Текст книги "Искатели приключений"

Автор книги: Игорь Никулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

12

Весть о находке молниеносно облетела лагерь. Васильев еще не успел, затащив на берег лодку и опустевшие баллоны, дойти до палатки, чтобы скорее снять с себя опостылевшие гидрокостюм, как его окружили коллеги, наперебой требуя показать ее. Растолкав народ, к нему протиснулся Морозов и, окатив возбужденным взглядом, с нетерпением воскликнул:

– Ну?! Где?..

Васильев подал ему маску, наполненную морской водой, где лежала луковица карманных часов.

– Я не большой спец в таких делах, – объяснялся он. – Думал: мало ли, вдруг на воздухе под прямыми лучами солнца рассыпятся. Сколько ведь времени в воде пролежали.

Саныч отобрал маску, запустил пальцы в воду, переворачивая часы и жадно разглядывая их со всех сторон. Вмиг преобразившись, став до предела деловым и серьезным, и, словно позабыв обо всех, он заспешил в поставленную Борисовым палатку. Ученые ринулись за ним, собрались возле полога. Было слышно, как внутри сопел Морозов, торопливо копаясь в вещах, как с раздражением отбрасывал ненужное. Отодвинув край брезента, он вылез на свет, держа в одной руке плавающие в маске часы, в другой мензурку с химическим реактивом желтоватого оттенка и крошечную масленку.

Перед ним расступились, давая простор. Морозов опустился на песок и осторожно извлек из воды часы. Корпус их, изготовленный из чистого серебра, был тяжеловатым на вес и покрытым слоем шершавого налета.

– Такс… – Морозов положил их на тряпочку, свинтил с носика масленки колпачок и капнул каплю на заводной механизм и головку.

Пальцы его мелко подрагивали от напряжения.

– Принесите мне клочок ваты! – попросил он Глорию. – Надо дать времени немного откиснуть. Не дай бог поломать.

Забрав у медика вату, он слегка смочил ее жидкостью из пробирки, легкими, невесомыми прикосновениями втер в покрытую налетом серебряную поверхность. Пепельный налет, смахивающий на кальций или известняк, в местах, где прошлась вата, потемнел. Отняв клочок, Морозов продемонстрировал зрителям осадок на нем, выкинул, и прошелся по корпусу чистой ваткой. Вокруг посыпались удивленные восклицания. После мягких его манипуляций крышка часов заблестела, как новая.

– Как ты их нашел? – зашептал Володе на ухо Борисов.

– Сам не пойму! Случайность!.. Нож на дно упал. Подобрал, и вот…

– Везет же новичкам!

В немой тишине, которую нарушали разве что шум прибоя и крик парящих над водой чаек, Морозов отжал головку часов, подцепил ногтем круглую крышку, с предосторожностью отколупнул ее.

Крышка раскрылась, как створки моллюска, изнутри полилась вода.

– Вот же раньше делали! – с жаром говорил Саныч. – Даже стекло не пострадало.

Циферблат действительно уцелел, хотя был изрядно подпорчен просочившейся водой. Названия часовой фирмы было уже не прочесть, зато стрелки сохранились идеально, замерев на десяти часах сорока минутах.

– Конец прошлого века, – с уверенностью знатока заявил Морозов. – И, если судить по внешнему виду, стоили немалых денег. Простолюдинам такие вряд ли были доступны.

Внутреннюю поверхность крышки сильно изъело коррозией и налетом. Виктор Саныч покрутил ее и так и эдак, сосредоточенно свел на переносице пшеничные брови, смочил чудо-жидкостью ватку и поскреб ей серую коросту.

Под ватой засияло белым, проступил тонкий рисунок вензеля.

– Какая-то надпись! – взволнованно пискнула Ира, заглядывая Морозову через плечо.

Он протер крышку еще разок, уже начисто и, как сраженный молнией, поднял глаза на Васильева.

– Ну… батенька, я вас категорически поздравляю. Такая находка, да еще в первый день!..

– Я же говорил, новичкам везет, – не преминул повториться Борисов.

– Сэр Роберт Ченджер, – шевелил губами, читая затейливую каллиграфию Володя. – 1854 год.

