Текст книги "Искатели приключений"

Автор книги: Игорь Никулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

16

Поджав под себя по-турецки ноги, Борисов сидел у костра и боролся с одолевающим сном. Веки его налились неподъемной тяжестью, глаза смыкались, и разлепить их стоило больших усилий воли. Дремота брала над ним верх, обволакивала, проваливая в мягкий колодец забытья. Голова клонилась все ниже и ниже…

Уронив подбородок на грудь, он встрепенулся, растер ладонью лицо, глянул на часы. Была еще только половина четвертого утра. Борисов с кряхтением поднялся с песка, отряхнул шорты и, прогоняя сон, пошел к морю. Он забрел в черную воду, в которой отражались рассыпанные по небосводу звезды, всполоснул лицо и шею. Вода было совсем теплой, но все же немного взбодрила.

Костер прогорел, в куче золы еще переливались алым жаром угли. Не давая огню окончательно умереть, Борисов вытащил из кучи заранее натасканного сушняка толстую ветку, переломил ее о колено. От громкого треска, похожего на выстрел, свернувшая в клубок у палатки Васильева болонка подняла морду и уставилась на него.

– Спи, охранник! – с усмешкой сказал он, и собака, убедившись, что опасности вокруг нет, с ворчанием уткнулась носом в хвост.

Облизывая хворост, ожил костер, пламя его с жадностью пожирало древесину, обретая былую силу. Набросав достаточно дров, Борисов подсел к огню, глядя на мельтешащие, завораживающие языки…

Сетчаткой глаза он заметил движение в палатке Глории, а немногим позже и сама кубинка, подсвечивая себе фонарем, выбралась наружу. Обув шлепанцы, она заторопилась к шумевшим в темноте пальмам.

Борисов окликнул ее:

– Вы далеко собрались, девушка?

– А разве обязательно об этом вслух говорить? – остановившись, насмешливо спросила она.

Борисов стушевался и не нашелся, что ответить.

– Вы… вы там поаккуратнее. А то, видите, ночь какая, ни зги не видно.

Широко зевнув, болонка вскочила и, потягиваясь выгнула спину.

– Не беспокойтесь, я провожатого захвачу… Билли, фьюфью… – Глория неумело посвистела, приманивая собаку.

Закрутив хвостом, кобелек подбежал к ней, заластился.

– Видите, какой у меня заступник.

– Агаа!.. – с чувством зевнув, потряс головой Борисов. – Только толку от него…

Вскоре и кубинка и пес растворились в ночной темноте. Как ни прислушивался Борисов, не слышал даже их шагов. Его вдруг посетила мысль взять карабин и подняться следом, – чем черт не шутит? – но опасения быть неверно истолкованным оставили его на месте.

– Еще примет за извращенца, – как бы оправдываясь, подумал он вслух и подсел ближе к огню.

…Сонливость, прятавшаяся где-то поблизости, подкралась к нему незаметно и навалилась, охватывая липкими путами. Тело обуяла мягкая тома, глаза заныли, точно в них сыпанули горсть сухого песка. Вздумав обмануть усталость, Борисов на мгновение сомкнул их, на какую-то минутку…

* * *

Борисов проснулся от собачьего лая и в первые мгновения, спросонья, не мог взять в толк, отчего переполох. Собака исходила лаем в пальмовой роще, причем не играясь, не на ночного зверька или птицу, а с тем уже знакомым Борисову неистовством, отчего он сразу понял – что-то случилось.

«А где Глория? – спохватился он запоздало. – Вернулась она или…»

Костеря себя за ротозейство, Борисов выхватил из костра пылающую головешку, подбежал к палатке кубинского врача и отвел рукой полу. Факел высветил пустые углы, да сбитый спальный мешок. Мысленно разразившись проклятиями, Борисов вернулся к костру, забрал карабин и бегом взлетел на пригорок. В роще, где еще недавно захлебывалась лаем маленькая болонка Билли теперь стояла оглушительная тишина, и как ученый не прислушивался, ничего, кроме буханья сердца в собственной груди не услышал.

– Глория! – сложив ладони наподобие рупора, закричал он в ночь.

Крик его был резок и слишком неуместен в ночной тиши, и только проснувшееся эхо откликнулось, дразня отовсюду.

