Текст книги "Метагалактика 1995 № 1"

Автор книги: Игорь Волознев

Соавторы: Дмитрий Несов,Александр Логунов,Виктор Потанин,Алексей Поликарпов,Александр Комков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Шютц, доверили запомнить заклинание для глаз. И ты подвел. Подвел нас всех. С глазами мы жили бы припеваючи, не мерзли бы под снегом, не мокли бы в лохмотьях под дождем…

– Такое не прощается никогда, – злобно зашипели слепцы. Они окружили Шютца и принялись тузить его кулаками и ногами.

– О! о! о! – вопил Шютц. – Бедный мой живот! Только не по животу!.. Ему больше двухсот лет!.. Из него вывалятся кишки… О!.. о!.. о!..

Зиберт вдруг разразился мстительным хохотом.

– Знаете, что? – рявкнул он. – Если ему нужен новый живот, то он его получит… Там, у забора, лежит здоровая, толстая, только что задушенная баба. Совсем свежая…

Слепцы дружно подхватили его смех.

– Ее живот слишком толст для моего тела… – прохныкал Шютц. – Если вы мне его передадите, то он будет выпячивать… К тому же она, все-таки… женщина!

Слепцы, смекнувшие мысль Зиберта, захохотали еще громче.

– Это будет для тебя хорошим наказанием, гнусный пропойца, – сказал Гюнт. – Тащи его к бабе! Дадим ему новый живот, чтоб не ныл!

– Дадим! – заголосили слепцы, подхватили упиравшегося Шютца и толпой вывалили из дома.

Некоторое время со двора доносились их голоса и тонкий, заливистый вопль коротышки Шютца. Наконец дверь открылась и вновь появились слепцы. Они сразу направились к Гансу. Килькель вытащил из кармана игральные кости.

– Разыгрываем голову, – деловито сказал он. – Кому нужна новая голова?

– Мне! Мне! Я не менял свою семьдесят лет, с нее слезает кожа.

– А я свою – все сто пятьдесят! В ней не осталось ни одного зуба и ввалился нос, как у мертвеца!..

– К чему эти вопросы, Килькель? – рявкнул Руди. – Новая голова нужна пятерым из нас. Бросай скорее кости!

Шатаясь и постанывая, в дом вполз Шютц. Его тело в нижней части было уродливо раздуто – все-таки жена Ганса была женщиной весьма дородной. При маленькой голове, узкой впалой груди и тонких ручках, полный живот и бедра делали Шютца похожим на какого-то чудовищного карлика. Его слабые ножки подогнулись, когда он встал на них, и еле удержали пухлый живот.

– А вот и Шютц, любитель выпивки! – завопил Зиберт, заслышав его шаги. – Пощупайте его, каким он стал аппетитным, каким сочным и мягким!

– И впрямь! – заржал Гюнт, хватая Шютца волосатой ручищей остенвальдского бочара. – Слушай, Шютц, а ты, случаем, не беременный?

Его шутка была встречена взрывом хохота. Рука Гюнта проникла между толстыми женскими бедрами и нащупал волосатую ложбинку, от прикосновения к которой лицо Гюнта расплылось в ухмылке.

– Снимай лохмотья, сестричка, – проревел он. – Может, хоть на что-то ты сгодишься…

– Начинай, Гюнт, – пуская от вожделения слюну, прохрипел Зиберт. – А я после тебя!

Ганс, силясь понять, что происходит, смотрел, как один слепец сдирает с другого тряпье, обнажая его толстый зад. Когда тряпье было сброшено, оголились женские ягодицы и живот. Темнели две бородавки на дебелом животе, которые Ганс тотчас узнал.

– Лизхен! – провопил он исступленно. – Лизхен! Лизхен!..

Он повторял это имя, глядя, как один из слепцов достает из своего гульфика весьма внушительных размеров член, принадлежавший то ли остенвальдскому бочару, то ли несчастному Цвиглеру, и, наклоняясь над другим слепцом, шире раздвигает его толстые бедра…

– Лизхен, Лизхен, – твердил, как заведенный, Ганс.

