Текст книги "Метагалактика 1995 № 1"

Автор книги: Игорь Волознев

Соавторы: Дмитрий Несов,Александр Логунов,Виктор Потанин,Алексей Поликарпов,Александр Комков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– Дело говоришь, Рогозин! – вмешался Бурковский, обвел всех взглядом. – Братцы, опомнитесь! Кто из нас безгрешен? Посмотрите! Впереди – вон она! Земля! Добрались, слава всевышнему. Зачем нам в такой светлый день лишний грех на душу брать?

Наступила тишина, люди растерянно переглядывались.

– А что, может правда? – поскреб в затылке пожилой каторжник. – Пусть живет. А, ребята?

– Шут с ним, пущай!

– Не зверье же мы?.. Чай, православные!.. Задвигались, загомонили обрадовано.

– А Бурковский-то наш – башковитый капитан оказался!

Люди на палубе «Святой Анны» в эту минуту как бы сбросили с души тяжкий груз. Что и впрямь хорошего – судить, наказывать одинокого слабого мальца? Других дел нет? Тем более – вот он впереди долгожданный берег! Свобода!

– Ты вот что, барчук, – сказал Петру пожилой каторжник. – Мы тебя простили, так и ты нас прости. Как сказал Господь – не суди да не судим будешь.

– Что испугался, парень? – подошел, тряхнул Петю за плечо Рогозин. – То-то. Говорил – сиди тихо. Спасибо, что так еще кончилось!

– Это тебе спасибо, дядя Степан. – Петя впервые за много дней слабо улыбнулся.

10 августа, 19 час. 30 мин.

Усталый корабль с усталыми людьми остановился в двух кабельтовых от берега.

В косых лучах предзакатного солнца хорошо видны были резные кокосовые пальмы и между ними – белые аккуратные домики, неожиданные по внешнему своему виду и очертаниям для глаз русского человека.

– Ну и где ж мы? – спросил Малинин.

В капитанской каюте склонились над картой Бурковский, Некрасов, Малинин, Рогозин.

– Вот здесь, – ткнул в карту Некрасов. – В Макао!

– Чего? В этой пуповке? – опешил Рогозин, разглядывая точку, примостившуюся возле азиатского материка.

– Эта пуповка, Степан, мала да весела, – Некрасов взглянул в иллюминатор. – Португальная колония у южных берегов Китая.

– Ничего себе, приплыли… – присвистнул Рогозин. – Колония. Да еще… португальская.

– Не унывай, Степ! – давно не был Малинин в таком приподнятом настроении. – Тут-то нам, может, и подфартит!

– Очень может быть, – согласился Некрасов. – Ты, Малинин, даже не подозреваешь, как ты иногда бываешь прав. Португалия и Россия, насколько мне известно, никогда не воевали, ничего между собой не делили. Наши страны до последнего времени были во вполне дружеских отношениях. Это нам очень кстати. Завтра утром войдем в гавань. Местный губернатор наверняка сможет оказать «Святой Анне» вспомоществование. Парусами, водой, провизией. Без этого нам пути дальше нет. Так что будем уповать на милость Божию и, естественно, на благоволение местных властей.

– Когда это губернаторы помогали каторжникам? – хмыкнул Рогозин.

– А почем здешнему начальству знать, кто мы такие есть? – возразил Малинин.

– А то не видно. На рожу свою посмотри.

– Спокойно! – прервал их спор Некрасов. – Не забывайте. Мыс вами не просто корабль с заблудившимися овцами. Мы – представители могучей державы, великой северной империи, – Некрасов сделал многозначительную паузу. – Тут, братцы, политика. А политика – штука тонкая.

– Не знаю я вашей политики. И в губернаторов наших не верю, – заупрямился Рогозин. – По мне – надо идти к простому люду. Есть же у них в этой ихней как ее… Макеу… наш брат? Наверняка, есть, куда им деться. Есть рыбаки, есть подневольные… Вот с ними бы сговориться!

– Оно, конечно, Степан, ты великий дипломат, – издевательски заметил Малинин. – Тебя бы сейчас – прямо в сенат. Гляди, какая мудрая голова!

– Уж не дурее твоей.

Бурковский отрешенно глядя перед собой, не встревая до сих пор в разгоревшуюся перепалку, вдруг убежденно сказал:

– Начнем все-таки с губернатора.

11 августа, 8 час. 05 мин.

