Текст книги "Искатели приключений"

Автор книги: Игорь Никулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

– Но ведь это сегодня, Володя, – возражал профессор, – по прошествию полутора веков, в период Великого потепления, который экологи называют парниковым эффектом. Кто вплотную занимается проблемами Мирового океана, тот знает, что уровень воды с таянием вечных ледников в Антарктике, заметно превысил прежние отметки… А Вильсону просто не повезло. Не мог даже талантливый адмирал во времена, когда теперешние акваланги казались научной фантастикой, поверить, что сокровища будут упрятаны буквально под водой. И с этой точки зрения я восхищаюсь умом Давиньона, каким бы злодеем и разбойником в действительности он не был.

* * *

Послав вперед боевиков, Мигель быстрым шагом шел следом, ворочая лучом фонаря по сводам лаза. Рация под толщей земли уже не брала и лишь надоедливо трещала. Мигель ее выключил, и, потеряв связь с внешним миром, рисковать собой не спешил. Он был отменным стрелком и в мыслях, предвидя сцену встречи с беглецами, уже решил, что не оставит их в живых.

Крафт наверху, в своих апартаментах, а он в подземелье, и ему виднее, как себя повести. Максимум, что его ждет за ослушание, вычет премиальных, а это куда меньшее зло по сравнению с возможной стычкой. После трагической смерти приятеля, Мигель, не сознаваясь в тот даже самому себе, заочно побаивался бежавших. Не старика-профессора, конечно, и не его коллег, – его беспокоил полковник, здоровый, обученный тип, с которым следовало расправиться в первую очередь…

Трое поспешавших впереди боевиков, во главе с Альфонсо, скрылись за поворотом, и тотчас до Мигеля донесся звук мокрого шлепка и громкий вскрик. Он замер и прислушался, но ничего, кроме растерянных голосов своих, постороннего не услышал. Сжимая цевье автомата, он прокрался к повороту, выглядывая из-за него.

От увиденной картины даже ему, повидавшему немало в своей жизни, сделалось дурно. Альфонсо, закатывая белки глаз, стонал посреди коридора, сжимая обеими руками живот, и кровь струйками стекала между растопыренными пальцами. Самой раны Мигель не увидел; она была закрыта деревянной доской с пробитым насквозь штырем, который и вонзился в брюхо Альфонсо.

Альфонсо выл от боли, но ему никто не помогал; не смея даже приблизиться. Отшвырнув прочь обомлевшего боевика, Мигель, брезгливо морщась, осмотрел ужасную рану, кровь из которой хлестала все сильнее.

– Мигель… – страдальчески кривя рот, взмолился приколотый к доске Альфонсо. – Помоги мнее!..

– Подожди, – сделал ему знак наемник. – Ты только не кричи, терпи!

Взявшись за торчавшую вертикально деревяшку, он потянул ее на себя – Альфонсо заорал благим матом, с ужасом глядя, как проржавевший допотопный гвоздь вылазит из его брюшины, откуда толчками выливалась кровь.

– Заткнись!.. – делая бешеные глаза, шикнул на него Мигель и вырвал чертову доску. Альфонсо, подогнув ослабевшие ноги, мешком завалился.

– Что это за хренотень? – бушевал Мигель, вывернув из песка допотопное устройство, на которое, так не к месту, попался Альфонсо. Две доски, мощная, хотя и проржавелая пружина, спусковой механизм, наступив на который, безмозглый осел привел ее в действие…

«Но откуда у них доски, откуда пружины? – задавался он вопросом, посчитав допотопный капкан происками полковника. Не с разбившегося же самолета?.. Да и чему их учат в Комитете защиты революции, неужели таким штучкам? Кого же он тогда преследует: государственного чиновника, белого воротничка, или бойца, спецназовца, обученного правилам партизанской войны?»

Дела Альфонсо были безнадежно плохи, с дыркой в кишках, проделанной ржавым гвоздем, ему было не выкарабкаться без срочной врачебной помощи. Впрочем, и с медиком его шансы были невелики; Мигель, знавший толк в ранениях, ставил неутешительный диагноз.