Гюнт повалил Шютца на пол, налег на него. Слепцы столпились вокруг, с жадным любопытством тянули руки, пальцами ощупывая влажное влагалище Шютца и твердый, замаслившийся член Понта. Гюнт неспешно, со смачным кряком ввел его в сладостную расселину и задвигался всем телом…

– Кончил? Нет еще? – Зиберт чутко прислушивался к его участившемуся дыханию. – Ну, хватит с тебя, дай другим…

– А-а-а-а… – сдавленно закричал наконец Гюнт, судорожно задергался, выплескивая сперму. Потом отвалился от Шютца и, отдуваясь, растянулся рядом на полу.

Его место на бывшем животе хозяйки занял Зиберт.

Первым делом он закатил хнычущему Шютцу оплеуху.

– Вот тебе в довесок! – прорычал он. – На всю жизнь запомнишь тот стаканчик, который отшиб у тебя память… Ну, шире ноги, фройляйн Шютц!

Ганс свалился с лавки. Он извивался и выл диким голосом, пока кто-то из слепцов, нащупав его рот, не заткнул его кляпом из гнилого тряпья.

– Мы развлекаемся, забыв о деле, – раздался над ухом Ганса шамкающий голос. – А между тем уже рассвело. Николаус, твоя очередь бросать кости. Разыгрываем правую руку!

На голову Гансу накинули тряпку и он уже не мог видеть того, что творилось в доме. Но даже если бы и видел, то вряд ли понял помутившимся умом всю жуть и ужас происходящего. Он лишь мычал, тряс головой и силился вытолкнуть языком кляп.

Внезапно слепцы притихли, навострив слух.

К дому приближались три крестьянина из соседней деревни, нанятых Гансом для ремонта хлева. Работники, по уговору с хозяином, являлись каждое утро.

– Что-то не выходит встречать нас хозяйка, – слышался громкий голос одного из них. – Спит она, что ли? И чья это лошадь у крыльца?

– Хозяин точно спит, – отозвался другой. – Не выспался после вчерашней ярмарки!

– Даже печь не затопили – вон труба не дымит, – говорил третий. – Значит, не поесть нам сегодня свежего хлебушка…

Страшные слепцы ринулись к двери, толкая друг друга.

– Стойте! – зашептал Килькель. – Неужели мы так и бросим так это здоровое, сильное тело?

– Надо сматываться отсюда, и как можно скорее, – огрызнулся Гюнт. – Ты получил сегодня новую ногу?

– Получил.

– Ну и хватит с тебя.

– Но мне еще нужны новые голова, грудь и левая рука!

– А сгореть живьем на костре ты не хочешь? Спасайся, пока голоса еще далеко…

– Может быть, Килькель прав? – поддержал товарища Николаус. – Ведь теперь не скоро нам представится возможность убить человека и произнести над трупом заклинание. Магические формулы действуют только при молодой луне и при особом расположении звезд, а такое сочетание бывает далеко не каждый год…

– Даже не каждые десять лет… – простонал Шютц, выбегая из дома последним. – Кто скажет, сколько еще мне придется обходиться гнилой культей вместо руки?..

– А мне – грудью, на которой свалялась кожа и из прорех торчат голые ребра! – подхватил Андреас.

– Тише вы, Черт бы вас всех побрал! – зашипел на них Зиберт. – Молитесь сатане, чтоб нас не заметили!

Он шагал впереди, ведя всю ватагу к тропе, скрытую под ветвями раскидистых дубов. Его палка быстро и ловко ощупывала дорогу. За его пояс цеплялся Гюнт, который на этот раз не стучал колотушкой, предупреждая встречных о том, что идут слепцы. За Гюнтом хромал Килькель. Руди, очень довольный своей новой левой рукой, впился ею в плечо бредущего впереди Николауса. За Руди шел Андреас. Замыкал шествие широкозадый неуклюжий Шютц, постанывающий и поеживающийся.

Слепцы скрылись за деревьями в тот момент, когда на противоположной стороне поляны показались три молодых работника.

Беззаботно посвистывая, молодцы распахнули калитку и вошли во двор. Тут им сразу бросилось в глаза мертвое тело, в котором они узнали задушенную, с посинелым лицом хозяйку дома.

Вглядевшись в труп, они побледнели: тело было раздето догола, и там, где должен был находиться дородный женский живот и бедра, желтел худой, иссохшийся, исполосованный застарелыми язвами живот, производивший страшное, чудовищное впечатление именно своей жуткой несовместимостью с остальным телом. Но особенно поражали дряблые мужские органы, висящие между худыми бедрами хозяйки!

