Текст книги "Тень. Своя судьба (СИ)"
Автор книги: Икан Гультрэ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
– Покои для гостьи готовы.
– Ну что ж, пойдем! – тут же бодро подскочил Райнер.
Гостевые покои в доме старого Видящего не шли ни в какое сравнение с дворцовыми – всего одна скромно обставленная комната – шкаф, кровать, туалетный столик... Но зато к ним примыкала ванная комната, а там – горячая вода, несбыточная мечта моей нынешней жизни.
Я едва дождалась, пока хозяин удалится, бросив напоследок:
– Располагайся. Портной придет после ужина.
Вдоволь наплескавшись в ванне, я обнаружила, что ужин мне подали в комнату – видимо, хозяин действительно решил пощадить мои непривычные уши и оставить на время в покое.
Портного я ожидала с любопытством: что же такое задумал Райнер? Что ж, когда мастер зашел в комнату, я оценила слова о 'невидящем': на глазах портного красовалась повязка. Мужчина в нерешительности замер на пороге, и я протянула ему руку, помогая войти.
Мерки он снимал на ощупь.
– Мне сказали, вы не носите платьев? Какие костюмы вам бы подошли? Какие цвета предпочитаете?
Впервые в жизни меня спросили о предпочтениях в одежде, и я озадачилась – до сих пор не приходилось задумываться о таких вещах. Это оказалось странно и... приятно. И я с удовольствием, словно это была новая интересная игра, обсудила с портным свой будущий гардероб и даже пощупала образцы тканей, чтобы оценить, какие из них будут приятней к телу. Хотя и о практичности не забывала – вдруг уже через пару дней мне придется сорваться с места и отправиться в дальний путь? Я еще не приняла окончательного решения.
Напоследок портной наклонился к моему уху и шепнул:
– Вы... пленница в этом доме?
– Я здесь гостья, – успокоила я его.
Впрочем, мне показалось, он не слишком успокоился после моих слов. Я его понимала: быть пригашенным в дом признанного безумца и получить заказ на наряды для дамы, которую нельзя видеть.... Кто угодно встревожился бы!
А я после визита портного наконец расслабилась и почти сразу улеглась в постель, блаженно растянувшись на чистой простыне – тот, кто не знал нескончаемых дорог, едва ли способен оценить такое счастье.
***
Здравствуй, Тень!
Впервые за все время с нашего расставания я осталась на несколько часов без присмотра и могу наконец взяться за перо. Еще бы знать, с чего начать – так много хочется тебе рассказать!
Сначала мне было страшно – мы впервые остались по-настоящему наедине с Ианом. Но я боялась не его, а того, что изменившиеся обстоятельства изменят что-то и между нами. Напрасно боялась – дорога не оставляла времени для праздных размышлений, мы просто не успевали уделить внимание этим переменам.
По правде сказать, сама дорога запомнилась мне плохо, слившись в непрерывный поток сменяющих друг друга картин. Кажется, лошадей мы продали на третий день пути, сменив их на других, попроще, а днем позже Иан купил на смену нашей карете обшарпанный экипаж с жесткими скамьями и скрипучими колесами.
Все это время Ианнар правил сам, но незадолго до границы нанял кучера. Я сначала не поняла зачем. Догадалась, только когда мы, не доезжая до заставы, покинули карету и отправились через границу пешком, лесом. Все правильно, нас уже начали искать, и на каждой заставе дежурили маги, которые могли разглядеть под иллюзией наш настоящий облик. Счастье еще, что магов не так много, чтобы расставить их вдоль всей границы, а не только на заставах.
Кучер, которому Иан основательно заморочил голову, должен был сказать на заставе, что его наниматели ждут в Илмайе, а он всего лишь переправляет оставшуюся часть багажа, для которой не нашлось места в хозяйской карете.
Задумка была примитивная, но она удалась, и кучер дождался нас на первой же развилке. В ближайшем городе Иан его рассчитал и нанял нового.