«Святая Анна» приблизилась к молу. На нем толпились люди. Коричневые, бронзовые, желтые лица, черные глаза – незнакомый таинственный Восток.

– Спик инглиш? – спросил Бурковский долговязого сухого как щепка человека в шортах.

– Йес, – кивнул долговязый.

– Мы – русские. Рашен, – представился Бурковский.

– Да, конечно, – разглядывая оборванную команду барка, неуверенно кивнул долговязый.

– Я – Бурковский. Капитан русского торгового судна, – дальнейший разговор продолжался уже по-английски. – Простите, а Ваша должность?

– Да, конечно, – глядя на босые ноги команды, промямлил долговязый. – Я – комендант морского порта Макао.

– У меня есть весьма интересное деловое предложение к губернатору острова, я должен его видеть, – делая вид, что не замечает подозрительности портового чиновника, невозмутимо продолжал Бурковский. – Надеюсь, вы мне в этом окажете посильную услугу. Мы, русские, умеем быть благодарными.

– Да, конечно, – в глазах чиновника впервые промелькнуло нечто вроде слабого интереса к собеседнику. – Я не уверен, но попробую.

11 августа, 11 час. 05 мин.

На палубе выстроилась очередь к Рогозину.

Рогозин сидел на бочке. Между его грязных босых ног была зажата небольшая кожаная сума. Он опускал в нее руку, вытаскивал горсть монет и, послюнявив палец, отсчитывал другой рукой по две золотые и ссыпал их в очередную протянутую ладонь.

Очередь, возбужденная, нетерпеливая, зубоскалила:

– Слышь, Степан! Клади поболее! Не жадись!

– Повеселей, братцы! Размахнет, зачерпнем, по компаньи разнесем!

– Одного-то ковша мало, а два не влезут. Лучше их вместе слить, да оба разом пить!

– Кому два, кому три, мне четыре! То-то местные кабачники возрадуются!

– Это уж точно – четыре! Задумал наш дядюшка жениться на своей кобыле. Хотел сварить кашу, да расклевали куры чашу!

– Глянь, братцы, у Степана руки-то трясутся. Будто кур воровал! Любит, оказывается, денежку Степан!

– Ишь, как глазки забегали!

– Ну вас к бесу! – не выдержал Рогозин, пнул суму грязной пяткой. – Сами делите! Я к вам не нанимался!

– Будя тебе, старшой! – раздались примирительные голоса. – Шуток не понимаешь?

– Он все понимает! Чай не дурной. Верно, Степан?

– Шабаш, братва! – отсчитав последнюю порцию золотых, пробасил Рогозин и затянул суму веревкой. – Остальные – по уговору! Остальные – общественные. На паруса.

– Служил солдат 20 лет, выслужил солдат 20 реп, наконец вышла ему отставка – сделалась прибавка, на шишке – бородавка, подкинув в ладони монеты, мрачно прогундосил боцман. – Эх вы, экономы дуроломы. Ну да ладно. С паршивой овцы хоть шерсти клок, – подтолкнул Ваню к трапу. – Пошли, Ванечка. Людей посмотрим, себя покажем. Степан, тебя ждать?

– Идите. На базаре свидимся, – отмахнулся Рогозин. Оставшись один, долго сидел на бочке, хмуро смотрел на валявшуюся между ног кожаную суму.

11 августа, 12 час. 10 мин.

Бурковский плотно прикрыл дверь капитанской каюты, прислушался. Потом принялся расхаживать между столом и дверью.

– У меня к тебе, Петр, поручение особой важности.

В каюте они были сейчас вдвоем. Чувствовалось, что Бурковский был внутренне необычно напряжен, натянут и то в же время немного смущен.

Речь идет о судьбе всей нашей команды. Не удивляйся, что я обращаюсь именно к тебе. За эти дни я лучше узнал тебя. Верю – ты не подведешь. Сейчас все мы на краю пропасти. Люди устали, разуверились. Для многих игра закончена. Я был бы счастлив, если б сегодня с берега на судно вернулась хотя бы половина команды. Словом, мне необходима твоя помощь.

– Я не знаю… – Петя растерянно, с удивлением слушал капитана. – Разве я смогу?

– Сможешь, – Бурковский подвел Петю к столику, откинул серое полотно, прикрывающее рундучок. – Здесь все наши деньги, единственное сейчас для всех нас спасение, – Бурковский вытащил из кармана бушлата ключ. – Храни и никому не передавай. Кто бы у тебя того не требовал. Второй ключ – у Рогозина. Это человек надежный.

