Текст книги "Мастер для эльфийки, или приключения странствующего электрика (СИ)"
Автор книги: Игорь Осипов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
– Я думала, люди в темноте слепы, как курицы, – отозвалась Киса.
Я почесал в затылке.
– Обрадую. Не как сова, но вижу. А ещё в лесу сыро и холодно. Вещи до завтра точно не высохнут. Придётся весь день либо под фургоном прятаться, либо нагишом по поляне разгуливать.
Белая клякса застыла на месте. Послышалось недовольное бурчание на эльфийском. Но вскоре девушка нырнула под фургон и укрылась одеялом.
Я сел у кострища и поворошил веточкой пепел. Потом подкинул хвороста, положил бересты, опустился на колени и стал осторожно дуть. Вскоре по тонким полоскам берёзовой коры побежали язычки пламени. Я прикрыл огонь тонкими веточками. Через пять минут костёр стал разгораться. Хворост затрещал. Вверх потёк дым.
Я вытянул руки, наслаждаясь теплом. И как-то незаметно для себя уснул.
Красочный сон, как ему и полагается, начался на полуслове, как вырванная середины из книги страница, но при этом ты не удивляешься ни месту, ни окружающим тебя вещам.
Мы стоим на дороге. Фургон. Лошади. И ко мне медленной, вызывающе эротичной походкой приближается обнажённая Рина. Девушка томно глядит мне в глаза, а оказавшись рядом, принимается неспешно и дразняще расстёгивать пуговицы на моей рубашке.
– Вань-Вань, – произносит она бархатным голосом, – почини меня.
Даже сквозь сон я удивляюсь. Но руки сами собой достают откуда-то скальпель, паяльник и изоленту. Рина наклоняет голову, мои руки ложатся ей на волосы, и начинают срезать скальп. По пальцам бежит чёрная, как отработанное моторное масло, жидкость. Под скальпом оказывается не мозг, а плотно утрамбованные радиолампы и многочисленные спутанные провода. Посередине воткнут точно такой же квадратик, как тот, что вырезал из робота Никита. Жёсткий диск. И даже пописан он карандашом красивым эльфийским письмом: «Рина».
– В этих женщинах хрен разберёшься, – бурчу я и трогаю проводки. – Вроде, всё целое.
Кладу скальп на место.
Рина поднимет на меня глаза, придвигается ближе и жарко шепчет:
– А хочешь, мы будем втроём?
Я не успеваю спросить, как меня отрывают от земли сильные руки. По логике вещей, я не могу толком ничего видеть, но это же сон. Потому словно со стороны вижу большого голема, который прижимает меня к себе. Голем оказывается женщиной. У него большие железные сиськи с болтами вместо соков, а между ног большим сверлом проделана дырка, из которой бежит по коротким кривым ногам густое моторное масло.
– Сестрёнка, он мой, – шепчет женским басом голем.
Он очень холодный, аж всё нутро сводит, словно на льду валяюсь, и прижимает меня ещё сильнее. Если бы это было на самом деле, у меня бы уже треснули рёбра и сломались руки. Но это сон, и я просыпаюсь.
– Бред, – сразу же сорвалось с моих губ. – Приснится же хрень.
Я поёжился от утреннего холода и оглянулся на фургон, под которым спали девушки. Уже светало, и было видно, что они закутались в одеяло с головой.
Но смех смехом, а прибор, который ангел назвал подавителем, ни мне, ни гномам больно не сделал. А вот голему и эльфийкам – да.
– Не-е-е. Точно, бред, – повторил я, ещё раз тряхнув головой, и принялся собирать хворост, чтоб вскипятить воду.
Утро выдалось холодное. Осень начла потихоньку намекать, что скоро её смена. Скоро хмурая полногрудая женщина в золотом дождевике будет принимать по описи наши земли. Станет проверять дожди на исправность. Пробовать жёлтую краску для листьев и травы. Трясти спелые фрукты и торопить людей с уборкой урожая.
Осенью гномы, словно муравьи, закупоривают свои жилища и убирают торговые палатки с открытых мест. Усиливают сбор сена для кроликов.
Осенью эльфы запасаются углём и дровами для теплиц. Многие из них во время холодов подаются в паломничество к Великому Древу.
Что делают другие народы, не знаю. Они слишком загадочны.
Я вздохнул и подвесил котелок с водой над огнём.