Я… я… я… я… я…

– Глоо-о-рии-я!!! – заорал Борисов во всю глотку.

И вновь его поддержало эхо, распугивая все живое. А в ответ – ничего. Ни крика, ни стона, ни голоса…

Слепо, одному соваться в тропики нечего было и думать. Не теряя драгоценных секунд, Борисов спустился в лагерь и поднял тревогу.

– В чем дело, Кирилл? – ворчал со сна Саныч, вылезая из палатки.

Не удосужив его хоть мало-мальски вразумительным ответом, Борисов умчался будить остальных членов экспедиции.

– Глория пропала! – собрав всех в кучу, сообщил он.

– Как?! – ахнула Ира, держась за руку Васильева.

– Вот так! – дернулся бородач. – Отошла по вашим дамским делам, и с приветом…

Морозов, затеребив в раздумье бакенбард, спросил его напрямую:

– И как давно?.. Как же ты ее проворонил?

– А что я мог? На отхожее место проводить?

– Хотя бы! – бросил ему в лицо Васильев. – Мы же еще вчера об этом толковали.

Ирина насторожилась, потянула его за запястье, разворачивая к себе.

– О чем это вы вчера толковали?.. Васильев, не уводи глаза. Объяснит мне кто-нибудь, что здесь происходит?

– За ней болонка увязалась, – мрачнея все больше, добавил Борисов, спасая тем самым Владимира от неприятных объяснений. – Потом рык такой подняла, будто кидалась на чужаков. Я слышал визг… Собака… собака визжала, – он пытался успокоить Ирину, которая была искренне напугана.

– Где это произошло? – быстро спросил Санчес.

– Да я почем знаю! Где-то там… – Борисов махнул неопределенно рукой в сторону рощи.

Не задавая лишних вопросов, Санчес нырнул в свой бивуак, а после вернулся к костру, засовывая за пояс пистолет.

– Возьми мечете, – велел он Васильеву. – Не забудьте фонари, пошли ее искать.

– Позвольте, – пробормотал Саныч, впившись взглядом в торчащую из-за ремня рукоять пистолета. – Откуда это у вас откуда?

– Давайте все потом, времени маловато, – не стал вдаваться в подробности кубинец. – Вам есть чем вооружиться?

Морозов пожал плечами.

– Разве что перочинным ножом.

– Пусть будет так, – согласился Санчес. – Вам же, Ирина, придется остаться в лагере.

– Ни за что! – категорично отказалась она. – Одна я здесь не останусь…

– Дорогая… – обнял ее за плечи Васильев. – Здесь же безопаснее. И потом, надо кому-то за вещами присмотреть.

– Не говори чепухи! Кому-то сдалось это барахло! И не пытайся, Володя, меня переубедить.

– Пусть идет, – сдался Санчес.

Сборы были поспешными. С зажженными фонарями, обшаривая встречающиеся кусты, отряд двинулся к роще.

– Смотрите внимательно под ногами, – наставлял кубинец. – Я не думаю, чтобы она могла далеко от берега отойти.

Они разбились цепочкой, прочесывая каждый квадратный метр густой травы на пригорке. Трава была высокой и сочной, неприятно стегала по голым ногам. Вдобавок какое-то растение, наподобие русской крапивы, так ожгло Ирине щиколотку, что та зуделась и горела огнем. Расчесывая ногтями кожу, она уже подумывала, что ей и в самом деле лучше было отсидеться в лагере, чем ползать по этим зарослям. И чего они ищут здесь, когда Борисов своими ушами слышал визжание Билли из чащи, пробовал докричаться Глории, но безуспешно. Не отзывалась, значит не могла, а вот почему… О худшем лучше и не думать.

Шаривший по траве луч фонарика наткнулся на посторонний предмет. Раздвинув мягкую траву, она увидела легкий кожаный сланец, точь-в-точь, что носила Глория.

– Я нашла! – воскликнула Ирина перехваченным от волнения голосом.

Друзья сбежались к ней. Санчес отобрал сланец и, светя фонарем, внимательно осмотрел его. Затем, как заправская ищейка, взявшая след, направился к мертвому, обгоревшему после удара молнии дереву, и оттуда, найдя что-то еще, позвал:

– Идите сюда! Смотрите.

