Текст книги "Дождь в полынной пустоши (СИ)"

Автор книги: Игорь Федорцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

− Возражения?

Чистая профанация. Возразишь и тебе тут же объявят, таковые не принимаются и засчитают позорное поражение. С одной стороны хороший повод капитулировать не потеряв лица и не уронив достоинства.

− Нет, − согласился Колин с выбором. На его поясе болталась древняя железяка ужасного качества. Замена привычного ему шнепфера. И вовсе не из предвиденья осложнений поединка. Шнепфер в некотором роде не меч.

Маммар, присутствовавший на процедуре встречи противников, не упустил столь важную деталь. Возможно, потому что прежде всего был воином и отменным фехтовальщиком.

ˮНе выдержит и пары-тройки хороших ударов, − определил Исси низкое качество клинка унгрийца. – Только-то? Весь в трюк позволить оружию сломиться?ˮ − звучало убедительно, но некий осадок оставался. Слишком просто. Человек придумавший заполучить титул барона и землю, не может так поступить. Или все-таки может? Ведь часто мудрость там, где другие видят глупость.

− Место? – потребовал канцлер от Колина.

− Надлежит проследовать за мной, − стандартно ответил унгриец.

По поводу места никаких расспросов. Оно может быть любым. Лишь бы выбирающий в состоянии туда прибыть. Если требование соблюдено, то и оппоненту нет причин там не находиться.

Воспользоваться приглашение не спешили. В делах земных суетность позволительна сколько угодно, а вот в делах связанных с небесами наоборот предосудительна.

В центр широкого людского круга выставили скамеечку для фрей Арлем. Исповедница немного волновалась. Ведь её слово в преддверии грозящей поединщикам гибели, весьма значимо.

− Саин Гусмар, − позвала она, и раскрыла на коленях Святое Писание.

Габор вступил в круг, подошел к фрей и опустился на колено.

− Укрепиться дух мой в делах Его..., − выхватил альбинос строку из плотного текста.

О чем они переговаривались отведенное на покаяние время, неслышно. И не должно. Зрители засвидетельствуют, правила соблюдены. Габор аф Гусмар получил напутствие от духовного лица. Грехи его сочтены и отпущены.

− Из всех кого наделил Он своей любовью, ему лишь вложил в руки меч и сказал... Верши от имени моего...

Этот стих отсутствовал на странице, ей ли не знать. Не отыскать его и во всем Писании. Не из Писания строка.

ˮОткуда же?ˮ − устыдилась Арлем собственного невежества.

− Жаль, для такого случая не предусмотрены розы, − отвлек Колин взволнованную фрей от переживаний.

− Что?

− Сейчас бы пригодились розы. Очень бы подошли к вашему изумительному сюркотту.

− Ваши мысли не уместны и праздны, − укорила Арлем. – Может случиться сегодня вы предстанете перед Всевышним.

− И что? Ему роз точно не подарю.

ˮВы дерзки!ˮ – обвинение не сорвалось с губ девушки. Что-то было в услышанной строфе необычного стиха. Подсказка к понимаю поступков Колина. Ключ к его вызывающей греховности на показ

− Что в вашем сердце Поллак?

− Подозреваю то же что у всех. Всякие милые глупости. Мы не можем жить разумом. Нам мало. Мы еще стараемся жить сердцем.

− Разве это плохо? Жить сердцем?

− Чего бы хорошего?

− У большинства оно наполнено любовью к Всевышнему, − уверена фрей, но смущается наивности, детскости сказанного. – Но очевидно, у вас для нее нет и малого уголка. Иначе бы вы стыдились поступать столь дурно.

− В моем сердце, эсм, много для чего не отыщется местечка. Приязни к Гусмару уж точно.

− А для чего отыщется?

− Вам обязательно знать?

− Да. Мой долг утишить боль ваших ран.... Ведь там, − Арлем приложила руку к левой стороне груди, − боль.

Фрей надеялась, что взяла верное направление разговорить Колина. Заглянуть святая святых, найти для него целительные слова.