Зашуршало. Это эльфийки стали выползать из-под фургона, словно сонные лисички, вылезающие из норы. Они та же зевали и потягивались.
Я старался не смотреть на них, но всё равно невольно бросал взгляд. Младшая, прячась за повозкой, так что только ноги виднелись, быстро оделась. Старшая же просто завернулась в простыню, как гусеница в кокон, обулась и неспешно пошла к кустам.
– Лампочка ты моя ясная, ты бы не ходила в мокром. Не лето на дворе, – произнёс я и поглядел на небо. Вроде бы ясное, но верхушки деревьев стали раскачиваться и шуметь от ветра. Дождь бы не пошёл, а то осень – баба капризная, что хочу, то и ворочу.
– Влага свежему листу только во благо, – отозвалась эльфийка какой-то поговоркой и отмахнулась от меня.
– Но ты же не кочан капусты и не помидорка, чтоб тебя поливать, – с натяжкой произнёс я. Ещё не хватало очень юного и очень зелёного ушастика простудить. Тогда точно устроит истерику по пропущенному первому поцелую.
Эльфийка снова отмахнулась, разгуливая в сыром платье. Она села рядом с костром и принялась черпать уху ложкой прямо из котла. Дичает. Так скоро и появится порода «дикие эльфы».
Вскоре и Рина вышла из зарослей и села рядом. Послышалось голодное урчание, и эльфийка, вся такая в простыне, как из бани, сглотнула слюну.
– Сейчас бы обычной сдобной булочки, – протянула она. – С обычной сгущёнкой.
Я хмыкнул и решил выпендриться. Благо, настроение соответствующее. Эти две барышни уснуть не дали своими голыми обнимашками. А вот дали бы кой-чего – уснул бы как младенец. Но нет же, мы же гордые дети Великого Древа.
– Просто сдобная булочка? Просто сгуха? А тебе слабо самой испечь и сварить?
– В чём подвох? – с растерянностью на лице спросила Рина. Она поплотнее прижала к себе края, опасаясь сквозняка. К ней быстро подползла Грелка, которую девушка подняла и посадила на колени.
– В том, что ты не сделаешь. Кишка тонка. Для сдобы нужны дрожжи. А для сгухи – руки прямые.
– Я не дура на поводке, я даже не буду этим заниматься, – вздёрнув носик, ответила Рина.
– То есть, ты хочешь долг по полной программе? – расплывшись от уха до уха, съязвил я.
Девушка смерила меня взглядом с ног до головы и что пробурчала на эльфийском. Что-то очень ядовитое. Даже без перевода слова показались концентратом кислоты.
Она отвернулась и демонстративно начала колдовать.
Я сел, налил себе похлёбки и стал наблюдать. Девушка водила руками, что-то чертила и писала в воздухе пальцами, доставала блокнот и проводил долгие вычисления в столбик. А перед ней возникали разноцветные светящиеся геометрические фигуры и символы.
И тут как раз в разговор вклинилась Киса:
– А ты знаешь, что сестра не просто волшебница. Она мастер ветви жизни третьих высот. Сейчас вспомню слово на вашем. Чудное такое. Она маг-генетик. Она самые лучшие дрожжи сделает. И твою сгуху в пробирке вырастит. И тесто изо мха создаст.
Рина что-то поцедила на своём, явно осаждая сестру. Но та уже вошла в раж.
– И рыбу твою сразу вяленной сделает.
– Замолчи, – прошипела старшая, как рассерженная кошка, но младшая не слушала.
Я встал и подошёл к эльфийкам:
– Спорим, не сделает.
– А спорим, сделает! – уже орала на всю поляну Киса.
– Замолчи, – повторила, сверкая глазами, Рина.
Я упёр руки в боки.
– Давай так, если она сделает сдобные булочки со сгущёнкой с вашей хвалёной эльфийской генетикой, я спишу долг. Ограничусь поцелуем в щёчку. А ты… – я замолчал, подбирая соразмерное желание. С сексом точно облом будет, так что я ничего не теряю, зато будет забавно посмотреть на их потуги. – А ты мне навсегда отдашь свой бластер и тоже поцелуешь в щёчку.
– Ну и поцелую! – вспылила Киса.
– На глазах у своей бабушки.
Киса запнулась, покраснела и вылупилась на меня, словно применил запрещённый приём. И лишь через десяток секунд, которые она провела, молча разевая рот, как рыба на воздухе, выпалила:
– А вот и поцелую!
