Текст книги "Тайна храма"

Автор книги: Игорь Столяров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Максимов на миг задумался, а затем загадочно произнес:

– Сталин построил три грандиозных сооружения. Третье из них и не менее загадочное – Дом науки и культуры в Новосибирске. Возводилось оно в начале 1931 года, а в 1941 году было практически готово, правда, официально правительственная комиссия приняла его только в 1944 году. С 1941 по 1942 год строительство было законсервировано, но неожиданно приняли решение достроить это грандиозное здание. Этот последний факт кажется мне исключительно странным – в разгар Великой войны отвлекать очень значительные средства на строительство грандиозного клуба. Дом науки и культуры превратился удивительным образом в Театр оперы и балета. Но любопытно посмотреть на проекты этого здания. Очень многое станет понятным.

– Я мог бы продолжить показывать эскизы и рисунки, но здесь важно следующее, – загадочно произнес Максимов. – Этот проект был завершен в 1936 году во 2-й архитектурнопроектной мастерской Моссовета под руководством А.В. Щусева. В том же году к обсуждению проекта были привлечены архитекторы Алабян и Симбирцев. Знакомые все лица, не правда ли? Щусев проектировал мавзолей, а Алабян с Симбирцевым «Театр Красной Армии».

– Невероятно, – вырвалось у Эммы. – Здание мне очень напоминает собор Святой Софии в Стамбуле.

– Действительно, похоже, – поддержал свою подругу Дорохов.

– Определенно они схожи, – заключил Максимов. – Мне самому в первый момент на ум пришло то же самое, но меня удивило не только архитектурное решение, но и темпы строительства.

Ощущение такое, что здание строилось и проектировалось одновременно. Спешка, огромное количество согласований с привлечением первых архитекторов страны. Зачем строить театр оперы и балета, не уступающий и даже превосходящий Большой театр в Москве и Мариинский в Ленинграде?

– И вы уверены, что в Москве и Новосибирске строились храмы новой советской религии, позволяющие провести переход в другое измерение? – не скрывая своих сомнений, осведомился Виктор.

– Сегодняшним языком выражаясь, это центры идеологического воспитания, – развеселился Максимов. – Концертные залы, универсальные площадки для приема большого количества людей. У этих двух храмовых строений двойное предназначение. Первое – строительство своего рода лифта в другое измерение, но это для избранных, а в нашем случае для одного человека. Второе предназначение – большое количество посещений гражданами для формирования и поддержания мощного энергетического уровня в зданиях. Что касается самого здания, построенного в Новосибирске, то там много архитектурных загадок или ответов на вопросы, кому как нравиться. Вот, к примеру, зачем под зрительным залом расположен бассейн?

– Действительно интересно, – воскликнул Дорохов. – Может быть, вода могла использоваться как энергетическое информационное поле? Сегодняшние исследования ученых подтверждают удивительные информационно-накопительные свойства воды.

– Возможно и так, кто знает, – согласился Максимов. – Однако по моим выкладкам Сталин потерял интерес к строительству портала в Новосибирске именно в 1942 году, возможно после обещания Матроне. Этим объясняется «быстрое» окончание стройки в период с 1942 по 1944 год. Чтобы скрыть следы истинного предназначения сооружения, были залиты бетоном подземные этажи комплекса, на это ушло 90 % средств, выделенных на окончание строительства.

– Так что же в сухом остатке, – взмолилась Эмма. – Объясните мне, наконец!