* * *

До глубокого вечера в лагере не стихали споры о том, как часы управляющего британской колониальной компании попали на морское дно вблизи острова Рухнувших Надежд. Версий было много, в том числе и самых невероятных, но более всего ученые склонялись к предположениям Васильева.

Васильев считал, что хронометром вельможного британца завладели напавшие на «Викторию» пираты. Ведь даже умирающий от переохлаждения капитан Тревес, упомянутый в записках адмирала Вильсона, рассказывал о схватке между ним и французом. «Сэр Роберт схватился на саблях с пиратским вожаком, которого сообщники называли Давиньоном, был обезоружен и обезглавлен…».

Горячая фантазия сама дорисовывала дальнейшие события. Пираты занимались грабежом и не гнушались мародерством, карманные часы сэра Ченджера, после его убийства, а может быть и до, перекочевали к новому хозяину. Потом, самым немыслимым и фантастичным образом, допустим, при ночной выгрузке сокровищ с корабля на лодку у острова, человек этот падает в воду, тогда же случайно утопив драгоценную статуэтку.

– Рад бы с вами, Володя, поспорить, – рассуждал Морозов, расположившись возле пылающего в сгущающейся темени костра, – но не вижу смысла. Лично я не нахожу других объяснений, как золотой Будда, а теперь и личные карманные часы англичанина, оказались на дне… Впрочем, находка нам дает повод выстроить план дальнейших поисков. Вы говорили, что там сплошные камни и пристать кораблю было негде. Однако странно, почему Давиньон не ведет его сюда, к более пологим берегам, где меньше отмелей и рифов?

– И спросить теперь не у кого, – отпустил шутку Васильев, ковыряясь веткой в объятых пламенем дровах. – А если серьезно, надо внимательно исследовать тамошние скалы. Быть может, разгадка кроется именно в них?

– Вот этим вы завтра с утра и займетесь с Санчесом. Техника ваша не подкачает? – спрашивал Саныч задумчиво смотревшего в огонь кубинца.

Санчес встряхнулся, отвлекаясь от своих мыслей, сказал рассеяно и поспешно:

– Нет, нет.

– Надо прощупать эхолотом, глядишь и будет результат. После сегодняшнего я ничему не удивлюсь.

– И остров осмотреть, – подкинул идею Борисов. – Мы же не знаем, с чем придется иметь дело, и хотя бы приблизительный объем работ.

Морозов согласился и подбросил в костер сушняка, наломанного Санчесом в роще еще засветло. Пламя ненасытно загудело, отблески заплясали, отражаясь в его зрачках.

– Жаль нет гитары… – обхватив обнаженные плечи, вздохнула Ирина. – Давно так у костра не сидела.

– Наверное, еще со студенчества?

– Да, лет уж как десять не меньше. Последний раз в году девяностом, когда стройотряд послали в колхоз на уборку картошки… Вечером соберемся на речке, погода вот как сейчас…

– Ну-у, девушка!.. – позволил Борисов себе усомниться насчет схожести климата островов Карибского бассейна и московской области. – Насчет погоды вы уж чересчур загнули.

– И ничего я не загнула, – обиженно надулась Ира и даже отвернулась от кандидата наук. – Тепло было еще почти летнее, от речки сыростью тянет. Костер, искры снопом летят, картошка печется в золе. И гитара… – она вздохнула, как бы сожалея о тех давно канувших в лету днях безвозвратно ушедшей юности.

– Вы не обращайте, Ирочка, на Борисова внимания, – посоветовал ей Морозов. – Чего вы хотите от неотесанного чурбана, в котором нет ни капли романтики.

В темноте пальмовой рощи отрывисто и жутко захохотала ночная птица. Глория пугливо вздрогнула.

– А как мы ночевать будем? – после недолгого молчания, спросила она Морозова.

– В смысле?

– Мы же не знаем, что за зверье обитает на острове. Пока горит костер, сюда никто не сунется, а как потухнет?

Вопрос был задан резонный, Ира думала о том же.

– Мужчинам придется нас караулить. Или вы не согласны?