Они столпились вокруг его, и Ира закусила кулак, чтобы не закричать. Желтый кругляш света дрожал на притоптанной траве, под которой отчетливо виднелся глубокий, вдавленный след армейского ботинка.

* * *

– Вот отсюда за нами и следили! – изрек Санчес и, словно давая в том удостовериться, уступил Васильеву место, откуда открывался обзор на лагерь, лежащий на пляже как на ладони.

Место для засады было идеальным, сверху лагерь просматривался во всех деталях, и любое передвижение по нему не осталось бы незамеченным для наблюдателя. От осознания нависшей опасности Ирине стало не по себе.

– Но кто они? – зябко передернув плечиками, спросила она.

Ответа на этот вопрос ни у кого не было.

– Они… они убили Глорию? – тугой ком застрял у нее в горле.

Санчес думал иначе:

– Это вряд ли. Тела мы не нашли. А раз тела нет, значит, Глория жива. Они увели ее с собой.

– Но зачем? С какой целью?

– Взяли в заложники? – высказал догадку Васильев.

– Вероятно.

– Тогда они должны выдвинуть свои требования. А что с нас взять? Какие такие ценности? Резиновую лодку? Эхолот?..

– Вы забываете о карте, – напомнил Морозов. – Мне кажется что преступники охотятся именно за ней.

– Ну это еще под вопросом, – сказал Санчес. – Надо возвращаться в лагерь. Здесь уже делать нечего.

– А как же Глория? Неужели вы бросите ее? Ну придумайте хоть что-нибудь! Вы же мужчины!

– Возвращаемся! – отрезал Санчес. – Все, что от нас требуется – срочно связаться с береговой охраной. Чтобы немедленно высылали помощь.

* * *

…Но шанс, на который надеялся Санчес, к великому сожалению был безвозвратно упущен. Казалось бы, всего и ненадолго бросили они лагерь без пригляда, но таинственным злоумышленникам этого времени оказалось предостаточно. Разбитая чем-то тяжелым рация валялась на песке подле палаток. От силового провода, питавшего ее от дизель-генератора, был отхвачен ножом целый кусок.

– Как же мы не услышали шума? Ведь были недалеко?.. – стоя посреди этого разгрома, поразился Васильев.

– Море, – становясь мрачнее тучи, односложно изрек Санчес, опускаясь перед изуродованной рацией.

Он потрогал ее погнутый корпус, вернул в вертикальное положение. Внутри с дребезжащим звоном посыпались размозженные ударами детали, а вернее то, что осталось них.

– Может… ее еще можно как-нибудь починить?

Санчес молча помотал головой.

– Выходит, мы отрезаны от внешнего мира, – высказал вслух то, о чем остальные боялись даже подумать, Морозов. – Влипли, блин… – Он запустил пальцы в богатую шевелюру, точно пытался этим привести мысли в порядок. – Так… что мы имеем? Глория похищена неизвестными… Но зачем? Какова их цель? Карта? Но у нас таковой нет, а снимок из космоса ценности не представляет. Или они думают, что на нем указано место, где зарыты сокровища?

– Необязательно, – возразил ему Санчес. – Глория могла на них случайно наткнуться и вспугнуть… Им выбора другого не было.

– Так или иначе, теперь мы с точностью до наверняка знаем, что не одни на этом острове, и что наши соседи настроены далеко не миролюбиво и имеют против нас какие-то зловредные планы. Также мы знаем, что похитителей было как минимум двое. Глорию увел с собой один из них, ну максимум двое… в то время как кто-то еще сидел в засаде и выжидал, когда мы преподнесем ему подарок – рацию…

– Теперь я окажусь крайней, – скрестила на груди руки Ирина. – А надо было чтобы и меня умыкнули бандиты? Мало вам Глории? Тут не обвинять надо, а шевелить мозгами, что делать дальше.

– Ребята, давайте не будем ссориться! – вмешался Борисов. – Нам еще не доставало перегрызться на радость каких-то ублюдков… Думать… Надо всем хорошенько думать… Кстати, все хотел вас спросить, Санчес. У вас довольно странные познания для рядового инженера… Откуда, если не секрет?