– Теперь я готов, и, главное, готовы вы, – насмешливо подытожил Максимов. – Рисунок, описывает портал перехода во времени, в этом нет сомнений. Сталин был знаком с этой схемой. Он строил собственную религию и свои храмы, но опирался на исторический опыт разных групп и конфессий, а также на свои собственные разумения. Мы не можем опровергнуть или подтвердить его вхождение в окно времени. Но мы можем утверждать, что он пытался это делать, и этому огромное количество доказательств, включая построенные им великолепные храмы. Бывший семинарист Иосиф Сталин разочаровался в постулатах церкви, но, видимо, веру не потерял. Правда, во что он действительно верил известно одному лишь Богу. Он не уничтожил православие полностью на территории завоеванного им государства по какой-то одному ему известной причине, хотя мог это сделать. Он в той или иной мере сохранил в прошлом титульную православную церковь и в какой-то период искал объединения с ней. В 1943 году наступил перелом в войне, и ему не было нужды договариваться с церковью, но он сел за стол переговоров. И это в тот момент, когда его собственная большевистская религия была готова к обращению Европы в коммунистическую веру…

Максимов замолчал на мгновение и с горечью в голосе произнес:

– Возвращаясь к святой, много мной уважаемой Матроне, хочу подчеркнуть, что церковь как институт не оказывала ей видимой поддержки, не приютила скиталицу в трудные для нее дни. Сама Матрона сохранила веру в Христа и не шла на компромиссы. Для Сталина, как и для многих простых людей, я думаю, она и была откровением Господним. Я полагаю, что ни мавзолей, ни оба театра-храма не выполнили возложенную на них миссию. Я полагаю, что Матрона убедила Сталина поставить крест на его попытках заглянуть в другой мир. Это, конечно, только предположение, но в череде описанных фантастических событий и фактов выглядит вполне правдоподобно.

– Так Сталинские культовые храмы не являются порталами! – удивляясь выводам профессора, воскликнула Эмма.

– Не спешите с выводами, – назидательно подчеркнул Максимов. – Я только обратил ваше внимание, что внезапно интерес Сталина к своим культовым сооружениям угасает. Сами храмы, я думаю, действительно обладают мистической силой.

– Все, что вы рассказали, профессор, чрезвычайно интересно, – замялся Дорохов. – Но Александр Рунге никогда не был в Москве, как и его сын Карл, и маловероятно, что они интересовались Сталинскими культовыми сооружениями.

– Вы правы, – согласился Максимов. – Ни Александр, ни Карл не были в России. Но Александр Рунге пишет о встрече с моим отцом, возможно, после нее он предположил, что часть ответов на свои вопросы он смог бы найти здесь в России.

– Так, где же нам искать ответы на вопросы, – отчаялась Эмма. – Вы много рассказали, но ни на шаг не продвинули наши изыскания.

– Давайте еще раз обратимся к рисунку Александра Рунге, – успокоил женщину Максимов. – Сталин выстроил три храма, правда, от последнего, видимо, неожиданно отказался. Я и сам вижу, что выдвинутая мной гипотеза трещит по швам. Я, как и многие мои коллеги-историки, подтягиваю факты под укоренившиеся в моем сознании теории, и это мешает мне…

– Позвольте мне, профессор, – попросил Дорохов.

Максимов устало махнул рукой и буркнул:

– Извольте.

– Трудно было предположить, что наш визит к вам раскроет все тайны записей Рунге. Но мы сделали первый шаг. Многое из того, что вы нам рассказали, кажется невероятным, но лично для меня не лишено здравого смысла. Сталин был уверен, что портал, если он его действительно искал, должен находиться именно в России. Что нам сейчас необходимо предпринять?

– Не знаю, – расстроено констатировал Максимов. – Я по большей части теоретик, сидящий в пыльном кабинете. Полагаю, что надо либо каким-то образом опровергнуть, либо подтвердить теорию о создании Сталиным портала. Я постараюсь разобраться с записями, возможно, они прольют свет на наши с вами поиски, а вы приходите завтра. Советую вам посетить «Театр Красной Армии», проникнуться его атмосферой. Помните, что все скрытое на виду, но не каждому дано это узреть.

– Мы не предполагали оставлять вам содержание записей, – извиняясь за сказанное, покраснел Дорохов.

– Но вы же просите меня помочь, – обиженно воскликнул Максимов. – Забирайте! У меня, к слову, фотографическая память. И в таком случае делайте то, что вам заблагорассудится, но уже без меня…

– Вы не так поняли Виктора! – бросилась спасать положение Эмма. – Мы, действительно, договорились не оставлять никому записи, это правда. Но мы и не предполагали, что вы отнесетесь к нам с таким участием. Конечно, мы оставим копию для вашего дальнейшего изучения.