Я зловеще потёр руки, предвкушая зрелище, а потом посмотрел в небо. То стремительно чернело. Где-то недалеко прогремел гром. Значит, надо натягивать тент для коней и освобождать место в фургоне для нас. Надо как-то сушить одежду.
Глава 21. Тоска и склоки
Еле успел дотащить последнюю охапку веток и натянуть тент для скотины, как пошёл дождь. Нет, не ливень, какие бывают летом, а тот противный моросящий дождичек, мерзко падающий за шиворот, подло нападающий вместе с грязью на ботинки, проникающий под тент вместе с промозглым сквозняком.
Серое небо превратилось в сплошную мрачную пелену. А при взгляде на него в окружении высоких деревьев, создавалось ощущение, что находишься в комнате на цокольном этаже, и свет проникает лишь через узкие окошки, что у самого плохо побеленного потолка.
Летом дождь окрашивал траву, листву и цветы в сочне радостные краски. И ливень как ливень – тёплый, яростный и скоротечный, хотя и тучи чернее и гуще. Здесь же даже белые берёзы казались испачканными смешанной со шлаком серой известью.
Мдя. Гадость, одним словом. Которую, как говорил один мой неграмотный товарищ, надо пережить, скрепя зубы и стиснув сердце. А для этого нужно подготовиться.
Девушек к работам привлекать не стал. Рина, обёрнутая в простыню, маялась от безделья, слегка покашливая, но сейчас важнее сделать быстро, а это значит, самому. Тепличные барышни только помеха.
Уже попав под холодные капли, подставил под сгиб тента ведро, чтоб струйка воды текла не абы куда. Да и поить коней будет проще.
Второй полог натянул над небольшим пяточком рядом с фургоном, перекинув один край через тент повозки, чтоб на нас не лилось. Полоса ткани не очень широкая, и будь сильный ветер, брызги летели бы со всех сторон в лицо и костёр, но поляна окружена деревьями, ветер лишь слегка колыхал полотнище. Там и разместились эльфийки, прижавшись друг к другу. А у костра повесил одежду старшенькой.
– Ждите здесь, – проронил я, взял ружьё и достал из седельной сумки прорезиненый плащ серого цвета.
– Ты куда? – тут же забеспокоилась Рина, оторвавшись от занятий.
– Посмотрю, не ушли ли разбойники.
Девушка растерянно обвела взглядом поляну и встала, чуть не обронив простынь.
– Я с тобой.
– Боишься, кину вас здесь? – устало спросил я. Глубоко внутри росла злость, которую пока ещё сдерживал. Они прорывались лишь в виде раздражения. Злость на свою собственную глупость, что связался с этими ушастыми девками. Злость на погоду. Злость на самих девок, неспособных даже узел на верёвке завязать, сварить простейшую кашу или набрать хвороста. И, в конце концов, я здоровый мужик, у которого уже давно не было женщины, а тут эти дразнятся. Вот и сейчас Рина так поспешно встала, что низ простыни не прикрывал всё, что ниже пупка, а концы ткани болтались как полы плаща у театрального мушкетёра.
Я невольно уставился на причинное место, прикрытое аккуратным тёмным пушком. Вместе со злостью родилось чувство обиды, как у маленького ребёнка, стоящего у витрины с дорогой игрушкой или очень вкусной булочкой, которую ни купить, ни просто потрогать нельзя. Только и остаётся, что стоять и смотреть, надув губы. Но рано или поздно это надоест, и внутренний ребёнок, закричав на всю округу: «Не очень-то и хотелось!», пойдёт искать другую игрушку, другую булку. Пусть не такую вкусную и красивую, но зато доступную. Вот только беда том, что других рядом нет, а эти лежат на самом видном месте и дразнят.
Рина проследила мой взгляд и поправила простыню.
– Я скорее вас брошу, чем Гнедыша, – пробурчал я и направился к краю поляны. Там, у кустов, остановился и обернулся. – Больше никогда не буду связываться с эльфами.
Девушка молча села.
– А я заклинание метания ножей пытаюсь освоить. Поможешь? – раздались тихие слова за моей спиной.
– Чем я тебе помогу? – едва сдерживаясь, чтоб не повысить голос, переспросил я. – Я не маг. Или я должен сбегать в соседний город за магом?