– Я знаю…

– Вот как… – коротко усмехнулся Бурковский. – Что ж, тем лучше. Значит, обо всем договорились. А теперь выйди, я должен переодеться, – Бурковский скинул бушлат, Петя увидел на его груди глубокие шрамы.

11 августа, 12 час. 55 мин.

О, Базар! Восточный базар!

Кто не видел его, не знает, как благодатна и щедра земля, на которой живет человек, как прекрасна эта жизнь, как ярки ее краски!

Горы золотистых лимонов, персиков, апельсинов, темно-желтый ливень бананов, бесконечные гряды совершенно незнакомых, диковинных красных, белых, оранжевых, черных, фиолетовых, сочных плодов! Как же по ним истосковались ватные от цинги десны, с каким упоением впиваются в горько-сладкую мякоть расшатанные зубы!

Русские солдаты, моряки, бывшие каторжники в счастливом изумлении, не веря своим глазам, бродили между бесконечных рядов, с восторгом вдыхали чудные пряные ароматы.

И сыпались им в шапки, в подолы рубах, приобретенные на русское золото плоды – грошовый по представлениям туземцев товар, дары солнечной земли, которые росли здесь на каждом кусту и которые были дешевле маисовой лепешки.

– Они сумасшедшие, эти белые! Из какого сумасшедшего дома они приплыли? – сверкая ослепительной белозубой улыбкой, ахала коричневая молодка, обращаясь к сморщенной, как моченое яблоко старухе-торговке, соседке.

– Они не сумасшедшие, они больны и голодны, – вздохнула старуха и незаметно опустила апельсин в карман продранной робы проходившего мимо русского матроса.

11 августа, 16 час. 00 мин.

На центральной базарной площади – праздник «зеленого змия». Здоровенный детина, мясистый, ширококостный, восседал между бочек, прикрыв набухшие веки, свесив между колен бурые окорокоподобные ручищи.

Возле его ног вилась, гримасничала, виляла розовым задом макака.

Рогозин нерешительно потоптался и пошел было дальше, но детина приоткрыл глаз и слегка поманил его толстым пальцем.

Рогозин, прижимая к груди суму, спрятанную под драной робой, приблизился.

Виноторговец подал едва уловимый знак – обезьяна насторожилась, задрав хвост, привстав на задние лапки. Виноторговец что-то утробно буркнул – обезьяна молнией взметнулась на гору бочек, едва касаясь их, схватила большой оловянный ковш, слетела вниз и, подставив ковш под крантик, наполнила его ромом.

Рогозин вытащил из-под робы золотой, обезьяна цепко стиснула его, повертела перед глазами, ловко засунула за щеку и протянула наполненный до краев ковш.

Рогозин жадно припал к нему…

11 августа, 16 час. 10 мин.

Бурковский вошел в приемную.

– Господин губернатор ждет Вас, – вскочил секретарь и пропустил Бурковского в огромный, обитый красным деревом кабинет.

– Поручик Его величества императорской гвардии Бурковский, – представился Стефан выходящему навстречу ему из-за стола господину.

– Очень рад! – к нему, степенно переваливаясь, приблизился седовласый человек с подагрической внешностью, с бритыми румяными щеками. У него были полные круглые руки, круглые ноги, круглое туловище. Голова его едва достигала плеча Бурковского.

– Весьма рад! – повторил губернатор.

11 августа 16 час. 15 мин.

Виноторговец, оставаясь в полудреме, довольно цыкнул.

– Обезьянка вновь устремилась к крантику, снова ковш – до краев.

– Больно сладка у тебя водица, – принимая очередную порцию и отдавая золотой, сообщил макаке Рогозин. – Сейчас бы водочки!.. Да разве тут в вашей Макеу отыщешь?

Несмотря на критические замечания в адрес рома, Рогозин осушил и этот ковш с такой же быстротой, как предыдущие.

Виноторговец, уже не скрывая потрясения, отворил оба глаза и, почтительно глядя на Рогозина, тяжело кряхтя и отдуваясь, приподнял свое рыхлое туловище с сиденья, накрытого цветастым, правда, сильно засаленным истертым ковриков.

Обезьяна по привычке бросилась к крану, но виноторговец отпихнул ее ногой и самолично преподнес полный ковш удивительному покупателю, ни капли не пьянеющему, к тому же сказочно щедрому.

