Текст книги "Метагалактика 1995 № 1"

Автор книги: Игорь Волознев

Соавторы: Дмитрий Несов,Александр Логунов,Виктор Потанин,Алексей Поликарпов,Александр Комков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

12 августа, 5 час. 05 мин.

Через час к барку подплыла лодка, на борт поднялся «нужный человек» в чалме – красавец Рудольф.

– Кто ты и откуда – я не знаю и не желаю знать, – сказал он Бурковскому. – Я знаю, что тебе здесь оставаться нельзя. Я дам новые паруса, дам десять бочек воды, три бочки солонины. А взамен ты отдашь мне все свое оружие. Я проверю.

…Мрачные люди вытаскивали мушкеты и сабли из корабельного арсенала, а затем обыскивали каждого члена экипажа.

12 августа, 5 час. 50 мин.

Почти обезлюдевший барк «Святая Анна», подняв новые паруса, вышел из бухты.

– Гляди-ка, капитан, – Некрасов передал подзорную трубу Бурковскому.

К ним приближалась джонка. Боже, сколько ж на ней людей!

– Мы с вами, – на ломаном испанском, английском, португальском языке объяснил взобравшийся на борт здоровенный китаец.

– Что он там лопочет? – спросил Малинин.

– Говорит, что хотят вместе с русскими искать свободную землю, – пояснил Бурковский.

– Пущай! Все одно у нас людей почти не осталось… Стефан! – Малинин внезапно побледнел. – Кажись, пираты!

– Со стороны открытого моря к «Святой Анне» стремительно шел корабль. На капитанском мостике стоял знакомый, но уже без чалмы высокий человек, отобравший у экипажа оружие.

– Приготовиться к бою! – сказал по-русски, а затем по-польски Бурковский. И команду его повторили, передавая соседу товарищи по кораблю, каждый на своем языке.

Пираты приближались.

Лихой, рыжебородый красавец, поигрывая ятаганом, весело переговаривался с друзьями.

Зияли жерла пушек, блестело оружие в крепких руках.

На «Святой Анне», тесно прижавшись плечами друг к другу, приготовились к последнему бою.

Абордажные крючья зацепились за борт. Послышался сухой громкий треск.

Главарь пиратов, держа ятаган перед собой, приготовился к прыжку…

– И вдруг – выстрел!

Рудольф покачнулся, медленно наклонился, подгибая колени, – и рухнул лицом вниз в проем между бортами.

– Вперед славяне! – крикнул Бурковский и, воспользовавшись замешательством пиратов, перепрыгнул через борт.

И все ринулись за ним – и русские, и негры, и китайцы, ставшие в эту секунду единой грозной силой.

Завязалась отчаянная схватка безоружных людей с бандитами.

Бурковский подхватил на лету саблю. Оружие ему бросила молодая женщина, стоявшая на капитанском мостике, та, что выстрелила в спину главаря шайки.

Бурковский поймал саблю, и тут же увидел направленное на него ружье. Резко отпрянул – пуля чиркнула над головой. Пират взмахнул ружьем, целя прикладом в лицо, но Бурковский успел нагнуться и, что есть силы, протаранил врага головой в живот. Тот охнул и повалился навзничь. Бурковский отшвырнул ногой выпавшее ружье – в то же мгновение перед ним возник второй неприятель, уже занесший ногу для удара. Реакция Бурковского была мгновенной. Если б не боевой опыт, он не избежал бы удара в пах. Теперь же удар пришелся лишь в бедро, но и это заставило Бурковского покачнуться и отступить. Пират взмахнул ятаганом… Но тут подоспел негр. Кулак врезался в зубы бандита с такой силой, которую не смогла бы выдержать и кирпичная стена.

Пират отлетел к борту, голова ударилась о деревянную стойку и он, безжизненный, сполз на палубу.

Бой разгорался. Люди дрались за свою жизнь с яростью тигров.

Среди этого кровавого хаоса Бурковский сумел разглядеть, как его спасительница, стоя на капитанском мостике стреляла в упор в набегавших на нее корсаров.