– Ну, просто посмотреть…
– Тебе нужно чьё-то одобрение? Ты старше меня, а ведёшь себя как маленькая девочка. На бабку свою глянь. Она хоть и стерва, но делает то, что считает нужным без оглядки на других. А знаешь почему? Взрослые в одобрении не нуждаются. Они потому и взрослые.
Рина снова вскочила с места. В глазах уже не растерянность, а ярость. Глаза пылали словно щёлочки в дверце на печи, где гудит жаркое пламя.
– А ты жалкий эгоист! Ты только о себе и думаешь! Все вы люди такие: никчёмные, склочные, жадные. Хуже гномов! Правильно Кор говорит, что люди от домашней скотины ничем не отличаются. Только и могут, что жрать, срать и трахаться!
Я глянул на девушку, затем на замершую с раскрытым ртом сестру, сплюнул на траву и процедил в адрес Рины:
– Ты и сама наполовину скотина. А вторая половина – напыщенная, чванливая, самодурка с короной на голове и манией избранности. Все эльфы такие. А ваш Кор – просто древний ушастый фашист. Думаешь, я не знаю, как ваши бойцы-листорезы людей и гномов пачками на филе пускали? До сих пор сказки о ваших дозорах вместо страшилок рассказывают. В тёмном-тёмном лесу жил тёмный-тёмный эльф.
– Я не такая! А эльфийская война была четыреста лет назад! – срывая голос, заорала эльфийская полукровка и застыла со страдальческим выражением лица. Потом у неё словно ноги подкосились. Девушка села на место и зарыдала.
Я отвернулся и пошёл прочь. На душе стало очень гадко. Не надо было устраивать грызню. Грызня никогда ни к чему хорошему не приводила, но и молчать уже не было сил. Надоели.
Под ногами зачавкали мелкие лужицы, зашуршала мокрая трава. Мелкий дождик оседал на лицо и тёк по щекам словно слёзы. Не мои слёзы. Слёзы матушки природы по моей глупости.
Стоило прикоснуться к какой-нибудь веточке или кустику, как с него срывался ворох холодных брызг. Воздух пах грибами и гнилушками.
Рука держала мокрый ремень ружья. Потихоньку и ботинки стали промокать.
– Сука! – выругался я, когда одна ветка скользнула по лицу, оставляя царапину. По щеке побежала кровь.
Потом нога подвернулась на скользкой ветке, и я, перемешивая шипение и тихую ругань, похромал дальше.
Вскоре показалась дорога древних. Пришлось пригнуться и прятаться за кустами и стволами.
– Сидят, уроды, – пробурчал я и ткнулся лбом в шершавую берёзовую кору. – Что же делать?
Разбойники разбили по ту сторону дороги лагерь. Отсюда виднелись верхушки палаток. Поднимались четыре струйки дыма. По дороге туда-сюда неспешно ходил человек с ружьём и в накидке.
Я ещё несколько раз несильно стукнулся о дерево, а потом осторожно двинулся обратно. Надеюсь, не заметили меня.
Путь до края леса и обратно занял час от силы. Но вместе с грязью и сыростью дождь принёс усталость, смыв злость. Глаза почти равнодушно пробежались по поляне. На ней всё было по-прежнему. Рина сидела на своём месте, покачиваясь. Только Киса куда-то отлучилась. Стреноженные кони прятались под тканью, время от времени подходя к ведру и с шумом втягивая в себя набежавшую туда дождевую воду.
– Нас караулят, – без предисловий произнёс я мрачным голосом, остановившись рядом с эльфийкой.
– У сестры жар, – так же тихо произнесла Рина и подняла на меня красные зарёванные глаза. Словно в подтверждение её слов из фургона послышался кашель.
– Я же говорил, что не надо в мокром ходить. Нет, блин, мы же упёртые высшие создания, – протянул я и вытер лицо ладонью.
Бесят эти эльфы, но не желал я им смерти, а от пневмонии запросто отбросит ушки в стороны.
Рина приоткрыла рот, словно хотела что-то возразить, но в итоге лишь поморщилась и задрала глаз к небу, сдерживая накатившие с новой силой слёзы.
– Прости, что больно сделал, – произнёс я и сел рядом, прямо на мокрую траву. – Знаешь, мне пришлось взрослеть с семи лет, когда отец отдал в гильдию, но взрослеть в любом возрасте больно, и часто хочется хоть ненадолго стать ребёнком. Знаешь, я даже завидую вам. Вы можете позволить себе побыть маленькими.