− Дождь, − глухо произнес унгриец. − Все время дождь. Беспрестанно.

− Дождь? – не понимает Арлем связи.

− Варсана адхи тикта сунья. Дождь над могилами.

Сейчас, при не очень хорошем освещении, глядя в лицо фрей, Колин отмечал в нем приметные черты, в голосе знакомые интонации, даже жесты казались ему однажды видимыми. Там, куда закрыл себе доступ. Не забыть, но не вспоминать. Не отступиться, не повернуть назад, удовольствоваться ушедшим.

ˮРазглядывая минувшее, не пропусти настоящего,ˮ − предупреждают мудрейшие. Он не пропустит. Не может пропустить.

В беспамятье, одно спасение − лицо фрей. Изумительно светлое, чистое, иконное.

ˮОни похожи,ˮ − признавал он идентичность некоторых черт фрей и гранды. Свет дня и свет огня мешал это увидеть, но сейчас, когда полумрак убрал, скрыл множество лишних и отвлекающих деталей, смягчил контрасты, схожесть явна. Достаточно заподозрить родство.

− Вы не можете забыть утрату? Обратитесь к НЕМУ, утешиться...

− А почему я должен забывать? И к кому ОН будет апеллировать, не справившись.

ˮЗачем я его слушаю? Что хочу услышать и услышу ли?ˮ – метались мысли Арлем и зуделось захлопнуть Священную книгу, и закончить бесполезный разговор, и никогда не возобновлять.

− Вы не способны любить, − обвинила она. Посочувствовать уже не получалось.

− А вы?

− Речь не обо мне. Подумайте о своем будущем.

− Вы не представляете, сколько времени я посвятил, размышляя о нем.

Арлем опять растерялась. С унгрийцем у нее не получалось ровно ничего. Она не могла его ненавидеть ибо Всевышней завещал любить ближних. И не могла любить, Поллак отвергал Всевышнего и все что ей дорого и близко.

− Вы грешны... Я испрошу милости для вас, − завершила беседу Арлем.

− Испрашивали и не раз. Все на что он расщедриться... – Колин поднял вверх ладонь, будто собирал дождевую воду.

Ей осталось только теряться в догадках, что унгриец скрывал от всех. Куда не допустил, не смотря на все её старания.

− Вы готовы? – вопрос канцлера к поединщикам.

− Да! – уверен Гусмар.

− Да – спокоен Колин.

− Вы просили следовать за вами, − напомнил Латгард унгрийцу.

− Поднимемся на крышу, − пояснил Колин.

− Уложение требует разрешения владельца земли, − напомнил канцлер важную формальность. В его власти не допустить схватки.

ˮКажется, ты не догадывался о такой мелочи, деревня,ˮ – мысленный посыл и ухмылка от Гусмара. Он был рад любому умалению противника.

ˮТоже выход,ˮ − одобрительно отнесся Исси к причине поединку не состояться.

− Все улажено надлежащим и наилучшим образом, − удивил Колин. И не только Латгарда.

− У вас есть бумаги? – на всякий случай уточнил канцлер.

− В них нет нужды.

Ответ обескуражил многих. Когда унгриец успел договорится с королем? Канцлер твердо уверенный, что у Поллака нет и не может быть знакомых на Золотом Подворье, засомневался. И еще как засомневался! Наличие такого человека объясняло, пусть и неполно, для чего унгриец околачивался при Серебряном Дворе. То, что новик преследует определенные цели, можно утверждать с уверенностью.

ˮВот только чьи? И какие?ˮ − беспокоился канцлер. Теперь истоки и главное исход схватки виделся ему совсем в другом свете.

Беспокоился и Маммар аф Исси. Столичные знакомства новоявленного барона его сейчас волновали меньше, чем сам поединок. Не окажутся ли последствия уступчивости и сговорчивости унгрийца, худшим вариантом по сравнению, проткни он Габора в драке.

− Хорошо. Ведите! – согласился канцлер и поглядел на Сатеник.