– Да нет же… – одобрил идею Санчес. – Надо только график расписать, кто и в какое время.

– За график не переживайте. Я мигом принесу бумагу и ручку.

Ирина поднялась с песка и ушла в палатку.

– Ну, раз вопрос ставится так, – Морозов наклонился ближе к огню, всматриваясь в циферблат, – тогда объявляю отбой. К завтрашнему дню всем следует хорошо отоспаться.

Поблагодарив за чудно проведенный вечер, он удалился на боковую.

– Видели? – оглядел оставшихся мужчин Борисов, кивнув на заходившую ходуном палатку, освещаемую всполохами прогорающего костра. – Начальство и тут нас кидает на произвол судьбы.

– Ничего не попишешь, – согласился с ним Васильев. – У каждого свой статус-кво.

Ирина вернулась к затухающему огню, подложила чистый лист бумаги на твердую обложку какой-то книги:

– Кого записывать первым?

– А нас всего трое. Значит… выходит по три часа на каждого.

– Давайте меня, – поднял руку Санчес. – Все равно я рано ложиться не привык.

– Хорошо… – застрочила авторучка по бумаге. – Следом пишу тебя, дорогой. Не проспишь?

– Пиши, – вздохнул Васильев. – Вспомню армейские будни.

Борисов с треском сломал о колено высохший сук и бросил на угли, еще облизываемые синеватыми языками пламени.

– А я как всегда в хвосте, Ирочка?

– Се ля ви… – она поставила точку. – Куда повешать список?

* * *

… Васильев свел на «молнию» полог палатки, столкнулся в темноте лоб лбом с Ириной и засмеялся.

– Чего тут смешного? – она стукнула его в ответ кулачком и потерла ушиб. – Вдруг завтра шишка вскочит? Поищи-ка лучше фонарик.

Найти в кромешной тьме нужную сумку, а в ней заваленный ворохом одежды фонарь, было делом не простым. Васильев вслепую обшарил все углы, пока не наткнулся на нужную. Под руку попадалось исключительно одно тряпье. Наконец он нащупал продолговатый корпус, вытащил фонарь и включил. Желтый раздвоенный кругляш упал на укрывшуюся простынью Ирину.

– Гаси! – зашипела она, жмурясь от резкого света и натягивая на глаза край простыни.

– Вот так всегда, – проворчал он, сгорбившись в неудобном положении и стаскивая шорты. – Сделай то, сделай это… и никакой тебе благодарности.

Погасив фонарь, он на ощупь полез на свою лежанку, поправил в изголовье надувную подушку от плавательного матраса и завалился чуть не на Ирину.

– Осторожней!.. и не щекочись! – шепотом возмутилась она, когда его рука без спроса проникла под тонкую простынку. – Васильев, имей совесть! Я спать хочу!

Он промолчал, будто не при чем, но рука под простынкой продолжала свои бессовестные поползновения.

– Тут же все слышно, – играючи сопротивлялась Ира.

– Ну и пусть! – приглушенно ответил он, сгорая от желания. – Иди сюда!

Она ответила на ласки, возбужденно дыша и сбрасывая ненужную уже простынь.

* * *

Васильев проснулся от громкого крика, спросонья соображая, который час. Голос, вне всяких сомнений, принадлежал Борисову:

– Просыпайтесь!.. Вставайте!..

Сняв с шеи теплую руку мирно посапывающей подруги, он нащупал подле себя фонарик, подсвечивая им, развел «молнию», закрывавшую вход и, как был в плавках, выбрался из палатки.

Было совсем еще темно, в бездонном небе холодно перемигивались звезды, тлел костер, и отсветы его багровыми полосами отражались в неожиданно подступившей воде.

«Вот оно что!», – осенила его запоздалая догадка.

Настал прилив, а они, не ведая местных условий, разбили свой лагерь слишком близко от моря. И теперь оно наступало, угрожая затопить палатки.

– Уноси рацию! – прокричал ему, пробегая мимо, Санчес и растворился в ночной мгле.

Васильев бросился к палатке. Из нее, еще сонная, высунулась Ира, недоумевая, отчего разгорелся сыр-бор.

– Что случилось?

