Текст книги "Тайна храма"

Автор книги: Игорь Столяров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

– Ты почувствовала, что я говорю с тобой?

– А ты говорил?

– Да, только без слов.

– А можешь повторить теперь со словами?

– Попробую, но ты не смейся. Ты веришь в любовь – настоящую любовь, на всю жизнь?

Она задумалась и отрицательно покачала головой.

– А я теперь верю. Мне с тобой необычайно хорошо. Ты умная, красивая, тонкая и в то же время немного авантюрная. Ты сильная и слабая, уверенная в себе и немного стеснительная. Я хочу заботиться о тебе, быть рядом, говорить тебе о том, как ты прекрасна. Я…

Эмма поднесла свои пальцы к губам Виктора:

– Мне с тобой тоже хорошо. Не торопи меня. Мне очень приятны твои слова, и ты мне тоже очень нравишься, но….

Дорохов виновато улыбнулся и процедил:

– Ты жалеешь о том, что случилось ночью.

– Ни капли, дурачок. Просто несколько дней назад меня хотели убить и убили знакомых мне людей. Я убежала из дома и приехала в чужую страну. Мой дед нацистский ученый, а я его внучка. У меня в руках загадочные записи, которые приносят одни только неприятности. Я далека от романтики. Я напугана, я устала, я не знаю, что делать.

Слезы покатились из глаз Эммы, и она уткнулась в грудь Виктора. Нежно гладя ее по голове, он тихо произнес:

– Вот я и говорю, что буду рядом с тобой, и мы решим любые задачи, стоящие перед нами. Но и ты мне кое-что обещай.

– Что именно? – заплаканные глаза Эммы святились любопытством. – Что я должна обещать?

Дорохов встал с постели, и, умышленно держа паузу, стал расхаживать по комнате. Наконец, он присел на кровать рядом с ней, взял ее лицо в свои большие руки и медленно по слогам произнес:

– Не от-ча-и-ва-ться и не пла-кать.

Эмма прижалась к нему и прошептала:

– Обещаю!

Неожиданно став очень серьезным, Виктор сказал:

– Сегодня у нас важный день, мы идем к профессору Георгию Ивановичу Максимову, к сыну того самого Максимова, который упоминается в дневнике твоего деда. Мне удалось с ним договориться о встрече, хотя это было не просто. Я с ним уже однажды встречался, но он мою фамилию не вспомнил. Точнее сказать, я присутствовал на его выступлении, и потом мне удалось с ним немного поговорить. Это очень образованный человек, прекрасно знающий историю. Его отца часто называли другом Сталина, но Георгий Иванович это не подтверждает и не опровергает, старается избегать этой темы. Несколько лет назад с ним произошло несчастье, его жестоко избили на пороге собственного дома. С тех пор он не появляется на улице, замкнулся, почти не общается с людьми. Говорят, что раньше это был прекрасный собеседник и даже балагур. Мне удалось с ним договориться, правда, он просит за наш визит пятьсот долларов, мотивируя это тем, что его время – деньги, в которых он крайне нуждается.

– Очень по-американски, – рассмеялась Эмма. – Если мы платим деньги, то и говорим на темы, интересные нам. Когда мы к нему едем?

– После обеда он ждет нас. А до этого времени я покажу тебе Москву, если ты не возражаешь.

– Конечно, нет.

Старенький «форд» Дорохова завелся со второй попытки, и они тронулись в путь.

Путешествие по Москве показалось Эмме довольно утомительным, главным образом, из-за автомобильных заторов. Большое впечатление на нее произвела великолепная крепость – Московский Кремль. Поразили находящиеся внутри Кремля самая большая в мире пушка, которая никогда не стреляла и огромный колокол, который никогда не звонил.

Красную Площадь украшал необычайно красивый Покровский собор, почему-то одновременно называемый храмом Василия Блаженного. Саркофаг Ленина показался ей холодным и мрачным, его она посещать отказалась. Понравился ГУМ – главный универмаг столицы, очень красивое здание с космическими ценами.