– Ми… гель… – хрипел, задыхаясь и вытаращив белки, умирающий Альфонсо, протягивая к нему вымазанные кровью пальцы. – Вы… вытащи меня… а…а…а…

– Тихо!.. – закрутился Мигель, опасаясь что громкие стоны будут услышаны беглецами, опустился на колено и зажал ладонью рот раненому. – Молчи… молчи…

Альфонсо вращал глазами, дергал головой, пытаясь скинуть с лица его влажную ладонь, перекрывшую воздух, замычал и, судорожно выгнувшись всем телом, обмяк. Согнутые его ноги поползли, оставляя каблуками на песке глубокие борозды. Мигель глянул в его стекленеющие, заведенные под лоб, глаза, отнял ладонь от перекошенного рта и обтер о пятнистую куртку покойника.

– Пошли, – мотнул он автоматом и перешагнул через неостывший еще труп.

* * *

Первые восторги кладоискателей понемногу улеглись; золотой туман, вскруживший головы, развеивался, и вместо обретенных сокровищ, примерную стоимость которых никто даже приблизительно не брался подсчитать, на главный план вновь вышли суровые житейские реалии. Золото манило, как желанная игрушка ребенка, наигравшись которой досыта, он скоро о ней забывает.

Не думая о том, что он сидит на многомиллионном состоянии, Васильев отдыхал на крышке набитого монетами сундука, и больше сейчас думал не о его содержимом, а об обычном бутерброде, потому как в желудке бурлили голодные соки. На что ему было золото, на которое ничего не купишь; он с большим желанием поменял бы его на зажаренную до румяной корочки индейку, пусть и не совсем все…

– Вот так, дорогие мои, – в окружении соратников говорил профессор. – Мы выполнили нашу миссию, хотя, признайтесь, не многие из вас верили в нее.

– Если речь зашла обо мне, – хлопнул по коленям Борисов, – то я готов признаться в своей неправоте…

– Надо было нам дома на шляпу поспорить. Вот была бы картина, как ты ее поедал, Фома неверующий.

– Хорошо, пусть я скептик! Зато не хватаю звезд с неба, и жизнь меня бьет гораздо меньше, нежели вас, искателей Атлантид. Да, я не грежу о славе, пусть я копаюсь в курганах, радуюсь глиняным черепкам и стеклянным бусам, и вообще…

Голос его сорвался; обидевшись непонятно за что, Борисов отвернулся от всех.

– Ну вот, – вздохнул профессор. – Начали за здравие, а кончили за упокой. Брось дуться, Кирилл. Мы сделали большое дело, все вместе: и ты, и Володя с Ириной, и остальные ребята. Мы общими усилиями перевернули очередную страницу в истории. И пусть нам не удалось великое открытие, пусть мы нашли всего лишь украденное век назад золото, но мы внесли свой вклад в развитие поистине мировой науки, и мы должны понимать это.

– Нобелевскую премию нам все равно не дадут, – буркнул в ответ бородач, но это был совсем уже иной, примирительный тон.

– Да в премии ли дело? Хотя, мне видится, отметить наши заслуги все равно должны… Плюс двадцать пять процентов, если я не ошибаюсь, должны отстегнуть от стоимости всего этого. Приличная сумма выходит… Что ты будешь делать со своими деньгами? С Васильевыми понятно, отложат на свадьбу, закатятся в романтическое путешествие, квартирой обзаведутся.

– Квартира у нас уже есть, – положив голову на плечо Васильева, сказала Ира. – Не беспокойтесь, мы найдем деньгам применение.

– А я свои в банк положу, – высказал свою мечту Борисов. – Под проценты. Хватит и на кусок хлеба, и наукой заниматься, а то в нашей стране как-то одно с другим не совмещается.