Максимов, насупившись, молчал. Он демонстративно отвернул свою коляску к окну и неподвижно уставился в него.

– Ну, право же, профессор, простите, – извинился Дорохов. – Записи не мои, а Эммы и только она может ими распоряжаться. Оставить их вам записи – ее решение, и я к нему с радостью присоединяюсь.

Максимов, словно оттаяв, мягко произнес:

– Правильно, что не оставляете рукопись в чужих руках, а я несколько погорячился. Но мне, конечно, можно доверять. В качестве примирения дам вам одну наводку. Несколько лет назад от своего давнишнего приятеля я услышал одну любопытную историю. В Театре Российской Армии, о котором я вам рассказывал, работает один человек. Как напьется, а делает он это регулярно, так рассказывает всякие небылицы про это сооружение. Но его рассказы похожи на правду, на ту правду, о которой мы сегодня говорили. Если мне не изменяет память то фамилия его Стешин, точно, Кондрат Стешин. Возможно, он до сих пор работает там разнорабочим.

* * *

В десять часов утра следующего дня Виктор и Эмма были уже на Суворовской площади перед зданием Центрального Академического Театра Российской Армии.

– Ух, вот это да! – выпалила Эмма, едва выйдя из машины. – Античный храм, да и только! Невероятно красиво!

– Пойдем искать окно во вселенную, – шутливо предложил Виктор, обнимая ее за плечи.

Войдя через главный вход театра, они оказались в небольшом холле, где располагались билетные кассы. Виктор подошел к кассирше и попытался выяснить, где можно найти Кондрата Стешина. Кассирша ответила, что знает такого, и согласилась позвать его. Некоторое время спустя появился пожилой человек в потрепанной телогрейке. Несколько минут они с Дороховым шептались, после чего рабочий театра быстро удалился.

– Все в порядке, – подойдя к женщине, шепнул Дорохов. – Это и есть Кондрат Стешин. Да что с тобой, ты меня не слушаешь.

Эмма молча указала пальцем на пол. Виктор в изумлении отступил на несколько шагов и, едва шевеля губами, произнес:

– Не может быть.

Его взору предстали два коловорота, направленные друг навстречу другу, окруженные стилизованными лилиями. Наличие этого орнамента в холле билетных касс самого большого театра новой большевистской империи казалось невероятно странным. Вместо большой пятиконечной звезды или других символов революции в главном центре советской пропаганды на самом видном месте такой замысловатый рисунок.

Едва выйдя из театра, Эмма в восторге затараторила:

– Вот видишь, все как на «Карте Рома», как на рисунках из дневника, неужели Максимов прав…

– Похоже на то, – подтвердил Дорохов. – Все это действительно странно. Кондратий согласился со мной поговорить, и ждать его надо с другой стороны театра.

Обойдя несколько раз театр, они остановились в противоположном конце от входа в здание.

– Мы стоим на том самом главном луче пентакля, лежащим на горизонте? – скрывая волнение, спросила Эмма.

– Похоже, что так, – фотографируя, отозвался Виктор.

Эмма и Дорохов стояли перед высокими грубо сделанными железными воротами. И эти ворота явно не вписывались в идеальный облик театра. Расположены они были по направлению к главному лучу пентакля. Из них «выезжали» металлические направляющие, похожие на рельсы. И они вели как бы в никуда, упираясь в два столба, в две колонны. Точнее сказать, рельсы обрывались на полпути к ним.

– Что такое громоздкое и тяжелое выезжало из чрева этого огромного храма? – начал рассуждать Виктор. – Это не похоже на транспортный въезд, сюда неудобно вносить даже среднегабаритные грузы. Более того, мы видели три удобных технических въезда с красивыми деревянными воротами в нижнем основании этого громадного сооружения.

– Немного странно, что к этим рельсам нельзя подъехать, – подхватила Эмма. – Но можно подобраться сбоку, справа и слева.