Среди дерущихся вдруг появился, поднявшийся из трюма кок Мефодий. Он брел, задрав обросшее изможденное лицо, глаза его лихорадочно блестели:

– Древние… они были мудры, полагая… что несчастья располагают к размышлению…

Безумный, не замечая ничего вокруг, натыкаясь на павших и стонущих от ран, смотрел поверх убивающих друг друга людей – в небо, на высокие серебристые облака.

– Никто не ведает… – бормотал кок, – наша всеобщая скорбь есть фон жизни…

Мимо со свистом пролетали пули, в любой миг его могли ударить клинком, но Мефодий прошел невредимым через кровавую бойню, очутившись на корме, вытащил нож, обрубил им канат и спустил за борт шлюпку. Ловко управляясь единственным веслом, стал быстро удаляться от судна.

Больше его никто никогда не видел…

12 августа, 8 час. 06 мин.

Бой между тем не утихал.

Некрасов сидел, опершись спиной о грот-мачту, изо рта его сочилась струйка крови.

– Ты что? – подскочил к нему Бурковский. – Андрей, что? Ранен?

– Со мной все, Стефан, – с трудом шевеля спекшимися губами, прошептал Некрасов. – Видишь… так я и не открыл свой остров… Видно, не судьба…

Лежащий поблизости, раненый пират, подтянулся, подобрал валявшийся рядом пистолет и прицелился в спину Бурковскому.

– Дяденька Стефан! – бросился к Бурковскому Петя. Раздался выстрел – Петю отшвырнуло в сторону. Подоспевший Ваня ударил в голову пирата сапогом.

12 августа. 8 час. 20 мин.

Но вот все кончено.

Гнетущая картина: вся палуба покрыта телами убитых – и пиратов, и тех, кто бился с ними.

– Давай за победу, – Малинин отхлебнул из трофейной бутылки и протянул ее Ване.

– Не буду здеся, – отвернулся Ваня. – Грех.

– Ну и дурак! Весь день не пимши, не жрамши. Чего ж бросать добро?

– Покинуть судно! – приказал Бурковский.

Открыты кингстоны. Медленно пошел ко дну пиратский корабль со всеми погибшими – теми, кто совсем недавно были врагами, но для которых море стало общей братской могилой.

– Эти парни были хорошей закваски, – перекрестился вслед уходящим Бурковский.

12 августа, 10 час. 05 мин.

В каюту внесли Петю. Рядом с ним теперь были Бурковский, Малинин, Ваня, хрупкий маленький малаец – восточный лекарь. Круглое лицо покрывали бесчисленные морщины, годы долгой жизни пригнули его к земле, он был худ и согбен, но черные узкие глаза не утратили прежней зоркости.

– Надо головой на восток, – приказал малаец по-английски.

Бурковский перевел и Петю положили.

– Ты уйди, – обратился к Малинину малаец, Бурковский перевел. – А ты, капитан останься. Есть разговор.

– Чего ты эту мартышку слушаешь, Стефан? – оскорбился Малинин – Никуда я не уйду!

– Мудрый человек всегда стремится привести свой ум в состояние покоя, – сказал восточный лекарь, когда Бурковский перевел ему слова Малинина. – Успокой этого господина. Только тогда все мы приблизимся к истине. Я спасу мальчика, если этот злой господин уйдет. Он не может быть здесь. Иначе уйду я.

– Черт с ним! – пожал плечами Малинин – Мне – что? Мне не трудно, мы не гордые.

– Я пожалуй тоже пойду, – смущенно буркнул Ваня.

– Ваш маленький друг останется в живых, – повторил лекарь, когда они с Бурковским остались наедине. – Но прежде ответьте мне на один простой вопрос. Зачем Вы, капитан, загубили столько людей?

– Загубил, спрашиваете? – Бурковский покачал головой. – Они знали, на что шли. Мы придумали вместе свою мечту. Такие люди часто настигают свою жар-птицу, а если нет – гибнут. Или прозябают остаток дней на обочине жизни.