Очень понравилась стометровая статуя царя Петра, погруженная прямо в Москва-реку. Большое впечатление произвели храм Христа Спасителя и Измайловская крепость, стоящая на острове. Они проехали много православных церквей, в некоторые заходили, и, к удивлению женщины, почти все они выделялись невиданной роскошью.

Обедая в небольшом ресторанчике, Эмма не удержалась и спросила Виктора:

– Ваши православные храмы поражают богатством, даже купола многих церквей покрыты золотом. Зачем это в небогатой стране?

Дорохов рассмеялся:

– Очень хороший вопрос! Но сам вопрос подразумевает ответ! Церковь в России, или точнее в Тартарии, была очень, очень богата, настолько богата, что золотом покрывалось не только внутреннее убранство соборов, но и внешние архитектурные элементы – купола, кресты, венчающие постройки, орнамент. Все это подчеркивало богатство Великой Тартарии. Сейчас ты видишь жалкие остатки былого величия. Большевики разграбили храмы, и сейчас даже трудно представить себе ту роскошь, которая окружала церкви в былые времена.

– Но золотом покрывать крыши не разумно, – сопротивлялась Эмма.

– Подумай, почему нигде в мире, кроме Руси, нет такой бросающейся в глаза роскоши, я бы сказал невиданной роскоши. В чем тут дело?

Женщина задумалась и, с трудом подбирая слова, попыталась ответить:

– Если следовать твоей теории, то всему есть разумное и простое объяснение, правда, противоречащее официальной версии. Если на какой-то территории, в каком-то государстве храмы покрыты золотом, то это говорит о превосходстве этой страны над всеми остальными.

– Потрясающе, Эмма, – воскликнул Дорохов. – То есть такому государству ничего не угрожало. При набегах врагов внутреннее убранство церквей можно спрятать, а золото с куполов нет. Не правда ли странно держать такое количество золота «на улице», будто приглашая захватчиков, овладеть им.

– Предположим, что Россия великая держава и добывает огромное количество золота…

– Извини! – мягко перебил ее Виктор. – Россия не добывала столько золота, Орде платили дань не только русские территории, но и чужеземные. Вся Европа, Азия и Америка. И не забывай, покрытие золотом куполов церквей является неликвидным вложением средств. Получается, что никто не сомневался в величии империи, и ей просто не было надобности держать много золота в слитках, то есть в обменной единице.

– Еще один вопрос, можно? – испытывающе спросила Эмма.

– Задавай, – усмехнулся Дорохов.

– Почему изображения святых на иконах в православных храмах столь мрачные? Никто не улыбается, все смотрят на тебя если не осуждающе, то строго?

Дорохов долго не отвечал, но затем растерянно заметил:

– Я этого не знаю, хотя и обращал на это внимание. Версий может быть много, но я не знаю ответ на это вопрос. Своих теорий на этот счет у меня нет. Я признаю и верю, что храмы построены в правильных местах, это места благодати, и никогда они не были случайными. Но по поводу изображений святых, точного ответа у меня нет. Кстати, нам пора к Максимову.

– Убегаешь от вопроса, – засмеялась Эмма.

Подъезжая к дому Максимова, Виктор озабоченно произнес:

– Я тебе не говорил, но профессор Максимов не только историк. Кроме традиционной истории он очень серьезно занимается изучением оккультных наук.

– Он что колдун?

– Да нет, – усмехнулся Виктор, – просто собирает информацию, всякие рукописи и биографии. В свое время он был допущен к секретным архивам. И еще, знающие люди говорят, что его нельзя перебивать, пока он сам тебя не спросит. И приготовься к тому, что он будет говорить долго, отвлекаясь на всякие любопытные детали.