– Вот именно «подобраться», – продолжил Дорохов. – Но кому бы пришло в голову сделать подъездные пути между колонн, которые легко повредить при выгрузке? Три больших удобных въезда в театр исключают любые повреждения. Зачем понадобился этот?

– Это, конечно, странно, – согласилась Эмма. – Но как объяснить еще одни ворота между колонн в нескольких метрах от этих?

Женщина, понимая, что Дорохов упустил из вида безобразные, сколоченные из досок ворота, сделала несколько шагов по направлению к ним. Неожиданно ворота открылись и из них вышли трое рабочих, неся с собой потрепанные стулья. Кондрат Стешин, очевидно, был старшим из них не только по возрасту, но и по положению. Он двигался первым и с явным неудовольствием отметил присутствие женщины. Виктор нежно подтолкнул Эмму, давая понять, что хочет поговорить с рабочими без ее участия. Женщина прошла немного вперед и остановилась, наблюдая за действиями своего спутника.

– Здорово мужики, – приветствовал их Виктор.

– И тебе не болеть, – ответил старший из них, жестом приглашая Дорохова следовать за ними.

Мужчины вошли в небольшое сооружение, собранное из листов ДСП, сели на стулья и закурили. Импровизированный деревянный домик, примыкающий к железным вратам, едва вместил четырех взрослых человек. Виктор прислонился к стене и со смехом сказал:

– Вот гуляю и коленку расшиб о ваши рельсы, споткнулся, не ожидая подвоха.

Мужики рассмеялись, а Стешин добавил:

– Не ты первый! Народец и носы расшибал! Некоторые возмущение имели, да что толку!

– Так зачем вам рельсы? – попытался пошутить Дорохов. – У вас там, что бронепоезд часа своего дожидается?

– А ты не шути, мил человек, – оборвал его Кондрат. – Мы сами удивляемся. Поезда никакого нету, конечно, но место это странное. Мой отец Василий Федорович работал тут до меня и много удивительных историй рассказывал.

– Так что за истории? – с надеждой спросил Дорохов.

– А ты не спеши, если хочешь нам компанию составить и побазарить, то мы не возражаем. Рабочий день, точнее сутки, у нас закончились, и мы не против отметить это дело. Как мы с тобой давеча и договаривались. Раз тебя истории мои интересуют, то и ты прояви уважение. Работали мы давеча сверхурочно и сильно устали.

Дорохов понимающе улыбнулся:

– Чего не хватает для разговора?

– Пятьсот рублей, – оскалился своим белозубым ртом старший. – Петька сбегает, он место правильное знает.

Младший из мужчин выхватил пятисотрублевую купюру из рук Виктора и скрылся во дворах.

– На сатаниста ты не похож, – степенно продолжил рабочий. – Они тут частые гости. Немытые, злые и наглые. Мы им регулярно морду бьем. Они то мышей режут, то перья разбрасывают, а за ними убирать! Тунеядцы, одним словом! А ты вроде не такой, и девка с тобой опрятная, улыбается, вроде как на фотографию позирует. Ихнии девки другие, с сальными волосами и под ногтями у них сплошной чернозем.

Виктор слегка замешкался, но перед российским правдорубом решил себя вести естественно, уповая на его природную наблюдательность и смекалку:

– Моя спутница американка, а я математик, теоретик, одним словом. Ваш театр, а точнее история самого здания, может ответить на вопросы, стоящие перед нами. Много здесь странного, непонятного нам. Но, как говориться, все пути ведут в Театр Красной Армии.

Собеседник рассмеялся:

– Интересно излагаешь, видно, правду говоришь. Ну, откровенность за откровенность. Мой отец пришел сюда работать в 1947 году, отроду ему было 45 лет. Участник германской и японской войны. В Маньчжурии получил тяжелое ранение, демобилизовался в 1946 году в звании ефрейтора. Батюшка мой преставился в 2001 году, немного не дотянув до столетнего юбилея. До конца своих дней был в твердой памяти и передвигался на своих двоих.