– Ничего страшного, – стараясь сохранять спокойствие, ободрил ее Васильев. – Возьми наши вещи и иди с ними к роще. Там будет повыше, чем здесь.

Рация была немногим больше школьного ранца, но довольно тяжелой на вес. Вырвав подведенные к ней провода, Васильев с трудом поднял ее, увязая в зыбучем песке.

На обрыве сверкнул острый луч фонаря, трещали ветки. Преодолев крутой подъем, Васильев взбежал наверх и наткнулся на Глорию, жавшуюся с пожитками к шумевшим деревьям.

– А… это вы? Никуда не уходите, – учащенно дыша, он переводил дыхание. – И не бойтесь, вода так высоко не поднимется. Хорошо?

Она была до того напугана, что не смогла ему ответить, и лишь судорожно дернула подбородком. Отдав на ее попечение рацию, он бегом спустился на пляж.

Море неумолимо наступало, отвоевывая новые и новые метры песчаника. Заливаемые водой, зашипели раскаленные головешки. Костер угас, и ночь поглотила побережье.

В пустой палатке, к его облегчению, не было ни Ирины, ни в вещей; зато стояла вода, подтопив брошенные в спешке бегства спальные мешки, и надувная его подушка плавала. Он не стал терять драгоценных минут, спасая палатку от полного затопления. Имелись дела и поважнее. Заслышав голоса, Васильев убежал на «хоздвор», где гибло в воде снаряжение и приборы.

Там надрывались с дизель-генератором Санчес и Борисов. И без того нелегкое устройство отяжелял бак с соляркой, нести его вдвоем было сущей мукой. Пристроившись третьим, Васильев сполна ощутил всю тяжесть и неудобство, мышцы заныли. Подъем преодолевали на одном дыхании, без передышек, поджимало время. Оберегая пальцы, опустили движок на траву. Санчесу было хоть бы хны, мужик привычный, а Борисов с Васильевым бессильно повалились, давая натруженным спинам минуту-другую роздыху. К ним подбежала Ирина.

– Саныча никто не видел?

– А разве он не с вами? – держась за растревоженную поясницу, простонал страдающий хроническим хондрозом Борисов.

– Вещи свои как бросил, так и пропал.

– Нам еще этого не хватало! – ворчал от усталости Васильев.

Толком не передохнув, они снова спустились на затопленный пляж.

– Морозов! – сложив ладони рупором, прокричал в темноту Борисов. – Витя!.. Где ты?

– Саныы-ч!!! – вторил ему Володя.

Они молчали, вслушиваясь в темноту. Ничего, кроме плеска воды.

– Найдется! – с твердостью выпалил Борисов. – Не потоп же… Потащили пока компрессор.

Компрессор, канистры с горючим и машинным маслом, водолазное и альпинистское снаряжение помаленьку, понемногу перенесли в более безопасное и сухое место. За работой время летело незаметно, и уже зарождался на востоке рассвет, проступив розоватой полоской на горизонте. Темнота таяла, сходила на нет, проступили в предрассветной дымке деревья и сваленные как попало спасенные вещи. От воды, поглотившей пляж, поднимался молочный туман.

Палатку Борисова смыло, и ее, точно тряпку, теребил и переворачивал прибой, то относя, то вновь выбрасывая на берег. Борисов сошел к воде, придерживаясь за кустарник, дотянулся до нее и выволок на сушу. С палатки бежали ручьи. Ему сильно хотелось курить, но трубка была наверху (и как он не потерял ее в суматохе?), да и табак подмок вместе с сумкой. Обманывая привычку, он сломал веточку, пожевал ее. Веточка горчила, и он с отвращением ее выбросил в воду.

В успокаивающих всплесках бьющихся о берег волн ему прислышались посторонние звуки, будто кто-то ему невидимый в дымке брел по воде.

«Морозов!» – возликовал он, спрыгивая в воду.

– Витя, это ты?! – крикнул он.

– Чего глотку дерешь? Нет, тень отца Гамлета! – отозвался знакомый баритон, и из кисейного марева неясным пятном выплыла фигура Саныча.

– Ты где был? Мы уж все переволновались!

