Текст книги "Искатели приключений"

Автор книги: Игорь Никулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Дальнейшую расправу предотвратил Крафт, собственной персоной посетивший каталажку. Он вошел в сопровождении автоматчика и еще одного человека в армейском обмундировании, несшем серебристый чемоданчик. Крафт был в отличном расположении духа, кивком поздоровался с полковником, на что, впрочем, Родригес не счел нужным ответить тем же.

– Дамы и господа, – обратился к пленникам Крафт, гася в уголках губ зловещую ухмылку. – Ваше дальнейшее пребывание на острове лишено здравого смысла, кроме того, не секрет, что оно наносит вред моему делу. Поэтому я принял решение переправить вас на материк, но с условием, что вы навсегда забудете о том, что увидели здесь. Для большей уверенности я должен перестраховаться и обезопасить себя и своих людей от возможных неприятностей. Мой помощник, доктор Рушель, сделает каждому из вас инъекцию. Не бойтесь, ничего серьезного или опасного вашему здоровью. Препарат сотрет из вашей памяти некоторые нежелательные моменты. Вы немного поспите, и все, случившееся с вами на моем острове, покажется всего лишь сном, пусть и не совсем приятным. Надеюсь, что мы больше не увидимся. Доктор Рушель, эти господа в вашем распоряжении.

Помощник Крафта больше походил на мясника, чем на доктора. У него было крайне невыразительное лицо с мясистым носом, с ложбинкой, пролегшей между переносьем и низким лбом, отвислыми угреватыми щеками и зобом, мешочком лежавшим на воротнике. Сдвинув чемоданчиком исписанные цифрами и столбцами листки и кубики, он откинул крышку и извлек ампулу с прозрачной жидкостью. Не обращая внимания на окружающих, словно в помещение, кроме него, никого не было, он почиркал кремневым кружком по запаянному горлышку, отломил его и, поставив ампулу возле чемоданчика, полез за второй.

Действовал он споро, и вот уже поворачивался со шприцем, пустив из иглы тонкую струйку, вытравливая пузырьки воздуха.

– Кто первый, господа?

Лысый выдернул из неровной шеренги Борисова и подвел к доктору. Бородач упирался, дергал локтями, вырываясь из его цепких рук и не давал поднести ближе шприц. Ударом колена в подвздошье сопротивление было сломлено, задыхающийся ученый упал на колени. Мясник Рушель склонился над ним и ввел острие иглы повыше локтя. Содержимое шприца быстро перекачивалось под кожу ученого.

Обмякшего Борисова отволокли к стене, а к «доктору» подводили Глотова. И он недолго дергался с заломленной назад рукой, пока длилась процедура. Его толкнули к Борисову, где силы покинули парня, и он съехал на пол.

Миша Колесников не сдавался до последнего, успел залепить бритоголовому в оттопыренное ухо, и лишь когда сопровождавший Крафта автоматчик уставил ему в затылок ствол, позволил сделать себе укол. Доктор, опасливо подойдя к разбушевавшемуся пациенту, побыстрее вкатил ему дозу.

Когда очередь дошла до Васильева, он обнял на прощанье невесту. Разозленный безволосый молодчик с покрасневшим, опухающим ухом, отнял его от девушки и швырнул под ноги Рушеля. Владимир с трепетом видел, как втыкают в его плечо иглу, как перекатываются под кожу кубики прозрачного зелья. Он не знал, что за заразу ему вливают, но вместе с тем ощутил горячий ручеек, побежавший по вене.

