Текст книги "Лунная Заводь (ЛП)"
Автор книги: Илона Эндрюс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
Сериза пожалела, что не может заглянуть ему в голову. Поскольку это было невозможно, ей придется довольствоваться своими инстинктами, а они говорили ей, что он жаждет мести, жаждет ее, как человек, умирающий от жажды, жаждет глотка воды. Когда он заговорил о Пауке, все его поведение изменилось. Он напрягся, его глаза сосредоточились с хищной настороженностью, его тело было готово, как будто это была сжатая пружина. Она с таким же отчаянием хотела найти своих родителей.
А теперь это стоило ее тете глаза. Как, черт возьми, она должна была жить после этого? Сколько еще ранений потребуется?
Часто ошибайся, но никогда не сомневайся. Правильно.
– Ричард?
– Да?
– У «Руки» есть следопыт. Они могут проследить путь тела вниз по реке. Давай поставим снайперов с нашей стороны охранных камней. Если они появятся, возможно, мы сравняем счет.
– Хорошо. – Ричард повернулся, пронзил Уильяма долгим взглядом и вышел из комнаты, ведя за собой Эриана.
– Ты все еще выигрываешь, – сказал Уильям.
– Уро висит на волоске, моя тетя слепа на один глаз, а у моего двоюродного брата сломаны два ребра.
– Да, но они все еще дышат.
Хорошая точка зрения. Так почему же ей от этого не стало легче?
Появилась Игната с коробкой в руках. Она поставила ее на стол.
– Погрязнешь в ненависти или жалости к себе?
– Сейчас это ненависть к «Руке», – ответила ей Сериза. – Когда я переключусь на жалость к себе, я обязательно дам тебе знать. Надо было выбросить тело за борт.
– О, пожалуйста. – Игната закатила глаза. – Мама всю свою жизнь заигрывала с этим. Я повторяла ей снова и снова: надень чертовы очки. Кальдар украл их специально для нее. Я говорила ей, Микита говорил: мама, надень защитные очки. Но нет, большинство из нас, по-видимому, глупы. Мы ничего не понимаем, а она прекрасно видит, а когда она надевает очки, линзы запотевают…
Игната стащила с плеча полотенце и швырнула его через всю комнату.
– Поможет, если бросить что-нибудь тяжелое, – сказал Уильям.
Игната отмахнулась от него.
– Молчи ты. Послушай, Сери, мы все совершаем ошибки и платим за них, особенно если они сделаны из-за высокомерия.
Игната достала из коробки пузырек, и по комнате разнесся запах грязных носков и гнилых цитрусовых. Экстракт валерианы.
– Так что, как бы тебе ни хотелось признать эту ошибку, она принадлежит моей маме. Она владеет всем этим своим одиноким «я», и она это знает. Если бы она надела очки, то отделалась бы парой сломанных ребер, как мой брат.
Игната накапала десять капель в стакан и налила в него воды из бутылки.
– Пей. Тебе нужно поспать.
Сериза взяла стакан.
– Я бы не стал, – пробормотал Уильям.
Игната впилась в него взглядом.
– Ты… помолчи. Ты – до дна. Быстро.
Это была всего лишь валерьянка, и спорить с Игнатой было все равно, что пытаться урезонить питбуля. Сериза залпом выпила воду. Огонь и ночь прокатились по ее горлу.
– Что ты туда добавила?
– Воду, валерьянку и очень сильное снотворное. У тебя есть около пяти минут, чтобы добраться до своей комнаты и принять душ, или ты потеряешь сознание там, где стоишь.
– Игната!
– Игната-Игната-Игната! – Игната замахала руками. – Когда ты в последний раз ела или спала? Что, нечего ответить? Сегодня тебе надо поспать, завтра отдохнуть, а послезавтра ты поведешь наш отряд к Ширилам, и после этого у меня не будет на тебя времени. Я буду занята, латая всех остальных. Так что давай! Кыш! И забери с собой голубую кровь. – Она указала длинным пальцем на Уильяма. – Ты пойди с ней и убедись, что она не упадет в обморок где-нибудь на лестнице.
Сериза вздохнула и направилась вверх по лестнице. Уильям последовал за ней.
– Она сумасшедшая, – сказал он.
– Нет, она старается держать себя в руках и не плакать. Ее мама и брат могли погибнуть. Она мало что может сделать, поэтому командует мной.