– Ну, на этот счет вы заблуждаетесь. Кроме армейской подготовки, за мной ничего нет. Что же касается моего мнения… В джунглях скрываются люди, и мы это знаем. А вот сколько их там, вопрос. Нас только четверо, я имею в виду мужчин. Есть пистолет и карабин, а значит, не с пустыми руками. Похитителям Глории известно, что мы остались без связи, и следовательно, нас можно теперь захватить без всяких последствий.

– Вы полагаете, что они вернутся?

– А почему и нет? Игра в прятки закончилась. Им ничего не угрожает…

– В отличие от нас, – вставила Ира. – И что же нам делать?

– Надеяться! Надеяться на Мартинеса. Если завтра вечером мы, вопреки расписанию, не выйдем на связь, то Сантьяго должен этим обеспокоиться и выслать к нам спасательную группу.

– Которая достигнет острова в лучшем случае послезавтра? – уточнил Морозов.

– Совершенно верно, – согласился с ним Санчес. – И то, если без проволочек.

– Иными словами, два-три дня нам придется провести под боком у бандитов? Но это же безумие!

– А у вас, Ирина, есть другие предложения?

– Да какие… Но нельзя же просто сидеть сложа руки и ждать, пока эти гады не явятся за нами.

– Все верно, – согласился с ней Санчес. – Мы и не собираемся сидеть. Утром я, господин Борисов и ваш жених отправимся в джунгли на их поиски.

– А мы?! – в голос воскликнули Морозов и Ира.

– Вам обоим придется отсидеться в лагере. И не спорьте!.. – Санчес, кажется, основательно брал инициативу в свои руки.

– Но почему? – на повышенном тоне вопрошал Саныч. – Чем я хуже, например, его?!

Он мотнул головой на Васильева.

– Ничем, – спокойно парировал инженер. – За исключением одного-единственного момента. Ваш возраст… Поймите, мы собираемся не на увеселительную прогулку в Дисней-парк, и черт его знает, чем вообще все закончится. Сколько придется завтра протопать… прежде чем отыщем ихнее логово. А местность тут… да вы сами видели! И не прогулочным шагом… Не всякий молодому по плечам…

– Вот и списали меня в старики. Спасибо на добром слове, – обиделся Саныч, в глубине души, однако, сознавая правоту кубинца.

– Зря ты так, Виктор, – рассудительно сказал ему Борисов. – Обиды тут ни к чему, слишком много на карту поставлено. Я помоложе тебя, и то не знаю, угонюсь ли за этими двумя жеребцами.

– Делайте как знаете, – пробурчал Морозов и демонстративно отошел в сторонку.

– Напрасно вы думаете, что вас сбрасывают со счетов. Вам будет задача гораздо труднее. Еще неизвестно, кому тяжелее придется, – сглаживая острые углы, продолжал Санчес. – Мы трое, чтобы ни случилось, отвечаем только за себя. На вас же ляжет ответственность за безопасность Ирины.

– Вот так-то, Саныч! – усмехнулся Васильев. – Вверяю вам самое дорогое, что у меня есть. Уж вы постарайтесь.

… Разговоры разговорами, а короткая летняя ночь летела к своему концу, и небо уже светлело на востоке, где зарождалась багряная, бесконечно далекая заря. Как ни взбудоражены были ночным происшествием островитяне, накал страстей спал, и людьми овладевала усталость. Споры давно стихли, но компаньоны не расходились по палаткам досыпать последние часы; обострившееся чувство опасности заставляло этих людей держаться вместе. Ира силилась вздремнуть, положив кудрявую голову на колени к другу. Васильев поглаживал ее оголенное плечо, точно успокаивал малого ребенка, а сам, размышляя о чем-то своем, смотрел в море, где ширилась и разрасталась на горизонте огненно-красная зарница. В душе его поселился страх, страх нормального человека перед неопределенностью, перед тем, что ждало их завтра. Ведь широко известно, что человек страшится не ее самой опасности, а ее больше ожидания. И не за себя переживал Васильев и не за собственное благополучие, а за свою подругу, которая в скором времени должна стать его женой, ибо он был ответственен за нее в первую голову, и должен был ее защитить. Как защитить ее он пока не знал, и лишь перебирал в голове приходящие на ум планы, силясь выбрать из них разумнейший. Но планы те были сплошь нереалистичными, да и сам он понимал, что не имеет право отсидеться на бережку за женской юбкой, в то время как другие, рискуя собой, отправятся в эти непролазные джунгли, где опасность ждет на каждом шагу…