Рассказчик неторопливо закурил сигарету и продолжил:

– Так вот, отец мой, Василий Федорович, рассказывал, что в театре этом разные привидения обитают, и однажды встретился он с одним из них нос к носу. Батя испугался поначалу, но потом вспомнил о спрятанной чекушке за пазухой. Она его и спасла. Выпил залпом и робость ушла. Дух тот пола не касался и, как мел, был весь белесый. Василий Федорович спросил, чего он к нему пристал. А тот отвечал, не открывая рта, мол, заперт я в этих стенах, но есть одна милость, которой я могу одарить человека. Батяня возьми и спроси, что за милость, да по-простецки заметил, может и ему что-нибудь обломится.

В этот момент появился гонец с бутылкой водки и пакетом снеди. Петькин стул превратился в стол, на котором появились четыре пластиковых стакана и разнообразная закуска. Дорохов от водки отказался, чем вызвал сочувствие присутствующих.

– То привидение засмеялось и сказало, что годков моему папочке подбросит, – охотно продолжил старший из рабочих. – Не понял Василий Федорович сказанного и переспросил. Тот дух поднялся к потолку и вроде как прилип к нему. Так они и находились несколько минут, привидение на потолке, а папаша мой внизу с задранной головой. Опять спустилось привидение и сказало ему, что наделено силой, которая продлевает жизнь человеку. И сила та пришла в те дни, когда хрустальный гроб был в этой обители.

Петька хмыкнул, но под строгим взором своего товарища виновато потупил взгляд.

– Отец спросил, что за гроб такой хрустальный, и зачем он здесь. Привидение ответило, что было оно тогда человеком, и ему было велено выкатить саркофаг на улицу. Как раз в том месте, где рельсы проложены, где ты мил человек коленку расшиб.

Мужики беззлобно рассмеялись.

Вытерев ладонью губы, рабочий продолжил:

– Но умер бедолага в тот же час, когда выкатили из обители гроб. С тех пор он здесь и заперт. Но если кто понравится ему, он может годков, не прожитых им, накинуть этому человеку. Вроде как и за него тот проживет свою земную жизнь. Испугался батяня, что проклинают его, не по-божески все это. Но привидение то сказало, что это не проклятие, а дар, но жить с этим даром надобно с благодарностью. Случилось это в 1958 году. Отец часто жаловался на боли в спине после осколочного ранения, но с того момента боли прекратились. Мне он рассказал эту историю только в 1970 году, когда ушел на пенсию. Переехал он в маленькую деревню, что на реке Волге и прожил в здравии еще больше тридцати годков.

– Ну ты даешь, Кондратий Васильевич! – вмешался младший из рабочих, Петька. – Сколько слушаю эту историю, столько и удивляюсь. Неужели сам ты веришь во всю эту брехню?

– Оно, конечно, удивительное дело, – задумчиво ответил рабочий. – Но сам, Петро, посуди, батяня прожил без малого сто лет. И сам я видел это привидение, но говорить с ним не пришлось. Видел я его, как тебя. Астма у меня с того момента прошла. Хочешь верь, а хочешь нет.

– Так вы видели привидение? – вмешался в разговор Виктор.

– А как же, видал, – подхватил Кондратий Васильевич. – И мне предначертано жить до ста лет, в этом я не сумневаюсь. Мне уже семьдесят четыре, а я работаю и больничных не беру, и на девок до сих пор щурюсь.

Дорохов с удивлением уставился на собеседника. На вид лет ему было не более шестидесяти или и того меньше.

– Так, что привидение? – переспросил Виктор. – Не стало говорить с вами?

– Отчего же, – продолжил мужчина. – Очень даже оно хотело побеседовать, но испужался я. В тот день мастерили мы декорацию. Сильно нас с нею начальство торопило. Разошлись мы за полночь, а я кепку забыл и возвернулся от дверей. Захожу в раздевалку, свет включаю и наблюдаю привидение посреди комнаты. Замер я, ноги обмякли, шагу ступить не могу. Приблизилось оно ко мне, покрутилось, вроде как принюхивалось. Но тут стук шагов сторожа-солдатика раздался, и оно улетучилось.