Он нахмурился.
– Ты говоришь о мести?
– Да, немного. Мой папа часто говорил мне: «Когда ты главный, ты во всем виноват». Она немного винит меня. – Ее ноги тяжелели с каждым шагом, как будто кто-то медленно вливал свинец в ее кости. – Она никогда не признается в этом даже самой себе, но винит во всем меня.
– Так вот каково это – иметь большую семью, – сказал он.
Теперь ее голова стала слишком тяжелой. Ее веки пытались сомкнуться сами по себе. Она остановилась у двери в свою комнату.
– Что-то вроде этого. Ты еще не видел самого худшего. Они выделили тебе комнату?
Уильям оскалил зубы.
– Да. Кальдар показал мне ее.
Он произнес имя Кальдара так, словно хотел его задушить.
– Я не сержусь на тебя из-за червей, – сказала она ему, пытаясь привести свои мысли в порядок. Она зевнула. – Извини, мне очень хочется спать.
– Все окей, – сказал он. Он стоял слишком близко.
– Когда это голубая кровь говорила «окей», лорд Билл? Вам нужно больше работать над своим прикрытием. – Она зевнула. – Из тебя получился бы ужасный шпион. Обещай мне, что пока я сплю, ты не причинишь вреда никому из моих кузенов, даже Кальдару.
Уильям посмотрел на нее.
– Я измучена и несчастна. Обещай мне. Никаких оторванных голов, никаких сломанных костей, ничего такого, что заставило бы меня пожалеть о том, что я привела тебя к моей семье.
– Обещаю, – сказал он.
– Спасибо тебе.
– Обращайся.
– Девочка говорит, что в лесу живет монстр.
Что-то дрогнуло у нее в груди.
– Она про себя.
Уильям посмотрел на нее.
– Это Ларк, – сказала она, чувствуя боль в груди. – Она считает себя монстром.
Руки Уильяма сомкнулись вокруг нее. Она должна была что-то сказать. Ей следовало оттолкнуть его. Но она чувствовала себя такой усталой и подавленной, а его руки были сильными и успокаивающими. Он прижал ее к себе, и тупая боль, грызущая ее, отступила. Это было так приятно, что она просто прислонилась к нему. Он опустил голову. Она смотрела, как он это делает, но не понимала, зачем он это делает, пока его губы не коснулись ее рта.
– Спи спокойно, – сказал он. – Я присмотрю за твоей семьей.
Он отпустил ее.
Сериза закрыла дверь и долго смотрела на нее, не зная, действительно ли они соприкоснулись или ей показалось. Она ничего не добилась и села на кровать, чтобы снять ботинки. Она сняла левый ботинок, а потом кровать перевернулась и упала ей на затылок.
УИЛЬЯМ проснулся в темной спальне. Воздух был прохладным, и узкая полоска лунного света, пробиваясь сквозь шторы, падала на пол. С минуту он лежал неподвижно, глядя в потолок и заложив руки за голову.
Он поцеловал Серизу, и она позволила ему это. Его память сохранила этот момент почти идеально. Он помнил все: наклон ее лица, как лежали волосы, недоумение в ее темных глазах, ощущение, как она прижимается к нему, тонкий аромат ее запаха на его губах. Он снова поцелует ее, даже если вся ее семья выстроится в очередь, чтобы застрелить его.
Уильям скатился с кровати и, бесшумно ступая, дернул ручку двери. Все еще заперто. Они заперли его, как ребенка.
Он улыбнулся, открыл рюкзак и выудил оттуда ночную спецовку. Он разделся и натянул штаны и кофту. Ткань, покрытая темными и светло-серыми пятнами, липла к нему, как вторая кожа. Когда он впервые увидел эту штуку с капюшоном и маской, закрывающей все, кроме глаз, он сказал Нэнси, что, насколько ему известно, он не ниндзя. Она посоветовала ему надеть ее и сказала, что ему понравится. Он все еще не был уверен, знала ли она вообще, кто такие ниндзя.
Уильям вынужден был признать, что эта спецовка придерживается определенной логики. Истинная ночь никогда не бывает просто черной. Она бывает подвижной эфирной мешаниной тени и тьмы, пятнистого серого и глубокого индиго. Человек, одетый в черное, выделялся бы на фоне темноты как большое пятно.
