака плыли неторопливо вдаль. А за Караван‑сити начинался Атлантический океан.

– Величественно, – искренне воскликнул Лаврушин.

– А то, сынок, – с гордостью кивнул бывший шериф.

– Смотри, – Степан ткнул Лаврушина локтем.

За автобусом вдалеке чернела точка. Она разрасталась. И вскоре приобрела очертания длинного лимузина с черными стеклами.

– В черной черной машине сидит черный черный пес, – занудил Степан.

– Помолчи, а, – нервно воскликнул Лаврушин. Он решил в случае чего попросить взаймы у шерифа револьвер, но не был уверен, что оружие поможет, тем более когда боишься не только нажимать на спусковой крючок, но и держать его в руке. – Пригнись. Может, не заметят.

Черная машина начала обгонять автобус. Некоторое время она шла сбоку на одной скорости, будто раздумывая, стоит ли автобус внимания. Потом прошла вперед. Неуверенно ехала. Водитель будто раздумывал, как быть.

– Господи, – прошептал Лаврушин.

 
Машина увеличила скорость. И вскоре скрылась из виду за поворотом.
 

– Повезло, – выдохнул с облегчением Степан.

– Пока – да, – кивнул Лаврушин.

 
Как долго они могут скрываться.
Те, кто их преследовали, обладали сверхъестественным чутьем. Пока провидение хранило друзей. Но кто в серьезных делах серьезно рассчитывает на провидение?
 
 
 
 
 

* * *

– Вы опоздали, – сказал администратор отеля «Атлантика». Он был похож на своего коллегу из «Ползучей звезды», как родной брат, только лет на двадцать постарше.

– Нет номеров? – разочарованно произнес Степан.

– Нет номеров с обзором.

– Обзором чего? – брякнул Лаврушин и тут же пожалел о своих словах.

Администратор посмотрел на него с подозрением. Похоже, каждый человек в Америке обязан знать, на что тут обзор и мечтать о том, чтобы место осталось.

– Как нет мест с обзором?! – вслед делано возмутился Лаврушин.

– Желающих много.

– И что нам делать?

– Могу предложить номер на другой стороне. А обзор в холле.

– В холле?

– Да. Советую занимать места с семи часов.

– Ладно, – кивнул Степан. – Холл подойдет. Давайте номер.

– Сегодня дороже на двадцать процентов.

– Как? – возмутился Лаврушин. – На двадцать процентов! И без обзора?

– С обзором дороже в два раза.

– Ладно, что с вами поделаешь.

Отель был новый, из черного стекла, с широкими балконами. С шестнадцатого этажа открывался вид на длинный мост, реку, впадающую в большую бухту, заполненную кораблями, и на несколько похожих на средневековые замки мрачных и величественных небоскребов. Казалось, они созданы не для того, чтобы там сидели клерки, работали с компьютерами, подсчитывали прибыли. В таких зданиях должны твориться темные ритуалы, там место для колдунов и рыцарей тайных орденов. Но, о, проза жизни, там обитали именно бухгалтеры и менеджеры.

Номер был двухкомнатный. Осмотрев его, друзья спустились в ресторан. Здесь было куда спокойнее, чем в нью‑йоркском ресторане. Никто не сидел с ногами на столе, никто не махал пистолетами, никто никого не бил и не оскорблял. Похоже, слава Караван‑сити как опасного места была несколько преувеличена.

Народу в ресторане было немного. Зал тонул в полутьме. На столах горели свечи. Звенело тяжелое серебро ножей и стучали вилки о фарфор массивных тарелок. Тенями сновали официанты – сдержанные, безмолвные, неулыбчивые.

В меню оказался борщ. Его принесли в пузатой фарфоровой супнице и разлили по тарелкам. На вкус он меньше всего соответствовал названию, представляя из себя обычный овощной суп, но годился на голодный желудок.

В углу играл на скрипке нервную, тревожную мелодию скрипач в черном фраке.

– Пристойное место, – негромко произнес Лаврушин.

– Только немного странные здесь все, – Степан едва заметно указал ножиком на двух джентльменов, сидевших через стол.