Морозов выглядел невозмутимым. Он шагал по колено в воде, волоча за веревку надувной бот, который ученые считали уже безвозвратно утерянным.

– Не пропадать же добру. Вот… плавать за ним пришлось.

– А что не отзывался? Мы же звали тебя, кричали…

Саныч цыкнул, скривив щеку, и втащил лодку на возвышение.

– А, испугались?! Ничего… лучше ценить будете.

Они поднялись натоптанной за ночь тропе в рощу. Радостно завизжала Ира и повисла на шее Морозова. Саныч растрогался встречей и украдкой смахнул пальцем выступившую слезинку.

– Все нормально! Живой и здоровый! – сказал он и опустился в траву. – Что, братцы-кролики? Осечка вышла с лагерем? Впредь умнее будем… Вот что, время подходит к половине шестого. До девяти утра всем отбой. Думать будем после!

13

Вода продержалась не более трех часов, после чего стала медленно убывать, отпуская пляж по сантиметру. Туман с восходом солнца потерял свою силу, заволновался и, разрываясь лохматыми клочьями, сполз в море. На мокром песке подсыхали выброшенные волнами растения, шустро перебирая лапками, к морю бочком спешил краб.

Лагерь был разорен подчистую. Ни одна из палаток, кроме скособочившегося шатра Васильева, больше не устояла. Погребок замыло песком, не оставив следа. Упав перед ним на колени, Борисов руками разгребал стекающую жижу, добираясь до продуктов. Консервы не пострадали. Борисов с легкостью рвал размокшую картонную упаковку и, вытаскивая из песочного месива по баночке, складывал подле себя. Испортился хлеб, макароны в бумажном мешке и приправы, что, впрочем, было не так уж и смертельно.

* * *

… На спасательный круг, забитый приливом в кустарник, наткнулся Санчес, отправившийся вырубать для палаток новые колья. Он вырвал его из сплетения веток, отнес к лагерю и бросил перед Морозовым.

– Вот, нашел.

Забыв о работе, к ним сбежался народ. Борисов, присев на корточки, стряхнул с облезлого круга колючую морскую траву, пытаясь разобрать название корабля. Надпись на спасательном круге давно не обновлялась, и читалась с трудом.

– Ху… ве… н… туд… – неуверенно, по слогам, прочитал Борисов и уставился на Санчеса. – Хувентуд? Я прав?..

– Да, – с важностью согласился кубинец. – Это название одного из наших крупных островов.

– Откуда круг здесь взялся?

– Подождите! – взволнованно вскричала Ирина, вцепившись ноготками в руку Васильева так, что он даже поморщился от боли. – Помните, что вчера передавала береговая охрана?

– Пропавший катер? – вскинулся Морозов. – Это который исчез в шторм в экранов радарных установок?

– Вовсе и необязательно, – высказал сомнение Борисов. – Мало ли в море всякого барахла плавает?

– Вы несносны, Кирилл Леонидович!.. Всему находите отговорку! Что, если действительно люди попали в беду? Быть может, потерпели кораблекрушение и нуждаются в помощи, а мы здесь с вами разглагольствуем о пустом!

– Я просто пытаюсь рассуждать логически. В конце концов, штуку эту могло просто смыть во время шторма…

– А как же пропавший катер?! – настаивала на своем Ирина.

Зная, что спорить с женщинами бесполезно, а иногда даже во вред, Борисов в махнул рукой – делайте, что хотите! – и отошел в сторонку.

– Вот тут Кирилл Леонидович пытался размыслить логически! – захлебывалась эмоциями Ира. – Я не против, давайте… Начнем с фактов! Факт номер один – это сильный шторм, – она отогнула мизинец. – Такой силы, что ни пограничники, ни береговая охрана не имели возможности выслать к нарушителю наряды. Он ведь нарушитель, верно, раз уйти стремился в нейтральные воды?

Скрестивший на груди руки Санчес согласился с ее аргументом.

– Факт второй и такой же неоспоримый – наличие самого катера нарушителя. В третьих, его исчезновение с радаров! Скажите Санчес, в каких случаях такое возможно?