Рогозин принял ковш и чуть было не расплескал – в ногах вертелась, тыкалась в колени обезьяна, задрав лапки, протягивала громадную янтарную кисть винограда.

– Смотри! Зверь, а соображает, – Рогозин расчувствовался, поскреб обезьяну между ушами. – Ты бы мне хлебца черного, да с огурчиком…

Обезьяна, прыгая в восторге, старалась всучить виноград.

– Ладно, уймись, прикомодная! Вижу, торговать умеешь, – Рогозин передал в цепкие обезьяньи пальцы золотой, отодвинул протянутую виноградную гроздь. – А это – тебе.

За этой сценой внимательно наблюдали пятеро оборванных туземцев, под их лохмотьями угадывались крепкие, отлаженные мускулы.

– Эй, братва, давай, подваливай! – почувствовав их упорный взгляд, обернувшись позвал Рогозин. – Угощаю!

Оборванцы тут же очутились рядом.

– Наливай свою липучку! Только быстрее! – вкладывая горсть золотых в задрожавшие руки торговца, приказал Рогозин. – Давай! Быстро!

– Йес! Йес! Бистро! – загомонил торговец, продемонстрировав, несмотря на свои гигантские размеры, удивительную проворность.

Вмиг откуда-то появилась разномастная посуда – кружки, пиалы, чашки. Ром полился рекой. Казалось, возле бочек собрался весь базар, но подходили, спешили со всех сторон новые и новые, желающие приобщиться к дармовому пиршеству.

– Веселись, братва! Запомни русских – гудел на всю площадь Рогозин. – Наливай! Быстро!

– Бистро! Бистро![1]1
  В Макао и до сих пор круглосуточно открыто множество кафе-забегаловок «бистро» – след посещения колонии в начале прошлого века русскими. Немного позднее «бистро» появились в Париже – память о казаках, которые гуляли во французской столице после победы в войне с Наполеоном.


[Закрыть] – восторженно глядя на бородатого рыжего великана, ниспосланного будто самим небом, кричали, пили, приплясывали вокруг.

И тут перед Рогозиным предстала женщина…

– Никогда за всю свою глухую, беспросветную каторжную жизнь не встречал он такой красавицы. Красное платье, плотно облегая ее, подчеркивало восхитительное тело, лавина волос густой темной волной обрамляло ее смуглое прекрасное лицо. Рогозин ошалело глядел на тяжелую налитую грудь, полные мягкие слегка покатые плечи, гибкую талию над плавными изгибами бедер.

– Ну… ведьма!.. – вот и все, что мог прохрипеть, прошептать спекшимися от рома губами Рогозин.

И тут его как будто ударило!.. И он уже в тумане, влекомый красавицей-мулаткой, поплелся, покачиваясь через площадь.

– Бистро! Бистро! – кружился, качался, кричал в серой мути базар…

11 августа, 16 час. 30 мин.

В каюту спустился Малинин.

– Рогозин не появлялся?

– Нет еще… – привстал со стула Петя.

– Так и знал!.. – Малинин аж зубами скрипнул, приказал. – Дай немедля ключ от кассы!

– Чего тебе? – Петя попятился к сундучку. – Капитан никому не велел…

– Ладно, пацан, сейчас не до разговоров!

– Бурковский не велел!

– Дурак! Не дорос еще помощнику капитана перечить! Я при свидетелях! – Малинин указал на стоящих в дверях трех переминающихся каторжников.

Петя чуть поколебавшись, протянул ключ. Кассу открыли. Она оказалась пустой.

11 августа, 16 час. 35 мин.

Мы располагаем десятью тысячами рублей золотом, – заканчивал свой обстоятельный разговор с губернатором колонии Бурковский. – Это ровно половина того, что получит Его Величество король Португалии после нашего прибытия на родину. Мы в море почти полгода, и потому не знаем тонкостей ситуации в Европе. Но без сомнения хорошие отношения между такими двумя могучими державами как Лиссабон и Санкт-Петербург… Впрочем, я повторяюсь, извините покорно… – Бурковский улыбнулся.

– Был рад нашей встрече, – поднимаясь, сказал губернатор Макао. Для нас большая честь сотрудничать с великой Россией. Завтра мы с вами заключим соглашение, где все подробно оговорим. Вы получите все, что вам необходимо для дальнейшего путешествия.

11 августа, 21.00.

Портовый кабак тонул в дыму. Дым стоял такой густой, как будто одновременно палили из дюжины пищалей.