Вшик… вшик… вшик… Монотонно звенел точильный брусок, остря лезвие мачете. Санчес привычными движениями, подобно косарю, правящему на сенокосе притупившуюся литовку, вел им по выгнутой стали. Закаленный металл отвечал сабельным звоном; отнимая точило, Санчес время от времени пробовал на ноготь остроту клинка, не находил ее достаточной, и тогда по прежнему монотонно и медленно, словно совершая какой-то ему одному понятный ритуал, плавными движениями вел бруском по лезвию. Смуглое лицо его было задумчиво, губы упрямо сжаты. О чем он думал в преддверии все больше входящего в свои права утра: о той угрозе, что источали джунгли, и с которой придется сегодня столкнуться; или о бедной Глории, попавшей в неизвестно чьи руки; что с ней и жива ли она? Или о чем-то другом, что раскрывать пока рановато?..

Возле костра, не давая ему погаснуть, сидел Борисов и рядом с ним Саныч. Морозов пристроил на коленях пухлую, слегка обтрепанную тетрадь и, повернувшись боком к неверному, волнующемуся под дыханием бриза огню, что-то писал в ней. Поза была неудобной, он сильно сутулился, ручка оставляла на еле видной линовке страницы неровные строки. Отрываясь от письма, Саныч вскидывал голову, и тревожный, вдумчивый взгляд через очки, на чьих стеклах озорными чертиками плясали отблески огня, падал на костер, словно в нем черпая мысли или ища ответ на мучившие вопросы.

Борисов, прислонив холодящий ствол карабина к плечу, не сводил глаз с объятых пламенем головешек. Роившиеся в нем думы были чернее черной, во всем случившемся Борисов винил себя одного. Вина его крылась уже в том, что он проворонил Глорию, что постыдно заснул на дежурстве, подвергнув нешуточному риску жизни дорогих ему людей. Ему чудилось, что окружающие думают о том же, и не бросают ему обвинения, то лишь из ложного такта. Но он и не слагает с себя ответственности, и готов хоть сейчас идти куда угодно, наплевав на преграды, лишь бы все вернулось на свои места.

17

С наступлением утра Санчес ушел в свою палатку. Он развязал тугой капроновый узел на горловине рюкзака, того самого, что собрал с собой для особого случая, извлек из него и встряхнул удобный пятнистый жилет со множеством карманов и прочих отделений. Облачившись в него, затянул потуже пояс, повел плечами – жилетка сидела как влитая. Снова запустил руку в рюкзак, вытащил картонную коробку с патронами к пистолету. Опрокинув коробочку вверх дном, высыпал их на ладонь. Потом появились два запасных магазина, которые он снарядил быстро и умело, как если бы этим занимался всю свою жизнь. Потяжелевшие магазины он сунул в отдельный клапан на груди, а оставшиеся патроны разложил по кармашкам, вновь наклонился над мешком, и на этот раз вытащил на свет армейский нож в кожаном чехле. Нож этот был особенный, предназначенный для метания. Лезвие его было заточено до остроты бритвы, им запросто можно было порезаться. С тыльной, утолщенной стороны, острыми шипами выступали ножовочные зубья. Невесомая рукоятка…

Поиграв на ладони ножом, Санчес убрал его в чехол, отстегнул пряжку жилетки, вытянул из шлиц пояс и прикрепил к нему ножны. Проверил, удобно ли. Рукоятка находилась сбоку, как раз под правой рукой. Вырвать нож и пустить его в ход для тренированного человека секундное дело. Шейный платок защитного, болотного цвета, свернул в несколько раз, пока платок не превратился в подобие жгута, и повязал его на голову.

– Ого! – не сдержал возгласа Васильев, когда он вышел из палатки.

Вид у инженера и впрямь был воинствующий. Не хватало разве что связки гранат, да ракетной установки на плечо, чтобы походить на лучшего командос всех времен и народов Шварценеггера.

– Пора, – невозмутимо и коротко отвечал он.

Борисов явился перед ними в шортиках, поверх которых был застегнут забитый патронташ, в светлой безрукавке и пробковом шлеме, позаимствованном у Морозова.

