Текст книги "Искатели приключений"

Автор книги: Игорь Никулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

Пульт забегал разноцветными огнями, зашумел в переборках вытравливаемый воздух. Крафт отнес кейс в грузовой отсек, где вчера складировали товар, приготовленный для мальтийского сухогруза «Афродита». Немного еще волнуясь, он выглянул в иллюминатор, за которым булькала, будто кипела, вода и увидел вбегавшего на мол Родригеса.

«Поздновато, батенька», – потер он удовлетворенно руки.

Лодка продолжала погружение, и вода уже до половины скрывала иллюминаторы. Сквозь гул заработавшего двигателя он услышал слабый топот по металлу. Видимо, этот идиот запрыгнул на корпус.

«Пускай, – вновь подумал Крафт, ничуть не обеспокоясь. – Чего он может сделать? Пулять из пулемета? Да здесь стенки такие, крупнокалиберному не взять, особый сплав…»

В субмарине сделалось темно, свет прожекторов не пробивался сквозь толщу воды. Двигатель набирал необходимые обороты.

«Еще минуты три, – Крафт посмотрел на часы. – Успею».

Он все же нервничал, но не из-за полковника, которого, верно, уже смыло волной, а из-за скорого взрыва. Ведь падавшие камни могли повредить лодку, не успей она отойти от острова…

Глухой удар сотряс корпус субмарины так, будто она на что-то напоролась. Мигнул свет и снова включился. Взревела сигнализация, оповещая о возникшей неисправности. Крафт бросился к компьютеру, пытаясь разобраться в причине, и строчки, побежавшие на мониторе оглушили его. Умная техника показывала разгерметизацию корпуса в районе рубки.

Крафт поднял рычаги, перекрывавшие переход в рубку, навалился на тяжелую дверь, и в ноги его ручьями хлынула вода. Она хлестала откуда-то сверху с возрастающим напором, а лодка уходила на дно, погибая сама и его увлекая в могилу. Напрочь забыв о деньгах и товаре, хватаясь за мокрые скобы, он полез к разрушенному люку. Поток, низвергавшийся на него, мешал двигаться, срывал Крафта с лесенки. Пальцы его не выдержали напора. Сорвавшись с креплений, он полетел вниз, проваливаясь под воду…

Родригес доплыл до обвешенного резиновыми покрышками мола, схватился за каменистые его края и подтянулся, выбираясь из воды. Там, где еще недавно возвышалась рубка субмарины, клокотало и бурлило, засасывая в огромную воронку.

Знал бы Крафт год назад, что закупаемая им пластиковая взрывчатка сыграет в его судьбе незавидную роль, вряд ли совершил бы сделку. Но от судьбы не уйдешь, и полковник, которого он в мыслях успел похоронить, с трудом удерживаясь на скользком корпусе субмарины, успел прилепить на рубку шматок пластида с водоупорным замедлителем до той поры, пока вода целиком не накрыла ее.

Вода пенилась над тонущей лодкой, вытесняя то, чего не хотела принять. Во вспученном буруне Родригес увидел размокшие деньги, расплывающиеся по поверхности. Их было так много, что она вскоре сплошь усеялась купюрами. Полковник нагнулся и выудил зеленую банкноту, с которой надменно смотрел на него какой-то там по счету холеный президент США, и не испытывал ни малейшего душевного трепета перед целым состоянием, плавающим у его ног.

Воде не нужен был и обладатель всего этого богатства, она отторгала его, как инородное тело, вытолкнула из себя. Полковнику пришлось вновь нырять и плыть за Крафтом. Бывший управляющий был непомерно тяжелым, и, перевернув его лицом к себе, Родригес с трудом греб к берегу.

Крафт лежал на камнях и не подавал признаков жизни. И хотя полковник люто ненавидел дельца, он не вправе был поддаться личным чувствам, чтобы позволить ему умереть. Слишком просто для Крафта бы все закончилось. Он принялся делать искусственное дыхание, прокачивая сильными движениями его грудную клетку.

Потерпевший фиаско управляющий не хотел оживать, но и полковник не отступал, буквально вытягивая его с того света. Утопленник закашлялся, отхаркивая воду и медленно раскрыл глаза.

– Очухался? – спросил его полковник, поднимаясь с колен.

Мутный взгляд уперся в него, как бы соображая, где он и что произошло. Потом, когда к Крафту вернулась память, он перевернулся на локте, глядя на плавающие деньги. От увиденного он застонал и лег на спину, закрывая лицо ладонями.