Рина вытерла краем простыни глаза и заговорила, теребя в пальцах этот самый краешек.
– Я не виновата, что полукровка. Мама работала… до сих пор работает переводчицей в посольстве северных гаю у людей. Не самая длинная веточка на древе, но и не только что проросшее зерно, – Рина поглядела на меня и пояснила: – Чиновница среднего звена. В общем, там она когда-то познакомилась с человеком. Я его даже не видела ни разу. Говорят, этот… спецназ. У людей есть поговорки: косая сажень в плечах, кровь с молоком. У нас говорят: цветущий церкатаж. Это дерево такое из нашего мира. На дуб похоже. А цветы как у каштана, только ярко-оранжевые. Красивые. Мама сильно увлеклась ещё молодым тогда воином. Потом родилась я. Говорят, мама рассталась с ним, но до сих пор дружит по переписке. А ещё я не хочу никого убивать. Я не подливаю воды на ветвь кроваво-острых листов.
Рина снова вытерла слёзы.
– Нам надо в общину. Там лекарства для Миты, – проговорила она.
– Нельзя, – покачал я головой, – нас там будут ждать. Разбойникам что-то от нас надо, и свидетелей не оставят. Я сейчас даже вашему Кору, если придёт на помощь, буду рад.
– Он не придёт. Он почти сразу после нашего отъезда должен был убыть в столицу для доклада. В общине проездом. Только к зиме в отпуск приедет.
Я усмехнулся и откинулся назад, только потом сообразив, что мой затылок упёрся Рине в бедро, но облизал губы и не убрал, ожидая нагоняя. Слишком соскучился по женскому теплу, чтоб упускать хотя бы такую маленькую радость.
Мои волосы были мокрые и холодные, но девушка не стала устраивать истерику или отстраняться.
– Что тогда делать? – услышал я тихий и усталый голос.
– Тогда бросаем фургон и движемся по самой границе между фонящим лесом и полем в сторону Стеклодара. Движемся верхом и по сумеркам: утром с рассвета и вечером от заката до темноты. Так нас труднее будет заметить и сложнее попасть из ружья. В случае нападения уходим в лес и отстреливаемся. Если появится опасный мутант, выходим из леса. Там проще уйти от чудовищ верхом. За трое суток должны управиться. Возьмём самое необходимое: еду, воду, оружие, газ, одежду.
Рина медленно кивнула.
– Я попробую создать лекарства. Хотя бы простейший антибиотик и жаропонижающее. Это поможет дотянуть до Стеклодара.
Мы замолчали. Почему-то не к месту подумалось, что Рина не может быть роботом. Я бы, наверное, почувствовал разницу между механизмом и живым человеком.
– Почему ты считаешь, что полукровка – это приговор?
– Потому что я ни эльф, ни человек, – прошептала Рина, и её губы снова задрожали.
Я повернул голову. Щека легла на мягко и тёплое бедро девушки. Одновременно с этим стал виден низ её живота, снова оголившийся из-за безвольно спавшего края простынки. Да и бог с ней, не светит мне эльфийское тело. Хоть наш Бог, хоть эльфийское Древо, хоть гномьи тотемы, хоть орочий Многоликий Вождь, хоть гоблинские болотные божки.
Тяжело вздохнув, достал зажигалку и чиркнул кремнём. Оранжевый с голубой каёмочкой язычок пламени задрожал на ветру, как готовая взлететь стрекоза трепещет крыльями, но не погас. Огонь свечи, зажигалки, лучины. Войн было много. Не только эльфийских. Когда начался передел нового мира, были и религиозные войны. На осколках прежней религии появились новые правила. Если нет с собой креста или святой книги, зажги живой огонь, как свечу в храме, помолись. Ибо огонь – это свет.
Я не верующий, но когда тяжело, любому хочется хотя бы надеяться на помощь свыше.
– Господи, помоги. Дай сил, – пробормотал я, а потом захлопнул зажигалку и поглядел на эльфийку. Молитва закончена. Не зря же говорят, не боги лампочки зажигают. На бога надейся, но фазу проверь.
– Быть полукровкой тяжело, но ты ошибаешься, – произнёс я. – Ты и эльф, и человек.
Я встал и хотел уже было уйти, но почувствовал, как тонкие пальцы сжались на моей руке.
– Не уходи, пожалуйста, – прошептала Рина.
– Я только дров подкину и поковыряюсь в сумке.