После пересечения границы мы могли чувствовать себя чуть свободнее, но расслабляться не спешили – все так же путешествовали под личиной и избегали общения, чтобы ненароком себя не выдать. Это было нетрудно в пути, когда лица и пейзажи сменяли друг друга раньше, чем я успевала их рассмотреть, не то что привыкнуть.
Зато когда мы прибыли в Гредрам – ты знаешь, это второй по величине порт Ругалдена, – я была оглушена: толпы людей, говорящих на разных языках, шум, бесконечное движение днем и ночью. В первый день я боялась выходить из гостиницы, и Иану пришлось меня уговаривать, потому что оставлять меня одну он не хотел.
В Гредраме нам пришлось осесть надолго, потому что в ближайшие недели ни на одном корабле не было свободных кают для двух пассажиров. Можно было, конечно, решиться на путешествие в трюме с бедняками, но... Иан хоть нервничал из-за длительной задержки, но предлагать мне такие условия не рискнул. И правильно. Я на многое готова, но это было бы, пожалуй, слишком.
Как ни странно, не сам побег и не расставание с тобой, а именно Гердрам поставил точку на моей прежней жизни. Здесь перестала существовать Нэлисса, младшая принцесса королевского дома Тауналя.
В Ругалдене браки заключаются не в храмах, а в городской управе. Нужно только расписаться в специальной книге. Однако чернила зачарованные, и стоит только служащему магу заверить согласие пары своей подписью на брачном свидетельстве, на запястьях появляются брачные рисунки. У нас это ольховая ветвь с шишечками. Я спрашивала у Иана, что она означает, но мой муж ушел от ответа.
Конечно, для заключения брака следовало назвать свои настоящие имена, но тут нам повезло: ведь девочки в Таунале носят родовое имя матери, а оно вряд ли известно кому-то в Ругалдене. Вот если бы о нашем исчезновении объявили официально и обратились с просьбой о помощи в розыске к местным властям, то тут бы наше путешествие и закончилось. Однако Ианнар был уверен, что этого не случится – пропажу принцессы станут скрывать до последнего. И оказался прав.
И потому на палубу корабля я ступила замужней женщиной, Нэлиссой Ауста.
Теперь я сижу за крохотным столиком в каюте и пишу тебе письмо, которое ты никогда не прочитаешь. На палубе весело переругиваются матросы (Тень, какое упущение, что на наших уроках ругалденского мы так мало внимания уделяли брани – я их почти не понимаю!), рядом спит мой умаявшийся, бледный до зелени муж – как оказалось, он подвержен морской болезни... А я от качки совсем не страдаю, наоборот, мне нравится, как колеблется пол под ногами, от этого делаются легче и мысли, и перо...
***
Я смотрела в потолок широко раскрытыми глазами, и мне казалось, что комната слегка покачивается, словно я все еще нахожусь на борту корабля.
Корабля?! Этот сон... или видение... Было ли это на самом деле? Я будто бы переместилась в тело Нэлиссы... Нет, я была ею – переживала ее воспоминания, думала ее мысли, писала письмо... сама себе. Возможно, это действовали до сих пор отголоски нашей связи. Или моя просьба, высказанная в предыдущем видении, была и впрямь услышана и исполнена таким странным образом.
И мне почему-то стало вдруг неуютно в доме старого Видящего. Словно я предала саму себя, отказалась от пути, который выбрала, подставив свое будущее, свою жизнь под удар. Поверила безумцу, позволила себе слабость, клюнула на туманные обещания и теперь сижу на одном месте и жду, пока меня схватят. А принцесса плывет через океан.
Не раздумывая больше, я сорвалась с постели, умылась наскоро, похватала свои вещи и, не дожидаясь завтрака, чтобы не встречаться с хозяином, выскользнула из комнаты.
Дом и сад легко выпустили меня, и я вздохнула с облегчением – оказывается, внутри меня успел поселиться необъяснимый страх оказаться запертой в этом странном месте.