Однако он провел черту между капюшоном и маской. У человека должны быть стандарты, и у него не было никакого желания закрывать уши или дышать через ткань. Кроме того, в них он выглядел полным идиотом.
С тех пор как Сериза легла спать, его передавали от одного родственника к другому, и Кальдар проверял его каждые полчаса, пока он не был готов свернуть ему шею. Кальдар обладал искусным обаянием талантливого мошенника. Его язык был без костей, он легко смеялся, и слишком много болтал. Вечером Уильям видел, как он украл крючок из корзины Кэтрин, нож у Эриана, какой-то металлический инструмент у Игнаты и пригоршню пуль у одного из кузенов Серизы. Кальдар делал это небрежно, с плавной грацией, держа предмет пару мгновений и возвращая его на место. Уильям подозревал, что если Кальдара поймают, он просто посмеется над этим, и его сумасшедшая семья позволит ему уйти безнаказанным. Они знали, что Кальдар злодей. Но им было все равно.
Уильям нашел маленькую коробочку с камуфляжной краской и затемнил лицо, размазывая серую, темно-зеленую и коричневую краску неровными пятнами. Сделав это, он сунул ножи за пояс и взял арбалет «Зеркала». Он зарядил его двумя отравленными болтами из колчана, стараясь не касаться сложных механических головок болтов. Токсин был достаточно силен, чтобы свалить лошадь. Головки болтов были слишком большими и странной формы, и их точность страдала, но это не имело значения. Арбалет был оружием последней надежды, его можно было использовать с близкого расстояния, когда смерть была гарантирована.
Кто-то в семье Серизы играл не по правилам. Кто-то рассказал «Руке» об Уро. Он был уверен, что многие местные жители знали, что у Маров есть родственник тоас, но только член семьи мог знать, что этот тоас отправится за Серизой в Сиктри.
Если в семье есть предатель, то у него существует прямая связь с Пауком или с кем-то из его команды. А учитывая, что Сериза только что вернулась домой с какой-то странной голубой кровью на буксире, предателю не терпелось рассказать об этом Пауку.
Предатель подождет, пока большая часть дома не ляжет спать, а Мары, похоже, страдают критической неспособностью вести себя тихо. Гигантский дом гудел, как улей, почти весь вечер. Когда время приблизилось к полуночи, шумная семья Серизы наконец-то успокоилась.
Уильям надел на запястье спи-часы. Это было сложное устройство, состоящее из часовых механизмов и магии, встроенное в кожаный браслет на запястье. Четыре узких металлических бочонка стояли в ряд на верхней части спи-часов. Уильям вытащил из-под браслета три тонкие проволочные петли и надел их на указательный, средний и безымянный пальцы. Он растопырил пальцы. Бочонки вращались вокруг его запястья, как барабан револьвера. Если он согнет запястье, направив ладонь вперед, то выстрелит самый нижний ствол, выплюнув маленький бочонок, вооруженный иглой. Бочонок содержал достаточно наркотика, чтобы погрузить крупного мужчину в глубокий сон в течение трех секунд.
Это было элегантное оружие. Он будет скучать по игрушкам «Зеркала», когда все кончится.
Предатель отправится в Трясину. Он был в этом уверен. Во-первых, он уже знал, что ничто из того, что происходило в пределах слышимости дома Мар, не оставалось тайной. Во-вторых, Ларк упоминала о монстре в лесу. Сериза сказала, что Ларк считает себя монстром, но он не был уверен, что она права. Малышка, должно быть, растерялась. Возможно, она видела что-то в тумане, между деревьев, но не могла объяснить это сестре. У некоторых агентов «Руки» было достаточно усовершенствований, чтобы вызвать кошмары у взрослого человека, не говоря уже о ребенке. Если Ларк обнаружила в лесу странное, пугающее существо, он хотел встретиться с ним.
У него был очень простой план: выследить, опознать предателя, когда он или она отправятся в лес, а затем идти по их следу к чудесным подаркам, которые ждали на другом конце. Он мог напасть на агента «Руки» и последовать за ним в какую-нибудь глубокую темную дыру, которую Паук называл своим логовом на болоте.
Возможно, он даже позволит агенту «Руки» увидеть себя, решил Уильям. Тогда им придется поговорить. Может, некоторые кости будут даже сломаны. Он беззвучно рассмеялся.