Его бросило в пот; Лысый тянул его к стене, где лежали вкусившие свою дозу яда, а ноги его не слушались, обмякли, будто набитые ватой. Тело его охватило огнем и судорогами, во рту скапливалась слюна, но он был не в силах ее сглотнуть, и склизкая нить просочилась из уголка рта, свешиваясь до пола. Звуки искаженными достигали его сознания, будто в комнатке кто-то крутил, то излишне раскручивая, то замедляя пальцем, шумную грампластинку; уши наполнились звоном. Предметы теряли свои привычные очертания. Потолок и стены вдруг стронулись с места, начиная кружение, все быстрее, быстрее и быстрее, пока тошнота комом не подкатилась к его горлу. На секунду над ним завис Рушель, он говорил с кем-то, то смысла его слов Васильев уже не постигал. Его взяли его запястье, проверяя пульс. Ненавидя каждой клеткой своего умирающего организма этого бездушного убийцу в белом медицинском халате, Васильев потянулся к его горлу скрюченными агонией пальцами, имея последним желанием сдавить его выступающий камнем кадык и не отпускать ни за что. Но рука, лишенная сил, словно чужая, плетью упала на пол. Тело не повиновалось ему более…

* * *

Он не думал, что умирают так долго и так мучительно. Смерть в его представлении должна прийти разом, срывая жизнь, как яблоко с ветки, с последним вздохом человека забирая в мир иной. Но с ним все происходило иначе, жизнь не хотела отпускать его, являясь к Васильеву кратковременными вспышками сознания. И тогда Васильев, сквозь муть, видел над собой размытые, колышущиеся тени, покачивание, движение, словно его куда-то несли по тоннелю.

В мозгу его шевельнулась мысль, что так переход описывают люди, побывавшие в состоянии клинической смерти: такой же бездонный, нескончаемо длинный коридор, ангелы, ведущие новичка к ослепляющему белому свету, за которым его ждет Тот, кто олицетворяет Добро, Любовь, Вечность…

При следующей проблеске сознания он увидел себя в подземном зале, включенные прожектора, колебания отраженного света на зеркальной воде и очень странный предмет обтекаемой формы, погруженный в воду, на который были переброшены сходни с каменного мола, и где возились какие-то личности. Его перенесли поближе к трапу, откуда он имел возможность увидеть ближе округлый и, кажется, стальной корпус объекта, вырезы чуть выше уровня ватерлинии, невысокую рубку, какие бывают у подводных лодок. Проваливаясь в липкое забвение, он успел запомнить ощущение, что его передают кому-то, просовывают в открытый люк, откуда пробивается электрический свет…

* * *

Освежающее дыхание морского бриза и раскаленное, плавящееся в зените солнце приводили Васильева в чувство; голова разламывалась на части, словно в нее вбили ржавый гвоздь, а в глотке спеклось, как с доброго похмелья. Больно было не то, что двинуться, повести глазами. Повернув немного лицо, он убедился, что лежит на песке рядом с бездвижными, находящимися еще во власти дурмана, товарищами, вблизи накатываются с тихим шепотом волны. Привидевшейся ему мини-субмарины, не было и в помине, как если бы она ему просто приснилась.

Но зато он увидел нечто другое. На удалении от них, на песчаной косе стоял самолет, и возле него, как и давеча в гроте, были какие-то люди. Что они там делали, Васильев со своим до конца не восстановившимся зрением разобрать не мог, как и расслышать то, о чем они говорили. Оставив пустые, лишь обостряющие нытье в черепной коробке, попытки, он расслабленно откинулся на горячий песок…

* * *

– Все должно выглядеть как несчастный случай, – стоя возле винта, Крафт давал последние наставления Андрео Дуарте, единственному среди персонала, кто хоть однажды управлял самолетом.

Судя по послужному списку, парень учился в летной школе на своей родине в Гондурасе, имел неплохие перспективы, пока по глупости не связался с молодежной ульрарадикальной группировкой, провозгласившей революционную борьбу за утопические марксистские идеалы. Далее из собственноручно написанной как курица лапой автобиографии следовало, что группировку после серии жестоких, поражающих цинизмом и бессмысленностью терактов власти объявили вне закона, еще полтора года мнимые революционеры скрывались в джунглях, грабя всех и вся, пока не попали в кольцо войсковой операции. Большинство ее боевиков погибли в перестрелке, и лишь счастливчикам, среди которых оказался и Дуарте, удалось спастись, прорвавшись через окружение.