Однако очутившись в центре города, я немного остыла, пускаться в путь прямо сейчас мне расхотелось. Я неспешно прошлась по торговым рядам, привычно лавируя в людском потоке.
С утра пролился дождь, но к полудню солнце начало припекать не на шутку. В поисках укрытия от палящих лучей, я нырнула в сумрачную прохладу оказавшегося поблизости храма. И тут же вспомнила о том, что Нэл просила молиться за нее. Лики богов, бесстрастные, одинаково чужие мне, смотрели на меня и сквозь меня, и было немного неуютно под этими взглядами, хотелось что-то сделать.
Я знала, что в храмах принято приносить жертвы, чтобы молитва была услышана, но... у меня ничего не было. Ничего, что я могла бы считать своим, кроме алхимических зелий и метательных ножей. Но едва ли богам нужно мое оружие, а предлагать им краденые вещи было бы и вовсе неправильно.
Остановившись в нерешительности, я заозиралась, и взгляд мой зацепился за распахнутую дверцу в дальнем уголке зала. Ноги сами привели меня в крохотную комнатушку без окон, в которой обнаружился кран с водой, различные ведра и бадейки, тряпки и мыльный порошок. Дальше мне не нужно было подсказывать, что делать – мои силы и время все еще принадлежали мне одной и были тем, что я могла принести в жертву.
Никогда прежде мне не приходилось заниматься уборкой. Я чувствовала себя неуклюжей, бестолковой неумехой, тряпки то и дело выскальзывали из непривычных рук, оставляли за собой грязные разводы, заставляя меня раз за разом возвращаться к одним и тем же местам, но спустя долгие часы и пол, и лавки вдоль стен, и подножия статуй если не сияли чистотой, то уж точно не оставляли впечатления запущенности.
Выйдя в последний раз из каморки, уже с пустыми руками, я сочла, что теперь могу донести до богов свои просьбы. Я говорила с Виарстом, Хранителем путей, и с двуликой Арнастрой, Повелевающей судьбами, – о себе, о принцессе... бывшей принцессе... и даже об Ианнаре, боль которого я остро ощутила через Нэл, – а напоследок заглянула в глаза Владыки молний Идьярда, Отверзающего очи, и... все поняла.
Меня больше не терзали сомнения и подозрения, и страхи улеглись в душе. Я просто точно знала, как мне следует поступить, и вскоре стояла перед знакомой уже калиткой, не сомневаясь, что меня ждут.
Райнер и правда ждал. Он встретил меня за накрытым к ужину столом. Старик сидел, уткнувшись невидящим взглядом в одну точку и не притрагивался к пище, но стоило мне подойти, улыбнулся криво и выдохнул:
– Вернулась все-таки. Значит, все правильно она сказала.
Я все еще не решалась спросить у Райнера, кто такая эта таинственная она, а потому промолчала, принявшись за еду. До меня только теперь дошло, что за весь день я и крошки в рот не взяла.
– Не хочешь сегодня почитать для меня? – неожиданно спросил Райнер после ужина.
– Не знаю, – растерялась я, – наверно. А вы сами? Или вам приятнее слушать, чем читать самому?
– Самому мне уже затруднительно, – признался старик, – прежде я впускал в себя духа, если возникало желание насладиться чтением, но теперь я слишком слаб для этого. Духи тянут много сил.
– Зачем... духа?
– Чтобы видеть, – просто ответил Райнер.
Выходит, не зря старик показался мне слепым при первой встрече. Но... он так уверенно передвигался!
Видимо, эти размышления как-то отразились на моем лице, потому что Райнер усмехнулся:
– Я живу в этом доме много лет – знаю каждый камушек в саду, каждую неровность на ступеньках. Здесь ничего не меняется, потому что я не позволяю.
– Значит... Видящие могут видеть только незримое? И зачем это все? Кому может быть нужен такой дар?
– Слепцу, – коротко и сердито отозвался хозяин. – Когда внезапно теряешь всё, и тебе, уже вкусившему тьмы, предлагают замену, тут уж не раздумываешь, берешь обеими руками и благодаришь. И служишь, покуда хватает сил.