Работники попятились, не сводя с уродливого трупа глаз. Не смея приблизиться к мертвецу, они двинулись вдоль забора и, дрожа от страха, вошли в дом. В дверях они остановились, пораженные еще больше. На полу лежал безголовый труп, словно составленный из частей других трупов: ноги и руки его высохли, кожа растрескалась, в гнойных ранах на животе чернели выступающие кишки, над которыми с жужжанием кружились большие жирные мухи. Труп не мог принадлежать простому смертному, мертвец казался ужасным выходцем из преисподней, страшным порождением Сил Тьмы, явно посетивших нынешней ночью этот уединенный дом.

Дикий, нечеловеческий вопль разорвал тишину. Это Гансу удалось наконец выплюнуть кляп. Связанный по рукам и ногам, он поднялся, упираясь боком о стену. Сбросив с головы тряпку, он глядел на пришельцев безумными глазами и кричал:

– Лизхен! Лизхен! Лизхен!..

Он повторял это имя голосом, похожим на рев затравленного зверя, не вкладывая в него ничего, кроме тупого, бессмысленного страха.

Работники бросились вон из дома.

В тот день на участке Кмоха побывали священник и управляющий барона, но ничего от Ганса не добились. К вечеру он умер, и все сошлись на том, что дом посетила нечистая сила.

Селиться на этом месте никто не захотел. На следующий год поляна заросла молодым лесом, а еще через несколько лет заброшенная, с провалившейся крышей избушка Ганса Кмоха и вовсе скрылась в буйной лесной поросли.

Убравшись из его дома, слепцы поспешили покинуть и окрестности Тюбингена, где могли узнать головы бочара и помощника кузнеца из Остенвальда.

Больше о слепцах ничего не известно. След их навсегда затерялся на пыльных и беспокойных дорогах средневековой Германии, и их зловещая тайна сгинула вместе с ними.

Бал призраков

Молодой барон Максимилиан фон Коуниц пришпоривал жеребца, стремясь до наступления темноты добраться до развалин Вратиславского замка. Надвигающиеся сумерки придавали горам зловещий вид. Жеребец выбился из сил, когда на западе показались три длинные кривые башни – все, что осталось от древней твердыни. Чернея на фоне кровавого заката, они походили на корявую трехпалую кисть, занесенную над долиной.

Внизу по склону извивалась дорога. Старый тракт вел к развалинам. Максимилиан выехал на него и дал шпоры, пустив коня в галоп. Впереди тракт сворачивал на невысокую скалу. Едва Максимилиан поровнялся с ней, как в воздухе что-то взвизгнуло, миг – и шею барона захлестнула метко брошенная петля. Жеребец испуганно заржал, поднялся на дыбы, а потом поскакал вперед. Максимилиана вырвало из седла. Оказавшись на земле, он выхватил нож и перерезал веревку, стянувшую ему горло. Привстав, он увидел, как невдалеке какой-то человек в дырявом кафтане ловит его коня, а оглянувшись на скалу, разглядел на ее верхушке ухмыляющуюся физиономию молодца, метнувшего петлю. Молодец свистнул. Тотчас откуда-то издали раздался ответный свист. За скалой, в темноте, окутывавшей нагромождение глыб, замелькал огонек, вырос в светлое пламя факела и, мерцая, стал приближаться. По мере того, как он приближался, все яснее проступала из сумерек толпа людей, и впереди – крупное небритое лицо с черной повязкой на глазу. Вскоре в круге света появились и остальные: дикие, бородатые мужчины с угрюмыми взглядами, с длинными ножами в руках.

Наслышавшись леденящих кровь историй о разбойниках, обитающих в подвалах Вратиславского замка, Максимилиан поспешно вскочил на ноги и обнажил шпагу. Бородачи с угрожающим видом надвинулись, но одноглазый жестом остановил их.

– Этот малый осмелился достать шпажонку? – его глаз азартно заблестел. – Он вызывает меня на поединок, клянусь потрохами!

Захохотав, он передал факел напарнику и тоже выхватил шпагу. Разбойники обступили их, образовав широкий круг.

– Известно ли тебе, что всех, кто вторгается в наши владения, ожидает смерть? – крикнул одноглазый, направив острие на Максимилиана.

– Известно, – мрачно откликнулся молодой барон. – Но, видит Бог, я не ищу ее.