Гранда удивительно собрана. Чьей крови она жаждет больше? Гусмара или Поллака? Еще два дня назад вопрос заставил бы колебаться Латгарда. Нынче старый Лис убежден − Гусмара. А что Поллак? Метит в фавориты? Тут самое обширное поле для всевозможных фантазий и домыслов.

− Тебе не обязательно идти, − обратился Колин к Янамари. Сцена выглядела очень волнующе. Все тревоги юной баронессы открыты сторонним.

− Кто же будет с тобой? – девочка обежала взглядом окружающих её взрослых.

ˮДействительно, кто?ˮ – согласился Колин столь простому и внятному аргументу.

− Тогда тебе придется не бояться, − предупредил он.

− Я не буду..., − заявила девочка и перешла на шепот. – Я закрою глаза.

На крыше вопреки сияющему солнцу стыло и холодно. Забияка-ветер цепляет и треплет плащи, мотает длинные подолы сюркотт.

− Прошу туда, − пригласил Колин следовать за ним. – Буквально полсотни шагов.

Шаги сделаны.

− Вы в своем уме? – вырвалось у канцлера, увидевшего место схватки. Ему, конечно, докладывали о стройке на здания, но он и предположить не мог что Поллак удумает такое.

Над воротами въезда во внутренний дворик, через шестисаженный пролет, перекинута доска.

− Что именно не устраивает? − Колин легко, под изумленное аханье слабонервных зрителей, прошагал до середины. – Место как место. В Уложении сказано, следует испросить дозволения владельца земли... Так мы не на земле. А все остальное − я здесь! − и качнул доску.

Возразить нечего. От правил новик не отступил.

Колин вернулся, стащил пурпуэн и остался в одной рубашке.

− Подержишь? – протянул он одежду Янамари.

Девочка сгребла одежду, прижав к себе крепко-крепко.

− Я готов, – уведомил унгриец, занимая позицию для поединка. Доска под его весом предательски скрипела и прогибалась.

Канцлер обернулся к бледному Гусмару. Младший представитель фамилии достоин сочувствия. Надменность и решимость сменились детской обидой, чуть ли не плаксивостью.

− Прошу, саин.

Белобрысый сомнамбулой сделал несколько шагов и замер, не дойдя до края. Боязнь высоты. Можно не страшиться недругов, можно презрительно смеяться испытаниям, но как взглянуть в лицо собственным страхам. Проигрывают именно им, нежели врагу.

− Вас что-то смущает? – участлив Колин. – Я нахожу место крайне удачным. В свете наших с вами разногласий, которые вряд ли удастся загладить. В последнее время многие прекращают поединок, получив пустяковую царапину. Падают и хнычут лекаря. В нашем случае лекарь вовсе не потребуется, − ведя речь унгриец, расхаживал по доске, выполняя фехтовальные движения клинком. Контрэ, аллонг, мандоболо. Ничего сложного или запредельного. – Ну же! Она достаточно широка, наступать и, достаточно упруга сломаться. Во всяком случаи сразу, − и задиристо хохотнул. − Если не тянуть...

Латгарду понятно, поединок не состоится. Но буква должна быть соблюдена.

− Саин Гусмар, приступайте, вас ждут, – поторопил он противника унгрийца.

Злорадство гранды беспредельно. Воспитанница без стеснения поддалась чувствам.

ˮУчишь-учишь, и все впустую,ˮ − не особенно ворчал канцлер.

Гранду можно понять. Поражение закроет альбиносу дорогу во дворец. Потребуется время, забыться унизительному фиаско. Год, два, три, Гусмару придется отсутствовать и не при дворе, а в столице. Впрочем, на всякую бочку меда легко найдется своя ложка дегтя. Была она и для гранды. Последнее слово останется за королем. Захочет, обвенчает. Не посмотрит на недобрую славу зятька, и отправит в свадебное путешествие в Анхальте.