– Простите, – я покаянно склонила голову. И тут же полюбопытствовала: – И какой же службы может потребовать Владыка Молний? Или это тайна?
– Я никогда ни с кем не говорил об этом. Пожалуй, не готов и сейчас. Возможно, позднее, если Отверзающий не станет возражать. И если ты останешься.
– Я остаюсь.
– Тогда пойдем.
Старик привел меня в библиотеку. Мы уже заглядывали сюда, когда хозяин показывал мне дом, но теперь я получила возможность не спеша пройти вдоль шкафов, вдыхая знакомые с детства ароматы и прикасаясь кончиками пальцев к корешкам книг. Райнер не торопил меня. Он устроился в кресле, налил из графина в маленький стаканчик какой-то мутновато-желтой жидкости и вроде бы забыл о моем существовании, погрузившись в собственные мысли.
Впрочем, его отрешенность была лишь кажущейся: стоило мне обернуться, бросив на хозяина вопросительный взгляд, он тут же встрепенулся:
– Выбери что-нибудь... на свой вкус.
Я взяла с полки 'Путешествие купца Тосвеара Листи в Восточные земли и обратно'. Мне уже попадалась прежде эта книга, и я помнила, что язык повествования гладкий и образный, но без витиеватости, осложняющей чтение.
Прежде я никогда никому не читала вслух и немного волновалась, но оказалось, это занятие, которое увлекает и завораживает не только слушателя, но и чтеца. Я наслаждалась. Время от времени украдкой бросая взгляд на Райнера, я видела умиротворенную улыбку у него на лице, и мне самой становилось тепло от этой улыбки.
За этот первый наш вечер я была искренне благодарна Видящему, но... Вернувшись в свою комнату, я горько рыдала в подушку. Впервые за много лет я плакала о том, чего лишена...
Где и кому люди чаще всего читают вслух? В семье – детям. Наверняка и в моей жизни такое было, но я не помнила. Те отдельные видения, которые посещали меня во сне, были слишком обрывочны и не складывались в цельную картину. Оне не были полноценными воспоминаниями о прежней жизни. А в новой – приютской – я быстро научилась читать сама, и мне не приходилось кого-нибудь просить об этом. Впрочем, подозреваю, эти просьбы остались бы без ответа – девочек в воспитательном доме было много, каждой не угодишь.
Но обиднее всего было сознавать, что и в будущем моем не предвидится ничего подобного. Может ли вообще Тень иметь семью и детей? До сих пор я не задумывалась об этом. Не загадывала так далеко – мне достаточно было определить ближайшую цель. Не то чтобы мне вдруг внезапно захотелось замуж, да еще и детей рожать, но не иметь даже шансов...
Словом, я плакала.
И утром встала с постели с опухшим лицом и заплывшими глазами. Хорошо, что портной, который доставил мой новый гардероб, не видел меня. Хорошо, что я сама себя не видела. Мне хватало и ощущений.
Райнер укоризненно покачал головой, когда я спустилась к завтраку:
– Ты спешишь, девочка. Всему свое время. Нельзя получить все сразу.
– Ты что-то видишь?
– Что-то вижу, – согласился старик.
– Тогда скажи, что меня ждет.
– Э, – усмехнулся Райнер, – я Видящий, а не провидец и уж тем болеее не Плетельщик. Я уже говорил тебе. Могу увидеть только то, что уже есть. А могу и не увидеть, если Идьярд не подтолкнет.
– Как это?
– Как и любой дар от высших, он действует через человека, но не по его воле. Ты замечаешь что-то, словно тебя заставили посмотреть в нужную сторону, делаешь что-то, потому что откуда-то знаешь, что это нужно. Да ты, наверно, и сама замечала.
– У меня нет дара Высших. Разве Высшие раздают свои дары, не спрашивая?
– Есть. В крови. Просто он спит, и ты его до конца не осознаешь. Захочешь пробудить – обратишься к Арнастре.