– Вы здраво судите, но ум хороший слуга, однако плохой наставник. Когда ум недисциплинирован, он сродни непослушному ребенку, – глаза малайца сумрачно горели. – Ваши чувства сейчас затмили разум, они бурлят, подобно кипящей воде, под крышкой котла. Вы живете не по закону жизни, а по закону, который хотят установить сами люди. Это такой порядок вещей, при котором одна ошибка громоздится на другую. Все строение в результате изначально перекошено, в нем нет никакого смысла и логики. Одна ошибка влечет за собой другую, и уже трудно определить, в чем корень зла. Я знаю – вы хотите создать большую семью свободных людей. Так не получится. Вокруг вас вражда, рабство, несправедливость. Нельзя быть островком счастья в океане беды. Море захлестнет вас. Невозможно создать рай для немногих.

– Не могу же я сделать счастливыми всех на этой земле, – Бурковский чувствовал какую-то правоту в словах малайского лекаря и это его бесило. Он все более распалялся. – Каждый из нас должен сделать свой шаг к свободе! Нас тысячи! В конце концов свободы желают все!

– Это иллюзия, молодой человек, – спокойно сказал доктор. – Что вы знаете о свободе? Вы ведете на смерть людей во имя мифа! Свободы физической, господин капитан, в этой жизни нет.

– Так. А что есть?

– Есть свобода духа, личная, глубоко внутренняя свобода. Если она живет в тебе, не страшны уже никакие цари, никакие тюремные ямы. Если человек не думает о материальном благе, а стремится лишь к самоусовершенствованию, бросая на это все свои силы, такой человек вдруг обнаруживает, что у него нет соперников среди живущих на этом свете. Борьба происходит не снаружи, а внутри него самого. Успех, который он достигает в этой борьбе, приводит не только к тому, что в нем растет радость от ощущения своего бытия, но и к тому, что ему сопутствует удача во всем остальном. В этом мире за все нужно платить, но цена вашей свободы всегда выше той, которую человек готов заплатить за нее.

– Вы не готовы платить, достопочтимый доктор? – не удержался, съязвил Бурковский.

– Свобода достигается только громадной работой над собой, – не замечая иронии собеседника, медленно повторил малаец. – Прежде всего надо разобраться в своих помыслах и целях. Каждый человек – Вселенная. Но мы не слышим ее голос, не желаем и не умеем вслушиваться. А в этом голосе больше смысла, чем во всех наших нелепых и судорожных поступках… Впрочем, я вижу, Вы глухи к моим словам… – малаец помолчал, грустно улыбнулся. – Я кажется отвлекаю Вас от срочных дел. Простите мою старческую болтливость. А сейчас Вы на время меня оставьте, я должен сосредоточиться.

15 августа, 2 часа, 40 мин.

Многострадальная «Святая Анна» шла по Индийскому океану на запад.

В каюте капитана метался раненый Петя.

Над ним склонился, чуть покачиваясь, делая таинственные пассы, чуть нашептывал восточный целитель.

Рядом за столом трудились Бурковский и молодая женщина с пиратского корабля. Рвали льняные матросские рубашки и готовили из них бинты.

– Мы толком и не познакомились, – сказал по-английски Бурковский. – Простите, как вас величать?

– Анна, – улыбнулась женщина.

– Еще одна «святая Анна».

– Нет, я не святая, – Анна посмотрела на Петю. – Он наверно любил вас, этот мальчик.

Бурковский помедлил.

– Видите ли, Анна, я убил его отца. Они долго молчали.

– Как все-таки страшно в этом мире… – еле слышно произнесла Анна.

Быть может впервые Бурковский увидел женщину, которая работала рядом с ним. Она была смугла, черноволоса и напоминала античную скульптуру: внешне холодное, даже слегка суровое и надменное лицо, но освещенное внутренним пламенем, делавшим эту женщину желанной и обольстительной.

– Правды ради можно сказать – вы всех нас спасли. Всех моих товарищей. И меня, разумеется. Когда убили этого негодяя. – Бурковский помедлил. – А я так ничего о Вас и не знаю.