– Рискованное это дело, – пошутил Глотов. – Опять девальвация нагрянет или вклады заморозят. В нашем государстве не заржавеет… А я на свою долю фирму открою.

– Будете трусы и носки продавать? – хмыкнул Борисов. – Самое дело для такого молодого человека как вы…

– Что вы сразу о коммерции?! Я хочу туризмом заняться. Вот возьму, куплю этот остров… Коттеджи на побережье, всякие водные аттракционы, казино, бары, экскурсии… Здесь же деньги можно делать из воздуха, поистине золотое дно!

– Ну, с вами все ясно, – прервал его профессор. – А вы, Родригес? На что вы свою долю пустите? У вас же на Кубе частная собственность не в моде…

Полковник, облокотившийся на ружье, считавший, что лучше иметь кремневое, чем не иметь ничего, улыбнулся, глядя на них:

– А зачем мне такие деньги? На жизнь вполне хватает зарплаты, есть жилье, пусть и казенное. Отдам в какой-нибудь детский приют, немного оставлю для Департамента, закупить технические новшества…

– Вот вам и весь сказ, – покачал головой профессор. – А вы говорите: банк, фирмы…

Никто не понял сразу, что произошло, когда из темноты, откуда-то с дальнего края галереи, загрохотали оглушительные в замкнутом пространстве выстрелы, и от пола, с искрами, полетела каменная крошка. Сверкнул прожектор, слепя глаза, и вновь всплеснули языки огня, высаживая автоматные очереди.

Васильев толкнул на пол Ирину и упал сверху, закрывая собой от визжащих в воздухе пуль, бивших во все подряд – в оледенелый сталактит, отбивая от него замороженные куски, в камни; взвыв, рикошетили от Будды, не причинив статуи малейшего вреда.

– Ползи за сундук, – тормошил подругу Васильев.

На четвереньках, зажимая уши, она спряталась за сундуком с золотыми монетами.

Стрельба разметала беглецов, кого куда, не давала поднять головы, наполняя воздух птичьим свистом. Профессор, засевший за ларем, вздрагивал от каждого выстрела; пуля вгрызлась в деревянный угол, обдавая его щепой.

Мигель с подручными шли к разлому, стреляя от живота, не думая ни о чем, кроме звериной ненависти, и жаждая крови. Оглушенные собственной стрельбой, успевая только менять пустевшие рожки, они не придавали значения проснувшейся от резкого шума пещере, дрожу площадки и воздуха.

Родригес лежал за статуей Будды, вжимаясь в холодный камень. Кремневое ружье лежало подле него, но исправно оно или пришло в негодность от долголетнего бездействия он не ведал, как и не знал, было ли оно вообще заряжено. Нож он держал на крайний случай. Когда огонь поутих, он выглянул из-за Будды и увидел фигуру, перебиравшуюся на их сторону по подмостку. Позади него не стреляли, опасаясь попасть в своего.

Воспользовавшись секундным преимуществом, полковник взвел тугой курок и поднял ружье, прицеливаясь в приближающуюся фигуру. Наемник тоже заметил его и послал неприцельную очередь.

Отдача прикладом отсушила правое плечо полковника. От грома заложило пробкой уши, а статуя окуталась дымным вонючим облаком. В этом облаке было не видно, как сраженный ружейной пулей боевик, не прекращая стрелять, повалилась спиной на мостик, как очередь, ударившая в потолок, обвалила его. Земля затряслась, точно в землетрясение. Пламя факелов заметалось и погасло. Мрак поглотил пещеру, затягиваемую едкой удушливой пылью.

29

Когда тряска улеглась и камнепад прекратился, пыль клубами заволокла зал, не давая дышать. Васильев, у которого свербело в носоглотке, отчаянно чихал. Выбравшаяся из-под него Ирина не могла прокашляться.

– Живы? – подал откуда-то голос Борисов, завозился, собираясь с пола. Чиркнула спичка, озаряя его грязное от пыли лицо и всклоченные волосы.