Максимов открыл дверь и, к удивлению Эммы, перед ней сидел инвалид в кресле-каталке. Мужчине на вид было за шестьдесят. Седые волосы опускались до плеч, впалые щеки едва прикрывала неухоженная борода, а землистый цвет лица весьма подходил его потухшему взгляду. На нем был старый вытянутый свитер, ноги укутывал темный клетчатый плед, а макушку прикрывала вязаная, круглая, пестрая шапочка.

Хозяин встретил их довольно странно: открыл дверь, что-то буркнул и исчез в одной из комнат.

– Ничему не удивляйся, – шепнул Дорохов. – Видимо, это высшая форма доверия. Все по-домашнему, к этому надо привыкнуть, я с этим часто сталкиваюсь в среде ученых.

– Но ты не сказал, что он инвалид!

– А что это меняет, – удивился Виктор. – Да я и сам этого не знал.

Комната, в которую они вошли вслед за хозяином квартиры, напоминала склад реликвий и старых фолиантов. На большом столе посреди комнаты лежали планы зданий, рукописи и множество фотографий.

– И что же вас интересует, молодые люди? – Максимов блестяще говорил по-английски. От Дорохова Эмма уже знала, что он также владеет арабским, идишем, немецким, тюркским и в придачу к ним некоторыми «мертвыми» языками. Любимым занятием профессора было самостоятельное изучение иностранных языков.

– Мы хотели бы показать рисунок одного ученого, американца. Эмма его внучка, пытается разобраться в записях деда.

– Так показывайте скорее, надо же, американка, а ведь красивая, как наши русские женщины. Не может быть…

Максимов с удивлением рассматривал лист бумаги, лежащий на столе. В центре композиции была правильно начертанная пятиконечная звезда и здесь же, слегка искаженное ее изображение. Две спиралевидные кривые шли вверх и вниз от звезд и упирались в коловороты. Верхний коловорот был прикрыт дугой, напоминающей полумесяц. У основания звезды между двумя нижними лучами располагалось сооружение похожее на ступенчатую пирамиду. Справа был нарисован ангел с крыльями, держащий перед лицом трубу. Слева – подобие летучей мыши с такой же трубой, но меньших размеров. Внизу плохо читаемая надпись и ее перевод на английский: «As above so below, as on the left so on the right. And all this is an illusion and verity» («Что внизу, то и вверху, что слева, то и справа. И все это иллюзия и истина»).

– Где вы это взяли? – с дрожью в голосе спросил Максимов.

– Прадедушка моей спутницы Эммы нашел этот рисунок и запечатлел его в своем дневнике.

– Вы знаете, что на нем изображено, молодые люди?

Виктор отрицательно покачал головой.

– Почему с этим рисунком вы пришли именно ко мне? И что за дневник, о котором вы упомянули?

– В записях моего прадеда описывается встреча с Иваном Максимовым, – осторожно начала Эмма. – Это произошло где-то в Турции. Их экспедиции встретились и…

– Не немецкая ли это экспедиция Александра Рунге? – не скрывая своего волнения, воскликнул профессор.

– Вы его знали! – обрадовалась женщина. – Простите, я хотела спросить, что вы о нем знаете и откуда?

– О-о, Александр Рунге, – восхищенно произнес Максимов, – путешественник, исследователь, философ. Неоправданно забыт, как, впрочем, и мой отец, как все те, кто искал иной мир…

– Иной мир? – не удержалась Эмма.

Максимов помрачнел и подтянул коляску поближе к женщине. Не обращая внимания на ее смущение, он несколько минут вглядывался в ее лицо, затем поинтересовался:

– Вы упомянули о записях, могу я на них взглянуть?

Эмма в нерешительности оглянулась на Дорохова, но этот взгляд перехватил профессор, саркастически проворчав:

– Иначе разговора не будет.

На стол перед Максимовым легли копии мемуаров Карла Рунге. Профессор быстро переворачивал страницы, демонстрируя искусство быстрого чтения. Время от времени с его губ слетало то удивленные «О-о», то одобрительное «Э-э». Прошло не более десяти минут, и откопированные страницы плюхнулись обратно на стол.