Революционное прошлое Дуарте не только не смущало Крафта, но было в чем-то ему даже на руку. Парень повязан кровью, обратного пути у него нет и не будет…

– Сделаю как надо, шеф, – самоуверенно отвечал Андрео, поглядывая на вскрытый кожух двигателя, в котором с отверткой копался механик.

Задумка Крафта была проста до гениальности. Самолет, вследствие технической неисправности, должен рухнуть в океан вместе с пассажирами, унося на дно тайну их гибели. А для этого механик перемазанными машинными маслом, скользкими пальцами вытаскивал шплинт, железную скрепку, с топливного патрубка. Когда ему это удалось, гаечным ключом ослабил крепежную гайку и свинтил ее почти до конца, но так, чтобы шланг с мотора слетел в полете.

Он обтер замасленные ладони о штаны комбинезона, вскарабкался в самолет и запустил двигатель. Винт стремительно завращался, поднимая целые тучи песка. Сплевывая захрустевшие на зубах крупицы, Крафт задрал воротник, пряча лицо от песчаной бури и отошел подальше от самолета. Андрео безропотно последовал за ним.

– Твоя задача поднять самолет в воздух и установить автопилот. Для твоего же блага, держись на малой высоте – придется прыгать в воду.

– Но я не умею плавать… – заикнулся было о своих опасениях Дуарте, но управляющий на корню пресек его вопросы:

– Тебе и не придется. В заливе будет ожидать лодка.

Порокотав на холостых оборотах, мотор заглох, отчего враз повисла непривычная тишина. Спрыгнув на песок, механик полез под кожух и остался доволен своей работой. Шланг держался на честном слове, а топливо через неплотную резьбу хлестало рыжими ручьями. Он закрыл кожух на защелку и подошел к стоявшим в стороне Крафту и Андрео.

– Я свое дело сделал, – сказал он управляющему.

– Ты уверен, что промашки не будет? – переспросил, подняв на него глаза, Крафт.

– Минут через двадцать гробанется как миленький. Качество гарантирую.

Еще какое-то время, отослав от себя подчиненных, Крафт раздумывал, прохаживаясь перед самолетом и иногда бросая взгляды на небо, куда тому суждено подняться, чтобы уже никогда не приземлиться, то на бесчувственных заложников, сваленных в кучу, словно кукольные марионетки. Решение, к которому подталкивали его обстоятельства, принято им, и пора было действовать, но что-то внутри не давало ему отдать последнее распоряжение; он тянул время, решаясь переступить невидимую грань, отделяющую его, вполне нормального человека от убийцы. В глубине очерствевшей души он ясно отдавал себе отчет, что гибель самолета и экспедициине панацея, что они лишь откладывают то неизбежное, чему, верно, уже не миновать, но вместе с тем не мог поступить иначе, завися полностью и от острова с его наркотическим производством, и еще больше – от Компании, которая просчетов не прощает.

Погруженный в думы, он сам не заметил, как приблизился к лежавшим на песке заложникам, встал напротив русской девушки, глядя на ее запрокинутое утонченное лицо, вздернутую верхнюю губу, приоткрывшую ровные белые зубы, сквозь которые вырывалось прерывистое жаркое дыхание, на подергивающиеся под тонкой, почти прозрачной синеватой кожей век, закрытые глаза.

«В чем она виновата? – пришла ему в голову мысль, которую он тут же прогнал прочь; и уже другой голос, грубоватый и жесткий, с убежденностью зашептал ему на ухо: – А при чем здесь ты? Не ты, а полковник всему виной, не ты, а он привел их сюда. Он влез нахрапом в чужие дела, он и за все в ответе…»

– Тащите их в самолет, – потирая занывший вдруг висок, сказал негромко Крафт, отворачиваясь от девушки.

За его спиной все пришло в движение; поднимая беспомощных, одурманенных наркотиком людей, их мешками, за руки и за ноги, стаскивали к самолету. Кто-то поднялся на борт, принимал наверх заложников, оттаскивая по узенькому проходу и сваливая в пассажирские кресла.