– Да вроде бы!.. а-ап-чххи-и!.. – звонко чихнул Васильев и отнял от волос пыльцы, смотря, нет ли на них крови. Ему изрядно досталось камнями, позвоночник болел от булыжника, упавшего в аккурат между лопаток. Стряхивая с себя пыль, он поднялся с колен, взял за локоть Ирину, помогая ей встать.

– Зажгите факел, – когда угасла спичка и все вокруг погрузилось в темноту, попросила Глория.

На их счастье факелы не завалило камнями. Студент, ползая на карачках, отыскал их в темноте. Когда света стало достаточно, перед ними предстала поражающая воображение картина разрушения. Обвалившийся потолок похоронил под своими обломками не только стрелявших из автоматов наемников, но и почти всю площадку, представлявшую теперь из себя нагромождение камней. До половины был засыпан разлом, и в нем уж не слышалось журчание воды. Но что было ужаснее всего, камнепадом завалило выход из галереи, запечатав людей в каменном мешке.

Спотыкаясь о валявшиеся всюду валуны, держа над собой пылающий факел, Родригес перелез через несуществующую уже пропасть.

Из-под завала пробивался свет уцелевшего фонаря. Напрягая мышцы, полковник брался за тяжелые камни, отбрасывая в сторону мелкие и откатывая те, поднять которые не был в состоянии. Обламывая ногти, он докопался до фонаря, разгреб с него осыпь и, вытащив из отвала, возрадовался – фонарь практически не пострадал, не считая трещины в пластиковом корпусе. Вытаскивая его из отвала, Родригес оцарапал кисть о что-то железное. Железка оказалась стволом засыпанного автомата, который тоже приходился весьма кстати.

Полковник трудился не разгибая спины, ободрав до крови руки. Выброшенные из отвала камни иногда скатывались обратно, придавливая ему пальцы. Когда же он добрался до оружия и, взявшись за цевье, потянул наверх, что-то продолжало мешать, не отпуская автомат. Приложив еще усилий, полковник с содрогание увидел то, что противодействовало ему – из каменной крошки белели скрюченные пальцы мертвеца и после смерти не желавшего расставаться со своим «калашом».

Полковник не был сентиментален. Расставив для устойчивости шире ноги, он вывернул автомат из костенеющих пальцев покойника. Неприхотливому «Калашникову» ничего не сделалось в обвале; сдув с него пыль, полковник отстегнул магазин, проверяя патроны. Патронов оказалось немного, с десяток, но все это было больше, нежели совсем ничего.

Забросив трофей на плечо, перепрыгивая с камня на камень, полковник добрался до засыпанного разлома и обдал его галогенным лучом. Замурованным в галерее, им следовало искать какой-то выход; у полковника родилась совершенно безумная на этот счет идея, но прежде чем решиться на нее, или, наоборот, отвергнуть, он должен был все проверить сам.

Случившийся обвал не просто завалил галерею камнями; произошла подвижка горной породы, в результате чего вода, бурным потоком несшаяся в разломе, иссякла.

«Между тем, – размышлял полковник, присев на краю сохранившейся возле стены ямины, – куда-то же вода уходила, и если следовать ее подземным руслом, есть невеликий шанс выбраться из каменной мышеловки».

Он повел лучом по мокрому грунту, где еще струились грязные ручьи, стекаясь в черную дыру провала, потом спустился по камням на дно, увязнув в слое зловонного ила. В этой жидкой грязи он добрел до провала, посветил в него, но увидел только стены колодца. Камень, который он бросил вниз, отозвался шлепком в воду спустя три секунды. Делая кое-какие раскладки в уме, Родригес вылез из траншеи к своим.

– Что ты там делал? – встав с сундука, спросил у него профессор.

Полковник не стал толочь воду в ступе и коротко объяснил свой план, добавив в конце рассказа, что другого тут нет, и уже быть не может. Его слушали молча, не перебивая вопросами. И только когда он закончил и повисло тягостное молчание, Глотов задал вопрос, и без того витавший в воздухе:

– Но откуда мы знаем, куда утекала вода? Быть может, под нами целое подземное озеро.