– Да-а, впечатляет, – выдавил из себя он. – На рисунке изображен переход в другое измерение, мой отец передал оригинал этого рисунка лично Сталину в начале 30-х годов прошлого века.

Эмма и Виктор изумленно переглянулись. Не давая им опомниться, Максимов огорошил их снова: – Мой отец занимался тем же самым, чем и ваш прадед. Иван Максимов действовал по личному поручению самого Иосифа Виссарионовича Сталина. Папа в своих записях упоминает о встрече с Александром Рунге. Немец был одержим поиском иного измерения, временным порталом. Собственно это и сблизило моего отца с вашим прадедом. Рисунок, который вы мне показали, дал Александру мой отец.

Покопавшись на полке, заваленной рукописями, Максимов вытащил тоненькую папку и достал оттуда точно такой же рисунок. Он усмехнулся, глядя на вытянутые от удивления лица, и продолжил:

– Ученые сентиментальны при общении друг с другом, делятся секретной информацией, не думая о последствиях. Таким образом, копия секретного рисунка попала к Александру и, к счастью, об этом тогда никто не узнал.

– Расскажите об Александре, – бросив умоляющий взгляд на профессора, попросила Эмма.

– Отец в своих записях отзывается о нем, как о неординарной личности. Содержание их бесед он приводит довольно кратко. Во многом их взгляды были схожи кроме, пожалуй, того, что мой папа верил в коммунизм, а Рунге нет. Это обстоятельство не мешало им рассуждать о порталах, космосе, внеземных цивилизациях. Оба с интересом отмечали, что сказки всех народов мира удивительно похожи. Животные умеют разговаривать, люди перевоплощаться, летать и жить под водой. В мире полно всяких волшебных сущностей и магические слова открывают заветные двери. Они оба умели замечать мельчайшие подробности, детали, крупицы знаний, то, на что не обратит внимания обычный человек…

Максимов, рассказывая о Рунге, продолжал копаться в недрах своего необъятного шкафа и, наконец, радостно поднял над головой лист бумаги:

– Слава Богу, нашел!

Профессор замолчал, будто подбирал нужные слова и с удивительным азартом продолжил:

– В мемуарах об этом нет ни слова, но в разное время мой отец и Александр встречались с нашим соотечественником, мистиком Георгием Гурджиевым. На обоих он произвел большое впечатление. Вот, что писал о нем мой отец.

Максимов надел очки для чтения и обратился к только что найденному листку бумаги:

– Довольно долго Александр и я беседовали о Гурджиеве. Этот удивительный мистик много времени уделял всевозможным мантрам и молитвам. Он изучал их и долго экспериментировал с их применением. Гурджиев часто вспоминал народную мудрость: «Всякая молитва может быть услышана наивысшими силами и исполнена ими, только если она произнесена трижды». Самое интересное, как Гурджиев рассуждал о технике молитвы. Произнеся пожелание трижды, мы запускаем программу необратимого действия. Первый раз мы эмоционально превозносим наши чаянья. Второй раз свое пожелание мы согласуем с самими собой, чтобы убедиться, что оно именно то, что нам нужно. Приготовившись произнести в третий раз, мы должны удостовериться, что не отнимаем ничего у другого. Мы довольно долго беседовали с Александром на эту тему. При кажущейся простоте это на самом деле сложнейший механизм в мироздании. Гурджиев также рекомендует ежедневно произносить три утренних молитвы: первая во благо родителей, вторая во благо близких и третья ради собственного блага.

Отвлекшись от чтения профессор, обратившись к Эмме, прокомментировал:

– Это вероятно знакомо каждому?

– Молиться за близких – долг каждого верующего человека, – смущенно произнесла женщина. – Но то, что каждую молитву надо произносит трижды, я не слышала. О том, почему это надо делать, я узнала только сейчас от вас.