ˮКак-то все не просто,ˮ − едва не вслух жаловался Латгард. − ˮДеготь может и есть, но кому достанется? Раз король расщедрился на титульные грамоты унгрийцу. Благодарность за правильность действий? И закончатся ли они вместе с поединком? Вот уж не поверю!ˮ

− Или признайте поражение или приступайте, − потребовала гранда от Гусмар. В кое-то время она в своем праве что-то требовать. Ради этого момента Сатеник простила Поллаку многое. Она готова восхищаться им. Проклятый унгриец все обстряпал, не подкопаешься, и добился своего. Такой человек ей пригодится. Побоку любовь-нелюбовь, главное может помочь! И не сомневалась, от службы Колина аф Поллака ей будет прок.

− Ты.. ты..., − не выдержали нервы у Гусмар.

− Что вы там шепчите? Извинения? Идите ближе, я ничего не слышу! – унгриец повернул голову и поднес ладонь к уху.

− Я уничтожу тебя!

− То есть драться мы все-таки будем? – обрадовался Колин, выполняя несколько интересных финтов и рассекая ветер. Хорошо получился подрез снизу – со свистом.

Зрители отпускали смешки. Гусмар обвел присутствующих злым обжигающим взглядом. Кто? Кто посмел? Что они о себе возомнили?! О чем думают? Но чтобы они не думали, он, готовый сцепиться со всей столицей, стоит в пяти шагах от врага и не в состоянии ничего предпринять.

− Соберитесь с духом саин, − ждал противника Колин. Говорил вполне серьезно, без усмешки или оскорбительной надменности. Как говорят старому приятелю, не скрывая своих переживаний. − Сочувствую вам. Сам неоднократно оказывался в затруднительных ситуациях, но выкручивался. Не всегда с целой шкурой, но все-таки.

Слова ли возымели действия или злость подтолкнула, но Гусмар сделал шаг. Малюсенький шажок. Сделал и побледнел. Нервно сглотнул. В глазах паника и страх. Даже если найдутся сил ступить на доску, сражаться не сможет.

− Вы соизволите начинать? – официален канцлер с поединщиком. Латгард понимал, сейчас лучше закруглиться раньше. Цирк ни к чему хорошему не приведет.

− Да! Да! Тысячу раз да! Но не здесь и не сейчас! Я...

Очевидно полное отчаяние подвигло Гусмар еще на один шаг. Добровольно. Дальше ни на пядь. Вступить на доску надо преодолеть еще три.

Колин терпеливо ждал. Вовсе не совесть или жалость заставили умерить речь. Шутовство хорошо в малых дозах. Иначе вместо триумфа заработаешь репутации этакого рубахи-парня, а то и клоуна.

− Если вы сейчас отступите, − вещал канцлер, − то никогда в жизни не сможете более вызвать Поллака на поединок, поскольку клинки не были скрещены. Сталь не ударила сталь. Разве что попросите... попросите, а не потребуете, восстановить обстоятельства этой схватке. И через сто лет, если у вас хватит духу, вы с Поллаком сойдетесь на этом или же подобном месте. Иначе, ваша активность и желание дуэлировать будут расценены за разбойное нападение и попытку убить благородного человека. Вас засадят в тюрьму или сошлют на галеры. Домашнего ареста не применят. Таков закон королевства. И он никем не отменен.

Пока Латгард напоминал уложение о дуэльных поединках, Колин прошел несколько шагов вперед изъявить великодушие к противнику.

− Если вам будет легче, саин...

Гусмару не легче. Ничуть не легче. Он готов грызть зубами собственное сердце, заставить его биться, а не трепыхаться. Выпить собственную кровь, только бы она разносила по телу неутолимую жажду сражаться, а не холод оцепенения.

− Займите позицию Поллак, − рявкнул канцлер. Теперь он уже сердился на молодого Гусмар. Вполне возможно взыграла неприязнь к его отцу. Но какая разница? Достоин кто из них доброго слова? Вот уж нет!

Унгриец отступил. Его передвижения, желание помочь противнику, окрик канцлера работало отнюдь не в пользу Гусмара. Белобрысый выглядел смешным. Человек с репутацией забияки, драться не мог, по причине боязни высоты.

− Вас ждут, виконт, − вмешался Маммар аф Исси.

Альбиноса словно подхлестнули. Он скакнул, делать шаги выше его сил, и в ярости пнул доску, желая её скинуть.