– Только если катер воспарил в небо или, наоборот, ушел ко дну.

– Видите?! – воскликнула Ирина, демонстрируя уже три пальца. – И, напрягите память, где он пропал?.. Вам и пятый козырь нужен? Вот он, – она обличительно показала на валяющийся на песке спасательный круг. – Так чего же вам еще?..

– Убедила! – нахмурил брови Морозов. – Только что ты предлагаешь? Плюнуть на нашу миссию и заняться спасательными работами?

– А это, Виктор Саныч, смотря что вам дороже: жизнь человека или мифический клад?

– Деточка! – позлорадствовал за ее спиной Борисов. – Я впервые слышу от вас несвойственный скепсис по поводу экспедиции…

– Я вам не деточка! – вспыхнула до корней волос Ирина. – И я считаю, что жизнь человека стоит любых сокровищ!

– Красиво сказано… как с большой трибуны.

– Ну, что же… – Морозов помассировал ладони, окидывая взглядом коллег. – И все вы считаете точно так же?

– А что делать, если она права?

Ирина благодарно поглядела на Васильева, и потерлась щекой о его плечо.

– Твои предложения? – спросил Борисов.

– Разделимся на две группы. Мы с Санчесом забираем эхолот, как и договаривались вчера, и плывем вдоль берега. Если что-то отыщем, немедленно сообщаем вам.

– А нам, значит, по бережку пешочком? – хмыкнул Борисов.

– Кому-то придется. Люди ведь могли спастись и находиться где-то поблизости.

– У них это семейственное! – подпер бока кандидат наук и отдернулся от Васильева, в шутку грозившего кулаком.

* * *

Спущенный под воду высокочувствительный зонд эхолота посылал во все стороны ультразвуковые сигналы. Отраженные от всевозможных препятствий в виде камней, коралловых рифов и даже стаек проплывающих рыб, сигналы возвращались назад, выдавая соответствующее графическое изображение на прибор, что держал Санчес. Прибор был в своем роде уникальным, подводная картинка не просто отображалась на нем, но с помощью новейших компьютерных технологий выдавалась в трехмерном рельефном измерении. Лежавший на глубоком дне предмет показывался с любого угла зрения, выглядел объемным, и обозревался до самых мельчайших деталей.

Ботом управлял Васильев, облаченный в водолазный костюм. Баллоны с кислородом, ласты и маска лежала у него в ногах. Монотонно урчал мотор, лодка медленно плыла вдоль побережья, слепило солнце. Васильев моргал ресницами, время от времени черпал ладонью воду и смачивал лицо. После веселой ночки его морило ко сну.

Санчес попросил его взять левее, ближе к скалам, потом – застопорить ход.

– Что-то есть? – переключив на холостые обороты, к нему подтянулся Владимир.

– Не разберу…

Монитор выдавал нагромождение камней, и не более. Погоняв, на всякий случай, картинку во всех проекциях, они тронулись дальше.

Они давно миновали «Собачий клык», как Васильев окрестил скалу, вблизи которой покоились обломки американского самолета. Отвесный береговой утес поднимался метров на восемьдесят над уровнем моря, внизу разбивались о камни волны.

– Стоп! – вывел из полудремы окрик Санчеса. – Глуши мотор.

Бот покачивался вблизи вздымающейся из воды скалы, прибор зелеными пунктирами отображал ее подводную часть. Санчес впился взглядом в монитор.

Васильев перебрался ближе к нему, разглядывая контуры непонятного объекта, лежавшего на глубине.

– Ты можешь разобрать, что это?

Вместо ответа кубинец воспользовался кнопкой, сбоку экрана побежали цифровые расчеты. Предмет, имевший довольно внушительные габариты, как бы отделился от дна и завис посреди экрана, приобретая более отчетливые очертания, а вслед за тем медленно, объемно завращался, подобно голографическому снимку.

Они встретились взглядами. Не тратясь на слова, Васильев надел снаряжение, захватил фонарь и ушел под воду.