Максимов удовлетворенно кивнул и продолжил чтение:

– В каждой религии существует особенная техника чтения молитв. Мы с Александром с интересом перебирали их и все же пришли к выводу, что Гурджиев предлагал некую универсальную формулу. Интересно, что Георгий в беседе со мной настаивал на том, что после каждой молитвы надо трижды благодарить Всевышнего с тем чувством, что желаемое уже осуществилось.

Отложив листок в сторону, профессор с сожалением в голосе произнес:

– Вот, пожалуй, единственная сохранившаяся запись о той встрече. К сожалению, многие записки моего отца не сохранились. Он умер в январе 1979 года и последние четыре года жил безвыездно на нашей даче под Москвой. Многие свои труды он просто сжег. Мне, правда, удалось перечитать почти весь его огромный архив в том числе и книгу Александра об индийских кастах. Прелюбопытнейшая книга, доложу я вам, жаль, что и она утеряна безвозвратно.

– Простите меня, профессор, – виновато улыбнулась Эмма. – Вы упомянули об индийских кастах, которые изучал мой прадед. Я попыталась найти его книгу через информационный центр Бостонской библиотеки, но ничего не нашла.

– Не мудрено! – рассмеялся Максимов. – После победы над фашистами такие книги уничтожались. Но несколько экземпляров было доставлено в Москву. Одна из них попала к моему отцу, и мне выпало счастье прочитать книгу Александра Рунге.

Со слов профессора получалось, что именно Рунге сформулировал неизбежность трансформации старых каст в новые, которые обязательно образуются в ближайшие два столетия. Индия была взята Александром лишь для примера, хотя любому образованному человеку, по словам Максимова, было понятно, что касты пронизывают все человеческие племена на всей территории Земли, и, в сущности, они одинаковые. Каст в Индии великое множество или скорее это подмножество четырех основных сословий.

Брахманы – священнослужители и наставники.

Кшатрии – воины.

Вайшьи – торговцы, земледельцы, скотоводы.

Шудры – слуги, ремесленники, разнорабочие.

В любом обществе были все четыре вышеперечисленных сословия. Верховные правители практически всегда являлись и духовными наставниками своего народа. Профессиональные воины – основа государства – были всячески обласканы властью. Те же, кто кормил и одевал их, имели ограниченные права или вообще не имели никаких прав.

Александр Рунге подробно описывает, как с появлением огнестрельного оружия была разрушена вся система ценностей старого мира. Любое государство держится на насилии одних классов общества над другими. До изобретения огнестрельного оружия с профессиональной армией могла сражаться только такая же профессиональная армия. Ни о каком масштабном народном бунте не могло быть и речи. Несколько сотен рыцарей сравнительно легко расправлялась с любым, пусть даже многочисленным, народным восстанием.

Но огнестрельное оружие почти уровняло шансы на победу в борьбе между разными кастами. Дорогие железные доспехи потеряли свою актуальность, а умение владеть холодным оружием не давало тех преимуществ, что были раньше.

Все крупномасштабные восстания и революции своим успехом обязаны огнестрельному оружию. Начался переходный период, закончившийся в начале двадцатого века. В большинстве стран сословия были формально упразднены.

И в это самое время Александр Рунге начал внимательно изучать касты обособленной от Европы Индии и пришел к удивительному выводу. А именно: разрушение сословий приводит к хаосу, и новые государства вынуждены строить новую систему сословий, практически не отличимую от прежней. По сути это не революция с новыми общественными ценностями, а государственный переворот.

Далее Рунге предвосхитил структуру будущих каст, просто описывая их основные положения на примере индийского общества того времени. Очевидно, что правители, то есть политические деятели, встанут у руля государства со своей новой идеологией. Но новое хорошо забытое старое, опираться им придется на новую военную элиту, и кормить тех и других будут по-прежнему нижние сословия.

Рунге делал упор на разграничении сословий, что позволяло, по его мнению, выстроить структуру сильного государства.