Но иного предложения не было, тем более, что разбирать завалы в поисках коридора было им не под силу без специальной техники. Из двух зол принято выбирать меньшее…

– А на чем мы туда спустимся? – пробормотал Васильев, не видя вокруг ничего, что сошло бы за веревку или за трос.

– Ты забыл о жердинах? – хитро прищурился на него профессор.

– Точно! Как я сразу не догадался?

Жерди с канатными веревками, на которых в середине девятнадцатого века французский пират Давиньон перенес со своего брига в пещеру золотую скульптуру Будды, и с тех пор бесхозно валявшиеся в мрачном подземелье, сослужили попавшим в беду людям добрую службу. Канаты оказались не слишком толсты, чтобы связать их между собой прочным морским узлом, и достаточно крепкими, чтобы выдержать вес человека. Одним концом каната Родригес связал вместе и рассчитано посередине обе жердины, оттащил их с Борисовым к разлому, положив поперек его так, чтобы канат свешивался в провал.

– Ну, кто рискнет первым?

– Полезу я, – сказал полковник, передал Васильеву автомат. – Только умоляю вас, не забудьте факелы. Я не знаю, на сколько хватит подзарядки батареек.

Он обхватил канат и соскользнул в разлом, в самую донную жижу, пачкая в грязи одежду. Держась за скользкие края, опустил ноги в провал и потихоньку стал спускаться вниз. Луч его фонаря сверкнул в последний раз и исчез. Борисов торопливо поджег факел и слез в траншею.

– Ты как там?.. – выглядывая в провал и ничего толком не видя, с беспокойством спросил он.

Ответ он услышал не сразу, как и не сразу разобрал, что говорит Родригес, – так громко журчала над ухом вода. Канат снизу дважды дернули, что означало: «все нормально, можете спускаться».

– Сначала женщины, – стопорнул Борисов сунувшегося к нему студента.

Глотов с недовольной физиономией уступил очередь Глории.

Как ни жутковато было, черед слезать в дыру подошел и Борисову. Наверху, кроме него, никого уже не оставалось. Обняв обеими руками канат, он сползал в провал; на плечо его лился из трещины мутный ручей. Метровые стены колодца, обступившие его, оказались всего лишь сводом нижней пещеры, которая, как и высказывал предположение Глотов, была заполнена сточной водой. На их счастье, озеро было неглубоким; по крайней мере полковник, оказавшийся к нему ближе всех, стоял по полено.

Луч фонаря метался по сырым нависающим сводам, где на стенах играло отражение от воды, выискивая хоть что-нибудь похожее на ход или лаз. Но кругом был сплошной камень; на нервы действовало журчание стекавшей сверху воды, и отчаяние вновь наполняло души несчастных людей, теряющих надежду на спасение.

– Глядите! – вскричал Васильев, выкинув указательный палец на тень, пролегшую за выпирающим бугром скальной породы. Увидев там нечто, он быстро направился к каменистому выступу. Потолки пещеры были так низки, что пламя факела лизало его своим рыжим языком.

Тень, привлекшая его внимание, являла собой расселину шириной около метра, углублявшуюся в скалу. Просунувшись в нее, Васильев выставил вперед факел – щель вела дальше, насколько хватало света, теряясь в вечном мраке.

– Вы молодчина, Володя! – удостоил его похвалы профессор, поспешив на взволнованный зов. – Интересно, куда она выведет?

– Скоро узнаем, – ответил за Васильева полковник, скрываясь в тени расселины и позвал оттуда. – Чего вы ждете, идемте?!

* * *

Они растянулись длинной вереницей, уходя все дальше в недра горы от подземного озера. К всеобщей радости вода, хлюпавшая под ногами, вскоре начала отступать, пока через некоторое под ногами вовсе не стало сухо. Это обстоятельство наводило на одушевляющую, дающую надежду, мысль – они постепенно поднимались к поверхности.