Пальцы разжались, отпуская меня.
– А Кор тоже цветущий церкатаж? – неожиданно для самого себя спросил я.
– Нет. Он вечнозелёный кедр. У нас не росли кедры, но это хвойное дерево ему очень подходит. Бабушка его так иногда называет.
Ладно, лирику в сторону. Лагерь сам себя не соберёт.
Сумки были здесь же, под навесом, потому пришлось сделать всего два шага. Немного поковырявшись в ней, я извлёк на свет очень дорогую вещь – толстый прозрачный полиэтиленовый пакет, уже на несколько раз залатанный у мастеров по пластику. Из него вытащил две запасные рубахи и чистые сухие портянки. Рубахи были обычные светло-бежевые льняные, с длинными рукавами.
– На, – протянул я обе Рине.
Девушка молча взяла и развернула рубаху, которая была ей великовата.
– Одна тебе, одна Кисе… то есть Митэ ар Кисан, – с улыбкой пояснил я. Рина тоже слегка улыбнулась.
– Отвернись.
Хотел уже сказать, мол, чего я там не видел, но передумал. Не время. Да и глупо хохмить, как подросток.
Рина быстро переоделась. На рубашке пришлось подворачивать рукава.
– Вот и всё, лампочка ты моя ясная.
Я потёр лицо и направился к лошадям, попутно поясняя задумку.
– Вы поедите на Гнедыше. Он спокойный. Мне тоже будет спокойнее, что дурная скотина скинет вас в самый неподходящий момент, а то и вовсе встанет в свечку и рухнет всем весом. Лошади тоже сальто умеют делать. И дурной может лягнуть так, что костей не соберёшь. Коню всё равно, кто высшая раса. Второго и третьего поведу под уздцы. На них загрузим сумки и вещи. В день будем проходить по тридцать километров. Больше нельзя, а то лошади утомятся.
Рина молча кивнула, несколько минут молча глядела в пустоту, а затем вдруг всхлипнула и произнесла:
– Ты прав. Надо становиться взрослой.
Девушка встала, натужно улыбнулась и залезла фургон к сестре, откуда всё чаще доносился надсадный кашель. Раздалась эльфийская речь. Девушки что-то обсуждали. Не знаю что, но вскоре Рина вылезла и встала рядом со мной.
– Я поговорила с ней. Мы поедем в Стеклодар, когда скажешь.
Я кивнул и стал заниматься сборами.
Старшенькая же села на место, подкинула хвороста в костёр, а затем принялась водить руками по воздуху. В этот раз вместо угловатых геометрических фигур перед ней возникли многочисленные сферы с символами и закрученными в спирали разноцветными цепочками. Под тонкими пальцами цепочки распадались на звенья и недлинные фрагменты.
Я даже вытянул шею, с любопытством разглядывая происходящее.
Руки Рины замелькали все быстрее. Девушка словно плела макраме из этих звеньев, откидывая одни кусочки и добавляя другие.
Как говорится, ни хрена непонятно, но очень интересно.
Так она работала около часа. За это время я успел надеть на лошадей упряжь и загрузить сумки. В конце концов, девушка устало отпустила руки и откинулась спиной, прислонившись к борту фургона.
– Нужен субстрат. Белок и углеводы.
Я почесал в затылке.
– Могу сгуху дать. Можно сыр с сахаром. И то и другое – белки и углеводы.
Рина со вздохом кивнула.
– И то и другое. Рисковать нельзя.
Я залез в сумку и кинул ей банку и свёрток.
Девушка тоже полезла в свои запасы, достав несколько толстых колб и длинных пробирок. Туда кинула перетёртые в пальцах продукты.
– Я поколдовала над плесенью. Теперь только ждать.
Рина огляделась, а потом наклонилась:
– Кис-кис-кис.
Откуда-то из-под фургона выползла, зубастая гусеница Грелка. Рина подхватила это несуразное создание и начала гладить по спине, шепча на эльфийском. Грелка завалялась набок и свернулась калачиком, как мокрица или ёжик. Тогда девушка вложила в серединку живого клубка несколько колб и погладила морду и спинку существа. Создание сжалось вокруг склянок ещё сильнее.
– Умница, – прошептала Рина, наклонившись к существу, – смотри, не урони.
Девушка ещё раз вздохнула и с улыбкой повернулась ко мне.