Первое и самое главное, что было и что будет – трудности перехода из одного сословия в другое. Браки производятся среди одной касты. Если юноша берет себе в жены женщину нижнего сословия, то он автоматически становится его членом с невозможностью вернуться обратно. Именно поэтому подобные браки были крайне редки и широко обсуждались и осуждались обществом. Следует также отметить, что подобные браки в большинстве своем быстро распадались.

Максимов от себя добавил, что раньше титулы наследовались, и родители не беспокоились за будущее своих детей.

Он прервал свой рассказ и неожиданно обратился к Дорохову:

– Судя по вашему выражению лица, вы имеете свою точку зрения на этот предмет!

– Простите! – замялся Виктор. – Не знаю как в Индии, но в России и солдат производили в офицеры, и за особые заслуги дворянством награждали, да и…

– Глупости! – раздраженно воскликнул профессор. – Это простое заигрыванье власти с простыми людьми. Кем мог стать солдат, сын крестьянина? Младшим офицером и баста. Разве он мог стать генералом? И дворянство, в основном давали не наследуемое! Все системообразующие касты бились за наследственную передачу того, что имели. Вот возьмем жрецов, священнослужителей в той же России. Сейчас об этом никто и не помнит, но писаны же книги, и это книжки наших общепризнанных классиков. Изволите, приведу пример, господин Дорохов?

– И без примера я доверяю вашим словам!

– Без примера никак нельзя! Никому не верьте на слово, особенно, когда это касается истории. Знаете ли вы русского писателя Николая Лескова? Впрочем, это риторический вопрос, конечно, знаете. Для вашей американской подруги поясню, что этот писатель ничуть не уступает Толстому, Достоевскому и Чехову, других я думаю, вы в этой Америке и не знаете.

Эмма открыла рот, чтобы что-то сказать, но Виктор вовремя схватил ее за руку и крепко сжал ее пальцы.

– Итак, Лесков, – не обращая внимания на странное поведение своих гостей, продолжил Максимов. – Его дед Дмитрий, священник со своим приходом, имел двух сыновей и дочь. Оба сына учились в духовной семинарии. Отец Дмитрий мечтал вскоре передать свой приход старшему из сыновей, но тот был убит в одной из потасовок семинаристов с молодыми городскими мещанами. Младший отказался идти в попы. Младший сын был тут же изгнан из отчего дома без гроша денег, ибо такое непослушание было кощунственным и ставило под удар весь род Лесковых. Приход пошел в приданое дочери. Я подчеркиваю, происходила передача прихода по наследству. И мужем дочери Дмитрия мог стать только семинарист, сын священнослужителя. А что же жена священника? Помните ли вы, Виктор, что ее должны были величать «матушкой»? Так вот, для дочерей священников было специальное обучение. Это учение включало в себя не только будущие отношения со своим мужем, но и отношения с внешним миром, что налагало многие запреты на ее личную жизнь. «Матушка» – это, конечно, жена священника, но функции ее не ограничивались просто спутницей жизни священнослужителя. «Матушка» была воплощением женской святости, воплощением жены человека, отдавшего себя служению своей отчизне и высшим идеалам веры…

– Это очень интересно, профессор! – осторожно вмешался Виктор. – Но примеры из российской истории малопонятны Эмме.

– Ну, в этом вы правы, – неохотно согласился Максимов. – Оно, конечно, так. Я рассказал о кастах и добавил что-то от себя. Но ведь тема действительно интересная. Хотя понимаю, у вас вопросы, вопросы, вопросы.

– Спасибо, профессор, – поблагодарила Эмма. – Вы удивительный человек. Для меня важно знать, чем занимались мои прадедушка и дедушка. Вы сказали, что загадочный рисунок из дневника моего прадеда был известен Сталину.