Самоустранившись от происходящего у самолета, Крафт ушел к воде, и не замечая, как накатывающие прозрачные волны омывают, засасывают в сырой песок подошву его туфель, отвлеченно смотрел на искрящиеся на ней серебряные солнечные блики.

26

Не без дрожи в коленях Андрео Дуарте устраивался на сиденье пилота. Последний раз он поднимался в небо года четыре назад, но тогда он летал не один, с инструктором. Но сейчас кресло инструктора занимал дрыхнувший в отключке кубинский летчик, протяжно сопел, уткнувшись подбородком в грудь. Подозрительно глянув на спящего, который, чудилось, лишь искусно претворялся, с тем, чтобы в полете неожиданно напасть, Андрео для проверки слегка двинул его по челюсти. Пилот не симулировал, он даже не шевельнулся, отчего Дуарте немного повеселел. Пробежав глазами по приборной доске, нашел стартер и, с волнением затаив дыхание, утопил кнопку. Сердце его радостно забилось, когда мотор затарахтел, и стрелки приборов ожили. Тщательно вспоминая все, чему когда-то его учили инструкторы, он двинул вперед рукоять, отчего самолет медленно сполз с отмели и стал разворачиваться хвостом к берегу, поднимая пропеллером рябь на воде.

Вцепившись побелевшей от напряжения кистью в штурвал, он начал разгонять машину. Неуклюже, подпрыгивая, она понеслась по волнам. Шли секунды, и скорость уже позволяла оторваться и взмыть в воздух, но у Андрео ничего не выходило. Он вспотел, размазал выступивший пот по лбу тыльной стороной ладони. Добавив оборотов до предела, когда стрелка тахометра подползла к запретной красной полосе, уши заложило от воя, а его самого вдавило в кресло, Андрео перевел в нужное положение закрылки и потянул рычаг высоты.

Надсадно завывая, амфибия тяжело снялась с воды.

– Вышло! – чуть не закричал от охватившего восторга Дуарте, выравнивая кренившийся самолет.

Как давно он не летал, как давно не чувствовал власти над крылатой машиной, подчиняющейся каждому его движению, и небом! И хотя он уже утратил прежние летные навыки, и пилотировал похуже новичка, счастье полета переполняло его. Плавно повернув штурвал, он заложил вираж и прошелся низко над пальмами, где стояли, откинув головы и наблюдая за его полетом приятели и мистер Крафт, хотел зайти на второй круг почета, но вспомнил слова механика о двадцати оставшихся минутах, и восторг его поугас. Став предельно деловым, он обогнул остров и, держась тридцатиметровой отметки высотомера, направил самолет навстречу солнцу.

* * *

Васильев, более или менее оклемавшийся от действия наркотиков, с кресла в первом ряду, сквозь щелочки приоткрытых глаз следил за летчиком. У него не было ни малейшего сомнения в том, что Крафт затеял какую-то подлянку, чреватую самыми непредсказуемыми последствиями, но вмешиваться в ход событий пока считал преждевременным.

«Самолет прислан за нами, – анализировал он. – Пилота, как и нас, накачали наркотиками, а без него, затей я с этим парнем свару, мне не удержать самолет. Лучше всего подождать, не делать опрометчивых поступков. А там видно будет…»

* * *

Остров находился уже на достаточном удалении, чтобы затягивать полет. Андрео уже представлял как топливный шланг срывается с резьбы, как фонтаны горючки под большим давлением хлещут из-под шайбы. Медлить с прыжком было чревато, но именно прыжка он, обмирая всем сердцем, больше всего боялся. Оттягивая решающий момент, он включил автопилот, набрал необходимые параметры курса и высоты и ввел в память компьютера. Закончив, глянул через стекло вниз, и покрылся испариной.