* * *

Он погружался все более в разверзшуюся под ним бездну. Свет стал меркнуть, солнечные лучи не проникали на такую глубину. Давление железной рукой сдавливало его, а до дна было еще так далеко…

Он зажег фонарь и зашарил лучом. Вздымалась потревоженная муть, полоса рассеянного света выхватывала из холодного полумрака каменистый шельф. Он опустился еще ниже, подводное течение подхватило его, обдало могильным дыханием. Ему пришлось приложить максимум усилий, чтобы справиться с этим потоком. Убравшись за шельф, Васильев осмотрелся, и луч его фонаря, гулявший по дну, уперся в белеющее за камнями пятно.

Подплыв ближе, он обнаружил на грунте завалившийся катер. Возможно, это и было то, что они искали. В носовой части, ближе к килю, зияла пробоина, полученная, видимо, вследствие тарана катером скалы. Пробоина была рваной, гнутые лепестки обшивки торчали во внутрь. Получив такие повреждения, суденышко изначально не имело шансов выжить и затонуло в считанные минуты после столкновения.

Но что стало с людьми, находившимися на его борту?..

Из пробоины, вихляя хвостом, выплыла рыбешка и, попав в свет фонаря, юркнула обратно в трюмный сумрак. Васильев пробрался к капитанской рубке, дверь в нее была приоткрыта. Подняв ее за ручку, отбросил настежь и, остерегаясь случайного ее падения, вплыл во внутрь. К счастью, надстройка была пуста. Он отмахнулся от плавающего судового журнала, подобрал коричневую стеклянную бутылку, развернул к себе этикеткой.

«Виски», – прочитав, отпустил ее. Бутылка замедленно, со стуком, опустилась на железную переборку.

Васильев выбрался из рубки, повел фонарем по мачте, погнутой у самого основания и теперь лежавшей на камнях.

«Каюты… Надо проверить внутренние помещения…».

Перебирая поручень, он добрался до лесенки, ведущей вниз. Дверь поддалась его усилиям. Стараясь ни за что не зацепиться и не задеть баллонами, он отворил ее и протиснулся в проем, светя перед себя. Ему предстал совсем крохотный, метра на четыре, коридорчик. По левой стене темнел провал каюты. Представляя, какой бардак после крушения может ожидать внутри, и исходящую оттого опасность, он дальше порога не сунулся, из коридорчика обдал ее лучом.

Сноп света вонзился в стену, от нее – пройдя наискось – нашел сорванную ударом книжную полку, груду тряпок и размокших газет, перескочил на бутылки, в беспорядке разбросанные повсюду.

И тут он вздрогнул и в ужасе отшатнулся, увидев то, чего, впрочем, и ожидал. Луч упал на искаженное мученической гримасой лицо утопленника, выплывшего из-за переборки. Приоткрытые, водянистые его глаза, сдавалось, уставились на Васильева. Ему стало не по себе, сердце встревоженными частыми толчками заколотилось. Сильными взмахами ласт, он убрался дальше по коридору от этой страшной каюты.

Успокоившись насколько было возможно в данной ситуации и готовый уже ко всему, Васильев проверил следующую комнатушку. Здесь было не в пример чище предыдущей, вещи не плавали в беспорядке. На вздыбленном полу Васильев заметил предмет, похожий на дипломат, но который при ближайшем рассмотрении оказался портативным компьютером.

«Дорогая игрушка», – пожалел даже Васильев, давно мечтавший не то, что о ноутбуке, а об обычной IBM в личном пользовании. Только мечтать не вредно, а на большее он и рассчитывать не мог со своей мизерной преподавательской зарплатой.

Взбаламученная его движениями вода принесла ему из мрака барсетку – одну из миллионов тех, что давно стали в России непременным атрибутом любого уважающего себя мужчины, от прыщавого юнца, форсящего «крутостью» перед дворовыми приятелями, до седовласого автолюбителя, у которого кожаная сумочка под мышкой вмещает в себя и кошелек, и документы, и ключи, да и еще немало чего…

Но то, что привычно в далекой отсюда России, здесь, на глубине сорока с лишним метров, в затонувшем катере вызвало немалое его изумление. Васильев поймал барсетку за ремешок, отжал замочек. Изнутри выплыли долларовые купюры, до которых ему не было дела. В другом отделении, застегнутом на кнопку, обнаружил документы. И снова сердчишко тревожно колыхнулось – на коричневой обложке извлеченного паспорта золотом оттиснен двуглавый российский орел.