Они шли молча, не перебрасываясь разговорами, экономя силы, которых и так оставалось в обрез. Никто не ныл, не просил отдыха – он казался немыслим до той поры, пока они не выберутся из подземелья.

Минут через двадцать они столкнулись с новой проблемой. Ход разветвлялся, и от главного ствола, по которому они шли, вбок отходил новый.

– Надо разделиться, – обмозговав ситуацию, сказал Родригес. – Женщины пусть остаются здесь, на пересечении, и отдохнут. Я и Володя пойдем по основному штреку. Вы, профессор, с Борисовым или с ним, – он посмотрел на вытирающего пот Глотова, – по своему выбору, разведаете этот…

– Мы одни не останемся, – пропищала Глория, боявшаяся остаться в кромешной темноте без надежного мужского плеча. – Я пойду с вами.

– Нет, – резонно заметил ей Родригес. – Мы не знаем, есть ли тут выход, или в обоих случаях упремся в камни. Тогда придется возвращаться обратно. Передохните чуть-чуть, силы нам еще понадобятся. А чтобы было не страшно, – он забрал у Глотова факел, запалил намотанное тряпье и передал кубинке, – сидите со светом.

– Полковник, – загудел ему возле уха студент. – Это же последний…

– Я знаю, – ответил Родригес, стараясь даже не думать о том, что может случиться в ближайшем будущем, – если они на неверном пути, – когда закончатся факелы и сядут батареи в фонаре.

* * *

Ствол, по которому шли полковник с Васильевым, представлял собой щель между двумя монолитными пластами горной породы, которая вскоре, чего они никак не ожидали, начала сужаться.

– Вот невезуха! – посетовал Васильев, когда он все чаще стал задевать плечами за шершавые холодные стены.

Внизу, у пола, как в основании треугольника, свободного места было больше, что вносило некоторую надежду. Полковник, хмуря брови, но не высказывая вслух своих опасений, настырно лез вперед, с каждом пройденной минутой пригибаясь ниже и ниже, пока стены не сошлись настолько близко, что кланяться им пришлось в пояс.

Застревая плечами между плитами, он вынуждено опустился на колен. Васильев последовал его примеру, тайно надеясь, что дальше стены вновь разойдутся на пригодное для ходьбы пространство, и полз вслед.

Чаяниям напарников не суждено было сбыться. Сузившаяся щель становилась настолько непролазной, что крупный Родригес по ней еле полз, вытянув вперед руку со светившим фонарем, помогая себе локтем. Но когда и в этих условиях он скоро стал застревать между плитами и уже не мог протиснуться дальше, благоразумие вынудило их пойти на попятную. Они возвращались.

* * *

Удача – тетка капризная, приходит не всегда и не ко всякому. Ты ждешь ее, многое поставлено на карту, а ее все нет и нет, или прошла тихонько рядом, а ты и не заметил. Бывает, впрочем, и так, что нагрянывает она в самый срок, когда отчаявшемуся, кроме провидения, помочь никто и ничто не в силах. Она приходит, даруя надежду, она приносит то долгожданное спасение, в которое уже отказываешься верить… Она приходит по разному, скрывая свое лицо под тысячей масок, и отождествляясь с тем, о чем грезит человек. Для кого-то Удача сокрыта в выигрышном лотерейном билете, для других в должностном повышении, третьемув благосклонности начальства, четвертомув улыбке неприступной красавицы, сердца мечтаешь добиться.

Профессору Морозову удача в тот день пришла в совсем экзотическом виде – в виде подземного тупика, заложенного камнями. Факел в его руке заволновался и пламенем потянулся к кладке, доказывая лучше всяких аксиом, что за ней есть воздух. Он остолбенел, боясь вспугнуть удачу, боясь поверить в нее, и языки огня крохотными кострами отражались в повлажневших глазах его.