Он внушал самому себе, что нет никакой опасности, что вода смягчит его падение, а там подоспеет и лодка. Собрав волю в кулак, снялся с кресла и полез в проход. В салоне все было по прежнему, никто из кандидатов на тот свет даже позы не поменял. Сожалея об отсутствии парашюта, с которым прыгать не так страшно, Дуарте открыл дверь, и ворвавшийся ветер ударил его в лицо, затеребил волосы. Держась за перегородку, он глянул в открывшуюся под ногами пропасть; дрожь вновь обуяла его тело. Он ни за что не смел оторваться от стенки и шагнуть в никуда…

Но когда неимоверными усилиями он настроился на прыжок и зажмурил перед ним глаза, чья-то рука буквально за шиворот втянула его назад. Андрео порывисто обернулся.

– Далеко собрался? – справился у него Васильев и оттолкнул к ножкам кресел.

Оперевшись пятерней о пол, Дуарте поднялся на ноги и бросился на противника. Между ними завязалась яростная схватка. Пропустив болючий удар по зубам, Васильев грабастал удиравшего парня за грудки, с маху швырнул в кабину и полез следом за ним. Завалившийся на рычаги Андрео лягался ногой, не подпуская его ближе. Неверное движение локтем, и автопилот, пискнув, отключился, а рукоять, регулирующая высоту, за которую зацепился штаниной Андрео, резко ушла к полику.

Самолет задрал нос и, с воем мотора, взмыл свечкой ввысь. Потеряв равновесие, Васильев покатился по проходу. Воспользовавшись передышкой, Дуарте на карачках пополз к двери, надеясь проскочить раньше, чем опомнится этот сумасшедший русский.

– Куда?! – прорычал Васильев, ловя его за ногу.

Андрео затравленно дернул ляжкой, и, только теперь, вспомнив о висевшем на поясе ноже, схватился за рукоять.

– Убью! – выдохнул он, выставив перед заложником поблескивающий клинок. – Не подходи!..

Васильев смотрел на острие охотничьего ножа и переводил дыхание. Андрео отступал к дверному проему и тоже не рвался в атаку. Ступив на порожек, он оглянулся за борт, сглатывая кадык. Высота казалась такой устрашающей, что он непременно должен был разбиться…

Упав животом на пол, Васильев схватил его за камуфлированные штанины и дернул изо всех сил. Наемник повалился на спину, но ножа не выпустил, как, впрочем, не успел и воспользоваться им. Прижав его кисть с ножом к полу, Владимир уселся на латино-американце, от души ему съездил по морде, потом еще разок, чтобы знал наших. Пустив из носа струйку крови, Дуарте настойчиво пытался скинуть обидчика.

Неуправляемый самолет, набрав высоту, вдруг завалился на крыло, – они оба покатились по проходу. Только фортуна на сей раз улыбнулась Андрео, который, хоть и потерял в пылу борьбы свой нож, но, дотянувшись до горла русского, душил его. Перед ослабленным после наркотика Васильевым расплывались и лопались лиловые круги, он задыхался. Превозмогая смертельную усталость, он уперся ладонью в подбородок скалящего зубы наемника, заламывая ему назад голову. Тот уклонялся, по звериному рычал, продолжая сдавливать адамово яблоко…

Коленом он все же достал Андрео в промежность, да так, что послышался отвратительный хруст, а наемник, ослабив от неожиданности хватку, болезненно взвыл. Оторвав от груди противника, Васильев извернулся и бросил его через себя.

Раздался страшный крик… и все стихло, лишь ветер с прежним остервенением врывался в разгерметизированный салон.

* * *

– Санта Мария!.. – не сдержал изумленного возгласа сидевший на упругом борту резиновой лодки косматый мужчина в налобной повязке и с автоматом Калашникова и перекрестился двумя пальцами.

Прямо на его глазах, с душераздирающим воплем, из пролетающего самолета выпал Андрео и, трепыхаясь в воздухе, с шумным всплеском обрушился в воду, подняв целый фонтан брызг.

Напарник его прибавил газу, направляя лодку к месту падения, над которым кружили потревоженные чайки. Подплыв поближе, они никого на поверхности не увидели, вода еще не успокоилась и продолжала бурлить. Потом из пучины сгорбленной спиной всплыл человек, и так и остался покачиваться на волнах, широко раскидав руки.