– Ты думал, я только ради забавы держу Грелку? Это генно-модифицированный организм, выполняющий роль инкубатора для проращиваемых бактерий, растений и грибов.
– Беру свои слова обратно, – пробормотал я, разглядывая происходящее. – Сама сделала?
– Купила за пять золотых яйцо у высших мастеров жизни, – с лёгкой улыбкой ответила эльфийка и нежно погладила Грелку.
– А эта херовина, надеюсь, живёт не меньше хомячка? А то пять золотых – сумма не маленькая.
– Лет сорок протянет при правильном уходе.
Рина отложила существо и встала. Было заметно, что у эльфийки от долгого сидения ноги и спина затекли.
Девушка потянулась с хрустом суставов и снова села.
– Поможешь с ножами, или опять будешь мораль читать?
– Показывай, лампочка моя ясная, – кивнул я и улыбнулся.
Все-таки хорошо, что она в чувство пришла. Эльфийская улыбка куда приятнее унылой рожицы ушастого воплощения грусти.
Глава 22. Омут кровавых воспоминаний
Кириин ар Кисан сидела одетой в мою рубаху на складном стульчике и водила пальцами по воздуху. Вся моя помощь свелась к тому, чтоб дать ей свой нож. А скандала было столько, словно должен был поклясться в вечной верности и рабстве.
Нож лежал перед девушкой на столике. Край столика был мокрым от брызг, его порой забрасывали под навес порывы ветра. Здесь же на небольшой подушечке лежала свёрнутая Грелка, из середины клубка торчали горлышки пробирок и колб. А из фургона доносился тяжёлый кашель. Кисе уже отнесли всё тёплое, что можно, и вдобавок котелок с заваренным чаем.
В воздухе перед колдующей Риной висели разноцветные светящиеся ниточки и сеточки. Часть их сходились на ноже. Как оказалось, волшебство – это не самая лёгкая профессия. Даже для этого простенького охотничьего ножика пришлось сперва найти центр тяжести, точный вес и какие-то точки привязки к осям симметрии массы. Не знаю, что это, но клинок весь сверкал, словно его разрисовали светящимся карандашом, а над ним плавали эльфийские символы и людские цифры.
– Слушай, – произнёс я, глядя на всё это безобразие, – а почему вы не используете свои совершенные числа?
Рина, с прищуром всматривающаяся в надписи и рисунки, зло зашипела:
– Не отвлекай.
– Нет, ну а всё же?
– Ваши числа удобны в расчётах, а наши стали… – девушка замялась, вспоминая слово… – сакральные.
– Эльфийская дурость, – ухмыльнулся я, поёжился и встал. Дождь лил уже полдня. Сырым стало совершенно всё. Я уже дважды успел сходить и посмотреть на разбойников, в надежде, что те отступят из-за дождя, но те были упёртые. – Рина, а расскажи ещё что-нибудь сакральное.
– Сакральную эльфийскую дурость? – переспросил девушка, надув губы и стрельнув в меня колючим взглядом. – Нет, теперь твоя очередь.
Я ухмыльнулся, глянул на серое небо и пожал плечами.
– Да нет у людей никакой сакральной гадости.
– Нет, тогда почему ты постоянно зажигалку зажигаешь и тут же гасишь? А ещё, я видела, что-то шепчешь при этом.
Рина не дождалась моего ответа, так как я засопел и почесал в затылке.
Девушка провела ладонью над ножом. Над оружием возникли четыре линии пересекающиеся в отмеченном яркой красной точкой центре тяжести. Я уже смог выудить из эльфийки, что это точка отсчёта по трём осям и вектор силы. Благо, грамотный, черчение, физику и арифметику проходил, потому понял. У меня как раз над столом висел плакат одного из основателей гильдии, который спас учебники из пылающей библиотеки древних. И даже перед главными воротами в училище-интернат стоял памятник. Человек выбегает из огня, прижимая к себе стопку книг. Из дорогущей бронзы, между прочим, отлит. Мы перед экзаменами всегда натирали корешки книг до блеска. Думали, поможет.
– Ладно, признаю, у людей есть много сакральных дуростей, – произнёс я, – всё и не упомнишь. Потом расскажу. А когда зажигаю огонёк, то прошу у создателя помощи.
– И он отвечает?
– Нет, но ведь не в этом дело, – снова пожал я плечами.