– Вас интересует моя родословная? – грустно улыбнулась Анна. – Извольте. Мой отец – негоциант. Мама умерла, когда мне было десять лет. Мы родом из Голландии. Отец перевозил корицу и шелк из Вест-Индии. У него было два корабля. Полгода назад эти подонки подкараулили нас в Малаккском проливе. Ограбили, команду убили. Ну, а я… Вы видели этого Рудольфа… я стала его…

– Не надо… – прервал Бурковский. – Забудьте. В конце-кон-цов – Вы отомстили.

– Можно я заштопаю ваш сюртук, – спросила Анна.

– Благодарю. Никогда не думал, что дочь голландского негоцианта способна зашивать сюртуки.

– Вы, Стефан, мало знаете, на что способны дочери голландских негоциантов, – она встала. – Ты меня проводишь?

– Конечно… – сдавленным голосом пробормотал Бурковский. – Извини, я должен был сам это сообразить…

15 августа, 3 час. 12 мин.

Малинин видел, как Анна и Бурковский вошли в ее каюту.

Он долго бесцельно бродил по палубе.

Луна опять вошла в тучу, океан погрузился во тьму.

«И что дальше? Какой черт занес меня в этот океан? – думал Малинин. – Чего я здесь потерял? Сейчас бы в России был уже свободен. Еще бы полгода и своя жизнь. Пусть в глухомани, в любой глуши. Разве здесь, на этом чертовом барке – не глушь? Тех же щей пожиже влей. Мы, русские, всегда в дерьме. А их польское благородие время не теряет! Что ж, так нам и надо!»

Пришли тут к Малинину жесткие воспоминания. Вспомнил он свое бесприютное детство, шайку, в которую попал, и тут же, внедрившись, как шило в масло, стал неожиданно для себя главарем… Гулял, убивал, любил, опять гулял и убивал…

Но все это представилось ему сейчас тоскливой скучной каруселью. Сколько веревочке не виться…

Вот он дышит рядом – безграничный спокойный океан, теплое море. И ни одной родной души. До ближайшего товарища-друга миллион верст, если живой, если не в кандалах ржавую воду пьет…

«Что ж мы, русские, такие? За что нас Христос так карает?».

Блеснула недалеко от борта, сверкнула под лунным светом стайка летающих рыбок. Исчезла.

«Пора умереть», – неожиданно сам себе сказал Малинин.

15 августа, 3 час. 30 мин.

Бурковский подхватил Анну на руки и осторожно опустил на кровать. Губы ее отыскали его губы и поцелуй этот был терпким и сладостным, как прекрасное вино. Пальцы ее медленно лениво расстегнули его рубашку, нежно скользили по его обнаженной груди. У Бурковского перехватило дыхание, в ушах стоял неистовый звон.

Потом она, улыбаясь, оттолкнула его, слегка приподнялась на кровати и сбросила блузку.

Он смотрел на ее обольстительное тело.

– Я ужасно хочу тебя, – прошептал Бурковский.

Она привлекла его к себе, впилась в губы. Тела их и губы безраздельно слились. И сердца бились торопливо и жарко. И слышался сдавленный стон.

Сколько это длилось? Они не знали.

Корабль плыл в ночи. В неизвестность.

Над ним горел Южный крест.

…Анна лежала, откинувшись на подушку, глаза ее были дремотными, усталыми.

– Я думала, я сейчас умру… – сказала она. – Теперь ты мой… полностью…

Бурковский поцеловал ее в висок, мягко отодвинул прядь волос со лба.

16 августа, 3 час. 10 мин.

На палубе дежурили двое вахтенных, скучали, ожидали смену.

– Далеко теперя от нас Россия, – вздохнул бывший узник Скворцов. – Океан. Сплошной океан.

– Что по кандалам соскучился? – поинтересовался Ваня. – Ничего, успеется.

– Дурак ты, Ванек, – не обиделся Скворцов. – Чего хорохоришься? Сам ведь тоскуешь.

– Тоскую, – согласился Ваня. – А все ж таки, Тимофей Никанорович, не унывай сильно! Мы ведь тоже с тобой Россия. Нас куда хошь забрось, хошь в любую Африку – такие мы и останемся.

– Погодь, – прервал Ваню Скворцов. – Вроде шум… Стояла глубокая ночь, но звезды светили так, что казалось, булавку на палубе можно было отыскать.