Те были в черных смокингах, сидели ровно, как аршин проглотили. Их лица отливали восковой бледностью, с каким‑то зеленым оттенком, губы алели ярко, будто подкрашенные помадой. Перед ними лежали куски с мясом, если и жареным, то чисто символически. Джентльмены отрезали кусочки и неторопливо отправляли их в рот, методично пережевывая. Что‑то было не от мира сего в этой парочке.

– Бр‑р, – Лаврушин передернул плечами.

Официант, принесший крохотного запеченного поросенка, наклонился к Лаврушину и прошептал едва слышно:

– Администрация понимает ваши чувства. Не всем нравится такое соседство. Но вампиром можно быть признанным только по суду. А так эти господа обладают всеми правами.

– Да нет, мы ничего, – Лаврушин смутился

Один из джентльменов бросил на него долгий, приценивающийся, немигающий взгляд. Эдакий взгляд гурмана, который решает, соответствует ли образец его изысканным желаниям.

– Тьфу, – Лаврушин еле заметно перекрестился. Непризнанный по суду вампир брезгливо поморщился и отвернулся.

Кухня в ресторане была отменная. Обильная трапеза как нельзя лучше способствует борьбе с дурными мыслями. А после стаканчика белого итальянского вина друзья почувствовали себя вполне прилично. И проблемы как‑то измельчали. Стали вовсе и не такими проблемами. В конце концов и в Караван‑сити неплохо с двумя мешками денег. А что черный лимузин и незнакомец с барбосом бродят где‑то поблизости, так плюнуть и растереть.

К семи часам в холле шестнадцатого этажа начал собираться народ. Лаврушин и Степан успели занять места около самого окна – огромного, от пола до потолка. Отсюда открывался прекрасный вид на сказочный город с пиками небоскребов, с серыми, суровыми домами, с дикими переплетениями автострад.

– Сейчас, сейчас, сейчас, – ерзал на сиденье бывший шериф. Он то и насоветовал друзьям этот отель, м сам заселился сюда на третий этаж. – Еще пять минут. Всегда точно появляется.

– Не, в прошлом году на семь минут опоздал, – сказал один из собравшихся зевак – тучный черный как смоль негр. Он был в белоснежном смокинге и выглядел в нем как шоколадка, выглядывающая из белой обертки.

– Это у тебя часы опоздали, сынок, – возмутился шериф. – В прошлом году я сидел в этом же кресле. И как только стрелка коснулась этого деления, он появился.

– А я говорю, опоздал, – настаивал негр.

– А я говорю, – бывший шериф вытащил свой огромный револьвер и прокрутил вокруг пальца, – что он пришел вовремя.

– А ведь и правда, – тут же согласился негр. – Как я забыл.

– Время, – наконец сказал шериф.

– Дела‑а, – протянул Степан.

Из‑за крайнего небоскреба появилось нечто. Огромное, волосатое, метров тридцати высотой.

– Кин‑Конг, – воскликнул Лаврушин.

– А ты кого ждал, сынок? – улыбнулся шериф.

– И что, каждый год в это время приходит?

– Секунда в секунду.

– А почему?

– А кто обезьяну поймет, – развел руками шериф. – Сперва его стрелять пытались. Живучий. Оклемался. А сегодня можно было бы его, конечно, противотанковой пушкой, но плюнули. Просто дома и дороги на его пути восстанавливать перестали – чего на один год строить.

– А вдруг свернет в сторону.

– Не. У обезьяны замкнуло в мозгах. За полсотни лет не свернул ни разу, и не свернет. На небоскреб взберется, руками помашет, по груди себя кулаком поколотит, а потом обратно.

– Куда?

– Говорят, в горы на севере… Повезло с ним Караван‑сити. Столько туристов поглазеть приезжает.

Кин‑Конг пнул ногой давно разломанный мост подземки. Поколотил кулаком по земле. Заорал трубно, скорее как мамонт, чем как человекообразная обезьяна.

– Ах, – прокатилось по холлу.

Зрители были поражены в самое сердце. Из‑за небоскреба появилась еще одна обезьяна! Пониже первой. И какая‑то нежно‑хрупкая, если такое можно сказать про существо трех десятков метров высотой.

– Отпад! Он с чувихой приканал! – воскликнул молодой, ярко одетый парнишка, прилипший к стеклу.

– Точно, с леди. Ах, молодец, сынок. Ах, молодец, – бывший шериф всплеснул руками от избытка чувств.