– Вышли… – обронив скупую мужскую слезу, которая сбежала по заросшей небритой щетиной щеке, затерялась в седом волосе, прошептал он, так и не находя в себе возможности тронуться с места.

Борисов метнулся к этой стенке, выложенной человеком, упал перед ней на колени, жадно ощупывая окаменевшие наплывы строительного раствора, выдавленные между камней.

– Господи… – он с трудом совладал с чувствами, руки его тряслись. – Наконец-то…

Обратно они летели как на крыльях, и путь им казался много быстрее, чем тогда, когда они впервые шли по нему.

У развилки, рядом с женщинами, прямо на голом полу, сидели Васильев с Родригесом. Полковник вскинул на быстрые их шаги голову, все прочитав в светившихся глазах Борисова и, не давая сказать ни слова, вскочил с единственным вопросом:

– Что?!

– Мы нашли!.. – ответил, задыхаясь от нехватки кислорода, профессор, прислоняясь плечом к стене. Он выглядел так, будто только что пробежал марафонскую дистанцию.

Ирина по-девчоночьи завизжала от радости, и запрыгала бы, не будь низкого потолка. Мужчины реагировали куда сдержаннее, но и им внешнее спокойствие давалось с трудом.

– Так чего же мы ждем? – переводил взгляд то на одного, то на другого Глотов, переступая ногами, готовый в любой миг сорваться с места и не желавший, как, впрочем, и все остальные, ни одной лишней минуты задерживаться в этом мрачном подземелии.

Замигал, догорая, последний факел, но теперь это никого не смущало…

* * *

Родригес проверил на прочность раствор, скрепляющий камни, убеждаясь в его прочности, снял со спины автомат и извлек из-под ствола стальной шомпол. Тонкий, но прочный штырек в его сильных руках заерзал вокруг округлого булыжника, заложенного в верхнем правом углу, скалывая кусочки цемента. Шомпол для такой работы был не очень удобен, скользил в ладони, натирал ее до красна наконечником.

– Дай-ка я, – попросил Глотов у полковника инструмент, когда тот покривился и затряс кистью от боли.

Раствор крошился, пылью сыпался на смятые, невысохшие штанины. Камень сидел прочно в своем гнезде.

– Надо по-другому, – зачесал затылок Борисов. – Студент, держи штырь прямо.

Забрав у Родригеса автомат, он приставил деревянный приклад плашмя к головке шомпола и, осторожно постукивая с обратной стороны кулаком, прогнал его насквозь. Шомпол выдернули назад, а в пробитое отверстие, к которому все так и приникли, потянуло сквозняком.

Эта маленькая победа так вдохновила, что они с большим усердием продолжили работу. Цемент выковыривали целыми кусками, дергая шомполом в разрастающейся щели взад и вперед. Камень потерял былую устойчивость, закрутился, едва на него налегали.

– Может выбить его? – подумал вслух Глотов. – Разок долбануть прикладом как следует, он и вылетит.

– Я бы не торопился, – покачал головой Васильев. – Кто его знает, что там за стенкой?

Он сменил взмокшего полковника, беря в ладонь нагревшийся шомпол. Несколько энергичных рывков, и крупный цементный ошметок полетел под ноги. Булыжник вовсю вращался, угрожая в любой момент вылететь. Загнав под него шомпол почти на половину, Васильев примерился и удачно подцепил его. Каменюка вылетел из кладки и покатился со стуком по коридору.

– А теперь отойди, – Родригес сместил его от отдушины и заглянул в нее.

– Ну, что там? – заволновались за его спиной.

– Ничего не вижу, темень. Дайте мне фонарь.

Включив батарею, полковник направил мощный луч в пробоину, выглядывая сбоку от фонаря. Краем глаза он увидел вблизи какие-то стеллажи, громоздкие ящики в проходах, запертую дверь помещения. Стеклянным, отразив свет фонаря, блеснула лампа на потолке, закрытая сетчатым колпаком.

– Тише! – шикнул он, отключая фонарь. – Кажется мы попали по назначению.