– Я, конечно, проткну тебя, – продолжал разбойник, – но чтобы моя победа была не столь легкой, я дам тебе надежду: если ты через четверть часа после начала нашего поединка все еще будешь жив, то я отпущу тебя с миром, хотя и придется конфисковать твою лошадь и кошелек. Но если за это время я успею сделать дырку в твоей груди, то не обессудь.

С этими словами он сделал выпад. Максимилиан едва успел уклониться. Клинок просвистел в нескольких дюймах от его плеча. Видя, что противник далеко не новичок в фехтовании, одноглазый засмеялся в предвкушении хорошего боя.

Максимилиан скинул плащ и сорвал с головы треуголку. Парировав новый удар одноглазого, он стремительно отскочил в сторону и сделал встречный выпад. Скрестились клинки; яростная ухмылка исказила лицо разбойника. Он усилил натиск, но Максимилиан хладнокровно уворачивался и отступал, не давая ему приблизиться. В ближнем бою противник имел ощутимое преимущество благодаря своей медвежьей силе и более тяжелой шпаге. Максимилиан несколько лет жил в Париже, где посещал лекции в Сорбоннском университете, а заодно брал уроки фехтования у виконта де Сент-Эмлера, лучшего шпажиста при дворе Людовика XV. Уроки этого дуэлянта и пропойцы уже не раз оказали Максимилиану хорошую услугу. Пригодились они и теперь.

Коронный обманный маневр де Сент-Эмлера, завершившийся молниеносным выпадом, едва не оказался для одноглазого роковым: клинок свистнул в дюйме от его шеи. Разбойник свирепо выругался, сбросил плащ и взялся за эфес обеими руками. Но тут Максимилиан, увернувшись от рассекающей воздух шпаги, подался вперед, лезвия скрестились и противники сшиблись Телами. Высвобождая шпагу, Максимилиан с силой оттолкнул одноглазого. Тот не удержал равновесие, рухнул, и его шпага, вырванная из рук, отлетела на несколько метров. Максимилиан приставил острие клинка к его горлу.

– Стой, незнакомец! – раздался вдруг властный голос.

Максимилиан оглянулся. От группы разбойников отделился высокий широкоплечий человек в потертом зеленом камзоле с серебряными галунами, с черной бородой и густой копной седых волос на голове, являвших контраст с его еще не старым, живым лицом. В руке он держал большой двуствольный пистолет.

– Зигмунд побежден, – продолжал седовласый разбойник, – ты вправе его прикончить. Но в этом случае ровно через, минуту умрешь и ты. Поэтому я предлагаю тебе сделку. В обмен на жизнь Зигмунда я оставлю тебе твою. Мало того – ты получишь своего коня и останешься при своих деньгах. Подумай, условия очень выгодные!

Максимилиан понял, что перед ним не кто иной, как сам Гроцер, предводитель разбойников Вратиславского замка. Он отвел острие от горла одноглазого и отступил на шаг, убирая шпагу в ножны.

– Мне ничего не остается, как поверить тебе, – проговорил он. – Пусть мне вернут коня. Я должен добраться до развалин.

– Хочешь, чтобы мы пропустили тебя в замок? – Гроцер нахмурился. – С какой это стати? А может, ты полицейский шпион?

– Мне надо попасть на бал призраков!

Услышав это, разбойники разом умолкли. Все лица обратились на юношу, даже распластавшийся на земле Зигмунд выпучил на него свой единственный глаз.

– На бал призраков? – густые брови Гроцера взлетели. – Ты ищешь смерти, несчастный.

– Я готов к ней, – выпрямившись, ответил Максимилиан.

– Самоубийца!

Гроцер прошелся, нервно теребя бороду. Внезапно он остановился перед Максимилианом.

– Хорошо. Будь по-твоему. В замок я тебя пропущу. В конце концов, это не такая уж высокая цена за жизнь моего верного Зигмунда. Эй, молодцы! – он обернулся к разбойникам. – Надвигаются тучи, поэтому поторопимся. Подведите нашему гостю его коня.

Максимилиан подобрал с земли плащ, поднял треуголку и вскочил на жеребца.

Под гогот разбойников с земли поднялся и одноглазый.

– Раззява! – издевался над ним рыжий детина с кольцом в ухе. – Не смог справиться с мальчишкой!