Окно бесшумно распахнулось. Он проскользнул через него на длинный балкон и присел на корточки, уходя в глубокую тень у перил.
Луна то появлялась, то исчезала в рваных облаках. Вдалеке лениво рычал старый аллигатор. Ветер нес запах воды и мимозовый аромат ночных игольчатых цветов.
Он уже давно не охотился, и ночь звала его.
Внизу, за перилами, двор был пуст. Уильям сидел тихо и терпеливо.
Минуты тянулись, как вечность.
Слабая дрожь пробежала по ветвям кипариса слева. Мальчик с винтовкой. Не старше двенадцати.
Еще одно движение справа. Молодая женщина в соснах. Судя по расстоянию между деревьями, третий наблюдатель, вероятно, ждал на противоположной стороне дома. Они стояли лицом наружу, наблюдая за болотом. Никто его не видел.
Впереди с тихим стуком закрылась дверь.
Он проскользнул по балкону, держась в тени, и снова опустился у перил. Отсюда открывался вид на узкую часть переднего балкона и большую часть лестницы.
Раздались размеренные шаги, за которыми следовали едва слышная вторая пара шагов. Он уже очень хорошо выучил этот второй звук. Кальдар. Тьфу.
Ветер доносил до него их запахи. Да, Кальдар и Ричард. Эти двое были первыми в списке подозреваемых в предательстве. У Кальдара был вид человека, который всегда нуждался в деньгах, но никогда не имел их достаточно. «Рука» хорошо платила. Если только они не убивали своих наемников.
Ричард – совсем другое дело. Уильям ковырялся в мозгах Кэтрин, сидя в библиотеке и слушая семейную болтовню весь вечер, пока не собрал по кусочкам семейное древо. У бабушки Азы было семеро детей. Из всех семи Ален Мар был самым старшим. У Алена было трое детей: Ричард, Кальдар и Эриан. Когда Ширилы застрелили Алена на Рыночной площади, Ричарду было семнадцать, Кальдару – четырнадцать, а Эриану – десять. Семейные бразды правления перешли к Густаву, отцу Серизы. Родители Серизы забрали Эриана, потому что его братья были слишком малы, чтобы заботиться о нем.
Ричард пах как настоящий альфа. Рассудительный, спокойный, уважаемый – судя по тому немногому, что видел Уильям. Люди смотрели на него снизу вверх, в том числе и Сериза. Но Ричард не был главным. Сериза была. Почему?
Ричард нравился ему в роли предателя. Большая часть родственников Серизы состояла из ее двоюродных братьев, их детей и родственников по браку, но только ядро семьи знало о встрече Уро с Серизой. Ему удалось сузить список до восьми человек: Сериза, Ричард, Кальдар, Эриан, Мюрид, Петуния и Игната.
Кэтрин упомянула, что жена Ричарда ушла от него около года назад. Супруги, похоже, не жили долго с Марами.
Если бы у него была жена, и она ушла от него, он чувствовал бы себя беспомощным, решил Уильям. Он постарается найти самого большого и крутого засранца и прикончить его. Неважно, выиграет он или проиграет бой. В любом случае, он заменит эмоциональную боль реальной физической болью, с которой он сможет справиться, которая, в конечном итоге, станет лучше. Они были похожи, Ричард и он. Они не выказывали чувств, все держали в себе. Вечером он несколько минут сидел рядом с Ричардом. Они не сказали друг другу ни слова, храня спокойное молчание. Ричард проявил эмоции лишь однажды. Они оба смотрели, как Кальдар убирает нож обратно в ножны на поясе Эриана, и Ричард позволил себе страдальческий вздох.
Может, Ричард хотел доказать всем, что он не так беспомощен, как заставила его чувствовать жена.
– Этот человек носит в своем рюкзаке взрывчатку военного образца, – тихо сказал Ричард. – Они пришли из Странного мира. Магический толчок был настолько силен, что у меня заныли зубы.
– Сериза сказала, что он был солдатом. – Тон Кальдара был легок. – Уильям явно отправился на охоту. Пока он охотится на нашей стороне, мы побеждаем.
Они говорили о нем. Ха!
Двое мужчин долго молчали.
– Я не ударил эту дверь, – сказал Ричард.
– Хм?