Теперь уже две обезьяны сноровисто полезли по коричневому, уже сотню лет подпирающему облака небоскребу. На вершине Кин‑Конг потряс шпиль, будто пробуя его на прочность. Его подруга сидела на краешке, свесив ноги, и ожесточенно чесалась.

– Интересно, какого размера должны быть блохи у такой твари? – прошептал Степан.

Кин‑Конг поколотил себя кулаками в грудь – глухой барабанный звук донесся до «Атлантики». Оглядел город. Досадливо взревел. Пнул еще раз шпиль и полез вниз. За ним последовала его подруга.

 
Вскоре они пропали из вида.
 

– Как голубки счастливые, – бывший шериф умиленно вытер платком набежавшую слезу.

* * *

Ночь выдалась не более спокойная, чем в Нью‑Йорке. Можно сказать даже – более беспокойная.

Стемнело. Друзья расположились на балконе в пластмассовых креслах, на которые были положены мягкие подушечки. Степан держал в руках купленный только что бинокль. Лаврушин решил воспользоваться длинной, очень сильной подзорной трубой.

Было тепло. Бензиновая гарь до шестнадцатого этажа не долетала. В бухту заходил огромный черный пароход, его огни отражались в воде.

Вскоре посветлело – над городом взошла гигантская луна, а с другой стороны на небосклоне прилипла огромная хвостатая комета.

Жизнь в городе кипела. По улице внизу важно прошествовала банда пингвинов. Прохожие с визгом разбегались. Судя по всему, симпатичные антарктические птицы имели здесь дурную репутацию. За пингвинами переваливался человек во фраке, тоже чем‑то похожий на пингвина.

– Где‑то я это видел, – сказал Степан.

Минут через пять над улицей пролетела черная фигура, похожая на летучую мышь.

– И это я где‑то видел, – добавил Степан.

– Бэтмен, – сказал Лаврушин. – Человек‑летучая мышь.

Еще через несколько минут, пылая всеми четырьмя двигателями, начал расти, резко снижаясь «Боинг‑747». Он падал на небоскребы.

– Боже мой, – прошептал Лаврушин, глядя на гибнущую машину. Он навел трубу, и казалось, видел охваченные ужасом лица в иллюминаторах.

 
До небоскреба оставались считанные метры.
И вдруг появилась синяя точка. Она поднырнула под самолет. Самолет изменил курс.
 

– Супермен, – сообщил Лаврушин, наведя подзорную трубу на амбала, поддерживавшего в воздухе «Боинг». Он выглядел комаром на теле слона, но держал самолет в воздухе без усилий.

– Здоровый парень, – с уважением произнес Степан.

Супермен опустил ношу в воды бухты. Пламя захлебнулось водой. Самолет закачался на волнах. Рядом с ним из воды высунулась огромная голова доисторического чудовища. Попробовала зубами металлическое крыло. Фыркнула, сплюнула и ушла под воду, подняв высокую волну.

Через некоторое время послышались громовые раскаты, и слева на окраине взметнулось красное зарево.

– Это еще что? – воскликнул Лаврушин, вжимая голову в плечи. Он прекрасно помнил бомбежку в Берлине.

– Шериф говорил, что в это время Годзиллу от города ракетами отгоняют, – пояснил Степан.

По улице уныло прошаркала и удалилась по каким‑то своим загадочным делам процессия мертвецов‑оборванцев. Один держал под мышкой свою голову, у троих не было голов вообще, один скакал на единственной ноге. Зрелище было не столько жуткое, сколько жалкое.

– Все, спать пора, – сказал Степан. – Завтра тяжелый день.

Он справился с электронным будильником, который поставил на девять, и с готовностью отключился.

Сон никак не шел к Лаврушину. Когда веки начали смыкаться, комнату озарил розовый свет.

Лаврушин поднялся и подошел к окну. Напротив пентхауза соседнего дома висела летающая тарелка, в конусе света трое крохотулек пришельцев тащили из окна обнаженное женское тело.

 
Задремал Лаврушин только под утро.
А когда проснулся, вовсю светило солнце.
 

– Э, Степан. Вставай, – воскликнул ученый .

– Рано, – буркнул, натягивая одеяло на голову.

– Какой рано? Почти десять. Дела у нас.