− Она прибита. С вашей стороны, − посочувствовал Колин тщетности проделки.

В рядах зрителей открыто веселились.

− Но можете попытаться с другого края, − унгриец обвел мечом путь бега по крыше. − Я подожду...

Ему только и оставалось, чуть подождать. Убить противника Колин не мог. Пропадет баронство и земля. Пропадет статус. Именно изменение личного статуса он и добивался. Безызвестный новик из Унгрии это одно. Столичный барон с пятью акрами земли и усадьбой совсем другое. Измениться круг людей, куда он получит доступ как равный. Откроются многие двери, за порог которых его в нынешнем положении не пустят под страхом смерти. К его слову хоть немного прислушаются. К его умениям присмотрятся. И кто скажет, не станут ли они востребованы. Ради этого он подождет. Ведь его баронство только часть обязательного пути. Первая малая вешка на нем, ознаменовать пройденное. Скромная награда взбодриться и не свернуть с оставшейся части.

ˮМожешь мною гордиться,ˮ − обратился он к серому горизонту в лохмотьях туч. Но кто там, за темной ниткой сошедшихся далей? А кого это касается? Только его. И никого больше.

Стоя на доске, в двенадцати саженях над землей и шести над острыми пиками ограды, не можешь и не позволишь себе рассеянности и невнимательности. Пока все глазеют на тебя, не время ли поглазеть на других? Людей часто выдают не действия, но желания и чувства. Кэйталин....

ˮНе её ли работу выполнил? Или Гё? И гранда все равно отправится в Анхальт. Моффет за сближение с пфальцем. Теперь у него развязаны руки. А у меня?ˮ

Вокруг Сеона кружок. Вокруг Гиозо свой. Хорош союз, не сплотившись развалился.

− Время истекло, Гусмар, − объявил канцлер окончание схватки. – Вы признаны проигравшим. Ваш меч остается Поллаку. Так же вы обязаны выплатить тысячу штиверов...

− Золотом! – потребовал Колин. И вовсе не из каприза добавить унижений проигравшему противнику. – В трехдневный срок.

− Тысячу штиверов золотом, в трехдневный срок, − повторил Латгард за унгрийцем. − Вам, Габор аф Гусмар, запрещается находится ближе, чем на тридцать шагов к саину Поллаку. Запрещено и находится с ним в одной компании или помещении, без его на то письменного дозволения. Мечи не скрещены! – привел главный аргумент канцлер.

Гусмар выронил клинок, развернулся и ушел. Его не сопровождали. Потерпевших поражение жалеют, но не любят. И бояться больше чумы. Чума приносит смерть, а невезучесть приводит к краху жизни.

− Саин Маммар! – неожиданно окликнул Колин посланца инфанта.

Зашевелившаяся расходиться толпа передумала. Будет продолжение? Ах-ах-ах! Убийственный тальгарец и задиристый унгриец!

− Вы спрашивали, где я заработал свой шрам. Теперь отвечу. Вы поймете. Чиччиа. Кто-то сказал, бог любит троицу.... Не в моем случае.

Стоявшие в отдалении не заметили ничего. Ближние подглядели, Маммар дернулся за оружием. Те, кто находились совсем рядом, наблюдали внезапную бледность прославленного поединщика. До ответа Маммар не снизошел, ограничился благодарственным полупоклоном и покинул место не состоявшейся схватки. Ему не за что пенять на Колина. Виконт цел и не вредим, ушел без единой царапины. Договоренность соблюдена.

− Колин, я принесу тебе пурпуэн! Холодно, – Янамари отважно ступила на доску.

− Весьма признателен, эсм, − не остановил её Колин. – Должен отметить, вы храбры.

Ему не любопытно что движило девочкой. Ответ известен. И он унгрийца совсем не радовал.

Эпилог

 − Нашел? – вопрос прозвучал глухо. Человек за столом допивал и произнес слова в кружку перед последним глотком. Получилось потешно и тот кого спрашивали с удовольствием бы посмеялся, но выпивоха Оуф Китц. Мужчина широк в кости, крепкая голова тонула в широченных могучих плечах. Шеи как таковой почти нет. Лицо грубое, корявое. Абсолютно не мечта женщин.