– Дверь в бункер. Все сделал он. Он выбил ее прежде, чем я успел ударить. Я едва задел ее.
– Значит, тебе больно, потому что ты не получил синяк на плече? – спросил Кальдар.
– После того как мы вытащили Микиту, я осмотрел бункер. Одна из больших полок упала на дверь. Вес двери плюс полки…
– Ричард, я же говорил тебе сегодня, что ты похож на наседку. – Кальдар сделал несколько шагов вниз по лестнице, оказавшись в поле зрения. Уильям не шевелился.
– Ты должен расслабиться, брат. Ты так напряжен, что из-за тебя нас всех убьют.
– Этот человек опасен.
Кальдар поднял руки.
– Конечно, он опасен. У тебя должны быть яйца, чтобы вырваться из лап «Руки». Они охотятся, но на них никто не охотится. Кроме того, ты же знаешь, что она не привела бы его сюда, если бы они не пришли к какому-то соглашению. Она доверяет ему, а я доверяю ей.
– Она молода. Только не говори мне, что ты не видишь, что происходит. Я видел, как она смотрела на него, когда он тащил ее вверх по лестнице. Ее родители погибли. Она плохо соображает.
Кальдар повернулся на ступеньках лестницы. Уильяму пришлось отдать ему должное – Кальдар хорошо держал равновесие.
– Ричард, как ты думаешь, сколько ей лет?
– Ей… – Ричард не договорил.
– Да, – сказал Кальдар. – Ей двадцать четыре года. А тебе тридцать три. В своём воображении ты, должно быть, все еще подросток, в то время как она и Эриан
– малыши. Они выросли вместе. Мы все выросли. Я прихожу сюда чаще, чем ты. Густав управляет семьей, а Сери домом.
– Что ты имеешь в виду?
Кальдар тяжело вздохнул.
– Я имею в виду, что наш дорогой дядя Густав посадил семейный корабль Маров на мель. Ему мозгов не хватает для бизнеса. Ты мог бы дать ему бесплатно ящик с оружием из Сломанного, и он сумел бы продать его в убыток. Женевьева слишком занята, она имеет дело с Ларк и пытается накормить и напоить остальных детей, но когда дело доходит до этого, она просто не хочет иметь дело с деньгами. Не могу сказать, что виню ее. Я бы тоже не хотел этим заниматься. Итак, три года назад они сбросили все счета на Сери. Она ведет бухгалтерию, распределяет наши доли и оплачивает наши расходы. Как ты думаешь, почему она пошла со мной в Сломанный? Она знает, как все плохо, и она борется за каждый пенни, заглядывая в каждый угол, чтобы выручить больше денег. Мы выкарабкаемся из ямы, в которую нас загнал Густав, но продвигаемся медленно. Нас слишком много, черт возьми, и у всех постоянно возникают чрезвычайные ситуации, на которые расходятся деньги.
– Я понятия не имел. – Голос Ричарда звучит отрывисто.
Уильям поморщился. Он тоже понятия не имел. Денег у него не было в избытке, но он знал, что их надо тратить с умом. Там, в Легионе, у него была еда и снаряжение, так что все деньги, которые у него были, он тратил на отпуск, выпивку, книги и женщин. Первые несколько месяцев в Сломанном перевернули его мир с ног на голову. Его чуть не выселили, прежде чем он научился сначала оплачивать счета, а потом тратить на другие вещи. Он достаточно насмотрелся на Маров – их одежда была залатана, снаряжение старое, за исключением редких предметов кое-где, но все выглядели сытыми. Чтобы держать маровскую орду в узде, Серизе придется выжимать из себя все до последнего цента.
Кальдар продолжил.
– Они делают вид, что Густав всем управляет, но поверь мне, это все она. Если ты зайдешь к ней в комнату, разбудишь ее и спросишь, сколько у нас денег, держу пари, она скажет тебе остаток до пенни. Если кто-то из нас и мыслит ясно, то это она.
В голосе Ричарда зазвучала ледяная надменность.
– Я поговорю с Густавом, как только мы его найдем.
– И что скажешь? Что тебе не нравится, что наша забавная маленькая кузина выпрашивает мелочь, чтобы удержать нас на «богатом» уровне, к которому мы привыкли?
Ричард не ответил.
Лицо Кальдара дернулось.