– Вытаскиваем его! – засуетился косматый, перегнувшись через борт и ухватывая человека за мокрую куртку.

Торопясь, чтобы не захлебнулся, Андрео перевернули на спину, и его мертвые, распахнутые от предсмертного ужаса глаза слепо уставились в лазурное без единого облачка небо. Косматый осел на борт и, поминая всех святых, торопливо сотворил крест.

* * *

Васильев плечом навалился на дверь и, преодолевая сопротивление ветра, с трудом затворил ее. Бурный поток воздуха, завихрявший по салону, тут же иссяк, что, впрочем, не решало дела по существу – самолет продолжал свое падение. Удерживаясь за кресла, чтобы не загреметь, он пробрался в кабину, занял кресло и растеряно огляделся, не зная, за что хвататься. Это лишь в кино все просто, когда впервые взявший штурвал лихо пилотирует, а потом и сажает лайнер, ни черта в том не соображая, на одних подсказках диспетчеров и Вышки. Так, может быть, сумел бы долететь и Васильев, да вот беда, не было у него в данную минуту советчиков, не считая спросонья ерзавшего в кресле слева летчика.

Штурвал дергался как живой, самолет входил в штопор, стремительно теряя высоту. А до океана были считанные сотни метров, стрелка высотомера с бешенной скоростью крутилась назад, приближаясь к трагическому нулю, за которым последует удар о воду и конец…

Взявшись обеими руками за штурвал, Васильев чувствовал себя не лучше неопытного ездока, пытавшегося совладать с необъезженным, диким жеребцом. Штурвал, как узда, норовил выскочить из потных ладоней, не подчиняясь ему, а сам скакун мотал взмыленной мордой, вставал на дыбы, но никак не воротил в нужную сторону, чтобы снять опаснейший правый крен.

Оставив управление, с которым было не совладать, Васильев перевесился с кресла и затряс за плечо летчика. Тот никак не реагировал на тряску, и даже стукался головой об пластиковую обшивку, но в себя не приходил.

– Да очнись же! – с отчаянием просил Васильев. – Слышишь?..

Летчик промычал что-то нечленораздельное, зашевелился, и, как это обычно делают пьяные, когда их пытают не вовремя разбудить, сделал вялую попытку отмахнуться от него.

– Просыпайся!!! – затормошил его Васильев с удвоенной силой.

Драгоценные, ценою в жизнь, секунды таяли и таяли, уменьшая шансы на спасение. Васильев, моля бога о чуде, залепил летчику пощечину, другую, третью, четвертую. Лишь с пятой плюхи Сэм Батлер разлепил мутные глаза, еще толком не соображая, где находится и что вокруг происходит.

– Friend!.. – воскликнул Васильев обрадовано и полез из своего кресла, уступая место ему. – Мы падаем! Сделай же что-нибудь!..

Способность контролировать ситуацию быстро возвращалась к Батлеру. Не слушая, чего ему говорят, и только видя надвигающуюся с катастрофической быстротой поверхность океана, он отстранил Васильева и, еще не заняв своего места, поворотом штурвала, вывел самолет из крена. Дикий мустанг, галопом скакавший навстречу гибели, попав к маститому наезднику, нехотя смирился с участью, подчиняясь малейшему его движению.

Линия горизонта на приборе постепенно выравнивалась, а стрелка высотомера остановилась на отметке «13».

Оставив пилота в кабине, Васильев выбрался в салон, сел перед креслом, в котором в неудобной позе полулежала Ирина, и стал будить ее. После мягкой встряски, она глянула на его еще через поволоку.

– Володя… – прошептала она, а потом обняла его.

– Все хорошо! – с торопливостью сказал он, чмокнул наскоро в висок и принялся требушить за остальных.

– Летим? – разминая ладонью отекшее лицо, посмотрел в иллюминатор профессор. – Но куда? – недоумевал он.

– Домой, Виктор Александрович! Домой! – не скрывал своей радости Васильев.

– А как же они нас отпустили? – не брал вдомек Родригес, тоже еще мутный от действия наркотика.