Вахтенные увидели на корме Малинина и Анну. И сразу почувствовали неладное.

– Перестаньте! – Анна пыталась снять жесткую руку Малинина.

– Чего вам? – обернулся к подходящим вахтенным Малинин.

– Так ведь вахта… – пробормотал смущенно Ваня.

– Ступайте отдыхать! Считайте, я вас сменил. Скворцов подтолкнул Ваню, они повернулись и побрели прочь.

– От греха подальше, – тихо сказал Скворцов и добавил. – А у Малинина, у этого, губа не дура. Вот черт шебутной. По всему пьяный сильно. Не заметил?

– Не заметил, – буркнул Ваня. – И ты не заметил. Ну его к лешему! С ним действительно лучше не связываться…

– …Так как, Анна? – продолжал домогаться Малинин. – Чего молчишь, неужто не сговоримся? Я ж к тебе всей душой.

– Что вы глупости говорите? Вы же пьяны, Малинин!

– Смотри-ка! – заржал Малинин. – Чего ты кобенишься? Небось с этим Бурковским, с нашим капитанчиком, не была такой недотрогой!

– Негодяй! – Анна вырвалась.

– Стой, дура! – Малинин, громыхая сапогами, бросился за ней.

И столкнулся с Бурковским.

– Ты что? – Бурковский ухватил Малинина за плечи. – Сдурел?

– А как думал? – Малинин вывернулся, направил в грудь Бурковского пистолет. – Тебе все? И власть, и баба? Прочь с дороги! Пробью, как фанеру!

Внезапно лицо его перекосила мука боли. Малинин покачнулся, выронил оружие. Сделал неверный шаг к борту. Из его спины торчал нож… И рядом Анна – бледная, дрожащая от ужаса.

– Гады… – простонал Малинин, склонился над бортом. И рухнул в воду.

Все произошло быстро, неожиданно. Страшно.

Между мачтами, как всегда, как тысячи лет назад метался ветер, ничего не понимая в людях, не думая о них, мчался дальше в ночь…

– Что же теперь? – нарушила молчание Анна. Бурковский не ответил.

– Я испугалась… за тебя. В эту минуту он был, как зверь. Бурковский молчал.

– Я никого в жизни еще не любила. Пока не встретила тебя. Я это сделала ради нас!

– Ты это сделала ради себя, – Бурковский смотрел на ночной фосфоресцирующий океан и вдруг вздрогнул – за спиной его раздался выстрел.

И тут же – тяжелый всплеск.

Бурковский перегнулся за борт, в жутком смятении вглядывался в круги, расходящиеся по спокойной воде.

– Бог нам всем судья, Анна, – прошептал Бурковский.

По палубе тяжело бухали сапоги – бежали, спешили вахтенные.

– Что, господин капитан? Что, Стефан?

– Ничего, ребята. Отбой, – белое лицо Бурковского одеревенело.

25 августа. 12 час. 56 мин.

Бурковский вошел в свою каюту и увидел сидящего на койке Петю.

Рядом загадочно улыбался азиатский лекарь.

– Вот, Стефан… господин капитан. Я, кажется, живой, – Петя уперся обеими руками в койку, пытаясь встать.

1 сентября. 20 час. 08 мин.

– Земля! – оглашено кричал впередсмотрящий с мачты.

– Мадагаскар, – невозмутимо сообщил стоявший рядом с Бурковским индус.

2 сентября. 20 час. 47 мин.

Они вышли в долину, окруженную пологими холмами.

Свободные люди – белые, черные, желтые.

Кто-то от счастья, нахлынувшего безумного веселья начал напевать, прихлопывая, приплясывая. Люди входили в образовавшийся круг. Каждый пел и танцевал, как подсказывал ему голос далекой, навсегда потерянной Родины.

Но был этот праздник, обретенной очень долгожданной свободы.

А потом вспыхнул костер. И шло по кругу вино. И хлеб.

В разгар веселья кто-то тронул Бурковского за плечо, он поднял лицо и просиял:

– Каземир! Ты?

– Каземир, приземистый плотный человек в форме французской армии, поднес палец к губам и сделал знак следовать за ним.