Толстяк с громадными усищами, стоявший рядом с Гроцером, добродушно хохотал:

– Ты, Зигмунд, оказался мышью, а мальчишка – котом!..

– Хватит болтовни! – крикнул Гроцер. – Вперед!

Люди повскакали на коней и вереницей, тихо, как приведения, выехали из широкого ущелья, где происходил поединок.

Впереди процессии покачивались в седлах Гроцер и Максимилиан.

– Так, значит, правду говорят, что раз в году в развалинах Вратиславского замка собираются все приведения, какие только есть в Карпатских горах? – обратился Максимилиан к атаману.

– Правду, – с неохотой отозвался Гроцер. Он явно был не расположен разговаривать на эту тему.

– И вы видели их бал? – не унимался Максимилиан.

– Нет, – Гроцер угрюмо смотрел перед собой. – Призраки слетаются только на самые верхушки башен, а мы живем в подвалах, где сухо и тепло, и куда наверняка не осмелятся сунуться полицейские, ведь им тоже известны страшные истории о духах Вратиславского замка! – Он вдруг расхохотался, оскалив желтозубый рот. – Поселиться во Вратиславском замке – это отличная идея, лучше некуда! Живем под крылышком у привидений, как у Христа за пазухой…

– Стало быть, вы даже не сделали попытки увидеть их празднество?

Гроцер пожал плечами.

– А к чему это нам? Хотя, конечно, в первое время находились смельчаки, которые поднимались на башни в ночь бала. Но ни один из них не вернулся. Бал призраков – это зрелище не для глаз смертного… – Он покосился на своего молодого собеседника, – Впрочем, ты можешь полюбоваться на бал издали, вместе с нами. Нынешней ночью верхушки башен озарятся небывалым голубым сиянием…

– Нет, – твердо оборвал его Максимилиан. – Я поднимусь на башню.

Гроцер усмехнулся:

– Хочешь испытать храбрость? Или тебя одолевает любопытство?

– Ни то и ни другое, – ответил барон и умолк. Замолчал и Гроцер.

Кони неспешно несли их вверх по кремнистой неровной дороге, едва видневшейся в быстро сгущавшихся сумерках. На всадников надвигалась громада исполинской горы, вершина которой была увенчана тремя башнями.

Под мерный стук копыт Максимилиан задумался.

Ему вспомнилось морщинистое лицо старой прорицательницы, ее выцветшие глаза, трясущиеся руки, простертые над кипящим котлом. Паутина и мрак царили в одинокой хижине.

Максимилиан много дней разыскивал ее в горах, руководствуясь указаниями пастухов. Ведунья, выслушав его, заварила в котле какое-то зелье, долго перемешивала, а когда над котлом стал подниматься едкий желтый пар, ввела в его клубы свои ладони и заговорила так, словно не она, а кто-то другой вещал ее шамкающим ртом.

«Ты встретишься со своей погибшей возлюбленной…» – с усилием произнесла она и замолчала. Максимилиан вонзился в нее взглядом: «Говори! Говори же!»

«Ты встретишься с ней на бале призраков во Вратиславском замке… – снова зазвучал глухой голос прорицательницы. – И тогда свершиться месть… Ты покараешь убийцу…»

Максимилиан почти вплотную приблизился к ней. Пар от варева разъедал ему глаза.

«Свершиться месть? – переспросил он. – Но как это произойдет? Преступник будет на балу? Он что – призрак? Не может быть! Луизу убил живой человек, такой же, как я, из плоти и крови!»

«На бале призраков ты отомстишь убийце своей невесты…» – не слыша его, повторила старуха.

«Скажи хотя бы, по каким приметам я узнаю его?»

«Поторопись, сударь, во Вратиславский замок. В ночь летнего солнцестояния ты должен быть в его башне, если хочешь соединиться со своей суженой…»

Старуха со стоном отшатнулась от котла. Максимилиан смотрел на нее с изумлением.

«И это все?»

«Все, сударь.»

«Странное пророчество, – задумчиво молвил Максимилиан. – Я должен отправиться во Вратиславский замок, чтобы на бале призраков отомстить убийце своей невесты и соединиться с ней…»

«Я повторила то, что мне нашептали духи земли и подземных вод, а им дано прозревать будущее, – ответила старуха. – Больше я ничего не могу для тебя сделать.»