– Какой я дурак… – беззвучно бормотал он. – Какой дурак…

31

Густая, высокая трава гнулась и стелилась по земле от ветра, поднятого лопастями зависшего над поляной вертолета. Вертолет висел, точно раздумывая, приземляться ему или нет, потом коснулся колесами тверди, и из него, придерживая береты, выпрыгивали кубинские морские пехотинцы. Коренастый командир, высадившийся последним, отдавал спешные приказания. Военные разбились на две группы. Первые пробежали мимо млеющего на солнце профессора и стоявшего возле него Сантьяго де Мартинеса, скрываясь в разверзшихся недрах пещеры. Вторая, меньшая числом группа, направлялась к скале, к которой согнали в кучку плененных боевиков. Трое гвардейцев с автоматами наперевес охраняли их…

Первым же бортом на Большую землю переправили Борисова. Рана его была серьезной, ученый потерял много крови, но неопасной для жизни, как определил, осмотрев ее, военный хирург. Он туго перебинтовал ему грудь, будто одел бинтами в рубашку, и шел сбоку носилок с капельницей.

Родригес, разговаривавший с генералом Хювальдом, извинился перед начальством и догнал носилки. Борисов выглядел неважно, был бледен до синевы, с устало закрытыми глазами. Но он будто почувствовал присутствие полковника, его ресницы дрогнули и раскрылись.

– У нас все… получилось… – разлепляя губы, с усилием прошептал Борисов.

– Молчи, – полковник сжал ему запястье, – ничего не надо… Врачи запретили тебе разговаривать.

– Зап… ретили? – бородач перекатил глаза на шагающего рядом хирурга, слабо пошевелил кистью, мол, пустяки. – Больше… никто не пострадал… из наших?

Полковник молча мотнул головой.

– Значит, только мне… обратно не повезло, – заключил для себя Борисов, утомленно прикрывая глаза.

– Ничего! Теперь уже все позади. Наши медики врачи тебя живо подлечат, поставят на ноги.

Трудяга Ми-8, в который занесли носилки с раненым, с гулом винтов поднялся в воздух и улетел в сторону залива, где стоял на рейде корабль ВМС Кубы….

– Не понимаю, как такое могло произойти? – вздыхал Мартинес, рассказывая своему российскому коллеге о своем бывшем заме Броуди, ныне сидевшем за решеткой в следственном изоляторе. – Наука… он же прикрывался ею, обделывая свои грязные дела… Какой позор для всех нас! Да и я хорош, руководитель называется… Каюсь теперь, нельзя вас было отпускать на остров. Настоял бы тогда на своем, ничего бы этого не случилось.

– Ну, тут я с вами категорически не согласен. Чему быть, того не миновать, – с хитринкой посмотрел на него профессор. – А вот экспедиция наша прошла вовсе не зря!..

Мартинес недоуменно поглядел на него. Профессор вынул из кармана и разжал ладонь, на которой, в лучах солнца, блеснула золотом чеканная монета.

Кубинец ахнул, не находя слов, взял ее, разглядывая потертый барельеф индийского раджи, замысловатый рисунок и год ее выпуска.

– 1840… произнес он, обретя наконец дар речи. – Но откуда она у вас, профессор. Уж не хотите вы сказать, что нашли клад Давиньона?

Морозов с важностью на лице кивнул.

– Но где?! Как?!

– О, это несколько другая история, и я охотно поделюсь ей позже, коллега, если вы, конечно, не против. А пока, если вы не возражаете, я ненадолго отлучусь к своим молодым друзьям…

Вежливо откланявшись, профессор ушел через поляну, где гвардейцы дотошно обыскивали, заставляя раздеваться, обезоруженных наемников, к обрыву. На самом его краю, в обнимку, сидели Васильев с Ириной, глядя куда-то в слепящую бликами морскую даль.

– Ну что, голубки? – потеснил их Морозов, усаживаясь рядышком. – Что вы теперь скажете об этих райских местечках?

– Так себе – сморщила носик Ирина с улыбкой. – Чего-то здесь не достает. Все пальмы и пальмы кругом, надоело. Душа уже по русской березе стосковалась…

– Да по хорошему шмату сала, – в тон ей пошутил Васильев.

– Не смейся! – она толкнула его локтем.

Он поднял обе руки:

– Все, не буду.

– Нет, я думаю хватит на нашу голову приключений, – засмеялся профессор. – Наслаждайтесь, ребята, пейзажем напоследок, когда еще придется… Пора нам, видимо, и честь знать. Загостевались…

Эпилог

20 октября в Центральном доме журналиста шла пресс-конференция российского национального географического общества, своеобразный отчет об итогах благополучно завершившейся и вызвавшей изрядную шумиху на Западе научной экспедиции. За столом с микрофонами, под прожекторами и вспышками фотокамер сидели, немного скованные вниманием журналистов, недавние участники экспедиции, отвечая на многочисленные вопросы.