– Э, нет, так не пойдет, – покачал круглой головой Санчес. – У тебя потемнее ничего нет? И желательно зеленого цвета…

Борисов пожал плечами и удалился в палатку, перерыл там все вещи, но подходящего не нашел.

– Снимай майку! – сказал ему Санчес.

Бородач хотел было воспротивиться; в конце концов это его личное дело, в чем ходить, и он давно достиг совершеннолетия, чтобы им командовали; но тон кубинца был настолько обезоруживающим, что ученый проглотил свою гордость и повиновался. То, что дальше проделал Санчес, поразило всех без исключения. Он сошел к прибою и вымочил майку в воде, затем скрылся с ней в «медпункте», где облил из склянок зеленкой, йодом, и еще какой-то отвратительно пахнущей жидкостью не менее отвратительного коричневого цвета.

– Мне… это надеть? – недоумевал Борисов, брезгливо держа кончиками пальцев дурно пахнущую безрукавку, больше смахивающую на заляпанную робу маляра-неудачника, попавшего под завал из банок с разноцветными красками и враз облитого ими.

– А что… – рассмеялся Саныч, не потерявший в сложной ситуации чувства юмора. – Неплохой камуфляжик получился! Зато гарантирую, никакая кровососущая дрянь на те-бя не покусится.

– Да от меня за версту аптекой будет разить! – возмущался бородач. – Как хотите, а я эту дрянь на себя не надену. Я же одним только запахом нас выдам.

– Не бойся, – вразумлял его кубинец. – Сейчас только подсохнет, и запах выветрится. Зато не будешь в лесу как бельмо маячить. И шлем свой оставь. Он тебе только помешает.

– А у нас что, войсковая операция намечается? Нет, ребята, скажите ему…

Васильев только покатывался со смеху, настолько потешно это выглядело. Ира стояла возле него с печальным выражением глаз. Она с трудом сдерживала слезы, хотя тонкие губы так и прыгали. Она сомневалась в благополучном исходе их затеи, понимая всю ее серьезность, и в тоже время знала, что иначе поступить нельзя. Но мысль, что в лесу с ними всякое может случиться, и что, возможно, их там уже ждут, напрочь перебивала все благоразумие; ей хотелось вцепиться в Васильева и ни за что не отпускать от себя.

Смирившись с долей, Борисов натянул через голову испятнанную жуткими разводами футболку, причем невысохшая зеленка измазала его нос и чистые от рыжеватой щетины скулы.

– Во… даже волосы на груди покрасил. Чего ржете?! – пробурчал он, оттягивая мокрую, неприятно липнущую майку от тела. – Тебе, Вовчик, та же экзекуция предстоит.

На Васильеве была модная среди курортников пестрая просторная рубашка с коротким рукавом, которую он приобрел незадолго до отъезда и выложил за нее бешеные для своей полунищенской зарплаты деньги. И портить ее он не собирался ни под каким соусом.

– Не-ет, батенька! – протянул он, на всякий случай отступая назад. – Вы это бросьте. Расцветочка как раз что надо, под здешний пейзаж. Я ведь прав, Санчес?

Кубинец придирчиво осмотрел его и счел маскировку подходящей.

– Сойдет.

Напоследок он отобрал у Борисова карабин и отдал его Санычу. Нехотя бородач расстался с патронташем.

– Смотри, аккуратнее, – проворчал он. – Заряжен, стоит на предохранителе. Умеешь управляться, или показать?

– Соображу как-нибудь, – разглядывая карабин так, будто впервые взял в руки оружие, ответил Морозов. – А как же он? – спросил Санчеса.

– Да мне же лучше! – с довольной улыбочкой отшучивался Борисов. – Как говорится, – баба с возу, кобыле легче.

Но долго радоваться ему не пришлось, потому как кубинец взамен карабина вооружил его тесаком.

– Кажется, все, – он еще раз придирчиво обошел спутников. – Пошли.

Слезы, которые из последних сил пыталась скрыть Ирина, со всхлипом прорвались наружу. Она обхватила Васильева за шею и уткнулась лицом ему в грудь. Глухие рыдания сотрясали ее. Прижав ее к себе, Васильев с виноватым видом глянул на товарищей.