Максимилиан слышал о развалинах Вратиславского замка как о самом страшном месте в Карпатах. Раз в году на свой бал сюда слетаются призраки, обитающие на старинных заброшенных кладбищах, в лесах, болотах и в древних замках. На миг его сердце сжалось от ужаса. Но мысль о Луизе заставила его отбросить сомнения. Он подхватил плащ и вышел из хижины.

«Что ж! – крикнул он, вскакивая на коня. – Если так угодно небу, то я отправлюсь во Вратиславский замок и пусть свершится то, что мне предопределено! Жизнь опостылела мне после гибели Луизы!»

…Пронзительный свист заставил его вздрогнуть и выпрямиться в седле. Увлеченный воспоминаниями, Максимилиан не заметил, как они с Гроцером подъехали к крепостной стене, разрушенной во многих местах, но все еще сохранявшей внушительный и грозный вид. На верхушке надвратной башни между зубцами горел факел и виднелись бородатые головы стражей, высматривающих на дороге своего главаря.

Гроцер издал ответный свист и подъемный мост со скрежетом пополз вниз. По опустившемуся мосту процессия переехала через ров, наполовину заваленный мусором, и втянулась под арку низкой башни.

Они выехали на пустой двор, заросший травой. За их спинами зловеще загремела опускающаяся решетка, преградив выход. Посередине двора был колодец, а вдоль стены тут и там были разбросаны деревянные времянки разбойников. Из подвальных дверей выглядывали лохматые, пестро одетые женщины. В сводчатых нишах разбойники в драных сюртуках играли в карты на каменных плитах.

Гроцер спешился. Максимилиан последовал его примеру.

– Возьми у его благородия коня, – приказал Гроцер подбежавшему подростку. – Скакун ему больше не понадобится.

Разбойники встретили дружным хохотом слова главаря.

– Заодно пусть отдаст кошелек! – скалил зубы рыжий бандит с серьгой. – Все равно за золото он не купит расположение привидений!

– Заткнись, Дремба! – перебил его одноглазый, который после поединка проникся к Максимилиану уважением. – У тебя только одни деньги на уме. Зачем они тебе? В твоих руках они все равно, что вода: все спускаешь в карты да тратишь на баб!

– Считай, что он уже мертвец! – не унимался Дремба. – На том свете кошелек ему не понадобится! Возьмем его золото и разделим по-братски!

Гроцер властным жестом заставил людей умолкнуть.

– Дремба прав, – сказал он. – На башне тебе, сударь, деньги будут ни к чему. А если ты возьмешь их с собой, то и нам они не достанутся, потому что никто из нас не пойдет туда, твое тело так и будет там лежать, пока не рассыпется в прах. Так что отдал бы ты Мне свой кошелек. Клянусь честью, если случится чудо и завтра ты явишься перед нами живой, то я верну его тебе в целости.

Ни слова не ответив, Максимилиан вынул из кармана кошелек и бросил главарю. Гроцер взвесил его в руке, с усмешкой покачал головой: кошелек дворянина был слишком тощ.

– Так могу я все-таки узнать причину твоего желания попасть на бал призраков? – главарь, сощурив глаз, пристально посмотрел на Максимилиана. – Старинное предание гласит, что человек, оказавшийся на празднестве привидений, может многое узнать. Ему будто бы открываются места, где спрятаны древние клады, он может вопрошать о будущем, а пять лет назад здесь объявился один чудак, который хотел выведать у призраков тайну философского камня… – Гроцер осклабился. – Мы пропустили его на башню и с тех пор больше не видели… Ты, наверное, тоже хочешь что-то узнать у них?

– Мне было предсказано, что сегодняшней ночью призраки помогут мне отомстить убийце моей невесты, – печально ответил Максимилиан. – Это произошло два месяца назад в глухом лесу в окрестностях моего карпатского поместья. Мы с Луизой обручились еще в Париже. Там же мы рассчитывали пожениться, но внезапная болезнь моего отца заставила меня спешно выехать на родину. Я рвался назад, в Париж, где меня ожидала невеста, но болезнь отца затянулась, и Луиза, которая горячо любила меня и тяготилась нашей разлукой, согласилась приехать сюда и венчаться в нашей сельской церкви… Я узнал о случившемся поздно вечером от ее кучера и лакея. Смертельно перепуганные, они пешком добрались до моего дома. В лесу на карету напал дерзкий и злобный разбойник, он с первого же выстрела наповал уложил одного из лакеев, ударом сабли ранил кучера и обратил в бегство второго лакея… Луиза оказалась в руках этого грязного животного… – голос Максимилиана задрожал, рука непроизвольно сжала эфес шпаги.