− Раз плюнуть, − ответили Китцу. Ответчик – значительно моложе и хлипче. Сказали бы тонок да звонок. Внешность обманчива. При желании заглотит столько, сколько не предложат. Потому и звали − Удав.

− Не набивай себе цену. Когда ты так говоришь, значит, начнешь тянуть свои загребущие ручонки за подачкой. А запросы у тебя за семерых.

− В мыслях не держал ничего похожего, − наивно таращится Удав. Обмануть Китца − напрасно утруждаться. И опасно.

− Если бы они у тебя были, мысли.

− Обижаете.

− Кончай чесать. Выкладывай, чего нарыл. А то сродственник на том свете извелся свидеться с обидчиком.

− И не только он.

− Мне плевать на остальных. Но кумова поскребыша* не спущу!

Удав уселся за стол, зыркнул в поисках второй кружки.

− Обойдешься, − Китц убрал кувшин с вином. Не просто убрал, спрятал под стол.

− Вот так всегда...

− Короче можешь? Без преамбулы поесть-пожрать.

− Коновала кличут Колин аф Поллак. Из Унгрии. Новик при Серебряном Дворе. За ним в столице никого.

− Это не тот, кому землица и титул дарены?

Все манипуляции с недвижимостью Китц отслеживал строго. Где недвижимость там и денежки. И не малые. Найдеться чем поживиться.

− Он самый.

− Не плохое место отжал. А говоришь никого. За красивые глазки отдарились?

− Гусмара-младшего умыл.

Китц только бровью повел, а Удав уже поторапливался сообщать.

− Мэтр Жюдо. Его работа.

− Чего первей?

− Ааа... Эээ.... Жюдо, − сообразил Удав.

Одна минута пляски пальцев по столешнице, одна минута на осмотр углов помещения, одна минута ругани в полголоса. Процесс мышления проистекает по разному. У главы канальщиков так.

− Смекаешь? – хитрюще подмигнул Китц.

Не дал бог Удаву смекать. Прикажи – сделает. А сам....

− Не прост малец, а? − рассуждал Китц и собственные рассуждения ему очень нравились. − Первым тронул Крюка с хлопцами. Двоих убрал, а Крюка пожалел. Зачем? Донести до босяцких масс о своем благородстве? Чушь! Затем убрал троих наших и опять одного оставил в живых. Свидетеля? Фигу! Следующими четырех псарей, а на пятом смилостивился. Совесть заела? Еще раз фигу! Потом прибрал пятерых, но оставил покалеченного Беса. А прежде, на той же улице с ним не споткнулись ни двое, ни трое, ни четверо. Ему определенно требовалось шестеро. И он их нашел. Спроста ли?

− Ищет встречи? – допер Удав.

Китц задумался. Думать помогал хороший кусок копченого сала.

− Сколько он в городе?

− Ден десять.

− Неплохо продвинулся? За декаду-то? Коронный барон. С землицей на Каменном Холме.

− Прыткий, курвенок, − согласен Удав.

Второй кусок сала означал второю волну размышлений.

− Пригласи-ка ты его в Веретенницу, − попросил с усмешкой Китц. – Мальца разумеется.

− А как же Хармс? Я уже с Шилом договорился.

− А чего мне с покойника? Завещание разве? – необычайно повеселел канальщик. – А Шило еще притгодиться.

***

Иагу Глинн битых два часа сидел за конторкой и всесторонне осмысливал, разложенную перед ним бумагу. Выкладки ему предоставил помощник. Продажи зерна последней недели в сухих цифрах. Количество проданного, выручка, с той суммы отчисления в казну и взносы в гильдию, оплата работникам. Цифры получались не меленькие. Хорошие цифры. Но вот последняя. Последняя вызывала прямо таки душевное томление и готовность преступить законы божьи и человеческие. Девятнадцать тысяч восемьсот девяносто четыре штивера, пять грошей и два полугроша. Такую сумму он должен отдать своему малознакомому компаньону.