– Когда я узнал об этом, то спросил Густава, и он посмотрел на меня так, словно я посадил себе на голову водяную лилию. Ей тогда был двадцать один год, а Густаву исполнилось двадцать четыре, он взял на себя управление семьей.
– Это неправильно, – сказал Ричард.
Кальдар пожал плечами.
– Она много работает, Ричард, а «Рука» только что вырвала ковер у нее из-под ног. Если эта голубая кровь делает ее счастливой, я буду только за. Она не встречалась с мужчиной уже три года, с тех пор как случился тот засранец Тобиас. Вот это вот неправильно. Конечно, время не подходящее. Поверь мне, если этот ублюдок голубой крови облажается, я буду первым в очереди, чтобы перерезать ему горло. Но до тех пор он ее гость, и мы с тобой будем ему рады.
– А если она влюбится в него, а он бросит ее? В последний раз, когда я смотрел, аристократы из Зачарованного не стояли в очереди за изгнанными невестами.
– Тогда она хотя бы немного поживет, – сказал Кальдар. – Совершит свои ошибки. Мы с тобой оба сделали немало. Мы большой гребаный камень у нее на шее. Она не может уйти, пока семья не встанет на ноги, а к тому времени она будет уже в твоем возрасте. Пусть она немного повеселится. Она может завтра умереть. Мы все можем умереть завтра.
Кальдар спустился по лестнице и повернул налево, направляясь к небольшому зданию. Несколько мгновений спустя удаляющиеся шаги Ричарда подсказали Уильяму, что он вошел внутрь.
Так что они знали, что он нравится Серизе, и, по крайней мере, Кальдар был полностью за это. Уильям сделал мысленную пометку разузнать о Тобиасе.
Уильям дал Ричарду несколько секунд, чтобы отойти от двери, пересек переднее крыльцо и нырнул в траву, растущую у стены, прячась от часовых.
Он услышал тихий шорох и повернулся к зарослям ежевики, обрамлявшим кипарисы. Длинный побег, покрытый шипами, задрожал, следом еще один.
Уильям наклонился вперед. Жар пробежал по его мышцам, делая его быстрым и сосредоточенным.
Кусты затряслись, словно дразня его, и сквозь листву просунулась большая квадратная голова. Два карих глаза уставились на Уильяма с другой стороны открытого пространства.
Идиотская собака.
Кох пробрался сквозь кустарник и потрусил к нему, не столько шагая, сколько перепадая с лапы на лапу. Если дозорные решат последить за Кохом, они наткнутся прямо на него.
Уильям оскалил зубы. Уходи.
Кох все приближался с кривой собачьей ухмылкой на его мохнатой морде, без единой мысли в голове. Если бы собака умела петь, она бы пела «Ла-ла-ла!» в такт своим шагам.
Кох неторопливо подошел к нему.
Уильям прижался к стене. Выстрелов не слышно. Пока все идет хорошо.
Кох сжался и его вырвало на траву.
Потрясающе.
Большой пес сидел на задних лапах и смотрел на Уильяма с озадаченным выражением лица.
– Ну, так съешь это обратно, – прошипел Уильям. – Не трать еду понапрасну.
Кох издал слабый скулеж.
– Я не буду есть твою блевотину.
Кох тяжело задышал.
– Нет.
Тощая фигура спрыгнула с крыльца и побежала мимо них в лес. Уильям мельком увидел темные волосы и маленькие коричневые сапожки. Ларк. С какой стати ребенку тайком пробираться в лес посреди ночи? Может у нее там встреча с «монстром»?
Кох встал и потрусил за ней.
Хорошая идея. Уильям оторвался от стены и побежал через открытое пространство. Минуя дерево с часовым, он поднял глаза и увидел спящего между ветвей мальчишку с винтовкой на коленях.
Наконец-то что-то пошло ему на пользу.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
УИЛЬЯМ скользил по роще. Кипарисы уступили место соснам. Огромные сосновые стволы окружали его, черные и парящие, как море мачт, принадлежавшие кораблям, утонувшим глубоко под ковром синего листового мха.
Густые заросли теснились среди сосен, перемежаясь пятнами ржавого цвета папоротника. Чахлые болотные ивы с поразительно бледной корой торчали из кустов, как белые восковые свечки. Это был не его лес. Это было старое коварное место, в котором смешались кричащий упадок и новая жизнь, и Уильяму стало не по себе.