– A-а, я вас понял, вернемся к рисунку Александра Рунге, – спохватившись, продолжил Максимов. – Итак, что мы видим на рисунке? Пятиконечная звезда или пентаграмма, древний, очень древний знак, часто используемый как оберег и символ власти. Большевики, захватив власть в 1917 году, планомерно вводят его как свою главную символику. Новая советская власть отводит этому символу особую роль, стараясь перечеркнуть власть церкви над народом. Новая геральдика также заменяет старые царские символы. Я уже по-моему говорил, что Гитлер был такой же мистик как и Сталин и оба огромное значение придавали магическим символам. Эти символы – обереги наносились повсеместно в огромном количестве.

– Простите, профессор, что перебиваю, – Эмма виновато улыбнулась. – Но по количеству звезд Штаты не уступят России. У нас много пишут сегодня, что это масонский символ, а в масонских ложах, как известно, состояли выдающиеся люди со всего света.

Максимов радостно потер руки и язвительным тоном продолжил:

– За что мне «нравятся» масоны и примкнувшие к ним, так это именно за то, что они выдают желаемое за действительное и с такой легкостью, что в это хочется верить. Леонардо да Винчи никогда не был масоном, как, впрочем, и Ньютон, что бы там ни сочиняли масоны. Они сами, пытаясь придать вес своим ложам, придумали свои исторические корни. Кто такие вольные каменщики? Неужели пропагандисты равенства и братства? На словах – да, на деле – нет. А насчет пентаклей – пятиконечных звезд – вы правы, они распространены во многих странах, в том числе и в США.

Максимов, набрав в легкие воздух, продолжил:

– Масоны объявили многие символы своими, и не только звезды. Многие магические числа были провозглашены масонскими, например, пугающее многих число тринадцать. Вот ваш доллар наглядный документ победы «масонства» над здравым смыслом. Сами посмотрите, в центре большой печати – усеченная пирамида, культовое сооружение, как мы знаем. С правой стороны купюры изображен орел, на правом крыле которого 32 пера – число ординарных степеней-градусов у масонов. На левом крыле, естественно, 33 пера, символизирующие высший 33-й градус, то есть особо посвященных масонов. В хвосте девять перьев – число градусов в Совете. Можно продолжать, но это интересно только самим масонам, знающим устройство своих лож. Куда интересней цифра тринадцать. В недостроенной пирамиде 13 слоев, а в девизе Annuit Coeptis – 13 букв. Орел держит в одной лапе 13 стрел, в другой – оливковую ветвь с 13 листьями. На груди орла – щит с тринадцатью полосами. В орлином клюве – лента с надписью «Е pluribus unum» («Единое из многого») – 13 букв. Над головой орла тринадцать звезд.

Профессор поднял руку над головой и рубанул ею воздух сверху вниз:

– Но если отбросить масонские сказки, то в сухом остатке получим тринадцать первых колоний США, именно им и посвящена цифра тринадцать. Эти тринадцать колоний необходимо приумножать, именно этому посвящена недостроенная пирамида из тринадцати слоев. Но бог с ней с Америкой, вернемся к России. Американцы поддержали большевистскую «масонскую» революцию, – с грустью в голосе сказал он. – Они в тандеме с англичанами могли с легкостью разгромить наступление «красных» на барона Врангеля и поддержать его усилия в борьбе с большевиками, но не стали, надеясь на создание союзного масонского государства. Ставка была сделана на Троцкого, простите, Бронштейна, рванувшего после февральской революции из США в Россию, чтобы не упустить момента захвата и дележа власти. Простите, но меня всегда раздражала манера большевиков брать себе клички и стыдиться собственных фамилий.

Максимов недовольно фыркнул и попросил Виктора налить ему стакан воды. Эмма была просто очарована профессором, его умением говорить обо всем, не сильно сбиваясь при этом с генеральной линии. От Дорохова она уже узнала, что статьи Максимова подвергаются постоянной жесткой критике. Ему отказано во въезде в США и в Германию.