– Не захочу, – решительно отказалась я. – Меня пугает дар плетельщиков. Это ведь чудовищная власть – влиять на чужие судьбы.
– Плетельщики лишены возможности влиять по собственному произволу, только по указанию богини. Они видят точки расхождения, могут, как и другие провидцы, намекнуть на выбор, но если хотят вмешаться, указать конкретный путь, обращаются к Арнастре, и та взвешивает. Если подобное вмешательство не нарушает миропорядок, то богиня может дать согласие, но всегда возьмет плату. За серьезное вмешательство плетельщик расплачивается своим даром, поэтому решаются на такое немногие и только ради тех, кого любят. И даже в этом случае они вынуждены действовать мягко – советовать, просить, направлять, но не настаивать. И могут лишь надеяться, что в определенное время события повернутся нужным образом. А теперь представь, что в каждой судьбе таких развилок множество, и путь зависит не только от идущего, но и от тех, кого он встречает на своем пути. Плетение – это не насилие над судьбой, служители Арнастры всего лишь делают один из возможных путей чуть более вероятным, чем другие. Для того, кто действует в собственных интересах, прокладывает путь другу или родственнику, это только надежда на благополучный исход, но не гарантия его.
– Вы столько знаете об этом, – удивилась я.
– Боги часто действуют в согласии друг с другом, равно как и их служители. Плетельщику дозволяется вносить Видящего в свой расклад.
– И Видящий согласится?
– Почему бы и нет? – Райнер снова усмехнулся. – Если я тоже от этого только выигрываю.
– То есть?
– Ты поймешь. Со временем поймешь.
– Надеюсь.
Пока что я ничего не понимала. Все эти слова интриговали, завораживали, как случается обычно при соприкосновении с тайной, но я не могла определить ни собственного отношения к этой тайне, ни то, какое отношение она имеет ко мне.
Из намеков Райнера напрашивался вывод, что речь идет именно о моей судьбе. Но верить я не спешила. Как там говорила Атейнара? Быть внимательной и слушаться знаков? Слушаться – не знаю, а вот прислушиваться я готова.
Но это только пообещать легко – мол, прислушаюсь. И даже поверить, что кое-какие знаки уже были и я их приняла. На самом же деле во мне боролись два противоположных чувства: с одной стороны, это воспринималось как интересная игра, и я, охваченная азартом, пыталась разглядеть знаки даже там, где их и быть не могло, с другой – вызывало протест, ибо быть частью чужой игры очень не хотелось.
И кто сказал, что судьба, искусственно созданная кем-то могущественным, – именно моя? И кто же он, этот кто-то, выплетающий мой путь?
По всему выходило – родня,особенно если принять во внимание намеки Видящего насчет крови. И из-за этого во мне рождалось недоверие к собственным незнакомым родственникам. Чего они добиваются? Если я им нужна, то зачем была выброшена и оставлена в одиночестве? Если не нужна, то для чего все эти игры? И мне больше, чем когда-либо, хотелось узнать, откуда я такая взялась.
Первые недели в доме Райнера оказались удивительно спокойными, прежде я и не знала такой жизни – мне не надо было никуда спешить, ни от кого прятаться, у меня не было никаких обязанностей. Я гуляла по городу, исследовала дом, избегая, впрочем, спускаться в обиталище духов, проводила много времени в саду.
С хозяином мы встречались за трапезой и вечерами в библиотеке, где я читала ему вслух. А иногда мы просто разговаривали там – как когда-то с Бьяртой, с той лишь разницей, что эти беседы были просто беседами, а не уроками, и я могла спрашивать обо всем, что приходило в голову, не опасаясь нарваться на холодный взгляд и сурово поджатые губы.
А вопросов у меня было множество. Иной раз сказанное Видящим оседало в моей голове и ждало своего часа, чтобы повернуться ко мне не замеченной прежде гранью. Вот тогда-то и рождались вопросы.
– Райнер, а вы...
– Ты. Мы же договорились.