Рина не ответила. Она шевельнула пальцами, и нож сорвался с места, с тем чтоб со звоном удариться в ближайшее деревце и кувыркаясь отлететь. Ударился он плашмя о кору, даже не поцарапав.
– Не полушаицца! – рыкнула Рина, и в словах зазвучал акцент, значит, эмоции берут верх. – Я жы вцо прайвилно посцичала, вцэ цыфры правные, а он летит криива.
– Терпение и труд всё перетрут, – со вздохом произнёс я, глянул на небо и вышел под дождь. Там подобрал нож, подкинул, поймал за лезвие и метнул. Нож, сделав два оборота, пролетел десяток шагов и воткнулся в дерево. – Без труда не вытащишь и рыбки из пруда.
– Я поналла, – Рина вдруг подскочила с места, сделала вздох и продолжила уже почти без акцента, – он вращается. И потому летит ровно. Как гироскоп, ну волчок-юла. Потому же велосипед на ходу не падает.
– Я знаю, что такое гироскоп. Не полный идиот, – огрызнулся я.
А девушка тут же сникла.
– Это рассчитывать вектор силы так, чтоб вращался. У меня с кругами всегда плохо было. Там ещё это дурацкое сердце круга.
– Какое сердце круга? – нахмурился и переспросил я, вставая под навес.
– Число такое. Лариогра ар ларца. Оно примерно равно три с четвертью. – Рина вздохнула и пояснила: – Четверть от совершенных шестидесяти. Это на вашем три целых четырнадцать сотых.
– Число пи, что ли? – улыбнулся я. – Так я помогу. Я это хорошо знаю.
– О, непорочные гаш! – воскликнула Рина и воздела глаза к небу. – Я сама попробую.
– Ладно, дерзай, – ответил я. – Гаш и их загашница.
Вещи были собраны. Всё готово, чтоб по первому свистку тронуться в путь. Даже суп оставался на ужин. Потому я, не желая мешать упёртой эльфийке, сел рядом и достал дневник древнего. Уже привычно сунул за ухо.
* * *
«Сбой файловой системы! – громко произнёс женский голос. – Исправление ошибки! Сбой тегов просмотра! Поиск по тегу «гаш»!»
Не успел я удивиться, как мир дрогнул, исчез в белом мареве, а ему на смену пришёл другой. Серая комната. Посередине – железный полированный стол. На столе лежало вниз лицом обнажённее тело эльфа. Узнал его по длинным ушам и характерным косам. Бляшки сложены в медицинскую утку из нержавейки. Окровавленная одежда на кафельном полу.
Над телом наклонился мужчина в белом халате и со скальпелем в руке. На отдельном столике было много других инструментов, но я не врач, не разбираюсь в таких вещах.
– Эти ваши гаш – те ещё твари, – проронил анатомщик и поднял глаза сперва на меня, то есть на Никиту, потом на кого-то сбоку.
– Они не мои, – проронил древний.
Анатомщик хмыкнул.
– Закурить есть?
– Не курим, – раздался сбоку знакомый голос. Никита повернул голову, и я с радостью увидел здоровяка. Только выглядел он постарше, не двадцатилетний, как в бойне с роботами, а лет сорока. В волосах первая седина, на лице добавилось несколько шрамов. Голос стал хрипловат. А если по правде, то он стал за это время мне почти родным. И Никита родным стал. Чем чёрт не шутит, вдруг и про меня напишут воспоминания, и кто-нибудь будет их читать и смотреть. И буду родным для кого-то другого. Или будут ненавидеть.
– Док, – продолжил тем временем здоровяк, – ты бы видел, какую магию эти эльфы отчебучивают. Один нашего бойца убил, просто вытянув руку. Раз, и шея хрустнула. Пришлось давить гада из трёх стволов.
– Не верю я в магию, – с ехидным пафосом ответил анатомщик. – Ставлю на кон блок сигарет, что эти гаш – кучка избранных, которые захватили власть и паразитируют на религии, держа под контролем сверхважные технологии. Остальные эльфы – даже близко не допущены к святыне. Гаш подмяли под себя и эльфов, и гномов, разделив по кастам. Гномы – добытчики ресурсов. Тоже когда-то покорённый народ. Эльфы – техническая элита и бюрократы разных звеньев. Плюс, если гаш победят в войне, длинноухие станут прослойкой между людьми и гаш. Надсмотрщиками над нашим концлагерем. Ставлю мешок самосада. Высшие твари не захотят сами пачкать руки общением со скотом.