Они поднялись на холм.

Они сидели на громадном валуне и все говорили, говорили…

Было что вспоминать…

Они верили и не верили, глядя друг на друга…

Встретиться!.. И где?.. В Африке!

Когда-то они, польские офицеры, сражались в одном полку. После разгрома русскими войсками варшавского восстания, судьба разбросала боевых друзей… Сегодня Каземир в составе польского отряда был на стороне французского императора.

Великий Наполеон гарантирует независимость Польши. Я и мои подчиненные охраняем берег французской колонии Мадагаскар от английского вторжения. Мы обязаны помогать Бонапарту, пока он не поставит британского льва и русского медведя на колени, – продолжал свой сбивчивый рассказ Каземир и неожиданно сменил тему. – Постой, кто эти люди. Что за сброд с тобой?

– Не будь так категоричен. Все не так просто.

– Хорошо, пошли к нашим, – встал с камня Каземир. – Объяснимся.

Они пошли к крепости, возвышавшейся на недалеком утесе. За ними тихо крался Петя. Он мало что понимал из разговора капитана с незнакомцем, но чувствовал нехорошее.

Он стоял в кустах возле освещенного окна, в котором, как в театре теней, двигались, что-то говорили возбужденные люди.

Внезапно чьи-то сильные руки схватили его за горло.

…Петя очутился в освещенном помещении. За столом сидели офицеры в незнакомой ему форме. Горел камин. Расхаживал черный дог. Подносил к губам шампанское капитан Стефан Бурковский.

– Отпустите мальчика, – приказал Бурковский. – Он в некотором роде мой спаситель.

Петю посадили за стол.

– Не смотри на меня волчонком, – подставив бокал, подошел к нему Бурковский. – Довольно вражды. Экие вы – русские… Успокойся и выслушай. Все люди, которых ты перед собой видишь – мои друзья по оружию. Мы вместе поднялись против твоего русского царя, против твоей деспотической России. Мы – поляки! И не позволим, чтобы нас унижали. Ты – русский мальчик, русский дворянин, конечно, ни в чем не виноват. Все зло совершили наши отцы и деды. Панове! – обратился Бурковский к сидящим. – Я провожу мальчика.

2 сентября, 23 час. 01 мин.

Они вышли к океану.

– Ну вот, Петя все. Прощай, – сказал Бурковский.

– Зачем вы всем нам врали про свободную землю? – спросил Петя.

– В жизни все не так просто, малыш… Моя крохотная Польша и твоя гигантская Россия… Я католик, ты – православный. Меня ждут мои товарищи…

– Вы решили нас бросить? Мы же Вам верили!..

– Мальчик мой! Я уже ничем не смогу вам помочь. У меня другие обязанности, другой путь. Но ты должен – слышишь? – должен создать нашу коммуну, нашу святую коммуну свободных людей! Обязан! Перед совестью своей и Богом сейчас же поклянись!

По щекам Пети катились слезы.

– Дядя Стефан, я не смогу без тебя…

– Прощай, – Бурковский обнял Петю. – Прости, – и зашагал к утесу.

В противоположную сторону, не разбирая пути, побрел мальчик.

3 сентября, 0 час. 10 мин.

Океан выходил из темноты, царапал белыми лапами пологий пустынный берег.

Опять взошла луна, и тут Бурковский увидел невдалеке незнакомый корабль.

К берегу бесшумно приближались лодки с вооруженными людьми. Одна… вторая… пятая…

Бурковский скрылся в манговых зарослях, напряженно, всматриваясь, пытаясь понять – кто они, ночные пришельцы?

Лодки одна за другой, с хрустом, врезались в береговую гальку. Из них, помогая друг другу, выпрыгивали солдаты. Бряцало оружие, звучала негромкая английская речь.

– И сюда добрались, сволочи… – прошептал Бурковский.

Оглянулся: в форте, где были его товарищи, безмятежно светились огни.

Бурковский бросился вверх по скользкой кремнистой тропе, но тут же понял – предупредить не успеет.

Англичане проворно карабкались следом – Бурковский затылком чувствовал дыхание молодых тренированных людей.