И правда, Райнер настоял на этом уже на третий день моего пребывания в доме, но я все никак не могла привыкнуть.
– Райнер, ты говорил, что у меня в крови дар Арнастры... А разве такие дары могут передаваться с кровью?
– Дар Идьярда – нет. А вот плетельщики зачастую появляются в одних и тех же семьях, как правило, через одно-два поколения, и потомки могут отследить плетения, начатые предками. Другое дело, что боги никому не навязывают своего дара, и если наследник не захочет принять его, то дар так и остается спящим.
– Это хорошо, – кивнула я.
Меня это действительно устраивало – со своей судьбой разобраться бы, а уж в чужие лезть – и вовсе лишние хлопоты. Правда, тут имелся соблазн: возможно, раскрытый дар позволил бы мне понять, что от меня хотели неведомые предки. Впрочем, не факт, что именно они.
– А та, что предсказала тебе мое появление, была мне родней?
– Не могу сказать, – усмехнулся Райнер, – я не видел ее крови. Только твою.
Вот так. Загадка осталась загадкой. И даже никаких намеков.
– А второй мой дар, о котором ты упоминал, он откуда?
– Он не божественный, как я тебе уже говорил. Дар видеть незримое и существовать на грани, передающийся с кровью.
Прежде я полагала, что это не дар, а умение, которое взрастила во мне моя наставница. Правда, прощальная записка Бьярты посеяла некоторые сомнения. Чародейка ведь писала, что это умение доступно не каждому. Просто тогда я не придала значения ее словам – некогда мне было размышлять о непонятном, я была озабочена своим выживанием и одержима мечтой о грядущей свободе.
И вот я освободилась. Не сказать, чтобы окончательно, но границы моей клетки расширились до размеров целой страны. Не совсем то, о чем я мечтала. Но зато сейчас, когда я не бегу по этой стране загнанным зверем, у меня появилось время поразмыслить, и отдельные детали начали понемногу – очень медленно – складываться в картину.
Итак, есть девочка – без имени, без памяти о прошлом, без видимых связей с семьей. И есть люди, которых некая Плетельщица (Райнер же говорил – 'она') втянула в построение судьбы этого ребенка: маг и алхимик Бьярта Солнум, потратившая на меня годы жизни (хотелось бы мне знать, чем ее так прижали); слуга Идьярда Райнер, который много лет ждал моего появления в этом доме. Наверняка имелись и другие, о которых я пока не знаю. Например, провидица Атейнара, давшая принцессе знать о предстоящем выборе. Но главное – была сама Плетельщица, заинтересованная в том, чтобы я оказалась в нужное время в нужном месте. Знать бы еще, когда и в каком. И зачем. И мне казалось, что ответы на эти вопросы стоит искать в моем прошлом, которого я не помнила.
Свои поиски я начала уже знакомым мне способом – копаясь в книгах. У Райнера в библиотеке нашлась книга 'Аристократические роды Тауналя, их родовые знаки и общие сведения о происхождении и генеалогических связях' более раннего издания, чем то, что я листала во дворце. День за днем я шуршала страницами, вглядываясь в изображения родовых знаков, но – увы! – не находила ничего похожего на тот, что увидела однажды во сне. По всему выходило, что он не принадлежал ни одному из таунальских аристократических семейств. Значит, я не отсюда. И как тогда меня занесло в эту страну?
В конце концов я решилась обратиться к всезнающему Райнеру. Сон я подробно пересказывать не стала – слишком уж личным это было, – просто описала знак и спросила, кому бы он мог принадлежать.
Видящий мои надежды оправдал. Он не стал ничего говорить, просто поднялся с кресла и подвел меня к участку стены между двумя книжными шкафами, потом нажал на невидимый рычажок, и стена отъехала, открывая проход в небольшую комнату без окон.
Почувствовав мое удивление, Видящий рассмеялся:
– Ты могла бы увидеть эту комнату, если бы дала себе труд приглядеться.