– Дела, дела, – Степан попытался снова спрятаться от всех проблем в сладком сне.

 
Лаврушин дернул за одеяло.
Степан приподнялся, потряс головой и угрюмо произнес:
 

– А я думал, все это мне снится.

– Не снится, – заверил Лаврушин. – Поднимайся.

 
Затренькал дверной звонок.
 

– Кого черт несет? – сонно осведомился Степан.

– Сейчас узнаем, – Лаврушин накинул махровый халат.

Он подошел к двери и нажал на кнопку. На экранчике появился вид коридора. Перед дверью стоял официант в коричневой форменной курточке и белых брюках. Перед ним был столик, заставленный приборами из нержавеющей стали.

– Что? – спросил Лаврушин.

– Завтрак, господа.

– Мы не заказывали.

– Входит в сервис.

– Входит так входит.

Лаврушин отпер дверь. Официант поклонился и прошел в комнату, толкая перед собой столик. Степан уже успел подняться и устроился на диване, с интересом смотря на то, что им привезли. Ох, любил он с утра хорошо поесть. Впрочем, любил он поесть и с вечера. И со дня.

Официант разложил на обеденном столе приборы. Поставил в центр блюдо под колпаком. На металлической поверхности колпака отражались лица присутствующих, искажаясь и приобретая забавные черты, как в комнате смеха.

– Ну‑ка, что у нас тут? – Степан уселся за стол и потер руки.

 
Официант с улыбкой поклонился. Поднял колпак с блюда…
 

– Гр‑р, – Степан поперхнулся.

 
На блюде лежала отрезанная человеческая голова.
Степан заерзал и попытался вжаться в спину стула. У Лаврушина подкосились ноги и он уселся прямо на ковер.
 

– Ваш завтрак, господа, – официант демонически захохотал. – Ваш завтрак.

 
Голова на тарелке открыла глаза. Подмигнула Степану. Осклабилась.
 

– Приятного аппетита! – официант хохотал все громче. Его лицо вытягивалось. Куртка рвалась на спине. Руки становились длиннее. Лицо покрывалось волдырями. Это было лицо обожженного трупа. Только глаза – живые и алчные, горели жадной неутомимой злобой.

 
Официант оглядел друзей:
 

– Поздравляю вас с моим завтраком, господа.

Снова захохотал. И поиграл пальцами. На руке была перчатка с четырьмя длинными лезвиями. Его обвисшая превратившаяся в лохмотья бомжатская одежда была вся в грязных бурых пятнах.

 
Степан схватил тарелку и запустил в физиономию нечисти.
Официант рассек тарелку на лету когтями‑лезвиями.
 

– Я твой друг, – с ухмылкой, обнажив кривые острые зубы, сообщил монстр. – Не противься.

 
Он приблизился к Степану и занес над ним когти‑лезвия.
 

– А‑а‑а, – заорал Степан.

 
Бип‑бип‑бип…
Лаврушин дернулся…
Он лежал в кровати. Подушка была противно и прохладно мокра от пота. Пищал отчаянно будильник.
Степан спал, откинув одеяло. Лаврушин с ужасом увидел, как по его груди ползет кровавая полоса.
 

– Степан, – он дернул его за руку.

 
И тут Степан проснулся.
Он потряс головой. Минуты две он ничего не мог сказать. Лаврушин дал ему воды.
 

– Что это было? – сдавленно произнес Степан, опустошив стакан.

– Сон.

– Там был какой‑то мужик в перчатках.

– С лезвиями, – поддакнул Лаврушин.

– Нам что, одно и тоже снилось?

– Ну.

– Значит, все правда… Вспомнил. Фрэдди Крюгер.

– Кто? – удивился Лаврушин.

– Убийца‑маньяк, являющийся людям во снах и убивающий их там. Во сне он всесилен, – закончил Степан. – Бог ты мой. Псы. Какой‑то болван в черном котелке. А теперь и Фрэдди! Не многовато? Что теперь нам с этим делать?

– Не знаю. Ладно. Подъем. Завтракаем.

При слове завтрак Степан поморщился. Случилось страшное – кажется у него пропал утренний аппетит.

– Завтракаем, – настойчиво повторил Лаврушин. – И ищем Большого Японца…

* * *