– Ну, ты даешь, Кондратий Васильевич, – развеселился Петька. – Тебя послушать, так ты особенный, и батя твой тоже. Чего они ко мне не являются? Уж я бы им показал…

– Дурак ты, Петька, – перекрестился Кондрат Васильевич. – Пьянеешь быстро!

Прикончив бутылку, мужчины подхватили стулья и, не обращая внимания на Дорохова, направились к воротам, из которых вышли. Виктор поспешил за ними.

– Кондратий Васильевич! Последний вопрос! А почему эти ворота деревянные, а те с рельсами железные?

– Так все по уму, как положено! – удивился рабочий. – Это ж пожарные выходы. У нас все ворота деревянные и входные двери тоже, а то как же. Приедут пожарные, и, чтоб ключей не искать, а действовать быстро, выбивая входные двери. А при пожаре, при панике, где ты эти ключи сыщешь. Порядок у нас здесь.

– Так рядом железные ворота, – не унимался Виктор. – Непорядок получается.

Кондратий Васильевич задумался и, почесывая за ухом, глубокомысленно произнес:

– Так это нам знать не положено. Но они же всегда были железными. Батя говорил, что по этим рельсам и выкатывали тот хрустальный гроб.

Со скрипом захлопнулась деревянная створка ворот, и Виктор поспешил на поиски Эммы.

Он нашел ее, греющейся в холле театральных касс. По дороге к дому Максимова, Дорохов пересказал услышанную от рабочего историю.

– Действительно, странное место, – выслушав своего спутника, задумчиво произнесла женщина. – Неужели все это правда? Больше похоже на легенду.

– Вокруг нас много странного, – продолжил Дорохов. – Но люди предпочитают ничего не замечать. Я где-то читал, что видеть невидимое это не дар, а наказание. Представь, что тебе не с кем поделиться твоими открытиями. Ты увлеченно рассказываешь о них своим друзьям, но после этого они не спешат вновь приглашать тебя в гости.

– А тебе не кажется необычным, – неуверенно выдавила из себя Эмма, – что ты встретил сегодня этого странного рабочего, и к тому же он рассказал именно то, что тебе нужно.

– Откровенно говоря, вся твоя история полна мистических совпадений. Как, впрочем, и история жизни твоих деда и прадеда. Как только ты открыла старую тетрадь, жизнь твоя потекла в совершенно не привычном русле. Но все эти совпадения не являются случайными. Вероятно, эта цепочка событий уже соткана во времени, и укрепит ее вера в успех, а не сомнения.

– Да ты философ! – рассмеялась Эмма. – Или ты так говоришь, чтобы посмеяться надо мной?

– Я говорю совершенно серьезно!

Последние слова Виктор произнес, уже остановив автомобиль во дворе дома Максимова.

Профессор был крайне возбужден. Приложив палец к губам, он покатил свою инвалидную коляску на кухню. Маленькое помещение сияло идеальной чистотой, чего не скажешь о кабинете ученого.

Взглянув на озадаченных гостей, он обратился к Эмме:

– У вас есть дядя в Бостоне?

– Нет, – удивилась она. – Только мама осталась в Нью-Йорке.

– Я так и подумал! – довольно провозгласил Максимов. – Вчера, после вашего визита ко мне заявился мужчина, американец. Я не хотел его впускать в квартиру, но он представился вашим дядей. Сказал, что вам угрожает опасность, и ему срочно надо со мной поговорить. Из любопытства я открыл дверь.

– И как выглядел мой дядя? – настороженно поинтересовалась Эмма.

– Это и показалось мне странным, – подозрительно прошептал профессор. – Он был сильно загримирован. Рыжие волосы с бакенбардами, густые усы и борода. Я его хотел выгнать, но он мне признался в том, что вы делаете в Москве, и что вы уже нашли «Карту Рома». Вы обманули меня, но я вас прощу, если вы расскажете мне всю правду.