– И ты его, конечно, не нашел, – предположил Гроцер.

Максимилиан метнул на него гневный взгляд.

– Ночь была темна, а лес велик, – взяв себя в руки, ответил юноша. – Я и мои люди искали убийцу несколько дней, но он как в воду канул… В брошенной карете я нашел тело моей невесты… Злодей унес с собой то немногое, что было у нее, он не постыдился даже сорвать с нее золотую цепочку с жемчужным медальоном в форме трилистника – мой подарок в день нашей помолвки… Одна старая ворожея, которая живет в горах, предсказала мне, что призраки Вратиславского замка помогут мне найти убийцу, – добавил Максимилиан, помолчав. – Предчувствие говорит мне, что ее слова сбудутся.

– Опомнись! – взвизгнул Дремба. – Ты погибнешь среди привидений! Они убьют тебя, высосут твой мозг, выколют глаза!..

– Сбросят с башни! – вторил ему усатый толстяк.

– Тебе лучше остаться с нами, – поддержал их Гроцер. – Подыматься наверх в такую ночь – это чистое безумие!

Юноша отрицательно качнул головой.

– Да свершится воля всевышнего, – молвил он тихо и перекрестился.

– Не пускайте его! – голосил Дремба. – Разве вы не видите, что он сумасшедший?

Разбойники, окружавшие Максимилиана, согласно закивали головами, несколько рук протянулось к юноше и схватило его, намереваясь насильно отвести в подвал.

Главарь, обнажив шпагу, заставил своих людей податься назад.

– Он не похож на сумасшедшего! – рявкнул Гроцер. – Если он этого хочет – пусть идет, мы не вправе удерживать его, тем более я дал ему слово.

– Я рад, что ты не забыл о нем, – с учтивым поклоном заметил Максимилиан.

– Чего глаза вылупили! – закричал Гроцер на своих сотоварищей. – Надвигается гроза, быстро расседлывайте лошадей и уводите их в подвалы! А вам, сударь, – он обернулся к Максимилиану, – надо бы поторопиться, если вы хотите до наступления полуночи подняться на вершину одной из этих башен.

– Я иду, – сказал Максимилиан. – Прощайте и молитесь обо мне.

Он повернулся и шагнул в направлении центрального здания, как вдруг перед ним, широко расставив ноги, встал Зигмунд. Одна рука разбойника была засунута за пояс, в другой был зажат горящий смоляной факел.

– Ты так и пойдешь, даже не узнав путь? – спросил одноглазый.

– Разве туда трудно попасть?

– При дневном свете – не слишком. Но в сумерки…

– Войдя в здание, ты обнаружишь целый лабиринт коридоров и зал, – вмешался Гроцер. – Не зная нужной лестницы, ты можешь всю ночь проплутать и не подняться на башню.

– Нужной лестницы? – на лице молодого человека мелькнула растерянность. – Но я непременно должен попасть на бал призраков!

– Если тебе так охота сунуть голову в пасть к сатане, то я могу проводить тебя до второго этажа, – сказал Зигмунд.

Гроцер присвистнул от изумления.

– Ты хочешь сейчас пойти туда?

– Что с того? – Зигмунд пожал плечами. – Десятки раз мне приходилось бывать на волосок от гибели, так что испытаю-ка я судьбу еще раз. Тем более призраки начнут слетаться только после полуночи, а до тех пор я успею проводить нашего гостя до лестницы и вернуться назад.

– Ну, как знаешь. – Гроцер повернулся и зашагал к кострам, на которых женщины жарили мясо. Его приближенные гурьбой направились за ним.

Молодой барон с признательностью взглянул на Зигмунда.

– Вы великодушный противник, – сказал он.

– Я не шутя намеревался заколоть тебя, сударь, и вправе был ожидать от тебя того же самого, – возразил одноглазый. – Но ты сохранил мне жизнь. Так что за мной должок… Однако поторопимся, – он озабоченно посмотрел на небо. – Через полчаса настанет темень, хоть глаз выколи.