Перелистнув лицевую страницу, Васильев посветил на фото, испытывав при том несказанное облегчение. На фотографии запечатлен совсем молодой парень, судя по записи – семьдесят седьмого года рождения, и он уж никак не походит на того покойника из соседней каюты, которому не меньше сорока. А раз владельца паспорта нет на катере, то есть шанс на спасение – до острова не так уж далеко.

Он бросил взгляд на часы: кислорода было еще минут на восемь. Спешно заткнув паспорт за пояс, Васильев покинул каюту и выбрался из катера. Длинная тень пронеслась над камнями. Васильев покрылся мурашками, провожая взглядом крупную особь акулы, дрожащей рукой судорожно полез к щиколотке за ножом. Но что сделает нож против сотни акульих зубов? Он ретировался обратно в катер и следил оттуда за нарезавшей кругами хищницей.

«Что же делать, мать честная?!», – лихорадочно соображал он. Баллон пустел, и еще минуты через пять начнет сказываться нехватка кислорода. Тогда он ни за что не выберется к лодке. Терять драгоценное время нельзя, но и как действовать с учетом почуявшей добычу акулы, он ума не прикладывал.

«Четыре минуты… Всего на четыре минуты.».

Надо было на что-то решаться, или пан, или пропал. Акула, как назло, не убиралась, и крутилась где-то поблизости.

Погасив фонарь, чтобы не привлекать к себе ее внимание, он оттолкнулся ногами от палубы и, не думая о кессонной болезни, и о том, что поднимается слишком быстро, чем следует, ринулся к поверхности. Затопленный катер оставался в вечном донном сумраке, акулы было невидно. Над головой весело бликовала солнечная рябь.

Акула вынырнула откуда-то сбоку и прошлась так близко, что едва не задела его плавником. Васильев шарахнулся спиной и завертелся, следя за ней. Она пока не торопилась нападать и пока играла с добычей, сужая свои круги.

«Еще метров десять… Отстала бы…»

Но хищница не отставала. Наоборот, резко нарушив траекторию, она налетела на него тупой мордой. Васильева отбросило, он беспомощно кувыркнулся, и заработал изо всех сил руками и ластами, стремясь вырваться на поверхность. Акула не мурена, от нее потерянной ластой не отделаться.

Она снова плыла на него, и Васильев обмер, прочитав в безжалостных акульих глазах свой приговор. Защищаясь, он инстинктивно выставил вперед себя фонарь и включил его – нечаянным движением, – когда до зубастой твари оставалось совсем ничего. Ослепленная галогенной вспышкой людоедка порывисто свернула, прошла в каком-то метре. Выигрывая секунды, Васильев погреб к поверхности. Уже почти достигнув ее и видя приближающуюся хищницу, швырнул в нее фонарем.

Акула ненадолго отвлеклась на погружающийся в пучину фонарь, испробовала пластик на зуб. Этого Васильеву хватило, чтобы с плеском вынырнуть возле бота. Санчес, будто все видел, подхватил его за плечи и помог перевалиться внутрь.

– К берегу! – срывая голос, закричал Васильев, вырвав изо рта загубник.

Акулий плавник возник в нескольких метрах от кормы, Санчес рывком запустил двигатель и, падая рядом на скамью, врубил максимальную скорость.

Выжимая из японского мотора все, что было только можно, они мчались к береговой косе. Ветер свистел в ушах и бил в лицо. Санчес то и дело оглядывался на акулу, преследовательница и не думала отказываться от легкой добычи. Но им везло – подводные камни! Они не давали хищнице разогнаться, ей поневоле приходилось лавировать между ними.

Метров за двадцать пять до плеса Санчес заглушил движок и задрал гребной винт, опасаясь вывернуть его о камни. Бот продолжал нестись по инерции, пока не уткнулся задранной мордой в берег.

Спрыгнув на гальку, кубинец втащил лодку вместе с Васильевым, который все еще лежал пластом, не в силах отдышаться.