Райнер не впервые беззлобно подтрунивал над моей 'слепотой', которой, по его мнению, не должно было быть, и я не обижалась. Но на сей раз мое удивление – даже, скорее, смятение – было вызвано ассоциацией, слишком живым воспоминанием о совсем другой тайной библиотеке, в которую я однажды зашла без спроса, за что и поплатилась. Только у Видящего здесь хранились не колдовские гримуары, а совсем другая литература – книги тех стран, которых больше не было на карте нашего материка.
Проведя пальцами вдоль ряда корешков, хозяин вытянул с полки книгу, на обложке которой значилось: 'Княжество Риатана, общественное устройство и землеописание'. Я осторожно приняла из его рук массивный том, и мы вернулись к креслам.
Книгу я открывала не без трепета. Не читала – просто листала страницу за страницей. Искомое обнаружилось почти сразу – золотая волна и серебряная птица на голубом поле оказались знаком правящего рода...
– Райнер... – начала я внезапно осипшим голосом. – Райнер, это родовой знак моей семьи.
Хозяин приподнялся в кресле, напряженно вглядываясь в пространство, в нечто, видимое только ему одному... или не видимое, потому что он опустился – почти упал – обратно, вздохнул и покачал головой:
– Нет... Нет, не может быть. Ты ошибаешься.
– Почему?
– В княжеской семье Риатаны в последнем поколении не было девочек.
– Но... как же?! Я видела во сне – это было воспоминание. До сих пор я верила, что оно настоящее, – я всхлипнула, не в силах расстаться с ускользающей надеждой.
– Быть может, тебе привиделся не твой дом. Что если твои родители были дружны с княжеской семьей и просто гостили во дворце?
– Может быть, – кивнула я, – может быть...
Однако в глубине души я не принимала этого объяснения. Потому что во сне та маленькая девочка знала, что она у себя дома.
***
Здравствуй, Тень!
Знаешь, в последнее время мне стало неловко обращаться к тебе так – неправильно, что у тебя нет имени. Не только потому, что это несправедливо. Просто теперь все предметы и явления вокруг меня обретаю собственные имена. Жизнь стала более явной, осязаемой, настоящей. И люди настоящие – не чета тем бесцветным фигуркам во дворце, для которых я просто не существовала, как и они для меня.
Теперь всё другое. И качающаяся палуба под ногами – когда пытаешься удержать равновесие, чувствуешь себя на удивление живой, от твоей ловкости кое-что зависит. И соленый ветер, заставляющий дышать полной грудью. И моряки – грубоватые, но веселые, пахнущие потом, табаком и крепким ойолом. Они тоже живые.
Впрочем, теперь это уже позади – мы сошли на берег. Здесь тоже все оказалось ярким и живым. Не так многолюдно как в Гредраме, зато можно разглядеть отдельные лица. Оказывается, прежде мой взгляд скользил по поверхности, а теперь я научилась видеть, и мне стало гораздо интереснее жить.
Городов здесь, кроме побережья, почти нет – все больше поселки старателей и фермы.
На первое время мы с мужем сняли жилье у одной вдовы, и теперь Иан ищет работу. Вообще-то денег у нас достаточно для безбедной жизни в ближайшие несколько лет, можно и дом свой купить, и поселиться в нем, ни в чем не нуждаясь. Правда, серебро мы зря сюда везли, оно здесь не в цене, поскольку в Новых землях открыты богатейшие месторождения этого металла. В последние лет десять даже ограничили его ввоз в Старые земли (так здесь называют наш материк), чтобы оно и в королевствах не обесценилось. Но это не страшно, золота у нас тоже достаточно. Просто Иан заглядывает вперед и хочет сразу создать себе имя и репутацию. А потому он целыми днями пропадает где-то, а я стараюсь не скучать в его отсутствие.