– Кто бы нас отпускал? Сопровождающего снарядили, какую-то гадость хотели сделать…

– Где он?

– Кто? – переспросил с сияющими глазами Васильев. – Тот, который с нами летел?.. Понимаешь, он оказался без билета. Пришлось его высадить.

– На лету? – не поверил Борисов, вылезая в проход между креслами.

– Он, правда, не хотел, – сделал смущенное лицо Васильев. – И даже сопротивлялся. Кстати вот, – он нагнулся к ножкам кресла, поднимая валявшийся нож. – Кажется, уходя забыл свою вещицу.

– Дай-ка сюда, – попросил его полковник, протягивая руку, забрал нож, провел ногтем по острым колючим зубчикам с тыльной стороны лезвия.

– Так это же вроде бы твой, Санчес! – удивленно сказал Борисов, признав в находке десантный нож, утерянный, казалось, безвозвратно при пленении у входа в пещеру. – Ты смотри как в жизни бывает… Не зря говорят, не трогай чужого.

Чехла от него у полковника не было, он остался на поясе вывалившегося за борт и ныне уже покойного Андрео Дуарте. Тогда полковник заткнул нож за ремень и, оставив честную компанию, отправился к летчику.

В кабине все шло не так гладко, как думалось. Родригес сразу усек прерывистый гул мотора, который то работал полнокровно, то вдруг сбивался с ритма, чихал и схватывался снова.

– Что такое? – наклонившись к Батлеру, напряженно смотрящему на приборы, спросил он.

– Керосин… У нас не остается горючего…

Стрелка на топливном датчике нервно подрагивала у нулевой отметки, сигнальная красная лампочка предупреждающе мигала.

– На сколько нам его хватит? – спросил полковник, уде догадываясь, в чем скрывался поистине зловещий замысел Крафта.

– Не насколько!.. – в сердцах ответил Сэм. – Пусты оба бака. Куда делась горючка, ума не приложу. Я же перед вылетом заправлялся под завязку!..

– Тогда… так. Как долго ты сможешь удерживать самолет?

Батлер пожал плечами, снова глянул на мигающий прибор.

– Понятия не имею. Пять, ну максимум десять минут.

– Придется садиться! У тебя спасательные жилеты есть?

– Там, – повернувшись к проходу, махнул пилот в направлении хвостового отсека. – Даже надувной плот… На ящике написано…

– Держись! – полковник ободряюще хлопнул его по плечу и ушел в салон.

Контейнер со спасательными плавсредствами он нашел без труда, и, боясь сглазить удачу, вскрыл защелки. В разделенном перегородкой на две секции ящике хранились сдутый и свернутый в несколько слоев плот и аккуратно сложенные стопкой пенопластовые, обшитые оранжевой материей, жилеты.

Но плот был приведен в негодность, чья-то шкодливая рука, повинуясь приказу Крафта, порезала резину. Залатать порез не было ни времени, ни подручных средств. Зато жилеты оказались вполне пригодны; вытащив верхний, полковник внимательно оглядел его со всех сторон и бросил друзьям.

– Одевайте!.. Придется прыгать! – и он кинул второй жилет Глории.

– Но зачем? – с надрывом в голосе выкрикнул Васильев.

– Да затем, что у самолета слито горючее. Он скоро упадет…

– Еще не легче! – пробормотал, опускаясь невольно в кресло, профессор.

– У нас мало времени, – поторапливал Родригес, бросая им все новые и новые спасательные жилеты.

* * *

Стрелка на датчике топливного бака уже не дрожала, а мертво лежала на нуле. Светодиод не мигал, беспрестанно горел. Керосин не поступал в мотор по топливным артериям, и он, задыхаясь, тянул из последних. Когда же и эти последние капли иссякли, в кабине сделалось тихо. Винт сделал несколько быстрых кругов, замедляя движение, и замер окончательно. Самолет планировал с высоты сотни метров.