Рогозин пил все меньше, стараясь почаще наливать ханыгам, которые, как мухи облепили стол.

– Погодь, – отстраняя льнущуюся к нему всем своим роскошным телом мулатку, обратился Рогозин к собутыльникам. – Братва! Прошу, помогите! Иначе мы, все мои друзья-товарищи из этого вашего вонючего Макеу ни в жизнь не выберемся. Нам что нужно? Перво-наперво паруса. Вы ж все рыбаки, что вам объяснять… Второе, конечно, вода… Ну и солонины немного. На первый случай. Дальше море-океан прокормит. По рукам?

– Йес! – поглощая ром, охотно кивали портовые ханыги.

– Значит выходит – сладили! – обрадованный Рогозин опять начал разливать по кружкам. – Я заранее знал – поймем дружка дружку! А Стефан, кореш мой, меня не слушал. Хоть я его и люблю, Стефана, однако он бывает часто что ни на есть чудак! Чего он, скажи, с какой-то такой… попер к вашему барину? К этому… извини… губернатору? Он за эти паршивые паруса с нас десять шкур содрал бы. А мы договоримся! Черный люд всегда меж собой договорится.

– Йес! Йес! – поддакивал «черный люд».

Внезапно чья-то костистая рука горячим жгутом обвила шею Рогозина и он услышал возле уха жаркий шепот:

– Рашен! Они – отнимать золото! Уходи! Бистро!

Сидящий вплотную худой, как скелет, китаец медленно снял с шеи Рогозина руку и тяжело, боком, повалился на стол, продолжая не отрываясь и не мигая, смотреть в лицо Степана. Рогозин впервые увидел его трезвые, полные отчаянной тревоги, умоляющие глаза…

Хмель сняло, как рукой. Рогозин наконец понял, в какой страшный капкан попал. Всей кожей он ощущал настороженные взгляды сидящих за столом.

«Спокойно! Спокойно! Надо срочно отсюда! Немедленно! Но как? Главное – ничем себя не выдать! Пусть думают – я пьян, пьян, как свинья! Кончить меня завсегда успеют… Здесь однако не начнут…»

Мулатка терлась щекой о плечо:

– Хочу бай-бай…

– Сейчас. Потерпи, дурашка. Вот только схожу… Пи-пи, понимаешь? – Рогозин поднялся, тяжело опираясь на стол, старательно покачиваясь, крепко прижимая под робой суму с монетами, побрел через дымный зал.

Открыл дверь в углу, пошел в полумрак. Прижал дверь спиной, прислушался. Здесь довольно тихо – лишь приглушенный гам кабака за дверью.

Он углядел лестницу, ведущую вниз, в темноту, и начал спускаться, нащупывая скользкие ступени, замирая на каждом шагу.

Он не успел сделать и десятка шагов, как наверху ржаво заскрипела дверь и прорезался луч света.

Рогозин прижался к стене.

Кто-то громадный, прерывисто сопя, начал медленно спускаться.

Шаги зловеще приближались.

Когда верзила очутился на пару ступенек ниже Рогозина, тот резко рванул его за рубаху и изо всех сил ударил ногой. Рогозин не видел – куда попал, услышал лишь грохот упавшего тела, тяжелого, как десять мешков с песком.

Тут же, наверху, опять открылась дверь и в просвете появился коренастый человек.

– Майкл! – позвал коротыш и добавил что-то очень сокровенное, но что именно Рогозин, естественно не понял.

Не получив ответа, коротыш бросился вниз. Остановился на полпути, свесился через перила в темноту: – Майкл!

Рогозину и на сей раз повезло: враг его не заметил. Сколько их еще? Сколько бы не было, пути назад отрезаны. Была не была!

Рогозин подскочил, обхватил коротышку за ноги, приподнял и перевернул через перила. Раздался отчаянный предсмертный вопль и тут же глухой шмякающий удар.

Рогозин сообразил, что лестница ведет в какой-то неимоверно глубокий подвал, в преисподнюю… Он рванул наверх.

Но как только подбежал к двери, она вновь неожиданно приоткрылась и еще один громила, держа в руках свечку, просунул в темноту голову:

– Эй, парни! Мы ждем! Какого хрена!.. – неожиданно заорал он совершенно чисто по-русски.

И осекся – увидев в свете свечи лежащего невдалеке на ступенях товарища.

Громила замер. И тут Рогозин всем своим могучим телом налег на дверь, зажав громиле голову.