Санчес знаками показал, что будет ждать его наверху и, позвав Борисова, двинулся по наверх косогору. Морозов, став невольным свидетелем сцены, деликатно отошел.

– Ну что ты? – успокаивая подругу, шептал Васильев. – Зачем сырость развозишь? Все будет нормально. Понимаешь, нормально!

Она кивнула, будто взаправду поверила его словам, но продолжала удерживать, словно отпусти его, и Васильев уйдет, быть может навсегда. Слезы ручьями текли из ее глаз, рубашка на груди Васильева сделалась влажной.

– Я побежал, Ирочка! Не переживай, мы справимся. Давай же, ну?..

Силком отняв подругу от себя, он взбежал на откос и сверху крикнул Санычу, чертившему веткой на песке.

– Береги ее, Виктор Саныч!.. Чтоб все было… – ее настроение вдруг передалось и ему, спазм перехватил горло и, не договорив, Васильев со значением вскинул кулак.

Справившись с нахлынувшими чувствами, он бегом нагнал друзей, уходивших в направлении поверженного молнией дерева.

* * *

Новые следы, незамеченные минувшей ночью, они обнаружили под высоченным папортниковым растением, растопырившим свои зеленые, с подсохшими серыми кончиками, перьевидные листья. Опустившись на одно колено, Санчес измерил ладонью глубину следа.

– Здесь ее, видимо, чем-то оглушили и понесли на себе.

– С чего ты решил? – спросил Васильев.

– Замечаешь, насколько вдавлен он в землю. А размер не сильно большой, где-то сороковой или сорок первый.

– А может он просто толстый, этот наш неизвестный друг? – подал мысль Борисов, с интересом следивший за манипуляциями кубинца.

– Вряд ли… Тс-с…

Санчес приложил к губам указательный палец и замер, глядя куда-то вперед. Васильев застыл, боясь издать лишний звук, смотрел туда же, куда и он, и ничего, кроме сплошного зеленого фона кустарников, травы и деревьев не различал.

Но тут произошло то, чего никто из них не ожидал. Зашевелились растения, и к ногам Санчеса шариком выкатился пегий комок. С тонким визгом он вскинул лапы на могучую грудь кубинца и облизал горячим языком все лицо.

– Билли! – соблюдая конспирацию, приглушенно обрадовался Борисов. – Ты откуда взялся?

Собачонка, чья шерсть от каких-то репьев и колючек сбилась в сплошные колтуны, села на задние лапки, поблескивая умными бусинками глаз.

– Где же тебя носило, бродяга? – Васильев провел ладонью по его тельцу, и пес болезненно взвизгнул, едва он коснулся бока.

Отдернув руку, точно его ударило током, Васильев распрямился.

– Досталось, похоже, ему…

– За Глорию заступился, – сказал Борисов. – Слышал же я, как он заливался. Пинка, видно, изрядного схлопотал.

– А может… – ласкал собаку Санчес, – ты знаешь, где она?

Мысль, высказанная Санчесом показалась столь фантастической, что сначала ее не восприняли всерьез.

– Да ну, ребята, – пробормотал Борисов. – Это ж вам не овчарка, чтобы по следу бегать. Бесполезно.

– А это мы сейчас проверим, – загорелся идеей Санчес. – Кто знает, на что способна эта псина.

Он вновь опустился к собаке, та слабо вильнула хвостом.

– Билли? Ты знаешь, где Глория?

Болонка активнее завиляла задом, глядя прямо в глаза кубинцу, будто пыталась постичь, чего от нее хотят.

– Да говорю вам, бесполезно!

– Глория… Где Глория?..

Поднявшись, как в цирке, на задние лапки, и поджав к грудке передние, собака тявкнула.

– Да ну, ре…

Призывно залаяв, Билли нырнул в траву и понесся так шустро, словно на самом деле, не хуже дрессированной розыскной собаки унюхал след чужаков. Отбежав на несколько метров, повернул кудлатую мордочку, проверяя, поверили ему люди и следуют ли за ним, опять тявкнул и побежал дальше уже не останавливаясь.

– Ребята, это же глупо! – еще противился позади Борисов, но видя, что его не слушают, с печальным вздохом человека, идущего против своих принципов и заведомо совершающего ошибку, поплелся за напарниками.