Виктор наполнил большой бокал и профессор продолжил:

– Так вот, Сталин в отличие от Троцкого не был масоном в американском варианте. И, конечно, Иосиф Виссарионович не только не был сторонником масонства, он был его противником. Действительно, Сталин пропагандировал новое государство строителей коммунизма без иерархии надсмотрщиков, сверхбогатых, то есть тех, кто думает, что они выше Бога. Трудно сказать, возможно, в то время он действительно так думал. Но в результате коммунисты пришли со своей новой религией.

Максимов поймал нетерпеливый взгляд Дорохова, понимающе кивнул, но жестом попросил у своих гостей набраться терпения:

– Да, большевики – оккультисты похлеще нацистов и масонов. Сталин, как и Гитлер, верил в эзотерические знания и их власть над людьми. Оба много времени проводили в философских дискуссиях с крупнейшими мистиками того времени.

Максимов достал из шкафа толстую папку и, раскрыв ее, стал быстро перелистывать. Найдя нужный документ, он продолжил:

– Но вернемся к Александру Рунге. В докладе сотрудника НКВД, который мне удалось в свое время посмотреть, старший майор государственной безопасности Прохнин сообщает: «Все попытки контактов с Рунге не увенчались успехом, однако из агентурных источников нам стало известно, что он нашел так называемую „Карту Рома“. В дальнейшем эта информация не подтвердилась. Наши высокопоставленные источники в Германии высоко оценивают деятельность Рунге как ученого, но о нахождении „Карты Рома“ им ничего неизвестно».

– О «Карте Рома» упоминается в записях моего деда, – еле сдерживая свое любопытство, вмешалась Эмма.

– «Карта Рома», по мнению большинства исследователей, вовсе не карта в географическом понимании этого слова, – пояснил Максимов. – Скорее всего, это ключ к тайне мироздания. Редкие отрывочные сведения говорят о том, что этот предмет не велик по размеру, но сила, скрытая в нем, беспредельна. Его, вероятно, вы и ищите?

Дорохов безнадежно развел руками. Максимов в ответ на этот жест сочувственно заметил:

– Многие, очень многие искали «Карту Рома» и «Копье Василевса», но так и не нашли. В дневнике Рунге говорится о том, как найти заветную «Карту Рома», может вам и повезет, но мне кажется это красивая легенда.

– Вы сказали «Копье Василевса», что это? – робко поинтересовалась Эмма.

Профессор задумчиво протянул:

– Существует легенда, что это копье малых размеров, и его прятали на груди великие цари, передавая друг другу по наследству. «Василевс», по-русски «Василий» – так называли Византийских императоров и других великих царей. Обладатель копья открывал «Карту Рома» в священном месте, и тогда он мог видеть будущее, другие миры и даже остаться там. Но, пожалуй, давайте вернемся к рисунку, он меня куда больше занимает.

– Да, Георгий Иванович, – подхватил Виктор. – Нас тоже!

– Пятиконечная звезда должна была стать символом новой России. Рисунок, показанный вами, удивительным образом соответствует тому, что было построено в Москве после революции. Но прежде, чем я углублюсь в эту тему, позвольте мне некоторое отступление. В сталинское время было построено несколько странных оккультных сооружений. Главные из них: мавзолей на Красной площади, а также два великолепных здания, по иронии судьбы названные впоследствии театрами.

– Оккультных? – удивился Дорохов. – Я никогда не слышал об этом.

– Все скрытое когда-нибудь становится явным, – философски заметил профессор. – Но поверьте, в нашем случае никто ничего не скрывает, все выставлено напоказ, я бы сказал, с чрезмерным усердием.

– Но никто ничего не видит, – улыбнулась Эмма. – Как в заколдованном городе!

– Точно так! – воскликнул Максимов. – Очень правильно сказано. И прежде, чем свет прольется на три мистических сооружения, я озадачу себя и вас интересным и малоизвестным фактом. Виктор! – обратился Максимов к Дорохову. – Что вы знаете о святой Матроне Московской?