Эмма тяжело вздохнула и поведала свою печальную историю. Максимов сидел к ней вполоборота, отвернувшись к окну. Все это время Дорохов стоял позади стула, на котором сидела женщина, положив ладони на ее плечи. Он внимательно наблюдал за реакцией профессора, но тот был неподвижен и непроницаем. Было совершенно не понятно, слушает ли он Эмму или углубился в какие-то свои мысли.

Женщина замолчала, закончив рассказ, и в комнате повисла неловкая пауза.

– Георгий Иванович! – извиняющимся тоном начал Виктор. – Простите, что невольно втянули вас в эту историю…

– Не смейте! Не смейте извиняться! – воскликнул Максимов. – Я просто счастлив, что попал в круговорот столь запутанных событий. Настоящий детектив! Неужели ваш лже-дядя из ЦРУ? Каков сюжет!

Взглянув на потрясенных гостей, он громко рассмеялся:

– Я почти не выхожу из дома, моя жизнь скучна и однообразна, и тут такой случай!

– Профессор, но это очень опасно! – не выдержала Эмма.

– Очень подходящий для меня случай. Но вернемся к моему неожиданному гостю. Ваш «дядя» сказал, что вас разыскивает ЦРУ, и ему необходимо найти вас раньше их. Он также сообщил, что у вас записи его брата, и вы себя подвергаете огромной опасности. Он прибыл в Москву, чтобы спасти вас и вернуть записи американским властям. Он много говорил, но было очевидно, что весь его рассказ шит белыми нитками…

– Белыми нитками? – не поняла женщина.

– Врал не краснея, – пояснил Максимов. – Я сделал вид, что поверил. Он спрашивал, чем вы интересовались. Я предположил, что они могут вас прослушивать, и решил рассказать ему правду. Но только ту ее часть, которая касалась истории мавзолея на Красной площади. Через два часа «дядя» начал зевать и попросил меня связаться с вами. Но я ответил, что вашего номера телефона у меня нет, но вы собирались на следующий день посетить Красную площадь.

– И что же американец? – заволновался Дорохов. – Поверил?

– Думаю, что нет, – спокойно ответил Максимов. – Раз он пришел ко мне, значит, он следит за вами. Возможно, ваши телефонные разговоры прослушиваются, а теперь уже и мои. Именно поэтому я не стал вам вчера звонить после его визита. Сейчас мы на кухне, ведь в комнате могут быть прослушивающие устройства. Незваный гость сидел в моем кабинете, но на кухне не был.

– Вам бы в полиции работать, профессор, – восхитилась Эмма.

– Спасибо, девочка. Вот я и хотел вас спросить, может нам в полицию обратиться?

– А что мы им скажем? – грустно заметил Виктор. – Что мы ищем порталы в другие миры, но нас пытается опередить американский дядюшка?

– Смешно, – отозвался Максимов, – и грустно, так как надеяться придется только на себя. А вам, я так понимаю, надо оторваться от преследователей.

– Все так серьезно? – удивился Виктор. – Вы не преувеличиваете, опасность, грозящую Эмме.

– Не только девочке, но и вам, и мне, – убежденно констатировал Максимов. – Лучше перестраховаться.

– И что вы предлагаете?

– Первое – не возвращаться в вашу квартиру. Может кто-нибудь забрать из нее все вам необходимое и документы, чтобы скрыться на несколько дней?

– Мой друг живет в том же доме, и у него есть ключи от моей квартиры, – неохотно ответил Дорохов. – Но неужели все так серьезно? Но раз вы настаиваете, я позвоню.

– Не звоните с мобильного, – предостерег Максимов. – И с городского телефона тоже не надо. Воспользуемся телефоном соседей. У меня прекрасная соседка, Роза Ильинична. Пенсионерка, домохозяйка, сидит с двумя маленькими внуками. В это время они как раз дома обедают.

Максимов жестом пригласил Виктора следовать за ним и направил свою инвалидную коляску к выходу. Соседка, полная, опрятно одетая женщина, радостно встретила его на пороге своей квартиры и ничуть не удивилась просьбе позвонить с ее городского телефона. Дорохова Максимов представил как своего ученика. Женщина оставила их в коридоре рядом с телефоном и поспешила на детский крик, раздавшийся в глубине квартиры.