Быстрый их шаг постепенно перешел в бег, а бежать по пересеченной местности, когда ноги постоянно запинаются за лианы или выпирающий из земли корень, совсем не то, что совершать пробежку в тихом спальном квартиле по асфальтовой дорожке, где за препятствия сойдут разве что бордюры. Борисов иногда по утрам, если позволяло настроение, занимался бегом, но несерьезно, и тому причиной была многолетняя пагубная привычка курить трубку, с которой он никак не желал расставаться. На пробежке он едва осиливал трехкилометровый крюк, давился после кашлем, решая со следующего дня категорично бросить курить, о чем, впрочем, вскорости забывал.

Теперь же, когда пот в буквальном смысле заливал глаза, и боль скалывала левый бок, когда по лицу все время хлестали ветки, и в перекошенный от нехватки воздуха рот нагло лезла мошкара, он проклинал все на свете и все его желания сводились к одному – немного передохнуть. Но желание его, пульсирующей жилкой бьющееся в черепной коробке, оставалось несбыточным. Болонка неустанно мчалась где-то впереди, и ее уже не было видно в буйной растительности; за ней поспевал Санчес и, кажется, совсем не уставал. Да и что ему будет, этому комку мускулов, непонятно как затесавшемуся в инженеры. Ему рекорды на подиуме ставить, демонстрируя накаченные рельефные мышцы перед объективами видеокамер, бороться за какое-нибудь там звание, вроде Мистера – Вселенная. В России таких на грошовое инженерное жалование не заманишь, они либо подаются в «юридические агентства», выжимая одним своим видом долги с недобросовестных партнеров, либо бандитствуют, что, впрочем, одно и тоже.

Васильев пыхтел немногим позади Санчеса и, судя по нему, был еще в форме.

Не заметив под ногами хитро подставленного природой сука, Борисов зацепился и с размаха полетел на мягкую землю. Он зарылся в нее едва ли не носом, как только не поранился тесаком; поднялся, бранясь. Колени его были перепачканы и саднили, – сбил, как пятилетний мальчишка, – и ныла ступня. Подвывая от боли, он помассировал ее, осторожно поднялся, проверяя, не вывихнул ли чего или, не дай боже, сломал. Прихрамывая, сделал пару пробных шагов.

«Нет, – облегченно подумал он, – вроде все нормально…»

Пока он поднимался да разнимал суставы, Санчес с Васильевым скрылись из виду.

– Ээй-й… – срывающимся голосом дал он о себе знать, но до слуха донесся только отдаленный треск кустов. Они бросили его, бросили, бросили, бросили…

Поминая в душе напарничков последними словами, он заковылял по пробитой ими тропе, что выделялась задетыми в беге и покачивающимися еще ветками. Ступня еще подминалась, но он старался отвлечься от боли, разве что подумал о Санчесе, который был прав, отказав Морозову. Если он, Борисов, уже начал сдавать, тот, на шестом десятке, и вовсе стал бы обузой.

– Ты где потерялся?! – неожиданно, напугав, объявился перед ним Васильев, который и не выглядел уставшим. Увидев грязные колени Борисова, предложил с участием:

– Если хочешь, давай передохнем.

Соломинка была протянута, и в его было силах решить – хвататься за нее или нет.

– Не путайся под ногами, – прохрипел Борисов пересохшей глоткой, отстраняя его с пути. – Вы точно не сбились со следа?

Васильев покрутил головой, и этого было достаточно.

– Тогда вперед, – облизнул он потрескавшиеся губы и, поджав локти, побежал трусцой.

* * *

Саныч, держа на коленях карабин, сидел на горбыле возле давно потухшего кострища. Уже давно не дымились, остыли угли; слабый ветерок подхватывал серые комочки пепла, разнося их по всему пляжу.

Морозов мучился нехорошими предчувствиями, а еще больше тем, что в свое время, в Гаване, не настоял на своем, когда нужно было плюнуть на глупую затею с пиратскими сокровищами, пожариться недельку на пляже – когда еще выпадет такой случай, – и возвращаться на родину. Признаться, и в нем сыграло мальчишество, коли несмотря на все предостережения и даже на взорванный самолет, он все же решился на авантюру. Теперь он поиски клада про себя иначе не называл.