Подружилась с нашей квартирной хозяйкой миерс Оланой. Миерс – так здесь обращаются к замужним женщинам и вдовам. Так что я теперь тоже миерс Ауста. Или миерс Нэлисса. Впрочем, хозяйка почти сразу начала обращаться ко мне просто по имени – потому что я 'совсем молоденькая'. Я и не возражаю. Миерс Олана знает множество историй и рассказывает их мне, пока готовит обед. Я пока не лезу к ней с помощью, но внимательно наблюдаю – мне не повредит научиться готовить, ведь когда-нибудь мы с Ианом обретем собственной жилье.
Еще миерс Олана учит меня простому рукоделию – плетению из нитей. Здесь этим в основном маленькие девочки занимаются, мастерят себе немудреные украшения, но вдова машет рукой – мол, пусть и не принято, но это приятнее, чем вязание, а что практического применения никакого, так это ерунда – для души ведь. Мне тоже нравится – когда пальцы осваиваются и начинают сплетать узлы сами по себе, мысли в голове текут гладко, спокойно и... правильно, что ли. И тревога из души улетучивается...
***
На сей раз 'письмо' принцессы я восприняла куда более спокойно – как будто это в порядке вещей. Только после завтрака, вместо того чтобы отправиться гулять по городу или засесть в библиотеке, я, послонявшись некоторое время по дому, спустилась на кухню.
Честно признаться, меня несколько уязвило то, что изнеженная принцесса, не знавшая прежде труда, с энтузиазмом учится простым полезным вещам и не находит в этом ничего зазорного. Я, правда, тоже не находила. но... все равно ведь обидно, что не додумалась сама. Не век же я буду жить в доме Видящего, и кто знает, что мне может пригодиться.
Ведь что я умею, кроме как железяками махать? Ни-че-го! Умные разговоры вести? Тоже мне достижение! Шпионить? Несомненно, полезное искусство, только больно уж... грязное. В травах, конечно, разбираюсь, но лес не люблю, и особого удовольствия мне эта возня не доставляет. Хотя умение составить сбор от простуды, приготовить укрепляющий отвар или мазь для обработки ран и ушибов тоже можно отнести к полезным, однако нужно оно не слишком часто. И это, пожалуй, хорошо.
Зато стирать без магических приспособлений я так и не научилась, и моя одежда после полосканий в лесных озерах, несмотря на все усилия, чище не становилась. Меня, впрочем, во время странствий это не слишком волновало – достаточно было осознания того, что я ее постирала.
А готовка?
Свои первые кулинарные опыты я до сих пор вспоминаю с содроганием. Ну да, я знала из книг, что добытую птицу нужно сначала ощипать и избавить от внутренностей, но книжных знаний было явно недостаточно, чтобы справиться с этой работой. К концу моих издевательств над птичьей тушкой и собственными нервами я вся взмокла и... покрылась перьями с головы до ног. Впору было саму себя ощипывать! Не говоря уж о том, что я не догадалась своевременно обзавестись солью. Мало того, я даже не сразу поняла, отчего мне так невкусно! Потом, конечно, я позаботилась о том, чтобы в запасе всегда были соль и немного круп, но аппетитным содержимое моего котелка можно было назвать только с голодухи.
И вот теперь я наблюдала за работой кухарки, как за священнодействием, и старалась быть очень внимательной, чтобы ничего не упустить.
Увы, я могла только смотреть и запоминать – доводить бедную кухарку до сердечного приступа своей незримой 'помощью' в мои планы не входило.
Правда, вечером, когда слуги покинули дом, я все же пробралась на кухню, чтобы поэкспериментировать.
Ну что сказать? Новый опыт оказался... очень поучительным. Чистка овощей со стороны выглядела куда более простым делом. А когда я решила порезать то, что осталось после моих вдохновенных трудов, выяснилось, что я впервые в жизни держу в руке нож. Ну, по правде говоря, так оно и было: все же кухонный нож с охотничьим мало общего имеет, особенно когда приходится заниматься непривычной работой. Но собственная криворукость немало огорчила меня. В довершение ко всему я умудрилась порезать палец, и мне пришлось потратить некоторое время на залечивание болезненной ранки.