Собака, двигавшаяся рядом с ним, и поначалу не очень-то беспокоилась из-за леса. Уже потом сонный добродушный идиот навострил уши, и его карие глаза изучали лес с нескрываемым подозрением.
Их коснулся легкий ветерок. Они оба одновременно принюхались и повернули налево, следуя по следу Ларк.
И куда же эта малышка собралась? Уильям перепрыгнул через упавшую ветку. Он всей душой надеялся, что Ларк не встретит в лесу какого-нибудь «милого» монстра и не расскажет ему все секреты своей семьи.
Большой белый дуб, как одинокий великан, маячил в лесу, покрытый мхом, словно девичьими волосами. Воздушный поток ударил Уильяма десятком запахов мертвечины, некоторые были старыми, некоторые новыми. Какого черта?
Из-за всей этой падали он больше ничего не чувствовал.
Кох рванул вперед. Собаки. Глупые создания.
Уильям подбежал ближе.
Дюжина маленьких пушистых тел свисала с ветвей дуба. Две белки, кролик, странная тварь, похожая на помесь енота с горностаем… что-то, что, несомненно могла сотворить Грань…
Тощая фигура пробиралась по ветвям над ним. Сквозь листву показалось маленькое личико Ларк.
– Тебе не следует здесь находиться. Это дерево, где живет маленький монстр, – сказала она. – Это еда маленького монстра, а это дом маленького монстра.
Он посмотрел туда, куда она указывала. В ветвях дуба стояло беспорядочное укрытие, всего лишь несколько старых досок, неуклюже прибитых и перевязанных, чтобы сделать небольшую платформу с навесом. На краю платформы сидело что-то маленькое и желтое. Уильям прищурился. Плюшевый мишка рядом с арбалетом Певы.
Сериза была права. Ларк считала себя монстром. Маленьким таким. Кто, черт возьми, тогда большой монстр?
Плюшевый мишка смотрел на него маленькими черными глазками. Глядя на него, Уильям чувствовал себя неловко, словно был болен или находился в серьезной опасности, и он не был уверен, когда последует следующий удар. Он хотел увести Ларк и ее плюшевого мишку подальше от дерева, просто отвести ее домой, где было тепло и светло. Инстинкты подсказывали ему, что она убежит, если он попытается.
Человеческие дети так не поступают, а она не перевертыш. Если бы она была одной из них, он бы уже узнал ее, а Сериза не удивилась бы его глазам.
Уильям постучал по дереву.
– Можно мне подняться?
Ларк задумчиво кусала губы.
– Я могу тебе доверять?
Он позволил лунному свету поймать его глаза, и они загорелись.
– Да. Я тоже монстр.
Глаза Ларк расширились. Она долго смотрела на него в молчаливом шоке и кивнула.
– Ладно.
Уильям сделал пару шагов назад и вскарабкался по стволу вверх, как ящерица. Ему потребовалось меньше двух секунд, чтобы присесть на ветку напротив Ларк.
– Ух ты, – сказала она. – Где ты научился так быстро карабкаться?
– Это то, чем я занимаюсь, – сказал он.
Внизу заскулил Кох.
Ларк быстро спустилась по веткам, вытащила маленький нож и перерезала веревку, державшую водяную крысу. Тело крысы упало на землю с мокрым шлепком. Кох понюхал его и сел на корточки, тяжело дыша, длинная липкая слюна стала стекать из его рта.
– Он никогда их не ест. – Ларк нахмурилась.
Это потому, что они протухшие.
– Ты часто сюда приходишь?
Она кивнула.
– Если мы не найдем мою маму, я могу переехать сюда. Мне здесь нравится. Здесь меня никто не беспокоит. За исключением большого монстра, но я обычно убегаю, когда слышу его.
– Большого монстра?
Она кивнула.
– Он стонет и рычит, когда встает Луна.
Агенты «Руки» были уродами, но он сомневался, что они будут выть на Луну.
– Он что-то, что всегда здесь жило?
– Даже не знаю. Я сама приметила это дерево четыре недели назад.
– На что он похож?
Она пожала плечами.
– Даже не знаю. От него у меня мурашки бегут по коже, и я обычно бегу прямо к дому. – Ее лицо закрылось.