Свеча покатилась вниз по ступеням, погасла. Наступил полный мрак.

Рогозин отпустил дверь, гигант беззвучно осел на пол.

Рогозин переступил через обмякшее тело и вновь очутился среди угарного веселья.

В кабаке продолжалось Вавилонское столпотворение. Пьяно бродили, переворачивая табуреты, качались в любовных объятиях, трясли друг друга за грудки, пили, запрокинув голову из бутылей, сдирали платья, валялись под столами. Вдоль стены иссохшие люди курили кальян.

Рогозин, прячась за спинами блуждающих посетителей, осторожно пробирался к выходу.

Перед дверью оглянулся. За его столом народу сильно поубавилось. Блаженно раскачивался незнакомый старик со слезящимися глазами, пышногрудую красавицу-мулатку лапал парень в красном платке, надвинутом на глаза.

Рогозин брезгливо скривился, плюнул под ноги, распахнул дверь, шагнул – и замер. Его поджидал огромный слоноподобный верзила. Необъятное брюхо, лысая голова, похожая на перезревшую тыкву, маленькие глаза-буравчики из-под сросшихся густых бровей поблескивали в свете падавшего из окна кабака. Столкнувшись, оба от неожиданности отпрянули. Рогозин среагировал первым. Со звяканьем ударилась о камни сумка с монетами. Рогозин схватил слона за горло. Бандит почти равнодушно смотрел на Рогозина – шея у него оказалась поистине стальной. Через секунду до слона дошло, что его душат. Он схватил Рогозина за руки, разнял их и тут же нанес Рогозину огромным кулаком удар в шею. Удар пришелся по касательной – Рогозин, увернувшись, дважды врезал слону в корпус. Слон, хрюкнув, покачнулся, но падая, успел схватить Рогозина за рукав. Оба покатились по ступеням. Рогозин оказался наверху и несколько раз, что есть силы, ударил ребром ладони по могучей, толстой, как дубовое полено шее. Слон, взревев, стряхнул Рогозина и вновь вскочил.

Они стояли, чуть наклонившись, обливаясь потом, выжидая момент, чтобы броситься друг на друга.

– Кончай с этим дерьмом! – услышал вдруг Рогозин за спиной сиплый голос…

11 августа, 21 час. 20 мин.

Малинин, мрачно насвистывая, шел по палубе. Вечерело. Высоко догорали красные закатные облака. Вдруг на плечо Малинина легла цепкая рука. Малинин мгновенно оглянулся – сработала почти врожденная готовность к немедленному отпору и нападению.

Перед ним стоял вечно угрюмый длинноносый боцман.

– Спужался, Андрюха? Не надо. Это всего только я.

– Вижу. Чего тебе? – буркнул Малинин, стараясь скрыть минутный страх. Чертыхнулся про себя: уж больно пуглив стал в последнее время, не в меру. – Чего пялишься? Выкладывай.

– Выкладывать мне нечего, Андрюша. Ты и сам в полной известности.

– Надрался уже? Пойди, проспись! – в душе Малинина заныла непонятная вязкая тревога.

– Чего хвостом виляешь, Андрейка? Виляй-не виляй, а наружу все завсегда выходит…

– Чего выходит?

– А выходит Андрюшечка, что ты есть настоящий подлец.

– Ты!.. Гад! – Малинин схватился за пистолет.

– Не надо, Андрюха, не надо, – тихоньким елейным голосом продолжал боцман. – Не куражься. Сам ведь знаешь, что рожа твоя в пуху.

– Молись, образина! – Малинин выхватил из-за пояса пистолет.

– Убери дуру, – лицо боцмана окаменело, он уже не походил на недалекого полудурка-службиста, Малинин увидел вдруг перед собой бандита, а цену таким людям и то, на что они способны, он слишком хорошо знал.

– Чего надо? – Малинин опустил пистолет.

– Вот уже другой разговор, – боцман оглянулся. – Дело есть, Малинин. Небольшое такое дельце. Видишь лодочку?

К борту, тихо шлепая веслами, приближалась лодка, в ней сидели двое.

– Хороша лодочка, верно? – голос боцмана опять стал глумливо-вкрадчивым. – Вот мы сейчас с тобой в эту лодочку сядем и поплывем в одно место.

– В какое такое место?

– А это я тебе после расскажу.

– Никуда я не поеду.