– Я готов.

– Тогда идем.

Сопровождаемые любопытными взглядами товарищей Зигмунда, сидевших в отдалении у костров, они направились к зияющему чернотой входу в центральное здание. В той части замкового двора, куда они держали путь, не видно было ни одной живой души: банда Гроцеpa обитала в противоположном конце двора, ближе к крепостной стене.

Холодом преисподней веяло от темного проема. Когда Зигмунд внес в него факел, темнота, казалось, почти не расступилась перед его светом. Едва путники вошли внутрь, как начался дождь; им в спины ударил резкий порыв ветра с холодными каплями. Осторожно ступая в потемках, Максимилиан различал очертания выщербленных колонн и сводчатые арки, за которыми начинались галереи, уводящие куда-то во мрак. Одноглазый уверенно шагал по заваленному камнями и щебенкой полу. Внезапно под потолком раздался пронзительный писк, что-то захлопало, путники невольно втянули головы в плечи и, проследив направление удалявшегося звука, увидели в слабо освещенном дверном проеме силуэт вылетающей из здания совы.

– Тьфу, напугала, проклятая, – Зигмунд передернул плечами. – Никогда не вхожу сюда вечером, – добавил он, продолжая движение вдоль растрескавшейся стены. – Только днем, когда в окна светит солнце и со мной друзья… Говорят, последний владелец замка, князь Богуслав, где-то здесь припрятал золото…

– И вы его искали?

– Да, но нашли всего одну серебряную монету, которую потом пришлось выкинуть. Она принесла несчастье нашедшему ее человеку… Все, что здесь лежит – проклято и заколдовано, ни к чему не прикоснусь, даже к груде золота, если она попадется… И тебе не советую…

Они шли вдоль ряда колонн. Свет факела падал на столбы, с которых облетела штукатурка; за столбами показывались входы в какие-то галереи, временами попадались лестницы, одни из которых круто взбегали вверх, другие уводили вниз, в мрачные подвалы, откуда до слуха Максимилиана долетали какие-то странные скрежещущие звуки, навевавшие невыносимый ужас

– Вон та лестница ведет на второй этаж, – сказал одноглазый, факелом показывая на дальний конец залы.

Максимилиан, сколько ни вглядывался в темноту, ничего не мог разглядеть.

– Так уж и быть, поднимусь вместе с тобой, – добавил Зигмунд после некоторых колебаний.

– До полуночи времени еще много – больше часа, – заметил Максимилиан. – Я думаю, нам пока нечего опасаться.

– Плохо ты знаешь Вратиславский замок, – ворчливо отозвался его спутник. – Доводилось ли тебе слышать о Лиловой Даме – жене князя Богуслава? По слухам, он ее тайно замучил и убил, и с тех пор ее призрак бродит здесь по ночам. Тем, кто его увидит, грозят страшные несчастья… – Зигмунд подошел к лестнице и, высоко держа факел, стал подниматься по щербатым ступеням. – Предание говорит, что князь Богуслав пытал своих пленников, упиваясь их предсмертными муками. Души многих из них не нашли успокоения и появляются здесь в образе светящихся фигур… А после своей смерти и князь Богуслав присоединился к ним. Многие узнавали его голос в криках, раздающихся в этих темных галереях… Наследники Богуслава продали замок, но и новые владельцы прожили здесь недолго. Призраки выжили людей… Уже много лет в этой твердыне никто не живет, она стоит, постепенно разрушаясь… А лет пятнадцать назад тут появился Гроцер со своими людьми…

– И вы не побоялись привидений?

– Сначала боялись, конечно. Но у Гроцера не было другого выхода. За нами по пятам шел целый полк императорских солдат. Эти стены, можно сказать, спасли нас… Австрийский полковник оказался трусом, он и слышать не хотел, чтобы войти в замок. Его отряд расположился в долине, отрезав нам путь к дороге, что ведет на Оломоуцкий тракт. Он надеялся, что голод заставит нас сдаться… Осада продолжалась почти целый год, но мы выдержали; в замке есть вода, а окрестные горы поставляли нам фазанов и диких коз. В конце концов австрийцы ушли, а мы так привыкли к этим подвалам, что решили остаться в них… И в этом есть смысл. Едва ли сыщется полицейский, который осмелится сунуться сюда, тем более ночью…