− Господи... Господи..., − стенал Глинн. И, наверное, разрыдался бы от жалости и жадности. Не поступить непотребно помогала мысль об открывшейся в связи с кончиной Трийа Брисса вакансии главного снабженца армии короля. И она же, мысль то есть, удерживала от бесчестности. Глинн понимал, пытаться обмануть или еще как обмишулить знакомца, не глупость, но дурость, которая может закончиться весьма и весьма печально. Но стоило взглянуть на цифры... цифру и душа заходилась в спазмах скаредности. Так что не маячь перед ним приятность попасть в королевские поставщики фуража и продовольствие, поддался бы соблазну. Не сейчас, но завтра. Или послезавтра.

***

Колин отстраненно наблюдал дождь. Крупные капли бились и ползли вниз, полосуя стекло. Нежданный неуместный дождь. Кругом лежит снег, подморозило лужи и вдруг − на те вам! Последний привет осени. Не золотолистной красавицы, а хмурой сырой непогожести. Дождь тоже последний. Из темноты небес, из темноты прошлого. И чего больше? Дождя или темноты, из которой беспрестанно льет? И что там, в темноте? И в прошлом? Точно такой же дождь... Варсана адхи тикта сунья. Дождь над могилами.... И еще тонкие следы на холодном стекле. И стекло граница дождю. И пустота по обе стороны стекла.

***

− Я бы не назвал это селедкой, − хохотал Буюн, выпутывая из сети и протягивая Ховарду раскисшую в воде книжицу. – Очевидно сегодня на ужин только молитвы.

− Се.... сеф.... сефер, − сбиваясь, прочитал тот заглавие на обложке. – Са.... Ничего не разобрать!

− Так брось!

− Са...., − от слова почти ничего не осталось. Повозил пальцем, втирая грязь в буквенный оттиск. – В конце вроде эль проступило.

− Пусть будет вроде. Легче тебе? Давай сеть тянуть.

− Подожди...

− О! Книжник хренов выискался! За сеть берись.

− Успеем! – отмахнулся Ховард и продолжил попытки. – Маш... ха... машехит, малах...ха.... мавэт.

− Ха, да, ха. Другого не написано?

Ховард попробовал разлепить, и если удастся, прочесть текст на страницах. Не без стараний, но получилось. Разбухшие листы из кожи почти не пострадали, чего не скажешь о чернилах. Смыла морская вода. Не все. То тут, то там проступали буквицы или отдельные строки. Уцелела картинка. Некто обхватив задранное колено, сидел на камне у дороги.

− Ну и что там?

− Погоди ты, − отмахнулся Ховард, пробегая строку.

... И от всякого, кому дано много, много и потребуется. И кому много вверено, с того больше взыщут.

Далее читалось труднее, а местами и вовсе не понятно..

...И зап......но (запрещено? заповедано?) накрепко, быти камню от...ту (отняту?), хладной стали – даренной по не.....ю (неведенью? незнанию?), кости от ...ер...(?) – переданной по малодушию, см....ь (?) – в гневе отринутом, под...ом (?).

− Тогда пусть рыбы читают, − выбил Бурден книжицу из рук Ховарда.

Недавний улов плюхнулся в черную холодную волну.

***

− И что же он такое выдал, что наш тальгарец сделался белее снега? Надо очень постараться напугать Маммара аф Исси.

− Новику хватило одного слова.

− Я грешным делом подумал, он пообещал раскрыть секрет Жерара Тибо или вожделенную бретерам тайну удара Жарнака. А тут одно слово.

− Одно, но какое! Чиччиа.

− Откуда сопляку унгрийцу знать тальгарское словечко из обихода браво?

− А кто поручится что удалец из Унгрии?

− А что заставляет тебя думать иначе? Кроме знания жаргона?

− Только палач выберет в качестве оружия шнепфер. В Унгрии такое не приветствуется.

− Так это месть?

− О чем ты?

− Раз шнепфер. Месть и ничего другого.