Вернулась Роза Ильинична в тот момент, когда Виктор положил трубку.

– Ну, что Гоша, – задушевно прокомментировала она. – Опять твой телефон прослушивают? Напрасно ты себя накручиваешь, но я не возражаю, если надо приходи.

– Да вот! – виновато ответил профессор. – Боюсь конкурентов, украдут мои статьи и опять выдадут за свои.

Женщина снисходительно на него посмотрела и только покачала головой, закрывая за ними входную дверь.

Вернувшись на кухню к Максимову, профессор заставил Виктора дать ему подробный отчет о сегодняшнем посещении молодыми людьми театра. На протяжении всего повествования Виктора он многократно и бесцеремонно вскрикивал: «Вот видите! А что я вам говорил!».

Хозяин квартиры после услышанной истории еле сдерживал переполнявшие его чувства:

– Вот видите, стоит повернуть нос в правильном направлении, и к тебе сразу устремится нужная информация. Но мне, к сожалению, порадовать вас нечем. У меня родилось множество гипотез после прочтения записей, но ни одна из них не выглядит стройной теорией. Я буду изучать мемуары со всем своим рвением, но вам надо исчезнуть на пару дней, чтобы не подвергать себя и меня опасности. Вы сами сможете мне позвонить, когда будет нужна моя помощь.

* * *

Дорохов договорился со своим приятелем, что они встретятся вечером не далеко от его дома, где тот передаст документы, вещи и его ноутбук, а также на своей машине отвезет его и Эмму к себе на дачу в нескольких километрах от Москвы.

Дача эта оказалась небольшим кирпичным домом, окруженным высоким металлическим забором. Они выгрузили из машины вещи и продукты, купленные по дороге в супермаркете. Хозяин дома, исполинского телосложения мужчина, легко подхватил багаж гостей и занес его в дом. За все время их короткого путешествия из Москвы до загородного дома этот человек не произнес ни единого слова, разве что в первый момент знакомства буркнул, что зовут его Гарик.

Эмма ехала на заднем сиденьи автомобиля и с удивлением отмечала отсутствие у Гарика шеи между огромными плечами и головой. Дорохов, не вдаваясь в подробности, объяснил, что ему и девушке нужно укрыться на несколько дней от посторонних глаз. Водитель меланхолично кивнул в ответ, никак не выдавая своего любопытства. С таким же безразличием он передал Виктору сверток, который тот протянул ей. Аккуратно развернув его, Эмма обнаружила «Карту Рома».

Внешний невзрачный вид дома был прямой противоположностью внутреннему убранству. Большая комната на первом этаже была гостиной, столовой и кухней одновременно. У противоположной стены от входа возвышался огромный серый камин невероятной красоты. Такое впечатление, что его вынесли из музея или старинного замка. Над ним висело помутневшее от времени большое зеркало в массивной золотой раме.

Вся находившаяся в комнате мебель была темного дерева и сделана в одном грубовато-рубленном стиле. Все это напоминало старинную таверну или скорее рыцарский замок. Перед камином, по обе его стороны расположились два просторных кресла, вывезенных, видимо, из того же музея, где обитал раньше и камин.

Сколоченный из больших досок, но изящный, большой, круглый обеденный стол стоял посередине комнаты. Вокруг него, словно стражники, примостились четыре стула с высокими резными спинками. Справа и слева, между двух окон прилипли к стенам два одинаковых старинных буфета, грозно смотрящие друг на друга через обеденный стол. Все четыре окна закрывали темные деревянные жалюзи.

Входная дверь в комнату делила стену пополам. Справа уместилась небольшая и очень красивая кухня. Узкая столешница расположилась углом. Она начиналась от дверной коробки, поворачивала на девяносто градусов, проползала под подоконником окна и упиралась в боковую часть буфета. Под всей столешницей находились одинаковые, словно близнецы, резные деревянные ящики.