– Поедешь, Андрейка. Еще как поедешь. Пехом по морю на брюхе поползешь. А знаешь почему? А потому, Андрюха, что я знаю твою тайну. Это ведь ты нашептывал коменданту, царствие ему небесное, про готовящийся бунт. И про Бурковского. И про Степана Рогозина. Что они главные смутьяны – все это ты, ты милый!

– Врешь, гад!

– Нет, Андрюшечка, не вру. Думаешь, если коменданта убили, так концы в воду? Ошибаешься, голубок. «Зреет бунт, а я его не желаю, мне только год остался на каторге…» Не твои слова? Не ты, паршивец, коменданту друзей предал? А того не ведал, что этот твой поганый донос Петька, комендантский отпрыск, самолично случаем услышал. Слава Богу, что ты того не знал, не снести бы пацану головы!

– Опять врешь!

– Сам знаешь – не вру, – невозмутимо продолжал боцман. – Петька молчал-молчал, а потом об услышанном поведал, слава Господи, не этому дураку-шляхтичу Бурковскому, а нашему Ваньке. А Ванька – что? Силы много, драться не умеет. Ванечка, дубина стоеросовая, дал слово молчать. Чтобы среди всей нашей команды не производить смуту. Вот, решил, найдем свободную землю, выйдем на волю – там и поговорим. На том мы втроем – с Петькой и Ванечкой – и порешили. Порешить-то порешили, а если что… сам понимаешь. Бурковский такого предательства не простит. Не тот человек.

– И сука же ты… – еле слышно произнес Малинин.

– А вот лаяться не гоже.

Лодка подошла, с глухим стуком уперлась в борт.

– Что вы там, заснули? – вскочил, махнул рукой сидящий на корме.

– Сейчас-сейчас! – торопливо забормотал боцман, бросая трап.

11 августа, 22 час. 00 мин.

– Виват! Мы спасены! – Бурковский, радостный, счастливый взлетел на палубу и замер в предчувствии беды. Его встретили Некрасов, пятеро каторжан и два моряка.

– Где остальные?

– Разбежались, – отрапортовал Ваня-моряк – Как тараканы.

– Что? Все?

– Почти все.

– А где Малинин, боцман?

– Обещались вскоре вернуться.

– На минутку, капитан, – попросил Бурковского Некрасов.

Они вошли в каюту.

– Денег у нас больше нет. Рогозин пропал. Рундук пуст.

– Так… – Бурковский сел на край стола. – Это – крах.

11 августа, 23 час. 00 мин.

Петя бежал по городу. Все дома, обращенные к морю, были заперты. Набережная безлюдна. И только два туземца маячили вдали.

– Эй, мальчик! Ну-ка подойди, – услышал он голос за спиной.

Под полутемной аркой стояла накрашенная девица.

– Вы русская? – опешил Петя.

– Как видишь.

– А почему здесь?

– Это долгая история, – усмехнулась проститутка. – Дружка своего разыскиваешь? Возвращайся в порт. Те, кто плавает, далеко от моря не уходят.

11 августа, 23 час. 10 мин.

Они сидели в роскошно убранной гостиной: персидские ковры, золотые кубки. Вдоль стены взад-вперед вышагивал, волоча огромный пятнистый хвост молодой павлин.

Сидели четверо. Напротив Малинина и боцмана, за заполненным восточными явствами и винами инкрустированным столом, развалились в креслах тридцатилетний мужчина могучего сложения с маленькими проницательными глазками и огромным губастым ртом, похожим на кошелек, и другой – полная ему противоположность: тощий, узкое бледно-землистое лицо кофеиниста, крючковатый нос, тонкие, искривленные в постоянной усмешке губы.

Разговор шел жесткий, и узколицый человек едва успевал переводить. Человек этот при всей своей невзрачной внешности, можно даже сказать, отталкивающей наружности, имел природой данный талант – он был полиглот. Знание полутора дюжин языков – от русского до китайского – сделало ему карьеру. Он стал совершенно незаменимым человеком в окружении главы империи, под властью которой было все юго-восточное побережье Азии и ближайшие к ним острова.

Здесь, на перекрестке торговых путей, приходилось и грабить, и убивать, и переговариваться, и соглашаться, и не соглашаться на всех основных великих языках жителей планеты.

– Нам известно, – пискливо выговаривал наркоман, – что у вас кончилась вода, нет провианта, паруса разодраны в клочья. И ваше судно продолжать путь в поисках обетованной… то бишь, свободной земли… – тощий хихикнул, немного помолчал, – уже не сможет.