***

Рикордер Гайд положил свиток на краешек стола. Затем толкнул, чтобы не упал. По-крестьянски вытер вспотевшие ладони о шоссы. Тер долго, словно хотел содрать кожу до крови, до боли. Прийти в чувства. Третьего дня...

ˮНет в четверг.... Да, в четверг на Аллозия... Или в пятницу? В пятницу...ˮ − никак не удавалось сосредоточиться Гайду. В сущности точная дата не важна. Не так важна, как сам разговор. И не весь, там пустая болтовня, а самая-самая концовка его. Две-три фразы...

В сердцах подхватив свиток, столь им оберегаемый от падения, рикордер зашвырнул его в угол. Проклятье! Тысяча проклятий!... Сто тысяч и тех мало!

...− Слышал собираетесь выдать дочь за муж? – продолжил беседу Гайд. Он много потрудился, многого добился, получил заслуженную награду от нового совета пфальца и был склонен к дружественному трепу.

ˮНе все же допросы чинить,ˮ − вдыхал он сладкий морозный воздух. Зима грозилась быть ранней и затяжной. Зиму он любил. Наверное потому что родился в декабре. Подарки, елки, Рождество – все, когда насыплет наметет белого снега под самую крышу, а в доме горят дрова, раскаляя решетку и коптя камин.

− Досужие домыслы, − не обиделся Каас. Ландмарку отчасти лестно, что справляются о его дочери. Девица и взаправду хороша. И норовом легка принять отцовскую, а потом и мужнину волю. И грудью вышла, детишек кормить. И жопой природа не обидела. Кость широкая – родит пятерых, не зачахнет.

− Неужто не присмотрели своей Сэз достойную партию?

− В Унгрии я не вижу для нее доброго союза.

− Отдадите такую красавицу в Элат?

− Посмотрю в столице. Хотим мы того или нет, но король и двор там....

Это было в четверг...

ˮ...или в пятницу?ˮ − цеплялся рикордер за срок разговора. – А сегодня...ˮ

А сегодня доставили с оказией письмо из Карлайра. Моффет Завоеватель возвел Колина аф Поллака в баронское достоинство и жаловал землей. На Каменном Холме!

ˮТак кто кого перехитрил?ˮ

***

− Говоришь упырь? – Виллен Пес чуть ли не лоб в лоб сошелся с Когтем.

− Как есть упырь! – зачастил отмахивать троеперстие за троеперстием бывший каторжник. – Вниз головой висел. А крылья... Я таких отродясь не видывал!

− А упыря видывал?

− Господь миловал до той ночи!

Пес засопел, взял паузу. Совсем короткую.

− А нынче сподобился?

− Сколько проживу не забуду!

− Хорошо коли так. Ко мне приведешь.

− Кого?

− Кого-кого.... Упыря.

***

Тех, кто знал о нем правду или считали, что знают таковую, немного. Больше других мог рассказать тринитарий, бывший репьер Ордена Крестильного Огня, но он мертв. Тело несчастного нашли в комнате дешевого портового кабака. И умер он не в мягкой постели. И не обжираясь крабовым соусом. И не смакуя знаменитого энтурийского копченого угря. И не с перепою, от апоплексического удара. Вбили в глотку ножку табурета и, монах захлебнулся собственной кровью. За дурные слова поплатился, выходит. С кем же он так неосмотрительно речь вел? Поди дознайся. Покойники известные молчуны.

Женщина придумавшая быть его матерью, не выдала бы сына под пыткой, так крепко верила в свою придумку. Лже-отец убеждал бы остальных до последнего вздоха, а понадобилось, то и с мечом в руках, он его родитель! И не отступился бы, хотя причиной тому обыкновенная человеческая поведенческая химера – честь.

Но чтобы не обнаружили искатели истин, по какому бы следу не прошли в своих поисках, вряд ли бы им удалось связать имя героя с раненным беглецом, одолевшим бурный поток. По причине простой и весьма тривиальной. Не сломленный духом, бедняга остался лежать на берегу безымянной реки, послужив кормом семейству бурых медведей и наглым речным чайкам.