И тогда он выпрямился и вышел на площадку – одну из немногих, что остались на пути к форту.

Его неожиданно возникшая из тьмы фигура – темный силуэт на фоне освещенного дома – была одновременно и внезапной опасностью и идеальной мишенью.

Бурковский смотрел на застывших в растерянности врагов… И вдруг громко рассмеялся. Нет! Этого не могло быть! И тем не менее… Во главе отряда на скалистой тропе стоял… боцман.

– Здравие желаем, Ваше превосходительство! Принимайте гостей! – боцман вскинул ружье.

Бурковский успел выстрелить первым. И тут же в ответ – беспорядочные торопливые выстрелы, град пуль…

3 сентября, 0 час. 20 мин.

Петя продирался сквозь колючий кустарник. И вдруг услышал недалекую стрельбу.

Сомнений не было: там, на берегу с его другом – беда. Петя рванулся назад.

– Стой, капитана! – перед ним выросли два китайца. – Надо уходить отсюда, капитана. Бистро нада!..

– Вы что, сдурели?! Там – Бурковский гибнет! За всех за нас!

– Не нада, капитана, мы не поможем!

– Отойдите – вы! – Петя, бросившись вперед попытался увернуться, но китайцы тоже были ловки – Петя попал в капкан крепких рук.

– Не нада, капитана! Бистро уходить нада!

Петя и китайцы подошли к угасающему костру. Люди спали. Петя и его помощники, перебегая от одного к другому, пытались растормошить заморенных товарищей. Некоторые, похмельному ворча, нехотя поднимались. Но большинство отмахивались, оставались лежать на земле.

– Те, кто встали – идите за мной! – приказал Петя. – А остальные – что ж, пусть остаются. Значит, не судьба им…

И почему-то все эти люди, такие разные по возрасту и пониманию жизни, почувствовали вдруг в худом подростке вожака.

– А куды пойдем, Петь? – спросил Ваня.

– А ты, Вань, знаешь?

– Нет.

– Вот и я. Все равно надо идти.

И они двинулись вдоль берега. Мерно шумел прибой и высоко горел в черном небе Южный Крест.

3 сентября. О час. 30 мин.

Бурковский метался на камнях.

«Зефир прекрасный и игривый», – напевал задушевный вкрадчивый голос. Но видел он иное. Шла в его воспаленном мозгу беспрерывная беспощадная борьба.

На широкой варшавской улице дрались русские гренадеры и польские гусары. Все они были прекрасны, и они убивали друг друга. Убивали молча, под тихую незнакомую песню. Это было страшно и великолепно. Потому что павшие под ударами штыков, вновь воскресали, вставали и устремлялись в бой. И опять падали под ударами. И вновь воскресали… И так до бесконечности.

Бурковский вскрикнул, открыл глаза, вскочил. Перед ним на коленях, прижимая кувшин с водой, стояла Анна.

– Кто ты?

– Успокойся, милый, – Анна провела по губам влажным платком. – У тебя лихорадка. Скоро пройдет.

– Спасибо, любимая, – прошептал Бурковский. Образ Анны становился все более зыбким. Растаял. Остались только черное небо и звезды. Бурковский опустился на камни. И закрыл глаза. Уже – навсегда.

5 сентября. 12 час. 00 мин.

Петя и его спутники вышли к пустыне. До самого горизонта лежал сверкающий под полуденным солнцем белый горячий песок. Не было ему ни конца ни края.

– Как же жить тут, Петр? – спросил Ваня.

– Будем думать, – Петя с тоской оглядел огромное песчаное пространство.

– Что тут думать? Вода нужна. Копать надо.

– Где копать, чудак?

– Да хоть где! Авось докопаемся!

– Нет, не хорошо «авось», – возразил азиатский лекарь, вылечивший Петю. – Надо правильно искать.

– А почему не здесь? – заупрямствовал Ваня, глядя на обугленного солнцем худого старика с седой бородкой. – Ты почем знаешь?

– Нет. Не здесь, – отмахнулся от него старик и заковылял вверх по склону песчаного холма. – Не здесь.