– Люди беспокоят тебя в доме?
Ларк отвела взгляд.
– Монстрам место в лесу, – сказала она. – Им не место в доме. Разве дети плохо обращались с тобой, когда ты был маленьким монстром?
Уильям обдумывал этот вопрос, пытаясь разобраться в неразберихе своего детства, чтобы найти что-то, что человеческая девочка сочла бы значимым.
– Я вырос в доме с кучей детей, которые были такими же монстрами, как и я. Мы дрались. Часто. – И когда они действительно брались за дело, в конце концов, на ноги мог встать только один перевертыш.
Ларк придвинулась к нему поближе.
– Взрослые вас не останавливали? Нам нельзя драться.
– Останавливали. Они были строги. Нас часто пороли, а если ты действительно облажаешься, тебя посадят на цепь в комнате одного. Никто не будет разговаривать с тобой в течение нескольких дней.
Ларк зажмурилась.
– Откуда у тебя появлялась еда?
– Они просовывали ее в щель в двери.
– А ванная комната?
– В полу была дыра.
Она поджала губы.
– Без никакого душа?
– Да.
– Отвратительно. Как долго ты там торчал?
Он откинулся назад, опустив одну ногу.
– Самое длинное… три недели, я думаю. Время странно течет, когда ты находишься в этой комнате.
– Почему они поместили тебя туда?
– Я ворвался в архив. Я хотел узнать, кто мои родители.
– Ты не знал?
Он покачал головой.
– Нет.
– Значит, у тебя никогда не было папы? Или мамы?
Уильям покачал головой. Этот разговор зашел дальше, чем планировалось.
– Как у тебя может не быть мамы? А что, если ты заболеешь? Кто тогда принесет тебе лекарство?
Никто.
– А какая твоя мама? Она хорошая?
Легкий намек на улыбку скользнул по губам Ларк и скривился в страдальческой гримасе. Он догадался, что она старается не заплакать.
– Моя мама очень милая. Она заставляет меня расчесывать волосы. И она обнимает меня. Ее волосы пахнут яблоками. Она действительно очень вкусно готовит. Когда она готовит, я иногда прихожу и сажусь рядом с ней на кухне, и она тайком делает мне горячее какао. Его трудно достать, потому что дядя Кальдар должен принести его из Сломанного, и мы получаем его только тогда, когда происходит что-то грандиозное. Например, дни рождения и Рождество, но я часто его получаю… – Ларк закрыла рот и посмотрела на него. – Ты знаешь, когда у тебя день рождения?
Он кивнул.
– Да.
– Ты когда-нибудь получал подарки?
Уильям втянул воздух через нос. Она задавала плохие вопросы.
– Я монстр, помнишь? Рождение маленьких монстров – это не то, что люди празднуют.
Ларк снова отвернулась.
Отлично. Теперь он заставил малышку почувствовать себя плохо. Отлично сработано, придурок.
Уильям коснулся веревки, удерживающей беличью тушу.
– Ты сама все это поймала?
– Да. У меня хорошо получается.
На обеих крысах были следы от болтов. Она, наверное, застрелила их. Но туше кролика было не менее восьми дней, а на ней не было личинок. Уильям взял веревку, поднял кролика и посмотрел на него. Нос подсказывал ему, что есть его нельзя – в нем была какая-то зараза.
Водяные крысы были уродливы, но кролик был милым. Она бы в него не выстрелила. Скорее всего, она просто где-то нашла труп. У ребенка-перевертыша не возникло бы никаких проблем с убийством кролика. Это было хорошее мясо, слегка сладковатое.
Уильям отпустил веревку.
– Ты собираешься их съесть?
Она вскинула подбородок. Он задел ее за живое.
– Ага!
– Хорошо. Хотя, белки не подходят для еды. Единственное, что ты можешь приготовить из них – это тушеное мясо, но они все равно останутся костлявыми и будут вонять. С крысами та же петрушка. Не ешь крыс. В них сидит зараза, которая вызовет у тебя лихорадку, судороги и озноб, а твоя кожа и глаза пожелтеют. Все это слишком гнилое, чтобы есть. Вон того поклевали птицы, а на том – личинки. Твоя рыба висит слишком близко к стволу, и на ней есть пятна – это потому, что муравьи с того холма поднялись на дерево и пожирают твою добычу.