Репортеров интересовали абсолютно все: от того, как им стало известно о кладе и кому первому пришла в голову мысль отправиться за ним на край света, до того, чем питались на острове и не страшно ли было Ирине, когда ее взяли в заложники.

– Очень страшно, – призналась она, смущаясь под объективами. – Ведь мы не знали, что это за люди и чего они от нас хотят. Но я надеялась на своего мужа, и он не подвел моих ожиданий.

– А скажите, это правда, что вы поженились сразу, как вернулись в Москву.

– Правда, – кивнула она, отчего-то покраснев.

– То есть экспедиция явилась проверкой на прочность ваших отношений? – задала вопрос представительница ежемесячника «Спидинфо».

– Я и раньше не сомневалась в его мужских качествах.

Задрав над головой репортерскую карточку, с места поднялся парень в кожаном жилете с блокнотиком и ручкой.

– Еженедельник «Право и Закон», – назвал он издание, которое представлял. – Верно ли то, что российская организованная преступность тоже имела виды на сокровища, и какое к этому имеет отношение скандально известный депутат Мосгордумы Катунский, недавно взятый под стражу?

Профессор посмотрел на Глотова, предоставляя право ответить на этот вопрос ему. Старшекурсник МГИМО, совершенно преобразившийся дома, зализанный, чистый, гладко выбритый и одетый с иголочки в дорогой костюм, пододвинул ближе микрофон.

– Насчет орг. преступности в масштабах России я сказать не готов, но что касается Льва Никодимовича Катунского, то он у него был в этом деле свой интерес. За учеными велась профессиональная слежка, и не только у нас, в Москве, но и на Кубе, которой занимался лично я и мой покойный друг Миша Колесников. Соответствующие показания я уже дал следователю прокуратуры, и о большем, к сожалению, рассказывать не могу, так как дал подписку о неразглашении материалов следствия.

– Вы получили указание Катунского устранить членов экспедиции, когда они отыщут клад? – настаивал дотошный корреспондент.

– Нет, мы занимались только слежением. И потом, заметьте, мы тоже были в заложниках наркомафии…

– Охранные структуры Катунского подозреваются в нелегальном сборе конфедециальной информации о крупных бизнесменах и некоторых политиках. Вы участвовали в подобных операциях?

– Нет!.. Без комментариев! – воскликнул Глотов, давая понять, что не намерен отвечать на провоцирующие вопросы.

– Господа! – привлек на себя внимание негодующей пишущей братии профессор и поднял со стола свежий номер журнала «Вокруг света». – Детальные подробности о наших приключениях на Кубе, еще неизвестные широкой публике, вы сможете найти в этом новом номере. Так уж сложилось, что в составе экспедиции был профессиональный журналист, – он повернулся к Ирине, будто представлял в новом качестве, – который весьма в увлекательной форме изложил на его страницах свою интерпретацию событий.

Морозов перелистнул страницу, демонстрируя цветные фотографии, сделанные на острове уже после освобождения.

– Вот так выглядела пещера с сокровищами Давиньона, когда мы их обнаружили! Понадобились поистине титанические усилия, чтобы извлечь их на белый свет.

В зале раздались удивленные возгласы; толкаясь, журналисты сгрудились около стола, перебирая фотографии.

– Скажите, господин Морозов, – поднесла к нему диктофон совсем молодая девушка с короткой мальчишеской стрижкой. – По данным экспертов издания «Фанейншал Таймс» найденные вами сокровища по самым приблизительным подсчетам оцениваются в девятьсот миллионов долларов, из которых определенная часть будет перечислена вам. Как вы намерены распорядиться этими огромными по нашим российским меркам деньгами? Вы уйдете из науки?..

Голоса и движение у стола утихли, журналисты прекратили суету и ждали от него ответа, объективы фото и видеокамер нацелились на профессора.

– Бросить науку? – переспросил он и оглядел притихших молодоженов, Борисова с покоящейся на перевязи рукой. – Нет, господа! Не жажда наживы, а жажда новизны, если хотите – романтики и приключений, подвигла нас на поиски клада, и думали мы думали не о личной выгоде, а о престиже русской науки, о духе первооткрывательства, который не погас еще в наших душах, как бы это кому не хотелось. Не хлебом единым сущ человек, путь это и звучит банально в наши окаянные дни; колбаса в холодильнике имеет свойство приедаться… Не спешите хоронить науку, господа. Она еще нас с вами переживет.