– У них, в этой чертовой Африке, нигде живого места нет, – вздохнул Ваня. – Сейчас бы в Россию – куда не ткнешь, везде живой колодец.

– Найдем, – всматриваясь в песок, пообещал старик. – Надо найти. Иначе плохо. Умрем.

Неожиданно замер.

Из песка, из-под маленького скрюченного кусточка, выпорхнула ящерица, проскользнула между ног, исчезла.

– Здесь, – указал место старик.

…Они копали. Русские, малайцы, негры, мулаты, китайцы. Они вгрызались в узкий шурф, шириной в метр – глубиной – в неизвестность. Они спускались в тесную яму, по очереди выгребая вначале песок, потом глину, подавали наверх в шапках и мешках породу. Работали в толще земли ножами и деревянными кольями. А когда теряли сознание – их за ноги выволакивали на поверхность и относили в шалаш.

Шалаш этот быстро соорудили неожиданно появившиеся кочевники.

Они некоторое время наблюдали за работой непонятных суетливых людей. Работа показалась им бестолковой, и они решили вмешаться.

И дело закипело! Туземцы, такие на вид хрупкие, ловко слетали на дно колодца и там совершали работу, конечно же, более умело, быстро и грамотно.

Нет! Не грянул фонтан чистой воды, устремленный в небо. Не было сверкающего дождя, падающего на плечи усталых людей. Ничего этого не было. А была тусклая грязная жижа, внезапно проступившая из-под глины.

Вода выползала, пробиваясь сквозь комья. Она выходила из недр земных, нехотя подчиняясь человеческой воле.

И люди благодарно припадали к тощей струйке, имя которой – жизнь.

И возник тут короткий разговор между русским матросом Ваней и молодым негром-батраком. Говорили они на разных языках, но поняли друг друга сразу.

– Какая это вода? – отпив из кружки, поморщился Ваня. – Вот у нас в России – вода!

– Вот и поезжай в свою Россию, – сказал негр.

– Поздно, Патрик. Не примет она, – сказал Ваня. – Отсюда у нас уже нет к ней дороги.

– Почему? – удивился негр.

– Потому что она большая, а я маленький.

Сентябрь. Сон.

Ваня и Петя лежали рядом на песке и снился им один и тот же сон.

Они шли по хорошей вольной земле.

По ней текли холодные чистые реки.

Жеребенок вышел из голубого омута и, отряхнувшись, лег возле их ног.

Они брели по синим лугам, покрытым белыми ромашками, и навстречу им шла и улыбалась морщинистая старушка-карлица, медленно перебирая босыми темными лапками, держа под мышкой серую курицу.

Вдали над березовыми рощами бушевала гроза.

Неожиданно на дороге возник Бурковский – набухший от дождя человек, герой – не герой, гений – не гений, что-то в этом роде. Махнул рукой и пропал.

И очутились они вдвоем у берега залива. Поблизости кружили белые парусники, которые на самом деле оказались вдруг черными, но управлялись, судя по отсутствию ветра, умелыми мускулистыми людьми.

Море переходило в небо, а небо – в море.

Чайки, похожие на наконечники скифских стрел, проносились над волнами, планировали, твердо всматриваясь в воду…

– … а потом в густую пшеницу…

Тополиный пух летел над Россией, над Рязанью…

Они лежали в траве.

К ним приблизилась прекрасная русская женщина и припала поочередно к их лицам.

* * *

На восточном берегу острова Мадагаскар русскими была создана коммуна свободных людей. В ней, в добре и мире, жили и бывшие узники, и те, кто решили разделить их судьбу, и туземцы.

И по сей день в этих местах встречаются люди, отличающиеся светлой кожей.

Через два года коммуна была расстреляна английской эскадрой – англичане приняли мирное поселение за боевое укрепление французов, с которыми в то время находились в состоянии войны.

Прав был восточный доктор – никто еще не сумел жить свободно и счастливо в этом несвободном и жестоком мире.

Петя (Петр Алексеевич Петров) и Ваня (Иван Николаевич Николаев) вместе с несколькими колонистами находились в это время в море на рыбном промысле и дальнейшая их судьба неизвестна.