– Тебе-то какая печаль? – поинтересовался Малинин, отпивая.

– Вот он, – тощий ткнул пальцем в боцмана, уплетавшего ананас, – утверждает, что Вы, Андрей Малинин, – правая рука капитана Бурковского. Мы хотим с Вами иметь дело. Вы должны убедить Бурковского сдать нам оружие. Все, что есть на корабле. И порох, разумеется. В обмен вы получите новые паруса, пять бочек солонины и десять бочонков пресной воды.

– Ничего. Мы без твоей солонины прорвемся, – Малинин, выпив рома, довольно сильно нагрузился.

– Я и мой хозяин полагаем, что нет, – холодно заметил тощий.

– Мне плевать, что полагает твой хозяин, – захмелевший Малинин почувствовал прилив полузабытой отваги. – Мне плевать на всю вашу дерьмовую шайку. Мы вернем свои деньги. Увидите, мудаки. И если местная полиция узнает…

Малинин прервал себя на полуслове: мгновенно трезвея, со страхом глядя на сидящего рядом с тощим гиганта. Малинин решил, что его сейчас же схватит апоплексический удар: лицо гиганта стало бурым; он шумно со свистом засопел. Грохнул по столу – на пол попадала, разбилась посуда. Начал подниматься с налитыми кровью глазами.

– Полиция? – злобно повертел огромным кулаком. – Вот где у меня твоя полиция. Сдашь все оружие! Все! До последнего пистоля!

– Мы ж не против… Мы так с самого начала и договаривались, – срывающимся голосом затараторил боцман.

– Тогда какого черта мы здесь сидим и тратим время? – гигант начал потихоньку остывать. – Зачем ты привел сюда этого болвана?

Малинин, бледный и пришибленный, боялся шевельнуться.

– Простите, – проблеял боцман, – мне необходимо было поставить в известность господина Малинина о нашей сделке. Он, к сожалению, действительно ближайший сподвижник ихнего предводителя… Бурковский ему еще доверяет… Малинин в нашем деле как нельзя более кстати. Мне казалось…

– Хватит болтовни! – гигант вышел из-за стола, крикнул. – Рудольф!

Открылась дверь и на пороге вырос статный красавец с слегка вьющейся рыжеватой бородкой.

– К тебе дело, парень, – гигант вернулся к столу. – Завтра, – сказал он, обращаясь к боцману и Малинину, – прибудет к вам на корабль с людьми вот он, – гигант указал на вошедшего красавца. – Рудольф привезет товар и заберет оружие. Вы сдадите все. И чтоб никаких фокусов. Я лично проверю.

Гигант сгреб волосатой пятерней орехи с хрустальной вазы и швырнул их к стене, вдоль которой безмятежно прохаживался павлин.

Павлин от неожиданности подскочил и противно заорал. Но тут же успокоился и с жадностью набросился на лакомство.

12 августа, 0 час. 04 мин.

На противоположной стороне бухты светились огни, доносились пьяные песни.

Китаец, прикорнувший на корме одного из трех сампанов, которые лежали на воде у конца мола, заметил бегущего к нему Петю.

Он вскочил, быстро обмотал вокруг головы косичку, натянул темные широкие штаны на бедра и, бесшумно пошевелив веслами, словно плавниками, подвел к ногам Пети сампан, скользнувший, как рыба, легко и плавно.

…Петя увидел Рогозина, когда какие-то люди, согнувшись, волокли его к кустам.

Петя бросился к нему.

То ли его отчаянный крик, то ли неожиданное появление – непонятно, что спасло мальчика.

Ханыги разбежались, а на руках Петра умирал с ножом в спине, умирал бесславно, всегда такой понятный и добрый ко всем дядя Степан…

12 августа, 4 час. 00 мин.

Начинало светать.

Остаток экипажа собрался на корме.

– Кому ж ты, Стефан, казну доверил? – язвительно спросил Малинин. – Ему, этому сосунку?

Петя, потупившись, стоял поодаль.

– Мальчика не трогай, не надо, – сказал Бурковский. – Вся вина – на мне.

– Во-во. Все в благородство играешь. Как был ты панским отпрыском, так им и остался, – Малинин встретил ставший вдруг ненавидящим взгляд капитана и тут же сменил тон. – Пошутил я, Стефан. Извини. Давай лучше к делу. Пока ты у губернатора пороги обивал, я нужного… вот такого!.. человека нашел.