Но не это обстоятельство коренным образом меняло ситуацию, а новая напасть, свалившаяся на Батлера. Под кожухом вдруг полыхнуло, и жадные, дымные языки огня, выбиваясь на обшивку, потянулись к колпаку кабины. Заверещала противопожарная сигнализация, оповещая о возгорании в моторном отсеке. Самолет клюнул носом и, отказав слушаться, устремился вниз.

– Ну, милая, выручай!.. – молил Батлер машину, точно живое существо, способное его услышать, и тянул штурвал на себя, пытаясь выровнять снижение.

Машину охватила тряска, игрушечный утенок раскачивался на шнурке, пялясь на посеревшего пилота своими глупыми, вечно улыбающимися глазенками.

– Прыгайте! – завопил Сэм, оборачиваясь в салон. – Иначе мы все погибнем!

* * *

– Я так не могу! – трясла головой Ира, на которой Васильев застегивал, подгоняя по размеру, ремешки спасательного жилета. – Я не буду прыгать!.. Я боюсь…

– Не паникуй, – увещевал он ее, хотя у самого поджилки тряслись мелкой дрожью. – Я буду с тобой, рядом…

Ветер нахлестами врывался в салон, отталкивая людей прочь от распахнутой двери.

– Надо, милая… – уговаривал подругу Васильев, но она, упираясь всем телом, не смела ступить к краю.

– Не-ет!.. – она почти визжала, вырываясь из его рук и царапаясь ногтями. – Я не могу!..

Васильев беспомощно оглянулся, встретившись взглядом с Родригесом, и тот ему слегка, с намеком, кивнул. Раздумывать было некогда. Не давая девушке опомниться, ее силой подвели к краю. Ира сопротивлялась так, будто ее тащили на эшафот, и упиралась в проем обеими руками.

– Володя!!! – взвизгнула тонко она, озираясь, и тогда полковник, понимая чувства Васильева, как и то, что промедление смерти подобно, подтолкнул ее.

Толчок его был настолько силен, что Ирина пробкой вылетела из самолета и с криком: «Мамо-оч-ка-а-а!..», от которого мороз пробрал по коже, камнем полетела вниз. Резко выдохнув, Васильев прыгнул следом за ней. Воздушный поток подхватил его, дыхание перехватило. Стараясь сохранить вертикальное положение, он отчаянно замахал руками и закрыл глаза, ожидая встречи с водой.

Он вошел в воду, как того и требовалось, солдатиком, что, без сомненья, смягчило удар. Проваливаясь в голубую, накрывшую его бездну, он с радостью подумал, что жив, и заработал руками, выплывая наверх. Воздуху ему хватило как раз; вынырнув, он отдышался и, увидев впереди себя желтеющий на волнах спасательный жилет Ирины, поплыл к ней.

Ира была жива и тоже не получила никаких травм при падении.

– Васильев!.. Как ты мог?! – отплевываясь, со злостью выкрикнула она, а в глазах ее стояли то ли запоздалые слезы, то ли это были, всего на всего, капли морской воды…

* * *

Предпоследним покинул горящий самолет Родригес. Оставшись на борту один, не совладая более с вышедшей из-под контроля крылатой машиной, Сэм вылез из-за штурвала, подобрал с соседнего кресла оставленный специально для него жилет. Второпях не сразу попадая руками в нужные отверстия, он напялил его и, не застегивая пуговицы, пошел к выходу.

Огнетушитель, сорвавшийся с креплений, прикатился, подпрыгивая от пола, откуда-то сверху, как с горки, и больно, с разлета, долбанул Батлера в коленку. Охнув от боли в коленной чашечке, он схватился за ногу и свалился на пол.

Падавший под тупым углом самолет в те же секунды коснулся океана поплавками, зарылся мордой в воду, и встречная сила опрокинула его. Раздался ужасающий треск лопающейся обшивки, и вода, выдавливая стекла, из всех щелей хлынула в салон.

Перевернутая кверху обломками лыж, амфибия быстро погружалась, вокруг хлопали пузыри выходящего воздуха. Не прошло и минуты, как она целиком ушла под воду, оставляя на поверхности масляные пятна и плавающие обломки фюзеляжа.